Поездка поневоле

Предуведомление.

  Предлагаемый ниже текст является неадекватным переводом романа американской писательницы Эллы Гуд «Captive Ride». Приступая к работе, я с самого начала не ставил перед собой задачи перевести текст в точном соответствии с оригиналом, а постарался передать в той интерпретации событий и персонажей, какими их увидел я.
  Прежде всего, я позволил себе добавить в текст собственные эпизоды, отсутствующие в оригинале, постаравшись пойти навстречу читательским отзывам с «Гудридс» и «Амазон», пенявшим, что история Эми и Флинта в авторском изложении кажется незаконченной. Возраст главной героини уменьшен мной на семь лет, а фамилия её изменена с Амелии Волл (Voll) на Грейнджер (Granger), поскольку именно под этой фамилией она была впервые упомянута у автора в предыдущем романе из серии о клубе рокеров «Повелители Смерти» из Фортуны. Время событий, относящихся к истории Изи, Мичигана и Энни Блум отнесено на 30 лет назад, в начало 70-х годов прошлого века, относительно основной линии, происходящей в начале нулевых (у автора они синхронны).
  Таким образом, я постарался привести книгу в соответствие с моими представлениям о том, какой ей надлежит быть.


Элла Гуд. Поездка поневоле (21+)


Глава 1. Флинт, ресторан «Мунфлауэр»

  - Я собираюсь её взять.
  Я разговариваю по телефону и слышу, как с того конца доносится тяжёлое дыхание Судьи, президента «Повелителей Смерти».
  Чёрт, президент не любит, когда ему звонят, но, тем не менее, я это делаю, потому что следить за той, о ком я говорю, Судьёй поручено именно мне.
  Судья думает. Он явно не хочет давать разрешение, потому что ощущает себя должником Амелии Грейнджер.
  - Ей, правда, грозит опасность?
  Я бросаю взгляд на дверь, через которую она только что прошла, вдвоём с адвокатом, держащим её за задницу. Уже четвертый раз она с ним.
  - Да, - отвечаю я и думаю про себя, что она и в правду в большой опасности - забрызгать кровью свою рубашку, если не перестанет видеться с этим мудаком.
  - А если, - усмехнулся Судья, - я попрошу тебя не спешить?
Я не отвечаю ему сразу, потому что лгать своему президенту не хочется. Но и ждать, почёсывая жопу, у меня нет привычки, особенно когда кто-то собирается покусился на моё.
  - Я устал играть в дисциплинированного солдата, - наконец отвечаю я. 
  Я и правда устал. Я наблюдаю за Амелией уже два года. Только наблюдаю. И мне это уже порядком осточертело.
  - Ладно, - вздыхает Судья. - Не делай ей больно.
  - У меня нет таких планов. 
  Судья в ответ неопределённо хмыкает. Он отлично знает, что если я захочу сделать чью-либо попку розово-красной, то это получается как бы само собой. Но, разумеется, Амелия не из тех, кого подобное обращение приводит в восторг.
  - Кроме того, я не хочу, чтобы ты возвращался слишком быстро, а то угодишь в аварию, - предупреждает он.
  На сей раз настал черёд усмехнуться мне.
  - А я-то думал, мне выпал последний шанс тряхнуть стариной. Я ведь не молодею…
  - Ты отлично притворяешься, - вздыхает Судья. – Но мы-то с тобой оба знаем, что ты позвонил не для того, чтобы спрашивать разрешения.
  Я пожимаю плечами, словно бы он может видеть меня в этот миг. 
  - Мне никогда не нравилось просить разрешения. Наверное, поэтому я часть «Повелителей Смерти».
  На том конце Судья смеётся. 
  - Надеюсь, через год увидимся…
  - А что так долго? - я искренне удивлён.
  - Потому что быстрее её тебе не переубедить, - и с этими словами он выключает телефон.
  Я невольно утираюсь. Судья намекает, что Амелия не для таких как я? Ну да, не для таких – её-то вкусы я изучил – и что? Её тип носит дорогой костюм, а не джинсы и ботинки вроде моих. Её тип гладко бреет свой подбородок каждый день. И пахнет дорогим одеколоном, а не пивным перегаром. Она сражается в зале суда, и большинство мужчин, с которыми она встречалась, такие же. Если я дерусь, то, главным образом, на пустырях и в подворотнях или в лесу за городом… Ну, иногда, бывает, на парковках или в барах... Но, повторяю, что с того?
  Ведь её типу (скажем начистоту) не неё наплевать. А мне - нет. И, вообще, между делом, замечу, что она так и не научилась разбираться в мужиках. Не говоря уж о том, чтобы найти того, кто её удовлетворит. Вот и бегает от одного парня к другому, или, вдруг, на много месяцев вообще перестаёт замечать противоположный пол.
  Звук открывающейся двери ресторана заставляет меня повернуть голову. Нет, это не они… Какая-то разодетая парочка, словно сошедшая с офигенного рекламного плаката какого-нибудь шикарного магазина в торговом центре. Костюм пальто, галстуки, блестящие туфли. С моей-то рожей и небритой челюстью, я в этом ресторане буду выглядеть белой вороной. Впрочем, у толстозадой курвы и её пидороватого хахаля, только что покинувших заведение, и Амелия навряд ли вызвала желание познакомиться. Боюсь, что облик моей мисс был бы сочтён ими чересчур скучным, достойным какой-нибудь матери-одиночки, воспитывающей двоих детей, работницы занюханной конторы.
  На самом деле Амелия живет в южной части города, в уютном бунгало с двумя спальнями. У неё свой офис и занимается она теми, у кого проблемы с законом. Она адвокат и, как и я, по натуре одиночка. Однако, учитывая, что весь последний месяц она раз за разом встречается с этим хмырём, нетрудно предположить, что она ощущает недостатки своего образа жизни. И собирается его сменить.
  Это и побуждает меня действовать. Если кратко, то я собираюсь её украсть, отвезти в укромное местечко в Вайоминге, где мы вдвоём классно проведём ближайшие несколько недель. И сделать это необходимо как можно скорее, поскольку любая случайная помеха, вроде того мудака, что вьётся возле неё, может помешать. И это тем более надо сделать, потому что бритоголовые говнюки, с которыми мы воюем и которые имеют на Амелию зуб, тоже готовятся нанести ей визит нынешней ночью. Об этом, из достоверного источника, я узнал час назад. В общем, надо действовать.
  Я слезаю со своего райдера и решительно направляюсь к двери в ресторан. На входе меня обдаёт прохлада кондиционера, после чего я тут же натыкаюсь на взгляд хозяйки заведения. Её глаза, стоило им только впериться в моё шестифутовое двухдюймовое тело, покрытое татуировками и заканчивающееся парой говноступов, делаются большими-пребольшими.
  Со здешней хозяйкой мы давние знакомые. Губы её тотчас расплылись в идиотской улыбке, а сиськи так и распухли под белой хлопчатобумажной рубашкой, которую она словно нарочно оставляет расстёгнутой, чтобы, наверное, все клиенты заведения могли между делом по достоинству их оценить.
  - Сегодня ты один? - она весьма удивлена.
  Обычно мы вваливаемся в заведения, вроде этого, большими компаниями. И ближе к полуночи. Она довольно много курит, отчего её голос кажется хрипловатым и каким-то знойным. Как у экзотических красоток южных стран.
  Я мысленно прикидываю, с какой стороны лучше будет схватить владелицу ресторана, чтобы, оттащив в какой-нибудь укромный закуток, не спеша, вдумчиво и от всей души её оттрахать... Вообще, с тех пор, как присматриваю за Амелией, мой сексуальный аппетит только растёт. И определённо я уже стал чертовски голоден.
  - Нет, мэм. Я тут кое с кем встречаюсь.
  Указательным пальцем я тычу на одну из кабинок, где устроились Амелия и её спутник.
  - Знаю, что он юрист из какой-то фирмы в Сити. Я, вот, к сожалению, не удосужился узнать, как его зовут.
  По правде говоря, я и в самом деле не удосужился узнать как зовут её хмыря, потому что он ничем не отличается от обладателей других пяти костюмов, с которыми два последних года она делила хлеб и стол.
  - О! - несколько разочарованно шепчет хозяйка, но профессия обязывает уважать клиента.
  Она берёт одно из меню в черной коже и ведёт меня к кабинке.
С этим парнем Амелия познакомилась на вечеринке месяц назад, где в большой комнате все сидели, словно маленькие куклы и то и дело вежливо хлопали в ладоши. И по кислой физиономии (и не её одной) было ясно, что моя мисс предпочла бы засунуть себе в задницу горячую кочергу, чем слушать ещё одну речь.
  Вот тут-то будущий компаньон Эми и улыбнулся ей пару раз, а потом пригласил встретиться с ним за кофе. И она, конечно же, согласилась. Свидание, если его можно было так назвать, у них больше прошло в телефонных звонках, нежели в разговорах друг с другом. Вообще, телефоны – зло. По мне так и член навсегда отсохнет, если баба – будь она даже самой Еленой Прекрасной - решит, что её телефон более интересен, чем я.
  А это уже их четвертая встреча, и ясен пень, не для бизнеса. Не иначе как у Эми мандраж. Ей хочется чего-нибудь этакого, чтоб башню сорвало. Вот и присматривается к своему хмырю - стоит ли тратить на него время. Что ж, поможем ей сделать верные выводы...
  - Прибыл ваш гость! - хозяйка вошла в кабинку и положила меню на стол.
  Эми и хмырь в костюме прервали разговор. Хозяйка ушла, а хмырь перевёл взгляд на Эми, и на морде его явственно читалось желание придушить меня своим серым галстуком.
  - Вы, видимо, ошиблись, - сказал хмырь в костюме. На меня он при этом даже не глядел.
- Флинт? - Эми приветствовала меня почти одновременно со своим спутником.
Я кивнул.
- У кого-то проблемы? - спросила она.
- Вы знаете этого человека? - хмырь в костюме страшно удивился.
Она немного смутилась, но только на одно мгновение.
- Да, Рон, - это мой… знакомый, Флинт. Флинт, - это Рон Леммонс.
Она не стала называть мою фамилию. Должен заметить, что у нас в клубе фамилий нет - только имена и названия дорог. Одна из причин, по которой наш президент испытывает слабость к Эми, заключается в том, что она уважает наши обычаи.
Два года назад Эми казалась совсем ещё девчонкой - только закончила юридический – и мы с Судьёй очень сомневались, того ли адвоката выбрали для Вредителя. Но её рекомендовал Дункан Вермье - друг Судьи, владелец магазинной сети в наших городах-побратимах. Прокурор крепко взял его за жопу, обвинив в перевозке чего-то там украденного, так что Вермье оставалось только мамой клясться, что он знать ничего не знает. Эми была единственным из адвокатов, кто поверил ему и взялся защищать. Она довела дело до глупого штрафа, и Вермье отделался парой сотен долларов.
Вермье рекомендовал её, сказав: «Умна, как кнут, и неутомима, как бульдог». И оказался прав. Она смогла защитить Вредителя, участвовавшего в драке со скинхедами, после которой несколько скинхедов были найдены мёртвыми. Вредитель получил три года за непредумышленное убийство вместо десяти, которые ему реально грозили. Он был сыном нашего Судьи, и теперь президент нашего клуба считал своим долгом заботиться об Эми, препоручив её моим рукам.
- Приятно познакомиться, мистер Леммонс, - я протягиваю ему руку.
Мистер Леммонс сначала смотрит на мою руку, потом – вопросительно - на Эми. Он берёт салфетку и вытирает ею рот. Он, несомненно, видит во мне кучу дерьма. И боится измазаться.
- Мы обедаем, мистер Флинт, - отвечает мистер Леммонс, и кладёт салфетку рядом с ножом.
Моя рука так и остаётся висеть в воздухе. Краем глаза я продолжаю следить за Эми и не без удовольствия отмечаю, что она совсем не в восторге от поведения своего спутника.
- Мы почти закончили, - она протягивает руку и пожимает мою ладонь.
И от её прикосновения меня словно ударяет током. И по её глазам я вдруг понимаю, что и Эми тоже это чувствует. Впрочем, через мгновение она оправляется и опускает мою руку. Я кладу ладонь на белую скатерть не слишком далеко от её тарелки.
- Можете ли вы зайти ко мне в офис через полчаса? - невозмутимо спрашивает она.
- Нет, лучше поговорить сейчас, - я, наконец, протискиваюсь в кабинку и устраиваюсь за столом. - Кроме того, я голоден. Что там у тебя?
- Салат, - отвечает Эми.
- Мистер Флинт, я должен вам сказать, что вы нам мешаете, - лимоноголовый мистер Леммонс раздражённо барабанит пальцами по скатерти, которая мягче, чем попка младенца.
- Мешаю? Извините, - я обращаюсь к Эми. - Салат? Думаю, мне нужно что-то посущественней. Слушай, выбери чего-нибудь для меня.
И с этими словами я вручаю ей меню. Сжав кулак лимоноголовый мистер громко кашляет, пытаясь привлечь внимание Эми, но она занята мной.
Наклонив голову, она уставилась на меня своими всегда внимательными и удивительно красивыми глазами.
- Если ты голоден, Флинт, то как насчёт стейк-медальона и картофеля во фритюре?
- Это ещё что за хрень?
Она было открывает рот, но лимоноголовый мистер, должно быть потеряв терпение, перебивает.
- Это стейк и картошка фри. Проходная еда, так сказать, - пускается он в объяснения.
- Проходная? Это, что ли, для тех, кто передвигается пешком? – невозмутимо усмехаюсь я. - Мне годится.
  Лимоноголовый мистер презрительно фыркает.
- «Проходная» - это означает, что еда простая и несложная, а вовсе не еда для прогулок.
- Ты уже употребила? - я тянусь к бутылке мисс Грейнджер и залпом осушаю её из горлышка.
Эми никогда не употребляет алкоголь за ланчем, потому что серьёзно относится к работе. Но, чёрт возьми, ради разговора с этим своим мистером, ей бы следовало заказывать спиртное пригоршнями.
Лимоноголовый мистер уже брызжет слюной.
- Мистер Флинт, я хочу, чтобы вы знали…
Эми решительно перебивает своего хмыря.
- Рон, Флинт отлично знает, что означает слово «проходной». Я уже два года встречаюсь с ним по работе, и скажу, что он совсем не тупой, - и тут Эми бросает на меня крайне наглый взгляд. 
«Кончай заигрывать», - как бы произносит она, не проронив ни слова.
Я поднимаю бровь: «Скажи ему, чтоб он заткнулся», - как бы говорю я в ответ, также не проронив ни слова.
  Эми поворачивается к лимоноголовому.
- Благодарю, что пригласил меня на обед, Рон. Как всегда, было очень мило.
Мило? Если у этого типа ещё сохранились какие-то остатки гордости, его член должен был сейчас сжаться. Поход в ресторан с такой горячей малышкой, как Эми, не должен заканчиваться тем, что она произнесёт: «Благодарю, было очень мило».
Лимоноголовый мистер встаёт из-за стола и выбирается из кабинки с таким видом, будто ничего не случилось.
- Амелия, - зовёт он, - могу я поговорить с тобой одну минутку?
- Конечно, - кивает она.
Он стоит в проёме и ему ужасно неловко.
- Не могли бы вы меня проводить?
- Тебе что, пять лет? - усмехаюсь я злорадно.
Мужик должен провожать бабу, а не наоборот.
- Я должен сказать пару слов, приватно. Амелия, вы не возражаете? - хмырь поправляет галстук, и мне кажется, что ненароком он придушит сам себя.
- Говорите здесь, - я протягиваю руку вдоль задней стены кабинки, и мой безымянный палец, как бы случайно, повисает в паре дюймов от её плеча.
Эми опять внимательно смотрит на меня, и в глазах её читается лёгкое изумление. Потом она встаёт и, одёрнув юбку на своей заднице, выглядывает из кабинки.
Рычание невольно рвётся из моего горла: всякий раз, когда чужой мужчина приближается к ней слишком близко ней, я рычу. Как правило – мысленно. Иногда – вслух и негромко. Но на этот раз чуть громче обычного.
- Он смеет на тебя рычать? -  я не вижу, но отлично слышу, как лимоноголовый мистер вздохнул.
- Не бери в голову, - успокаивает его Эми. - Конечно, нет.
Из-за её спины хмырь не видит, как Эми легонько щёлкает своими пальчиками по моей вытянутой руке.
Боже, она это делает для меня!
Тут появляется официантка.
- Вы уже уходите? - девушка выглядит смущенной.
- Нет, подождите минутку, - отвечает Эми. - Я думаю, что мой друг готов сделать заказ.
- Я хотел бы стейк и картофель фри, – сплёвываю я.
- Что-нибудь выпить? - интересуется официантка.
Позади официантки виднеется бар, который тянется почти вдоль всего ресторанного зала.
- Пивка потемнее да покрепче. Для меня это будет в самый раз.
- Разливное ИПА подойдёт?
Я знаю отлично, что имеет в виду эта простушка - после ИПА башка не гудит как колокол, в чём, собственно, и заключается единственное его достоинство. Но, тем не менее, я согласно киваю. По большому счёту говоря, хорошо любое пиво. Если, конечно, оно не разбавлено всяким дерьмом.
Официантка собралась уходить, но Эми задержала её.
- Нет, принесите смолистое, - Эми повернулась ко мне. - У него не такой витиеватый букет. Сухое, со смолистыми нотами.
Официантка уходит.
Лимоноголовому мистеру, что всё ещё торчит у кабинки, очень не нравится услышанное. Он кашляет, и Эми вынуждена переключиться на него.
- Я знаю, что тебе приходится заниматься со всякими… - хмырь запинается, не решаясь произнести слово, что вертится у него на языке, - Но меня это удивляет, Амелия.
И по голосу слышно, как его всего корёжит.
- Тебя это не касается, - отвечает она довольно резко, но мудак явно не понимает намёков.
- Интересно, а есть ли у него деньги?
- Не беспокойся, Рон, если что, я заплачу, - Эми смеётся. - Было приятно пообедать с тобой, но меня ожидает клиент. Ты не возражаешь, если я позвоню тебе вечером?
Лимоноголовый мистер смотрит на часы.
- Я буду доступен после шести. У меня тоже встреча с клиентом.
- Договорились! - она хлопает его по плечу, словно он верный пёс, заслуживший поощрение.
Лимоноголовый мистер переступает с ноги на ногу. На секунду в проёме замаячила его голова с тоской глазеющая на задницу Эми, когда та вновь усаживается за стол. Из моей глотки опять рвётся невольный рык, и она в очередной награждает меня изумлённым взором.
«А ну, не смотри на неё, не смей смотреть, убирайся вон, ублюдок!» - мысленно кричу я хмырю, и мне кажется, что если этот мудак задержится ещё хоть на секунду – я выскочу и набью ему морду. А, заодно, ещё что-нибудь тут сломаю. Лимоноголовый мистер понимает меня правильно – он разворачивается на каблуках и исчезает.
- А здесь приятное местечко, - говорю я, когда Эми вновь устроилась за столом. – Только не пойму, почему тарелки такие маленькие?
Напротив нашей кабинки сидят четыре дамы и таращатся на меня. Я машу им ручкой, и все четверо дружно хихикают. Им, должно быть, было под шестьдесят.
- Это ресторан тапас. Клиентам здесь подают небольшие порции, и если мало - можно заказать ещё. И, пожалуйста, перестань флиртовать с дамами.
- Ты ревнуешь? - я забираю так и не тронутый кусок хлеба с её тарелки и начинаю жевать. Её салат всё равно пропал, и мне было интересно, по-прежнему ли она голодна, особенно когда тарелка была такой маленькой.
  - Это был твой парень?
- Тебя это не касается.
- Так, всё-таки, вы вместе? - повторяю я вопрос совершенно недовольный тем, что она не ответила, и не очень довольный, что Эми позволяет себе есть из той же тарелки, что и её хмырь.
- Флинт, это не твоё дело, но если тебя так интересует, то мы не были близки, - избегая моего взгляда, она опускает лицо, пытаясь, наверное, изгнать из своей башки всякую мысль, что у неё возникает по поводу меня.
Закончив ланч, дамы, сидевшие напротив, уходят. Я доволен.
- А тут темновато, - говорю я, оглядывая помещение.
Место и впрямь было темное. Эти ресторанные кабинки так и располагают к уединению. Честно говоря, если б знал заранее, насколько тускло освещен этот закуток, то заглянул бы сюда много раньше. Пожалуй, я смог бы усадить Эми себе на колени и оттрахать её как следует – и никто (ну, может быть, кроме бармена) об этом бы не узнал.
- Кабинки должны быть темными. Они созданы для тех, кто ищет уединения, - Эми берётся за нож и за вилку.
У меня ёкнуло сердце – ведь она есть с тарелки, откуда я только что забрал хлеб! Она тоже нервничает, и я догадываюсь почему. Даже в местном тусклом свете видно, как щёки её залились румянцем.
- Чего ж ты тут искала? Ланча или уединения? - я, не спеша, запускаю руку в её мягкие и длинные темно-каштановые волосы.
- Я была на свидании, - она резко откидывает голову назад, отдёргивая волосы, обнажая красивую длинную шею.
С чистой белоснежной кожей Эми кажется вылепленной из прекрасного фарфора, но, будучи хрупкой на вид, она очень крепкая. Жизнь неоднократно прикладывала её мордой об стол, но всякий раз, поднявшись, она шла вперед. Когда-нибудь, возможно уже не при моей жизни, она станет чертовски старой леди.
- Во время ланча? - я изображаю неверие.
  В конце концов, я точно знаю, что у них было и чего не было.
- Да.
- А когда ты хочешь секса, ты специально берёшь выходной? - мне хочется, чтобы она покраснела по-настоящему.
- Не каждое свидание заканчивается сексом, Флинт.
Пуговицы шёлковой блузки застегнуты так высоко, что я вижу лишь начало её золотой цепочки. Зрелище, может быть, вполне достаточное для какого-нибудь лимоноголового мистера, но не для меня.
- Тогда, может быть, ты поступаешь неправильно, - замечаю я.
- Когда в последний раз у тебя было свидание с женщиной? – она великолепно даёт мне сдачи. - В вашем клубе вьётся множество девиц, и я думала, что ты регулярно пользуешься ими.
- Это которые сладкие задницы, что ли? - я усмехаюсь.
Эми взирает на меня сердито.
- Это отвратительное прозвище, Флинт! - качает головой она.
Временами она кажется ханжой, но это не так. Об этом говорят книги, которые она читает, и игрушки, что старательно прячет в нижнем ящике тумбочки. Просто ей не хочется рисковать, встречаясь с этими своими хмырями. Они бы, наверное, разбежались от неё с криками, если б разок заглянули в её фантазии.
- Но их задницы и правда сладкие, - замечаю я.
В нашем клубе никогда не бывает недостатка ни в дешёвых потаскушках, ни во вполне серьёзных леди, но, честно скажу, - с тех пор как я наблюдаю за Эми все они для меня потеряли привлекательность.
- Неужели тебе и правда доставляет удовольствие так грубо, по-свински, оскорблять женщин? 
Я пожимаю плечами.
- Я обожаю всё сладкое и терпкое, - и, наклонившись, я добавляю, прошептав ей на ушко. - И ещё острое.
И, уже про себя, думаю, что её «пусси» на вкус окажется именно такой.
- Что тебе надо, Флинт? - она с вызовом смотрит мне прямо в глаза. – Выполняя приказ Судьи, ты охраняешь меня второй год. Я с пониманием отнеслась к этому решению, хотя и не была от него в восторге. Но не кажется ли тебе, что сегодня ты несколько превысил свои полномочия?
Её глаза стали холодными и колючими, а слова – отточенными и резкими, какими она привыкла говорить в зале суда.
- И теперь, - продолжает Эми, - когда я начала встречаться с мужчиной, ты решил влезть не в своё дело. Что это значит?
Тут настаёт мой черёд побагроветь.
- Ты отлично понимаешь, чего я хочу! Я терпеливо ждал два года, дал тебе время догадаться и первой сделать шаг навстречу… Но ты оказалась недогадливой! И вот время вышло...
- Ваше пиво, сэр, - это входит официантка и ставит передо мной стаканчик в треть нормальной кружки. – Ваш ланч будет через минуту.
Млядь! В этом тапас-заведении и пиво тоже «тапас».
- Спасибо, - говорю я официантке.
Та уходит, и я смотрю на Эми. Она выглядит ошеломлённой – должно быть, ей привиделось то же, что и мне.
- Флинт, это… - она не сразу находит, что сказать. - Это очень неуместно!
Она жжёт меня своими глазами, как будто бы мой большой палец коснулся её клитора.
- Никогда больше не смейте приближаться ко мне. Слышите? Не смейте! Иначе, клянусь, я гарантирую вам массу проблем, - она решительно встаёт из-за стола.
- Ты обратишься к Судье? - ухмыляюсь я.
- Нет, я заявлю в полицию.
- Насчёт приставаний? - осведомляюсь я.
- Вы умный человек, Флинт. Гораздо умнее, чем обычно выглядите.
- Ладно, Эми, - довольный, я откидываюсь на спинку стула. - Тебе необходим перерыв…
Содрогнувшись от отвращения, Эми отворачивается и на выходе из кабинки сталкивается с официанткой. Та чуть не роняет поднос.
- Ваш заказ, сэр!


Глава 2. Эми, офис

Чуть не столкнувшись с официанткой, принесшей, наконец, заказ, я торопливо направляюсь к выходу.
- Пожалуйста, пришлите счёт мне в офис! - бросаю я на ходу девушке.
- Да, мисс, - отвечает официантка.
  Краем глаза, я замечаю, что она пристально глядит мне вслед. Не уверена, расслышала ли она мои последние слова, насчёт полиции - едва владея собой, я произнесла их довольно громко. Но я твёрдо знаю - больше в этот «Мунфлауэр» я не приду. По крайней мере, в ближайшее время. На стоянке, усевшись в машину, я разглядываю себя в зеркале и пытаюсь успокоиться.
  «Ладно, Эми! Тебе необходим перерыв»… Слова Флинта никак не выходят из головы. Что он задумал? Пожалуй, и в самом деле следует позвонить их президенту и попросить, чтобы Флинта заменили кем-нибудь другим. Или, может, сразу заявить в полицию?
Я задумалась. Ладно, решение будет зависеть от того, что мне ответит Судья. Позвоню ему нынче же вечером. Успокоившись, я завожу мотор и выезжаю со стоянки.
В офисе меня дожидается клиент.
- Да поймите же: не будет бумаги о вашем трудоустройстве – и я не смогу убедить судью, что вы готовы встать на путь исправления! Понимаете: не смогу! И он влепит вам на всю катушку! А с бумагой хотя бы есть надежда на условный срок! - я держу перед собой свой блокнот, тычу в него карандашом, а из головы никак не выходит давешний ланч и зловещая ухмылка Флинта.
Клиента зовут Исаму Мори. Это уже второй его визит. Прошлый раз он был у меня восемь месяцев назад. И вот задержан снова. В середине августа суд, а он беспомощно разводит руками.
- Я уже ни на что не надеюсь.
- Не надеетесь?! 
Похоже, нет никакого способа достучаться до него. Недавно вышел из тюрьмы, и уже на полпути обратно. А ведь он на два года младше меня – и я вдруг ловлю себя на мысли, что вижу в нём не просто клиента, а родного, но непутёвого брата. Которому очень не повезло в жизни. В отличие от меня.
- Христос с вами, Исаму. Так я вас никогда не выручу. Помните правило трех ударов? Две трети к своему пожизненному сроку вы уже прошли. За глупые преступления, связанные с наркотиками.
- Как я буду платить за лечение? Для таких как я честной работы нет. Платить за визиты к врачу нечем. Вы хотите, чтобы я остался на свободе. Моя мама тоже хочет. Да и я сам хочу, но если на честную работу меня никто не берёт, потому что за мной две отсидки, а на улице кто-то предлагает сотню за доставку в десять минут… Как я могу сказать «не»? - его кроссовки десятого размера неловко елозят по полу.
- «Нет», - машинально поправляю я.
В ответ он бросает пустой взгляд и машет рукой. Какой смысл исправлять его грамматику?
Всего хуже, что Исаму прав. Судебная система равнодушна к беднякам, и чем беднее вы, тем равнодушнее система. Помимо своей матери, у которой хронические проблемы со здоровьем, да ещё, наверное, меня, до него никому нет никакого дела. И теперь у парня почти не осталось шансов.
Я – начинающий адвокат, работаю всего третий год (а если считать самостоятельную практику – то, вообще, второй), и у меня ещё очень мало связей, положенных людям моей профессии. Но всё-таки есть надежда пристроить его в одну местную фирму, которая, правда, чертовски сомнительна. Репутация у них неважная, зарплата в конвертах, и гарантий никаких... Но сейчас это лучше, чем ничего.
- Послушай, Исаму, ты, в общем-то, неплохой парень, но если тебя опять поймают… Ну подумай, наконец о своей больной матери! Она же этого не переживёт - умрет от разбитого сердца ещё до того, как ты увидишь очередной свой день свободы…
Он побледнел.
- Я попробую, - Исаму в очередной раз потупил взор.
Я уже готова была сорваться, наорать, ударить кулаком по столу. Да кому нужно твоё нытьё?! Но я сдерживаюсь. В любом случае, пользы не будет. Вместо этого я протягиваю визитку.
- Возьми. Как только выйдешь из офиса, сейчас же позвони вот по этому телефону. Скажешь, что звонишь по моему поручению. Там тебе объяснят, что делать дальше. И, ради всего святого, Исаму, постарайся не сорваться в оставшиеся полтора месяца! Тогда на суде я смогу давить на твоё безупречное поведение.
Он вскакивает на ноги и радостно пожимает мне руку.
- Иди, иди! И передай привет маме, поблагодари её за гиозы.
- Нет проблем, мисс Грейнджер.
Он ушел, оставив после себя тонкий аромат жареного имбиря. Единственная приятная вещь, что принесло знакомство с Исаму, - это замечательные японские блюда, которыми его мама меня постоянно угощает. Господи, ну что он за человек: вот помогал бы маме на кухне – глядишь, и не связался бы с уличной шпаной, и не встал на преступный путь. Работал бы сейчас поваром в каком-нибудь ресторане, зарабатывал бы не хуже меня...
- Разрешите? - в кабинет заглянула Таня Мьюир, администратор. – Вы просили подготовить календарь ваших встреч, мэм.
- Присаживайтесь…
Я беру протянутый календарь и начинаю его просматривать. По правде говоря, после общения с клиентом, отнявшим столько нервов, я с гораздо большим удовольствием прилегла бы на диван… Но я, сосредоточившись, листаю календарь. Сидя напротив, Таня наблюдает за мной. Продолжая листать, я добираюсь до июля. И тут почему-то записи исчезают, зато вместо них появляется сплошная красная черта, помечающая все дни подряд. Красная линия обозначает время, которое я провожу вне офиса. Я поднимаю глаза. Таня продолжает сидеть с самым невинным видом.
- Не понимаю, - говорю я ей. – Где визиты, где заседания? Это, вообще, что?
- Минуточку, - она поспешно приподнимается и заглядывает в листы. – Тут нет никакой ошибки, мэм. Это ваш отпуск.
- Отпуск?! - должно быть, я сильно переменилась в лице, потому что администратор поспешно присела обратно.
- Вам положен отпуск. За два неполных года вы ни разу его не брали…
- Во-первых, брала, - запротестовала я. – Вот, смотрите: «1 января», «2 января»…
- Но это праздники, они не считаются, - тотчас перебивает меня администратор. – Тем более, что и здание суда было закрыто.
В голосе Тани столько заботы и неподдельного участия, что я готова ей поверить.
- И потом, мэм, вам необходим перерыв...
Эта фраза заставляет меня насторожиться. Тоже самое, почти слово в слово, я давеча слышала от Флинта.
- Таня, что это значит? – говорю я как можно строже. – Когда и кому уходить в отпуск – решать мне, и только мне! Кто дал вам право делать то, что не входит в вашу компетенцию?
Администратор потупила взор. Похоже, она готова заплакать.
- Простите меня, мэм… Я виновата… Я думала, так будет лучше… Давайте, я всё исправлю! - кажется, в глазах её и вправду блеснули слёзы.
Она потянулась к календарю с явным намерением порвать его.
- Ну, что вы… Что вы, Таня... - чтобы её успокоить я встаю из-за стола, подхожу и даже слегка обнимаю за плечи. - Я не сомневаюсь, что вы руководствовались самыми лучшими побуждениями. Только впредь, прежде чем что-либо решать, посоветуйтесь сначала со мной!
- Да, мэм! В следующий раз именно так я и сделаю, - она встаёт и улыбается неподдельно-искренней улыбкой.
Мы пожимаем руки, и Таня уходит, тихонько затворив за собой дверь.
Я гляжу на злосчастный календарь и размышляю. По правде говоря, друг друга мы недолюбливаем. Таня старше меня на год, и такой же дипломированный юрист, как я. Однако, в отличие от меня, ей не суждено было пройти через горнило ассессмента. Поэтому я – её босс, а она – мой администратор. Кстати, весьма толковый администратор. Но она считает меня выскочкой. И тщательно – как ей кажется – скрывает это. Что же она такое замышляет? Ищет способ подлизаться? Или это происки врагов? У меня, вроде бы, пока ещё не так много врагов, чтоб за моей спиной плелись заговоры… Если, конечно, не считать скинхедов… Но это же не их уровень? Я встряхнула головой, отгоняя прочь дурные мысли. Ладно, отпуск – так отпуск. В конце концов, когда-нибудь надо подумать и о личной жизни.
Наклонившись, я ещё раз заглядываю в календарь. До начала июля ещё три дня - один выходной и два будних, оба пустые. Затем 5 августа, утро - слушание в Терри, вечер - конференция для «Аллерд». И целый месяц между ними - без слушаний, собраний, судебных разбирательств… Точнее даже 38 дней – считай, целые каникулы. Проблема только в том, что за этот срок ничего не случится. Всё будет как всегда…
Я часто задаюсь вопросом, почему я адвокат, а не прокурор. Наверное, на мой выбор повлияла ужасная судьба дяди, угодившего в тюрьму и умершего там, за преступление, которое он не совершал. Он был слишком беден, чтобы иметь достойную защиту, и если какой-нибудь богатый парень с кучей денег в кармане всегда может нанять нескольких адвокатов, то дядя Дейл не мог позволить себе даже одного. Ему пришлось довольствоваться государственным защитником, который, конечно же, его не защитил. Мне тогда было десять лет и в тот год навсегда закончилось моё детство.
Я смотрю на часы – рабочий день заканчивается. И только тут начинаю ощущать, как жутко болит голова.
Проглотив таблетку, я забираюсь в «шевроле-купе», что приобрела год назад, сменив старое авто, служившее мне верой и правдой девять лет. По правде говоря, если бы не обязывал статус, я бы ни за что не рассталась со своим старым автомобилем, который научилась водить ещё будучи школьницей. Мой новый спорт-кар способен развивать 120 миль в час, вот только в городе ему не разогнаться, а дальше Сент-Пола я никуда не езжу, потому что если мне необходимо дальше, то я заказываю билет на самолёт – статус есть статус. Я обязана демонстрировать окружающим, какая я деловая и успешная. А, между тем, хотя мой старый автомобиль не выжимал на шоссе и семидесяти миль, я, пока была студенткой, успела объехать на нём полстраны. И была счастлива.
Может завести собаку? Её надо регулярно выгуливать, а на это у меня никогда не будет времени... Кошку? За ней тоже нужно ухаживать каждый день… Тогда, может быть, рыбку? Пожалуй, рыбку я смогла бы содержать... Потом, я помню, Таня говорила о каких-то растениях, долго не требующих полива – в этом она большой специалист, регулярно поливает цветы в моём кабинете...
Предстоящей осенью мне исполняется 27 лет, и я одинока. В моём возрасте это нормально. Многим женщинам сегодня вполне довольно одной лишь карьеры и бойфрендов на батарейках. Я всё думаю, а из головы никак не выходит кабинка в ресторане и злорадно ухмыляющееся лицо Флинта. Как мужчина он мог бы быть весьма привлекателен, будучи сложён как атлет. Могучие бицепсы которого так восхитительно играют под кожей, своей вечно небритой физиономией, чья густая рыжая щетина придаёт ему немного суровый облик, которым, как мне кажется, должен обладать всякий настоящий мужчина. К сожалению, его грубые манеры и речь, как правило обильно оснащенная незамысловатыми ругательствами, не в моём вкусе, так же, как и постоянный пивной перегар, который исходит от него в любое время суток. Но за вычетом этих недостатков, нельзя не признать, что вице-президент «Повелителей Смерти» довольно любопытный персонаж, вполне заслуживающий внимания – разумеется, не того внимания, чтобы познакомиться с ним поближе, но вполне достаточного, чтобы симпатизировать ему.
Однажды, будучи в их клубе, я видела, как он танцует танго и поразилась сколь отточены и безупречны движения этого мужчины, в обычной своей жизни грузного и неуклюжего, как медведь. Я говорю это со знанием дела, потому что в юности сама увлекалась танго – пока училась в школе и была студенткой. В разговоре Флинт интересный и остроумный собеседник – интересный, разумеется, когда он в настроении, а не когда бывает пьян или сексуально озабочен, как в прошлый раз. Когда он в футболке, то сквозь ткань просвечивают татуировки, исполосовавшие его вдоль и поперёк. Но лучше всего, конечно, эти росписи видны на его руках: красочные, причудливые, затейливые, изображающие то драконов, то странные символы, о сути которые, возможно, я имела бы хоть какое-то понятие, если бы в школе уделяла больше внимания урокам истории. Он – законченное воплощение горячего байкера.
Глядя на него, я иногда задаюсь вопросом, где же заканчиваются его узоры? И фантазия тотчас рисует сцену, когда он, большой и тяжёлый, склоняется ночью над моей кроватью, одной рукой упираясь в матрас, а другой держась за резное деревянное изголовье... И все моё тело напрягается в этот миг… Нет, чёрт возьми, пусть этот вопрос навсегда останется без ответа! Он не в моём вкусе! И, вообще, их абсолютно дикие нравы не для таких, как я...
Как-то мне срочно понадобилось дозвониться до моего клиента из клуба «Повелители Смерти», обвиняемого в убийстве, и дело которого я вела. Они все его звали Вредитель и именно из-за него Флинт вошёл в мою жизнь. Четырежды я тщетно пыталась дозвониться до него – моё драгоценное время шло, а он никак не желал брать трубку. Наконец, по прошествии двух часов, когда я, не единожды, успела мысленно послать его ко всем чертям, он неожиданно позвонил мне сам.
«Я вижу, ты пыталась связаться со мной, мисс адвокат?» - сказал он без предисловий.
«Да, Боже мой, где вы были? Я уже несколько часов пытаюсь дозвониться до вас!»
«Я был с моей девушкой», - простодушно отвечал он.
«Столько времени?!» - опешила я.
Я, признаться, была поражена даже не столько тем, что он, вообще, позволил себе заниматься сексом, вместо того, чтобы как было условлено, ждать моего звонка (от которого, может быть, зависела его судьба), - к тому времени я уже успели привыкнуть, что пунктуальность, мягко скажем, не входит в число байкерских добродетелей - сколько тем, что секс мог оказаться таким продолжительным.
«Подумаешь, - усмехнулся он, - настоящий байкер должен трахать свою девчонку, как минимум три часа кряду!»
«Иначе говоря, всю ночь?» - попробовала сыронизировать я.
«Нет, трех часов достаточно», - пожал плечами он.
«Но это же невозможно!» - засмеялась я.
«Ты так говоришь, потому что в твоей постели не было никого из нас!» - заявил он, распираемый гордостью.
Разумеется, я не восприняла его слова всерьёз. Мой сексуальный опыт не так чтобы богат, но я не припоминаю ни одного случая, чтобы это длилось больше сорока минут. Мужчины, вообще, утомляются быстрее – после любого из них у меня оставалось время почитать книжку или полистать журнал, прежде чем окончательно заснуть.
…Поездка по почти пустынным улицам Южного Миннеаполиса, никогда не занимает больше десяти минут. Мой дом стоит в одном из узких переулков – маленький, уютный, с двумя спальнями. Приехав в этот город, я сразу же арендовала его, а год назад купила. Здесь я встречала каждый свой новый день, и здесь же я его заканчивала, и вот очередной мой день был окончен. Вечер был совершенно свободен. Правда, оставались ещё кое-какие неотложные звонки (и, в частности, Судье, президенту «Повелителей Смерти»). Но мне ужасно хотелось есть, и, подъезжая к дому, я решила, что сначала поужинаю.
Мигнув огнями, открылась автоматическая дверь гаража. После серии грабежей, переполошивших в прошлом году весь район, я попросила сменить в доме охранную сигнализацию, и Флинт, неплохо разбирающийся в электронике, поставил новые устройства тем же вечером. Стоило мне это сущие гроши. Приятная сторона общения с байкерами заключается в том, что они мастера на все руки – всё сделают быстро, качественно и недорого. Если, разумеется, ты завоевал их расположение. Впрочем, грабежи вскоре прекратились, также внезапно, как и начались, в район вернулась прежняя сонная тишина, и проверить насколько новая сигнализация эффективна случай так не представился. И слава богу.
Поставив машину, я вхожу в прихожую. Спёртый воздух моего жилища, пустовавшего с раннего утра, после свежего и прохладного ветерка улицы неприятно ударил в ноздри. Пожалуй, стоило бы проветрить помещение. Я включаю свет на кухне и, привычным движением бросаю свой портфель, кошелек и ключи на покрытый шрамами дубовый стол. Падая, они наполняют звуками тесное пространство.
Мне не нравится отпуск, потому что он означает одиночество. Когда я работаю, я, по крайней мере, окружена людьми. Ступая по ворсу ковра, я вхожу в спальню. Обычно, я никогда не поднимаю шторы, а когда прихожу, то просто включаю свет. Привычным движением нажимаю на выключатель, но, почему-то, он не работает. Щёлкаю снова. Света нет.
«Что за чертовщина?»
Сгорел предохранитель? Блок предохранителей в гараже. Я тянусь за телефоном, чтобы включить фонарик, и тут вдруг замечаю, как с моей кровати, застеленной тёмным покрывалом, поднимается какая-то темная фигура...
Завизжав, я бросаюсь бежать, но сильная и безжалостная рука вцепляется в волосы и тащит меня назад.
- Пожалуйста… Мой кошелек на кухне! Возьмите его, он ваш, - мой дрожащий голос слаб и жалок.
Тяжёлый грузный мужчина навалился на меня сзади.
- Куда ты так спешишь, детка? - рычит он мне в самое ухо...


