Что слаще мёда?

               
                ПОСИДЕЛКИ
В богатом русском языке полно иноземных слов. Мы к ним привыкли, считаем родными. При этом одних родственничков любим, а от других стараемся держаться подальше. Взять, к примеру, портвейн и прокурор. Вам что ближе? То-то же... портвейн. Вермут тоже ничего. А от прокуроров советую держаться подальше. На всякий случай.
Однако в моей суматошной жизни однажды возник типичный служитель карающего меча и правосудия. Непреклонный, жесткий, требовательный и одинокий, а потому-то несчастный. Как и почему попал он в круг знакомых... рассказ длинный, да и не интересный. Только в жизни ведь как? Где один, там и два. Он познакомил со своим другом, если только прокуроры могут дружить. И так повелось, что раза два-три за лето я авторитетно заявлял жене, что иду на стройку пьянствовать с этими приятелями. На что получал благословение и шутливое напутствие не надираться. Мы собирались на участке, где я возводил жилище. С грустью ученика, отстающего по школьной программе, смотрела на соседние обустроенные участки коробка моего дома. Скорость строительства прямо пропорциональна размерам взяток. А нет их, так и дело не продвигается.
Две пятилетки зодчества подвели терем под крышу, отсутствовали окна и полы, но для нашей компании комфорт - дело десятое. Лишь бы тень от солнца или укрытие от дождя были. И от чужих глаз. Место привлекало нас тишиной и безлюдьем. Прокуроры (как и многие другие, работающие с людьми, учителя, например) с годами мизантропеют.

Садились мы на чурбаки вокруг перевернутой бадьи из-под раствора. Раскладывали закуску, откупоривали напиток, наполняли пластиковые стаканчики и...
Обычно больше бутылки — двух вина мы не выпивали. Но сидели подолгу. Я, того не желая, стал у них своим, поэтому мало-помалу узнал о подмундирной жизни многое такое, о чем простые смертные и не подозревали.
Мне бы по-тихому записывать на диктофон их разговоры, а я надеялся на память... Зря. Кто-то мудрый сказал, что человеческая память - это рисунок на песке. Дунул ветер времени, всё исчезло.

- ... с остаточной сладостью 10,3%, - хмыкнул, разглядывая этикетку, прокурор линейного отдела транспортной прокуратуры. - В прошлый раз меньше было. Ничего у нас где-нибудь не слипнется?
- Вряд ли. Даже и не почувствуешь. Сахара в этом вине как в моче, - возразил приятель.
- Что-то не помню, какой там процент по норме.
- Да и не важно, все равно некоторые титульные нации микроскопических государств жмутся баночки в поликлинику нести, сахарище даром отдавать... – подключился к разговору я.
- Зря жмутся, есть кое-что слаще! – воскликнул прокурор.
- Халва, сахарин, мёд? – заинтересовался я.
- Молод он ещё, молод, - хмыкнул транспортник. Не знает, что слаще всего на свете!
- Да что же? – заинтриговался я.

                АРТЕЛЬ
- А истину ты сам знаешь, но, если получишь разжеванный ответ, снова забудешь. Лучше расскажу, как пример, одну историю, - вмешался прокурор. - Начну с того, что золота в Сибири много. Добывали его всегда и везде. Оно помогало выжить и губило. Оно манило и обманывало. Оно обогащало и растлевало. Такова сила этого металла. В лихие девяностые вокруг рудников области заварилась крутая каша. Проходили разборки, делёжка, суды. А потом всё нормализовалось. Артель «Сибирская сила» прибрала к рукам все крупные месторождения. Против эсэсовцев, как их окрестила по первым буквам артели народная молва, никто не совался. Себе дороже.

