Он смотрел на всё происходящее широко раскрытыми глазами. Кричать не получалось, сдвинуться с места – не мог. Но когда мама Катя стояла уже на подоконнике, отодвинув тяжёлые шторы и распахнув створки, а в окно ринулся холодный воздух, и полетели снежинки, мальчишка оказался рядом и из всех сил вцепился в подол материнского платья. Женщина посмотрела на него, на секунды задержав свой задуманный полёт, а он все крепче и крепче сжимал в кулачках ухваченный край её одежды.
В это время в комнату стремительно вошёл мужчина и в два шага оказался около них. Потом мальчишка увидел, как мать оказалась у него на руках, как отец понёс её в зал и уложил на диван.
Прошло много времени, когда мальчишка вновь смог заговорить. И первое его слово было «мама». Об отце он только вспоминал. Не вслух.
Что случилось в тот предновогодний вечер, почему они остались с матерью вдвоем, Владимир окончательно понял позже, когда мысленно прощался с больной матерью, так и не научившейся жить без своего любимого Лёшеньки: Алексея Семёновича Климова, которому судьба её вручила давно, усадив ещё в школе за одну парту, и велела беречь, а тот не уберёг, не постарался даже…
Они были таким разными – Ольга и Элла, но подругами считались неразлучными: где появлялась одна, там жди и другую. Они учились в одном классе, в один и тот же институт поступили, одинаковую профессию выбрали.
Работать приехали в родной город, правда, оказались в разных учреждениях: двух педиатров роддом принять не смог. Как всегда – повезло Ольге: девушке красивой, весёлой и общительной. Элла устроилась тоже, только далеко от дома – участковым врачом в поликлинику.
Но виделись по-прежнему часто: на семинарах и практических занятиях, при прохождении специализации. Да и в гостях друг у друга бывали. Потом Элла вышла замуж, как оказалось – на короткое время: не сошлись они с мужем характерами, бывает.
И если бы не жизнерадостная подруга, которая встряхивала Эллу телефонным звонком каждое утро, и не желала ей спокойной ночи каждый вечер, прочитав прежде лекцию о смысле жизни в разных вариантах, но с одним и тем же выводом: «смысл жизни – сама жизнь!», - Элла не выдержала бы своего одиночества, которое в её доме поселилось тогда прочно. Потребовался год, чтобы она огляделась вокруг и сказала себе: «А ведь и, правда! Смысл жизни – сама жизнь!».
Пока Элла приходила в себя, Ольга, тайно от неё, чтобы не бередить раненую душу подруги рассказами о свалившемся нежданном счастье, стала встречаться с мужчиной, лет на пять её старше. Элла тоже видела его на одном из первых семинаров, когда они только начали работать, вернувшись домой. Наверное, перехватив его пристальный взгляд на подругу, Элла тогда незаметно тронула за плечо уткнувшуюся в конспект Ольгу и прошептала: – «Вот порода, ты только глянь!»
Мужчина был, действительно, хорош и не скрывал, что любуется Ольгой, которая, почему-то в восторг от него не пришла, и посоветовала Элле забрать его себе. «Мне он зачем? – Изумилась та, – у меня же свой есть!» Но мужчина оказался не из тех, кто легко отказывается от своих желаний. А желание было у него– познакомиться с понравившейся ему девушкой, и через некоторое время, столкнувшись на городской аллее, и так же пристально глядя на неё, он представился: – «Алексей. Если покажусь Вам очень взрослым, то можно добавить и отчество – Семёнович»
Ольга так и звала его первое время – по отчеству. И даже когда они оказывались одни в квартире, которую он снимал и не сильно еще успел обставить вещами: стол, стулья, диван, Ольга по привычке величала его, хотя и рвалось наружу так идущее ему имя – Лёшенка. Алексей Семёнович не любил разговоров о своём прошлом, не расспрашивал ни о чём и Ольгу – каждую встречу делал праздником, словно до этого натерпелся и настрадался вдоволь, и теперь навёрстывает недоданное ему судьбой.
А после Ольга узнала, что он женат, что у него есть сынишка, что квартиру эту он снял – на краю города – для того, чтобы встречаться с Ольгой. Пережила разрыв Ольга не как Элла, намного легче, поругав себя бранными словами, дав себе обещание больше не лететь мотыльком на горящую свечу, и какое-то время гнала от себя каждого, кто предлагал знакомство. Поверила снова только одному – Андрею. Он не навязывался ей, он просто работал в том же роддоме, и давно был в Ольгу влюблён, не показывая вида.