Глава 3. Изи

«…Стройная фигурка Энни Блум исчезла в её маленьком коттедже, что был пристроен к методистской церкви.
- Что скажешь? - спросил я Мичигана, когда она переступила порог и закрыла за собой дверь. - Я полюбил её с первого взгляда!
- Я думаю, что ты упал на голову несколько раз, приятель, раз, если ты серьёзно надеешься, что невинная дочь Пастора Блума раздвинет ноги хотя бы для одного из нас, не говоря уже о том, чтобы стать третьей в нашей славной компании! - Мичиган пялится на меня сердито, но я не могу удержаться от улыбки. Он не рассердился бы на меня, если бы тоже не хотел её!
Всю дорогу во время нашей короткой поездки от церкви до клуба Мичиган о чём-то думал. В клуб, или в «Амбар», как мы его ещё зовём, мы поехали, чтобы сменить наши четыре колеса на то, что мы любим. Мичиган ездит на борове - матовом чёрном лоуридере без переднего обтекателя и с пылающим черепом - эмблемой «Повелителей Смерти», пришитой к седлу. Мой байк не такой большой, весь покрыт порошковой краской с оранжевыми вставками над передним крылом и вдоль бака. Я его зову «Янтарный Виски». Это название мне посоветовал дилер фирмы «Харлей», сказав, что оно особенно акцентирует цвет. По-моему, дерьмовое название для оранжевого цвета, но чертовски хорошее имя для мотоцикла.
- Посылка благополучно доставлена, - радостно сообщил я по телефону Судье, президенту нашего клуба.
- Тогда бери себе выходной до завтра, - разрешил Судья и добавил. – А у меня неотложные дела. Проспект Хэндфилд будет открыт. Побережём на этот раз свой имидж.
- Я вас понял, - выглянув в дверь гаража, я помахал рукой Мичигану, что уже сидел на своём борове.
Мой боевой друг, с кем вместе служили в морской пехоте, никогда не был болтлив, но теперь за весь вечер, что провёл со мной, он вообще не проронил ни слова. Заставив своих близнецов как следует подуть в оба кувшина (прогрев мотор, как говорят люди непосвящённые), он, приподнявшись на сидении, резко дал газ, и через несколько минут рычание его лоуридера смолкло вдали.
Не нужно следовать за ним, чтобы узнать, куда он идет. На проспекте Хэндфилда хотелось бы сейчас оказаться и мне. Хотя, конечно, нет – ещё мне хотелось бы посидеть в темноте у приходского дома. А ещё больше хотелось бы побывать внутри, стащить одежду с Энни, целовать её маленькие сиськи, а потом медленно, не спеша, опустить свою голову вниз по тонкому животу к её длинным ногам…
Когда я это себе представляю, мне приходится расстёгивать джинсы и как следует поглаживать разные свои места, чтобы снять возникающее напряжение. Интересно, как пахнет она между своих бедер? Её шея источает тонкий аромат корицы и ванили. Сегодня утром мне было чертовски сложно воздержаться, чтобы не лизнуть её прямо там, в библиотеке, несмотря на пристальный взгляд её босса, двух малышей и одного подростка с яркими глазами...
И тем сильнее была моя эрекция, когда она стояла рядом, давая мне рекомендации, касающиеся книг, которые, как она думала, должны мне понравиться. У меня не хватило смелости сказать, что Судья послал меня присматривать за её боссом и следить за тем, чтобы шеф полиции или скинхеды не тронули ни одного рыжего волоса на голове Пиппы Лэнг.
Одного только взгляда на длинные ноги Энни Блум, торчащие из-под неряшливого длинного платья, было достаточно, чтобы мой член стал твёрд как скала.
Не знаю, что было причиной - мой ли это член или, всё-таки, голова, но я ощутил необъяснимое влечение к ней. Она тоже это почувствовала и просидела в этой маленькой библиотека пока не кончилось утро, полная сексуальной тревоги. Я не до конца, правда, уверен, что она почувствовала именно это. Её покрасневшее лицо, когда я подмигнул ей, свидетельствовало, что опыт её общения с мужчинами был довольно слабым.
Что ж, это будет прекрасно для нас!
Не стоит думать, будто я не могу трахаться один без Мичигана. До тех пор, пока меня не призвали и не отправили служить во Вьетнам другого секса, кроме традиционного, я не признавал. Мичиган, шестифутовый славный парень, стал моим боевым приятелем. Он уже тогда был тихим, но грозным. Я старался говорить за двоих, а он научил меня нескольким вещам, например, как доставить удовольствие женщине в то время, когда другой мужчина крепко удерживал её, что делало секс с нею особенно волнующим и возбуждающим.
У нас никогда нет проблем с поиском женщины, что была бы не прочь прокатиться с нами. Вся проблема в том, что найти кого-то, с кем бы нам обоим хотелось провести остаток своей жизни, какой-нибудь достаточно достойной леди, которую мы могли делить друг с другом, за последний год нам так и не удалось. Мичиган убежден, что этого не случится никогда. 
Кажется, его уже ничто не может заинтересовать и увлечь – и это несмотря на то, что в нашем клубе немало баб, готовых уступить. Пожалуй, его незаинтересованность чертовски беспокоит меня. Энни как раз его тип - длинные ноги, сладкий нрав и глаза трепетной лани, в которых можно утонуть.
Мое же воображение тут же нарисовало немало занимательных поз, которые принимаем я, Мичиган и она, занимаясь сексом втроём: запутываясь в одеялах и простынях, двигаясь медленно, наслаждаясь прикосновениями друг к другу, которые мы испытывали бы все одновременно.
Мне не требуется больше трех грубых рывков, чтобы семя пролилось в мои руки, но хотя мой член и безвольно висит меж ног, я знаю, что никогда не буду удовлетворен, пока Энни Блум не примет его.
Образ жизни «Повелителей Смерти» можно описать двумя словами: секс и алкоголь. Хотя нет, пожалуй, тремя. Ещё мы дерёмся. Иногда - за женщин, а иногда за того, что кто-то выпил твоё пиво или сожрал порцию бекона, завёрнутого в беконе. И от одного, до другого не проходит много времени. Во всём виноваты тестостерон и алкоголь.
Проходит день и наступает следующий вечер. Я пью несколько сортов пива и в два глотка заливаю свою глотку в надежде потешить свою похоть. Сегодня Энни Блум я так и не увидел. В библиотеке, где она обычно бывает, вокруг не было ни души. Под видом того, что меня интересуют книги, что отрекомендовала она, я спросил Пиппу, где Энни. Та, внимательно посмотрев на меня, сказала, что Энни работает в библиотеке только два дня в неделю. Всё остальное время она проводит в методистской церкви. Церкви для нас запретны примерно так же, как и малолетние девочки-нимфетки, мечтающие завязать с кем-нибудь свой первый в жизни романчик. В последние пару лет это стало настоящей проблемой. Я обвиняю в этом глупые телешоу.
К счастью, старушка Судьи регулярно молвит словечко за нас. Вообще-то нам не нужны несовершеннолетние, от общения с которыми одни только неприятности. Люди становятся подозрительными, стоит им только увидеть наши кожанки и наши мотоциклы. А есть и те, кто жаждет свалить побольше дерьма на наш клуб, чтобы все вокруг увидели, какие мы плохие. Вредитель, сын Судьи, недавно сел в тюрьму на три года – в том числе и за роман с несовершеннолетней...»

  - Погоди-ка, Флинт, - перебиваю я его, - а этот Вредитель, сын Судьи, случайно не тот, кого я защищала? 
Согревая друг друга, мы лежим в широкой постели под одним большим одеялом. За окном ночь, стуча по стеклу, моросит дождь, в доме очень холодно, но нам хорошо. Перебинтованная рука Флинта лежит вдоль туловища, здоровой рукой он обнимает меня.
- Нет, это другой Вредитель, хотя он тоже сын Судьи, но не того, который у нас теперь, а его предшественника. Это история, Эми, древняя, как дерьмо мамонта. Я тогда пешком под стол ходил, а тебя, вообще, не было на свете.
- Вот как… Ну, ладно, продолжай! Я тебя внимательно слушаю…

  «…Когда мои ноги подняли меня на второй этаж, звуки секса из комнаты для вечеринок я ощутил ещё в коридоре. Высокие вопли сплетались с нежными ворчаниями и криками ободрения. Первое, что я увидал в комнате, куда заглянул, была абсолютно голая женщина со связанными за спиной руками. На низком круглом чайном столике сидел парень, тоже абсолютно голый, а она, лицом к нему, сидела у него на коленях, и задница её подпрыгивала в воздух так высоко, так что парню, трахавшему её, приходилось обеими руками придерживать затылок своей патрнёрши. Парня звали Каменная Башка. Он главарь команды из Иллинойса, что регулярно перевозит наркотики и оружие вдоль Миссисипи, и теперь он со своими парнями пожаловал к нам. Закончив своё дело, Каменная Башка с ворчанием встал и отошёл в сторону. Его место тут же занял другой бандит.
- Ну как вам, ребята, наше гостеприимство? - спрашивает Трэшер. Он специально приставлен охранять гостей. Как и Мичиган, он просто стоит и смотрит - трахаться ему пока рано. Свою сладкую задницу, от которой он не сможет оторваться, он получит не раньше, чем все опекаемые им мальчики не переспят.
- Без нескольких женщин, сгорающих от нетерпения, романтическая вечеринка - не вечеринка! – отвечает Каменная Башка. – Ничто так не возбуждает, как юное тело девственницы, а вы, ребята, что-то уж слишком заботитесь о возрасте каждой из ваших сладких задниц.
- Для возбуждения хватает и рома с виски, - говорит Мичиган голосом, строже, чем у чикагского бармена, и шевелит зубочисткой в уголке рта. - Быть осторожным – вот наш принцип!
  Он встаёт и, не спеша, уходит.
- Ничто так не узко, как дыра девственницы, - изрекает Трэшер многозначительно. – Правда я слышал, что на севере есть клуб, специализирующийся на подобных услугах для гостей.
- Тогда тебе следовало позвать их, потому что у них есть то, что «Повелители Смерти» никогда не будут иметь в своём меню.
- Только не при нашем Судье, - говорит Трэшер. – Для него и те «пусси», что поют в местном хоре, чересчур молодые!
Непрерывные шлепки совокупляющейся плоти начинают раздражать меня. В комнату всё лезут и лезут посетители. Рядом сидит Робот, распорядитель клуба, и на коленях его подпрыгивает какая-то веснушчатая шатенка. Он напоминает мне об Авеле, одном из наших потенциальных клиентов, который только что отслужил в морской пехоте, и у которого всё никак не выветрится запах миномета. Я обозреваю комнату, и общий вид её мне нравится гораздо больше, чем любой из бандитов в ней. Оттолкнувшись от стены, на которую я опирался, я хватаю Трэшера за шею. Сильно удивившись, он дергается, но моя рука неумолима.
- Ты снова смеешь обсуждать нашего Судью и его старушку? Учти - когда-нибудь один из нас засунет руку в твою пасть и вытащит твои кишки из твоего поганого рта!
Сексуальные акты разом прекращаются. Робот сжимает свой верный десятидюймовый стопорный нож, выпустив лезвие. Я встряхиваю его слегка, и он убирает лезвие внутрь рукояти.
Я отпустил Трэшера.
- Судья и его леди неприкасаемы! И ты это отлично знаешь.
Трэшер поглаживает горло. Он улыбается, но его глаза горят от бешенства.
- Да уж, я в курсе... Я не имел в виду кого-то оскорбить.
Фыркнув, я кивнул собравшимся:
- Вечеринка продолжается!
И подал незаметный знак Роботу: 
- Выйди на минуту!
Я вышел, Робот проследовал за мной, таща за собой свою сладкую задницу – шатенку с рябым от веснушек лицом.
- Дашь им ещё десять минут, а затем убирай девушек!
- Они хорошо провели время, - говорит Робот, - и все остались довольны.
- О да, Трейси – та девушка на столе – всю неделю говорила нам, как это будет здорово, - веснушчатая шатенка серьезно смотрит на меня, а затем на Робота. - Но мы бы, если бы у нас был выбор, предпочли бы, конечно, быть с кем-нибудь из «Повелителей Смерти», а не с этими приезжими.
Я беру её за подбородок.
- Не спеши, детка! Сегодня ночью у тебя будет много «Повелителей Смерти». Не говоря уж о нашем Роботе... Ещё ни одна девушка не пожаловалась на то, что на неё обратил внимание этот чувак!
  Робот закатил глаза и потащил смеющуюся девочку обратно в комнату. В конце коридора я вижу Мичигана. Он поджидает меня.
- Появились какие-то проблемы?
- Да пока, вроде, нет. Просто с нашими гостями норовит общаться всякая шваль. 
Проведя рукой по подбородку, Мичиган стал спускаться по лестнице. Я пошёл следом. Выйдя за ворота «Амбара» мы остановились, он достал пачку сигарет и предложил мне одну. Я отрицательно покачал головой. Меня раздражает, что он снова курит, но я не его ангел-хранитель. Я просто его лучший друг.
- Как думаешь, - спрашиваю я, - что сделает пастор Блум, если в воскресенье я присяду на скамью в церкви? 
В ответ Мичиган, молча, выпускает струю дыма.
- А ведь она, - подзуживаю я, - горячая маленькая штучка. Просто создана для нас!
Мичиган ворчит невразумительно и посасывает, пока пепла становится больше, чем табака. Уронив окурок, он старательно растёр его каблуком.
- Ты чертовский глуп приятель, если серьёзно думаешь, что Энни Блум жаждет себе проблем. Хоть вместе, хоть по одной. Она не для таких как мы.
- А ты её спрашивал?
- Мне не нужно её спрашивать, - скрипнул зубами Мичиган. – Это я и так знаю.
- Тебе часто приходилось иметь дело с дочками пасторов? Они, если хочешь знать, самые грязные девушки на свете, - пошутил я.
Мичиган внезапно повернулся ко мне спиной и, согнувшись, стянул футболку. На его спине белели глубокие шрамы. Никогда, даже в минуты глубокой откровенности, он не желал мне раскрыть тайну их происхождения.
- Так меня вознаградил однажды отец девчонки, с которой я переспал. Он был проповедник. Она бегала за мной, терлась и говорила, что хочет быть моей. В конце концов, мы с ней сделали это. Но одно мудило, которого я считал своим другом, растрезвонило про то на всю округу. Дошло, естественно, и до папаши… Он устроил для девчонки допрос с пристрастием, и она сказала, что я её, будто бы, изнасиловал. Святой отец не стал никуда заявлять, а нанял нескольких крепких парней. Меня отволокли за город, к озеру, и высекли кнутом – сперва бил её папаша, а затем его ребята, по очереди. Я только чудом остался жив. А через несколько дней, когда я немного оклемался, один из них пришёл ко мне и сказал, что если я не хочу садиться в тюрьму, то должен идти во Вьетнам... Вот так оно бывает, Изи! И день, когда я снова трахну дочь проповедника, будет днем, когда я окончательно сойду с ума...
- Я потрясён, - признался я. – Я и понятия не имел...
Я не врал, я и правда был потрясён.
- Да ладно, не бери в голову, - вздохнув, Мичиган натянул футболку обратно. Присев на корточки, он закурил ещё одну сигарету.
- Нет, если она тебе так нравится, то трахай её, пожалуйста, один, - подняв глаза, Мичиган посмотрел на меня многозначительно.
Я пригладил волосы на голове...
- Одному, без тебя, это не то.
Мы молчим и смотрим друг на друга.
- Ну, что ты пялишься? – вызывающе вопросил, наконец, Мичиган. – Хочешь написать с меня картину и повесить над своей кроватью? Или в самом деле боишься, что один не сумеешь удовлетворить женщину? Даже у девственницы, вроде малышки Блум, могут оказаться ожидания, которых ты, Изи, не оправдаешь...
У меня сами собой напряглись мышцы, и сжав руку в кулак, я крепко бью его в спину. Удар застал его врасплох. Он выплюнул сигарету изо рта и посмотрел на меня удивлённо.
- Тебе давно уже не девятнадцать, и ты не одинок, брат! – сказал ему я.
Мичиган ничего не стал отвечать, и тогда я, вздохнув, решил возвратиться в клуб, где так много музыки и ярких огней»…


Глава 4. Эми, Грин-стрит, 71

…Тяжёлый грузный мужчина навалился на меня сзади.
  - Что вам нужно? - от ужаса у меня перехватывает дыхание.
- Ты знаешь, - он разворачивает меня и швыряет на кровать.
Я падаю лицом на постель.
  Он взгромоздился на меня сверху оседлав талию. Я отчаянно, изо всех сил, извиваюсь, в тщетных попытках освободиться. Придавленная его весом, я не могу сдвинуться даже на дюйм. Единственное, что получается, - это повернуть голову в сторону. Я пытаюсь разглядеть человека, напавшего на меня, но в полумраке вижу только неразличимый силуэт.
Он выкручивает мне руки, сжав запястья железной хваткой.
- Отпустите меня! - кричу я ему. - Я адвокат! Вы не должны так поступать со мной!
- Как мило! – усмехается он в ответ. – Выходит, раз ты адвокат, так тебя уже и тронуть нельзя?
И тут я на мгновенье замираю, потому что, вдруг, узнаю этот голос…
- Это ты?! Флинт?!! Немедленно, отпусти меня, негодяй!!! - от нахлынувшей ярости, я начинаю брыкаться с удвоенной силой. – Как ты посмел!... Ты даже не представляешь, что я завтра сделаю с тобой!...
Он только продолжает усмехаться. Должно быть, мои бессильные попытки лишь раззадорили его. Я слышу, как он расстегивает ремень на джинсах...
- Слезь с меня сейчас же, негодяй! - я уже истошно ору, представляя, как он, расстегнув ремень, наверное, уже берётся и за ширинку...
Но он только хочет связать мне руки.
- Сейчас слезу… Потерпи, детка… Сейчас…
Я чувствую, как грубая шершавая кожа его ремня сжимается вокруг моих запястий. Острая боль заставляет прекратить сопротивление. Затянув ремень, Флинт, наконец, отпускает меня и встаёт. Я бессильно лежу поперёк кровати, боясь пошевелить руками. Я связана и полностью в его власти.
- Чего ты хочешь? Что тебе нужно от меня? Ты что, собрался меня… изнасиловать? - я лихорадочно верчу головой, пытаясь разглядеть что он делает.
Раскрыв платяной шкаф, он роется в моих вещах.
- Сколько вопросов! Для начала мне захотелось тебя связать. Изнасилование тоже будет, но не сейчас. - повернувшись, он бросает на меня взгляд, не сулящий мне ничего хорошего. - Сейчас ты ещё не созрела.
  Он настолько увлечён своим занятием, что перестаёт следить за мной, и я тотчас пытаюсь воспользоваться этим, силясь подняться с кровати. Матрац предательски скрипит подо мной… Заметив, что я приготовилась бежать, Флинт одним прыжком подскакивает к кровати и с силой бьёт меня по лицу:
- Лежи смирно, сучка! Не то я тебе и ноги свяжу!
  Он снова толкает меня на кровать…
- Ты сошёл с ума, чёртов психопат! – изображая гнев, я отчаянно борюсь со страхом. - Ты ещё пожалеешь…
- Вот как?! - вернувшись к шкафу, он продолжает рыться. - А совсем недавно ты другое говорила…
- Беру обратно свои слова!
  Я снова пробую встать, но Флинт уже тут как тут. В руке он сжимает ворох моих чулок.
- Предпочитаешь чулочки на резиночках? Выглядит сексуально!
- Иди ты к чёрту! - отворачиваюсь я.
Тогда он хватает меня за волосы и, безжалостно, не обращая внимания на мои протесты, заставляет повернуться к нему. С довольным видом он садится на кровать и усаживает меня себе на колени. Сгорая от жгучего, невыносимого стыда, я покорно сижу и смотрю, как Флинт не спеша раскладывает на кровати один мой чулок за другим.
- Запомни, Эми, и усвой навсегда, - голос его неожиданно стал мягким и почти дружелюбным. – У тебя нет никакой силы здесь. Ты командовала в офисе или в зале суда. А под моей рукой, ты должна быть тихой, ласковой и очень послушной девочкой… Поняла?
Мне хочется провалиться сквозь землю, но я думаю, лучше ему пока не перечить.
- Да, Флинт. Я буду ласковой и послушной. Обещаю!
- Так ты не ответила на мой вопрос! - повернувшись, Флинт пристально смотрит на меня, и я вижу, как в сумраке спальни сверкают его глаза.
Я поворачиваю к нему своё лицо и смотрю на него столь же пристально.
- Я ношу их, потому что, во-первых, они удобные, чем колготки. Потому что они более дешёвые… Ну а, в-третьих, если один порвётся, второй можно не выбрасывать, а носить на пару с другим. Тебя удовлетворил мой ответ?
Ни произнеся ни слова, Флинт отворачивается. Похоже, мой ответ страшно его разочаровал. Меня, впрочем, тоже. Вся моя жизнь управляется прагматическим выбором, и на проверку я оказываюсь куда более меркантильной, нежели хочу казаться.
Потянувшись, Флинт достаёт из-под подушки какой-то длинный тёмный предмет, и лишь когда он подносит её к самому моему лицу, я догадываюсь что это – это бархатная повязка на глаза, отороченная кружевами по краям, что я хранила в нижнем ящике тумбочки… Я холодею от ужаса - ведь там была не только повязка! Там ещё хлыст, кляпы, наручники…
- Флинт, погоди… Послушай!... Позволь мне всё объяснить, - я в полном отчаянии.
Он не слушает, не спеша примеряя повязку к моей голове.
- Это не то, о чём ты подумал! – торопливо, жалко и путанно я пытаюсь оправдаться. – В университете мы делали любительскую постановку «Сцены из жизни маркиза де Сада». Это реквизит…
Оставив повязку, он достаёт наручники и, развернув меня к себе спиной, примеривает их широкие, обшитые мягким ворсом кольца к моим связанным запястьям. Запястья он задирает повыше, так что мне приходится сгибаться всё ниже и ниже.
- Да ну! И книга тоже реквизит? - усмехается он.
- По книге мы писали сценарий. Это было литературное задание – написать сценарий… Флинт, пожалуйста, поверь мне! Я никогда не занималась этим! Я не такая... 
Я уже готова зарыдать. Слёзы бегут по щекам... Боже, ну как ему объяснить?!
- Что ж ты таскаешь за собой эту хрень? Взяла бы, да выбросила…
- Сначала было жалко выбрасывать. Я потратила на них треть стипендии. А потом я про них забыла – они лежали в нижнем ящике, куда я обычно не заглядываю...
Он вдруг отпускает мои руки, резко поворачивает лицом к себе и опять пристально, всматривается в мои глаза.
- Это правда?! Поклянись мне, что не врёшь!
- Это правда, Флинт… Клянусь тебе!
Затаив дыхание, боясь даже моргнуть, я пристально смотрю прямо в его глаза, и вдруг вижу, что в них что-то меняется. Словно повеяло теплом на сковывающий лёд. И человек, о котором ты только что был крайне дурного мнения, считая его последней дрянью, вдруг предстал перед тобой другой своей стороной, и на проверку оказалось, что никакая он не дрянь, а ты был неправ, думая о нём всякие гадости...
Не сводя глаз, он медленно тянется ко мне и, положив ладонь между моих лопаток, легонько подталкивает меня к себе, ближе и ближе. Я не сопротивляюсь, когда его губы касаются моих губ… Он целует меня, глубоко, долго, настойчиво, и я, позабыв обо всём, почему-то не протестую, а потом, совсем уж потеряв голову, начинаю ему отвечать… И время словно исчезает… А когда наш поцелуй заканчивается, я, ошеломлённая, долго-долго смотрю на него, не в силах понять, откуда в этом грубом медведе может быть столько нежности.
Откинув волосы, прилипшие к моей мокрой щеке, он утирает мои слёзы. Я смотрю ему прямо в глаза. «Ведь ты отпустишь меня, Флинт? – мысленно твержу я ему. – Ты только старается казаться злым, но, на самом деле ты добрый. Тебе вовсе не доставляет удовольствия мучить меня! Я почти уверена… Я совершенно уверена…»
- Ты отпустишь меня, Флинт? – говорю я вслух. - Клянусь, никто ничего не узнает…
Искорки теплоты в его глазах тотчас погасли. Словно налетел злой ветер и унёс невесомое призрачное как туман волшебство. Отстранившись, Флинт потянулся за повязкой.
- Видишь ли, детка, - он больше не хочет на меня смотреть, - у меня всё серьёзно. И если я кого-то ловлю, то не для того, чтобы потом отпустить. Конечно, согласен, как-то не хорошо с тобой получилось - извини… Но раз уж я тебя поймал, Эми, тебе придётся стать моей.
Он берёт повязку и завязывает мне глаза.
- Флинт, чёрт тебя возьми! Остановись!! Развяжи меня!!!
Веселясь, он, не спеша, расстёгивает мою блузку - пуговицу за пуговицей. Потом он одним рывком спускает молнию на юбке и, грубо спихнув с колен, заставляет меня встать. Юбка-карандаш скользит вниз, и я, совершенно дезориентированная, слепая и растерзанная, предстаю перед ним – в расстёгнутой блузке, туфлях, кружевном бюстгальтере и трусиках. Он вскакивает с кровати и, грубо и жестоко, тащит куда-то, схватив за волосы.
  - Развязать? Тебя?! Да ни за что! – он издевательски хохочет. – Любая женщина становится привлекательней во сто крат, когда её руки связаны за спиной, а ты, в особенности. Ты даже не представляешь, Эми, какая ты симпатичная сейчас!
  Боже, как мне мерзко! Почему сердце моё не остановится, почему я не могу провалиться сквозь землю?! Слёзы брызжут из глаз… В тщетных попытках освободиться, я пытаюсь повернуть связанными запястьями. 
- Ты хорошо повеселился, Флинт… Довольно же! Остановись!...
Его буквально распирает от смеха: 
- Остановиться?! Эми! Да, ведь, я только начал… 
И тогда меня охватывает ярость. Я начинаю сопротивляться по-настоящему. Злость и страх придают мне сил. Задыхаясь от бешенства, я брыкаюсь, в надежде что мой каблук, или моё колено попадут ему в пах.
- Какой же ты мужчина, Флит? Связать слабую, беззащитную женщину…
  Я наношу удар за ударом, но никак не могу попасть – Флинт ловко уворачивается. К тому же бить приходиться наугад – с завязанными глазами я не очень-то понимаю, где этот ублюдок.
- Может ты и слабая, Эми, но далеко не беззащитная! - парирует Флинт. – И меры предосторожности в отношении тебя… О-ой! С-сука!…
Кажется, очередной удар всё-таки достигает цели! Флинт, пошатнувшись, выпускает меня… Метнувшись прочь я, с завязанными глазами, тотчас со всего размаха, врезаюсь в шкаф и падаю на пол.
- У-уу! - обессилев, я катаюсь по полу, скорчившись от боли.
На четвереньках Флинт подползает ко мне.
- Ты, Эми, давай, того… Осторожнее! Не повреди мою собственность.
Он шумно переводит дух.
- Какая ещё, к чёрту, собственность, - со стоном отвечаю я. - Это мой дом...
- Я не о твоём доме. Я имею в виду тебя.
В ответ, несмотря на жуткую боль, я, уже никуда особо не целясь, вновь пытаюсь его лягнуть. Впрочем, удар опять приходится в воздух. Я затихаю, лёжа на боку. Флинт, кряхтя, присел где-то подле и, должно быть, смотрит на меня.
- Мне больно, - сообщаю я ему.
- Ну, ещё бы! – вздыхает он в ответ. – Мне, кстати, тоже…
- Я про твой ремень, - жалуюсь я, взывая к его рыцарским чувствам. – У меня уже кости трещат…
- Ничего твоим костям не будет, - спокойно отвечает он. – У меня на сей счёт богатый опыт.
Я не могу сдержать смешка.
- Тебе часто приходится связывать женщин?
- Нечасто, - признаётся он. – Как правило, они не такие строптивые, как ты. Просто до того, как я стал вице-президентом «Повелителей Смерти», я служил в спецподразделении.
Потирая запястья, я переворачиваюсь на спину. Я слышу его тяжёлое дыхание, от которого веет пивным перегаром. Должно быть, сейчас, низко склонившись, он пристально рассматривает меня – всей своей кожей я чувствую его обжигающий взгляд. 
- А у тебя было много женщин?
- Последние два года – ни одной.
- Лжёшь! - я вскидываю голову…
Как же я проклинаю свою повязку, не позволяющую мне посмотреть Флинту в глаза!
- Тебе в это трудно поверить? - спокойно отвечает он.
- При том-то количестве разнообразных девиц, что постоянно вьются в вашем клубе и вокруг...
- И что с того? – в голосе Флинта чувствуется искреннее удивление. – Вокруг тебя, к примеру, мужиков вьётся ничуть не меньше...
- Но я женщина!
- И что? – вопрошает он.
- Женщина должна быть недоступной.
Флинт ненадолго замолкает, о чём-то задумавшись.
- Тут я с тобой, пожалуй, соглашусь, - говорит он. – Всегда оставайся недоступной, Эми! Будь недоступной для всех – кроме меня!
Я молчу. Не видя его лица, невозможно понять, смеётся ли он, или говорит совершенно серьёзно.
- С тех пор, как я первый раз тебя увидел, - продолжает он негромко, как бы разговаривая сам с собой. – Я не желаю видеть никого, кроме тебя.
Я молчу. И тогда его пальцы касается моей ноги. Я пытаюсь её отдёрнуть, но его широкая ладонь жёстко, как кольцо кандалов, схватывает мою лодыжку, не позволяя шевельнуться. Пальцы второй его руки медленно скользят вниз, разглаживая кожу, – и вот моя туфля со стуком падает на пол… Потом точно так же с меня исчезает вторая туфля… Флинт меня отпускает, и поджав ноги, я сажусь на пол.
Флинт чем-то занят, но я не вижу, и не могу догадаться, что он делает. Какой-то непонятный звук достигает моих ушей…
- Что ты делаешь? - вопрошаю я со смесью удивления и страха.
- Не шевелись, - предупреждает он.
Холодный металл касается моей кожи. По телу бегут мурашки.
- Не шевелись! - повторяет Флинт.
Стальным клинком он вспарывает рукава шёлковой блузки, бюстгальтер, трусики – и вот уже кроме золотой цепочки, серёг в ушах и проклятой повязки, на мне не осталось ничего... Меня колотит озноб.
- Ты считаешь, что я уже созрела? – задаю я совершенно очевидный вопрос.
- А разве ты считаешь по-другому? – вопросом на вопрос отвечает он.
  Прильнув, он припадает к моим коленям, и я чувствую, как его горячий и шершавый язык оставляет влажные следы на моих бёдрах, и вдруг я понимаю, что на нём тоже нет одежды... Он решительно раздвигает мои ноги и засовывает между ними свое толстое волосатое бедро. Я никогда не отдавала себе отчёта, насколько я слаба – и вот теперь, под его безжалостным натиском я сполна это ощущаю. Сейчас он возьмёт меня, мне никак это не предотвратить. Я буду изнасилована – меня ничто не спасёт, я понимаю это со всей беспощадной очевидностью.
Жар обжигает меня, когда его твердый и шершавый язык встречается с нервно пульсирующей плотью, что обычно бывает глубоко спрятана между ногами. Теперь она открыта. Мою голую кожу щекочет мягкий ворс ковра. Я почти испытываю оргазм от этого, никогда доселе не испытанного ощущения...
- Нет, Флинт! Умоляю! Не так, не так!!! - я бьюсь в истерике, и мой крик преисполнен такого горького отчаяния, что он останавливается.
- Флинт, пожалуйста, - торопливо умоляю его я, - если это неизбежно, если по-другому нельзя, давай, хотя бы, сделаем это как люди, а не как скоты...
Я жалко глотаю слёзы, что душат меня. Повязка на моих глазах вся пропиталась влагой. Я готова капитулировать, и я сдаюсь. Но, боже мой, должна же в нём быть хотя бы капля жалости ко мне!
Теперь молчит он. Я ничего не вижу, но, наверное, каждой своей частицей ощущаю его взгляд. Я замираю, не в силах догадаться, что будет дальше.
Он берёт меня на руки и несёт, а потом я неожиданно ощущаю под собой пружинящую мякоть матраца….


