Творческий экзамен

Дмитрий Спиридонов 3
В Литературном институте был день экзамена. В аудиторию вошёл очередной поступающий. 

- Ваше имя, молодой человек? – председатель комиссии профессор Кроманьонцев спустил очки на кончик носа.

- Иван Нудный, - высокий загорелый юноша держался непринуждённо, но учтиво. На нём был двубортный пиджак, кашне и мокасины.

- Что приготовили? Что будем читать? – спросил профессор, раскладывая по столу бумаги.

- Себя, - ответил юноша.

- О как!

Профессор Кроманьонцев посмотрел на коллег слева и справа: доцента Игрекова и доцента Лутовского.

- Значит, авторские произведения? Хм… Я не возражаю. А что скажут уважаемые коллеги?

- Довольно любопытно, - сказал доцент Игреков.

- Весьма интригует, - сказал доцент Лутовский.

– Давайте послушаем, - Кроманьонцев кивнул и откинулся на спинку кресла. - Пожалуйста, молодой человек. Приступайте.

Загорелый юноша отступил на шаг и заложил руку за борт пиджака.

- Иван Нудный. Стихотворение о детстве. Читает автор!

Откинув голову, абитуриент с чувством продекламировал: 

- Волосы.

Лопасти.

Скатерть.

Литейное!


Юноша опустил руку, склонил голову и замолк. Комиссия немного подождала, потом осторожно зашевелилась.

- Продолжайте! – подбодрил Кроманьонцев. – «Волосы, лопасти…» Нестандартное название для детского стихотворения.

- Это не название, - поправил Нудный. – Это всё.

Комиссия переглянулась. Доцент Лутовский задумчиво потянулся к графину.

- Гм-м-м… - протянул Кроманьонцев. – Как вы сказали, вас зовут? Иван Нудный?

- Да.

- Вы совершенно не соответствуете своей фамилии, - пошутил профессор и  коллеги вежливо улыбнулись.

- Не будем понапрасну задерживать молодого человека. У вас ещё что-нибудь есть? – спросил доцент Игреков.

- Да, конечно!

Юноша тряхнул гривой, снова отступил на шаг и заложил руку за пиджак.

- Иван Нудный. Стихотворение об осени. Исполняет автор.

Ситечко.

Мичманка.

Тетрахлорид!



Юноша снова замолк и с достоинством склонил голову. Комиссия была в некотором недоумении.

- Я так понимаю, произведение на тему осени закончено? – догадался доцент Лутовский.

- Да. «Ситечко. Мичманка. Тетрахлорид». Точка. Финал. А что?

Комиссия ещё раз пристально оглядела абитуриента Нудного.

- Детство вас вдохновляло больше, - заметил доцент Игреков. – Ему вы посвятили целых четыре пассажа. Волосы, скатерть, лопасти, ещё что-то…

- Литейное, - скромно подсказал юноша.

- Да, совершенно верно. В детстве без литейного просто никак.

- И без лопастей, - глубокомысленно вставил доцент Лутовский.

- …А вот с осенью вы обошлись всего тремя словами, – резюмировал Игреков.

- Но осень короче, чем детство, - резонно возразил юноша.

Это был веский аргумент.

- Не поспоришь, - согласился доцент Лутовский.

- У меня есть ещё о Балтийском море, - сообщил Иван Нудный. - Читать?

Профессор Кроманьонцев вопросительно покосился на коллег, зачем-то повертел очками в воздухе и водрузил их обратно на нос.

- Что ж… давайте про море.

Юноша Иван Нудный снова отступил на шаг и снова заложил руку за борт пиджака.

- Стихотворение о Балтийском море. Читает автор!

Крошево,

Грузди,

Исландия,

Замужем!


Нудный замолк и привычно склонил голову. Приёмная комиссия некоторое время безмолвствовала.

- Зато не нудно, - утешил всех доцент Игреков.

- Да, абсолютно не нудно, - наконец раскрыл рот профессор Кроманьонцев. – Живенько так. Балтийское море… Грузди… Исландия… Я бы сказал, семантически чувствуется влияние раннего Велемира Хлебникова.

- Возможно, аллегории частично позаимствованы у Гуро, - добавил Лутовский. – Вам близка фонетическая ритмика Гуро?

- Наверное… - сказал Нудный. - А кто он? Француз?

- Это «она», - сказал доцент Игреков. – Забудьте. Не заостряйте внимания.

- Я ещё и прозу пишу, - осмелел юноша. – Прочесть?

- Ах, у вас ещё и проза? – как-то странно обрадовался профессор Кроманьонцев. – Проза… Давайте спросим уважаемых коллег.

- Я думаю, со стихами уже что-то прояснилось, - доцент Игреков вытер лоб платком. – Время нам позволяет, укладываемся. Читайте прозу.

Иван Нудный отступил на шаг и заложил руку за борт пиджака.
 
- У вас нет при себе текста, - заметил доцент Лутовский. – Будете читать по памяти?

- Подозреваю, что юноша справится, - ответил вместо Нудного сам профессор Кроманьонцев.

Загорелый абитуриент встряхнул гривой.

- Иван Нудный. Роман ужасов. «Игнатия загрызли!»

Сказав это, Иван Нудный опустил руку и потупил глаза, всем видом давая понять, что продолжения не будет.

В аудитории Литературного института повисло долгое молчание. Доцент Игреков теребил галстук. Доцент Лутовский опять тянулся к графину. Профессор Кроманьонцев шевелил бровями, будто хотел убрать их за уши.

- Я даже боюсь спросить… - наконец сказал доцент Игреков. – «Игнатия загрызли!» - это было не название?

- Нет, - очень серьёзно сказал абитуриент Иван Нудный. – Это было не название. А роман ужасов.

