Сентябрь-октябрь мы на занятия ходили, а в ноябре началась производственная практика. Наконец-то я шахту увижу. Любопытно мне. Где же оно, черное золото?
Меня направили на шахту «Кочегарка». Во время войны большинство шахт было взорвано, разрушено и затоплено. Приведу историческую справку, чтобы понятен был масштаб разрушений шахты «Кочегарка»:
От надшахтного здания с каменным фундаментом и кирпичными стенами сохранилась только часть стен, прилегавших к зданию подъемной машины. Каменное надшахтное здание у ствола №3 уничтожил взрыв. Металлический копер валялся на земле, часть конструкций немцы вывезли. Разрушены эстакады от надшахтного здания ствола №3 к башне и от башни к обогатительной фабрике, эстакады между стволами №1 и 3 и на терриконник. Деревянный копер шурфа №4 высотой 14 метров и машинное здание полностью сгорели. Железобетонное здание компрессоров взорвано вместе с фундаментами.
От здания вентилятора вентиляционного ствола №2 сохранилась только часть стен. Контора, нарядная, электростанция, часть котельной полностью лежали в руинах.
Ствол №1 был взорван на сопряжении с горизонтом 310 метров. В стволе №3 изуродовано устье, нарушена металлическая армировка, разрушено сопряжение ствола с околоствольным двором на горизонте 310 метров. Оба ствола в нижней части завалены нарушенным бетоном, породой и оборудованием.
Большая часть выработок была затоплена. Там, где использовалась деревянная крепь, под действием воды произошли завалы.
В сентябре 1943 года Красной Армией освобождена Горловка. Начались работы по восстановлению шахты. В первые месяцы после освобождения, в связи с отсутствием строительных материалов широко применяли камень, бут и кирпич от разборки разрушенных зданий.
В средине ноября 1943 года приступили к уборке разрушенного бетона в стволе и спуску материалов для ремонта сопряжения выше горизонта 310 метров. Ремонт сопряжения производился огнеупорным кирпичом, толщина крепи - два кирпича на цементном растворе 1:3, с забутовкой и заливкой пустот между кладкой и породой бетоном. Бетон готовили в околоствольном дворе горизонта 310 метров и ведрами подавали по полкам к месту работ. К 1 января 1944 года сопряжение было отремонтировано.
На поверхности в это время устанавливался деревянный копер и велись работы по восстановлению зданий ламповой, кочегарки, механической и электромеханической мастерских, кузницы, строительной мастерской; несколько зданий было отремонтировано и приспособлено для столовой, продовольственного магазина, медпункта и детского сада.
В сентябре 1944 года, после восстановления районной подстанции «Донбассэнерго» в Горловке, получившей напряжение с ЗуГРЭСа, шахту обеспечили энергией полностью.
К первой годовщине освобождения Донбасса от немецко-фашистских захватчиков, т.е. к 7 сентября 1944 г. первоочередные восстановительные работы по шахте № 3 были выполнены. Шахтеры рапортовали о готовности шахты к добыче угля в размере 80-100 тонн в сутки.
***
К 1953 году шахта работала в полную силу, была самой крупной в Горловке, и что самое главное для меня, она находилась в черте города. Мне повезло! Во время практики я могу на работу ходить пешком!
Ноябрь был холодный, уже выпал снег. Быть на шахте нужно в 6 утра, чтобы в пол-седьмого на первый наряд успеть, поэтому подъем у меня в 4. Быстро глаза продираю и бегом. Скользко, темно, дрожу от пронизывающего ветра, хоть и платок пуховый у меня поверх пальто крест-накрест повязан. Тогда Сталинский проспект (сейчас проспект Ленина) упирался в железнодорожные пути, через которые был пешеходный мост. Высокий, ступени крутые и скользкие, перила обледенели, руки по ним скользят. Валенки с галошами жесткие, по узким ступеням, засыпанным снегом, очень трудно и подниматься, и опускаться. Может, рискнуть напрямик? По примеру других работяг, спешащих на смену, я прямиком через рельсы перепрыгиваю. Опасно, конечно! Но поезда тут быстро не ходят, потому что станция «Горловка» близко. Если товарный поезд стоит не перейдешь. А если пассажирский - то через тамбур вагона пройти можно: «Здрасьте, товарищ проводник! А мы на работу!»