Глава 5. Флинт, Грин-стрит, 71

Глаза Эми преисполнены любопытства. Я поднимаю жалюзи на окнах, чтобы как следует искупать её в золотисто-розовых лучах заката, что наполнили спальню теплом и праздничным настроением. Я смотрю на неё и невольно облизываюсь, вспоминая какая она вкусная. Её восхитительная гладкая кожа немного солоновата от пота, немного терпкая от её нахальства и немного сладковата от того, что она, такая далёкая и недостижимая, теперь моя и мне хочется, чтобы она была сладковатой.
Теперь моя малышка, абсолютно голая, лежит на спине, прикованная своими пушистенькими наручниками к изголовью своей широкой кровати, и, похоже, ей это даже нравится. Во всяком случае, она не стесняется наготы и держится чертовски естественно – словно бы всю жизнь прожила, не нося никакой одежды. Избавленная от повязки, она смотрит на меня с нескрываемым интересом, а я на неё гляжу с обожанием. За последние два часа Эми открыла для себя немало нового, незнакомого до сих пор, и теперь, несомненно, она жаждет новых открытий.
- Я полагала, - не без сожаления говорит она, - наш секс продлится не меньше трёх часов.
- В правильном сексе ты пока новичок. Дозу надо увеличивать постепенно, - отвечаю я наставительно. – Только тогда это принесёт удовольствие и пользу.
- Скажи, Флинт, а кто-нибудь знает, что ты здесь? – спрашивает она, посматривая на меня искоса.
Недоумённо, я пожимаю плечами:
- Кто может знать? За каким хером?
Она опускает глаза:
- Ну, например, ваш Судья…
Я ощетинился:
- Детка! Не надо приплетать в наши с тобой дела посторонних и, в особенности Судью… Договорились?
В ответ Эми вздыхает.
- Просто я привыкла считать тебя серьёзным и ответственным человеком, Флинт, - отвечает она. – Ответственным настолько, что ты не стал бы нападать и насиловать адвоката, работающего на ваш клуб, не имея на это соответствующей санкции…
Она вновь пристально посмотрела на меня.
- У тебя чересчур острый язык, Эми, - усмехаюсь я.
Она невозмутима:
  - Я же юрист. Ты ведь видел диплом в моем кабинете? С тобой говорит бакалавр, прошедший ассессмент.
- Детка, в твоём офис дальше приёмной я никогда не бывал. Сроду не получал от тебя приглашений, если ты уже позабыла!
Мои слова вызывают в ней смех.
- Не знала, что «Повелители смерти», ждут приглашений. Я думала, вы просто приходите, берёте что вам нужно, и уходите.
Её желание уколоть не может не восхищать.
- Только если то, чего мы хотим, не больше, чтобы просто составить мнение о нас, - ухмыляюсь я.
Мы молчим. Она долго смотрит на меня оценивающе, и в её глазах неожиданно вспыхивают лёгкие озорные искорки. Эми не может сдержать улыбки.
- Тебя что-то развеселило? Скажи… Ведь я твой лучший друг.
- Да так, вспомнилась одна глупость, - запрокинув голову, она пытается разобраться, как закреплены её наручники.
Заинтригованный, я присаживаюсь на краешек кровати, сгибаю в колене восхитительную ножку моей прекрасной пленницы и, нежно поглаживая пальцами, массирую её бедро.
- Эми, у тебя не должно быть никаких секретов от меня…
Она снова пытливо глядит на меня.
- Совсем никаких?
Не сводя глаз, я продолжаю нежно её поглаживать. Она изо всех сил делает вид, будто мои прикосновения нисколько не возбуждают её. Но я-то знаю, что это не так…
- Только если это касается меня, - я решаю быть великодушным. - Если не касается – пожалуйста!
Она молчит. Она ничего не хочет говорить. Её губы плотно сжаты, недвусмысленно свидетельствуя о том, что она не желает раскрывать того, что происходит у неё в голове. Но глаза Эми внимательно следят за каждым моим движением, и я ощущаю прилив влаги, когда она представляет, о чём сейчас думаю я. Держу пари, у неё очень хорошее воображение! Моя рука скользит дальше и дальше…
- Эми, пойми, это не подчинение. Это доверие. Ведь если между нами встанет… Э… Ну, что-нибудь нехорошее… Ты мне признаешься – и мы вместе найдём выход.
Моя рука почти уже добралась до её восхитительного места, что меж её ног, когда она, наконец, отвечает.
- Просто мне всегда было любопытно узнать, на какой части твоего тела заканчиваются твои татуировки, Флинт. И вот, вроде бы, наконец, мне представилась возможность… Однако, когда ты снял повязку, оказалось, что ты уже одет. Смешно, правда?
Млядь! Всё-таки бабы – это бабы! Я встаю с кровати и решительно направляюсь к двери.
- Ты уже уходишь? - интересуется она.
- Я ненадолго, - отвечаю я, не оборачиваясь. 
- Скажи, а у тебя будут секреты от меня?
Я оборачиваюсь, потому что в моих жадных глазах её слова вновь пробудили зверский аппетит. Я пялюсь на Эми и улыбаюсь как абсолютно счастливый идиот. 
- Обязательно! От тебя, Эми, у меня обязательно будут секреты, и тебе придётся относиться к этому с пониманием!
- Видишь ли, Флинт, - она тоже улыбается мне. - Мне нужно сделать одно неотложное дело в дамской комнате. И потом, я бы не отказалась от ужина. С прошлой нашей встречи в «Мунфлауэре» у меня во рту не было и маковой росинки.
Я возвращаюсь к кровати и, достав ключ из ящика тумбочки, освобождаю Эми от оков.
- Я тебя провожу, - говорю я ей.
И, поддерживая за локоть, я помогаю моей малышке встать с кровати…
…Я стою в коридоре, пока она обделывает свои дела в сортире. Мы общаемся через дверь.
- Так куда ты, всё-таки, собрался идти? - доносятся её приглушённые слова.
- В гараж.
- Да, было бы неплохо снова ввернуть пробки, а то уже скоро ночь. Кстати, здесь, почему-то свет есть. И на кухне тоже…
- Не было нужды обесточивать весь дом. Только те комнаты, где я ставил сигнализацию.
- А зачем?
- Ну, Эми, это же элементарно. Если просто отключить сигнализацию, то копы обязательно приедут и проверят, почему она отключилась. А если вырубить свет, то они решат, что это обычная авария. И не приедут.
- Н-да, действительно… Кстати, Флинт, а как ты проник в гараж? Он ведь тоже на сигнализации?
- Ну, ставил-то её я! И предусмотрел способ как туда залезть, не потревожив охранное устройство. Мне, как ты знаешь, было поручено охранять тебя от скинхедов. А, следовательно, мне было необходимо бывать у тебя в доме и в гараже.
Похоже, что мои слова сильно её расстроили. Во всяком случае, за дверью что-то со стуком упало и покатилось по полу. Я делаю вид, что ничего не слышу. Надолго воцаряется тишина...
- И как часто ты бывал в моём доме? - спрашивает она наконец, и в голосе её нет прежней наигранности.
- Когда как… Один раз в неделю… Иногда – два раза.
- Тебя приставили охранять меня, а ты, оказывается, всё это время следил за мной?!
В голосе Эми звучат нотки ярости. Мне даже кажется, что дверь сейчас распахнётся, и она прыгнет на меня, точно разъярённая кошка.
- Вот что, детка, - рявкаю я как можно строже. – Ты сейчас отопрёшь и спокойно, без глупостей, выйдешь. Или я вышибу дверь нахер! Я не шучу!
До уха доносится шум воды, сливаемой из бачка, – должно быть, таким способом она пытается успокоить нервы. За три четверти часа, что Эми провела в сортире, она, должно быть, успела изучить каждый его дюйм, в надежде отыскать хотя бы щёлку, через которую она смогла бы ускользнуть, или какой-нибудь инструмент, что можно было бы употребить в качестве оружия. Я мысленно усмехаюсь, но, в то же время, и восхищаюсь. Всё-таки моя малышка отчаянная девчонка – борется до конца и не желает сдаваться.
  С негромким стуком отпирается щеколда, и Эми выходит. Я держу наготове верёвку. Даже не удивившись, без малейших возражений, она даёт себя связать. Но при этом она отворачивается, давая мне понять, что считает меня вонючим дерьмом. Мне приходится взять её за подбородок и повернуть к себе лицом.
  - Отпусти! - чуть слышно протестует она.
  - Не надо дуться на меня, детка! Ты ведь жаждешь сбежать? Мне пришлось бы преследовать тебя, а полиция Миннеаполиса, знаешь ли, весьма нервно реагирует на татуированных, одетых в кожу байкеров… В особенности, когда они преследуют девушек - красивых и нежных, как ты!
  Обычно разговорчивая Эми молчит. Она обжигает меня своими глазами. Небрежным движением я откидываю с лица её длинные тёмно-каштановые пряди.
- Послушай, Эми, - говорю я уже без иронии, - Тебе ещё нет тридцати, а мне уже 39. И ты очень многого ещё не знаешь, что знаю я. Разница между «охранять» и «следить» не такая большая, как тебе кажется!
Не проронив ни звука, она силится вырывается, и мне приходится крепко схватить её за локоть.
- И не пытайся искать телефон - он у меня в кармане. И, вообще, ты же обещала, что будешь примерно себя вести.
- Я постараюсь, - отвечает она, отвернувшись.
Я отпускаю её, и, шаркая по ковру босыми ногами, она уходит. Я долго провожаю её взглядом, а потом спешу в гараж.
В гараже темно – хоть зенки выколи. Я включаю фонарик в телефоне и открываю шкаф для инструментов, где в нижнем отделении приготовлены канистры, а в верхнем - баул со шмотками. Если бы Эми, приехав из офиса, заглянула сюда, то она бы очень сильно удивилась. Но она никогда не заглядывает в шкаф.
У Эми, как почти у любой бабы, в гараже идеальный порядок – не столько потому, что она любит чистоту, сколько от того, что она ни черта не смыслит в тачках и, вообще, в технике. Нет, попадаются, конечно, отдельные, технически подкованные бабы – главным образом среди байкеров и, особенно, в нашем клубе – но они скорее исключение, и Эми, к сожалению, к их числу не принадлежит. Я лишь надеюсь, да не отсохнет мой член, что когда-нибудь я сделаю из неё настоящую леди-байк.
Поэтому, готовясь к путешествию, я основательно поломал голову над тем, как же мы поедем. Конечно же, больше всего мне хотелось посадить её на мой верный райдер, на заднее сиденье, которые мы зовём «Битч сейч» - «сиденье суки», куда у настоящих мужиков принято сажать своих верных подруг. ****ь! Я так и представляю, как мы мчимся по шоссе, и Эми, обеими руками обхватила мой могучий торс, припадает всем телом к моей широкой спине, жмурится от страха, восторга и крепкого встречного ветра, а её длинные волосы, выбивающиеся из-под шлема, облаком вьются сзади… Какое чертовское это было искушение!... 
Но я его преодолел. До моей Берлоги в Вайоминге ехать не меньше двенадцати часов, а Эми, ни разу в жизни не садившаяся на байк, не усидит и часа. Уж мне ли не знать, исколесившему все Штаты (а также Канаду и Мексику), чего бывает с новичками, возомнившими, что они крутые! И рисковать моей малышкой я не мог – я никогда бы не простил себе, если бы с Эми что-нибудь случилось.
Поэтому ехать придётся на её тачке. Вообще, я не любитель тачек, и без особой нужды никогда в них не сажусь – если это, конечно, не какой-нибудь форд «мустанг» или шевроле «корвет», или кадиллак «эльдорадо» - открытый сверху, чтобы ветер обдувал: отказать себе в удовольствии посидеть за рулём такого авто может только законченный пидор! Но шевроле моей девчонки зовётся «спорткаром» исключительно для того, чтобы ушлые дельцы автобизнеса впаривали его доверчивым простачкам. Увы, но в машинах Эми разбирается так же, как и в мужиках.
Конечно, обещанные 120 миль на шоссе авто выжимает, но больше не представляет из себя решительно ничего. Ладно, хоть багажник вместительный, и туда влезут все шесть канистр, и, пожалуй, ещё останется немного места. До Берлоги должно хватить. Я загружаю канистры, ставлю позади сиденья баул и, захватив для Эми джинсы с футболкой, возвращаюсь в дом.
Мягкие подошвы моих говноступов позволяют мне ступать бесшумно, тем более, что полы в доме Эми устилают мягкие ковры, которые домработница – пожилая филиппинка, приходящая по утрам, - пылесосит три раза в неделю.
Прокравшись к гостиной, я увидал Эми. В последних лучах догорающего заката моя стреноженная молодая лошадка стояла перед огромным стенным зеркалом, что, будучи заключено в широкую деревянную раму, украшало её гостиную. Переступая своими длинными стройными ножками, Эми придирчиво рассматривала своё отражение. Моя малышка то поворачивалась к зеркалу боком, то вставала передом, то, мотнув своей головкой на восхитительной шее, пыталась откинуть назад волосы, закрывавшие грудь. Я невольно замер, любуясь ею.
Нет, я всегда знал, что, следя за своей внешностью, Эми не имела обыкновения чересчур напрягать фантазию. В праздники ли, в будни - всегда и везде - она появлялась в своей неизменной бизнес-униформе, которую искреннее полагала достойной любого места – что собственного офиса, что вечеринки, а всяческие шарфики, косынки или перчатками почитала за излишества. Косметикой она пользовалась по-уродски, словно нарочно желая состарить своё прелестное личико, а на её грошовые цацки не позарился бы ни один вор - когда на прошлое рождество, она впервые позволила себе раскошелиться на довольно-таки приличную золотую цепочку, что украшала теперь её очаровательную шейку, я, помнится, сильно удивился. Но только сейчас до меня дошло, что моя мисс, похоже, вообще не привыкла задумываться о том, насколько она обворожительна и сексуальна и до какой степени она способна привораживать мужские взгляды. Эми никогда не разглядывала себя в зеркале, будучи голой. До сегодняшнего вечера.
Теперь Эми изучала себя, я любовался Эми – так прошло минут пять или шесть. Потом, в уголке зеркала, она заметила моё отражение. 
- Так как насчёт ужина, Флинт?
- Десять минут! - отвечаю я и направляюсь на кухню.
Про нас, байкеров, ходит немало глупых слухов, распускаемых всякими долбоёбами, что, типа, мы прямо на ходу готовим гриль на цилиндрах мотора или жарим яичницу на выхлопной трубе. Это, разумеется, преувеличение. Но по-быстрому сварганить вкусный и сытный ужин может любой из нас (ну, если, конечно, он настоящий мужик, а не всякое фуфло) – тем более, когда у тебя под рукой целая кухня с принадлежностями! Короче, я нашинковал кабачок, томаты, баклажаны, лук, чеснок, зелень и прочие овощи, сложил на сковородку, заправил оливковым маслом – и через десять минут, как и обещал, ужин был готов.
Я возвращаюсь и развязываю пленницу. Даже не поблагодарив меня, Эми первым же делом бросается к шкафу в спальной и торопливо облачается в домашний халат. И вот мы сидим за кухонным столом друг напротив друга.
- Вкусно! - говорит она, уплетая за обе щёки. Похоже, она и вправду проголодалась. - Скажи, ты отдаёшь дань вегетарианской кухне?
- Нахуй! - фыркаю я презрительно.
- Знаешь, я как-то целый год сидела на вегетарианской диете, но она мне не понравилась, - признаётся она. – Ты готовишь гораздо лучше. Я не вру!
- Это что! - бравирую я. – Вот скоро я тебе покажу, как испечь картошку на углях! Плесни-ка, крошка, мне чего-нибудь! 
Я протягиваю бокал.
- Фруктовый сок тебя устроит? - отвечает Эми.
- Я бы не отказался от пивка, - подмигиваю я ей. – Или даже ещё чего-нибудь покрепче.
Она пожимает плечами.
- Извини меня, Флинт. Ты так неожиданно заявился в гости, что я ничем не успела запастись, - она откупоривает коробку и наполняет соком мой бокал, а потом свой.
Давясь и морщась, мне приходится глотать это дебильное пойло.
- А ты заметила, дорогая, - задумчиво произнёс я, - что мы уже четверть часа сидим за одним столом, и тебя больше не бросает в дрожь от моего присутствия? 
Она отхлебнула чуть-чуть из своего стакана.
- Что ж поделаешь, если у тебя в доме поселился людоед! - ответила она.
- Почему сразу людоед? – обиделся я.
Она поморщилась:
- Ну, хорошо, не людоед - вампир. Прогнать его невозможно, забить ему в грудь осиновый кол мне не по силам, а убежать я не могу – он бегает куда быстрее. Да и как я убегу из запертого дома? И что ж тогда мне остаётся?
- Вот именно, что? – заинтригованно переспрашиваю я.
Эми печально вздыхает:
- Раз ни первое, ни второе невозможно, то придётся как налаживать с ним отношения. Сначала это страшно, но потихоньку можно притерпеться. Природа ведь не зря сделала человека настолько неприхотливым и изворотливым созданием, что способен привыкнуть ко всему, особенно когда сильно прижмёт. Вот и приходится приспосабливаться... И то, что поначалу воспринималось как нечто абсолютно неприемлемое, незаметно превращается в норму.
Млядь, она до того грустна, что мне из всех сил хочется приободрить её:
- Ну зачем же так печально? В конце концов, я не извращенец, брать в рот и всякое-такое тебе не предлагаю… Нормальный, здоровый секс три раза в день! Когда давеча я наполнял тебя своим свежим соком ты, ведь, была не против?
- Я была в наручниках, если ты позабыл!
- И всё равно тебе понравилось, ну, признайся! И ещё понравится – уверяю! Ты ещё во вкус войдёшь…
Эми кивает:
- Это ты хорошо сказал! Боюсь, я не то что во вкус, я каждому дню, прожитому с тобой, радоваться буду. Если, конечно, ты не станешь зарываться, и отсасывать кровь будешь в умеренных дозах. Даже хвалиться перед другими начну – ваши-то, мол, упыри совсем на всю голову больные и дикие, а мой - нормальный мужчина. Относится ко мне с пониманием, лишку не требует, и даже, случись что, в положение готов войти, если не злой и не пьяный.
Я усмехнулся:
- Чувствую, крошка, мы с тобой поладим!
- Кстати, - интересуется она, желая сменить тему, - а где ты собираешься запекать картофель? Мои соседи, знаешь ли, довольно строгие люди, и им очень не понравится, если ты возьмёшься разводить костры на моей лужайке.
«**** я твоих соседей», - подумал я, а вслух сказал: 
- С чего ты взяла, что я буду печь картошку на твоей лужайке? Мы с тобой едем в Вайоминг. Ты бывала когда-нибудь в Вайоминге?
Впервые за ужин она по-настоящему удивилась.
- Это новость… - отхлебнув ещё немного сока, она ставит бокал на стол. - И надолго?
Она глядит на меня, прищурившись. Я пытаюсь сохранить невозмутимость.
- Ну, скажем, недели на четыре… Или на пять!
- Послушай, Флинт, а ты не боишься, что за эти четыре недели меня хватятся, начнут искать? У меня всё-таки офис, дела, клиенты...
Я неподдельно-искренне удивлён:
- За каким хером тебя будет искать? Ты же в отпуске! Весь июль. До самого августа.
- А откуда ты знаешь, что я ухожу в отпуск? - она не спускает с меня глаз.
Недоумённо я пожимаю плечами:
- Да, в общем-то, не знаю… Просто, когда ты в кабинете беседовала со своим японцем, я заглянул к Тане и попросил её кое о какой услуге. И она охотно согласилась мне помочь…
За два года мне ещё ни разу не доводилось видеть Эми такой, какой предстала она передо мной в этот миг. Она побледнела, глаза её вдруг стали змеиными, а пальцы изогнулись словно когти. Она и вправду была как разъярённая дикая кошка… И мне осталось только мысленно поблагодарить Всевышнего, что гнев её был направлен сейчас не в мою сторону.
- Когда я вернусь, - медленно произнесла она ледяным голосом, - если мне суждено будет вернуться, то первое, что я сделаю - это уволю мисс Мьюир!
Я допил сок. Нет, как хотите, а кто бы, что ни говорил, но между бабами дружбы не бывает. В этом и состоит их коренное отличие от нас.


Глава 6. Энни Блум

«…- Отвернись прочь от греховных желаний, скажи «нет» искушениям плоти, ищи Божьих благословений во всем. Повернись к свету, скажи «да» духовному единству, и награды Господа будут в изобилии...
Глубокий голос моего отца переполнял звуками нашу маленькую столовую. Его ораторское искусство, конечно же, требовало пространства - куда большего, чем предоставляла наша столовая или даже методистская церковь Фортуны.
Украдкой я посматривала на часы. Сейчас половина десятого. На самом деле это половина вечности. Это четвертый вариант воскресной проповеди, и к тому времени, когда начнется утренняя служба, я успею её прослушать ещё, как минимум, три раза. Она мне знакома наизусть и, пожалуй, я могла бы и сама произнести её всю к субботнему вечеру.
Вот интересно, что делают в пятницу вечером все нормальные девушки, когда им 23 года? Тусуются и смотрят телевизор? Или в сверкающих топах и мини-юбках, они заигрывают с мужчинами, покрытыми татуировками, в каком-нибудь баре или ночном клубе? Или, может быть, они занимаются сексом со своими парнями, сняв в мотеле номер на одну ночь? Любой из этих сценариев, наверное, лучше того, что мне приходится делать по пятницам и субботам.
Я далеко не так невинна, как все думают. По роду своих занятий, мне приходится следить за пополнением церковной библиотеки и часто бывать в книжных магазинах. И там мне попадаются такие книги и журналы, которым в нашу библиотеку путь заказан. Например, «Плейбой». В магазине я частенько, не без интереса его листаю, хотя, признаюсь, далеко не всё, что я в нём нахожу, мне хотелось бы попробовать. Как-то раз мне попались даже фотографии женщины в разных позициях, которая занималась сексом с двумя мужчинами одновременно.
Фото из журнала не выходили у меня из головы. Тем же вечером, ложась спать, я стала фантазировать о том, как по моему телу пробегают несколько рук, а многочисленные губы целуют меня во все места. И почему-то мне больше всего хотелось бы, чтобы эти руки и губы принадлежали тем двум байкерам, что недавно приезжали в нашу библиотеку после того однажды ночью неизвестные вандалы расколошматили мою машину.
Я наблюдала украдкой, как они чинят мой автомобиль. Эти двое действовали как единое целое. Они понимали друг друга с полуслова, а порой им и не требовалось слов – достаточно было одного взгляда, чтобы донести до товарища свою мысль. Они отремонтировали мою разбитую вдребезги машину всего за полдня – это было как чудо. Когда следующим днём я на минутку заглянула в библиотеку и стала расспрашивать Пиппу, нашего библиотекаря, не слышала ли она чего-нибудь про этих байкеров, то она с беспокойством посмотрела на меня и сказала, что эта парочка известна тем, в первую очередь, что все, за что берётся, они проделывают вместе. Разумеется, это было сказано с намёком и предостережением держаться подальше от них – если я здравомыслящий человек...
- Энни! – поток моих мыслей, как всегда, прервал лаконичный возглас моего отца.
Я густо покраснела. Мои щёки всегда выдают меня с головой.
Нахмурившись, отец потянулся к стопке брошюр и вытащил одну.
- Я хочу, чтобы ты отнесла это завтра!
На половинке листа синей бумаги было отпечатано объявление, что Клуб Вязания города Фортуны приглашает своих членов на еженедельную встречу в кафе «Ха-Ха» у Брю. Я печально вздохнула и подумала ещё, что он, верно, прочитал мои мысли, чтобы нарочно выбрать для меня занятие как можно более далёкое от моих фантазий. На самом деле это не так, потому что, если бы он на самом деле прочитал мои мысли, то он, наверняка, схватился бы за свою трость, чтобы как следует меня поколотить. Отец верит в пословицу, что спасенный жезл - испорченный ребенок.
Когда я была маленькой, он однажды так шлепнул меня тяжёлой деревянной лопаткой, украшенной резным Писанием, что я проплакала навзрыд несколько часов. Между тем, как мои уста перестали сосать материнское молоко, и тем, когда мой зад огрела деревянная лопатка – между двумя этими событиями, - я старательно стремилась не уклоняться от пути, что мои родители избрали для меня. До того, как мама оставила семью было легче, но, когда мне исполнилось четырнадцать, она решила, что с неё довольно и она чересчур долго пробыла женой священника. Теперь она живет в Сиэтле в колонии писателей. Я думаю, что она, наверное, стала лесбиянкой, хотя и не до конца уверена. Впрочем, отец осуждает грех гомосексуализма сильнее, чем какие-либо другие грехи.
Отец категорически запрещает контактировать с нею, считая, что мама будет дурно влиять на меня. Однажды, когда ему случайно попались несколько писем, которыми мы с мамой, тайком, успели обменяться, папу свалил сердечный приступ. Врачи сказали, чтобы я вела себя поосторожнее с отцом, ибо следующий удар наверняка его добьёт. Отец же сказал, что я перестану его слушаться, то обязательно попаду в ад. Вообще, как он считает, мир преисполнен всего, что отправляет человека в ад. Мой выбор в чтении, извращенные фотографии из журналов, наконец просто мысли о мужчинах, что периодически возникают в моём воображении.
Моя беда в том, что я не могу оставить отца и зажить самостоятельно. В конце концов, он единственный родной мне человек. И хотя он не очень ласков, но на самом деле он меня любит - я это знаю точно. Да и, честно говоря, я не представляю, как буду жить без него – к тому у меня не хватает характера.
Чему я, вообще, успела научиться к своим двадцати трём годам? Хорошо знаю Библию. Превосходно составляю бюллетени. Веду хозяйство и оплачиваю счета. Неплохо играю на пианино и, самое главное, - умею мило улыбаться, когда мне этого совсем не хочется. По большому счёту, это не так уж мало – читая газеты, я то и дело натыкаюсь на объявления о приёме на работу, где требуются именно эти навыки.
К сожалению, не всё так просто… В восемнадцать лет я уже попыталась однажды устроиться на работу в Миннеаполисе и начать жить самостоятельно. Моей решимости хватило лишь на несколько месяцев, после чего, поджав хвост, я поспешила вернуться домой. Отец меня не осудил – похоже, он был даже рад моей неудаче, а я была слишком разочарована собой, чтобы совершить вторую попытку.
Из меня, наверное, получится неплохая церковная секретарша. С моей дрянной одеждой и сексуальной непривлекательностью я скоро стану старой девой. И городской клуб вязания будет мне вторым домом, где постепенно – не так уж долго осталось ждать – я стану, наконец, одной из наших городских старух.
- Хорошо, папа. Я обязательно схожу туда и даже, может быть, свяжу для тебя платок.
Отец одобрительно кивает.
- Пусть он будет синим.  В сочетании с твоими глазами это будет выглядеть красиво.
- Спасибо, отец.
Я взяла бюллетень, положила его на колени и стала перелистывать. На самом деле, мне это не нужно. У меня не такой плотный график, что позабыть, про встречу, назначенную после завтрака в кофейне. А там наверняка будут некоторые из моих бывших одноклассников, и тогда я смогу проверить, как живут остальные девяносто девять процентов молодых людей». 

  - О чём ты задумалась, Эми?
За окном накрапывает дождь. Здоровой рукой я обнимаю Эми и тихонько перебираю пальцами кончики её волос.
- Мне грустно! – вздыхает Эми. - Уж больно печальна твоя история… Мне эта Энни Блум представляется совершенно бесхребетным существом. Я мысленно вспоминаю себя в восемнадцать лет – какая я была самостоятельная и ничего не боялась! Уж я бы, окажись на её месте, не стала б ждать, а ушла от такого отца, не задумываясь, и гораздо раньше…
- Ну! – я смеюсь. – Если бы ты оказалась на её месте, то, боюсь, тебе бы не было нужды уходить! С таким-то характером, ты свела бы в могилу старого Блюма задолго до восемнадцатилетия!...
- Какой же ты всё-таки вредный, Флинт! – и её палец припечатывает мои уста.
В ответ я, нежно прикасаясь к её восхитительной гладкой коже, даю понять, что если Эми намерена прервать наш разговор, я тотчас займусь с нею другим – более приятным делом. Разумеется, она не намерена мне уступать.
- Ну, так и что там было дальше, Флинт? Мне интересно…

  «…В кофейне было почти пусто, если не считать восьми женщин из вязального клуба, каждая из которых была старше моего отца. Глядя на это унылое зрелище, я не испытывала ничего, кроме разочарования, но я бодро расправляла плечи и улыбалась во все стороны, потому что не видела смысла выставлять напоказ то, что на самом деле думала. И почему-то я ловила себя на мысли, что как раз в это время по телевизору повторяют сериал «Новые истории Скуби-Ду», который во сто крат лучше скучных разговоров за спицами.
- Здравствуйте, миссис Уилкинс, надеюсь, вы не против, если я присоединюсь к вам? - сказала я, присаживаясь на диван рядом с ней.
  Из всех восьми членов клуба я больше всего симпатизирую ей, и она платит мне тем же. Отчасти, наверное, потому, что её недолюбливает отец – она католичка, а папа не жалует католиков. Миссис Уилкинс поправила свою афганскую драпировку, законченный конец которой был небрежно наброшен ей на ноги.
- Хотя я и не против новичков, но разве вы не находите, что слишком молоды для нашей группы? – отвечала она. - Вы одного возраста с моими внуками.
- Если я буду проводить время с вашими внуками, то никогда не научусь вязать такие удивительные покрывала, - сказала я. - Они прекрасны! Сколько времени, обычно, на него уходит?
- Около сорока часов, милочка, - улыбнулась миссис Уилкинс – Что ж, всегда приятно видеть тебя между нами, старушками.
Миссис Уилкинс уже за шестьдесят, но ей присуще качество настоящей Люсиль Болл, Джинджер Роджерс или Оливии Де Хэвилленд. Даже в старости она умеет оставаться прекрасной, заставляя оборачиваться мужчин, что были на двадцать лет её моложе. Вот почему каждый свой сеанс вязания я старалась просиживать рядом с ней в надежде, что и мне перепадёт малая толика её магии.
- Я бы отдала всё, чтобы выглядеть так же хорошо, как вы, миссис Уилкинс, - говоря умоляющим тоном, я достала из своего пакета клубок и спицы. -  Вчера в «Валмарте» я приобрела всё необходимое, для обучения. Научите меня, пожалуйста.
Взяв меня за руки, миссис Уилкинс стала терпеливо показывать мне как правильно держать спицы, как зацепить пряжу вокруг моего большого пальца и мизинца. Соединив концы вместе, чтобы получилась изнаночная строчка, я сосредоточенно ковыряюсь, создавая пока ещё не слишком ровный тестовый ряд.
- Как вам новый библиотекарь, Энни? - поинтересовалась миссис Эриксон. – Недавно я заглянула к ней – она показалась мне какой-то притихшей и чересчур бледной. Уж не заболела ли она?
- Что вы, со здоровьем у неё всё в порядке! - отвечаю я и немножко волнуюсь. - Пиппа замечательный сотрудник. У неё масса интересных идей для детских программ. Мы проводим конкурс для детей дошкольного возраста, чтобы узнать, кто может прочитать больше книг перед школой. Каждый ребенок, который прочитает десять книг, получает ещё одну бесплатно, чтобы забрать домой. И у нас есть планы, насчёт детей постарше.
- Это замечательно, - заметила миссис Уилкинс. – Но, возможно, вам придётся уделять библиотеке больше времени, чем было до сих пор.
- Не знаю, - я вздохнула. – Пока я просто волонтер.
На днях я спрашивала у Пиппы, нужна ли университетская степень для библиотекаря. У неё у самой есть ученая степень в области библиотечного дела, а кроме того, она собирается стать магистром. Я до сих пор и не подозревала, что даже получив высшее образование нужно продолжать учёбу. Похоже, сегодня даже чтобы работать с бензонасосом и то нужно окончить колледж…
- А я слышала, что Пиппа сошлась с Хэнком Харрисоном, предводителем местных байкеров, - вмешивается миссис Кармайкл.
  Миссис Кармайкл – настоящий городской мегафон. Все, что происходит в её кругу немедленно становится достоянием всей Фортуны. Наверное, это неглупый маркетинговый ход. В конце концов, люди продолжают ходить именно в её магазин, а не в «Валмарт». И хотя в «Валмарте» дешевле, но у миссис Кармайкл, в дополнение к покупке всегда можно узнать, как минимум, половину наших местных сплетен.
- Она слишком молода для него, - миссис Эриксон с неодобрением поджимает губы. – Старшему Харрисону уже за сорок, а ей только двадцать семь. Пиппа годится ему в дочери!
- Кстати, о наших дочерях… - в разговор вступила Стелла Джонас. - Вы знаете что Челси Уивер, стала подружкой Гранта Харрисона, достойного продолжателя дел Харрисона-старшего? Не далее как пять недель назад, прямо перед тем, как этого бандита наконец-то упрятали в тюрьму, я видела, как они выходили из массажного салона вдвоём, держась за руки! Я видела это своими собственными глазами!
В унисон звучит целый хор негодующих возгласов:
- Подумать только!... Челси – приёмная дочь Хэнка! Они же почти как брат и сестра друг другу!... Мисс Джонас, а это были точно они, вы не ошиблись?
- Как я могу ошибиться, - сердится мисс Джонас. – Я видела их, вот, как вас сейчас!
На самом деле у мисс Джонас детей нет, поскольку она никогда не была замужем. Я смотрю на её обрюзгшее лицо, и думаю с ужасом, а не моё ли это будущее? Неужели и я – вот точно так же, как она сейчас -  буду возмущаться теми, чьи чувства, выставляемые напоказ, будет выходить за рамки общепринятых приличий? Следующая проповедь отца, вероятно, будет посвящена трем категориям любви - эросу, сыновней, агапе - и тому, как мы, грешные создания, превратили Божьи идеалы во что-то темное и неприятное.
Одна только миссис Уилкинс продолжает вязать молча, улыбаясь, словно идеи байкеров, желающих спариваться с особами противоположного пола разными нечестивыми способами, кажутся ей совершенно нормальными. Тут мне почему-то вспомнилось, что один из её внуков – Изи –член клуба «Повелителей Смерти». Именно в этот момент дверь кофейни распахивается, и в неё входит сам дьявол…»


Глава 7. Эми, Грин-стрит, 71

  Ужин кончен. Флинт первым поднимается из-за стола.
- Эми, не могла бы ты оказать мне услугу?
- Что за услуга? - пожимаю плечами я.
- Сопроводить меня до ванной, - он достаёт из кармана джинсов скомканный пластиковый пакет.
Пожалуй, я заинтригована.
- А что ты собрался делать в ванной?
Он кажется смущённым:
- Собрать твои средства. Ну, шампуни и всё такое. Ты в них разбираешься, а для меня они все пахнут одинаково – вдруг выберу что-нибудь не то…
  - Что ж, - я встаю. - Пойдём…
В ванной я достаю с полок и из ящиков шкафа тюбики, флаконы, коробочки и, почти не разбирая что это, кидаю их в пакет, что держит Флинт. Я собираюсь разобрать их потом, когда будет время. По правде говоря, мне сейчас не до парфюмерии и косметики. Меня занимает совсем другой вопрос.
- Скажи, - допытываюсь я, - чья это была идея, насчёт отпуска? Твоя, или это Таня тебе посоветовала?
Флинт хмурится:
- Да ладно, не бери в голову…
Его нежелание говорить злит меня ещё сильнее:
- Как это «не бери в голову»? И это после всего, что случилось?! Как долго вы работали над этим планом?
- Я всегда работаю один, - отвечает Флинт, не скрывая раздражения.
Я стою к нему спиной и слежу за его отражением в зеркале. Лицо Флинта постепенно мрачнеет, глаза делаются ледяными и колючими. Но мне уже на всё наплевать.
- Один?! А, может, Таня заплатила тебе за моё похищение?!
Бросив пакет на пол, он в бешенстве набрасывается меня – одной рукой он перехватил мои запястья, а другая, тем временем, сдавила мне горло:
- Раз ты похищена, детка, то будь добра, веди себя как положено для похищенной! И не смей мне больше качать права! Не зли меня, Эми! Ты поняла?!
- Да… Поняла, - хриплю я, запрокинув голову, - Пожалуйста, отпусти меня, Флинт!
Он, нехотя, меня отпускает…
…Внезапно со стороны жилых комнат доносится приглушённый стук. Как будто кто-то приставил лестницу, и лезет в окно.
- Ни звука! - Флинт встрепенулся. – Кажется, к нам гости...
Со звоном разбивается стекло. Слышно, как кто-то забирается в дом. А Флинт уже сжимает нож – я так и не успеваю заметить, откуда он его вытащил.
- Запрись и никому не открывай! - его голос почти беззвучен, а повелительный взгляд, обращённый ко мне не терпит возражений.
Я молча киваю. Флинт бесшумно, точно кошка, исчезает в коридоре. Дрожащими руками я запираю дверь. Припав ухом, напряжённо вслушиваюсь. Но не слышу ничего, кроме собственного дыхания.
В клубе «Повелители Смерти» состоят разные люди. В том числе и те, кто регулярно нарушает закон. Собственно, моё знакомство с ними, случившееся в позапрошлом году, произошло именно по этой причине. Президент клуба - Судья, как они его зовут - обратился ко мне с просьбой защитить его сына. В драке возле бара, где обычно собираются байкеры, он убил скинхеда, и теперь ему грозил длительный тюремный срок. Я дала согласие.
Улик было немного, свидетели со стороны скинхедов то и дело меняли показания, и мне не составило большого труда убедить присяжных, что это было неумышленное убийство, за которое моему подзащитному дали три года. С тех пор, уже второй год подряд, скинхеды меня ненавидят и грозятся отомстить, а байкеры, наоборот, окружают заботой и вниманием.
Парень, которого я защищала – по кличке Вредитель – говоря откровенно, не вызывал у меня ни малейших симпатий. В девятнадцать лет он уже стал закоренелым преступником, неоднократно судимым. Повстречай его просто так, я ни за что бы не села с ним за один стол. Но работа – есть работа, и за два последних года мне неоднократно приходилось заниматься делами «Повелителей Смерти», из-за чего в Фортуне мне, порой приходилось проводить гораздо больше времени, чем в Миннеаполисе, где я живу. Как правило, это были хулиганства, грабежи, наркотики и незаконная торговля оружием.
С самого начала, я поставила Судье условие, что не буду защищать тех, кого обвиняют в изнасилованиях и сексуальных домогательствах. Это, вообще, моя жесткая линия, которой я неукоснительно следую всегда и везде: вы можете ограбить магазин или зарезать прохожего на улице, или даже застрелить скинхеда в баре, но вы не должны причинять вред женщине, если хотите, чтобы я защищала вас. Женщина – это святое. И Судья мои условия принял.
И вот сегодня мои принципы оказались грубо и бесцеремонно попраны. И хуже всего то, что совершил это человек, к которому среди всех «Повелителей Смерти» я более всего была расположена. В последние два года, что я его знала, за Флинтом не числилось не то что пьяных драк – у него не было даже штрафов за превышение скорости! И вот оказалось, что это не потому, что он чист душой, а потому, что он всё это время следил за мной и ему просто некогда было совершать преступления. А на самом деле в его душе живёт насильник и садист. И даже, похоже, хладнокровный убийца – об этом говорил нож, который он, несомненно, всё время носит с собой и пускает в ход, не задумываясь.
Внезапный шум прерывает мои мысли. В страхе я прислушиваюсь. Кажется, в гостиной происходит погром – опрокидывается мебель, со звоном разбивается зеркало. Грохот стоит такой, что трясутся стены… Затем до моего слуха доносится чей-то невыносимо жуткий вскрик…
Мне нужно вооружиться! Только, вот, чем? Метнувшись к валявшемуся на полу пакету, я лихорадочно роюсь в тюбиках и флаконах в поисках хоть какого-нибудь средства, что дало бы шанс – пусть даже самый призрачный – постоять за себя. Лак для волос – это, конечно, не слезоточивый газ, но, когда нет совсем ничего, сойдёт и он.
Сжимая в руке аэрозольный баллон, я с ужасом представляю, как сейчас вот эта хлипкая дверь, что напротив меня, разлетится в щепки, и в ванную ворвётся целая толпа убийц с ножами... Что ж, так просто я им не дамся!
Шум стих так же внезапно, как и начался. Не в силах ни на что решиться, я напряжённо вслушиваюсь, но ни единый звук не достигает моего уха. А потом без предупреждения, внезапно, раздаётся стук в дверь, заставивший меня вздрогнуть.
- Эми, ты там живая? Скорее открывай! - мне кажется, что это Флинт.
- Кто там? - спрашиваю я вполголоса.
- Да я, твою мать!
И правда - это и в самом деле он. Отставив в сторону баллон, я отпираю щеколду и отворяю дверь.
Запыхавшийся, он стоит на пороге и суёт мне в руки какой-то свёрток.
- Одевайся! Валим нахер!
Это футболка и джинсы. На его руках и щеках я замечаю свежие порезы. Из них сочится кровь...
- Ты ранен?
- Кончай базар! – он готов разозлиться.
Я торопливо скидываю халат, натягиваю джинсы и футболку на прямо голое тело.
- Пошли! - он тянется, чтобы схватить меня за руку.
Я отстраняюсь:
- Пожалуйста, принеси мне туфли.
Он сердится:
- Обуешься в прихожей!
Я стою на своём:
- Но там разбитое стекло, а я босая...
Тогда он грубо и громко ругается и, подхватив меня на руки, несёт во тьму.
За окнами давным-давно стемнело, и я, особенно после яркого электрического света в ванной, не вижу ни зги. В гостиной, кажется, полный разгром: Флинт то и дело спотыкается обо что-то, под его ногами хрустят осколки стекла.
И вдруг во тьме я вижу на полу какой-то вытянутый предмет - сначала мне думается, что это опрокинутый торшер. А потом я понимаю, что это человек – раскинув руки, он неподвижно лежит ничком. Вскрикнув, я отворачиваюсь и невольно прижимаюсь к Флинту ещё плотнее. Не обращая внимания, мой похититель спокойно перешагивает через лежащего и идёт дальше.
В прихожей он ставит меня на пол и, чертыхаясь, нащупав во тьме пару в обувном ящике, подаёт мне туфли:
- Живей!
Собираясь в офис, в всегда надеваю лодочки – их у меня в шкафу дюжина пар разных цветов и фасонов. А в ящике прихожей я держу рабочую обувь, которой пользуюсь, когда мне надо прибраться на заднем дворе или захочется прилечь в шезлонге возле бассейна: всякие шлёпанцы, тенниски и тому подобное. И там же у меня лежит пара босоножек на высокой шпильке. Я держу их там, а не в шкафу, потому что обычно никогда их не надеваю. И вот сейчас Флинту, почему-то, подвернулись именно они. Пока я вожусь с ремешками, он успевает отпереть дверь, спуститься в гараж и зажечь там свет.
- Стоит мне отвлечься, как всё идёт через жопу! – громко ругается Флинт, недовольный моей нерасторопностью. – Эми! Хорош копаться!
Я слышу, как он что-то делает у моей машины, открывает и закрывает капот, хлопает дверцей.
- Сейчас… - отзываюсь я, хоть ремешок давно застёгнут.
На цыпочках, украдкой, чтобы до его слуха не донёсся стук моих шпилек, я подбираюсь ко второй двери – той, что ведёт на крыльцо, и пробую повернуть ручку. Но дверь заперта и ключи у Флинта. Я стою, задумавшись. У меня есть ещё один путь для бегства - через дом: нужно вернуться в гостиную, пройти в спальню, выбраться наружу через разбитое окно. Но на полу в гостиной лежит человек… Мне страшно туда идти.
Пока я борюсь со страхом, Флинт поднимается из гаража. Молча взяв за локоть, Флинт тащит меня вниз.
- В машину! 
Я покорно сажусь, и он захлопывает дверцу. Я машинально бросаю взгляд на замок зажигания – ключа в нём, конечно же, нет. Мне приходилось слышать, что если соединить какие-то провода под приборной панелью, то мотор можно завести и без ключа. В кино я видела не раз, как такое проделывают угонщики автомобилей. Если б я была угонщиком! К сожалению, я адвокат…
Флинт уже на водительском месте, вставляет ключ и заводит мотор. Гаражная дверь медленно открывается – рванувшись с места, шевроле, вылетает наружу и, с диким скрежетом развернувшись на небольшом пятачке, мчится по узкому ночному переулку, увозя меня прочь от моего дома…
За окнами автомобиля мелькают кварталы и перекрёстки ночного Миннеаполиса. На поворотах машину заносит так, что у меня замирает сердце, и даже страховочный ремень, которым я поспешила пристегнуться, не внушает доверия. Флинт выжимает из мотора всё до последней лошадиной силы. И при этом он то и дело бросает на меня многозначительные взгляды.
- Флинт, пожалуйста, следи за дорогой, - прошу его я.
Лучше бы я этого не говорила…
- Что, боишься? – хихикает он. – Не трусь, детка, – я опытный водитель!
Он, конечно, никак не может упустить случая побравировать своей крутизной. К счастью, город скоро заканчивается, и мы выезжаем на ровное пустынное шоссе, ведущее на юг. Автомобиль больше не закладывает крутые виражи, и я понемногу успокаиваюсь.
- Скажи, Флинт, кто это был?
Он усмехается:
- Те говнюки? Скинхеды. Приходили за тобой. Я, честно говоря, думал, эти ублюдки заявятся после полуночи, когда мы уже будем далеко, а им, видишь ли, не захотелось ждать. Пришлось объяснить ребятам, что они неправы!
- Ты их, что… убил? - я холодею от ужаса.
- С чего ты взяла? – он пожимает плечами. – Так, поучил маленько. Кстати, их было четверо!
На мгновение умолкнув, он бросает на меня взгляд, любуясь впечатлением, что произвели его слова. Выдержав паузу, он продолжает:
- И одному, похоже, я свернул шею, - он так и сияет, словно совершил подвиг. - Но остальные к утру оклемаются. Не беспокойся за них, Эми, им ничего плохого не будет!
Я всхлипываю и утираю невольно накатившие слёзы. Господи, ну за что мне всё это? Чем я прогневала тебя, что ты меня наказываешь? Столько событий и за один только вечер! Скинхеды, байкеры, погром и похищение… Да будь проклят тот день, когда я связалась со всеми вами! А в глубине души я понимаю, что это ещё не конец. И что главные приключения меня только ждут... 
- Если бы ты не обесточил дом и не отключил сигнализацию, - начинаю я…
- То копы примчались бы минут через семь - перебивает Флинт. - А влезть в разбитое окно, добежать до кровати и перерезать горло можно и за одну минуту. Так что я всё правильно рассчитал.
Он снова бросает на меня долгий многозначительный взгляд.
- Но это только вторая причина, по которой я решил тебя забрать...
- Вот как? А какая же тогда первая?
Флинт хмурится.
- А первая причина – это Лимоноголовый мистер. Ну, тот тип, с которым ты встречалась. Я не мог позволить, чтобы какой-то мудак увёл у меня из-под носа мою девчонку.
Я вспыхиваю:
- Во-первых, Флинт, я не твоя девчонка! А во-вторых…
Свободная рука Флинта, скользнув за моей головой, вдруг ложится мне на плечо и крепко его стискивает. Я пытаюсь бороться, но две мои руки слабее, чем его одна. «Пусти!» - протестую я, но Флинт лишь усиливает хватку, и мне, в который раз, приходится изобразить смирение и покорность. 
- А во-вторых, - возвещает Флинт торжественно, - Мы с тобой, Эми, едем в Вайоминг. Так ты бывала когда-нибудь в Вайоминге?