О том, что у них с Андреем будет ребёнок, Элла узнала в ту пору, когда снова почувствовала вкус жизни. Она так порадовалась за подругу, будто не Ольга, а сама Элла скоро станет матерью:
– Я– крёстная! - заявила она.
– Кто бы возражал, – посмеялся Андрей. С тем, что Элла – член их семьи, он смирился с самого начала, и Элла ни разу не дала повода быть ею недовольной.
Перед тем, как Ольгу увезли в роддом, они втроём обустроили в квартире детский уголок, поставили кроватку, разрисованный шкафчик: накупили бутылочек, сосок, игрушек. Игрушки приносила, в основном, Элла, складывала на верхней полке шкафчика и объявляла:
– Эту повесим сразу, эту – через месяц, медвежонка, когда ему будет полгода…
Андрей переспрашивал:
- Кому будет полгода?
- Сыну нашему, кому же ещё!
Элла ждала крестника, а родилась девочка.
Андрей был счастлив: он хотел и ждал дочь! Метеором понёсся в роддом, где его остудили, сообщив о времени посещений и отправили домой.
Элле повезло больше – она же – врач, и как попасть в палату к подруге, продумала заранее. Увидев девочку, Элла влюбилась в неё сразу и навсегда, объявив на неё права второй матери.
– А что, нельзя разве иметь малышке две мамы? – глядя с вызовом на подругу, спросила она.
– Можно, отозвалась Ольга. – Думаю, она такое счастье переживёт…
Имя девочке дал Андрей: он уже давно придумал его.
-Назовём Викторией.
–Как серьёзно-то, - возразила Элла.
- Почему? Можно и Викой, Викулей, Виточкой. Вита – это жизнь, а Виктория – победа. Я так хочу!
Спорить с Андреем в семье не привыкли, как вообще – спорить друг с другом. И пошла в жизнь девочка с именем, которое ей многое обещало.
Вику воспитывали втроём, Элла полностью окунулась в жизнь своих друзей, помогала, чем могла, ночевала у них, когда Викочка болела. Одним словом, стала ей настоящей крёстной матерью, которую подрастающая девочка очень любила, радовалась её появлению.
Андрей иногда хватался за голову: нет ничего хуже, когда твоего ребёнка растят и лечат два педиатра…
– И один хирург,– добавляла Ольга.
– Надеюсь, моя помощь дочери не пригодится.
Вообще-то Вика росла здоровой и крепенькой девочкой: в шесть месяцев она села, в восемь– твёрдо встала на ножки и пошла, в годик лопотала, имея хороший для её возраста словарный запас.
Они умилялись, слушая её первые слова, по многу раз пересказывали друг другу, что услышали от неё, и хохотали от души над её изобретениями: кота в полтора года девочка назвала «мяутиком», собачку – «гавкушей», птичек - «леталками».На ночь она призывала папу и просила его дать «тяю». И папа, под осуждающие взгляды педиатров, поил дочь сладким чаем.
Время мчится быстро: Ольга выходит на работу и отправляется на специализацию в Челябинск.
Вику отвозят к бабушке в село. Там - сосновый бор и небольшая речушка.
Ольга считает дни, когда снова увидит свою девочку.
А девочка в это время под присмотром бабушки кормит курочек, петушка, учится собирать яички, удивляясь: их в гнезде на соломе только что не было, как вдруг – появились! И что молоко, которое она видела в магазинах– в пакетах, коровка сначала вынашивает, потом только бабушке отдает…
И, хоть в городе у Вики была райская жизнь, она не хотела уезжать, когда время подошло. Так много нового увидала она в деревне! Соблазнили девочку цирком, куда папа пообещал сразу сводить, да парком с аттракционами.
Не заметили, как пришла и другая пора – прилетели на крыльях школьные годы.
В первый класс Вику вели втроём, женщины умильно вытирали слёзы радости, глядя, как важно и торжественно шествует их дочка, которая не могла дождаться, когда же она станет ученицей.
Элла смотрела на маленькую девочку в аккуратной коричневой форме с отглаженными складочками, с глухим воротничком, подшитым кружевами, в белом кружевном фартучке и с огромными бантами в пушистых волосах, на её маленькие ножки в белых гольфиках и коричневых туфельках, и думала:– « Наверное, я и свою доченьку любила бы также, как крестницу: сильнее уже нельзя!»