Любую шахту видно издалека, чем глубже шахта, тем выше у нее копер. И та самая красная звезда на копре горит. Значит, хорошо «Кочегарка» работает! Чтобы добыть уголь, брать приходится и породу, поэтому на каждой шахте есть отвал породы – террикон. Чем старше шахта, тем больше эта куча породы. Отвалы воняют, дымят, пылят, а иногда и горят. У «Кочегарки» огромный террикон, ведь шахте уже 85 лет.
Шахтный двор обнесен высоким забором, люди идут на шахту по пропускам через главный вход АБК – административно-бытового комбината. В здании все, что надо шахтеру: раздевалки, бани, ламповые, контрольные пункты пропуска – учет спустившихся в шахту, нарядные – где получают задания. Работает шахта круглосуточно, двор всегда освещен, постоянно что-то грохочет, лязгает, свистит и звенит.
Прежде всего меня посылают к кладовщику – получить спецовку. Это бесплатно! Мама все время преимущества повторяла: «Льготный стаж, бесплатная спецодежда, хорошая зарплата».
Кладовщица присвистывает:
- Ну и рост у тебя! Метр с кепкой в прыжке! Сколько?! 148? Радуйся, в армию не призовут тебя, там не меньше, чем полтора метра надо. Где ж я тебе спецовку найду?!
Она выдает мне огромную куртку и широченные брюки, каску и рабочие кирзовые ботинки самые маленькие, 40 размера. Руками разводит:
- Извини, нету у меня для малявок ничего. Иди в баню, переодевайся.
В женской бане душно, влажно и гулко так, что закладывает уши. Мне показали шкаф и выдали ключ. Банщица объясняет мне:
- Это чистое отделение. Здесь верхнюю одежду снимаешь, свои валенки с галошами, пуховый платок, что там еще у тебя? Все вещи оставляешь в шкафу. Ты должна полностью раздеться, пройти через моечное отделение на грязную сторону, там тебе тоже место дадут. Наголо раздеться, ты не поняла, что ли?!
Я растерялась:
- А как я идти буду?
Она смеется:
- Как все в бане ходят, в чем мать родила. Стой! Колодки возьми! Босиком не ходи.
В корыте с раствором хлорки лежат «колоды», банные деревянные тапки, все на одну ногу и одинакового размера, можно взять любые два. По мокрому скользкому полу из «метлахских» плиточек я перехожу с ворохом своей спецовки в «грязное» отделение. Тут в длинных шкафах с узкими железными дверками спецовка хранится, и запах непередаваемый! Меня он сразу до глубины души поразил, я же вообще к запахам чувствительная. Смесь пота, мазута, угольной пыли, машинного масла, сероводорода, азота и гнилой древесины. Это я потом разобралась, из чего он состоит. А в тот момент… нигде больше я такого запаха не слышала. Или как сказать? Не нюхала?
Со спецовкой мне молодая женщина-маркшейдер помогла разобраться:
- Брюки возьмешь домой, укоротишь на полметра. В куртке рукава закати. В носок ботинка давай сразу газеты напихаем, чтобы не болтался. Тебе портянки выдали? Намотай побольше. Под каску надо две косыночки, простую и шерстяную. Одну передом назад, другую задом наперед. И тепло, и каска крепко сидит. Дома свитерок найди старенький, рейтузы теплые, под спецовку надевать будешь. Надо полностью переодеваться, после смены и трусы, и лифчик будут черные!
Я уныло спрашиваю:
- А портянки обязательно? Я не умею.
Она говорит:
- Да ты носки за полсмены порвешь! Ноги натрешь и замерзнешь. Портянки – это милое дело. Смотри, как наматывать надо! Не спеша, все складочки расправить, чтобы не давили. Сначала хэбэшку, потом шерстяную. Ты быстро научишься, а потом пригодится, когда детишек пеленать будешь. Поверь мне!
На следующий день вышла я в этой экипировке к стволу. Огромные ботинки на толстой негнущейся подошве, носок жесткий, еле тяну свои ноги, не чувствую, куда их ставлю. Меня прикрепили к горному мастеру – десятнику. Десятник – это младший командир, лицо технического надзора. Парень молодой, он как меня увидел, аж присел:
- Вот это ботинки! Я бы в них по лаве и передвигаться не смог!
Посмотрела я на его обувь – крестьянина напоминает из русских народных сказок. На ногах глубокие галоши из толстой резины, но не такие легкие лаковые ботики, как моя мама и другие женщины в дождь надевают. А выше этих галош от щиколотки до колена нога плотной широкой лентой обмотана. Как же эта обувка называется? Он объясняет мне:
- В таких ботинках, как у тебя, с прочным носком, не на любой работе удобно. Вот проходчикам – хорошо. Если кусок породы на ногу упадет, чтобы пальцы не отбил. И тем, кому по воде часто ходить приходится. А забойщики, в основном, в сухих забоях работают, вот такие чуни надевают и онучи наматывают. В них тепло и по лаве лазить легко. Пойдем, сама скоро все поймешь.