Глава 8. Флинт, Альберт Ли, федеральное шоссе № 90

  …Автомобиль мчится в ночи. Справа на обочине дороги промелькнул указатель «Фортуна». Мой город… За полчаса мы отмахали пятьдесят миль. Оставив его позади, я устремляюсь дальше.
  Монотонно гудит мотор. Из тьмы то и дело появляются растущие на обочине деревья, дорожные знаки, ярко освещённые мотели и бензоколонки - проносятся мимо и исчезают позади. Скорость завораживает. Эми сидит рядом, и моя правая рука по-прежнему лежит на её плече. Неподвижно уставившись на дорогу, она успокоилась и больше не пытается избавиться от наложенной на неё длани. Кажется – она готова покориться, но это только кажется. Сквозь ткань футболки мои пальцы ощущают жар её тела, и я чувствую, как нервно пульсирует её кровь, подгоняемая бешено бьющимся сердцем.
Моя малышка не хочет быть моей. Она не желает быть послушной. Не скажу, что меня это сильно огорчает. Скорее – заводит. Мне не нравятся бабы, готовые сдаться без борьбы. Мне нравятся строптивые и непокорные. Только укрощая и приручая их, я ощущаю себя настоящим мужчиной. И я даже рад, что моя Эми именно такая. Я буду завоёвывать её везде и всегда. Даже здесь и сейчас.
Моя рука приходит в движение и, изогнувшись легонько теребит и щекочет её волосы, перебирая длинные тёмно-каштановые пряди. Сначала Эми делает вид, что ничего не замечает. Тогда мои пальцы становится настойчивей – проникнув за завесу волос, они легонько почёсывают её за ушком, касаясь нежной, восхитительной кожи…
- Флинт, прекрати, - качнув головой, она пытается отогнать мою руку.
- Отказываешь мне? - я ухмыляюсь как можно более зловеще.
Эми замирает, и кому-нибудь другому (не только не мне) её окаменевшее лицо сказало бы сейчас, что девчонка вот-вот наложит в штаны от страха. Но я-то успел изучить её достаточно! Пожалуй, нужно сделать что-то, чтобы малышка хоть немножко расслабилась.
  …Моя рука обретает силу и, ухватив Эми за шею, я заставляю её пододвинуться ко мне поближе. После этого я делаю вид, что я хороший мальчик, и готов удовольствоваться достигнутым - моя рука мирно замирает на плече у Эми, не позволяя ей, однако, вернуться в исходное положение.
  Впереди показалось несколько медленных тяжело ползущих фур – я обгоняю их, и на какое-то время мне, с сожалением, приходится отвлечься. Но краешком глаза я продолжаю следить за ней через зеркало заднего вида.
Эми кажется спокойной и смотрит на дорогу. Но я чувствую, как она напряглась и вижу, как под футболкой набухли её соски. ****ь! Они у неё продолговатые и острые – проглядывая сквозь ткань, сиськи словно приглашают себя потрогать…
На самом деле, через всё то же зеркало, Эми внимательно следит за мной и быстро замечает, на что обращён мой взгляд. Как бы невзначай, она поправляет футболку, собрав в складку ткань на груди. Сиськи больше не видны.
С невинным видом я вздыхаю. Выдержав паузу, моя ладонь – также как бы невзначай – соскальзывает с её плеча вниз и замирает, ощущая под собой мягкую округлость буфера, а большой и указательный пальцы оказываются точно между её маленькой, восхитительной, манящей бусиной. Буфера у Эми небольшие – манией по поводу их размеров, свойственным многим бабам, моя девчонка не страдает, и это мне тоже очень нравится в ней.
- Убери руку, Флинт, - просит она.
Краем глаза я замечаю, как она судорожно кусает губы.
- Что-то случилось? - невинно осведомляюсь я, тоже не поворачивая головы и продолжая наблюдать за Эми в зеркало.
- Твоя рука… - она запинается.
- Что-то не так с моей рукой? - я искренне недоумеваю.
- Не так.
Тогда, кашлянув многозначительно, я решительно выкладываю карты на стол.
- Видишь ли, девочка моя! Ты не вправе мне отказывать в чём-либо. И обязана относиться с пониманием, когда я чего-то от тебя хочу, - мой голос звучит мягко, но убедительно.
- Когда нет прав, а есть только обязанности – это рабство, - отвечает Эми.
Я вздыхаю и пожимаю плечами.
- Я не знаток твоих юридических тонкостей, детка. Но, если тебе угодно, пусть будет так!
Она дёргается, пытаясь отодвинуться от меня, но, отвоевав ещё один дюйм у расстояния, что продолжает разделять нас, моя рука не только не отпускает, но и снова пододвигает её ко мне ещё чуть-чуть. Не без удовлетворения я вижу, как она судорожно кусает губы, что она делает всякий раз, когда я заставляю её ощутить, сколь она бессильна передо мной. Румянец всё ярче разгорается на её щеках, а глаза влажнеют от накативших слёз. Но мне на всё наплевать. Мои пальцы касаются сиськи и тихонько пощипывают её сквозь ткань. Эми вздрагивает.
- Флинт, ты не можешь так поступать со мной...
  Я пожимаю плечами:
- Я поступаю, как хочу!
Мои пальцы танцуют на её груди. Большой и указательный продолжают массировать сиську, а остальные скребут мягкую округлость под ней, и всякий раз, когда они надавливают, у Эми перехватывает дыхание.  Мне не хватает руки дотянуться до её ширинки, но я почти ощущаю, как там, между ног, увлажнилась её «пусси», в жадном нетерпении ожидающая мой член. Я улыбаюсь… ****ь, почему у меня свободна только одна рука!
Хорошо лётчикам! Пригласив покататься ничего не подозревающую красотку, они поднимают машину в воздух на высоту 30 тысяч футов, после чего включают автопилот. И до самого конца полёта трахают девчонку, как угодно. Я слышал, они частенько проделывают такое. Но, к сожалению, тачка моей красотки, как и любой другой автомобиль, автопилотом не оснащена. Левой рукой приходится держать руль, а глазами – следить за дорогой. А обращаясь с девчонкой только одной рукой ты теряешь половину удовольствия!
Автомобиль мчится сквозь ночь. Ревёт мотор. Стрелка спидометра вздрагивает у отметки 120. Я жму на педаль газа. Шоссе, мотор и я – мы все как одно целое. Бешеный драйв. Поток стремительного, дикого, безумного движения проходит сквозь нас, и я чувствую, как заряжаюсь этой могучей энергией, как разливается она во мне горячей волной, наполняя мои артерии и вены, капилляры, каждую частицу моего тела силой, позволяющей мне творить чудеса. Эми, Эми… Зачем ты противишься мне? Посмотри на меня, позови меня, откликнись! Впусти в себя эту неукротимую силу! Испытай то, что испытываю я!
Эми дрожит. Внезапно она срывается и обе её руки разом вцепляются в моё запястье: 
- Пусти! Убери свою грязную лапу, ублюдок!!! - стремительно нагнувшись, она пытается меня укусить.
Я дёргаюсь, и от этого тачку стремительно заносит влево – автомобиль вылетает на встречную полосу, и слава богу, что на ночном шоссе мы одни. Левой рукой мне едва удаётся удержать машину от опрокидывания. Правой рукой я борюсь с Эми, разбушевавшейся не на шутку. Откуда-то в девчонке пробудилось столько силы, что мне не сразу удаётся совладать с нею. В конце концов, как следует заломив ей руку, мне удаётся её укротить.
Автомобиль мчится по шоссе сквозь ночную тьму.
- Пусти меня, Флинт, мне больно, - жалобно хнычет она.
- Ты не сказала волшебного слова, Эми! - ухмыляюсь я
- Ты сломаешь мне руку, - стонет Эми.
- Ты не сказала волшебного слова!
- Пожалуйста, Флинт, отпусти меня...
Я нехотя разжимаю ладонь, и Эми, начинает плакать, размазывая слёзы по щекам.
- Скотина! Скотина… - рыдает она. - Боже мой, какая же ты скотина…
Отстранившись, она изогнулась, уткнувшись лицом в спинку своего сиденья. Волосы её рассыпались по спине. Она содрогается. Я убираю руку, полностью сосредоточившись на руле. Пожалуй, с неё хватит на сегодня. Я преподал урок, и она больше не будет так откровенно и настойчиво демонстрировать свою неприязнь. Я вполне могу не нравиться тебе, Эми, я вовсе не настаиваю, чтоб я непременно нравился тебе – я же не маньяк какой-нибудь и не психопат, - но и ты, Эми, держи, пожалуйста, свою злость внутри. В конце концов, бабы должны подчиняться мужикам.
Впереди в свете фар показался дорожный указатель: «Альберт Ли». Этот мелкий городишко стоит в ста милях к югу от Миннеаполиса на федеральной трассе № 90, что пересекает Штаты с востока на запад. Первый этап нашего путешествия подходит к концу.
Я сворачиваю на объездную дорогу, оставляя огни ночного города в стороне. Мне в этом Альберт Ли решительно нечего делать. Я ничего там не позабыл. Но Эми, утирая глаза, вдруг поворачивается ко мне.
- Флинт, пожалуйста, останови машину!
- Это ещё зачем?
- Мне нужно. У меня неотложные дела. Пожалуйста, останови – я выйду…
- Твою мать!!! А эти неотложные дела не могут потерпеть хотя бы десять минут?! Я отъеду подальше и отведу тебя в кустики…
Я всё это говорю, а сам лихорадочно пытаюсь сообразить: а не вешает ли она, часом, лапшу? Ведь это всё, ну, до того наигранно, что и поверить невозможно! Заплаканные глаза Эми мутны от слёз. В них ничего не разобрать.
- Прости, Флинт, но я не могу. Ты же не хочешь, чтобы я сделала это в машине?
Нет, всё-таки, не похоже, чтобы она врала. Да и после трёпки, что я ей только что задал, я, признаться, ощущаю себя неловко. Не хочется снова её терзать, а хочется проявить великодушие.
Твою мать!.. Сбавив ход, я озираюсь по сторонам, высматривая местечко, где можно безопасно остановиться. И тут я замечаю впереди россыпь ярких огней.
- Кажется, Эми, тебе, повезло! Вон автостанция, а там должен быть сортир.
Я направляю машину в ту сторону и думаю про себя, что сбежать из сортира (если она, всё-таки, врёт), пожалуй, будет труднее: дверь-то одна! Правда, она может позвать на помощь... Но в полночный час людей не должно быть много. Так что рискнём!
На стоянке у автостанции стоит с дюжину громадных большегрузных фур. Одна из них, вроде, скоро собирается тронуться – водитель включил фары, прогревает мотор. Обогнув здание, я останавливаюсь у главного входа, обращённого к городу.
Я беру Эми за подбородок, утираю её лицо.
- Значит так, детка! Сейчас мы выходим вдвоём – тихо, медленно, не торопясь, – и я доведу тебя до уборной. И ради бога, Эми, постарайся обойтись без глупостей! Ты ведь не хочешь, чтобы с нами обоими случилось что-нибудь нехорошее? Нет? Ну, вот видишь, умница моя, – и я тоже не хочу!
Она силится изобразить улыбку. Я улыбаюсь ей в ответ. Вынув ключи из замка, я выбираюсь из машины и, распахнув вторую дверцу, выпускаю Эми наружу. И сразу же, крепко взяв под локоть, веду к крыльцу.
В зале ожидания – ни души. В дальнем углу сидит какой-то бородатый бомж и, прикорнув, громко храпит. Пустая бутылка валяется на полу возле его ног. В единственном окошке кассы, которое освещено, также пусто – кассир, видимо, куда-то отлучился. На табло часов высвечивается время – 23:45. Мы огибаем стойки касс и заходим в коридорчик. Перед заветной дверью я останавливаюсь.
- Погоди-ка минутку! - мне подумалось, что внутри кто-то должен быть.
Я не ошибся: проходит минута или две – дверь открывается, и из оттуда выходит кассирша - пожилая мадам. Удостоив нас любопытствующим взглядом, она спешит удалиться.
В приоткрытую дверь уборной я вижу, что больше там, похоже, никого нет. Впрочем, я не спешу, и, продолжая удерживать за локоть мою малышку, напряжённо вслушиваюсь. Это непросто, так как в коридоре шумит вентиляция. Но, кажется, что сортир пуст.
- Ладно, иди! - я запускаю Эми, предупредив напоследок. – Пять минут!
- О кей, - кивает она.
Желая быть великодушным, я закрываю за ней дверь.
Время ползёт со скоростью улитки. Я напряжённо вслушиваюсь, стараясь разобрать сквозь равномерный гул вентиляции, что в данный момент делает она. Кажется, раз или два моё ухо уловило перестук её каблучков – Эми любит длинные шпильки, делающие её, и без того высокую и стройную, ещё выше и стройнее. Но тут фура, что прогревала мотор на стоянке за зданием автостанции, приходит в движение, отчего пол и хлипкие стены дрожат, и на какое-то время я перестаю воспринимать звуки.
Чем дольше я стою, тем сильнее наваливается на меня усталость. В конце концов, мне приходится опереться спиной на стену, подсунув под затылок кулак. Всё-таки суматошный мне выпал день! А впереди ещё бессонная ночь – на тачке, которая почти вдвое быстрее байка, отсюда до Берлоги не менее шести часов. Там мы окажемся только утром, когда рассветёт – приедем и сразу же завалимся спать… Я невольно зеваю. Конечно, мне приходилось сиживать за рулём и много больше. Но когда ты верхом на райдере, когда тебя обдувает крепкий встречный ветер, когда ты высоко в седле и своей пятой точкой ощущаешь, как кренится твой байк – всё-таки тебе полегче. По крайней мере, не уснёшь. А за рулём тачки (за что, кстати, я их и не люблю) можно очень даже запросто уснуть и проснуться потом в придорожном кювете. Если, конечно, вообще проснёшься…
Однако, что-то Эми задерживается...  Я не ношу часов, а телефон Эми остался в машине. Напрасно я пытаюсь прикинуть, сколько минуло времени, с тех пор как она зашла в этот чёртов сортир. Но сколько бы ни прошло – а уговоренные пять минут явно истекли. Легонько толкнув, я чуть-чуть приотворяю дверь и зову:
- Эми? Ты скоро? Ты там, случайно, не заснула?
В ответ – молчание. Только равномерно гудит вентиляция. Меня всё больше охватывает беспокойство.
Внезапно сонную тишину нарушает чья-то поступь. Я поворачиваю голову – какая-то баба, лет пятидесяти, торопливо приближается по коридору. Она с большим подозрением глядит в мою сторону, так что я спешу поскорее отвернуться. Старая кобыла уже собирается зайти в сортир, когда я, решившись, разворачиваюсь к ней.
- Простите, мэм, вы не подскажете, который час?
Кобыла остановилась, уставившись с ещё большим подозрением.
- Десять пополуночи...
Её слова поражают меня как гром. «Десять пополуночи?!!» Оттолкнув глупую бабу, я распахиваю дверь и заглядываю в сортир.
Старая кляча визжит, словно её режут.
- Да что вы себе позволяете?!! Это женское помещение!
Я не обращаю внимания на её крик. Я лихорадочно обозреваю уборную. Мусорное ведро, зеркало и умывальник вдоль стены… Проход в следующую комнату, где стоят кабинки… На противоположной стене, на высоте двух метров – узкое окно. Оно распахнуто настежь…
Опрометью, не чуя под собой ног, я бегу прочь. Бегу и понимаю, что самое страшное, то, что я и помыслить не мог, о чём больше всего боялся даже думать, - оно случилось. Я её потерял! Потерял!! Потерял навсегда!!!
Я выбегаю на улицу. Я падаю на колени, я кричу, и страшный крик мой долетает до самых звёзд, что смотрят на меня с небосвода…
- Э-ми-и!!!
Я плачу, и слёзы бегут по моим небритым щекам… Эми, вернись!


Глава 9. Изи

«…Нет, всё-таки кофейня – это не моя стихия. Моя стихия - это либо красное мясо, либо алкоголь, а кафе в нашей Фортуне близко к заведениям типа «Нью Эйдж» ровно настолько, насколько это допустимо в небольших городках Миннесоты: кофеин, всякие кристаллы, типа сахара и соли, да бутерброды со всякими сорняками на них.
Но стоило мне увидеть машину Энни возле заведения Брю, что я немедленно нажал на педаль тормоза с такой силой, что чуть не улетел со своего «Янтарного Виски» головой вперёд. Это я к тому, что с десяти лет у меня не было ни одного несчастного случая, связанного с мотоциклом, - с тех самых пор, когда моё переднее колесо ударилось о бордюр, потому что я пытался отмахнуться от Келли Пиклхарт, моей поклонницы из пятого класса.
Войдя внутрь я первым же делом увидал свою бабушку, сидевшую за вязанием с её церковным клубом. А рядышком с нею на диване сидела моя цель. Поскольку я давно уже не десятилетний пацан, я не сделал ошибки, взглянув на Энни. Та сидела как каменная статуя, и была краснее, чем кардинал, нарисованный на чашке бабушки.
- Ба, ты, как всегда, великолепна! – наклонившись, я поцеловал очаровательную щёчку бабушки Грэмми.
- Что ты здесь делаешь, Ван? - спросила она, восхищаясь своим внуком.
- Да вот, увидал твою машину на улице, захотел зайти, поздороваться.
- Садись, садись, - велит она, подвинувшись, чтобы освободить место для меня между собой и Энни.
- Да мне не хочется вам мешать, - ответил я, поморщившись.
Тем не менее, я присел и широко раздвинул ноги, так чтобы моя коленка как бы нечаянно прислонилась к ноге Энни. Та тотчас довольно громко вздохнула, что не могло не заставить меня улыбнуться.
- Ты нам совсем не помешаешь - никто из нас не возражает, леди? Ты ещё не встречал Энни Блум, дорогой? Она дочь пастора Блума.
Я обернулся. Энни в этот момент пыталась прижаться к подлокотнику дивана. Да, Энни, берегись! Большой злой волк уже тут как тут.
- На днях мы встретились в библиотеке.
- Это правда? - Грэмми одаривает меня понимающей улыбкой.
Она никогда не воспитала бы своих детей и кучку внуков, не имея в руках одной-двух важных вещей: любви и умения понимать без слов. Я осторожно подмигиваю ей, и она стреляет в меня своими восхитительными глазами.
- У меня в продаже есть новые бестселлеры, - вмешалась миссис Кармайкл. – Тебе, пожалуй, стоит зайти. Я готова уступить их со скидкой в двадцать пять процентов, точно так же, как в больших магазинах.
- С некоторых пор мой аппетит к чтению, э-ээ… ненасытен, - ответил я с нарочитой сердитостью.
Чтобы скрыть смех Грэмми приходится кашлянуть, и Энни, похоже разрывается между желанием вонзить в меня одну из своих спиц или – прямо при всех - сорвать с меня рубашку.
- К сожалению, я не могу позволить себе покупать все без конца, миссис Кармайкл.
Миссис Кармайкл не скрывает своего разочарования, а Грэмми, пожалев Энни, и просит меня подать им всем кофейник.
Возле стойки, пока местный мальчик заваривал кофе для наших дам, я добрался до телефона и звякнул домой. К счастью, Мичиган на месте.
- Я в «Ха-Ха» у Брю. Маленькая Красная Шапочка здесь.
С недавних пор я зову Энни именно так. Мичиган ничего мне не ответил, но я понял о чём он подумал – мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы один мог прочесть мысли другого.
- С тех пор как я сюда вошел, - продолжал я, - она смотрит на меня так, будто я собираюсь съесть её заживо.
- Короче, какого чёрта тебе от меня надо? - спросил Мичиган.
- Приходи, - ответил я, - Жду тебя в кафе.
- Нет, - ответил Мичиган.
- Курица! – прокричал я ему.
- Бак-бак! – ответил он, и бросил трубку.
Я взглянул на часы и подумал, что даю ему пять… Пожалуй, нет – десять минут, - чтобы он бросил всё и примчался.
- Может, что-нибудь закажете? – спросила меня девушка за стойкой.
- Тебя! – сказал я и облизнулся.
- Извини, но я не увлекаюсь байкерами, - сказала она, сощурив глазки.
Оно и видно. Девчонке только девятнадцать.
- И я, как видишь, недостаточно взрослый, чтобы быть твоим папочкой, - я углубился в меню, написанное мелом на классной доске и решил-таки заказать пару бутербродов с индейкой.
- Дай два, нет, четыре вот этих бутерброда. И ещё горчицу!
Официантка отправилась на кухню делать наши сэндвичи, а я присел на стул в ожидании Мичигана. Ему придётся нелегко, потому что он не сможет коснуться Энни ни руками, ни губами – пока не сможет.
Судя по стрелке на циферблате стенных часов, минуло девять минут, как Мичиган вошёл. Он, всё также невразумительно хмыкая, подошёл первым делом к дамам и поприветствовал их, не решившись приблизиться только к Грэмми, потому что та немедленно расцеловала бы его. Любой, кто бы смотрел на него, и не подумал бы, что он, как и я, знаком Энни, чьи голодные глаза следили за ним всю дорогу, пока тот шёл до стойки, где расположился я. Я незаметно подмигнул ей, и она снова вспыхнула румянцем. Если она покраснеет хотя бы ещё чуть-чуть, она, несомненно, лопнет.
- Так, Изи, стоп, - прошептал он, заметив наши с Энни переглядки.
- Почему? - спросил я, повернувшись к другу.
- Ты её отпугнешь.
- Сомневаюсь. Она явно заинтригована, хотя и не знает, как заставить себя произнести «да». Наше приглашение должно быть как можно более очевидным.
- Слушай, какого чёрта ты меня позвал?
Ему тоже трудно сказать себе «да». Его враг - разочарование, но я-то знаю, что никто кроме Энни нам не нужен. Я знаю это так, как и то, что Мичиган мой старый боевой приятель, и оба нам не раз приходилось бывать в переделках, тонуть в бурном море и выбираться живыми из чёртовых вьетнамских джунглей. И с годами в нас выработалась привычка понимать свою вторую половину без слов. В моем случае это случилось дважды. Первый раз это случилось со мной в учебном лагере, восемь лет назад, когда я впервые встретил Мичигана, а последний раз - несколько дней назад, когда я вошел в библиотеку, чтобы присмотреть за Пиппой, старушкой судьи, и случайно заприметил молодого помощника библиотекаря.
- Ты здесь, потому что не можешь остаться в стороне.
- Всё равно ничего у нас не выйдет. Только зря время потеряем.
- Помнишь, когда мы были в увольнении и ходили в кино, и тот парень получил коробку пирожных от своей бабушки, а убийца в шляпе заставил его съесть всю коробку?
Мичиган сердито наклоняет голову, давая мне ясно понять, что я, не зная за каким чёртом, вспоминаю всякую дрянь.
- А ещё он рвал всю четверть колоды, и каждый, кто смеялся над ним, должен был потом чистить его своими зубными щетками…
- Я уже давно прибил бы тебя, Изи, - сказал Мичиган задумчиво, - если бы не знал, что ты – единственный в мире, кто не предаст и не подставит меня вовек.
- Никогда не сомневался в твоих инстинктах, чувак. Сколько раз они уберегали нас от неприятностей! Так почему ты теперь сомневаешься во мне?
- Потому что на этот раз со мной говорит твой член, а не твоя кишка!
Мичиган схватил один из бутербродов с индейкой и потопал к выходу. На Энни он так больше и не взглянул. «Он не может смотреть на нее, потому что считает, если он это сделает – он пропал, - подумалось мне. - И эту ложь он постоянно твердит сам себе…»

  - Подумать только! – вздыхаю я. - Я и не подозревала, какие страсти у вас кипят.
За окном ночь и дождь по-прежнему барабанит по стеклу. Но мы не видим и не слышим никого, кроме друг друга. 
- Ну да, совсем как у нас с тобой, Эми! – Флинт откидывает длинную тёмно-каштановую прядь, мешающую ему как следует видеть моё лицо.
  - Пожалуйста, не отвлекайся! – морщусь я. – Так что там было дальше?...

  «…Мичиган уехал так же быстро, как и появился, но впечатление его краткий визит не мог не оставить. Украдкой я продолжал следить за Энни и не без удовлетворения отмечал, как она волнуется. Сидя на диване, она то роняла спицы, то начинала поёрзывать, точно её тело покалывало в разных местах, мешая сидеть спокойно.
Она по-прежнему пыталась изобразить, что совершенно очарована вязанием, но её щёки, алые как пламя, правдивее всего свидетельствовали об её подлинных чувствах. «Нет, Энни, - думал я, - напрасно ты пытаешься доказать всем вокруг и себе, в первую очередь, что ничего не случилось. Что нам с Мичиганом не удалось завладели твоими думами, твоими помыслами, твоими сокровенными желаниями. Уж я-то знаю, что стоит тебе закрыть глаза – во сне ли, наяву ли – как твоя фантазия тут же нарисует тебе нас с другом, наши прикосновения, наши поцелуи, наши огненные ласки… И ты будешь искать пути к нам, чтобы твои фантазии воплотились в жизни!»
Я уловил момент, когда она подняла глаза и многозначительно ей подмигнул, давая понять, что демонстративные попытки вязания – не самый лучший выход для неё. Что будь в ней хоть капля смелости и решительности – она бы подошла ко мне и попросили бы отвести себя в постель. Она тотчас вздрогнула и отвернулась. Похоже, что она меня отлично поняла.
- Энни, - вдруг громко позвала Грэмми.
- Да, миссис Уилкинс? – ответила та.
- Милочка, вы когда-нибудь видели, чтобы где-нибудь на автозаправке случались такие же задержки, как в этом кафе? Ван целых двадцать минут назад обещал принести кофе, чтобы мы могли, наконец, наполнить наши пустые чашки...
- Конечно, мэм! Я сейчас принесу...
Я тотчас отвернулся, чтобы Энни – не дай бог – не увидала бы моей усмешки. Когда подошла к стойке, я повернулся к ней снова и посмотрел на неё откровенно, с интересом. Горячий кофейник стоял у самой моей руки, неподалёку от тарелки с бутербродами. Она потянулась к кофейнику, и моя рука молниеносно схватила её за запястье. Мне не потребовались усилия, чтобы подтянуть Энни к себе. Она оказалась в точности между моими одетыми в джинсы ногами, а её лицо - настолько близко к моему, что я видел каждую ресничку на её полуопущенных веках.
- У тебя, действительно, хорошие зубы, - сказала неожиданно она. – Как у Серого Волка из сказки.
Она потупила взор и держала веки полуопущенными, но, всё-таки, она успела разглядеть меня. Я проследил, куда направлен её взор – она уставилась на мои пальцы, сжимавшие её запястье. Наверное, она боялась, что следующее, что сделаю я – обхвачу её за талию и прижму к себе по-настоящему. Я улыбнулся.
- Рад, что я понравился тебе, маленькая Красная Шапочка.
Я потянул её за руку, чтобы подтащить поближе, заставить её прижаться ко мне всем телом, но она изо всех сил упёрлась коленками о ножку барного стула. Огромными, расширившимися от удивления и испуга глазами она смотрела на меня, затаив дыхание.
- Маленькая Красная Шапочка, - продолжал я. - Ты выглядишь так аппетитно, чтобы большой Серый Волк, вроде меня, тебя обязательно съест.
Я отпустил её запястье и медленно повёл рукой вверх, до самой её шеи, и сжал её словно собирался притянуть к себе… Замерев, Энни зажмурилась – ожидая, наверное, что я её сейчас, прилюдно, у всех на глазах, поцелую. Краем глаза я заметил, что Грэмми внимательно наблюдает за нами. Поэтому, так и не поцеловав Энни, я её отпустил.
- Если ты хочешь посетить моё логово, Энни, застегни на запястье ремешок и приходи в «Амбар». Тогда я буду знать, что ты готова к тому, что я тебе там предложу.
  Затем я поднялся со стула и вышел - так же быстро, как и вошёл, оставив Энни ошеломленной и смущенной…»


