Письмо 8 - где живут погасшие светлячки

Павел Лисовец
Она все время повторяет – чтобы писать, нужно влюбиться. Не знаю, мне кажется это просто оправдание лени или обычная прокрастинация. Раньше никогда не задумывался, как, откуда возникает желание писать.

Вот сейчас, почему все бросил и пишу это письмо?

Стал ковыряться в себе, и вдруг понял, меня возбуждают люди. Да, просто люди. Ты знаешь, я их ненавижу, стараюсь всячески избегать, но чем дольше уединение, чем отстраненнее взгляд, тем интереснее за ними подглядывать. Они превращаются в живые комиксы, или диафильмы с пустыми полями для подписей. Словно говорят, ну давай, расскажи нам, что ты видишь. А я кажется действительно вижу, вижу их насквозь, как маленьких рыбок в аквариуме, тонких, беззащитных, прозрачных на просвет, вижу их прошлое, будущее, вижу их мысли, чувства характеры, настроение…

Пять дней не выходил из дома, и вот сейчас – в супермаркете, только вошел, истории сами заструились подарочной бичевой. Пью кофе за высоким барном столом, а рядом компашка школьников режется в Монополию. Сидят спиной, и я могу разглядывать их в упор, без стеснения.

Его лица не видно, но по уверенной немного небрежной манере держаться сразу понятно –cамодовольный красавчик. Нет восемнадцати, но уже знает себе цену. А она рядом, льнет к нему, словно травинка на ветру, повинуясь внезапным порывам. То, смеясь, коснется щекой плеча, то приобнимет, потянувшись к столу сделать ход, то подушечками пальцев смахнет пылинку, то поправит ему волосы. Почему-то уверен, взглянуть ей в лицо, оно буквально светится счастьем, светлым, чистым, настоящим.

Может подойти к ним, сказать..? Как тот странный дедушка, остановивший нас вдруг у метро. Он неожиданно схватил её за рукав, заглянул в глаза и прошептал, указав на меня: «Это чудо! Настоящее чудо! Берегите его, такое бывает лишь раз.» Я пытался возразить, мол это не я, а она – настоящее чудо. Но тот лишь ухмыльнулся с каким-то особым хитровато-добрым прищуром, и растворился в толпе.

Подойти и сказать?  Да, нет, решат, чокнутый или пьяный. Сколько лет прошло, прежде чем сам понял, о чем говорил тот дедуля? Вот и я сейчас, касаясь губами пустого стакана, тяну не кофе уже, а время, и беззастенчиво нежусь под лучами чужого счастья.

Хотел бы я вновь кем-то так дорожить, тактильно, трогательно, до дрожи в пальцах и пульсации прожилок у виска, до замирания сердца от восторга и страха одновременно…