Точно, вспомнила! Онучи. Только на иллюстрациях к сказкам крестьяне в лаптях были, а не в галошах.
И вот я, двадцатилетняя городская барышня, упакованная в уродливую спецовку, в тяжелых ботинках, как с гирями на ногах, пыхчу следом за моим наставником. На ремне через плечо у меня висит самоспасатель, 3,2 кг (цилиндрическая банка), с ним тяжело, неудобно, но без него – запрещено. В руке светильник – тоже банка с аккумулятором и лампой, тоже тяжеленький. Лампа светит во все стороны, головные светильники изобрели гораздо позже. У них батарея крепится на поясе, а головка-лампа на каске, это освобождает руки, и свет попадает именно туда, куда поворачивается голова.
Ствол прикрыт надшахтным зданием от дождя и снега, но оно открыто всем ветрам, здесь сильный сквозняк. Ствол обязательно должен быть открытым, чтобы в него свободно заходил свежий воздух, необходимый в шахте. «Ствол – это вертикальная горная выработка, имеющая выход на поверхность для спуска и подъема грузов, людей, и с целью вентиляции, - вспоминаю я термин из конспекта. - Да нет, это колодец!»
Огромный колодец диаметром 6 метров и глубиной от 200 до тысячи метров! Он связывает подземные работы с поверхностью земли. Стенки ствола железобетонные, и внутри колодец разделен металлическими балками на два сектора, по каждому из них ходит клеть. В клетях спускают и поднимают людей и грузы. Клеть – это огромная прямоугольная металлическая площадка, с длинных сторон полностью обшитая толстыми металлическими листами. А с коротких сторон - металлические двустворчатые двери высотой 1м 20 см, которые закрываются крепким затвором.
Вход в клеть с одной стороны, а выход - всегда на другую сторону. На Кочегарке клеть в 3 этажа. «Число людей, находящихся одновременно в каждом этаже клети, определяется из расчета 5 человек на один квадратный метр днища и должно быть указано в правилах внутреннего трудового распорядка, - вспоминаю я строчку из учебника. – Интересно, сколько тут квадратных метров?» Мы подходим к клети, стоит толпа рабочих. Может быть, нам нужно стать в очередь? Хорошо, что я не задала
этот глупый вопрос. Какая там норма?!
Клеть выезжает с рабочими, отработавшими смену. Уставшие, молчаливые, чумазые, они торопливо выходят из клети, как только площадка поравнялась с полом. Еле успевает последний выйти, как тут же меня толпой буквально вносит в клеть, я только успеваю ноги поджать, чтобы за рельсы не зацепиться. Попала я между спинами высоких парней, в ребра самоспасатели давят, по ботинкам сапоги топчутся, каска набок съехала. Носом в чью-то спину воткнулась, а голову повернуть не могу, козырек каски не пускает. Это тебе, девка, не романсы старинные петь на сцене!
Один этаж клети заполнен, клеть поднимается и заполняется второй этаж. Пока клеть возле ствола ждали на ледяном сквозняке, зуб на зуб не попадал. А сейчас я в середине зажата, и мне тепло. Заполнен 2 этаж, потом висим, пока все двери проверяются, сигналы подают, сверяют. Мне не по себе - вокруг меня полно чужих мрачно молчащих мужиков с топорами, ножовками, отбойными молотками. Потом точно так же грузится третий этаж. Получается те, кто первыми вошли в клеть, находятся в ней дольше всех. Ну, все, поехали. 800 м в глубину земли.
Канат подъемный очень длинный, он «играет», растягиваясь, а клеть его тянет своим весом, поэтому клеть подпрыгивает. Мой желудок и кишки подпрыгивают и сжимаются вместе с каждым движением клети. Мне очень страшно! Как представлю, что под нами сотни метров этого колодца, а под ногами тонкая железная площадка! С ума сойти! Мы висим на веревочке в пустоте! А если канат от клети оторвется?! Или просто лопнет? А может и с барабана соскочить!