Глава 10. Эми, Ла Кросс, федеральное шоссе № 90

  Когда дверь дамской комнаты захлопывается, я невольно вздыхаю полной грудью. В душе моей давно уже не осталось никаких иных желаний, кроме одного – никогда больше не видеть его наглого лица, не ощущать прикосновений его отвратительных татуированных рук, способных причинять только боль и унижение. Я заглядываю в соседнее помещение, но там ни души – кабинки стоят пустые, и некого позвать на помощь. Мои пять минут свободы стремительно истекают. Я лихорадочно озираюсь по сторонам…
И тут я вижу окно. Стекло неряшливо замазано белилами, отчего оно не сразу заметно на фоне белой кафельной стены. Окно расположено довольно высоко – много выше моего роста, и даже на цыпочках мне не дотянуться до его опущенной вниз ручки…
Но, к счастью, в стене под окном торчат несколько выступов - дюймов в девять или десять. Коленом я встаю на нижний, обеими руками хватаюсь за следующий… Господи, как давно я не занималась акробатикой и скалолазанием! Кажется, с той поры, как окончила школу… Я карабкаюсь из всех сил, и страх подгоняет меня – так и кажется, что Флинт, караулящий за дверью, услышит, как я пытаюсь от него сбежать. Ну же, Эми, ещё одно усилие!...
Балансируя на узком выступе, я дотягиваюсь до ручки и пробую её повернуть. Крутить приходится обеими руками – то ли она настолько тугая, то ли я так обессилила… Наконец, точно устав меня мучить, ручка поддаётся, и я открываю окно – в уши тотчас ударяет рёв мотора, а ноздри ощущают запах горелой солярки. На стоянке, метрах в двадцати позади здания, огромный тяжёлый грузовик прогревает мотор.
Перевалившись через край оконного проёма, я высовываюсь по пояс – боже, как высоко! Судорожно цепляясь за раму, я пытаюсь развернуться в надежде, что приземлюсь на ноги, а не на голову. Наконец, у меня получается, и я стремительно лечу вниз… Удар! Не удержавшись, я падаю на бок, но тотчас вскакиваю и опрометью, не разбирая дороги, что было сил, бегу прочь.
- Эй, мисс! – доносится до меня сквозь шум мотора. – Может, вам нужна помощь?
Я оборачиваюсь. В кабине грузовика, что приготовился ехать, приоткрылась дверь и оттуда высунулся шофёр. Со всех ног я бросаюсь к машине:
- Пожалуйста, сэр, заберите меня отсюда!
Он распахивает дверцу настежь и подаёт мне руку:
- Залезайте, мисс!
После окна дамской комнаты, лесенка в кабину грузовика уже не кажется мне препятствием. Я одним рывком забираюсь наверх и захлопываю дверцу. Машина трогается. Но я всё же выглядываю назад – мне то и дело мерещится Флинт, преследующий меня по пятам. Однако стоянке не видно людей… Но вот огни автостанции далеко позади погасли, и я понемногу успокаиваюсь.
- Что, поругалась с парнем? - водитель бросает на меня добродушный взгляд.
На вид ему за пятьдесят или около того. Из-под бейсболки с лихо задранным набок козырьком видны курчавые, тёмные с проседью волосы.
- Можно сказать и так, - отвечаю я.
Хоть он и внушает доверие, но мне почему-то совсем не хочется посвящать его в свои несчастья. Мне сейчас вообще ничего не хочется, кроме одного - уехать от этого места как можно быстрее и как можно дальше.
- Если тебе холодно, - говорит шофёр, не отрывая взгляда от дороги, - то там за сиденьем у меня есть плед. Можешь укрыться.
Я опускаю глаза и вижу, что соски опять предательски выпирают под тканью футболки. Я, молча, лезу назад, достаю клетчатый плед и заворачиваюсь в него как в пончо.
- Спасибо! - благодарю я мужчину.
- А вы куда едете, мисс? - интересуется он.
Я задумываюсь. В самом деле, а куда мне теперь?
- Вы не могли бы отвезти меня в Миннеаполис?
- Я еду в Милуоки, - хмурится водитель. – Впрочем, если вам надо в Миннеаполис, то я могу высадить вас в Ла Кроссе. Это сразу за мостом через Миссисипи, часах в двух отсюда. Ночью через него проходит поезд из Чикаго. Доедете до Сент-Пола, а так уж рукой подать и до вашего Миннеаполиса.
- Спасибо, - отвечаю я и вдруг с ужасом осознаю, что у меня в кармане ни цента.
  У меня вообще ничего нет кроме золотой цепочки и пары серёжек, что я одела прошлым утром, собираясь в офис, да так с тех пор и не сняла.
- Простите меня, сэр, но у меня совсем нет денег, - виновато говорю я. – Я могу вам предложить только вот… 
Я лезу за ворот футболки, расстёгиваю цепочку и показываю водителю.
- Да господь с вами, мисс! – тот выглядит слегка ошарашенным. – Я и не собирался ничего с вас брать… А цепочку спрячьте – она вам ещё пригодится…
Грузовик давно миновал развязку на федеральной трассе № 90 и, басовито урча мотором, движется на восток. Хоть Флинт остался далеко позади, но мне почему-то грустно и тоскливо, и душу гложет тревожное предчувствие, что я от него далеко ещё не отделалась, и просто так он меня не оставит. На минуту оторвавшись от дороги, водитель бросает на меня добродушный взгляд и хихикает.
Я, удивлённо, смотрю на него. Но он уже опять следит за дорогой.
- История одна вспомнилась! – говорит он. – Я как увидал на стоянке, что ты из окна лезешь, так сразу и вспомнил… Это тридцать лет назад было. Мне только 21 год исполнился. Ну, я это дело с приятелями отмечаю, они и говорят: слушай, раз ты совершеннолетний, так пора уже и того… Девственность терять! А то стыдно как-то получается… Короче, иду я на нашу автостанцию – сам-то я местный, из Альберт Ли, - нахожу, значит, девочку, у которой при себе всё такое… Двадцатник ей сую – давай, говорю, лишай меня невинности! А она, говнючка эдакая, года на три меня моложе, смотрит сверху вниз презрительно и говорит: ладно, паренёк, сейчас всё будет! Вот только минутку погоди - я свои дела в одном месте сделаю и сразу тобой займусь… В сортир, в этот самый, откуда ты давеча вылезла, заходит – и всё! Поминай как звали! И двадцать баксов у меня увела, стерва...
Я смеюсь от души. И водитель тоже смеётся. И куда-то сгинули мои страхи и тревоги... 
- Вообще, про этот сортир на нашей автостанции по всей федеральной трассе легенды ходят – типа, если девушке надо отделаться от ухажёра, она просит отвести её туда! А у наших, у парней, у местных, на сей счёт своя легенда – мол, если ты девчонкой дорожишь, и не хочешь её потерять – никогда её туда не води! Вот так вот, значит!… А я тогда, помню, целый час простоял под дверью в коридорчике: всё думал – что же у неё там за дела?! На меня уж коситься начали, а потом один добрый человек объяснил, что к чему… Так что не вы первая, мисс, и, наверняка, не последняя, кто воспользуется тем окном.
- И что, с тех пор вы больше ни разу с ней не встречались? - я смеюсь, а водитель вздыхает. 
- Говорю же – как в воду канула… Да и на что она мне была? Я, ведь, женился в том же году! И с той поры тридцать лет – душа в душу! Две дочки у нас, обе взрослые. Старшая замужем, младшая – этой осенью выходит… Внуков ждём!
Что-то кольнуло меня в сердце, я вдруг поймала себя на том, что завидую этому немолодому и небогатому, но чертовски счастливому человеку. Гораздо более счастливому чем я, несмотря на то, что я – перспективный адвокат, а он – обыкновенный шофёр-работяга без всяких перспектив. Счастье приходит к тем, кто не гоняется за счастьем!
Грузовик движется в ночи. Ритмично урчит мотор, монотонно шумит встречный ветер. Сначала незаметно, а потом всё сильнее меня начинает укачивать. Пару раз я клюю носом…
- Э-ээ, - замечает водитель, - да вас, похоже, в сон клонит, мисс! Опустите спинку сиденья и отдыхайте. До Ла Кросса ещё больше полутора часов. Поспите немного – я вас разбужу!
Устроившись поудобнее, я быстро засыпаю. Мне снится Флинт. Не тот садист и насильник, что похищал меня давеча, а другой, вице-президент «Повелителей Смерти», которого я знала давным-давно, в своей далёкой прошлой жизни – в неизменной кожанке и обшитой кожей штанах, с чёрной банданой на голове, украшенной «Весёлым Роджером». Он стоит передо мной, не смея прикоснуться, хотя это ему больше всего хочется – это видно по его глазам (и почему я раньше не обращала на это внимание) – и глядит на меня с тоской.
«Зачем ты пытаешься скрыться от меня, Эми, - говорит он негромко. – Ведь я найду тебя везде – на краю Земли, на Марсе, в другой жизни… Я не могу без тебя жить и не хочу. Если ты исчезнешь – я умру, я это точно знаю… Зачем ты отвергаешь меня – ведь я лучше их всех, с кем ты встречалась до меня. Да, от меня плохо пахнет! Да, я грубиян и сквернослов, и одет я не так, и никогда не бываю гладко выбрит! Да, я считаю, что женщины должны подчиняться мужчинам! Но ведь ни один из твоих бойфрендов никогда и ничего не сделает ради тебя. Не откажется от своих любимых костюмов, не пожертвует привычками, не сменит образ жизни, свою еду и питьё, никогда не будет драться за тебя... Им всем наплевать на тебя, потому что по-настоящему они тебя не любят. Любят они только себя, и ты им безразлична. А мне – нет».
Он умолкает, смотрит на меня обречённо, а потом добавляет с отчаянием: «Давай попробуем сначала, Эми?! Дай мне ещё один шанс!»
Я молчу. Почему-то я не в силах произнести ни единого слова. Я хочу до него дотронуться, но не могу, словно что-то удерживает меня. Так мы и остаёмся друг напротив друга, бессильные в чём-либо убедить – он меня, а я – его. Ведь я хочу ему ответить, что совсем не люблю его, ибо мои вкусы и пристрастия значат для меня больше, чем чьи-то чувства. Я хочу ему возразить, что точно так же не желаю ради кого-то менять то, что меня вполне устраивает - ни своих привычек, ни – тем более – образа жизни. Я хочу ему сказать, что, по большому счёту, я такая же эгоистка, как и все мои бойфренды, и что я, скорее, достойна их, нежели тебя, Флинт… Господи, неужели я действительно хочу ему всё это сказать?!! Ведь это же ужасно…
Кто-то тормошит меня за плечо, и мой странный сон прерывается.
- Вставайте, мисс! Приехали!
Я тру глаза спросонья, пытаясь разобраться, где я, и как здесь оказалась. Водитель смотрит на меня участливо:
- Ла Кросс! Вам здесь выходить.
Не заглушив мотора, машина остановилась на перекрёстке двух улиц какого-то городка. Тускло горят фонари, отбрасывая блики в тёмных окнах домов. Стоит глубокая ночь. Сбросив плед, я распахиваю дверь кабины. 
- Если хотите, - предлагает шофёр, - можете забрать плед себе. На улице довольно прохладно.
- Что вы, - я отрицательно качаю головой, не в силах принять его подарок. – Вы и так для меня столько уже сделали… Спасибо вам огромное! Вы – настоящий ангел-хранитель…
Водитель смеётся, машет рукой:
- Ну, так уж прям и ангел! – ему вдруг становится неловко. – Перед мостом дорожный патруль стоял... У меня, было, мелькнула мысль остановиться и вас разбудить… Да, думаю, вдруг и у вас тоже проблемы с полицией? Короче, не стал я вмешиваться не в свои дела. Но, на всякий случай, имейте в виду – рядом с вокзалом полицейский участок есть. Там, если что, вам завсегда помогут!
- Спасибо.
- Я бы вас и к самому вокзалу подбросил, - продолжает мужчина, - да с моей фурой туда нельзя. В общем, мисс, идите вот по этой улице. Пройдёте четыре квартала, и увидите вокзал!
Я пожимаю на прощанье его шершавую руку и спрыгиваю вниз:
- Счастливого пути! – машу я ему рукой.
- И вам удачи, мисс, – он захлопывает дверцу.
Взревев мотором, грузовик тяжело трогается с места, и я вдруг осознаю, что даже не спросила, как зовут моего спасителя! Но теперь уже поздно спрашивать… Я пересекаю пустынный перекрёсток и торопливо иду в указанном направлении. Оттуда доносятся шум поезда и сигналы локомотивов. Звонким эхом отдаётся перестук моих каблучков. 
Вот, наконец и площадь. Я вхожу в здание старого вокзала и подхожу к окошку кассы. На табло горит время – 2:12.
- Будьте добры, - прошу я кассира, - скажите, могу ли я успеть на ночной поезд до Сент-Пола?
Женщина в окошке поднимает на меня глаза:
- Ночной на Сент-Пол ушёл пять минут назад, мисс. Следующий будет только утром в 7:52.
Я молча перевариваю услышанные. Потом спрашиваю:
- А переночевать тут где-нибудь можно? Только чтобы недорого и, по возможности, недалеко?
- Если недорого, то в мотеле, - кассирша машет рукой, – на противоположной стороне площади.
- Извините, ещё вопрос, а нет ли здесь где-нибудь поблизости ломбарда?
Кассирша придирчиво смерила меня взглядом:
- Ломбард, мисс, открывается в восемь утра. Впрочем, если деньги вам нужны прямо сейчас, можете обратиться к процентщику Бобби. Он работает круглосуточно.
- И где я могу его найти?
- Как выйдите на площадь, повернёте направо. Пройдёте два квартала и свернёте налево. Там пройдёте ещё один квартал и увидите вывеску…
  Поблагодарив кассира, я выхожу на площадь. Неподалёку от вокзала и правда находится полицейский участок. Может быть, всё-таки, стоит воспользоваться советом того незнакомого шофёра и обратиться в полицию? 
Я замираю в нерешительности.
С полицией у меня отношения сложные. Полицейских я не люблю и давно. Наверное, с тех пор, когда семнадцать лет назад, прямо на моих глазах, они одевали наручники на Дейла Робинсона, моего дядю, что заменил мне отца. Я навсегда запомнила, как дядя Дейл, растерянный и бледный, стоял посреди комнаты и пытался успокоить меня и мою маму – его сестру -  говоря, что это, наверное, какое-то недоразумение, что скоро всё выяснится и его отпустят… Я заливалась слезами, я топала ногами, я кричала, что если полицейские такие дураки, что если они не видят, какой мой дядя хороший, что если не понимают, что он ни в чём не виноват – то пусть они и меня заберут вместе с ним! Я так и стояла, вцепившись в него, не желая слушать ни мать, ни дядю – никого – пока один из копов не схватил меня, словно щенка, и не оттолкнул прочь...
С тех пор прошло семнадцать лет, и я давно уже знаю, что полиция, в общем-то, была ни при чём. Степень вины устанавливает следствие. Меру наказания определяет суд. Ну а, собственно, вершит наказание, заставляя приговорённых мучиться и страдать и даже, порой, умирать без вины, разветвлённая и страшная пенитенциарная система. Полиция лишь выполняет приказ, являясь по сути, самым низшим и самым маловажным звеном этого гигантского механизма, именуемого государством. И обижаться на неё – то же самое, что ненавидеть кнут, ибо сечёт тебя рука, а приказы отдаёт – голова. Однако, хоть всё это давно и твёрдо усвоено мной, осадок не может никуда исчезнуть, он навсегда остаётся в душе. И именно поэтому я стараюсь вообще никогда не соприкасаться с полицией, если только, конечно, это не касается моей работы...
В конце концов, откуда Флинту знать, что я здесь? Разумеется, когда я вернусь в Миннеаполис, мне придётся заявить о случившимся, тем более, что угрожает мне не только он. Но пусть это будет потом! А сейчас мне ужасно хочется хоть немного выспаться в тёплом номере на чистой простыне под одеялом, а не давать показания в полицейском участке. Имею же я право отдохнуть, наконец, от этого обрушившегося на меня безумия?!
На улице, и правда, довольно прохладно. Я зябко ёжусь. Чтобы попасть в мотель, необходимы деньги, поэтому я иду искать процентщика. Довольно быстро я нахожу нужную мне лавку – приземистое здание с ярко освещённой вывеской над входом: «Роберт Макинтош. ДЕНЬГИ ПРЯМО СЕЙЧАС! Принимаю в залог золото, серебро, антиквариат. Даю кредит под проценты. Работаю круглосуточно, без выходных». 
Поправив, на всякий случай, проклятую футболку, которой наградил меня Флинт, я вхожу внутрь. За стойкой меня встречает седовласый высокий и худой старик. С бакенбардами и в маленьких круглых очках он чем-то мне напомнил Скруджа Макдака.
- Доброй вам ночи, сэр, - я улыбаюсь ему, в надежде расщедрить.
- Спасибо, мисс, и вам того же, - равнодушно отвечает он. И голос у него такой же скрипучий.
- Там написано, что вы работаете круглосуточно, мистер Макинтош, да ещё и без выходных…
- Да, это так.
- А, простите моё любопытство, когда же вы отдыхаете? Спите? Едите, наконец? 
Тут он впервые взглянул на меня с интересом.
- О! Не спрашивайте меня об этом, мисс! – он машет рукой. – Сам удивляюсь… Так чем могу служить?
- Сколько я могу получить вот за эту цепочку? – я достаю из кармана и протягиваю ему свою последнюю надежду. 
Она и правда моя последняя надежда добраться до дома. Больше у меня ничего нет. Серёжки в ушах – дешёвая бижутерия. Они ничего не стоят.
Процентщик, кладёт очки, вставляет круглую толстую лупу и рассматривает клеймо с пробой. Потом кладёт цепочку на весы.
- Я дам вам за неё сто долларов, мисс.
- Но она, как минимум, стоит двести! – вырвалось у меня.
Он равнодушно возвращает цепочку обратно на прилавок и надевает очки:
- Двести долларов вам за неё дадут в ломбарде. Подождите до утра, мисс. А я вам дам сто.
Чёртов скряга! Мне приходится обречённо кивнуть головой:
- Хорошо, я согласна! Давайте деньги.
Он быстро заполняет квитанцию:
- Принято в залог ювелирное изделие из золота… Проба - 585-я. Вес - шесть грамм. Вот здесь, пожалуйста, укажите ваши имя и фамилию… О кей! Итак, мисс Грейнджер, согласно этой квитанции, вы можете выкупить у меня цепочку обратно в срок до 29 июля сего года включительно, заплатив 124 доллара 98 центов. Получите деньги… Всего вам хорошего!
На прошлой рождественской распродаже я заплатила за цепочку 238 долларов. Теперь я засовываю в карман пять двадцатидолларовых купюр.
- Надеюсь, мистер Макинтош, - говорю я сердито, - когда-нибудь вы подавитесь, обирая несчастных, вроде меня!
- Все мы смертные люди, мисс Грейнджер, и не ведаем своей судьбы! – вздыхает процентщик печально и разводит руками.
…Я возвращаюсь на привокзальную площадь. В принципе, чего я переживаю? Ста долларов хватит с лихвой и на ночёвку, и на билет, и на то, чтобы утром перед поездом успеть перекусить в каком-нибудь кафе. Сегодня, ещё до полудня, я буду дома. И эта мысль придаёт мне сил. 
Ночной улицей я прохожу мимо какого-то скверика. Кругом – ни души, как, впрочем, и должно быть в третьем часу ночи. Густая листва заслоняет свет от редких и тусклых фонарей. Шумит ветер в кронах деревьев, временами заглушая остальные звуки, кроме торопливого постукивания моих высоких и тонких шпилек, и когда налетает очередной порыв его холодного дыхания, я чувствую, что вот-вот замёрзну. Зря, всё-таки, я отказалась от пледа!… И прежде чем я успеваю подумать ещё о чём-нибудь, чья-то страшная и сильная рука хватает меня сзади…
- Пожалуйста, деньги в правом кармане, - из-за перехваченного, сдавленного горла, я едва могу говорить.
- Насрать мне на твои деньги, детка...
Боже! Это Флинт!!! Зажимая рот, он тащит меня в кусты…
Я не успеваю опомниться, а он уже засунул мне рот какую-то скомканную тряпку и скрутил руки за спиной. Бороться бесполезно – наученная горьким опытом, я стараюсь не сопротивляться, опасаясь, что он что-нибудь мне сломает. Верёвки затягиваются вокруг моих запястий, лодыжек – и вот, перекинув через плечо словно мешок, Флинт куда-то несёт меня, и остаётся только молиться, чтобы это моё приключение не оказалось последним в жизни.
Моя недолгая свобода закончилась. 
Флинт резко останавливается. С негромким звуком открывается багажник автомобиля. Слепая безжалостная сила впечатывает меня в узкое тесное пространство... 
И наступает темнота.


Глава 11. Флинт, где-то перед Уэртингтоном, федеральное шоссе № 90
 
  Млядь! Миновав мост через Миссисипи, я снова вижу мигалки. Патруль стоит, где стоял и проверяет едущих на запад. Коп подаёт мне знак – я послушно съезжаю на обочину.
  - Пожалуйста, ваше удостоверение, - ко мне подходит патрульный.
Дружелюбно улыбаясь, я лезу в задний карман.
  - В чём дело, сержант? Я что-нибудь нарушил?
Смерив меня придирчивым взглядом, коп внимательно (гораздо внимательнее, сука, чем у кого-нибудь другого) изучает мои права.
- Да пока, как будто, вы ничего не нарушили, - патрульный рассматривает фотографию, придирчиво сличая её с моей рожей.
Три дня назад в Фортуне эти права по моей просьбе сделал один умелец – у нас в клубе есть разные умельцы - и божился, что к его правам не придерётся ни один коп… На вид они, и правда, как настоящие, но если патрульным вздумается пробить их данные по своему компьютеру – мне конец.
- Давно водите автомобиль? – интересуется коп.
«Пробивать не спешит, - думаю я, - Что ж, шанс есть».
- Ну, если честно, то около года, - я улыбаюсь как можно дружелюбнее. – Но, недавно, решил завязать и завёл себе права, чтоб было как у нормальных людей.
Я вздыхаю. Коп кивает.
- Это вы правильно сделали! Что у вас в багажнике, если не секрет?
«Вот сука, - мелькает в башке нехорошая мысль, - неужто я обоссал штаны, и он учуял?»
- Не секрет, - широко улыбаюсь я. – Там у меня канистры с бензином. Вам показать?
- Возите бензин с собой? – коп недоволен. – Бензоколонок не признаёте?
- Привычка, - отвечаю я как можно нахальней. – Всё своё должно быть при себе. Это я усвоил, когда ещё ездил на байке.
- Ну да, ну да! - коп кивает и зевает, ему, проторчавшему всю ночь на свежем воздухе, явно хочется под крышу и в тепло. - А что вы делали в Ла Кроссе?
«До чего ж любопытный, сука!» Я пожимаю плечами:
- Да… Один приятель трепался, будто у вас можно раздобыть волшебные воблеры. Щука, прям, так и клюёт и всё такое... Вот, захотелось заглянуть – оказалось, такое же дерьмо, как и везде.
- Порыбачить собрались?
- Да, еду в Вайоминг. 
- Возьмите ваше удостоверение, - он возвращает мне права. – Проезжайте!
Всё-таки умелец не соврал. Теперь с меня крупно причитается.
Я отъезжаю медленно, не спеша, ещё не веря, что пронесло… И только когда мигалки копов окончательно скрываются из виду, я даю волю нервам. От моего громкого многоэтажного мата тачку швыряет из стороны в сторону, а у Эми в багажнике, верно, закладывает в ушах.
Млядь! Когда я думаю об Эми, в груди что-то сжимается, и я вправду начинаю чувствовать себя подонком. Конечно, ей следовало бы получше научиться послушанию, но не слишком ли я с ней сурово поступаю, не хватил ли через край? Всё-таки она славная девчонка… Не без тараканов в башке, понятно, дык у кого ж их теперь нет? У меня у самого, говоря по правде, их до хрена…
В робком дрожащем мареве едва загорающегося утра впереди снова показался указатель Альберт Ли. Я мысленно чертыхаюсь. Четыре часа назад, выбежав из того злосчастного сортира, я думал, что прокляну навсегда этот чёртов городок.
…Тогда, в первый миг, мне больше всего хотелось поскорее прыгнуть в тачку и, дав полный газ, врезаться во что-нибудь на максимальной скорости – так чтоб сразу!... Но потом я взял себя в руки и стал думать.
Разумеется, не требовалось большого ума сообразить, что Эми подобрала та самая фура, что прогревала мотор на стоянке, когда мы подъезжали к автостанции. Но вот куда она двинулась потом? 
Подсвечивая путь фонариком, я добрался до разветвления объездной дороги – фуры, которые идут на запад, сворачивают направо, чтобы проследовать к западному съезду на шоссе № 90. Соответственно, фуры, следующие на восток, поворачивают налево. В лучах фонаря на асфальте отпечатались свежие следы резины. Они поворачивали налево. Выходит, фура повезла Эми на восток.
…Сидя за рулём её тачки я лихорадочно соображал, припоминая направления всех здешних дорог и названия населённых пунктов. Моя малышка, несомненно, хочет вернуться домой. Но шоссе № 90 ведёт в другую сторону. Следовательно, ей придётся где-то сойти. Сойти можно в двух местах – во-первых, в Ла Кроссе, что сразу за мостом через Миссисипи. Через него ходят поезда в наши города-близнецы. Во-вторых, она может сойти в Тома, который отстоит чуть подальше. Через Тома туда же ходит автобус. Поразмыслив, я решил, что вряд ли Эми захочет ждать и сойдёт в ближайшем месте, откуда можно попасть домой. Стало быть, Ла Кросс… Нужно перехватывать её там. На железнодорожном вокзале или около – надеяться отыскать на шоссе её фуру, не зная ни номера, ни каких-нибудь иных примет, можно с тем же успехом, что и иголку в стоге сена.
Правда, Эми, никуда особо не намыливаясь, может сразу, на первом же дорожном посту, обратиться в полицию. И об этом не хотелось даже думать…
Я домчался до Ла Кросса за час. Обгоняя встреченные фуры, грузовики и прочие тачки – их на ночном шоссе было немного – я вглядывался в окна, пытаясь заприметить силуэт моей беглянки. Тщетно. На площади перед вокзалом, где я оказался за сорок минут до прибытия поезда из Чикаго, укрывшись в темноте, я до рези в глазах вглядывался в людей, что входили в здание, но Эми не было среди них. Перед самым отправлением, как последний идиот я метался по платформе вдоль вагонов – и всюду мне мерещилась Эми, и всякий раз это оказывалась не она. Смешно, но я даже отдавал отчёта тогда – а что я, собственно, буду делать, если вдруг, всё-таки, её увижу – множество людей вокруг, спешащих на поезд, не оставляли мне ни одного шанса подобраться к ней... 
Но в тот момент я совсем не думал об этом – я лишь хотел одного и том молил бога – увидеть её снова. Ещё раз… Последний раз… А там – будь что будет! Стремительно бежало время, и с каждой новой секундой я всё более отчётливо понимал, что весь мой отчаянный план летит к чертям, и судьбы своей мне не обмануть!
И вот, когда я оставил уже всякую надежду, я увидел её. Поезд ушёл, перрон опустел, на вокзале не осталось ни души. И именно в этот момент она вошла в здание через главный вход. Я тут же поспешил спрятаться – к счастью Эми меня не заметила. И больше до самого конца я уже не упускал её... После того, что я пережил я просто не мог упустить её снова!
И вот теперь, когда всё вроде бы удалось, когда я должен быть преисполнен радости, меня, почему-то, гложут сомнения. Конечно, довезти до Берлоги в багажнике её и проще, и спокойнее. Но этот поступок достоин какого-нибудь Лемонхеда, а никак не меня. Я должен снова видеть её глаза, пусть даже они глядят на меня с неприязнью. Я должен слышать её голос, пусть даже он говорит мне то, что я меньше всего хочу услышать. Мне придётся договариваться с моей малышкой, договариваться по-хорошему, пусть даже после того, что случилось между нами, это будет чертовски нелегко. Переговорщик из меня, привыкшего решать свои проблемы при помощи кулаков (а то и чего-нибудь ещё более убедительного), честно скажу, - как из дерьма приводная цепь. Но сейчас (именно сейчас!) мне придётся открыть багажник – или я не мужик!
Мои размышления прервал расходомер: бак почти на нуле. Это случилось гораздо быстрее, чем я планировал: недавний ночной бросок в Ла Кросс и обратно сожрал немало бензина. Теперь даже с тем запасом, что остаётся в багажнике, до Берлоги мне точно не доехать. Придётся заправляться где-то по пути…
Я оглядываюсь по сторонам – впереди виднеется узкая, заросшая камышом речушка Де-Мойн петляющая средь невысоких холмов. В прежние годы я частенько бывал здесь, и это место мне хорошо знакомо. Вон там, меж холмами, справа от шоссе, находится Логово Старого Койота. Двести лет назад индейцы сиу, что в ту пору жили здесь, собирались на этих холмах на свои ежегодные празднества, устраивали игры, длившиеся всю ночь, а на рассвете, с первыми лучами солнца их мужчины брали клятву верности со своих скво, что те до конца жизни будут им преданными и послушными подругами…
С тех пор прошли века, и никаких индейцев вокруг давно уж не осталось, однако священное место не может оставаться пустым. И вот уже много лет его облюбовали байкеры из разных городов, чтобы собираться здесь и делать то же самое, что некогда делали индейцы… Что ж, как видно, это веление судьбы!
Я сворачиваю на узкий и извилистый просёлок. Раскачиваясь на ухабах, скрипя гравием и оставляя облако пыли позади, «шевроле» устремляется прочь от шоссе. А потом я съезжаю и с этой дороги, и прямо по траве, только начавшей выгорать под жаркими лучами летнего солнца, я добираюсь до укромного распадка меж холмов. Мотор шевроле ревёт, надрываясь и кашляя, имея мне сообщить, что он совсем не в восторге от подобного испытания. Однако нужное мне место уже рядом.
Машина встаёт в укромной ложбине. По левую сторону, журча меж каменных валунов, бежит узенький прозрачный ручеёк. Солнце ещё не взошло, однако уже довольно светло.
Я выбираюсь из кабины и открываю багажник. Зажатая в узкой щели между канистрами и задней стенкой багажника Эми неподвижно лежит ничком, рассыпав по спине свои спутанные волосы. Я торопливо вытаскиваю канистры, потом достаю Эми и бережно укладываю её на землю, прислонив спиной к заднему колесу тачки. Она без сознания – млядь, всё-таки надышалась бензином! А ещё я надеялся, что крышки канистр достаточно плотные и не пропускают запаха! Но одна, как видно, оказалась дерьмовой, отчего в багажнике основательно провоняло. Ах, твою мать!
Я торопливо распутываю платок, завязанный у неё под затылком и вытаскиваю кляп изо рта… Спешно достаю баул из салона и, порывшись в нём, откупориваю бутылку с водой - брызжу ей на лицо, хлопаю по щекам, торопливо растираю, пытаюсь привести в чувство. Нет, ребята, это я и вправду хватил через край! Бедная, бедная моя Эми! Да как же так случилось, что ты сейчас, из-за меня… Боже мой, только не это! Ну же, Эми!! Открой глаза!!!
Я в отчаянии. Вдруг Эми вздрагивает и, шумно вобрав воздух, заходится в кашле. А потом её начинает рвать… Я торопливо подношу к её губам бутылку:
- На… Глотни! Тебе полегчает…
Она жадно глотает воду. И её снова рвёт.
Я торопливо освобождаю Эми от верёвок.
- Сейчас, девочка моя… Сейчас я тебя развяжу… Сейчас…
- Меня тошнит, - хрипит она в ответ. – И голова… Жутко кружится голова… Держи меня, Флинт … Держи меня крепче… А то я сейчас улечу…
  Она хотя бы меня узнаёт. Это неплохо. Я стаскиваю с неё обувь:
- Тебе надо освежиться! – я поднимаю её на руки и несу к ручью.
Ручей начинается на склоне холма в глубоком овраге. Россыпь камней образует неглубокую запруду, где можно расположиться, точно в ванной.
- Сейчас я тебя раздену… - я пытаюсь поставить Эми на землю. – Ты стоять можешь?
- Только на четвереньках, - хихикает она.
Надышавшись бензином, Эми мертвецки пьяна.
- Что ты со мной сделал, Флинт!… Боже, что ты со мной сделал! Ты что, опять меня раздеваешь?! Не хочу, пусти…
Она слабо сопротивляется. Не обращая внимания, я быстро стаскиваю с неё футболку и джинсы.
- Скорее, в воду! - я усаживаю её в бассейн. - Только не окунайся с головой, а то, не ровен час, захлебнёшься! Высунься и держись за камни.
- Вода холодная… - жалуется Эми.
- Вот и хорошо! Скорее очухаешься...
- Пожалуйста, не смотри! – просит она, отвернувшись.
В другой раз я бы ей ответил, что тебя, детка, я уже всякую видал, но в этот раз я решаю, что лучше промолчать. Я отворачиваюсь и спешу к шевроле, где у раскрытого багажника меня терпеливо дожидаются канистры. Я вставляю воронку в горловину и одна за другой опрокидываю их содержимое в ненасытное чрево Эминой тачки. До Рапид-Сити должно хватить, а там поищем заправку…
- Слушай, Флинт, скорее вытаскивай меня! – просит Эми, когда я возвращаюсь, неся тяжёлый баул в одной руке, и пару её босоножек в другой. – Я замерзаю! У меня уже зубы стучат…
И правда – её колотит озноб. Я помогаю ей выбраться из ванной и, вытащив из баула большое как простыня махровое полотенце, укутываю Эми словно ребёнка.
- Сиди и обсыхай! У меня тут ещё термос есть – чаю горячего хочешь?
- Хочу…
Я наливаю ей чай, а сам, взяв щётку и тюбик с пастой, спускаюсь чуть ниже по ручью освежить лицо и почистить зубы.
- Слушай, - просит Эми, отхлёбывая чай, - а у тебя там, случайно, мыла не найдётся какого-нибудь? Я бы голову помыла, а то мои волосы - просто кошмар…
- Могу предложить свой мужской шампунь, - сплёвываю я, прополоскав рот, и кидаю ей флакон.
- А ты, однако, цивилизованный парень! – усмехается она. – Может, у тебя, заодно, и расчёска есть?
Голос её звучит уже почти нормально. Кажется, Эми пришла в себя. Она склоняется над озерком и, намазав волосы шампунем, старательно взбивает пену. Я, молча, кладу на камень подле неё свою расчёску, присаживаюсь рядом и, взяв опустевшую кружку, отливаю себе чайку из термоса.
Вот так, странно, почти само собой, мы больше не взираем друг на друга как враги. Правда, и друзьями друг другу мы не становимся. Мы сидим рядышком на камне – Эми расчёсывается, а я хлебаю чай – и молчим, словно ждём чего-то. Безусловно, нам обоим есть что сказать друг другу, но ни она, ни я никак не решаемся заговорить первыми. Далеко на востоке разгораются первые лучи восходящего солнца. Прошлое вспоминать не хочется, а будущее – есть ли оно для нас?
- Послушай, Эми, - я выплёскиваю из кружки недопитые остатки чая, - могу ли я попросить тебя об одном одолжении?
- Смотря о каком, - она пожимает плечами.
- Нет, ты, всё-таки, пообещай мне, что сделаешь сейчас то, о чём я тебя попрошу. 
Отложив расчёску, Эми долго молчит, потом говорит:
- Обещаю…
Я наклоняюсь к баулу и достаю платье, которое купил для Эми несколько дней назад. 
- Я хочу, чтобы ты одела его. И босоножки свои тоже.
Эми вздыхает и, поднявшись, скидывает полотенце. И вот она стоит передо мной - в тёмном платье, коротком, расклешённом, искрящемся искорками блёсток, с глубоким декольте и открытой спиной – такая, какой она никогда не бывала в своей прежней жизни и такая, какой я всегда мечтал её увидеть. Солнце встаёт из-за горизонта, и мы оба одновременно ощущаем его тепло. Слабый, едва ощутимый ветер обдувает нашу кожу. И никого вокруг – только стервятник парит в небе и прилёг в траве луговой койот. Наши бессловесные свидетели.
Я поднимаюсь с камня, я подхожу к ней и медленно беру её за руки. Мы стоим лицом к лицу и глядим друг другу в глаза.
- Эми, - говорю я, – повторяй, пожалуйста, за мной… Ты – мой мужчина, Флинт!
- Ты мой мужчина, Флинт…
- Я – твоя женщина!
- Я – твоя женщина…
- И слово твоё – закон для меня!
- Слово твоё – закон для меня…
- И всё, что есть у меня – я отдаю тебе!
- Всё, что есть у меня – я отдаю тебе…
- Я принадлежу тебе! И только тебе…
- Я принадлежу тебе. Только тебе…
- И да будет так, пока смерть не разлучит нас!
- Да будет так, пока смерть не разлучит нас…
Она произносит это и отворачивается. Я тихонько беру её за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза.
- Эми, пойми, тебе придётся меня слушаться. Женщина обязана подчиняться мужчине. Но клянусь тебе, Эми, я никогда не сделаю с тобой того, чего бы тебе не хотелось. А сделаю только то, о чём бы ты сама попросила меня!
Эми молчит, а потом, усмехнувшись, спрашивает:
- Вот как… И ты даже не будешь брать меня в постель по ночам?
Я улыбаюсь в ответ:
- А брать тебя в постель я буду обязательно! И не только по ночам. И даже не только в постель! Но обещаю, Эми, что тебе это очень понравится.
Я тяну её за руку, чтобы отвести к машине. 
- Погоди, Флинт, - она пытается освободиться. – Там, в джинсах остались мои сто долларов…
Я обнимаю её за талию:
- Брось их… Пусть они принесут удачу тому, кто их найдёт!
Я веду Эми к машине, а джинсы и футболка остаются лежать на земле…


Глава 12. Энни Блум

  «…Изи ушёл. Ошеломлённая я стою у барной стойки. Официантка за стойкой, девятнадцатилетняя Триша Мерриуэзер, глядит на меня сочувственно.
- Энни, вам повезло, что он так быстро ушёл. Одного из них я точно убила бы!
И тут я замечаю, что на стойке лежит короткий кожаный ремешок с выжженным на нём черепом, охваченном языками пламени - эмблемой «Повелителей Смерти» и довольно крупной серебристой застёжкой, где была выгравирована затейливая монограмма в виде буквы «Е». Я и не заметила, как Изи оставил его… Я провожу пальцем по гладкой коже, всё ещё хранящей тепло его тела.
- Что это? - удивляюсь я.
Триша наклонилась, чтобы рассмотреть предмет.
- Они называют это манжетой, - объяснила она. – Видите монограмму на застёжке? У каждого мужчины в их клубе она своя. Если девушка наденет эту штуку на запястье, то никакие другие «Повелители Смерти», кроме обладателя монограммы, не посмеют приблизиться к ней.
- А если я приду к ним в клуб без неё? – я взяла ремешок в руки, чтобы внимательно рассмотреть.
Триша пожала плечами.
- Я слышала от одной девушки, которая тут часто бывает, что с манжетой можно ходить не только в наш «Амбар», но и любой другой клуб, и никто тебя не тронет, потому что все боятся «Повелителей Смерти».
- С ней можно ходить куда угодно? Так это же здорово!
- Это очень опасно, Энни, - качает головой Триша. – Если девушка вздумает носить ремешок без ведома владельца, то рано или поздно это дойдёт до членов клуба, и тогда её наказывают.
- Наказывают?
- Ну да… Подкараулят где-нибудь и, если она малолетка, то выпорют - ремнём или крапивой. А если ей уже двадцать один, то и того хуже – её изнасилуют. После чего отдадут тому парню из клуба, чью монограмму она осмелилась носить, и до конца жизни девушка станет его рабыней.
- Какой ужас! И часто это происходит у них?
- Понятия не имею, мисс Блум! В «Амбар» не пускают несовершеннолетних. А если б даже и пускали, то я ещё не настолько сошла с ума, чтобы появляться там. Все «Повелители Смерти» - грубые, невоспитанные самцы. Мой вам совет – не ходите к ним!
Я спрятала манжету в карман и, захватив кофейник, поспешила к клубу вязальщиц. Миссис Уилкинс вновь усаживает меня подле себя и передает мне мой так неудачно начатый платок. Мы вновь углубляемся в своё занятие - миссис Уилкинс вяжет, а я сражаюсь с пряжей и спицами.
- Мой внук Ван отправился служить во Вьетнам почти сразу, как окончил школу. Как мы за него волновались! И как мы все радовались, когда он вернулся солнечным, как всегда. И ещё привёл Мичигана с собой. У Мичигана нет семьи.
- Я не знала, - признаюсь я.
- Воспитывался приемными семьями, - кивает миссис Уилкинс. - Теперь он семья Вана. Они такие разные, но я люблю их обоих. Они неплохие мальчики. Я знаю, многим в нашем городе не нравится их клуб, но ведь речь не идёт о женщинах, которые туда ходят, или об алкоголе, что там пьют. Речь идет о принадлежности к чему-то, а это ничем не отличающейся от того, чем занимаемся, например, мы.
По лицам остальных семи мадам, я вижу, что они не согласны с миссис Уилкинс, но они не хотят возражать ей кивают. Они верят всем сплетням, что ходят в Фортуне про местный клуб рокеров, и совсем не одобряют факт его существования.
- Люди с общими интересами, всегда будут чем-то отличаться от остальных, - продолжает миссис Уилкинс. – Они не могут быть неправы только потому, что хотят проводить своё время вместе. Их нельзя осуждать за это. «И теперь эти три остаются: вера, надежда и любовь. Но величайшая из них - любовь». 
- Первое послание коринфянам, - отвечаю я машинально.
- Верно, дорогая моя!
Но тут миссис Уилкинс отвлекается на миссис Кармайкл, желающую обсудить недавно выпущенную книгу Элен Макклой, и разговор сворачивает в другую сторону. Меж тем, манжета, кажется, вот-вот прожжёт дыру в моем кармане. Я должна попробовать! Я обязательно приду в клуб «Повелителей Смерти».
Я не стала придумывать фальшивую историю для отца, о том, что случилось со мной в кафе, а просто решила, ничего ему не говорить. После воскресной службы и обеда с семьей нашего органиста, он напомнил мне, что на следующие три дня он уедет в Миннеаполис. Скоро должна была состояться межконфессиональная конференция для проповедников Среднего Запада, и отец, приглашённый на неё, собирался обсудить кое-какие вопросы. Манжету, подаренную мне Изи, я спрятала в нижнем ящике стола, куда папа, обычно, никогда не заглядывает.
На следующее утро, отец Блум собрался уезжать.
- Будет ли вечерняя служба в среду? – поинтересовалась я.
- Да, - кивнул отец. - Её проведёт наш садовник - он мне обещал. Не забудь распечатать бюллетень. Ты уже зарегистрировала собранную десятину?
- Да, папа! Квитанцию из банка я положила в верхний ящик стола.
- А как насчет счетов за этот месяц?
- Я заплатила ещё три дня назад.
Поцеловав меня в лоб, на прощанье, он ушёл.
Отец стремится всячески сократить расходы, и уже несколько лет я, бесплатно, исполняю обязанности его секретаря, а заодно просматриваю и свой личный баланс. Он невелик - я не плачу за аренду или коммунальные услуги. Их оплачивает церковь. Гардероб мой очень скромен, так как отец всегда стремиться подчеркнуть, что средства, собираемые с прихожан, тратятся на нужды всей общины, а не на него или его дочь. И до недавнего знакомства с Изи, я не испытывала беспокойства по этому поводу.
Однако вчера, возвратившись из кафе, я ещё раз пересмотрела содержимое моего шкафа, и мне стало грустно. Джинсы, балетки, блузки, юбки… Мои юбки скрывают под собой всё - от колен до ягодиц. Ни один из этих предметов - ни по отдельности, ни в какой-либо комбинации - не скажет никому (и, в первую очередь, мне самой), что горячий байкерский цыпленок. Я прикинула, что для первого похода в «Амбар», пожалуй, сойдут джинсы и мой любимый красный топ с короткими рукавами и пуховой горловиной. В уши я нацепила тонкие серебряные колечки, а в качестве браслета достала из нижнего ящика кожаную манжету.
Ремешок показался мне широковатым, а большая серебристая застежка была на удивление тяжела. К тому же ремень был коротковат – чтобы застегнуть, мне пришлось затянуть его потуже, и он плотно обхватил запястье. Итак, я забралась в машину, чувствуя как учащённо бьётся моё сердце. Я редко совершала решительные поступки, сегодня решила сделать исключение – отбросив все сомнения, я поехала в «Амбар»...

  …Дождь за окном, похоже, разыгрался не на шутку. Вздохнув, я отворачиваюсь и ложусь на спину.
- Представляю, что там ждёт эту скромную, чистую, невинную душу! Когда я впервой раз переступила порог вашего клуба, мне показалось, что я угодила в самый центр Содома и Гоморры!
- Вечно ты преувеличиваешь, Эми! – отпустив меня, Флинт приподнимается, облокотившись на матрац. – Ты была у нас всего два раза, и оба раза, когда мы справляли романтические вечеринки. А обычно у нас довольно тихо. К тому же, пожалуйста, не забывай, что малышка Блум, далеко не так невинна, как кажется...
- В тебе говорит обычное мужское самомнение – считать всех женщин шлюхами, - отвечаю я, устремив свой взор в потолок. Флинт собирается возразить, но я его перебиваю. – И что там было дальше?