Комиссия некоторое время раздумывала.

- Действительно, ужасно, - сказал профессор Кроманьонцев, принимаясь вертеть очками в воздухе.

- То есть больше мы ничего об Игнатии не узнаем? – печально спросил доцент Лутовский откуда-то из графина.

Юноша неопределённо пожал плечами.

- Не люблю делиться творческими планами, но … вообще-то я думаю над продолжением.

- Да уж, выкроите свободных полминуты, - посоветовал доцент Игреков.

Профессор Кроманьонцев хотел что-то сказать, но его опередили.

- А теперь повесть о любви! - сказал юноша Иван Нудный.

Он отступил на шаг, заложил руку за борт пиджака.

- Повесть о любви. Иван Нудный. Читает автор!

- Та-ак?… - почему-то шёпотом сказал доцент Игреков.

- «Антонину разлюбили», - отчеканил Нудный и замолк, словно ожидая аплодисментов.  Но аплодисментов не последовало.

- Я догадывался, - сказал доцент Лутовский и взболтал остатки воды в графине. – Я сердцем чуял, что Антонину разлюбят.

- Трагический финал! Хотя в начале этого ничто не предвещало, - с непонятной интонацией обронил профессор Кроманьонцев.

- Лихо вы закрутили, поздравляю, - похвалил автора доцент Лутовский. Юноша благодарно улыбнулся.

- Вам бы фамилию поменять, Иван, - прозорливо ввернул доцент Игреков. – Вы не Иван Нудный. Вы скорее Иван Краткий.

Решив не допускать томительных пауз, юноша Нудный снова отступил на шаг, заложил руку и звонко выкрикнул:

- Эротическая повесть! Иван Нудный. Читает автор! «Нагнули и вошли!»

- Хорошо, что не при детях, - сказал доцент Лутовский. – Какая порнография.

- Ответьте нам, Иван, - профессор Кроманьонцев оттянул губу пальцем. – Вы уже публиковались, издавались, кому-то предлагали свои произведения?

- Увы, полиграфические услуги сейчас дороги, - виновато сказал Иван Нудный.

- Пустяки, не в вашем случае, - сказал профессор Кроманьонцев. – Лично вы могли бы запросто печататься на трамвайных билетах.

- А на авиабилетах – издавать полное собрание сочинений, - чуть-чуть съязвил доцент Игреков.

- Впрочем, вспомнил! - сказал Иван Нудный. – Буквально вчера мне звонили из журнала «Клубный дзен».

- Наверное, просили повесть про Антонину сократить, - догадался доцент Игреков. – Не входила?

- Не знаю, - слегка пожаловался Нудный. – Мне сказали только «Угу». А что «угу»? Непонятно.

- Ничего страшного, - успокоил доцент Лутовский. - Они пребывали под впечатлением от вашего неординарного стиля.

- Признаться, и я малость не в себе, - пробурчал профессор Кроманьонцев, шевеля бровями вдвое сильнее прежнего.

- У меня есть и былинные сказы! – что-то вспомнив, воскликнул Нудный.

Проворно отступил на шаг, заложил руку за борт пиджака.

- Былинные сказы. Иван Нудный. Исполняет автор...

- «Муромцу не лежалось»? – внезапно предположил доцент Игреков.

Комиссия одобрительно захлопала в ладоши. Перебитый Нудный покраснел.

- Вы уже где-то меня читали?

- К сожалению или счастью - нет, - сказал доцент Игреков. – Интуиция филолога, знаете ли...

- Сюжеты ваших произведений довольно предсказуемы, Иван, - пожурил доцент Лутовский.   

- Если мне дозволено будет высказаться… - начал профессор Кроманьонцев.

Коллеги заинтересованно замерли, юноша тоже. Кроманьонцев помедлил и изрёк:

- Иван, я думаю, проза – это всё-таки не ваше направление. Поэзия… гм-м… для вас несколько перспективнее.

Члены комиссии с облегчением вздохнули.

- Да, - сказал доцент Лутовский. – Буквально сейчас, из воздуха, у меня  соткалось соответствующее случаю стихотворение. Я назвал его «Экзамен».

Лето.

Волнение.

Не поступил…


- Грубовато соткано, - заметил доцент Игреков. – А где «монпансье» и «оцилиндрованность»?

- Я же только учусь, - покаянно сказал доцент Лутовский и начал вертеть пустым графином.

- Я не поступил? – расстроенно спросил Иван Нудный. – Может, дальше почитать? У меня есть ещё несколько неплохих вещей…

- Не сомневаюсь, - внушительно сказал доцент Игреков. – Никто не сомневается, что вы очень плодовитый автор.

- Но думаю, на сегодня достаточно, - подхватил профессор Кроманьонцев. – Спасибо. Комиссия объявляет перерыв.

Выйдя из аудитории, профессор и доценты направились к курилке.

- Забавный малый этот Нудный, - сказал доцент Игреков.

- Кого только в Литературке не увидишь, - сказал доцент Лутовский.

Профессор Кроманьонцев тоже хотел что-то сказать, но у него запиликал мобильный телефон. Профессор вынул трубку, посмотрел на экран.

- Мы вам не мешаем? – спросили оба коллеги.

- Что вы, совсем нет, - сказал профессор Кроманьонцев. – Так, халтурка подвернулась. Сыну свояка надо докторскую написать.

- На тему?

- Сущая чепуха. Лингво-когнитивное моделирование реляционных речевых актов, метаязыковая рефлексия и аксиологическая структура франкских языков.

- О! Это серьёзный пласт.

Профессор Кроманьонцев быстро набрал несколько слов, отправил СМС и закурил сигарету.

- Вот и всё, - сказал он. – С него причитается…