На горизонтах клеть поочередно останавливается, и ее необходимо на «кулаки» посадить, чтобы она стала жестко. Но спешат шахтеры на участок, сами двери открывают и ловко прыгают, покуда клеть играет. На горизонте около ствола рудничный двор достаточно хорошо освещен, но дальше – темнота, и они в ней моментально растворяются. Потом снова двери закрывают, проверяют, стволовые перекликаются, звякают сигналы. Клеть грохочет, гремит, скрипит, голос глушит. Если сказать что-то, то надо громко крикнуть. Около ствола постоянно находится стволовая, она сигналы подает специальными условными звонками, когда клеть закрыта и готова спускаться дальше. Из верхнего этажа клети, что в стволе висит, кто-то кричит:
- Манька-а-а-а!
Та, что на сигнале, отвечает:
- А-а-а-а-а!
- Х** на!
Эхо повторяет:
- На-на-на-на!
И все хохочут. Она за словом в карман не лезет:
- Бросай его сюда! А он у тебя есть?!
Мне так стыдно! Хорошо, что не видно моего лица! Я не привыкла к таким шуточкам. Когда меня муж обзывал, это было оскорбительно и унизительно. А они смеются! Чем «круче» ругань, тем им веселее. Сплошные маты. Как будто бы слов нет других вообще. Я этого не понимаю, какая в этом нужда?
Спустились на глубину 400 метров. Этот шутник другую стволовую подкалывает:
- Зин-ка!
Она отозвалась:
- А-а-а-а!
- Х** на!
А Зинке его «шутка» не понравилась, видимо, и она решила по-своему весельчака проучить за то, что поймал ее врасплох. Взяла свою огромную железную телефонную трубку и начала делать вид, что ведет переговоры с машинистом подъема на поверхности, потом проверять что-то, потом дала такой сигнал машинисту, что он не понял. Он звонит ей и кричит:
- Не понял сигнал! Повтори!
Она дает сигнал - один длинный, два коротких, это значит, «чуть выше». Он выполнил, она – стоп, и другой сигнал - один короткий, два длинных, то есть «чуть ниже». Он выполнил. Многим уже понятно, что она просто время тянет. А в клети, на сквозняке-то висеть удовольствия мало! Еще и грязная вода со стенок ствола брызгает на тех, кто с краю. Да и план за них никто выполнять не будет, работа-то сдельная. Их уже начинает зло разбирать всерьез:
- Да что ты чухаешься там, сука?!!!
В ответ:
- Учу тебя, б***. Не будешь в меня своим х*** тыкать.
И отборные жирные маты с обоих сторон летают мимо меня, я только голову в плечи втягиваю, чтобы не зацепило, и не видно было, что волосы у меня дыбом под каской и двумя косынками стоят. Для них это привычно, удобно, другие слова не доходят. Как я буду выживать в этой чужеродной среде?!
Когда наконец-то выгрузились из клети, мимо рукоятчицы прошли молча, не глядя. Сразу исчезли в темноте, как призраки. Меня это тоже сразило. На Кочегарке 5 тысяч человек работает, но их никто и никогда не видит вместе. 4 смены в сутки, 15 добычных участков, и все это на разной глубине.
Мне тоже так прыгать придется?! Я не смогу! Между клетью и выработкой нет пространства, но там скользко, а клеть играет! Я боюсь, топчусь на месте, мастер крепко за руку меня взял, и мы с ним вместе шагнули. Долго идем на участок. Чем дальше от ствола, тем тише. Полная тишина! На земле не бывает такой тишины! Тишина давит на уши, стискивает голову. Это ни с чем не сравнимо. Это недра земли…
Там, на плакате в классе, движение людей идет по деревянным тротуарам, а здесь совсем не так! Выработка сильно зажата, никакого свободного прохода нет. Приходится идти между рельсами, по грязи, воде или по рельсу, как балерина. Балерина в ботинках 40 размера! Между рельсами почва изрыта и разбита конскими копытами. По этому месиву идти трудно, а идти 3 км.
Мой наставник подгоняет меня:
- Надо спешить, мы должны спуститься в лаву раньше, чем начнут работать забойщики.
Прошли мы от ствола по квершлагу, кровля, бока и пол у него из железобетона, капитальные. Потом перпендикулярно в штрек свернули, эта выработка уже поменьше сечением. Отдохнули пять минут, сели около дырки в почве, он мне:
- Я первый полезу. А ты опускай ноги в этот колодец, садись на то место, на котором всегда сидишь, и поехали. Левой рукой держись, правой ногой – ищи стойку, спускайся, а потом держись правой рукой, а левой ногой становись на стойку.