  «…Некоторые говорят, что белая башня «Амбара» похожа на коробку с молоком, но когда я впервые увидела его, то мне подумалось, что это поднятый кверху средний палец, который «Повелители Смерти» показывают всем, кто недоволен их присутствием в Фортуне.
Перед запертыми амбарными воротами на посыпанной гравием стоянке стояло несколько мотоциклов. Сбоку была ещё одна маленькая дверь. Подойдя к ней, я постучала. Мне не пришлось долго ждать. Дверь отворилась и оттуда выглянул Дакота Рэйли – массивный, толстый, заполнив собой едва ли не весь дверной проём. Когда-то он был моим одноклассником, но сразу после школы, пять лет назад, он куда-то свалил из города. И вот, он снова передо мной – сменивший кожаную куртку, что он носил в школе, на тонкий кожаный жилет – уже как один из «Повелителей Смерти».
- Энни Блум? – он уставился на меня, выкатив челюсть.
- Да, это я, - признаться, я была удивлена не меньше.
Он вышел, захлопнув за собой дверь. Мне пришлось отступить на один шаг назад.
- Что, папе Блюму вздумалось заняться нами и он прислал тебя нас сагитировать и собрать деньги на вашу церковь? Имей в виду – мы не любители дерьма такого рода.
- Я не по делу. Это нужно мне.
- Да, ну?!  - он изогнул брови дугой.
- Я хотела увидеть Изи, - я протянула руку, чтобы Рэйли разглядел как следует ремешок и застёжку на моём запястье.
Если давеча у него выкатилась челюсть, то теперь вылезли на лоб глаза. Какое-то время он явно не мог поверить в происходящее. Однако поверить пришлось, и Дакота ухмыльнулся.
- Должно быть, тебе известно Энни, что мы не любим, когда о нас болтают лишнее, - он отворил передо мной дверь. – Ну, заходи! 
Я переступила порог, сразу же почуяв запах бензина. В длинном и высоком помещении, где я оказалась, пахло как в гараже. Бетонный пол был испещрён чёрными кляксами подтёкшего масла.
- Давно ты стал «Повелителем Смерти», Дакота? – спросила я, не желая показать ему, что я нервничаю. 
- Два года. Теперь, вот, езжу на райдере.
- Так называется твоя дорога?
- Так-так, - улыбнулся он. – А ты, оказывается, знаток нашего жаргона!
- Я работаю с Пиппой Лэнг, - объяснила я, почувствовав, что снова начала краснеть.
- Это которая старушка нашего Судьи?
В байкерской среде бытует много всяких терминов, которые мне совсем не нравятся, и «старушка» - один из них.
- Она не «старушка», - заметила я. – Она старше меня всего на четыре года!
Дакота лишь усмехнулся в ответ.
Разговаривая так, мы прошли через весь гараж и оказались перед двустворчатой железной дверью, половинки которой были подвешены на рельсах, как это сейчас принято во многих домах. Мой спутник раздвинул их, и мы оказались в просторном зале. На этот раз шершавый бетон сменился полированной плиткой. На одном конце у стены стоял камин, где, тихонько потрескивая, горели поленья. Вокруг камина были расставлены несколько стульев и пара диванов. Слева от меня был длинный бар. За стойкой бородатый бармен обслуживал нескольких посетителей.
- Присаживайся, - сказал Дакота, указывая на высокий барный стул. – Приятно видеть тебя снова, Энни. Особенно здесь. Должен тебе сказать – более классного места, чем это, не сыскать на всём Среднем Западе! Многие бы отдали половину того, что имеют, за право бывать здесь. И ты сделала правильный выбор, что заглянула к нам на огонёк!
Я села на стул. Он расположился рядом. Он держался так важно и напыщенно, что я не смогла удержаться, чтобы его не уколоть.
- Клуб заменяет тебе девушек? Знаешь, недавно я видела фильм на «Дисковери» о человеке, влюблённом в Эйфелеву башню… Наверное, и с тобой то же самое?
- А ты великий умник, Энни! – усмехнулся Дакота. – Может, мне приударить за тобой?
- Тебе придётся конкурировать со всем вашим «Амбаром», - ответила я.
Дакота захохотал.
- Вижу, что с тобой всё в порядке! Я был слегка удивлен, увидев на тебе манжету. Но раз уж ты считаешь, что можешь дать одному из нас немножко своего дерьма и принять от него немножко дерьма, то будет всё о кей!
Дакота продолжал что-то говорить, но я не обращала на него никакого внимания. Меня заинтересовал мужчина за стойкой. Бармен был не меньше шести футов ростом. Когда он что-нибудь брал или подавал, бицепсы на его татуированных руках надувались так, что, несомненно, делались больше моей головы. Татуировки были разноцветными и очень разнообразными - лицо женщины, какое-то чешуйчатое существо, похожее на змею, переплетающиеся языки племени и тому подобное.
Я встала и осторожно приблизилась к стойке.
- Привет, - сказала я ему довольно робко. – Как вас зовут, если не секрет?
Вся моя прежняя бравада испарилась. Одно дело дразнить бывшего одноклассника, который когда-то, в первом классе, бросал скрепки в девочек, чтобы привлечь их внимание, а другое – беседовать с серьёзным парнем.
- Гризли Адамс, - отвечает, не оборачиваясь он, обслуживая одного из посетителей.
- Скажите, а я одета правильно для этого места? – говоря по правде этот вопрос сейчас меня волнует больше всего.
Он посмотрел на меня, как на надоедливую козявку.
- Одета? - переспросил он, и даже его борода не могла скрыть его недовольство. 
- Ну, да… Может быть, девушки, приходящие в клуб, должны надевать что-то особенное?
- Да всем тут нассать, как ты одета! – отмахнулся он.
- А как вам моя причёска? Может быть, мне стоит отрастить волосы подлиннее?
- Я понятия не имею, о чем ты болтаешь, девочка. Может, тебе пивка налить?
- Налейте! – кивнула я.
Пиво я не люблю, но говорить «нет» Гризли Адамсу как-то боязно.
Потянувшись, он достал бутылку и без малейшего усилия сорвал крышку, наполнив мне бокал до краёв.
- Спасибо, - сказала я, чуть пригубив бокал. - Ваше мастерство впечатляет.
Гризли Адамс хрюкнул в ответ, довольный произведённым на меня впечатлением.
- Энни, что ты здесь делаешь?
Внезапный возглас заставляет меня обернуться – передо мной стоял Мичиган. Скрестив руки, он, нахмурившись, взирал на меня довольно сердито – и я бы даже сказала яростно.
- Меня пригласили на вечеринку, - неуверенно ответила я.
«Неужели он ничего не знает о приглашении, что мне сделал Изи?» - подумала я. В глазах Мичигана определенно читалось неудовольствие видеть меня здесь.
- Какую ещё вечеринку? – спросил он.
- Романтическую, - неуверенно ответила я.
- Нет в расписании, - вставил бармен. – Сегодня спокойная ночь.
- У неё манжета, - сказал Дакота.
На всякий случай, я опять задрала запястье, чтобы показать кожаный браслет, увидав который, Мичиган тотчас схватил меня за руку – не очень сильно, но довольно резко, застав меня врасплох. Я даже испугалась.
- А где Изи? - спрашиваю я. - Это он попросил меня прийти сюда…
И я вновь ощущаю, как заливаюсь краской до кончиков ушей. Резким движением, Мичиган решительно потянул меня со стула.
- Пошли! 
Он потащил меня куда-то вверх по лестнице. Я торопливо семенила за ним.
- Куда мы идем? – беспокоюсь я.
- На твоём запястье манжета. Ты должна знать до конца, что значит быть девушкой Изи, а поэтому иди за мной!
Поднявшись на второй этаж, мы оказались в длинном коридоре. Из-за закрытых дверей доносились звуки гитары, какие-то хлопки, мужские голоса. Открыв дверь, Мичиган завёл меня в комнату среднего размера - больше, чем гостиная, но значительно меньше, чем зал с камином внизу.
Здесь громко играла музыка. В дальнем конце на шестах танцевали две женщины. Вдоль всей задней стены тянулось зеркало, где отражались как голые стриптизёрши, так и зрители, наблюдающие за ними.
- Смотри же, Энни, смотри! – стоя за моей спиной, Мичиган подталкивал меня вперёд, поближе к подиуму.
Никто из собравшихся не замечал меня. Их глаза были прикованы к зрелищу.
Я никогда не видела раньше этих женщин. Они показались мне очень красивыми, хотя мне было непривычно видеть их голыми – вот так, вживую, а не на фотографии в журнале, как до сих пор. По изысканному виду сриптизёрш и дорогим украшениям нетрудно было догадаться, что они не из Фортуны, а из наших городов-побратимов Миннеаполиса и Сент-Пола. Мерцая в мягком полумраке зала, они продолжали танцевать. Краем глаза я заметила мужчину, сидевшего в кресле. Он широко расставил ноги, и одна из стриптизёрш, тотчас подбежав к нему, встала перед ним на колени, и точно змея стала извиваться всем корпусом вверх и вниз.
  Мужчина в кресле запустил руку в её волосы – второй рукой он держался за спинку кресла.
«Если это спокойная ночь, то что же, интересно, у них тут бывает во время романтических вечеринок?» - подумалось мне.
- Ты этого здесь искала? – тихонько прошептал мне на ухо Мичиган.
От присутствия большого мужского тела всего в одном шаге позади меня, сердце моё, кажется, вот-вот выскочит из груди. А запах табака, мяты и теплого мужского мускуса кружит голову и опьяняет.
Я не стала ему отвечать, а, повернув голову, взялась обозревать комнату. Мужчины вокруг продолжали зачарованно следить за танцами. Я и представить не могла, чтобы женщина бывает способна возбудить столько страстного желания и обожания, какие я видела вокруг. Пожалуй, осознание этого, стало самым главным и самым важным откровением для меня.
- Я не знаю, что именно я собиралась тут найти, - ответила я честно, - Но то, что я вижу здесь, поистине, удивительно…»


Глава 13. Эми, где-то между Су-Фолс и Рапид-Сити, федеральное шоссе № 90

…Автомобиль мчится на запад по прямому как стрела шоссе. Утреннее солнце сияет у нас за спиной. Флинт ведёт шевроле на максимальной скорости, словно желая лишний раз подчеркнуть, какой он парень без тормозов. Стремительно пролетают мимо и остаются позади милевые столбы и дорожные указатели, пока ещё редкие в этот ранний час встречные машины.
Подавшись вперёд, я заплетаю волосы в косу – она выходит длинной, тяжёлой и немного неряшливой. Я никогда не заплетала косичек – разве что в раннем детстве, и сейчас пытаюсь наверстать упущенное. В прежней своей жизни, у меня всегда было чем уложить волосы – но сейчас под рукой нет не то, что фена – нет ни нормального зеркала, ни лака, ни даже хорошего, частого гребешка. А будучи заплетены, волосы хотя бы сохранятся не запачканными какое-то время. Неплохо было бы уложить косу на затылке – но булавок у меня сейчас тоже нет, поэтому придётся просто закинуть её вперёд, и так оставить.
Флинт следит за дорогой, но время от времени бросает на меня жадные пристальные взгляды – всё, что я делаю, вызывает в нём неподдельный интерес. Мне нередко доводилось замечать пристальные мужские взгляды, обращённые к моей персоне. Но, мысленно отмечая, что мужчинам я кажусь довольно-таки привлекательной, я как-то не имела привычки задумываться об этом и вести себя соответственно. Я, вообще, никогда не засиживалась подолгу перед зеркалом, и потому вчера, пока Флинт отсутствовал в гараже, я рассмотрела себя придирчиво, взвесив все свои достоинства и недостатки, я не без удивления совершила немало открытий.
Например, я нашла, что у меня довольно недурные ноги, которые, собираясь в офис, я всегда прятала под длинными юбками. У меня обнаружилась красивая шея и стройная талия, которые – ни ту и ни другую -  я никогда не стремилась подчеркнуть. И у меня оказались большие выразительные глаза – и почему я их не замечала до сих пор? Вообще, сделавшись хозяйкой офиса, я стремилась казаться старше, чтобы выглядеть так, словно мне уже за тридцать – это, как я считала, должно было прибавить мне солидности и авторитета.
И вот вчера я с удивлением обнаружила, что если раньше меня всегда огорчало, что я выгляжу чересчур молодо, то на этот раз – именно после того, как Флинт напомнил мне, что никакая я не дама, которой всегда мечтала выглядеть, а обычная девчонка и довольно глупая к тому же, – меня почему-то стало пугать совсем другое. Я вдруг внезапно осознала, что молодость моя – увы – близится к концу, и что совсем скоро, может быть уже через десять лет, никто не назовёт меня девушкой, а все будут звать старой девой…
- Скажи, Флинт, действительно веришь во все эти клятвы, заговоры, жертвоприношения? Что я, например, покорно буду тебя слушаться и не попытаюсь снова убежать… Когда ты уснёшь, например!
Флинт уже не смотрит на меня, он следит за дорогой.
- Понимаешь, Эми, - отвечает он задумчиво. – Клятва не работает так прямо и просто, как тебе кажется. Конечно, ты будешь со мной спорить – ты и сейчас, например, со мной споришь. И противиться мне будешь. И даже, наверное, ещё не раз попробуешь от меня сбежать. Это нормально. Но когда человек клянётся у него что-то меняется в судьбе. Это как дорожный указатель – до него ещё сто миль, и ты его не видишь, а он уже другой, и теперь тебе ехать не в одну сторону, а в другую… И сколько от меня не убегай - дорога всё равно тебя вернёт – вот как давеча!
- Если бы я тогда пошла не к процентщику за деньгами, а повернула бы налево – в полицейский участок – то всё сложилось бы иначе, - возражаю я.
- Но у тебя был свободный выбор, когда ты повернула направо. Что-то тебя заставило повернуть именно туда, а не в сторону полиции! Значит, тот невидимый указатель есть, и он работает.
- Скорее я поверю в хиромантию и гороскопы, чем в эту чертовщину! – усмехаюсь я.
- Верить или нет – каждый решает сам, - отвечает Флинт рассудительно. – А я, когда скоро буду укладываться спать, на всякий случай свяжу тебя. Предупреждаю заранее.
- Вот как?! – вспыхиваю я. – И как же это соотносится с твоим недавним заявлением?! Ты ведь клялся, что больше не будешь делать со мной то, чего мне не понравится!
- Во-первых, не клялся, а только обещал… Во-вторых, обещал не делать! А это ни хрена не действие, – он широко и громко зевает. – Это обычная предосторожность.
И, повернув ко мне голову он улыбается. Я отворачиваюсь и долго молчу.
- Эми, а у тебя было много мужиков? – неожиданно спрашивает он. – Ну, до того, как мы с тобой встретились?
Я пожимаю плечами:
- Какое тебе дело до этого? Я ведь не спрашиваю, скольких женщин ты перепробовал до меня…
- Разве я когда-нибудь скрывал своё бурное прошлое? – усмехается он. – Когда-то я каждый месяц проводил с новой бабой… Но я первый тебя спросил!
Я молчу в ответ.
- Ты обещала быть со мной откровенна! – напоминает Флинт. – У тебя, я не сомневаюсь, было много мужиков, и не надо мне доказывать, что с ними тебе было лучше, чем со мной. Почему-то, ни один из них тебя не удовлетворил.
- Ты, часом, не психоаналитик? – ядовито усмехаюсь я.
- Я твой похититель, - замечает он серьёзно. – И мне совсем небезразлично, кто осмеливался трахать мою девчонку! Вот скажи, когда ты перестала быть девственницей?
Я вздохнула.
- В восемнадцать лет…
- И кто он был?
- Мой одноклассник. В тот день мы сдали последний экзамен, вот-вот должен был состояться школьный выпускной бал, и мы, большой компанией закатили вечеринку по этом поводу... Я тогда, первый раз в жизни, как следует напилась – мы между собой устроили соревнование, кто из нас больше примет бренди и останется при этом на ногах…
Я усмехаюсь. Флинт улыбается.
- Я просто тащусь, – покачал головой он. – Молодые говнюки! Но ты продолжай, не отвлекайся…
- Да мне нечего особо продолжать, – я пожала плечами, - я практически не помню, что было дальше. Голова кружилась, всё было как в тумане. Он затащил меня в какой-то закуток, бросил на диван и сам плюхнулся рядом… Вот пробуждение на следующее утро я помню гораздо отчётливей! Я ревела в три ручья, а мой бедный парень, сбивался с ног, пытаясь меня успокоить… Случившееся его напугало гораздо сильнее, чем меня…
- Тебе было очень стыдно? – поинтересовался Флинт.
- Не столько стыдно, сколько досадно, - созналась я. - В восемнадцать девушка часто пытается представить, как она потеряет невинность… Я надеялась, что это будет сказочный принц из волшебного замка, а оказалось, что это обшарпанная комната, скрипучий диван и сопливый парень, который не был даже моим бойфрендом – бездарно, пошло и невыносимо глупо! И, к тому же, я потом несколько дней не могла прийти в себя от жуткого похмелья...
- Дома тебя не отлупили?
- Мама ничего не узнала – у неё в тот раз была ночная смена, ей приходилось много работать, чтобы содержать меня. Придя домой, она, конечно, заметила, что со мной что-то неладное – я соврала, сказала, что заболела, перенапряглась на экзамене, и она мне поверила...
- А папа?
- Мой отец умер, когда мне было пять лет. Мама растила меня в одиночку.
Флинт помрачнел.
- Извини… Как я понимаю, именно после того случая ты перестала налегать на алкоголь!
Залившись краской, я молчу.
- А в следующий раз как это было?
Я отвернулась.
- В следующий раз это было в университете, примерно через год. Я оканчивала первый курс юридического, а он учился на третьем.
Краем глаза я замечаю, что Флинт, отвлёкшись от дороги, пристально смотрит на меня.
- Похоже, что второй произвёл на тебя куда большее впечатление! – замечает он.
- Ну, ещё бы! Он был страстным поклонником Джона Леннона, носил такие же очки, играл на гитаре, писал стихи, а меня считал своею Йокой Оно.
- Он, в натуре, был хиппи? – интересуется Флинт. – Травкой не баловался?
- Нет, не баловался... Он, вообще был очень правильный мальчик – спортсмен и трезвенник! Но должна признаться, с ним мне было не скучно! – произнесла я с вызовом.
- А расстались вы почему?
Мой вздох искренен и печален:
- Как это обычно бывает с творческими натурами, я у него была не одна... 
Это была сущая правда. И даже далеко не одна - странно, что я узнала об этом только через год. Я влепила ему пощёчину и ушла, поставив жирную точку в самом моём весёлом и самом продолжительном романе! Мне и правда было нескучно с ним – тем, вторым моим парнем. Достаточно сказать, что именно после знакомства с ним я стала отращивать длинные волосы – до того они у меня были вполне умеренной длины, до плеч. Боже мой – повторись это сейчас, я простила бы ему всё! Но тогда, в девятнадцать лет, я была жуткая максималистка…
- А кто был третьим? – Флинт продолжает свой допрос.
Надолго умолкнув, я опускаю глаза. Флинт терпеливо ждёт, делая вид, что следит за дорогой.
- Третьим моим мужчиной был университетский преподаватель. Он был старше меня на двадцать лет и незадолго до этого расстался со своей женой. Они не развелись, но жили врозь.
- Поди, очень тебя обхаживал? – прищурился Флинт.
- Он очень красиво за мной ухаживал! – ответила я, гордо подняв голову. – Настолько красиво, что я не могла не принять его знаки внимания. Признаться, я даже была преисполнена тщеславия, что я, такая юная, сопливая девчонка вскружила голову не какому-нибудь своему ровеснику, а настоящему солидному мужчине. Я страшно гордилась собой!
- С ним тебе было хорошо… – констатирует Флинт, отвернувшись.
Мне показалось, будто что-то кольнуло его, и я захотела уколоть его ещё больнее:
- С ним было великолепно! Волшебный вечер под рождество я помню до сих пор! Мы нарядили ёлку, зажгли свечи. Потом он включил музыку, мы танцевали и пили шампанское…
- Что же такого произошло, что вам пришлось расстаться? – повернув голову, Флинт хитро прищурился.
Теперь укололась я…
- Произошло то, что должно было произойти. Его жене стало завидно, и она решала его вернуть...
И я опять надолго умолкаю, потому что мне до сих пор больно об этом вспоминать. Тогда я до последнего дня не подозревала, что тучи сгущаются над моей головой.  Приближалось лето, и я уже предвкушала каникулы, на которые мы планировали путешествие в Европу. Я успешно сдала последний экзамен в сессии… И вечером того же дня, когда, сияя от счастья, я пришла к нему, он неожиданно объявил, что это наш последний с ним вечер, потому что мы должны расстаться…
Я отворачиваюсь, я не желаю, чтобы Флинт видел, как я утираю слёзы. Это был самый страшный из моих романов, потому что тогда, впервые в жизни, я успела влюбиться по-настоящему... И когда всё рухнуло, то всерьёз подумала о самоубийстве. А потом твёрдо решила, что больше не стану влюбляться никогда и ни в кого! И этому принципу я продолжаю следовать уже много лет...
Но пусть Флинт ничего не знает об этом!
- И это всё? – настаивает он. – Больше перетрахнуться тебе ни с кем не захотелось?
Я пожимаю плечами:
- Случалось пару раз... Одного из них ты видел.
Флинт мрачнеет:
- Не напоминай мне о нём, пожалуйста!
- Почему же? Должна тебе сказать, что Рон...
- Он мудак, - отвечает Флинт. – И, кстати, я дал тебе наглядную возможность убедиться в этом!
- Его неумение отвечать на твоё хамство, - начинаю я, - говорит лишь о том…
- Что он тебя недостоин! – решительно перебивает Флинт.
Я вспыхиваю от возмущения, но Флинт не даёт мне и рта раскрыть
- Ну согласись, детка, что ему нашлось бы что возразить мне, будь он достойным тебя!
Он улыбается, довольный, а мне остаётся только промолчать в ответ: как ни крути, а доля истины в словах Флинта всё-таки есть.
- Со мной у тебя будет иначе! – заявляет Флинт уверенно.
Я горько усмехаюсь: ещё бы! Стоило только моей жизни войти в прочную колею, а будущему обрести более-менее ясные очертания, как в неё ворвался он – с безжалостностью грузовика, подминающего на шоссе ваш автомобиль…
- Скажи, Флинт, - говорю я, уткнувшись в боковое стекло, - а ты правда любишь меня, или тебе это только кажется?
Он тоже отворачивается, смотрит на дорогу и тоже долго молчит.
- Люблю, – говорит он, наконец, серьёзно, не глядя на меня.
- Но ведь с любимым человеком так не поступают! – и я бросаю на него сердитый взгляд. – Если я - твой любимый человек – то как можешь ты причинять боль своему любимому человеку? Унижать его? Ограничивать его свободу?
- Ты противишься мне, - отвечает Флинт мрачно, не глядя на меня. - Ты не оставляешь мне выбора, Эми.
- Но я не люблю тебя, Флинт, и ничего не могу с собой поделать. Ты мне совсем-совсем не нравишься, и всё что ты делаешь мне не нравится тоже!
Он снова поворачивается ко мне:
- Ну, так уж прям и всё! – он усмехается. – Когда вчера вечером я трахал тебя в твоей спальне, ты просила не останавливаться, а сделать тебе ещё и ещё!
Я отворачиваюсь опять, густо покраснев:
- Тебе показалось...
- Показалось? – усмехается он. – Ну, сегодня вечером я обязательно проверю, насколько мне это показалось…
Наш разговор прекращается сам собой. Уткнувшись в боковое окно, я молча смотрю на мелькающий за стеклом пейзаж. Мы пересекаем неширокую речку и, сразу за мостом, сворачиваем на объездную дорогу, оставляя в стороне какой-то большой город.
Конечно, Флинт не обманывает меня, когда говорит, что любит. То есть, он искренне считает, что он любит, хотя любовью назвать это довольно сложно. Но жгучую, неодолимую, безумную страсть он, безусловно, испытывает. Ни один мужчина, с кем я до сих пор бывала близка, не испытывал ко мне подобных чувств.
…Флинт резко поворачивает руль и, почти не сбавляя скорости, шевроле съезжает с шоссе на старую, потрескавшуюся боковую дорогу. Впереди – примерно в полумиле от трассы, среди густых зарослей, белеют закрытыми ставнями окна какого-то заброшенного мотеля. Подпрыгивая на выбоинах (дорогу не ремонтировали, наверное, уже лет десять) машина подкатывает к пустому дому и, объехав строение, останавливается.
- Всё, Эми, больше не могу! Чую - башка вот-вот отвалится… - отстегнув ремень, Флинт лезет куда-то за сидение. – Давай, поворачивайся ко мне спиной!
Я отстёгиваю ремень безопасности, и делаю, что он велит. Флинт ловко и быстро опутывает мои запястья – профессионал, чёрт бы его побрал!
- Ноги ты мне тоже свяжешь?
- Обязательно!
Он разворачивает меня прямо. Опоясав мою талию, Флинт завязывает спереди последний узел и лезет вниз, чтобы стянуть мои лодыжки другим куском верёвки.
- Я, пожалуй, укрою тебя чем-нибудь, - говорит он.
- Не хочу, - отвечаю я, - мне жарко.
- Как хочешь, - бурчит Флинт и опускает спинку своего кресла
Потом, немного подумав, опускает и моё.
- А как же насчёт кляпа в рот? – интересуюсь я.
Закрыв глаза, Флинт ворочается, не желая удостоить меня даже взглядом.
- Пожалуй, это лишнее. Здесь никого нет, шоссе далеко… Короче, ты как хочешь, Эми, а я маленько сосну…
Через минуту он уже закрыл глаза и сопит, и губы его чуть заметно подрагивают, словно он улыбается во сне. Выпрямив спину, я пристально смотрю на Флинта, лежащего лицом к мне, взгляд мой скользит по его татуированным рукам, по бицепсам, бугрящимся на предплечьях, по его могучему торсу, чья рельефная мускулатура проступает сквозь тонкую ткань футболки…
Вскинув голову, я пытаюсь откинуть тяжёлую непослушную косу. Даже мои волосы больше не принадлежат мне. Они и, как всё остальное, принадлежат ему – я его собственность.
Флинт сложен как античный полубог – какой-нибудь Ахиллес. У каждого героя Гомера, помнится, была пленная девушка-наложница, с которой он коротал время, свободное от битв и попоек с друзьями. У Ахиллеса, например, была Брисеида, и обращался он с нею примерно также, как Флинт сейчас обращается со мной… Брисеида, помнится, в конце концов, полюбила своего насильника, и даже, если верить поэтам (хотя что-то мне подсказывает, что им не стоит безоглядно верить) заколола себя кинжалом, чтобы сгореть вместе с ним в погребальном костре. Неужели ту же участь судьба уготовила и мне?
Повернув голову, я смотрю на наши отражения в лобовом стекле – моё и его. Замечательное зрелище, что и говорить! И как-то неожиданно вспомнилась строка из третьей книги «Одиссеи» - не того, адаптированного для детей издания, что мы проходили в школе, со злыми волшебницами, циклопами и прочими чудовищами – а подробного и точного перевода для взрослых: «Чуть рассвело, спустили мы на воду лодки в прекрасное море, и погрузили на них славную нашу добычу – сокровища и глубоко опоясанных женщин». Я и подумать тогда не могла, что пройдёт время – я тоже стану одной из таких глубоко опоясанных женщин, которых везут неведомо куда, против их воли…
- Флинт! – зову я негромко, вполголоса.
Он не реагирует. Видимо, крепко уснул.
Я выжидаю ещё некоторое время, чтобы убедиться наверняка, а потом осторожно, чтобы случайно его не разбудить, пробую путы на прочность. Верёвка вовсе не кажется туго затянутой – я могу шевелить руками и это придаёт мне надежды распутаться… Натужно пыхтя, я напрягаю мышцы, рассчитывая, что она даст ещё большую слабину – боже, до чего я слабая! Однако, верёвка не поддаётся… Тогда, изогнув кисти рук, а судорожно ощупываю её пальцами, пытаясь добраться до узлов. Шнур довольно тонкий, видимо, капроновый, при каждом моём движении он весьма болезненно впивается в кожу… Да где же у него узлы, в конце концов! Чёртов Флинт! В отчаянии, сжав руки в кулаки я дёргаю из всей силы, в тщетной надежде разорвать путы... Слёзы брызжут у меня из глаз! Всё тщетно… Верёвка затянута надёжно, а узлы где-то так далеко, так что моим пальцам не дотянуться до них.
Если бы было возможно её обо что-нибудь перетереть! Мне нужен какой-нибудь жёсткий и острый край: металлический, деревянный, пластмассовый – хоть какой!
Я осматриваю салон. И нет ни одного предмета, который можно было бы применить – не то чтобы ножика, ножниц, или пилки для ногтей – вообще ничего. В бардачке у меня… Нет, в бардачке тоже не должно быть ничего подходящего – я не имела привычки постоянно и тщательно следить за своей внешностью, по причине чего я никогда не держала в машине косметичку. Ключ из замка зажигания, пока я отвернулась, он успел вынуть и куда-то спрятать… Где-то сзади, за сиденьем, должен стоять баул, но его не видно – Флинт его куда-то задвинул. Боковое стекло с моей стороны поднято, дверь – заблокирована. С его стороны стекло чуть-чуть опущено, но в щель не высунуть и носа.
В отчаянии, я гляжу в окна – шевроле стоит у самой стены заброшенного мотеля, что загораживает автомобиль со стороны шоссе, а заодно отбрасывает тень, заслоняющую машину от солнца. И никакой надежды, что найдётся хоть одна добрая душа, которая – по известной ей причине, или безо всякой причины – возьмёт и заглянет сюда!.. Ни убежать, ни позвать на помощь…
В изнеможении я ложусь на опущенную спинку сидения. Хочется плакать… «Ну, нет, Флинт! - зло шепчу я сама себе. - Не видать тебе больше моих слёз! Я всё равно убегу от тебя, рано или поздно…»
Бессильная ярость сменяется апатией. На меня накатывает усталость – ведь мне так и не пришлось толком выспаться минувшей ночью. И я медленно засыпаю…


Глава 14. Флинт, Уолл, федеральная трасса № 90

Твою мать! Похоже, что мне теперь без конца будет сниться один и тот же кошмар: я открываю глаза, а Эми, которая вот только что была рядом, исчезает. То её просто нет, то в другой раз она, точно Чеширский Кот, прямо на глазах растворяется в воздухе, делая мне ручкой и хихикая: «Пока, Флинт!» Нет, сука, это уже диагноз… 
  Открыв глаза, первое, что я делаю – бросаю встревоженный взгляд напротив. ****ь! Моя пленница тихонько посапывает на соседнем сидении, там же, где я её оставил. Толстая и длинная тёмно-каштановая коса ниспадает ей на грудь и сворачивается колечком на краю сидения. После всего пережитого ничего так не хочется, как убедиться, что это настоящая, живая Эми, а не привидение, я тянусь, чтобы её потрогать, но рука моя замирает в нерешительности в дюйме от её плеча. Веки Эми тихонько подрагивают, она то и дело вздыхает – должно быть она видит сон. Очень не хочется её будить – в конце концов, за эти сутки девчонка намучилась не меньше моего. Я лезу в задний карман и достаю её телефон: на экране высвечивается половина двенадцатого – я проспал больше трёх часов. 
  Сейчас я бы с большим удовольствием промочил горло, да и перекусить бы не помешало. К сожалению, в бауле у меня нет ни крошки, да и воды не осталось – собираясь в путь я и подумать не мог, что он так затянется… А пива в последний раз мне довелось выпить лишь сутки назад, в чёртовом тапас-ресторане, и ничто не намекает мне, что скоро я отведаю его вновь. А это очень плохо – без пива я просто зверею… Вот почему нужно скорее трогаться в путь!
  Я завожу мотор, и вот уже наша тачка опять мчится на восток по федеральному шоссе № 90. Остался позади мост через Миссури. Перевалив за полдень, время неспешно клонится к вечеру, и солнце, бывшее утром у нас за спиной, незаметно описав дугу, теперь то и дело норовит заглянуть в салон через лобовое стекло – приходится опустить козырёк. Я обгоняю медленно ползущие трейлеры и фуры, пассажирские автобусы и легковушки. За широкой разделительной полосой стремительно проносятся мимо встречные машины. Моя пленница спит, откинувшись на опущенную спинку сиденья, и ветер, обдувающий салон сквозь узкую щёлку приспущенного бокового стекла, легонько потрёпывает её непослушные тёмно-каштановые пряди, которые она не уложила как следует в свою наскоро сплетённую косу. Я не стал её развязывать – во-первых, потому что не хотелось её будить, во-вторых, потому, что когда она связанная, мне спокойнее. А чтобы не было видно верёвок, я набросил на Эми покрывало.
  Эми кажется умиротворённой, а, вот, у меня дела обстоят далеко не так радужно. Меня беспокоит мотор шевроле, который явно не рассчитан на продолжительные поездки с полной нагрузкой. В его равномерное басовитое урчание то и дело вплетается подозрительное постукивание, говорящее о том, что что-то не в порядке с работой клапанов. И ещё - медленно срабатывает сцепление. Пуская запоздание едва заметно, но мне это говорит о том, что тачка Эми – явная дрянь, которую надо сдать в металлолом…
  На всякий случай, я сбавляю ход до девяноста миль. Стуки затихают. Ну, хоть бы до Рапид-Сити добраться без приключений!
  Плоская как стол равнина уже давно сменилась высокими холмистыми грядами. Впереди, далеко-далеко на горизонте замаячили тёмные вершины Блэк-Хиллс. Как на американских горках, крутой спуск то и дело сменяется довольно затяжным подъёмом. Без конца приходится переключаться с одной передачи на другую – на тачке Эми стоит обычная механика, а не автомат, и при каждом переключении из-под капота доносятся угрожающие скрипы и дребезжание. Передача пробуксовывает, и сколько оборотов ни прибавляй, тачка ни хрена не желает разгоняться. Дело пахнет керосином – до Берлоги ещё целых два часа, учитывая, что больше девяноста миль из мотора теперь не выжать (и то на подъёме клапана начинают постукивать), и выдержит ли трансмиссия эти последние два часа я отнюдь не уверен. А по приезде придётся всерьёз заняться ремонтом – тут не может быть никаких разговоров. Вот дерьмо!
  Шевроле начал забираться на очередной подъём, когда передача взвыла – педаль под ногой сотрясается от ударов, и ощущение такое, что коробка передач вот-вот разлетится на куски. Сука! Я съезжаю на обочину.
  Приехали, твою мать!
  Я выбираюсь из салона (не позабыв, само собой, забрать ключи). Ремонт сцепления – чертовски неприятная вещь! И далеко не факт, что вот так – на дороге, простым гаечным ключом, с ним удастся справиться. Конечно, можно дотянуть и до автосервиса – ещё пару десятков миль эта чёртова четырёхколёсная лохань наверняка проползёт. Если, конечно, очень осторожно ехать… Есть же здесь где-нибудь поблизости автосервис? Но с девчонкой, что без конца норовит смыться, визит в автосервис кажется мне абсолютно немыслимым. Я могу доверять Эми только когда мы с ней наедине – а на людях… Чёрт её знает, что ей взбредёт на людях!...
  Я бросаю на Эми тревожный взгляд – девчонка крепко спит. Хоть бы она не просыпалась подольше! Тихонько захлопнув дверь, я достаю домкрат из багажника, поднимаю передок и, вооружившись гаечным ключом, я лезу под машину…
  Лёжа на спине, я изучаю коробку передач. Чтобы добраться до ведомого диска (а собака, скорее всего, прорылась именно там) трансмиссию необходимо снять, а для того - открутить пять гаек. Они затянуты на совесть и без посторонней помощи их не свернуть. Крутить надо двумя руками, и при этом – и ещё поддерживать спереди… Чёртовы автостроители! Кто ж так проектирует?! Натужно пыхтя, и проклиная всё на свете, я пытаюсь подлезть и так, и эдак… Млядь! Хочешь – не хочешь, а придётся будить Эми – одному мне не справиться!...
  Открыв дверцу, я легонько трогаю девчонку за плечо:
  - Эми! Просыпайся скорее…
  Она быстро открывает глаза и испуганно таращится на меня:
  - Пусти!.. Убери руки… - она судорожно переводит дух.
  - Тише! Я тебя не трогаю…
  Дёрнувшись, она силится отшатнуться.
  - Прости… Мне показалось… Кажется, мне приснилось что-то нехорошее… Что-то случилось? - она озирается и пытается пошевелить связанными руками.
  - Случилось, твою мать, - киваю я. – Приехали!
  Эми недоумённо таращится на меня.
  - Сцепление полетело, - объясняю я. – Я попробую починить, а ты мне поможешь. Я развяжу тебя – повернись.
  Эми послушно поднимается и поворачивается спиной, а я присаживаюсь на корточки и избавляю её от пут. Потом я помогаю ей выбраться из салона – Эми растирает затекшие руки, со следами верёвок на запястьях.
  - Машину можно отремонтировать? – она пытается удержаться на ногах, осторожно наступая своими шпильками на довольно крупную дорожную щебёнку, что усыпала обочину, и это получается у неё довольно неуклюже.
  - Надеюсь, - я достаю из салона оставшееся на сиденье покрывало.
  - Разуйся! – велю я ей. – И одень что-нибудь на голову – а то все волосы пермажешь! 
  Моя лошадка послушно сбрасывает свои подковы, становясь босыми ступнями на горячую щебёнку: 
  - А что одеть?
  - Возьми мою бандану из баула!   
  Эми достаёт баул и, повязав бандану, под которую спрятала волосы, и вслед за мной лезет под машину, куда, чтобы ей не лежать на камнях, я вместо коврика постелил сложенное вдвое покрывало.
  - Не бойся, - говорю я, - тут довольно просторно...
  Вдвоём мы устраиваемся под машиной.
  - Что я должна делать? – спрашивает она.
  Я вручаю ей отвёртку:
  - Видишь шпеньки, на которые навёрнуты вот эти гайки, а на них пазы? – точно указкой, я постукиваю гаечным ключом.
  - Вижу…
  - Вставляй отвёртку и жми. Изо всех сил жми!
  Навалившись всем телом, Эми прижимает шпенёк, а я отворачиваю гайку – одну, другую, третью…
  - Молодец! А теперь я буду толкать эту штучку на тебя, а ты её примешь и аккуратно положишь вот этой хреновиной вниз. Только, ради бога, Эми, не стукни её о землю!
  Я толкаю блок трансмиссии, Эми, вцепившись обеими руками, пытается его удержать.
  - Тяжёлая какая… Флинт, а если я стукну?
  - Тогда, малышка, мы с тобой отсюда точно не уедем, - с кряхтением я толкаю скрежещущий блок. – Готова? Держи!!!
  Блок, наконец, сдвигается с креплений. Охнув, Эми всё-таки удерживает блок, весом как несколько кирпичей, и бережно, без стука кладёт его на землю. Она у меня умница…
  - А теперь? – спрашивает она.
  - Теперь ещё вот эта зараза, - пыхчу я, орудуя гаечными ключом.
  Я, наконец, отсоединяю ведомый диск и вместе с ним вылезаю наружу. Следом из-под машины выбирается и Эми. Как я и ожидал, она с ног до головы перемазалась смесью машинного масла и придорожной пыли. Её красивое платье, в котором она несколько часов назад произносила клятву верности, тоже безнадёжно испорчено.
  - А воды у нас больше нет? – спрашивает она, разглядывая свои перепачканные ладони.
  - На, оботрись, - я подаю ей кусок ветоши. – Масло водой не отмоешь.
  - А чем его можно отмыть?
  - Бензином, например…
  - А где мы возьмём бензин?
  - Известно где: в бензобаке…
  Пока она вытирает руки, я разбираю снятую деталь и вижу, что фрикционные накладки износились вхлам. Запасных под рукой, конечно же, нет – грошовая, паршивая деталь, а не поедешь!
  - Это серьёзная поломка? - Эми глядит на меня с беспокойством. - Может быть, стоит позвонить «9-11»?
  - Эми, сядь, пожалуйста, на место, - я произношу это негромко, но убедительно, так что Эми тотчас садится в машину и захлопывает дверцу.
  Всё-таки, я лезу в задний багажник – а вдруг, там завалялось что-нибудь, из чего можно сделать хотя бы временную замену? Впрочем, на ней далеко не уедешь – это отнюдь не выход…
  Пока, гремя пустыми канистрами, я роюсь в багажнике, Эми тихонько выбирается из салона, и, встав у обочины, голосует – я замечаю это только когда раздаётся скрип тормозов. Повинуясь волшебной руке моей малышки рядом остановился какой-то белый пикап.
  - Пожалуйста, - начинает Эми...
  Но я уже подбегаю со всех ног:
  - Привет, - я машу рукой. – У нас тут, понимаешь, возникла маленькая проблемка...
За рулём пикапа – какой-то чернокожий паренёк:
  - Вам нужна помощь?
  - Да, - улыбаюсь я, - не мог бы ты сгонять до ближайшего автосервиса? Прокладки сцепления полетели – а запасных нет…
  - Я как раз работаю в автосервисе, - улыбается парень. – Тут, совсем рядом, в Уолле… Давайте, я вас отбуксирую – машину лучше чинить в мастерской…
  - Да понимаешь, какая незадача, - я отрицательно качаю головой, - я уже разобрал трансмиссию! Пока её снова соберёшь – ты, наверное, уже успеешь сгонять… Как тебя зовут? 
  - Дэвид, - улыбается чернокожий водитель пикапа.
  Я улыбаюсь как можно дружелюбнее.
  - А меня - Флинт! Ты не беспокойся, Дэвид, я заплачу сколько нужно – базара нет! Ну так как – сгоняешь?
  - Нет проблем. Ждите через полчаса! – и Дэвид уезжает.
  Я поворачиваюсь к Эми, что босиком на камнях стоит у меня за спиной:
  - Детка, я тебя очень прошу - сядь, пожалуйста, в машину и не отсвечивай! Договорились? 
  Эми в очередной раз садится на своё место. На сей раз она посматривает на меня с весёлым злорадством – похоже ей доставило немало удовольствия увидеть, как я наложил в штаны. Я лезу в багажник, достаю шланг и из бака отсасываю немножко бензина в пластиковый стаканчик. Намочив тряпку, я прошу девчонку отворить дверь и, присев, стираю с её кожи остатки масла.
  - Всё-таки я, когда-нибудь, убегу от тебя, Флинт! – меланхолично замечает Эми, рассматривая свои пальчики.
  Она сдёргивает замасленную бандану и швыряет её на обочину.
  - Даже не пытайся, - отвечаю я. – Если понадобится - я тебя из-под земли достану!
  Я вытираюсь сам и швыряю стаканчик туда же.
  …Полчаса спустя, как и обещал, Дэвид вернулся и привёз запасной комплект прокладок. Я собрался ставить на место снятый блок, и парень тут же с готовностью предложил свою помощь. Совместными усилиями мы водрузили коробку передач на крепления и закрутили все гайки. На прощанье, я щедро рассчитался и крепко пожал его руку:
  - А ты классный чувак, Дэвид! Кстати, подскажи, в этом вашем Уолле есть, где помыться? А то, сам видишь, пока чинили тачку, мы все перемазались…
  - В мотеле, например, - ответил Дэвид. – Как въедете в город повернёте налево. Там увидите автозаправку, а за ней – мотель!
  …Первым же делом, чуть только мы зашли в номер мотеля, я включаю воду и наполняю ванную.
  - Садись! – приказываю я Эми. – Платье выкинь – оно замаслено. Я тебе новую одежду дам.
  - А ты? – спросила она, заметив, что я не собираюсь уходить.
  - А я приму душ, - отвечаю я мрачно, и скинув одежду, лезу в душевую.
  Через дверь, нарочно оставленную открытой, я наблюдаю как Эми, завернув волосы под полотенце, чтобы не намочить, лежит среди пены, точно Афродита, тщательно избегая смотреть на меня, наяривающего мочалкой в душевой. Так мы и делаем свои дела – врозь и молча. Эми не спешит, она, вообще, делает вид, что ей всё пофиг (что, безусловно, не так), а мне чего-то совсем не хочется выяснять, что хочется ей. Мне хочется поскорее убраться из ванной.
  И, выключив воду, я торопливо убираюсь.
  - Ты что, так и уйдёшь? – она тотчас повернула голову и вопросила язвительно. – И даже спинку мне не потрёшь?
  - Сама потрёшь! – швырнув полотенце на вешалку, я хлопаю дверью.
  Эми провела в ванной ещё минут сорок. Когда она вышла, её уже ждал белоснежный костюм для тенниса – майка, коротенькая юбочка и лента для волос.
  - Что это? – удивилась она. – Ты собрался поиграть со мной в теннис?
  - Это чтобы ты носила каждый день! Это сексуально и, вообще, красиво….
  Её становится смешно:
  - Какой полёт фантазии!... Я думала, ты для меня припас эротичное бельё – прозрачную комбинацию, какую-нибудь, или кружевную пижамку…
  - Самое сексуальное бельё, - важно замечаю я, – это когда его нет совсем!
  - То-то ты запрещаешь мне даже трусики надевать! – усмехается она.
  - И буду запрещать! – горячо заявляю я. – Девушки Флинта не носят трусиков!
  Одевшись и обувшись, она придирчиво рассматривает себя в зеркале. Глядя на неё, я отмечаю, не без удовлетворения, что костюм ей понравился. В коротенькой и широкой юбочка, не прикрывающей её бёдра и наполовину, в облегающей майке, с глубоким вырезом, Эми словно помолодела лет на десять и выглядит почти что школьницей. «Всё-таки мы с тобой найдём общие вкусы!» - думаю я.
  - На той стороне автостоянки я заприметил забегаловку довольно приличного вида, – говорю я. – А не пойти ли нам позавтракать?
  Эми глядит на часы.
  - Скорее уж, пообедать… - она аккуратно собрала волосы на затылке и стала обматывать их белой лентой. – А ты, хотя бы, отдаёшь отчёт, что там мы окажемся не одни? Я буду кричать, звать на помощь…
  - Если бы ты, действительно, хотела сбежать, ты удрала бы сразу, как я тебя развязал, - заметил я.
  Завязав ленту, она пристально вгляделась в своё отражение.
  Ты знаешь, - ответила она задумчиво, - я как-то не подумала об этом!
  - Вот и сейчас не думай, - говорю я и, подойдя к Эми, обнимаю её за плечи. – Пошли?
  Она оценивающе посмотрела на меня:
  - Пошли!
  Забегаловка, и впрямь, оказалась местечком довольно опрятным и опрятным на вид, если, конечно, не считать молодых ублюдков, с бритыми затылками и пирсингом на мордах, числом с полдюжины, что толпились у стойки за стаканами, и в них была налита явно не кока-кола. Они довольно нагло посмотрели на нас, стоило только войти, и я пожалел, что затащил сюда Эми. Честно говоря, у меня даже мелькнула мысль убраться подобру-поздорову, но мне было неудобно перед моей малышкой. С невозмутимым видом мы уселись за столиком, к нам тотчас подошла молоденькая официантка и положила пару меню.
  - Что будем заказывать? – спросила Эми.
  - Не знаю… - пожал я плечами. – Пиццу, может быть?
  - Я, пожалуй, возьму лапшу…
  - Это которую, что ли, палочками едят? – поинтересовался я.
  Эми ничего не ответила.
  - А пить что ты будешь? – спросил я.
  - Мне всё равно, - ответила она.
  Я поманил официантку:
  - Две порции лапши и три бутылки «Лайт Лагера»!
  - А не многовато ли будет? – поморщилась Эми.
  - Одна для тебя, - ответил я. – Или ты не пьёшь «Лагер»?
  - Я же сказала: мне всё равно.
  Нам принесли заказ. Ловко, не хуже китаянки, Эми принимается за лапшу. Мне же приходится одну палочку взять в одну руку, а другую – в другую. Я ковыряюсь так и этак, пытаюсь наматывать лапшу на палку, будто это вилка, а кусочки курицы просто насаживаю на острие, как на шампур.
  - Знаешь, всегда мечтал научиться есть палочками! – говорю я Эми, улыбаясь.
  Эми молча откупорила бутылку и, наполнив свой стакан, пригубила пива.
  Тут со стороны стойки раздаётся нарочито громкий ржачь, и я слышу обрывки фразы:
  -… «Повелители Смерти»? Да у них у всех «пусси» вместо члена!
Я тут же оставляю лапшу и пускаю палочку в ход, как зубочистку. Эми встрепенулась.
  Флинт, прошу тебя – не надо! – обеспокоенно просит она. – Давай уйдём отсюда…
  «Ага, малышка, забеспокоилась! - думаю я со злорадством. - Всё-таки я тебе неравнодушен, Эми!»
  Выковыряв из зубов застрявший кусок курицы, я швыряю палочку на стол.
  - Ну что, подонки, - я, не спеша, встаю из-за стола, - желаете проверить, у кого крепче яйца?
  Ублюдки, прекратив хихикать, тут же принимают боевые стойки. В другой раз я бы, конечно, подумал – хотя ни одному из этих козлов явно не исполнилось двадцати, но их всё-таки шестеро! Однако перед Эми я не могу ударить в грязь лицом.
  Один, размотав длинную цепь, хлестнул, целясь мне в шею и лицо, но я парирую, выставив руку. Дёрнув на себя намотавшуюся цепь, я придаю ублюдку максимально возможное ускорение, после чего его челюсть встречает мой кулак - закатив глаза, говнюк падает на пол, выпустив из рук своё оружие – теперь их только пятеро, а у меня, вдобавок, ещё и неплохая цепь.
  Я тут же пускаю её в ход, хлестнув по ногам следующего – тот, опрокидывая стол стулья, с воем летит в сторону, а я, поймав кураж, достаю клинок, потому что украшенный пирсингом главарь со зелёным ирокезом на макушке давно держит наготове своё перо.
  Мы сходимся – в глазах Ирокеза больше нет бравады, он уже пожалел, что связался со мной, но теперь, перед своими дружками, ему тоже нельзя отступать! Издав индейский боевой клич, Ирокез кидается на меня, силясь полоснуть ножом, но я успеваю извернуться, и лезвие моего острого как бритва клинка со всего размаха оставляет на его татуированном лбу красивый идеально прямой автограф – носи, сука, на память!
  Но тут отчаянный крик Эми заставляет меня забыть обо всём:
- Флинт!!!
  Пока мы дерёмся, один из подонков успел наброситься на неё… Бешеный медвежий рык вырывается у меня из груди - оставив противников за спиной, я надвигаюсь на подонка точно танк.
  - А ну, отпусти девчонку, мразь!
  …В следующий миг что-то очень тяжёлое обрушивается мне на голову и валит с ног... Ничком я валяюсь на полу, пытаясь руками заслонить голову от ударов, а их ботинки и их сапоги молотят меня по рёбрам, по почкам, по ногам… Слава богу, меня избивают все четверо, потому что тот, кто схватил Эми, бросил её и присоединился к остальным. Я силюсь подняться, но страшный удар по затылку вновь пригвождает меня к полу…
  - Поднимите его! – раздаётся хриплый голос.
  Это главарь с зелёным ирокезом на башке. То и дело размазывая по лицу кровь, застилающую ему глаза, он подходит вплотную…
  Меня поднимают с пола и ставят на колени. Двое держат за руки, ещё двое стоят сзади – один вцепился в волосы, другой схватился за шею.
  - Что скажешь, «Повелитель Смерти»? – хрипит Ирокез. – Тебе сразу выпустить кишки, или, предварительно, почикать кое-что?
  Я нахожу силы ухмыльнуться:
  - Почикай! – я сплёвываю кровь из разбитого рта. - Желаю убедиться, что ты владеешь пером так же хорошо, как ходишь на горшок…
  Я затаил дыхание: краем глаза я вижу, как Эми, сжимая в руке так и не раскупоренную пивную бутылку, никем не замеченная подбирается к Ирокезу сзади…
  Главарь замахивается, и в тот же миг, зажмурившись, Эми разбивает бутылку вдребезги об его украшенное петушиным гребнем темя! Без звука Ирокез роняет нож падает ничком.
  - А-аа, с-суки!!! – напрягши последние силы, я, рывком, сталкиваю лбами тех двоих, что вцепились в мои руки, и они, звонко стукнувшись друг о друга, валятся как подкошенные.
  Последние двое, не желая дожидаться чем кончится дело, дают дёру – и поле боя стремительно опустело.
  Не рассуждая, я хватаю Эми в охапку:
  - Скорее! Бежим отсюда…
  Эми упирается, но, не слушая, я хватаю её за руку и устремляюсь к выходу…
  - Быстрее!
  Я заталкиваю её в машину и сам прыгаю за руль, после чего, дав полный газ, срываюсь с места. Едва разбирая дорогу, мы уносимся прочь из этого чёртового Уолла. Кажется, можно перевести дух…
  Что-то чувствительно колет меня в жопу. Держа руль одной рукой, другую я запускаю руку в задний карман и сразу же нащупываю телефоны – мой и Эми. Точнее – то, что от них осталось…
  - Параша! – вырвалось у меня невольно.
  - Что-то случилось? – насторожилась Эми.
  Я демонстрирую телефон. Корпус разбит вдребезги.
  - Это, наверное, когда те ублюдки молотили меня по почкам… Случайно заехали…
  - Час от часу не легче, - вздыхает Эми.
  - Н-да… Ремонту не подлежит!
  И, опустив боковое стекло, я кидаю обломки на обочину шоссе…