Руководитель артели жил широко, у него у первого из олигархов местного разлива завелась «неделька» - отдельная машина на каждый день недели. Понятно, что не Жигули разного цвета.
О размахе его загулов ходили слухи. В интервью на вопрос журналистки о слухах он ответил просто: «Правдоподобные сплетни обо мне считать недействительными». Вот и пойми: толи признал, толи приказал считать недействительными.
Злые языки утверждали, что падок он на молоденьких девочек. Но никто на него никогда не заявлял. Может быть запугивал, может быть им нравился или откупался.
А откупаться ему было чем. Рудники, которые при социализме еле-еле концы сводили и готовы были эти концы отдать, расцвели. Рекой – не рекой, но ручейком текло золотишко.
Время от времени Хозяин спускался с Олимпа и совершал поездки по своему Архипелагу. Три одинаковых черных джипа неслись по центру дороги, сгоняя на обочину встречных и попутных. Особенной регулярности в этих вояжах не было. Когда и куда он поедет никто никогда не знал. На месте узнавали только накануне, да и то не всегда. Однажды встретили не как подобает.
- Вспомни название прииска при коммунистах? – наматывал хозяин галстук управляющего на свой кулачище. Местный царек уже посинел, воздуха не хватало, но просипел.
- Пи-пи-пионер…
- Правильно. Пионер, - ослабил хватку. – Значит и ты должен быть всегда готовым, как пионЭр.
- Или пионЭрка, - подсказал начальник охраны. Его лицо было немногим симпатичнее лица одного депутата Госдумы из бывших боксеров. Правда этот был из самбистов.
- Запомни, - смягчился хозяин, - и чтобы последний раз!
- Запомню!

Как в воду глядел. Это был последний раз. На крутом подъемчике, который начинался сразу за узким мостиком через быструю таежную речку, где хорошо берет на мушку хариуз, перед кортежем рухнул поперек дороги вековой кедр. Машины остановились. И тут же под замыкающим джипом грохнуло. Он подпрыгнул на месте и вспыхнул как тот самый пионерский костер.
Охранник и свита выскочили, пытались отстреливаться от невидимых нападающих, прикрывали Хозяина. Безуспешно. Все остались на месте. Кто в машине, кто у машины, а Хозяин рухнул на обочине на спину, раскинув руки словно Спаситель…

На этих словах рассказчик замолчал. Молчали и мы, ожидая продолжение.
- Сразу смутило меня, что убийцы ничего ценного не взяли, даже золото. Наши следователи пытались отработать разные версии. Замучились. Шутка ли десять трупов. С ног сбились. Но в тайге как? Если надо, то никто и никогда ничего не знает. В общем, всё как в русских сказках.
- Как?
- Да так: «Ни на ком не сыскалося!» В угро такие дела называют «глухарь».
Досуга у меня особого нет и в чужие сани я не впрягаюсь, но через несколько месяцев случайно попало это дело ко мне. Заинтересовался, перелистал, знакомые места, как-никак.
- Родом оттуда?
- Оттуда. Там же и трудовую деятельность начинал.
- И что?
- Да не гони коней, пополни-ка сосуды, - вмешался наш транспортный блюститель закона.
- Верно. Самое время помянуть вином винноубиенных.
- В чем же их вина?
- Всего и не перечислить. Но формально по закону их наказать было нельзя. А если по совести, то они были виноваты в присвоении труда геологов, строителей и старателей.
- Говорят же, что после «А» следует говорить «Б», - наверное впервые за все посиделки я проявил недовольство.
- Будь по-твоему, слушай. Только не заставляй доходить до буквы «Я». Кстати, ты прав, я с «А» начал, - продолжил повествование рассказчик, пригубив полусладкое.

                БРАТ
- Через некоторое время попал я в родные места. Там еще с дореволюционных времен живут вперемешку все, кто приехал и приезжает: русские и кавказцы, при советской власти переселенцы и выселенные. Староверы и те, что никакой веры не имеют. Много и местных. Ну, вы же знаете, есть народности в Сибири, которым водку пить нельзя. И вино тоже. Организмы у них такие, что люди спиваются быстро и непоправимо. Именно поэтому среди них встречаются убежденные трезвенники. Они в детстве насмотрелись такого, что от алкоголя их отвратило навсегда. Одного такого я знал.