Первый звонок, первый урок! Неожиданно к Вике подошёл десятиклассник и понес на своём плече в здание. А Вика держала над головой блестящий на солнце звонок, и звук его был невероятно радостным для всех, собравшихся во дворе просторной школы.
Сколько же тут было эмоций! Даже Андрей не смог скрыть волнения, и счастливо улыбался.
Дома поздравляли Вику, пили чай с тортом «Вишнёвый рай»– любимым тортом виновницы торжества, ели фрукты и после гуляли в парке. В этот день Вика испробовала все аттракционы.
Подросшая Виктория Ивкина родителей и, конечно же, крёстную не огорчала: девочка училась на пятёрки, участвовала во всех школьных мероприятиях, дополнительно посещала танцевальный кружок, музыкальную школу, изостудию.
У неё было много друзей среди одноклассников и соседей, но всё же, когда она бегала во дворе своего дома, из окна их квартиры кто-нибудь из родных да поглядывал за ней, хотя и слышал её заливистый смех или звонкий голосок: мало ли что может случиться – шальное время на страну обрушились.
И вот уже из школы Вика стала возвращаться не одна: то Сашка – одноклассник нёс её ранец, то– Олежка, а иногда идут рядом оба: как два пажа одной принцессы. Нравилась Вика многим, но право её провожать получили только эти мальчишки. Дома её пытали:
– Викочка, а кто из мальчиков тебе больше нравится: Олег или Саша?
– Никто, – искренне отвечала дочь.
– Так не бывает,– имея жизненный опыт, возражали родители. Вика удивлялась:
– Раз у меня так, значит – бывает. Или вы что-то забыли.
И стучали ходики, и бежали годики.
Вика по-прежнему была гордостью школы, любимицей в доме, хорошей подружкой. И в семье, где ей суждено было объявиться, царил лад и покой.
Как вдруг, словно горох из опрокинутой банки, посыпались на Ивкиных неприятности!
Началось всё с простого желания родителей купить в новом доме просторную квартиру, на которую они откладывали все эти годы деньги: Вика взрослеет, ей нужна своя комната. Да и надоело в старом доме делать бесполезные и бесконечные ремонты.
-Фортуна, кажется, повернулась к нам лицом, - позвонила как-то Ольга подруге,- я нашла вариант, в самом центре, подъезжай, посмотрим.
Элла тут же явилась, и они, дождавшись Андрея, поехали на «смотрины».
Дом был в стадии сдачи, хозяева, купившие квартиру, уезжали из города и срочно продавали её.
Девяностые годы многому научили людей, поэтому Ивкины, осмотрев будущее жилище, которое им очень понравилась, поспешили в риэлтерскую контору.
Они перевозили вещи, устраивались на новом месте, радовались своей удаче, и никто из троих не догадывался, что их ждёт впереди: уже перед новосельем, в их двери постучал мужчина кавказской национальности и заявил, что квартиру продали незаконно, не учли его права, а он - совладелец. И предложил освободить квартиру поскорее и - по-хорошему.
Выдворили его с милицией, но он принёс документы, подтверждающие его право на часть жилплощади, и тогда Ивкины вновь призвали риэлтора. Заявление в суд, ежедневная нервотрёпка, трата последних денег, вырученных за продажу своей квартиры – всё это погасило недавнюю радость. Родители стали частенько ссорится, Вика, наблюдая их размолвки, замкнулась, часто уходила на улицу, чтобы скрыть слёзы: такими отца и маму девочка видеть спокойно не могла.
Тревожили и мысли о новой, как ей сказали – элитной школе: какие там ребята, сможет ли она с ними сразу подружиться: говорят – дети богатеньких принимают новичков в штыки, и устраивают им испытания, которые не всякий выдерживает. «Как же не ко времени все неприятности сошлись! – огорчалась Вика, поглядывая на окна пока ещё не своей квартиры. И, нехотя, шла к подъезду.
Наконец-то, всё разъяснилось.
Мужчина, который ставил пластиковые окна в этой квартире, и которому в руки случайно попали все документы, ловко промашку хозяина использовал, зная, что тот уже далеко, и приехать на суд по состоянию здоровья не может. Но как только аферист понял, что его план рушится – сам исчез навсегда.
Всё, казалось бы, стало налаживаться: гнёздышко обустраивалось, становилось уютным. Только куда-то ушла радость и от приобретения, и от победы. Погас свет в душах всех Ивкиных.
Элла уверяла друзей, что это пройдёт. Ольга согласно кивала, но уже без прежней лучистой улыбки – искорки и в её глазах погасли.