Глава 15. Мичиган и Энни Блум

«…Когда я увидал Энни в нашем клубе, да ещё и с манжетой Изи на запястье, моим первым желанием было немедля вытолкать её взашей и отвезти поскорее назад в дом отца Блума. А потом найти этого похотливого козла и вколотить его в землю. Млядь, ну, в самом деле, какого чёрта?! Пригласить в наш «Амбар» невинного ребёнка, пускай и двадцати трёх лет, да ещё заставив одеть манжету! Да он просто гад!
Очередная романтическая вечеринка должна состояться только послезавтра, в пятницу, но в нашем «Амбаре» всегда что-нибудь происходит – например стриптиз-шоу, как сегодня. Я отвёл её наверх, в надежде, что она поймёт, что значит быть подружкой «Повелителя Смерти» и что мне не придётся даже её выгонять, а она убежит сама, полная ужаса. Но, чёрт возьми, кто поймёт этих баб? Определённо, они думают не головой, а каким-то иным местом...
С нею произошло то, чего я меньше всего ожидал.
Потрясенная происходящим, она стояла у подиума, красная, как свекла, и млела от вожделения. Я стоял чуть позади и видел, как в такт музыке она проводила кончиком пальца по груди, опуская его глубже и глубже, пока весь палец не исчезал под оторочкой её декольте. И тут я вдруг подумал, что мне ужасно хочется проследить этот путь, указанные её пальцем, своим языком.
И я раздумал её выгонять, а, напротив, страстно захотел её.
Я не знаю, что же так возбудило её, но не сомневаюсь, что, если бы я сейчас, под одежной, коснулся её места между ног, то моя рука ощутила бы влагу. И это сводит меня с ума.
И всё-таки мой внутренний голос советует мне не спешить. То, что Энни завёл стриптиз, ещё не значит, что она готова оказаться между мной и Изи хотя бы на одну ночь.
- Ты этого здесь искала? - спросил я Энни шёпотом.
Её откровенный ответ меня потряс. Если девчонка не желает сопротивляться, то как я могу отказываться? И я её спросил:
- Ты бывала когда-нибудь в парке развлечений, Энни?
Она кивнула и посмотрела на меня своими голубыми глазами. Взгляд её – пристальный и томный - кричит, умоляет чтобы я толкнул её на пол и взял её прямо здесь, при всех. Наверное, именно это заставило Изи оставить Энни свою манжету. И мне тоже хочется последовать за другом и надеть на Энни свой кожаный браслет – их половинки соединятся в наручники – и она уже не сможет оставить нас, принадлежа мне и Изи навсегда.
- Правильный секс подобен поездкам в парке. Он заряжает адреналином и заставляет громко кричать. Ты ведь кричала, когда каталась на американских горках, Энни?
- Я никогда не каталась, - ответила она, и посмотрела вниз, между моих ног.
Этот более чем откровенный взгляд подействовал на меня посильнее прямого прикосновения, и невольно переступил с ноги на ногу.
- Похоже, что в мире есть много вещей, которых ты совсем не знаешь.
- Поэтому я ношу манжету! – Энни снова подняла запястье. - Вот почему я здесь.
Её голос, чуть хрипловатый от волнения, заставляет меня затаить дыхание.
- А ты понимаешь, что надевать эту манжету значит много больше, чем просто наблюдать, как танцуют стриптизёрши? Тебе придётся сесть в вагончик на американских горках, откуда нельзя сойти, пока он не остановится…
- А ты, наверное, в нём проводник? 
Я утвердительно кивнул:
- Изи или я.
Энни прислонила ладонь к моей груди прямо напротив сердца.
- Я хочу этого! - скользнув вниз, её рука и замерла на верхней части моих джинсов.
Широко раскрыв глаза, мы с удивлением уставились друг на друга: я – поражённый её наглостью, она – потрясённая собственной откровенностью. Вновь покраснев, Энни, однако, источала теперь отчаянную решимость.
- Я хочу этого, - повторила она, положив свою маленькую руку мне на плечо.
Я хватаю её за руку.
- Давай выбираться отсюда! – я потащил её к выходу.
Проталкиваясь сквозь толпу, я желал только одного – скорее увести её отсюда, прежде чем разрушительное пламя желания, вспыхнувшее во мне, не сожжёт окончательно последние остатки благоразумия. ещё одно слово, произнесённое ею – и я не ручаюсь за последствия. Кроме того, не хотелось бы попадаться на глаза Изи, взбреди ему в голову заявиться в клуб именно сейчас.
Млядь! Стоило мне только подумать об Изи, как он, лёгок на помине, оказался тут как тут. Мы с Энни были в начале лестницы, когда мой приятель, выскочив из каминного зала, поднялся на первую ступеньку. Глаза его тотчас вспыхнули.
- Что, без меня решили начать?
«Вот дерьмо!» - подумал я.
- Энни собралась уходить, - я провёл ладонью по своим коротко подстриженным волосам. - Я вызвался проводить её. 
- А я уж, грешным делом, подумал, что вы тут шушукаетесь о чём-то... – Изи преодолел лестницу в один рывок. – Ну что, маленькая Красная Шапочка, как насчёт того, чтобы подняться ещё повыше?
- Здесь есть ещё один этаж? – удивилась Энни.
- А то! – подойдя вплотную Изи взял её за руку, внимательно осмотрел браслет, словно желая удостовериться и, как гребаный тур-директор, повёл Энни на следующий этаж. – У нас тут много чего есть…
Мне так хотелось прикрикнуть на него, чтобы он был с нею поосторожнее, что она опасна, что она погубит не только себя, но и его и меня… Но я промолчал, потому что был пойман: она поймала меня за яйца, и смешнее всего было то, что она даже не подозревала об этом...»

  - Н-да, - качает головой Эми, - похоже, ты прав, невинным ребёнком её не назовёшь! Но, вот, наивной девчонкой – пожалуй... Превыше способности разжечь огонь желаний, куда важнее уважение, которое женщина должна заставляет испытывать к себе. Похоть сгорает быстро, оставляя после себя лишь пепел! Лишь уважение остаётся и только его надо ценить!
- Мудрые слова! – замечаю я. – Настолько мудрые, что даже не хочется спорить…
Я стараюсь заглянуть ей в глаза, но Эми старательно избегает моего взгляда. Повернувшись, я сую руку под одеяло и кладу ладонь меж двух округлых холмиков на её груди…
- Нет, Флинт, - качает головой она. – Сначала я дослушаю до конца твою историю! 
- Ну, раз ты так горячо меня упрашиваешь…

  «…Весь четверг я не могу сосредоточиться. Меня преследуют образы танцующих девушек, ощущение большого и жаркого тела Мичигана позади меня, сводящее меня с ума. Я не могу перестать думать о об этом.
До сих пор я не задумывалась о том, что фантазия, существующая только в воображении, может воплотиться. И осознание этого, внезапно пришедшее ко мне в клубе «Повелителей смерти», ошеломило меня…
- Энни, в чём дело? – отец удивлённо смотрит на меня и держит в руках бюллетень для воскресной службы. – Ты допускаешь одну ошибку за другой. Вот, вот тут, ещё вот тут… Что с тобой, Энни? Я тебя не узнаю…
Я, молча, забираю злосчастный бюллетень, где остро отточенный карандаш отца пометил и выделил все мои орфографические огрехи и пропущенные места, и начинаю его переделывать заново. Уже во второй раз.
- Что с тобой, Энни? - повторяет отец, когда я приношу ему третью версию бюллетеня, уже, кажется, без ошибок. - Ты стала очень рассеянной... Ты не заболела?
- Нет, папа, просто я очень устала, - соврала я. – Наверное, вчера я допоздна смотрела фильмы по телевизору.
- Ты, вроде бы, и взрослая, но все же ты мой ребёнок. Сегодня по телевизору не показывают ничего, кроме мерзости. «Горе тем, кто погружаются в пучины, чтобы скрыть свои планы от Господа, которые действуют во тьме и думают: «Кто увидит нас? Кто узнает?»
Если б он мог заглянуть, что творится в моей голове сейчас - бедный мой отец! Ни одно скандальное вечернее шоу, ни один кинофильм, что показывают ночью, дабы – не дай бог – он не попался бы на глаза несовершеннолетним, не сравнится с тем, что происходило в моей душе.
Ни с одним из тех двоих у меня не было телесной близости. Весь остаток времени, что провела с ними в «Амбаре» мы тихо просидели в одной из верхних комнат. Но Изи постарался обрисовать мне на словах, во всей красе, что он хотел сделать со мной: «Я буду целовать тебя от лба до пальцев ног и в каждой точке между ними. Я хочу сосать твои сиськи, пока ты будешь гладить мой член. А пока ты будешь сосать член Мичигана, я съем тебя и начну прямо с твоей вкусной попки. Я хочу, чтобы мы всё время трахались до одури и ослепления. А потом я повторю это снова и снова».
Мичиган пытался урезонить своего приятели: «Она никогда не совала в свой клитор даже пальца, чувак. Чего ты от неё хочешь? Не напирай так на девчонку – она и без того уже вся дрожит».
Но Изи продолжал облизываться, глядя на меня. Напоследок он попросил хорошенько подумать, прежде чем принять взвешенное решение. Потом он вывел меня из клуба.
Теперь мне отчаянно нужен чей-нибудь совет. Я ужасно неопытна и не знаю, означает ли, к примеру, очевидное возбуждение Мичигана, что он хочет именно меня, или он просто был увлечён тем, что мы наблюдали в комнате для стриптиза. Уж больно высок там был уровень феромонов.
Может быть, порасспрашивать миссис Уилкинс? Кто как не она знает своего любимого внука? Но в её доме высока вероятность столкнуться с Изи вновь... И, поразмыслив, я решила отправиться в библиотеку к Пиппе.
- Ты хорошо знаешь «Повелителей Смерти»? – спросила я её.
Поджав губы, она посмотрела на меня задумчиво. «Вряд ли я услышу от неё что-то важное», - подумалось мне.
- Не всех, - сказала она, наконец, после долгого молчания. – Когда Хэнк иногда приводит меня в клуб, они выказывают мне знаки уважения. Но я боюсь, что это лишь до тех пор, пока он остаётся их президентом.
- А что ты мне можешь сказать, к примеру, об Изи и Мичигане? 
Она выключила компьютер и повернулась ко мне лицом.
- Изи - это который ходит с нашивками сержанта? Он неплохой парень. Весёлый, любит поболтать со своими братьями. Мичиган, с которым он обычно держится рядом гораздо более сдержан.
- А что они делает в клубе?
- Изи следит за порядком. Если президент клуба издает указ, его задача заключается в том, чтобы каждый выполнял его. Он также принимает жалобы и передает их Хэнку. Мичиган - рэкетир. Он заставляет признавать волю тех, кто не желает добровольно сотрудничать с «Повелителями Смерти». Изи действует внутри клуба, а Мичиган – вовне.
Пиппа говорит, а её глаза подтверждают, что это не игра, это серьёзно, и даже более чем серьёзно. Пиппа хочет предупредить меня, что это опасные люди, которые далеко не всегда живут и действуют в ладу с законом, и мне придётся принять это во внимание, когда я стану принимать окончательное решение.
- Пиппа, даже не знаю, как тебя спросить… Мне, право, неловко… - мне и правда неловко: потупив взор, я тереблю край своей бледно-голубой блузки.
- Что с тобой, Энни? Можешь спрашивать меня о чем угодно. Я не буду судить тебя.
- Правда ли, что Изи и Мичиган - голубые? Ну, что они спят вместе, как муж и жена…
Улыбка освещает лицо Пиппы.
- На эту тему в клубе частенько подшучивают. Нет, это неправда!
  И тогда я решаюсь перейти к главному, что меня интересует.
- Изи подарил мне манжету. Ну, вы, наверняка, знаете, что это такое… Мичиган же сердится, что Изи пригласил меня в клуб, он даже пытался прогнать меня...
Пиппа с трудом сдерживает смех.
- Я думаю, ты просто боишься Мичигана. Знаешь, как говорят: «Снаружи – сахар, внутри – зефир». А он боится, что ты почувствуешь его мягкую податливую сердцевину. Так что если тебя заинтересовал кто-то один из них, имей в виду, что так или иначе, тебе придётся учитывать и второго.
- Пиппа, ты ведь не собираешься мне сказать, чтобы я, для своего блага, держалась от них подальше?
- Вот так вопрос! Да зачем же мне делать это? - она обнимает меня за плечи. – Я-то знаю, что кто бы что тебе не посоветовал, решение всё равно примешь ты, Энни! Возможно, оно разобьёт тебе сердце, но даже это лучше, чем сидеть дома наедине со своими сомнениями и страхами, ничего не предпринимая.
Перед тем, как покинуть библиотеку, я нахожу в телефонной книге номер Изи и звоню ему. Я могла бы написать письмо, но мне хочется слышать его голос. Сомнения, волнения и даже страх мучили меня, пока мои пальцы нажимали на кнопки.
К счастью, он дома.
- Энни, - говорит он хотя я ещё не успела произнести ни слова. - Это ты, да?
Я киваю, словно он меня видит.
- Да…
Его низкий голос становится ещё глубже.
- Ты хочешь, чтобы я тебя подобрал или сама приедешь?
Нервно и немного смущенно, я говорю, стараясь подобрать правильные слова.
- Мой отец никогда не одобрит, что я встречаюсь кем-либо из «Повелителей Смерти». Я не знаю, что мне делать... 
Он молчит, и я лишь слышу лишь звук его дыхания.
- Прости меня, Изи…
- Не нужно извиняться, - отвечает он. - Я пытаюсь сообразить… Твой старик пропал пару дней, верно?
- Он ездил на пасторскую конференцию в Миннеаполис. Но он уже вернулся.
- Что бы ему такое соврать, чтобы он исчез на одну ночь?
- Если бы кто-нибудь заболел, из его прихожан, и нуждался бы в нём... Или случились бы роды. Однажды он всю ночь просидел у постели роженицы...
- Понятно. Сейчас я что-нибудь соображу! А ты будь дома и жди моего звонка – встречаемся этой ночью...
- Подожди, - почти кричу я в трубку, - Может быть, мне нужно что-то привезти с собой…
- Только себя, моя маленькая Красная Шапочка! – и он вешает трубку.
  Когда я прихожу домой, я застаю отца на кухне, собирающего свою сумку.
- Папа, ты куда-то собрался? - спрашиваю я. 
- Миссис Уилкинс позвонила мне и сказала, что чувствует себя очень плохо. Нужно, чтобы кто-то, кто присмотрел за ней сегодня вечером, а отец Марк, кого она собиралась позвать, оказался слишком занят. Я пообещал, что приеду: все мы – христиане, и это мой святой долг.
Он говорил, а его грудь раздувалась от гордости. Отцу нравится быть нужным, и просьба члена соперничающей общины оказалась именно той кнопкой, которую было надёжнее всего нажать. Правда мне было непонятно, что же такого сделал Изи, что заставил свою бабушку солгать.
  Что ж, я, безусловно, попаду в ад, но, по крайней мере, я не буду там девственницей…»


Глава 16. Эми, Рапид-Сити. Фестиваль танго в «Рашмор-Плаза»

  Впереди показался и Рапид-Сити. Расходомер в баке плавает возле нуля, и поэтому, въехав в город, мы, первым же делом, сворачиваем к ближайшей бензоколонке.
  - Полный бак! – открыв окно Флинт просовывает подошедшей девушке, дежурившей у топливораздаточной колонки, шесть заранее приготовленных купюр с Эндрю Джексоном на аверсе.
  Девушка тут же открывает люк, отвинчивает крышку горловины и вставляет туда пистолет. С негромким стуком работает насос. Не проходит и нескольких минут, как машина заправлена.
  Шевроле тут же трогаюсь с места.
  - Ты, оказывается, богач, - замечаю я. – Целых двадцать баксов на чай!
  - Наличные не мои, - отвечает он. – Перед поездкой я немножечко почистил твои закрома…
  - Подонок! – и мой кулак бьёт его прямо в челюсть.
  Похоже, мой гнев лишь раззадорил его.
  - Не сердись, детка, - улыбается Флинт дружелюбно. – До моих тоже очередь дойдёт. Тем более, у нас теперь всё общее!
Больше всего мне сейчас хочется съездить ещё раз по его наглой морде. Но ушибленный кулак очень болит.
  - Каких «твоих», какое «общее»?! – я искренне возмущена. - Да у тебя за душой никогда не было ни гроша! Это всё мои деньги…
  - Были твои, - напоминает он.
  - Я тебе это обязательно припомню! – я вне себя от ярости.
  Флинт притворно вздыхает:
  - Надеюсь, это случится не скоро!...
  Флинт, не спеша, ведёт мой шевроле по улицам Рапид-Сити. Совсем перестав следить за дорогой, он вертит головой по сторонам, словно надеется увидеть что-то понятное только одному ему
  При этом, он то и дело поглядывает на меня, и мне этот взгляд не сулит ничего хорошего.
  - Что ты на меня смотришь так подозрительно? – не выдерживаю я.
  Он вздыхает:
  - Когда я гляжу на тебя, Эми, я тащусь…
  И вдруг тут машина останавливается.
  Флинт замер, уставившись неподвижными глазами куда-то позади меня. Я обернулась. Справа от машины находится большая автостоянка, что разделяет и мотель, и супермаркет. А позади автостоянки висит громадный красочный рекламный щит, на котором изображена танцующая пара, аршинным заголовком выведена надпись: «ФЕСТИВАЛЬ ТАНГО В РАПИД-СИТИ! Гражданский Центр «Рашмор-Плаза» приглашает посетить юбилейный, двадцать пятый фестиваль по бальному танго! Стать конкурсантом может каждый! Регистрация участников заканчивается 29 июня в 17:00».
  На экране JPS-навигатора высвечивается время - 16:18.
  - Эми! Вот то, что нам нужно! – говорит он.
  Я смотрю на него, потом, обернувшись, на объявление, потом снова на него… Честно говоря – я в ужасе!
  - Да ты с ума сошёл!
  -  Эми! – говорит он возбуждённо. – Неужели ты не умеешь танцевать танго?
  - Не умею! – заявляю я категорически.
  - Да это же очень просто, - заверят он. – Я научу тебя за полчаса!
  Честное слово! Это уже начинает раздражать…
  - Значит так, Флинт… - начинаю я.
  Но он перебивает, не дав договорить:
  - Вот что, детка, - он посмотрел на меня свирепо, давая понять, что больше возражений он не потерпит. - Ты мне недавно поклялась, что будешь слушаться меня беспрекословно! И делать всё, что я тебе скажу!... Вот я и говорю тебе сейчас: мы едем с тобой в «Рашмор-Плаза»!
  Мне не осталось ничего, кроме как обиженно замолкнуть.
  Мы подъезжаем к Гражданскому Центру «Рашмор-Плаза», когда до окончания регистрации на конкурс осталось полчаса. Девушка за столом, куда мы присаживаемся, мило улыбается нам:
  - Пожалуйста, назовите ваши имя, фамилию, место откуда вы приехали и возраст!
  - Флинт Райдер, - отвечает он. – Фортуна, Миннесота, 39 лет.
  - Амелия Грейнджер, - говорю я. – Миннеаполис, 26 лет.
  - У вас есть какие-нибудь документы? – интересуется регистратор, внося в компьютер наши данные. – Водительское удостоверение, например?
  - Мы оба должна предъявить? – уточняет он.
  - Нет, достаточно удостоверения одного из участников.
  - Возьмите, - он протягивает мои права, вытащенные из бардачка. 
Регистраторша быстро заполняет лист:
  - Вы внесены в списки участников. Ваш номер – семьдесят четвёртый! Пожалуйста, проходите вот по этому коридору и поднимайтесь в лифте на второй этаж. Там имеется всё необходимое, чтобы вы могли подготовиться к конкурсу. Напоминаю, что выступления на сцене Театра изобразительных искусств начнутся ровно в 19:00!
  Крепко держа под руку, Флинт ведёт меня по коридору.
  - Флинт, ты сошёл с ума, - я пытаюсь переубедить его, как умею. – Ты не представляешь, что это за конкурс! Здесь выступают профессионалы! А я… никогда в жизни не танцевала танго!
  За два года адвокатской практики я научилась профессионально лгать, и он ничего не заметил…
  - Детка, - улыбается он. – Не переживай раньше времени! Я - почти профессионал – лучший танцор во всей Фортуне! С моей-то помощью ты освоишь танго в пять минут. Поверь мне – там нет ничего сложного…
  - Да?! – усмехаюсь я. - В самом деле?
  - Конечно! – остановившись у лифта, он смотрит немигающим взором, словно хочет загипнотизировать меня. – Помнишь, как я связал тебя в первый раз? Помнишь, как ты тогда без конца брыкалась и всё норовила двинуть мне между ног? Помнишь?
  - Ну, положим, помню, - отвечаю я.
  - Вот! – кивает Флинт обрадованно. – А теперь делай то же самое, только под музыку! Вот тебе и всё танго…
Дверцы лифта распахиваются перед нами, и мы с Флинтом входим в кабину
  На втором этаже, где располагаются гримёрки, мы немедленно оказались в руках помощников. До начала шоу остаётся чуть больше двух часов, поэтому всё дальнейшее происходит в бешеном темпе – выдав полотенце и халат, меня немедленно отводят в душ, после чего я тотчас оказываюсь у парикмахера. Пока он ловко орудует феном, всего за пять минут тщательно просушив и уложив мои волосы, костюмер – женщина, лет сорока - подбирает для меня костюм и, не успеваю я опомниться, как она уже приглашает меня пройти в примерочную. А ещё спустя немного времени, когда костюм и танцевальные туфельки сидят на мне, точно влитые, настаёт черёд гримёров, накладывающих макияж. Миновало лишь полчаса, а я уже вновь рядом с Флинтом – в зале для занятий танцами с зеркалом во всю стену, балетным станком у другой стены и толстым синтетическим покрытием на полу, гасившем звук шагов. Помимо нас тут разминаются ещё несколько пар, магнитофон в углу на стуле играет мелодию «Кумпарситы» Родригеса.
  Честного говоря, я была слегка обескуражена видом своего партнёра – гладко причёсанный и прилизанный, в стандартном чёрном костюме с номером на спине, с длинными рукавами, скрывшими его татуировки, он казался мне каким-то нелепым и странным цивильным господином, а вовсе не тем грубым мачо, каким до сих пор я привыкла его видеть. Пожалуй, отметила я не без злорадства, ему пришлось пойти на большие жертвы, чем мне! Единственным, что напоминало прежнего вице-президента «Повелителей Смерти» была его никогда не бритая щетина на лице – наверное, Флинту пришлось бить по рукам парикмахера, чтобы отстоять её, и жалко. что я не была свидетелем этого, безусловно, восхитительного зрелища.
  - Ты ещё не разочарован? - улыбаюсь я ему.
  - Чтобы я разочаровываться так быстро?! – усмехается он, и берёт меня за обе руки. – Итак, принимаем правильную позицию! Руки держим так, ноги – вот так, голову - прямо и смотрим вот сюда… Пошли! Прямо смотри, смотри прямо!
  Сейчас он точь-в-точь учитель танцев…
  - Шаг! Ещё… Ещё! Поворот! Голову выше! Чего ты лыбишься? Лыбишься чего?! Улыбаться будешь, когда я тебе скажу и туда, куда я тебе покажу!.. – как всякий строгий педагог, он был не на шутку сердит.
  Я и правда не могу сдержать улыбки – уж больно усердно он взялся меня учить. Уже через несколько минут я начинаю вспоминать старые, казалось бы, давно и напрочь позабытые восемь базовых шагов, а потом музыка полностью захватывает меня, и я уже не иду – я летаю, готовая оторваться от пола, и мне не нужны никакие подсказки…
  - Браво, Эми! – он резко бросает меня вниз и снова поднимает. - Ты прекрасна, умница моя! Так держать!!!
  Флинт буквально захлёбывается от восторга и гордости за такую способную ученицу, что буквально налету схватывает все его наставления:
  - Я же говорил, что ты освоишь танго за пять минут!
  Один из танцующих, что разминался вместе с нами, подошёл к магнитофону и остановил музыку, желая сменить запись. Это была «Эль Чокло».
  - Ага! – оживился Флинт. – «Та-тара-тара-та, та-тара, тара-та-та… та-тара-тара-та-та-тара-тара-та-та…» Я её хорошо знаю!
  Не зная названий, Флинт узнаёт музыкальные произведения исключительно по их тактам.
  - «Эль Чокло», - говорю я. – Или, по-нашему, «Кукурузина».
  - Точно! – кивает он. – Мексиканская мелодия.
  - Аргентинская, - поправляю я.
  Он глядит на меня с некоторым подозрением:
  - Что, в натуре?
  В ответ не могу скрыть улыбки. Он щурится, свирепо раздувая ноздри:
  - Может, ты и танцевать умеешь?!
  - А ты всё ещё не догадался?
  - Так, Эми! – голос его суров, но лицо до того забавно, что меня разбирает смех. - За каким хером ты…
  - Ну я же женщина, Флинт! – перебиваю я. – Должна же я немножко поломаться, прежде чем скажу «да»?
  - Так, к чёрту! – он топает ногой. – А ну, становись в позицию! Руку давай! Держи корпус прямо! И, пошли! Раз, два, три... Раз, два, три... Раз! Следи за ритмом! За ритмом следи!…
  Мы снова продолжаем разминаться, и краем глаза я, не без удовлетворения, отмечаю, что за нами пристально наблюдают. Мы вызываем неподдельный интерес у присутствующих – видимо, они увидели в нас достойных внимания конкурентов. Что ж, это неплохо!
  Мы успеваем сделать несколько проходов, когда кто-то опять выключает магнитофон. Музыка останавливается – останавливаемся и мы. Я тяжело дышу от затраченных усилий и подступившего волнения.
  - Так-так! – к нам спешит какой-то мужчина, лет сорока, в костюме конферансье. - Я гляжу, вы время зря не теряете! Позвольте представиться – Рик Уайт, ведущий сегодняшнего шоу. Я тут пробегал мимо и взглянул украдкой, как вы готовитесь…
  - Очень приятно, - я подаю ему руку. – Амелия Грейнджер!
  Флинт протягивает свою руку:
  - Флинт Райдер!
  - Как я понимаю, это ваш псевдоним, - замечает ведущий, пожимая руку моего партнёра.
  - Псевдоним, - кивает Флинт, - но, как я понимаю, и Рик Уайт тоже не совсем настоящее имя… 
  - О, да! – Рик Уайт заразительно смеётся, сияя ослепительно-белыми зубами – Тут вы попали в точку!...
  - А не могли бы вы, хотя бы вкратце, рассказать нам о том, что здесь будет? – спрашиваю я шоумена – Понимаете, мы первый раз участвуем в конкурсе такого уровня…
  - Охотно! – Рик Уайт кивает головой. – Первые два тура – квалификационные. Участники должны продемонстрировать для членов жюри уровень владения техникой. Те, кто получат наивысшие оценки пропускаются в следующий тур. Индивидуальные выступления начинаются с третьего тура. К нему допускаются шестнадцать пар в четырёх группах. Каждая исполняет какой-нибудь один обязательный танец. Ну, а дальше – полуфинал и финал. Там пары исполняют произвольный танец по своему выбору. Вот, примерно, что вас ожидает. Я вас не очень напугал?
  - До встречи в финале! – сказал Флинт, всячески демонстрируя, что он не испуган.
  Что касается меня, то, если честно, я более чем напугана. Какой там финал – до третьего тура бы дойти…
  - Что ж, и вам того же! – Рик, рассмеявшись похлопал Флинта по плечу. – Я, почему-то уверен, что обязательно увижу вас в финале, ребята!
  И конферансье удалился…
  Я, молча, пытаюсь переварить информацию. Флинт тихонько берёт меня за подбородок:
  - Посмотри на меня, Эми, - проникновенно шепчет он. – Всё у нас получится с тобой… Ты мне веришь?
  Я, молча, смотрю ему в глаза… 
  Не дожидаясь моего ответа, он в очередной раз берёт меня за руки, заставляя принять танцевальную позицию – и вот мы уже снова танцуем, на этот раз без музыки. Музыка теперь звучит у нас в головах – одна, общая, для меня и для него…
  …Час спустя, мы с Флинтом уже стоим за кулисами Театра изобразительных искусств и пристально следим за тем, как на сцене стартует первый тур. Традиционно поприветствовав публику, Рик Уайт представляет участвующие пары, громко оглашая их одну за другой – и те тотчас появляются из-за кулис, занимая заранее назначенное место в нарядной и яркой, сверкающей блёстками карусели, пока ещё неподвижной, что постепенно выстраивается на подиуме. Удивительно – как он держит в голове столько номеров, имён и фамилий, названий городов и штатов – участников на сцене больше тридцати, а Рик говорит без бумажки – быстро, чётко, без единой заминки.
  Теперь для меня стала более-менее очевидна технология начавшегося действа. Вот эти сияющие, улыбающиеся публике танцоры, что один за другим выходят на танцпол, чтобы спустя несколько минут старательно продемонстрировать судьям и зрителям, на что они горазды – в большинстве своём они любители, и всем им вскоре предстоит отсеяться: кому в первом туре, а кому во втором. Только в третьем туре развернётся настоящая борьба, и, само собой разумеется, развернётся она между настоящими профи, испытанными мастерами танго – они зарегистрировались на этот конкурс уже давно, может быть, ещё полгода назад, получив заветные номера из первой дюжины. Сейчас они затерялись в огромной толпе конкурсантов, но судьям наверняка хорошо известно, под каким номеров выступает каждый из этих претендентов на финал, и свой проходной балл у любого из них уже лежит в кармане. Если кому-нибудь из непрофессионалов, вроде нас с Флинтом, и посчастливиться затесаться в их ряды – то это будет одна или две пары, которым, каким-то невероятным чудом, случайно повезёт…
  Торжественно возвещая начало конкурса, Рик, жестикулируя точно актёр, играющий особо драматичный момент:
  - Херардо Родригес, «Ла Кумпарсита»!
  Гремят аплодисменты огромного зала, где собралось, наверное, не менее полутора тысяч человек… Дирижёр взмахивает смычком – и вот уже большой оркестр гремит, играя столь хорошо мне знакомую мелодию, а пары на сцене одновременно приходят в движение. Их траффик на танцполе, на первый взгляд, кажется замысловатым и хаотичным, но свой чёткий закон есть и в этом беспорядочном мельтешении – в общем хороводе все движутся против часовой стрелки, и, проходя с по подиуму вдоль правой его стороны, каждая из пар слегка замедляет шаг, чтобы члены жюри, сидящие в первом ряду, могли бы по достоинству оценить её технику и артистизм.
  - Ну что, Эми, - Флинт крепко обнимает меня за плечи, - не ударим в грязь лицом, а?
  - Иди ты к чёрту! – шепчу я сердито в ответ.
  Но в душе у меня уже пылает огонь отчаянной решимости. Я не привыкла сдаваться так просто. И если здесь, ещё до начала соревнований, кого-то уже заранее назначили в победители, то я буду оспаривать это решение до конца!
  Семь минут, что длится выступление, пролетают как один миг. Оркестр отыграл последний аккорд, под овации зала танцоры раскланиваются, а Рик Уайт уже снова выходит к микрофону:
  - Дамы и господа! Встречайте вторую группу участников нашего конкурса! Уильям и Виктория Симпсоны, город Денвер, штат Колорадо –номер два! Мистер Александр Кроу и мисс Элизабет Росс, город Филадельфия, штат Пенсильвания – номер четыре! Мистер Чарльз Хейзер и мисс Алисия Кэрри, город Чикаго, штат Иллинойс – номер шесть… 
  Ведущий шоу оглашает имена участников – по-прежнему быстро, чётко, без запинки – и они, встречаемые овацией, выходят на танцпол и занимают отведённое им место. И раз от раза в душе нарастает волнение… 
  - Флинт! – негромко зову его я.
  - Что, Эми? – так же негромко отвечает он, наклонившись ко мне.
  И тогда я, зажмурившись, тянусь к нему и, коснувшись губами его колючей щетины, целую его в щёку. Опешив, мой партнёр таращит глаза – уж чего-чего, а подобного он от меня ожидал меньше всего…
Я моментально отворачиваюсь:
  - Это так… На удачу!
  - Мистер Флинт Райдер, город Фортуна и мисс Амелия Грейнджер, город Миннеаполис, штат Миннесота – номер семьдесят четыре! – объявляет ведущий.
  И, взяв под руку, Флинт ведёт меня на сцену…
  Нам хлопают – но вяло. Наш номер – семьдесят второй – говорит публике сам за себя. Победа нам не светит, а коли так – зачем зря аплодировать? Мы встаём на последнее, оставшееся незанятым место, и…
  - Анхель Вильольдо, «Эль Чокло»! – объявляет Рик Уайт название танца.
  Шоумен стремительно покидает подиум, а дирижёр взмахивает палочкой…
  Я словно погружаюсь в морские волны – и я борюсь со стихией, но ещё сильнее я борюсь сама с собой. Твёрдая рука Флинта ведёт меня, и я, сначала с неохотой, а потом отбросив все сомнения, решительно и безоглядно, доверяюсь ей. Я почти не вижу его глаз – я должна чётко следить за поворотом своей головы – но краешком глаза я всё-таки ухитряюсь следить за ним и вижу, что он тоже следит за мной и подмигивает мне: «Ты молодец, Эми! Не бойся ничего – слушай лишь меня и музыку! Держи ритм, Эми, держи ритм…»
  …Держи ритм!... Следя за мной, Флинт перестаёт следить за соседними парами, а они сначала незаметно, а потом всё более очевидно начинают нас потихоньку оттирать. Конкурентам очень хочется вытолкнуть нас из траффика, а танцевать, выбившись из ряда, запрещено правилами. За такое, даже если и не дисквалифицируют сразу, то, во всяком случае, о хорошей оценке можно сразу позабыть!
  Соседняя пара под номером шестьдесят восемь преследует нас особенно упорно – как бы невзначай, они подрезают нас настолько откровенно, что Флинт, на мгновенье повернувшись, негромко рявкает на них. Он корчит жуткую гримасу, и пара под номером шестьдесят четыре тотчас опасливо ретируется – путь свободен.
  Но я сбиваюсь с ритма - один раз, а потом ещё. Залившись краской жгучего стыда, я пытаюсь вернуться в такт и совсем перестаю замечать партнёра. С отчаянием Флинт пытается вернуть меня в чувство: «Ты что делаешь! Взгляни на меня! Соберись!» В движении танца он грубо и резко встряхивает меня, и я, пересилив себя, продолжаю танцевать до конца…
  Отыграв последние аккорды, оркестр останавливается, я приседаю и кланяюсь аплодирующему залу в почтительном реверансе. Но на самом деле мне сейчас хочется провалиться сквозь землю… Я сбилась с ритма, я провалились – для меня всё кончено… Я торопливо спешу за кулисы, чтобы дать волю слезам…
  - Хорош хныкать! – шипит меня Флинт. – Распустила нюни, баба! Ну оступилась раз – и что?! В другой раз не оступишься…
  - Не будут другого раза, - шмыгая носом, угрюмо отвечаю я. – Нас не допустят в следующий тур.
  - Говорю тебе: ещё не вечер! – свирепо рычит Флинт. – А с этими падлами, я сейчас разберусь. Я покажу им, сука, как нас подрезать!...
  Он стиснул свои кулачищи. Я торопливо хватаю его за рукав:
  - Стой! Ещё не хватало, чтобы ты затеял здесь драку!
  Слышны чьи-то торопливые шаги. Мы дружно поворачиваем головы – к нам подбегает какая-то девушка:
  - Я помощник ведущего, меня послал Рик! Срочно идите за мной!
  - Куда? – спрашиваем мы хором.
  - На сцену, - говорит девушка. – У вас одинаковый балл с парой из первой группы. Сейчас зрители должны решить, кому из вас пройти в следующий тур!
  Флинт тотчас о чём-то задумался:
  - Иди за ней! Я догоню!
  - Что ты задумал, Флинт? – встревожилась я.
- Иди! – подталкивает он меня, - не рассуждай!
  Я спешу за помощницей ведущего и, не без ужаса, гадаю, что затевает Флинт? Неужели он и впрямь решил набить морду тем двоим?! Господи, только бы не это!...
  У самого края сцены я останавливаюсь Рик Уайт у микрофона:
  - А сейчас, дамы и господа, минутку внимания! Так получилось, что в первом туре сразу две пары набрали одинаковое количество баллов. В следующий тур должна пройти только одна из них: увы – таковы правила! Теперь дальнейшую судьбу участников решаете вы, почтеннейшая публика! Итак, я приглашаю выйти на танцпол...
  К нам торопливо подбегает Флинт:
  - Ну как?
  Я гляжу на него с нескрываемой тревогой…
  -… А также мистера Флинта Райдера и мисс Амелию Грейнджер – пару под номером семьдесят четыре! – объявляет ведущий.
  - Пошли! – Флинт берёт меня под руку.
  Мы стоим на танцполе – я и Флинт по правую руку от ведущего, а наши конкуренты – по левую. Кожей я чувствую, как тысячи глаз пристально всматриваются в меня. Сейчас решится наша судьба…
  - Итак, - объявляет Рик, прошу голосовать!
  И тут по залу пробегает вздох всеобщего изумления. Я не понимаю, в чём причина, но тут, повернув голову, вижу, что Флинт расстегнул пиджак с номером на спине и небрежно закинул его на плечо. А под пиджаком…
  Оказывается, в своё отсутствие он успел закатать рукава белой рубашки! И теперь весь зал видит татуировки его на брутальных руках... Операторы, снимающие конкурс для телеканалов, спешно разворачивают объективы телекамер. Боже мой, Флинт - ты гений!...
  - Голосование окончено! – Рик Уайт выдерживает эффектную паузу, от которой замирает сердце. – Большинство голосов отдано… За пару под номером семьдесят четыре! Мистер Флинт Райдер, мисс Амелия Грейнджер, - вы продолжаете участвовать в нашем шоу!... Пожалуйста, возвращайтесь за кулисы и готовьтесь к следующему туру конкурса!
  Он улыбается и снова, тайком от телекамер, к которым он на миг поворачивается затылком, подмигивает нам…
  За кулисами мы переводим дух.
  - А всё-таки, твой приём недозволенный, - говорю я Флинту.
  - Я позволил себе его применить, поскольку ты подкачала! – сурово ответил он, застёгивая пиджак. – Но имей в виду: если ты и в следующем туре не удержишь ритм, то никакие татуировки нас больше не спасут! 
  - Я больше не подведу! – обещаю я, и понимаю, что должна сдержать это обещание, чего бы мне оно ни стоило.
  Я вновь сосредотачиваюсь, преисполненная отчаянной решимости. Ничего не случилось, не было никаких промахов! Я снова – уверенная в себе, отчаянно-храбрая мисс Грейнджер, какой многие привыкли меня видеть в зале суда – одни как свою последнюю надежду, другие – как лютого врага, способного обратить во прах любые их хитроумные козни. Выпрямив спину, с гордо поднятой головой я прохожу мимо толпящихся за кулисами конкурентов и не без удовлетворения ощущаю на себе их пристальные взгляды. Меня боятся – значит, я всё делаю как надо!
  Перерыв между турами длится всего десять минут. И вот пары, повинуясь голосу ведущего шоу, вновь выстраиваются на подиуме. Теперь их всего тридцать две, а спустя семь, с небольшим, минут, что длится выступление на сцене, их останется только шестнадцать.
  - Якоб Гаде! – объявляет Рик Уайт. – «Джалоизи»!
  Оркестр грянул, и мы двинулись… Танго – танец страсти, в котором отражены всё, что происходить между мужчиной и женщиной, их жажда близости, их ссоры и примирения, их ревность, ненависть и любовь. И всё что в повседневной жизни человек держит глубоко внутри, всё, в чём он не смеет признаться никому, и даже самому себе, – об этом самом сокровенном можно сказать на языке танго. И мне, конечно же, есть что сказать моему партнёру.
  Я не согласна, когда утверждают, что в танго женщина должна полностью покоряться мужчине. Она, должна довериться, открыться, согласиться быть ведомой и следовать за ним. Но каждый мужчина должен знать, что сущность женщины – стихия, подобная воде и ветру, и как бы он её не держал, как бы крепко не сжимал в своих объятиях, она просочится у него меж пальцев и навсегда исчезнет, если он не сможет покорить её сердце. Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась с тобой, Флинт? Услышь меня, заставь моё сердце полюбить – и я стану твоя!
  Флинт ведёт меня, то ускоряя, то замедляя шаг, стараясь держать моё левое плечо чуть ближе к себе, а правое – чуть дальше. Ощущая его твёрдую руку, отточено, чётко я следую в ритме салиды, а когда он со всей своею силой безжалостно сгибает и мнёт меня, словно желая сломать хребет, я, будто упругая стальная пружина, упорно распрямляюсь, чуть только ослабевает его хватка, и тогда в его дыхании, его прикосновении, в уголках его глаз я читаю беззвучное, но явственное одобрение: «Молодец, Эми! Ты молодец, Эми!»
  При этом он как-то ухитряется следить за соседними парами, которые не оставляют своих попыток подрезать нас. Особую назойливость проявляет старая знакомая пара под номером шестьдесят восемь, за что-то очень крепко невзлюбившая нас. Но Флинт начеку.
  Оркестр играет, не останавливаясь уже несколько минут. Во втором туре выступающим аккомпанируют уже не только одни музыканты – у микрофона стоит солист, и по знаку дирижёра его голос тоже включается в музыкальный строй:
«…I fear that the music will end,
And shatter the spell it may lend!
To make me believe when your eyes just deceive,
And it's only the tango you love…
It's only the tango that you love!»
  …Танец приближается к концу, когда Флинт внезапно, ничем не предупредив, вдруг отрывает меня от подиума и, описав полукруг, снова ставит на пол. «Что ты делаешь?!» - поворачивая голову я успеваю послать ему глазами немой вопрос. «Потом! Потом!» - отвечает он так же беззвучно. И тут танец заканчивается – мы останавливаемся, чтобы поклониться публике, обрушившей на нас бурю оваций.
  - Что ты наделал, - торопливо вопрошаю я, когда мы проходим за кулисы, – в квалификационном туре поддержки запрещены! Нам снизят баллы…
  - Подлая сука! – побледнев от бешенства, Флинт говорит вполголоса, но я отлично вижу, какая ярость клокочет в нём сейчас. – Она пыталась подставить тебе подножку!
  - Подножку?! – опешила я.
  - Да!!! Я подхватил тебя, чтобы ты не споткнулась! Ну всё! Теперь я точно пересчитаю зубы этого пидора! А его ****ине сломаю ногу!
  К нам, однако, уже спешит Рик Уайт.
  - От имени организаторов шоу, спешу принести извинения за этот инцидент. Судьи уже предупреждены – уверяю вас, что происшествие останется без последствий и не повлияет ваш на итоговый балл! К сожалению, конкуренция не всегда бывает честной, – Рик печально вздыхает.
  - Ну, вот видишь: всё обошлось! – обняв Флинта обеими руками, я буквально повисаю на нём – не столько для того, чтобы выразить свою радость (а я, конечно же, рада), сколько затем, чтобы вице-президент «Повелителей Смерти» не устроил драку за кулисами.
  Только драки нам не хватало!
  - А их, надеюсь, теперь дисквалифицируют? – интересуюсь я у Рика.
  - В этом нет необходимости, - качает головой шоумен. – Скажу по секрету, что пара под номером шестьдесят восемь не проходит в третий тур… А вы проходите!
  - Ура!!! – я, уже вполне искренне, бросаюсь на своего партнёра и начинаю его обнимать. – Флинт, ты слышал?! Мы проходим в третий тур!
  - Эми, - усмехается он. – Ты радуешься, словно мы уже в финале!
  - А в финал мы тоже выйдем! – заявляю я убеждённо.
  Пока мы радуемся, Рик успевает исчезнуть, а взамен появляется девушка-ассистент. Она поманила нас пальцем:
- Пожалуйста, на жеребьёвку!