Что?!! Руки-ноги у меня короткие, на такие растяжки я просто неспособна! Это же больше двух метров получается! Приходится ему мне помогать. Он сунется на спине ниже меня, подставляет мне свои колени, я становлюсь ботинком ему на колено, как на ступеньку, потом на стойку, и так далее. Он мне показал, как светильник повесить крючком за 2 специальные прочные петли под воротником спецовки, чтобы руки освободить, а эта банка катается по груди, лампа светит мне в шею, а не под ноги. Совсем не видно, куда становиться! Лава длиной 120 м, а мы только до середины доползли! Присели на «костер», сложенные колодцем деревянные стойки, которые забойщикам для крепления приготовлены. Наше задание на сегодня – мерять здесь газ через каждый час. Когда начали работать забойщики, пыль снизу вверх потянулась, я не вижу его лица. Вокруг нас стрекочут, как автоматы, отбойные молотки, он мне кричит:
- Кушать хочешь? Угощайся!
Достает из кармана спецовки завернутый в газету свой тормозок - хлеб, намазанный маслом, и вареное яйцо. Через несколько секунд масло становится черным от угольной пыли, и яйцо в его черных пальцах смотрится сказочно! Я удивляюсь:
– Как ты можешь это есть? Оно же грязное!
А он мне:
– Здесь все стерильно, угольная пыль только для легких вредная, а для желудка, как лекарство. Как угольные таблетки. Это не земля, это уголь. Тут нет червяков.
Затихают молотки, нам пора вылазить, а на мне все дрожит от напряжения. Я с ужасом думаю, что мне столько же лезть вниз. Говорю ему:
– А что, завтра опять сюда?
Он:
- Не знаю, как начальство скажет.
А я ему:
– Давай до завтра здесь останемся, у меня нет сил.
Он смеется:
– Ничего, это только так кажется.
Спустились мы по лаве тем же способом, он из своих коленей мне дополнительные ступеньки делал. Из лавы в откаточный штрек должна быть лестница. По правилам безопасности. А ее там, как я потом поняла, отродясь не бывает. Высота не меньше двух метров, мой напарник спрыгнул, а как же я?! Он говорит:
- Да тут и прыгать не надо, руки отпускай и слетишь, а я тебя тут поймаю!
В шахте жарко и душно, после смены к потному лицу угольная пыль так прибилась, что сделала все лица одинаковыми. Не знаю, как люди здесь друг друга узнают?! Выехали мы потные, грязные, снова по сквознякам пробежались. На улице зима, а в бане невыносимо жарко. Отмылась я с трудом, черных козявок из носа вымыла. Это же и внутри у меня угольной пыли полно?! А в ушах – грохот, и полная голова матов! С работы меня отпустили на 3 дня, знали, что ходить я не смогу. После такой экскурсии у меня болело все тело, я по ровной дороге ходить не могла, а не то чтобы по лестнице или по лаве.
Сказать, что первый день практики был для меня ШОКОМ, значит, ничего не сказать.
Я была в отчаянии. Мысли самые мрачные – зачем мне это надо?
Мой первый вывод был: я витаю где-то между небом и землей и не знаю истинной жизни. Все время страдаю, потому что вся где-то там, в стихах и музыке. Там мне хорошо. Сейчас упала в бездну. У меня даже нет практичной, удобной, простой одежды! Мне непривычно, неудобно, то холодно, то жарко, то грязно, то тяжело. В шахте все не так, как в учебнике и на картинке. Я даже еще не поняла, как уголь добывают, и что я буду делать, если здесь работать буду.
Мама сказала:
- Ничего, дочка. Люди работают, и ты привыкнешь. Тебе нужен диплом, а там посмотрим. Терпи.
Она взяла процесс в свои руки. Поехали мы на толчок, купили рабочие резиновые сапоги по размеру, с толстой подошвой и укрепленным носком, купили стельки, кусок материи для портянок, шерстяной свитерок с высокой шейкой, ремень на брюки, рабочие перчатки. Из своего шерстяного платка мама сшила мне широкий пояс, чтобы поясницу не простудила. Пошила мне на шерстяном тонком ватине легкую телогрейку под спецовку, из плотного сатина, выстроченную под заказ. Мамина сестра, тетя Вера, подарила несколько косынок и головных платочков. Так это же совсем другое дело! В следующий раз мне было намного удобнее, а позже я так приспособилась, что в хорошо подогнанной спецовке я чувствовала себя лучше, чем в обычной одежде. Можно сесть, где захочешь, и лазить по выработкам удобно. Кстати, напомню, до последнего времени не принято было женщинам в брюках ходить, и в повседневной жизни я носила платья и юбки.