- Ведь Андрею теперь не купить новую машину, а он так мечтал… - грустно отзывалась Ольга на утешения подруги. – Да и нервов сколько он израсходовал!»
- А ты, даже я!» – напоминала Элла, повторяя, что всё пройдет со временем.
Ольга опять согласно кивала, переводя разговор на Вику:
- Девочка наша стала другой. Я не узнаю её. Она прекратила со мной делиться, а если я пытаюсь выяснить причину её настроения, она сердится и уходит.
-Вика взрослеет, она уже почти девушка, вспомни себя в пятнадцать лет, многим ты с матерью делилась? - успокаивала Ольгу подруга.
А замыкаться в себе у Вики было от чего: переживания из-за ссор родителей она как-то попыталась осмыслить, но вот почему её невзлюбили три девчонки из нового класса – догадаться не могла.
- Они – крутые, не обращай внимания, - заметив однажды, как те пристали на улице к новенькой, и требовали, чтобы она понесла все их ранцы, - попробовала разъяснить худенькая, веснушчатая одноклассница.
- И что, я им должна подчиниться? – не поняла совета Вика.
- Хочешь спокойно учиться, должна,– вздохнула та.
- И ты им служишь?
- Служу. Что поделаешь…
- Ну, нет! – вспыхнула Вика. – От меня они этого не дождутся! Я не рабыней родилась!
То ли Зоя – веснушчатая девчонка, предала Вику, то ли троица решила выжить из школы новенькую – отличница, видите ли, первая красавица (по отзывам мальчишек),пить, курить не научена – только стали они часто встречать Вику за стенами школы. И ножку подставляли, и за фартук потянули так, что лямка надорвалась, за волосы хватали, предупреждая: «это - цветочки, ягодки будут впереди, жди, мы зря слов на ветер не бросаем! «И Вика ждала. Молча, не делясь с родителями – им и так не сладко пришлось в последнее время.
Они, конечно, видели перемены в настроении дочери, но почему-то считал, что это связано с квартирой: не вечно так будет, всё же наладилось!
- Сколько можно говорить: Вика повзрослела, она перешла в другой коллектив, может, пытается занять в нём достойное место, а, может, просто влюбилась… Завтра в школе собрание, что-то и прояснится.
Собрание Ольгу успокоило: о новеньких в классе – Игоре Дворцове и их Виктории были сказаны только хорошие слова: учатся на отлично, много читают, и всегда предъявляют при ответах дополнительный материал.
Одно смутило: зачем объединять детей и говорить в общем, можно было бы сказать о каждом по отдельности. Или учительница что-то знает об их дружбе и невольно связала два имени?
-Андрей, может Элла и права – выросла наша дочь, а мы и не заметили, сказала Ольга, вернувшись домой.
Психолог, к которому всё же наведалась Ольга, тоже не нашёл странности в поведении дочери, и посоветовал по-другому подойти к девочке: как к взрослому человеку, самостоятельному и серьёзному.
Девятый класс Вика окончила с отличием, принесла домой грамоту, которую ей вручили на последнем звонке. А родителям - благодарность.
Случился долгий разговор о её будущей профессии – Вика выбрала вуз, в который собралась поступать через два года: она решила стать архитектором. Взрослые хором поддержали, вспомнив, как с детства ей дается черчение и рисование, как она умело судит об архитектуре своего города.
В конце беседы, Элла объявила:
- Покупаю путевки в Питер, вот где ты сможешь напитаться впечатлениями!
Десятый класс Вика начала с хорошим настроением.
Всё было, как всегда, и понемногу страхи Ольги и Андрея рассеялись. Но – ненадолго: передышка оказалась временной.
Женщины уже разогрели обед, а Виктории всё не было. Наконец, повернулся ключ в замке, и открылась дверь.
Элла, не выходя из кухни, крикнула: - «Ты нас совсем заморить хочешь, девочка! Что так долго, к вечеру какому-нибудь готовились?
-Мой руки , и - за стол! - Добавила Ольга, радуясь, что дочь пришла.
Раздался странный стук и, как показалось женщинам, стон.
Они, сломя голову, выскочили в коридор.
То, что увидели, повергло их в ужас.
На полу, распластав руки, без сознания лежала Вика. Её лицо, шея, руки были в ссадинах и крови, а одежда разорванная и грязная.