Сашка Воронгашев родился в маленьком улусе. Позже с родителями переехал на наш прииск. Жизнь у пацана была вольная. Тайга родная и огромная. Лошади быстрые. Добрые доверчивые телята тыкались мокрыми носами, брали хлеб из рук, слегка прикусывая пальцы, а огромный пес Алтын облизывал сопливую мордашку и никому не давал в обиду. Ни его, ни младшую сестричку Снежанку, что на пять лет моложе. Но не бывает вечного лета. Не бывает так, чтобы все и всегда было хорошо. А если вдруг что-то становится плохо, то назад – к лучшему – все меняется редко, медленно или вообще не возвращается.
Дома пили все чаще. В веселых застольях менялись гости, а хозяева привечали всех, кто приходил с бутылкой. Поэтому ребятишки ели все меньше и хуже. Они ходили к родственникам, благо их много в деревне.
Однажды веселье затянулось на несколько дней. Сашка крутился возле стола, сильно хотелось попробовать красную мелкую рыбку из плоской баночки, которой взрослые закусывали водку.
- Пап-пап, - потянул он за рукав отца.
- Что тебе опять?
- Дай нам со Снежанкой рыбки, - он потянулся к банке.
- А больше вам ничего не надо? Не мешай взрослым, не путайся под ногами, - почему-то рассердился отец. Возможно взрослым самим было мало еды. Он так сильно толкнул Сашку, что тот отлетел в угол кухни и ударился головой об буфет. Из ссадины на щеке потекла кровь. Сестренка заплакала.
- Да замолчите вы или нет!
Отец схватил восьмилетнего Сашку за драную рубашку в клеточку, в которой тот бегал и в школе и дома, открыл подполье и сбросил вниз на кучу картошки, следом отправил малышку. Крышка опустилась. Дети оказались в темноте. Наверху продолжилось веселье.
Малолетние узники потеряли счет времени. Но мало-помалу глаза привыкли к темноте. Сквозь щели в люке пробивались лучики света, в которых плавали пылинки. Сашка нашел в углу подполья банку прошлогодних соленых огурцов. Они раскисли и плохо пахли. Ребятишки вымыли рассолом несколько картошин и морковин. Их и грызли потихоньку. Спали в углу, укрывшись рваными мешками.

Отсутствие мальчишки в школе заметили. Приехал в веселый дом инспектор по делам несовершеннолетних, еще в прошлом году он был школьным физруком. Поинтересовался, где дети.
- Бегают где-то, - отмахнулась мамаша.
- Он в школу не ходит бездельник! Да я его… - рассвирепел отец.
Сашка услышал наверху голос любимого учителя. Постучался в люк…

Россия не какая-нибудь скандинавская страна, где ребенка могут отобрать только за то, что родители с ним грубо обращаются. Но и здесь могучее государство иногда вступается за бессильных. И – получилось – вовремя, через несколько дней родители поспешили закрыть вьюшку плохо протопленной печки, да и угорели.
Детприемник, детдом, школа-интернат. Через несколько лет Сашку и Снежанку забрал оттуда дядька по матери.

- Подрастете, - говорил бывший взрывник с рудника, - станете самостоятельными, перейдете в свой дом. А пока я там буду магазин держать.
В этой семье парень и вырос. С подросткового возраста охотничал, рыбачил, охотно помогал дядьке на пасеке и по дому.
Но не то детские обиды и жизнь в казенном доме, где приходилось несладко, не то природная обидчивость, не то что-то другое… В общем однажды что-то сказалось. Сашка жестоко избил обидчика. Попал за хулиганство в зону по малолетке ненадолго, но зона – это инфекция. Она въедается в человека раз и навсегда. Едва освободился, как за какую-то мелочь пошел на второй круг, - рассказчик приостановился.
- Наливаю? – спросил я.
- По чуть-чуть. И буква «В»

                ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вихрем пролетели годы. Писем он не писал и не получал, но куда человеку из тюрьмы возвращаться? Туда, где его дом, какой бы он ни был. Вернулся Сашка в деревню. А тут уже многое изменилось. Родительская избушка просела на один угол, крыша вот-вот завалится. Да и дядькин пятистенок немногим лучше. Оказалось, родственник уже не поселковый бизнесмен. Невозможно тягаться с магазинами, открытыми новым хозяином прииска. Сидит, как и многие в деревне без работы, живет тайгой, огородом и пасекой. Тетка в постели, после инсульта не разговаривает. Правая рука и нога как чужие.
- Сашка! Племянничек… Приехал. Давай-ка выпьем.
- Я же не пью, дядька. Будто не знаешь.
- Не начал, значит… Молодец, тогда наливай чаю. Тут такие вот дела. Садись, я тебе меда принесу. Вчера накачал… - засуетился дядька, пряча глаза.
Выяснилось в разговоре, что сестра еще в 16 лет повесилась. О причине можно только гадать. Лежит рядом с родителями.
Потемнели и без того темные Сашкины глаза. Сузились до прицельных щелочек. Сжались кулаки со сбитыми костяшками.
- Почему, дядя?
- Разное говорят…
- Я правду узнаю!

Вот говорят, что каждый из нас идет своим путем. Потом многие утверждают, что допустили ошибку в его выборе. Все не так.  Ошибки делают умные люди. Остальные делают глупости. Прежде чем пойти «своим путем» им не мешало бы представить сколько на нем стоит улыбающихся тяпок.
Сашку жизнь научила многому. Не зря же писатель в ХХ веке тюрьму назвал своим университетом. Лучше бы там не учиться, или заочно… Но тут уж как получится.

От кого он узнал и что, теперь не докопаться. Только через несколько дней Сашка прошелся по деревне, заглянул к старым друзьям-знакомым, сказал, что будет работать вахтовым методом на Севере. А сам забрал у дядьки припасы на несколько дней и тозовку, да и отправился на заимку поохотиться на глухарей. Хорошую винтовочку делали туляки. Старенькая ТОЗ-21 верно и долго служила дядьке и Сашке в охотничьих делах. Легонькая, хорошо пристрелянная, надежная винтовка даже без оптического прицела позволяла стрелку на спор попадать со ста метров в пятачок. Парню бы в биатлон, да не по той лыжне угораздило покатиться.

                «ГЛУХАРИ»
- Главное - разговорить, в деревне все знают всё. Молчали. Знали, что я давно уже не учитель. Но встретил в городе своего одноклассника. Вспоминали детство и юность, зацепились языками, подвел я разговор к истории с убийством олигарха. Он подтвердил разговоры о его кобелизме. Получил я подтверждение своим догадкам. Понял, что концы у веревочки есть, и попали они ко мне в руки.
Съездил еще раз домой на родительский день. На кладбище, как и ожидал, встретил Сашку. Я ведь когда-то после армии учителем поработал. Знал его еще по школе. Как говорил уже, у него родители и сестра рядом лежат, в общей деревянной оградке. От моих отца и матушки недалеко. Я поправил всё у своих, к нему подошел. Слово за слово…
Назад уже шли, я и интересуюсь, сколько ему дядька посоветовал под задний джип взрывчатки положить.
- А что он сам не сказал? – спросил он, и понял, что спалился.
Чувствую, прикидывает, что делать: бежать или меня назад на кладбище отправить.
- Не глупи, Саша. Дело закрыто, и я тебе зла не желаю. Считай, что это профессиональное любопытство.
Поверил. Рассказал все начистоту, в мельчайших подробностях.

                ДОЛИВАЙ
- Доливай, - подмигнул мне транспортник, - что мешкаешь? Видишь мы уже и до буквы «Д» добрались! А тебя давно спросить хочу. Не пожалел, что отпустил?
- Человек всегда жалеет о сделанном, а что?
- Он же и дальше пошел этой тропкой, наверняка. Это как людоедство, попробуешь человечинку - затянет.
- Не пошел. Работает водителем на стройке. Миксером бетон возит. Не поверишь, даже и не левачит.
- Ну... уж! Чтобы шофер да не левачил!
- А вот. У меня родственник строился, я попросил Сашку помочь. Другой хотя бы за тот случай не отказал. Но он извинился и сказал, что не ворует.

- Значит, слаще меда даже не вермут и не портвейн…
- Правильно. Это месть!