Делать нечего, мама сказала «терпи», снова иду на шахту. Практика мне для чего? Понять, как тут все устроено. Потому что мне еще экзамен сдавать по горному делу.
***
Мой наставник еще пару раз со мной ходил, но теперь мы уже по лаве не лазили, а ходили по горизонту. У него наряд был в других выработках газ замерять, и он меня учил бензиновой лампой пользоваться:
- Видишь фитилек? Надо уменьшить пламя настолько, чтобы огонек был, как горошина. Но следи, чтобы не потухла! Потом поднимай ее как можно выше, к самой кровле выработки. Газ легкий, вверху накапливается обычно. И смотри внимательно, если газ есть, то вокруг пламени появляется голубое сияние, ореол. 1 см ореола – 1% газа, 2 см – 2%. Понятно?
- А если потухнет? Чем зажигать? Мы с собой спички не взяли.
- Ты с ума сошла?! Открытый огонь в шахте запрещен! Если вдруг упала лампа и потухла, или на нее кусок породы свалился, на штреке запасные лампы висят специально для таких случаев. Свою за крючок повесила, другую взяла. А их потом в ламповую заберут, там девчата бензином подзаправят и зажгут. Раньше даже профессия была «лампонос». Он развешивал светильники по штреку, чтобы откатчику дорогу было видно. Представляешь, сколько надо таких ламп развесить, чтобы хоть какое-то освещение было? Он их подправлял, чтобы не затухли, и за исправностью следил.
Я вдруг говорю ему:
- Слушай, а такая профессия «выжигатель» сейчас в шахте есть?
- Нет, не слышал.
- Нам преподаватель по горному делу рассказывал. Из глухих выработок газ выжигали.
- А-а! Газожог. Да, были такие. Вентиляции в забоях тогда вообще не было. Тупиковую выработку плотно закрывали пологом из прорезиненной ткани и ждали, пока газ накопится больше 40 %, когда он не взрывается, а просто горит. Газожог надевал на себя намоченный водой длинный тулуп из овчины. Намотает паклю на палку, в мазуте намочит, быстро полог открывает и бросает горящий факел подальше. А сам на землю падает. Главное, успеть кожухом накрыться. Если газа нет или мало, то выгорит и все. Бывало, что так бабахнет! Погибали, конечно. Кто там до революции о безопасности заботился? Ты про Шубина слышала? Он как раз из таких газожогов, говорят. В другой раз расскажу.
На следующий день мы получили наряд измерять газ перед проходческими взрывными работами. Мастер меня инструктирует:
- Если уровень газа 2 % и больше, то работы по добыче надо останавливать. А взрывные работы запрещаются, если 1 %! Ты перед взрывом уровень газа меряешь, даешь отмашку – можно взрывать, и быстро убегаешь на безопасное расстояние. А чтобы лампу взрывная волна не потушила, просто раскачиваешь ее из стороны в сторону, вот так! Тогда хлопок от взрыва ей не страшен.
Вот он газ измерил и машет мне – уходим, сейчас взрывать будут. Я изо всех сил помчалась, чтобы меня породой не пришибло. Иду быстро, как могу, слышу, он кричит мне: «Стой! Куда?», а я не понимаю. Он меня догнал:
- Куда ж ты бежишь?! Тут за углом, в другой выработке, тоже взрывные работы ведутся!
В общем, намучился он со мной. Меня потом и к другим мастерам прикрепляли, на практике нужно все увидеть, чем занимается горный мастер вентиляции.
Участок ВТБ (вентиляция, техника безопасности) контролирует все работы, которые в шахте ведутся. Горные мастера ВТБ должны все знать, чтобы подменять друг друга, а обязанности у них очень разнообразные. Они следят, чтобы Правила безопасности соблюдались и проектные расчеты, измеряют на специальных замерных станциях количество воздуха, скорость движения струи. Всю смену мастер в блокноте заметки делает, а по окончанию пишет рапорт, на каких точках он был, все замеры газа - в штреке, в лаве, на нижнем штреке. В кармане мел всегда, на металлических досках около рабочих мест все результаты замеров пишет, информация и для рабочих, и для надзора, и в случае аварии - для разбирательства. Теперь я понимаю, насколько моя будущая работа сложная и ответственная.
Продолжение...http://proza.ru/2019/10/02/1466