От неожиданности и страха за дочь, Ольга на секунды окаменела. Элла кое-как сообразила вызвать «скорую помощь». Пока та ехала, в открытую дверь робко вошла пожилая соседка, и сбивчиво рассказала:
- Ваша девочка, наверное, под машину попала…
Шла и еле ноги передвигала. Спрашиваю, что случилось, чем помочь, а она молчит… Как не слышит. Вот ранец у моей двери обронила…
Но соседку не слышали: смотрели недоумённо, без слов.
Женщина виновато приставила ранец к стене и вышла.
Работники «скорой» позадавали бесполезные вопросы, забрали Вику, и только тут подруги стали слегка приходить в себя: выскочили, цепляясь за распахнутые дверцы машины, и, не спрашивая разрешение поехать с девочкой, заскочили в «скорую».
Когда Вику привели в чувство, она горько, заплакала.
И следователь, появившийся вскоре, ничего не мог от девушки узнать: она, то коротко приходила в себя, то начинала плакать и терять сознание.
Позже, открыв глаза и увидев, что в палате только мама, жалобно спросила:
- За что? Я им ничего не сделала?
-Кому, солнышко моё? Кто эти изверги?
-Мама, это девочки из нашего класса…
Ольга сама чуть не потеряла сознание от этих слов, и только гладила руку дочери, повторяя:
- Как они могли? Как могли?..
Прибежавшая вскоре Элла уже сходила к врачу, узнала точный диагноз. У её крестницы - сотрясение мозга, перелом ребра, множественные ушибы…
-Это заживёт, не пострадала бы психика… У юных особ такая беда случается, - вздохнул доктор.
- Мы обязательно покажем её после психологу, - пообещала Элла, укорив себя за то, что не представилась: медик ведь тоже.
Появившаяся около них Ольга сообщила, что дочь избили одноклассницы, да ещё столкнули со ступеней в переходе, но Вика попросила следователю ничего об этом не говорить.
- Я их сама пытать буду, - жёстко проговорила Ольга.
- И я, - пообещала Элла.
Андрей женщин остудил:
Только без самосуда. Запрещаю! Предоставьте право мне разобраться в случившимся.
Заготовленные слова Ольги о том, что каждый день она принимает новорожденных, помогает им окрепнуть и встать на ножки, чтобы они пошли по жизни правильной дорогой, а не такой, какую выбрали эти трое – озверевшие, самовлюблённые особи, так с ней и остались. Андрей, похоже, увещевать никого не собирался, он устроил так, что троица стала обходить Вику стороной, и даже уступать ей дорогу, если они где сталкивались.
Лишь через два месяца Вика вышла из больницы и продолжила учёбу: она догнала сверстников к концу занятий: сдала все зачёты и перешла в одиннадцатый класс. Вот только из доброжелательной девушки превратилась в замкнутого и настороженного человека, общение с которым стало не из лёгких.
Одиннадцатый класс Виктория окончили с дипломом особого образца и золотой медалью. Она пошла на выпускной бал, и даже танцевала и пела с одноклассниками.
Домой семья возвращалась почти счастливой.
Документы в институт сдали, и вскоре поехали поступать, радуясь тому, что грозовая туча уже пронеслась. Оказалось – за ней следовала другая.
Вика должна была сдать всего один экзамен. Она вошла в аудиторию стремительно, взяла билет и поняла: ответить на все вопросы она готова. Набросав тезисы в черновик за считанные минуты, поднялась и пошла к столу экзаменаторов.
Их было трое: седовласый мужчина, улыбающийся добродушно, еще один, помоложе, и женщина, пристально посмотревшая на Вику, словно осуждая девушку за поспешность. Вика ушиблась об этот взгляд и заволновалась.
- Ну и что же вы молчите? – немного подождав, спросил седовласый. – Ещё надо время - подумать?
Женщина, не сводя глаз с Вики, проговорила:
- Они сегодня все такие.
Мужчина, помоложе, оторвался от своих бумаг и переспросил:
- Какие - «такие»? – И тоже остановил взгляд на Вике.
- Самоуверенные. А копни глубже – кроме школьной программы ничего и не знают.
Вика хотела возразить, сообщив, членам комиссии, что читала много дополнительной литературы, что они могут задавать ей самые сложные вопросы – она готова на них пространно отвечать, но… слов этих никто в аудитории не услышал: у Вики пропал голос, как это уже однажды было – вскоре после больницы. А потом девушка вдруг побледнела, и откинулась на спинку кресла.
