Когда Нэт принесла из соседней комнаты провизию, среди ее гостей уже оживленно шла дискуссия
- Признаться, не очень я понимаю, в чем успех борьбы человека за свой вид в патовых обстоятельствах? Зачем побеждать там, где нет того приза который тебе нужен?- обратился с вопросом к пареньку в очках Марк
- Среди нас правда есть кто-то кто знает, что нужно ему? - добродушно рассмеялся писатель- Да ни в чём, по правде говоря. Разница в сложности устройства мозга. Ну и потом, рождаясь ты попадаешь в это во все и по своему сиюминутному "хочу" выйти из этой игры уже не выйдет. Что-то вроде: "крутись теперь как знаешь".
- Я всегда был готов к чему-то такому- проговорил парень в очках- Сами посудите, вся история человечества- это же чистый воды кошмар. Вот каждый, вспомните свои жизни и поймите, что это мы еще в лучшее время родились, так что...
Я никогда не понимал смысла этого всего: люди множат подобных себе, но при этом им все равно на тех, кто уже рожден, кто уже рядом с ними. Но стоило мне сказать об этой мысли и всякий считающий себя венцом природы, тут же ставил в сравнение мир дикой природы в котором животные охотятся и поедают друг друга, тогда как в иных обстоятельствах им было бы оскорбительно сравнение с животным. К чему все могло прийти при подобном раскладе как ни к этому?
-Да ладно вам, серьезно, ну кто из присутствующих сделал что-то плохое? Ну, кроме Марка? По большому счету мы жили и старались жить с наименьшими потерями, разве нет?
-Плохого может и не делали, но и хорошего тоже. А если и делали, то действительно ли с осознанием того, что делаем, а не по причине сиюминутных эмоций?
Все смотрели в огонь и в эту минуту действительно старались вспомнить самое по их мнению ужасное.
- Я сделал.- помолчав произнес Дерк.- Я пристрелил свою девушку- обводя присутствующих широко раскрытыми глазами сообщил он, призывно обращая на себя взгляды собравшихся.
-Да я серьезно, вы не верите? Прихожу к ней, говорю: дорогая, нам надо расстаться. Она в слезы, плачь истерика, такое все...Вообщем, я говорю: но! я тебя не бросаю, нет. Просто расстаемся. Достаю писталет, она замерла и сидит не шелохнется. Я говорю: у меня же есть сердце в конце концов, я же не подлец! мол, я все понимаю. Ты же будешь бухать с неделю в клубе каком-нибудь, переспишь с третьим встречным, еще больше себя возненавидишь, а потом будешь винить в этом меня, потом снова себя, потом снова меня, а после еще и вовсе подсядешь на что-нибудь с горя, да еще и упаси боги, по рукам пойдешь. Ну уж нет, я не могу такого допустить.
И я стреляю, точно в сердце.
В комнате повисает полная тишина на несколько секунд
Нэт наконец обретает дар речи:- вот это что сейчас было? Ты совсем дурак конченый?
-Ну че вы не верите мне, да? Ладно, все же ждали историю. Марку вы поверили, а мне значит, нет? Славно!
-Да нет, не ждали.- тихо проговорил писатель- Здесь всем нужно сейчас сказать что-то. Ты мог не говорить вовсе, не придумывать эту хрень несусветную. Сказал бы что не хочешь и все. Мы же это делаем не для развлечения, не что бы время скоратать..
Все снова затихли. Тишина проникала в напряженные судроги ночи, грохота за окнами уже не было слышно, но все находились в тяжелом муторном ожидании
Дерк сидел у стены обхватив колени. Когда он поднял лицо, свет от огня из камина предательски выставил на обозрение Нэт след от слезы. Она ничего не сказала
-Можно я расскажу-? вперевшись в темноту окна спросил Дерк
-Можно- ответила она
-Я не убивал свою девушку. У меня и девушки-то никогда не было. Ну то есть были,не в этом смысле- поспешно добавил он- просто я ни с кем не встречался.