Всё оказалось серьёзнее, чем обморок от волнения: у неё наступила афония! Иногда в сознании Вики проносились слова – «Зачем она всё это сказала? Зачем?». Потом слова затухали, становились невнятными, и губы девушки плотно смыкались, уже не желая ничего произносить…
Так прошло два месяца. Про институт в доме Ивкиных напрочь забыли, мир сузился до невозможности: Вика и её здоровье. Вернее – нездоровье, которое прочно поселилось в хрупком теле дочери, и, как забаррикадировалось там.
За два месяца Ольга и Андрей сами оказались на грани психического расстройства. Выручала всех Элла. Она, как и Ольга, взяла отпуск и теперь почти жила в доме Ивкиных: хлопотала на кухне, готовила передачи Вике, успевая наводить справки о лучших фониатрах и психологах Москвы, пока ей не подсказали адрес клиники и не назвали фамилию гипнотерапевта. « В вашем случае помочь может только он, - добавили на том конце трубки. – Психологи тут беспомощны».
Элла и сама знала это: уже ведь пробовали водить к ним Вику, те брали большие деньги, а всё оставалось на своих местах. Нынче случай особый – Вика молчит, и заговорит ли вновь – непонятно.
Ивкины приняли известие с надеждой:
- Конечно – гипнолог! - словно за соломинку, ухватилась Ольга за предложение Эллы.
- Куда ехать? – готовый бежать за билетами, спросил Андрей.
- Никуда, - боясь, что разочарует друзей, произнесла Элла. – Он в нашем городе живёт. – И поторопилась пояснить: - его в Москву вызывают на консультации, и из других городов приезжают. Просто мы о гипнозе не думали, вот и не знаем ничего о нём. Мы с Олей завтра к нему сходим – сегодня уже поздно».
Клиника оказалась небольшим, старинным зданием, стоящим особняком от новостройки. Дорога к новостройке ещё только прокладывалась – всюду лежали плиты, стояли баки с цементом, сновали рабочие. Элла прокладывала путь, ведя Ольгу, как ребёнка, за руку. Та шла, лавируя среди строительного мусора, разочаровываясь с каждым шагом в будущем спасителе дочери – не мог лучшего места найти для себя!
Элла понимала подругу, успокаивала:
- Строить-то стали недавно, а так тут сад был. Я в интернете смотрела. Не смогли его отстоять, вот и получилось такое. Потом всё образуется…
Кабинет гипнотизера, который на табличке двери значился как гипнотерапевт, был просторным и нормально обставленным. За большим резным столом сидел молодой мужчина старше их Вики, быть может, лет на пять – шесть.
Ольга подумала: - «И что он сможет? Откуда у такого опыт?»
- Садитесь, пожалуйста, - указал мужчина на диван. – Успокойтесь, и поговорим о вашей девочке. Меня, кстати, зовут Владимиром Алексеевичем.
Говоря это, он внимательно смотрел на Ольгу. Та почувствовала себя несколько неловко, и придвинулась к подруге, словно чего-то опасаясь, и нуждаясь в защите.
Элла подобного не испытывая, стала рассказывать, что случилось с их Викой. Иногда хозяин кабинета делал пометки в блокноте, снова поднимал глаза, и смотрел только на Ольгу, будто это не Элла говорила, а её спутница. Уточнил после – чья Виктория дочь и удовлетворённо вздохнул. Он не ошибся, подумав, что судьба даёт ему шанс выполнить молчаливое обещание умирающей на его руках матери…
Договорились, что Владимир Алексеевич посетит Вику в субботний день, когда нет приёма в клинике. Элла спросила о стоимости его визита, гипнотерапевт ответил, что с этим вопросом решат после, когда он сам оценит свою работу. И они расстались.
Первый его визит был не особо долгим. Гипнотизеру, как, решили между собой звать его в доме Ивкиных - так привычнее - надо было прежде проверить пациентку на внушаемость. Вика оказалась очень податливой, выполняла все его приказания, и под конец даже слегка ему улыбнулась. Владимир Алексеевич не смог ей тем же ответить, но на этот раз Вика не огорчилась: в её душе чуточку потеплело, в ней поселился забытый покой, и потому девушка, прощаясь, даже протянула гостю руку: тонкая ладошка её, правда, чуть вздрогнула от прикосновения к сильной мужской руке, но она этого не заметила.
- Ваша дочь скоро заговорит, - уже готовясь вышагнуть за порог, сообщил Владимир Алексеевич, - но всё может повториться, если не провести частичную амнезию.
Ольга испугалась:
- Это же опасно! Зачем?
Она была педиатром, и о глубинах подсознания мало что знала. И только Элла стояла спокойной – ей об этом человеке было столько уже известно, что сомневаться в его возможностях казалось даже неприличным.
- Родители, - почти извиняясь, проговорила она поспешно, - их
понять можно.
- Да, да, я понимаю. Я хорошо понимаю, - проговорил знаменитый гость, закрывая за собой двери.
Не «скоро», как пообещал Владимир Алексеевич, а уже к вечеру следующего дня Вика вышла к столу.
Она обняла Ольгу за шею, прижалась к её груди и… прошептала:
-Как я вас люблю!
Они были с дочерью одни – Элла отлёживалась у себя дома, Андрей задерживался на работе. Ольга не поверила своим ушам:
- Повтори, деточка! Повтори ещё раз, прошу!
Вика повторяла, раз за разом громче, и добавляя ласковые слова. Ольга, насытившись и поверив, что чудо случилось, кинулась к телефонам:
- Андрюша, наша девочка заговорила! Она снова заговорила! Вот послушай! – и подносила трубку к Викиным губам. Андрей слушал и не верил: неужели этот молодой человек смог вернуть здоровье их девочки? Как это ему удалось? Откуда у него такие способности? Ведь столько специалистов пытались помочь, и – не получалось!
Элла, кажется, запрыгала от радости – были слышны её возгласы и стук каблуков об пол:
- А ты не верила, - кричала она счастливо Ольге, не верила! Не стыдно теперь?
- Стыдно! - тоже счастливо сознавалась та. – И пытала подругу:
- Откуда он такой взялся, а? Ты не знаешь?
- Под боком жил, смеялась Элла. – А может, его свыше нам послали? За все муки девочки нашей?
Владимиром Алексеевичем гипнотизера звали только в клинике и – пациенты. Слухи о его способностях ходили не в особо большом кругу – не так уж и много было людей, нуждающихся в его помощи. Да и верили в него не все. А его эти способности тяготили, и порой – после сложных сеансов - мучили головной болью и депрессией.
Он был бы рад избавиться от них, да что уж свалилось на него, то – свалилось.
Не с рождением, а после того предновогоднего дня, когда он, пятилетним мальчишкой тянул за подол платья маму, решившую вылететь из окна. Тогда он понимал, что мама улетит навсегда – квартира их была на седьмом этаже, а под окнами тянулся асфальтированный тротуар. Прошлым летом, оставшиеся одни в соседней квартире, заигравшиеся малыши не заметили, как столкнули с подоконника сверстника.
Упавшего на жёсткую полосу мальчика хоронили всем домом. Теперь на подоконнике - его мама, и её нельзя пустить туда же.
Он не сразу почувствовал, что с ним что-то странное произошло: так уже бывало – наглядится по телевизору фантастики, и надумывает себе разные способности, смотря какому герою фильма решит подражать. Теперь вот стал угадывать мысли других людей. Его долго забавляло, что часто мыслили они одно, говорили другое.
И лишь чуть повзрослев, понял, что это – не очередная его забава: многих слов, какие слышал его внутренний голос, мальчик, отродясь, не знал. Потом ему это занятие надоело, да и поделиться происходящим он ни с кем не мог: когда ещё была жива мама, он надолго онемел после всего случившегося в их семье, когда его забрала к себе бабушка, делиться с ней не решался: мамина мама была старушкой строгой и жёсткой, в сказки не верила.
А отец тогда ушёл вскоре. В доме стало пасмурно и неуютно без него и с больной мамой: она плакала с утра до вечера и – по ночам. Мальчик жалел её, а потом решил, что обязательно отомстит новой жене отца. Когда отец собирал свои вещи, то её фотография оказалась за диваном, а мальчик подобрал и заложил в одну из книг.
Окончательно понял, что именно этой женщине он, повзрослев, будет мстить, когда мама фотографию нашла и стала рвать и кричать: - «На чужом несчастье решила своё счастье построить? Так не бывает! «Ненавижу, ненавижу».
И мальчик эту женщину тоже возненавидел. Он подобрал куски снимка, склеил и спрятал от матери подальше. Редко доставал, проговаривая над ней свои обещания. Но как-то бабушка сказала, что отец уехал, куда – не сообщил. Мальчик подумал, что он и женщину эту взял с собой, и найти её теперь будет трудно.
А она явилась к нему сама.
Собираясь в очередной раз к Ивкиным, Владимир Алексеевич перебирал все варианты эксперимента.
Перед его глазами проходила много раз одна и та же картина: распахнутое окно, снежинки, опускающиеся на пол комнаты, девушка, стоящая на подоконнике. И ему, Владимиру, достаточно произнести только одну фразу: «А теперь ты полетишь!», и девушка шагнет в никуда.