Я хорошо понял о чем говорил рассказчик до меня, потому что однажды ночью, я вот так же лежал в темноте. И я ее понял. Она была так страшна, так невероятно страшна. Но лишь первые пять минут.- Дерк вытер рукавом толстовки слезу- А потом я все понял. Надо однажды понять темноту и свое одиночество, потому что если не поймешь, то будешь одиноким всю жизнь, даже в самой огромной толпе.
Но я ведь шут. Недостаток моей истории в том, что она вовсе не кажется мне смешной. А это неправильно.
Меня нашли подкидышем при цирке, когда мне было примерно три года. Там то и прошло мое детство. Женщина, что привела меня в этот мир решила, что в цирке для меня наиболее подходящее место, чем где бы то ни было еще. Чем в каком либо другом цирке притворяющемся не цирком.
Я помню как после репетиций все взрослые расходились, что бы выпить или расслабиться, а я сидел в темной гримерке в темноте мрака, различая отражение себя в зеркале. Я чувствовал себя выброшеным ненужным птенцом и невероятной страстью во мне разгоралось отчаянье за непрошеное вторжение. Я оставался один в бесконечном космосе, где ужасала безграничность пространства, одиночества и тотального незнания ничего о природе нашего мира.
Я был не только шутом. У меня были еще и акробатические номера. Такие, где был я на самой вершине и канат. А там внизу, все остальные- взрослые, малыши. Красивые и нарядные. Они не любили меня, они наблюдали, смеялись, кто-то из них переживал. Как сказал парень до меня - "выйти победителем даже в условиях отсутствия любви?" У меня так было всегда. Я правда не считал, что взрослые особо любят даже своих детей. Но у них в силу вступал социальный контракт, нарушить который они не могли. А в отношении меня все было честнее. Я никогда не обязывал никого ни к чему. Я не обязал ни одно живое существо на планете в любви к себе, с самого момента рождения.
Любовь была в стихах, песнях, фильмах, где угодно. Здесь же всем правили рациональные "я хочу" и "я могу" и лишь когда было возможно осуществить что-то из этого, лишь тогда могло возникнуть то, что люди называли любовью, но что на самом деле ею не являлось. Чистая любовь была не предназначена для этого мира. Она вела куда угодно, но всегда далеко от него. Поэтому для меня мир был лишь шуткой.
Я хотел вырасти поскорее, что бы уйти из цирка. Не потому что мне не нравилось, просто я хотел настоящей жизни. Думал, что лишен ее из-за цирка. Тогда я еще не знал, что так повсюду.
Потом я получил травму и с десяти лет навсегда перешел в отряд клоунов. В моем цирке была девочка акробатка. Элоиза - это ее сценический псевдоним, а настоящего ее имени я так никогда и не узнал. Она была примерно моего возраста, но была такой хрупкой, что сложно было сказать, сколько ей лет. Я всегда замирал там, внизу, глядя на нее из-за кулис. Я чувствовал, я знал какого ей там на такой вышине, где только она одна, совсем одна. А внизу всех так много, но нет никого, кто любит, ждет. Совсем никого
Мы часто сталкивались в гримерке и она улыбалась мне так, словно знает меня. Глядя на нее я уже не был один в беспощадном космосе. И там, наверху, она ослепительно улыбалась всем, но особенно мне. Словно говорила:"ну что ты, вот и я здесь и тут не так уж и страшно". И однажды упала. Страховка не сработала. Я сразу выбежал из-за кулис, а она лежала такая бледная, со слишком неестественно отведенными в стороны руками. Ее голова была на боку, я видел как из под ее виска расползается неумолимый растущий багрянец, словно маленький монстр покусившийся на нежную русость ее волос. Я кинулся к ней, я был поражен. Но тело хранившее ту, которую я считал родной, заслонили, вытащив ширму, меня отогнали прочь, а ее унесли. Словно разбитую фарфоровую куколку. А я снова был абсолютно один. В своей каморке. Слезы тихо текли в этом удушливом пространстве, где не было ничего настоящего.