Этот вариант был самым желанным, но и самым рискованным –он с пациенткой окажется не один, тут же появится полиция, и после никакие адвокаты Владимиру не помогут.
Отвести от себя подозрение, списать на неудавшийся эксперимент, доказать, что пациентка в тот день не поддалась гипнозу, а после сама совершила суицид – это было в его силе: к способности угадывать чужие мысли постепенно стали присоединяться и другие. Теперь Владимир мог управлять подсознанием человека и на расстоянии. Правда, ни единого раза он эту способность во вред кому-либо еще не использовал.
Не пригодится она и потом. Но теперь, если судьба даёт ему шанс отомстить за мать, за своё несчастное детство, за то, что он никогда больше не видел отца и, быть может, уже не увидит, он этот шанс должен использовать. Другого раза не будет.
В доме Ивкиных на этот раз были все: родители и Элла. Женщины взяли отгул, у Андрея начался отпуск. Стол к приходу Владимира был щедро накрыт, тихо звучала из дальней комнаты музыка, Вика что-то напевала и тем радовала всех. Подруги переглядывались, улыбаясь: судьба повернулась к ним лицом, и, быть может, теперь никогда больше не отвернётся.
Много раз затевался разговор об их спасителе, и, если бы тому было интересно, что о нём тут думают, он бы слышал одни восклицательные знаки в свой адрес. Но он был сосредоточен на другом, и, когда его от дверей, прежде всего, повели к столу, он резковато проговорил:
- Лишнее!
На него не обиделись, а вновь восхитились: гений есть гений!
Андрей молча принял пальто Владимира, представившись по пути:
- Ивкин, отец Виктории.
Владимир раньше не видел его, и теперь был слегка озадачен.
- Родной?
Вопрос, который он задал Ивкину, кого другого бы очень смутил, только не Андрея:
- Да, - ответил он, подумав, что женщины недалеки от истины – ходил же Эйнштейн с зажженной свечой по лестнице среди бела дня…
«Значит, отец сразу расстался с этой женщиной», - направляясь в комнату, отведенную, как и раньше, для эксперимента, думал Владимир. – Тогда почему не вернулся к нам?
Вариант, на котором остановился Владимир, требовал срочного изменения, но - какого? Пока он не знал.
На этот раз Вика уверенно протянула Владимиру руку. Он отметил, что ладошка девушки уже не дрожит, но взгляд тревожный.
- Я Вас очень ждала, - сказала Вика, и Владимир, умеющий читать чужие мысли, подумал: « Не лукавит».
- Сегодня я снова видела страшный сон…- проговорила Вика и на секунды замолчала.
- Я знаю – какой, рассказывать не стоит. Мы от него сейчас начнём избавляться. - Владимир, похоже, намерился потянуть время, чтобы принять окончательное решение. «Но это не женщина с фотографии, это – её дочь. И она искупила вину своей матери», - пробивалась мысль, тесня другие. Он подошёл к окну, посмотрел вниз: по-над домом, как и у них раньше, был проложен тротуар, пока ещё не засыпанный снегом…
Повернувшись и сосредоточив взгляд на Вике, которая присела рядом на диван, Владимир положил на её голову ладонь и произнёс жёстко первую фразу, с которой начинал каждый эксперимент:
- Закрыть глаза!.. Веки тяжелеют! Они не в силах подняться…
Потом Вика отрешённо сидела, сложив руки на коленях уже несколько минут, а Владимир никак не мог произнести слова, которые станут для девушки приказом: « Через три дня ты раскроешь это окно и…»
Он глядел на Вику, так ни на что не решаясь. Зачем-то подумалось: «Когда мама хотела улететь, был рядом я. Я держал её и кричал, она на меня оглянулась, и тут вошёл отец. Он снял маму с подоконника… А кто снимет её?»
И ещё прошли минуты, за которые, просто так, без особых усилий, Владимир изъял из памяти Вики жуткий школьный эпизод, окунувший её в долгую депрессию и ставший причиной её болезни.
Пока девушка окончательно просыпалась, Владимир снова подошёл к окну. Распахнув створки, постоял, охлаждая себя, потом сомкнул их плотнее, и, основательно закрепив, быстро удалился.
Никто из Ивкиных не заметил, как гипнотизер покинул квартиру. О том, что ему следовало бы вручить гонорар, Владимир мысленно велел им навсегда забыть.