В двадцать пять я поступил в медицинское училище. Что я понял? Что вся жизнь -цирк. Вопрос лишь в том, насколько осмысленный. И тот, мой первый цирк, это единственное в моей жизни, что не являлось им во всяком случае для меня.
Я оставался один в равнодушном статичном а потому совершенном бескрайнем космосе и пламя где-то в моей груди, далекое от того, что похоже на огонь, прожигало меня до слез.
Я осознавал, что мир в котором погибло солнце не может быть пригодным для жизни. В этом была ироничная разгадка.
Ироничной она быстро переставала быть, так как я понимал, что благодаря этой хитрости мы не осознаем бесконечность этого одиночества и своего бессилия. Мы заигрались. Да так, что игра теперь стала спасением.
Я безмолвно кричал в пространство залитое лунной пылью в поисках чего- то, кого - то живого. Когда я блуждал в этих потемках, я видел картины и начал переносить их на бумагу. В такие моменты мое осознание было словно выстрел, вспышка, искра. Я выхватывал эти образы у тьмы не зная зачем и для чего. Я словно обезумевший картежник выигрывал их у темноты снова и снова, все с тем же беззвучным криком "Мои!"
Первой такой картиной была мансарда и лунная ночь. Два силуэта курившие в окно в том предрассветном мнгновении, устремившие взгляд в бескрайнее русское поле из домика в английском стиле. И ночь будто бы уже ушла, а утро еще не вступило в свои права и потому, они совсем ничего не должны были ни ночи, ни дню. Настолько они были свободными.
Я нарисовал это на бумаге. Тогда я впервые задумался о статичности. О совершенстве. Что мы стремимся к совершенству, но его не может быть, это обман, ведь совершенство в статике. Которую сам я так не любил.
Я полюбил такие минуты-миг осознания,когда уму некуда бежать, а лукавить себе возвращаясь к привычным ловушкам ума ты уже не можешь, ведь нет никаких зрителей, даже надуманных. Ты честен как никогда, а потому всесилен. Только жаждешь повстречать еще одно такое же сердце в этом блуждании. Потому что я понимал, случись что кто- нибудь увидел меня таким, это был бы уже какой-то другой мир, даже слова были бы другими и о другом. Если бы я конечно, смог остаться таким в присутствии кого-то еще. Такой вот парадокс. Есть пустота, хоть и говорят, что все есть Свет. Но пробовали вы приглядеться к лампочке, или попытаться изучить форму солнца? Что говорить тогда о том, какого это находиться в самом эпицентре его лучей? Выходит, что ничего там не может быть, есть только один ослепительный свет, ведь так? То есть пустота. Есть огромный ребенок маленького космоса за секунды творящий миры, но заключенный только в один и преданный лишь ему. Поэтому я с восхищением возвращался в наш хаос, я любил его за многомерность, за множественность. Я закрывал глаза даже на его пеструю ложь.
И хотел только повстречать лишь еще одно такое же живое сердце
Я верил в силу юмора, и вот он я - я слишком шутливо относился к жизни, а игра на то игра, что бы играть в нее всерьез? Этого я не понимал. Я шутил, лишь бы вся эта грандиозность того, что я ощущал и осознавал не обрушивала на меня внушаемый мне мир.
Мое сценическое прозвище в цирке -Уль. Так же звали одного из участников битвы в Рагнарек. Это довольно забавно
Дерк улыбнулся смолкнув. Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцы теней по стене
-Ты не прав- произнесла Нэт-твое чувство юмора, хоть его порой не понимали, сродни дару или таланту. Это тот огонь, что выстоит во мраке и затопит его, а не тот, что выжигает. Твой юмор - это искусство жить. И это прекрасно. Извини, что назвала тебя шутом.
И откуда, кстати, у тебя этот образ с мансардой и полем?- чуть прищурившись спросила она- и добавила- пожалуй, пора рассказывать свою историю