Глава 17. Эми, Рапид-Сити. Фестиваль танго в «Рашмор-Плаза»

  …Шестнадцать счастливчиков, прошедших чистилище квалификации, вновь собрались в танцзале второго этажа. Один за другим, они подходят и тянут жребий из мешочка, что держит в руках девушка-ассистент, громко называя танец, значащийся на карточке: «Кичо»… «Я околдовала тебя»… «Пор Уна Кабеза»…
  В мешке остаётся только одна карточка. Ассистент достаёт её и протягивает мне.
  - Этот жребий ваш, – говорит она. – Запомните: «Роксана»!
  Её помощница записывает данные в ноутбук.
  - Итак, все участники помнят, в какой они четвёрке? Через двадцать минут первая четвёрка должна быть на сцене, - напоминает всем ассистент. – Остальные могут продолжать готовиться к выступлениям!
  Ассистент уходит, Флинт тихонько обнимает меня за плечо.
  - «Роксана», это что за мелодия? – интересуется мой партнёр.
  Тихонько я напеваю ему первые аккорды.
  - А-а! – он кивает. - Слыхал…
  - Это песня из репертуара Стинга. Она посвящена одной девушке… Она была… проституткой, - я поворачиваюсь к нему лицом. – Стинг познакомился с ней в одном из парижских отелей, когда был на гастролях во Франции, и она очаровала его настолько, что за один вечер Стинг написал песню в её часть. А теперь это музыка для танго!
  - Ну что ж, - но нежно проводит ладонью по моей щеке, - пусть нам поможет Роксана!
  В дверях показался костюмер:
  - А что вы стоите? Идёмте, будем примерять костюм.
  - Так ещё почти целый час, - удивляется Флинт, взглянув на висящие на стене часы.
  - Подбирать и подгонять костюм надо не спеша, - заметила костюмер наставительно. – Кстати, девушке, заодно, необходимо сменить и причёску!
  Я снова отправляюсь к парикмахерам, костюмерам и гримёрам, которые - на сей раз медленно и терпеливо - превращают меня в Роксану… И когда час спустя я смогла как следует рассмотреть себя в зеркале, то я едва узнаю себя в своём новом обличии, а Флинт, уже ожидавший меня за дверью не может удержаться от комплимента:
  - Какая же ты, всё-таки, классная, Эми! Да не отсохнет вовек мой член, но ты мне нравишься всё сильнее и сильнее! 
  Даже сквозь слой грима видно, как я краснею:
  - Флинт, ну хоть здесь-то воздержись…
  - А в душе ты прежняя, - замечает он в ответ.
  - Вот именно, - киваю я. – Кем бы мне не пришлось стать, я всегда останусь Амелией Грейнджер!
  И вот мы уже стоим за кулисами, в ожидании, когда ведущий объявит наш номер: примерки, макияж, репетиции, которыми мы занимались буквально до последней секунды – всё позади.
  - Дамы и господа, встречайте - пара под номером семьдесят два! Флинт Райдер, город Фортуна, и Амелия Грейнджер, город Миннеаполис, штат Миннесота! – объявляет Рик Уайт. – Стинг, «Роксана»!
  Дирижёр взмахнул смычком, и с первыми аккордами музыки я появляюсь из-за кулис уверенным и гордым шагом. Я – Роксана, я – проститутка, но добиться меня не так-то просто! За деньги я не продаюсь любому, а только тому, кого выберу сама.
  Этот номер мы с Флинтом успели отрепетировать несколько раз все последние минуты, что у нас ещё оставались.
  Вот он выходит мне навстречу, останавливается и совершает амагуе – обманное движение, желая поманить меня, чтобы бросить и пройти мимо. Но я не поддаюсь на его уловку, и тогда он бросается на меня, хватает за руку…
  …Наш танец бешен и дик. Он хочет власти надо мной – я желаю свободы. Ни я, ни он не намерены уступать. Всё то, что нам с Флинтом довелось пережить за эти безумные сутки – моё похищение, моё изнасилование, моё бегство и новый мой плен – всё это мы повторяем сейчас. И пусть публика не понимает до конца, что происходит, видя в нашем танце лишь игру, но мы-то с Флинтом отлично знаем, что мы хотим сказать друг другу.
  «Ты моя, Эми! Ты должна быть моей! Женщине уготовано покоряться – тебе придётся подчиниться мне!»
  «Я не люблю тебя, Флинт, и ты это отлично знаешь. И ты можешь сколь угодно бравировать своей силой, можешь сколь угодно меня принуждать – тебе не покорить меня, потому что я покоряюсь только любви – своей любви!»
  Солист, что стоит на подиуме рядом с оркестром аккомпанирует нам:
«Roxanne,
You don't have to put on the red light…
Those days are over,
You don't have to sell your body to the night…
Roxanne,
You don't have to wear that dress tonight…
Walk the streets for money,
You don't care if it's wrong or if it's right…
Roxanne,
You don't have to put on the red light…
Roxanne,
You don't have to put on the red light!»
  Солист повторяет и повторяет слова о красном свете, имея в виду совершенно иное, но для Флинта он означает только одно – мой отказ. И он готов убить меня, чтобы умереть вместе со мной – потому что выхода для него нет…
  И вот последние аккорды песни. Преисполненный отчаяния Флинт держит меня на руках, когда наш танец замирает. Номер окончен. Мой партнёр нехотя ставит меня на пол, чтобы я и он могли раскланяться перед публикой. Зал ревёт от восторга, и Рику Уайту не хватает всей мощи микрофона, чтобы поприветствовать нас.
  - Мистер Райдер, мисс Грейнджер! Вы – великолепны! Это была, пожалуй, лучшая «Роксана», из всех, увиденных мной сегодня!... А сейчас минутку внимания… Дамы и господа, я прошу тишины! – с волнением Рик поправляет бабочку. – Оценки пары номер семьдесят четыре!...
  Наступает тишины, и судьи, сидящие в первом ряду, выставляют оценки…
  - Да! Да!! Да!!! – Рик кричит от восторга. – Почти все судьи поставили высший балл! Мистер Райдер, мисс Грейнджер – вы безоговорочно проходите в следующий тур!
Не в силах сдержать восторг, мы обнимаемся. Только один судья снизил нам оценку! Флинт целует меня, я утираю слёзы – но это слёзы радости. За кулисами, нас уже поджидает девушка-ассистент:
  - Извините, что я помешала вам, но это необходимо. У меня для вас две новости – хорошая и плохая…
  - Давай, начиная с плохой! – машет рукой Флинт.
  - Плохая новость в том, что в полуфинал вы поставлены выступать первыми. У вас почти не остаётся времени на подготовку.
  - А в чём состоит хорошая новость? – спрашиваю я.
  - Хорошая новость в том, что с полуфинала участник сам выбирает номер для исполнения. А поскольку вам выступать первыми, то и право первого выбора за вами. По правилам, участник может выбрать только тот танец, который сегодня ещё не исполнялся, и который не выбрали другие участники. Итак, что вы будете исполнять?
  Я на мгновение задумалась.
  - «Либертанго», - сказала я.
  Ассистентка достаёт из кармана блокнот и что-то в нём помечает:
  - Отлично! Тогда, может, вы назовёте и то, что вы собираетесь танцевать в финале? Я понимаю, что вы можете и не выйти в финал, но, на всякий случай, мне нужно знать. 
  - «Как танцуют танго», - назвала я, не раздумывая.
  - Поняла, - кивнула ассистент. – Второй?
  Я задумалась.
  - «Голден Эйдж», - сказала я, подумав. - Это из балета Шостаковича.
  Ассистентка кивнула:
  - О кей! Ну, что ж, эти три танца закреплены за вами. Переодевайтесь! И, пожалуйста, поторопитесь: следующий тур уже через двадцать минут!
  Девушка убежала, а Флинт тронул меня за плечо.
  - Это что ещё за «Голден Эйдж»? Я такого вообще никогда не слыхал!
  - Давай сначала переоденемся, - сказала я. – В следующем перерыве между турами я отыщу для тебя ролик в Интернете…
  …Двадцать минут пролетели как два мгновенья. Мы снова выходим на сцену, и меня опять невозможно узнать – теперь я принцесса. Хотя, наверное, для принцессы мой наряд чересчур откровенен – на мне длинное красное платье, но сбоку его украшает разрез высотой почти до талии – пожалуй, слишком эротичный. Скорее я – фея, вроде той волшебницы, что околдовала Одиссея и его спутников.
  - Астор Пьяццолла, - возвещает Рик Уайт. – «Либертанго»!
  Если исполняя «Роксану» мы вспоминали наше прошлое, то теперь мы прикасаемся к будущему – тому, которого хотим. И снова спорим, потому что хотим мы разного: стихия Флинта – камень, тяжёлый и твёрдый, неподвижный, вечный, моя стихия – огонь, и моё платье, развевающееся в стремительном порыве танца подобно лепесткам бушующего пламени. Снова, раз за разом, он пытается заключить меня в рамки, в пределах которых мне предназначено существовать, а я всякий разрушаю их, не желая жить по чуждым мне законам и установлениям.
  …Устав от бесконечной борьбы, мы отталкиваем друг друга и оказываемся в противоположных концах сцены – но божественная музыка Пьяццоллы, что продолжает звучать, незримо соединяет нас, она сближает нас, притягивает, и как бы нам ни хотелось обратного, мы вновь движемся навстречу, заключаем друг друга в объятия – и вот уже огонь пылает в каменном очаге…
  …Музыка внезапно обрывается! Флинт и я стоим, припав на колено, и две наших руки обнимают друг друга, а две другие взвились вверх в стремительном порыве – и в этой позиции мы замираем. На сцене на мгновение гаснет свет, а когда он вспыхивает вновь – мы уже стоим, принимая овации публики… Но тут оркестр начинает играть снова, доигрывая последние такты, и возобновляем наш танец, уже слившись воедино – и вот, наконец, наше выступление окончено. Пьяная от усталости и волнения, задыхающаяся от не сходящего напряжения, помутневшими глазами я гляжу на зал и, не веря им, вижу, как люди поднимаются с мест, чтобы аплодировать нам стоя…
  - Это были Флинт Райдер и Амелия Грейнджер – пара номер семьдесят четыре! – на сцене, как-то совсем незаметно для нас, вновь появился Рик Уайт. – А сейчас минутку внимания, дамы и господа! Оценки жюри!
  Зал замирает, и мы замираем от страха и нетерпения.
  - Да!!! Да!!! Все судьи единодушно ставят вам высший балл!!! – голос Рика едва различим в буре всеобщего восторга. – Это не просто выход в финал! Вы – лидеры сегодняшнего конкурса! Это серьёзная заявка на победу! Поздравляю вас!
  Повернувшись, шоумен пожимает нам руки…
  Поддерживая за плечи, потому что я едва держусь на ногах – до того меня шатает, Флинт уводит меня за кулисы.
  - Присядь! – он находит для меня стул.
  Я, как могу, пытаюсь перевести дух.
  - Пожалуйста, - я обращаюсь к людям, суетящимся за кулисами сцены. – Есть здесь где-нибудь поблизости интернет?
  Кто-то раскрывает передо мной ноутбук. Я быстро отыскиваю заветный ролик, и вот уже Флинт, склонившись из-за моей спины, с интересом рассматривает фрагмент балета Шостаковича, который нам предстоит повторить уже как танцевальный номер. 
  - Запомнил мелодию? – спрашиваю я. – Она очень простая.
  - «Та-да, та-да, та-да, та-да…» - повторяет негромко он. – Ага!
  Он кивает.
  Я с трудом поднимаюсь со стула.
  - Пойдём, нам опять нужно переодеваться…
  Неужели у меня ещё хватит сил на финал?
  Усталость, наверное, сказалась в том, что следующий номер – на музыку из кинофильма «Держи ритм» оказался смазанным. Из Флинта, в общем, вышел неплохой Антонио Бандерас, а вот я в качестве его партнёрши была явно не на высоте – наверное, мне просто не хватило физических сил выкладываться, как должно (всё-таки я любитель, а не профессионал), и планка, взятая нами в двух предыдущих выступлениях, оказалась на этот раз недостижима. Но публика по-прежнему стоя рукоплескала нам, и только один судья из всех осмелился снизить балл.
  Зато наши ближайшие соперники – супружеская чета Симпсонов из Денвера, блистательно исполнившие «Куерер» Франчески Гагнон, заслужили только высших оценок и по сумме баллов догнали нас. Итак, остался последний танец. Именно он должен был всё решить…
  На «Голден Эйдж» я остановилась неслучайно. Я увидела его в тринадцать лет, когда однажды побывав в Чикаго, случайно оказалась на спектакле балета Джоффри. Главный злодей – Джеймс - главарь чикагских гангстеров, преследует главную героиню – Маргарет – заставляя её танцевать с ним танго. И вот когда уже Джеймс торжествует победу, когда он больше не сомневается, что девушка принадлежит ему всецело, Маргарет вырывает свою руку и, у всех на виду, с гордо поднятой головой, уходит прочь от бандита, взбешённого и жаждущего пристрелить её на месте за публичное унижение – но не на людях же!... Вот ради этого крошечного мгновения я выбрала балет Шостаковича.
  Решающий момент настал. Мы стоим за кулисами и ждём, когда Рик объявит наш выход. «Ты справишься, Эми, ты обязательно справишься», - твержу я сама себе…
  - Пара под номером семьдесят четыре - Флинт Райдер и Амелия Грейнджер! – возвещает шоумен. – Дмитрий Шостакович, «Голден Эйдж»! 
  И в этот момент я чувствую, что у меня открылось второе дыхание. Ноги мои вновь стали лёгкими и послушными, а руки – сильными и порывистыми, словно не было позади изматывающих репетиций и номеров, что отняли все твои силы. В чёрном коротком платье с бахромой, под звуки танго, я выхожу на сцену, куда спустя несколько секунд выбегает Флинт, преследующий меня… И наш танец начался!
  Поймав кураж, мы понимали друг друга, не обмениваясь даже взглядами – Флинт совершенно точно знал, что в следующий миг буду делать я, а я в ответ предощущала его движения. Мы стали одним целым и краткие минуты, что длился номер, показались мне целой вечностью… Но вот момент, ради которого я выбрала этот танец, настал…
  …Я резко вырываю свою руку, что держит Флинт, готовящийся заключить меня в объятия, символизирующие финальный поцелуй, и, гордо подняв голову, ухожу от него прочь…
  Мой партнёр, никак не ожидавший, что я совершу что-нибудь подобное, опешив, глядит мне вслед, не понимая, что происходит, а музыка продолжает играть! Ему хочется, позабыв про танец, пуститься в погоню за мной, но музыка заставляет его доигрывать отведённую роль до конца! И тогда Флинт взвивается вверх в прыжке, изображающем его гнев и ярость! И тут, наконец наш номер завершён.
  Я почти уже достигаю кулис, когда у меня на пути неожиданно, словно из-под земли, появляется ведущий шоу.
  - Куда же вы, мисс Грейнджер? – он ослепительно улыбается. - Не убегайте так быстро! Как же оценки судей? Вернитесь, пожалуйста, к своему партнёру!
  Пока он это произносит, Флинт усевает подбежать и крепко-крепко (пожалуй, даже, чересчур крепко) взять меня за руку. Он ведёт меня на край сцены, откуда мы кланяемся бешено аплодирующей публике…
  - Пока судьи совещаются и выставляют оценки, - произносит Рик в микрофон, - я позволю задать вам несколько вопросов, ибо, не сомневаюсь, очень многие, собравшиеся в этом зале, хотели бы познакомиться с вами поподробнее. Расскажите немного о себе!
  Он протягивает мне микрофон.
  - Мне двадцать шесть лет, - говорю я. – Живу в Миннеаполисе, работаю адвокатом.
  - Вот эта финальная эффектная сцена из вашего последнего танца – это домашняя заготовка, или импровизация? 
  - Импровизация, - признаюсь я.
  - Давно увлекаетесь танго?
  - Ещё со школы. Правда, последние три года я не танцевала ни разу…
  - В это невозможно поверить! – восклицает Рик. – Вы исполняли номера ничуть не хуже маститых профессионалов!
  Зал одобрительно шумит.
  - А что вы нам расскажете? – ведущий подаёт микрофон Флинту.
  - Мне тридцать девять лет, я живу в Фортуне, состою в байкерском клубе «Повелители Смерти». Возможно, вы наслышаны о нас…
  - О, да! – кивает Рик, а в зале раздаются смех и аплодисменты.
  - Я профессиональный байкер, можно сказать, с детства, но танго я тоже увлекаюсь и… выступаю время от времени в разных клубах Фортуны!
  - Давно ли вы знакомы с мисс Грейнджер?
  - Почти два года, - отвечает Флинт.
  - А как вы оказались у нас на конкурсе? – интересуется Рик. – Чья это была идея – приехать в Рапид-Сити на наш фестиваль?
  - Да, в общем-то, мы оказались здесь случайно! – улыбается Флинт. – Мы с Эми совершаем путешествие, нам нужно было заправить автомобиль… Мы заглянули в ваш чудный городок, увидели щит с объявлением… И вот – захотели поучаствовать!
  Весь зал хохочет и бурно аплодирует его словам, а Рик, обратив свой микрофон ко мне, спешит уточнить:
  - Вы совершаете романтическое путешествие?
  Я бросаю тревожный взгляд на Флинта. На лице моего партнёра не дрогнул ни один мускул.
  - Да, - говорю я, густо покраснев, и весь зал аплодирует мне.
  - Что ж, - заключает Рик, - я, как, наверное, и многие здесь, очень надеюсь, что это романтическое путешествие сильно изменит вашу жизнь!
  Внутри у меня всё оборвалось. Только теперь до меня начинает доходить, с каким огнём мне вздумалось играть. Ведь если сейчас, у всех на виду, Флинт припадёт передо мной на колено и громко скажет: «Эми, прошу тебя, будь моей женой!» я не посмею сказать ему «Нет». Тысячи глаз устремлены на меня, сотни тысяч людей, собравшихся перед телевизорами, видят сейчас меня – перед таким немыслимым количеством свидетелей мне придётся ответить «Да», и Флинт победит. Я покорюсь ему и стану принадлежать не только телом, но и душой – ибо мне придётся полюбить и принять его такого, каков он есть!
  Я с ужасом опускаю глаза и смиренно жду своей участи. И сердцем ощущаю, что хочу, чтобы Флинт совершил сейчас то, чего страшится больше всего и чему так противится мой разум…
  Но Флинт молчит. Всё-таки, несмотря на весь свой изобретательный ум, в душе он остаётся простофилей. А, может быть, в нём накрепко засел извечный байкерский предрассудок – видеть в женщине только подругу, но никак не жену.
  Флинт так и не сказал больше ни слова. А Рик, сияя улыбкой, возвещает:
  - А сейчас, внимание: оценки пары номер семьдесят четыре!
  Высший балл… Все судьи поставили высший балл! Только один судья, всё тот же, самый упрямый и недоброжелательный, замешкался – уж очень ему хотелось снизить оценку – но при таком-то количестве болельщиков, взявшихся поддержать нас, он тоже выставил высший балл. Он не посмел сказать нам «Нет».
  - Итак, дамы и господа, по сумме набранных баллов пара под номером семьдесят четыре сравнялась с их соперниками – парой под номером два! Интрига сохраняется до последнего момента! Пожалуйста, мистер и миссис Симпсон, выйдите на сцену! Победитель может быть только один! Право решать, кто станет чемпионом этого года – небывалый случай в истории нашего фестиваля – принадлежит вам, уважаемые зрители! Пожалуйста, беритесь за пульты и мобильные телефоны… Уильям и Виктория Симпсоны из Колорадо – пара под номером два, мистер Флинт Райдер и мисс Амелия Грейнджер из Миннесоты – пара под номером семьдесят четыре!
  Мучительно бегут секунды. Но вот на экране, что установлен сбоку от сцены высветились цифры – подсчёт голосов ещё продолжается, осталось ещё десять секунд, - однако уже видно, что мы безоговорочно лидируем.
  - Флинт! – я бросаюсь обниматься, слёзы катятся у меня из глаз.
  - Ты у меня молодец, - шепчет он и, приподняв лицо за подбородок, целует меня в губы у всех на виду.
  - Как видите, дамы и господа пример этой пары красноречиво свидетельствует, что стать участником нашего фестиваля, и даже победить в нём, может любой из вас – как говорится, было бы желание и упорство! – Рик Уайт сияет у микрофона. – Итак, наш юбилейный, двадцать пятый, фестиваль завершается. Мистер Флинт Райдер получает почётный титул «Покорителя женских сердец», а мисс Амелия Грейнджер становится королевой танго текущего года! Их фотографии украсят Галерею Славы Гражданского Центра «Рашмор-Плаза»! Но прежде чем вас наградят, вы должны исполнить для публики ещё один танец – на бис!
  - «Либертанго», – говорит Флинт.
  - Превосходно! Идите, готовьтесь, и как можно скорее возвращайтесь обратно: мы с нетерпением ждём вас!
  Мы в очередной, не помню уже какой по счёту раз переоблачились и исполнили танец на бис. Признаться, во второй раз я танцевала «Либертанго» уже без прежнего задора – сказывалась чудовищная усталость. Но публика, как и прежде, дружно вставала, аплодируя нам. На пьедестале почёта Флинта облачили в голубую ленту с дарственной надписью: «Покорителю женских сердец», а на меня – лично Рик Уайт – водрузил роскошную диадему, не преминув заметить, что хотя корона победительницы и не должна покидать пределов Рапид-Сити, но в течение ближайшего месяца, лично для меня, будет изготовлена точная её копия, которую перешлют в Миннеаполис.
  Дальнейшее было как в тумане – чьи-то поздравления, цветы, автографы, фотографии на память… Только уже сидя в машине я начинаю приходить в себя. За три с лишним часа, что длился конкурс, в Рапид-Сити стемнело. На востоке, над горами дрожали и гасли отблески заката, а на востоке всходила луна.
  - Мне не подняться, Флинт, - говорю я с мольбой, когда он, заплатив за номер в мотеле, открыл дверцу автомобиля. – Неси меня на руках!
  Ни произнеся ни слова, он берёт меня на руки и несёт в номер. Там он усаживает меня на край широкой двуспальной кровати и, припав к моим ногам, стаскивает с них танцевальные туфельки и целует мои ступни, щекоча их языком и разминая своими сильными пальцами. Не шелохнувшись, словно бы это всё происходит не со мной, я продолжаю сидеть, облачённая в эротичное платье с непристойным разрезом до талии, в котором я танцевала «Либертанго» - его, как и костюм Флинта с лентой, мне подарили на память, согласно условиям их, чёртового конкурса…
  Боже мой! Мне предстоит ещё целая ночь любви в его исполнении… Если и она затянется на три с лишним часа, то сердце моё, наверняка, остановится, и я умру… Дай мне силы, господи!
  Пол номера – буквально весь - усыпан благоухавшими цветами, что подарили нам благодарные зрители. Тут мой взгляд упал на раскрытый баул, что стоит в углу, подле кровати. Оттуда выглядывал моток верёвки…
  Должно быть, я вздрогнула. Потому что Флинт тотчас перестал целовать мои ноги, а, подняв голову, внимательно посмотрел на меня, в потом поглядел в ту сторону, куда был устремлён мой взор.
  Он встаёт с пола, отряхивается и присаживается на краешек кровати, рядом со мной. Он берёт мою руку в свою ладонь и подносит к небритой щеке.
  - Эми, поверь, мне ужасно не хочется делать это! Дай слово, что завтра утром, когда я проснусь, ты никуда не исчезнешь, а будешь лежать в постели рядом со мной!
Я поворачиваюсь к нему и второй, свободной рукой, легонько коснулась второй его щеки.
  - Даю тебе слово, Флинт! Когда ты утром откроешь глаза, то первым, что ты увидишь, буду я!
…Он наклоняется ко мне и с удивительной, никак не ожидаемой нежностью, целует меня в губы. И я забываю про сон, про усталость – я забываю обо всём…


Глава 18. Изи

«…Энни нервничает. Сидя на моём «Янтарном Виски», ей было нелегко держаться за мою талию, пока мы ехали через город от коттеджа Блумов к дому, где живём мы с Мичиганом. Сойдя с мотоцикла, она тут же принялась разминать пальцы. Проведя гостью в гостиную, где Мичиган уже ждал нас, я подал ей рому, разбавленного колой. Спиртного было чуток, в основном одна кола, но ром помог успокоить её нервы. Плюс это чем-то её займёт. Включив телевизор, я обнимаю её и усаживаю на диван.
- Мы чем-нибудь займёмся? - неуверенно спросила Энни.
- Конечно, - кивнул я, - но для начала давай познакомимся получше.
Мичиган устроился в кресле, что стоит под прямым углом к дивану, и уткнулся в экран телевизора, где идёт какое-то комедийное шоу. Никто из нас особо не интересуется телевидением, а из прошлой нашей встречи в «Амбаре», я узнал, что и Энни в этом отношении так же невинна, как и мы.
Потянувшись, я поцеловал её в макушку, несмотря на то, что джинсы мои при этом грозили вот-вот лопнуть по швам.
- Мне страшно, - призналась она. – Не понимаю, что я делаю, а ещё боюсь, что вы сейчас возьмёте и скажете, чтобы я шла домой, потому что это все ошибка.
И отвернувшись, она закрыла лицо руками, как будто этот момент унижения с ней уже случился. На запястье Энни чернеет кожаный браслет с моей монограммой.
Неразговорчивый Мичиган нахмурился, подумав, наверное, что он теперь не единственный сомневающийся здесь. Повернувшись к Энни, я потянул её руки вниз.
- Во-первых, у тебя идеальное тело. Я обожаю, длинноногих, потому что эти чудесные стройные стебли могут не только обернуться вокруг моей талии и забраться на плечи.
Энни густо покраснела.
Она ни хрена не смыслит в сексе, хотя, конечно, вовсе не невинна – если учитывать её мысли и желания. Но пока что эти желания абстрактны, а мысли не конкретны и весьма далеки от реальности.
- Конечно, Энни, у тебя не такие длинные волосы, как мне хотелось бы, и ты красишь глаза этой чёртовой дымчатой косметикой, но у тебя горячее дыхание, маленькая Красная Шапочка. Должен ли я нервничать из-за того, что ты обо мне думаешь?
И я ткнул себя в грудь большим пальцем.
- О, боже, конечно же нет, - чуть хрипловато ответила она. - Вы оба великолепны, просто мне трудно поверить, что вы действительно меня хотите.
Желваки на лице Мичигана выразительно взбугрились – так мы обычно обмениваемся комплиментами.
- Запомни, малыш, нам очень нравится заставлять женщину чувствовать себя хорошо! – произнёс я наставительно. - Две пары рук массируют, две пары губ - облизывают. Нет, если ты скажешь – я уйду, или Мичиган уйдёт, и тобой, конкретно, займётся кто-нибудь один. Когда-то я и он всегда трахались порознь, хотя, по-моему, вдвоём – вдвое интересней.
Вообще, мне крайне редко приходится подробно объяснять свои желания. До сих пор большинство женщин – моих и Мичигана – понимали меня без слов, вполне разделяя мои сексуальные ощущения. Но, к сожалению, секс втроём они не очень жаловали. Если, иногда и соглашались попробовать, то только интереса ради. Энни была первой, в ком наше предложение не вызвало никаких протестов. То есть, совсем никаких! Вот почему, несмотря на её церковное прошлое, я всё сильнее убеждался, что она идеально подходит для нас.
- Будет, неверное, очень больно? – вопросила она тоном малыша, интересующегося у доктора будут ли уколы. - Я читала в журнале, что это может сильно повредить, особенно спину.
- Не прими мои слова за бахвальство, малыш, но я забрал невинность у дюжины девственниц. И ни одна из них не пожаловалась на меня, - сказал я. – Да, будет немножко больно. И немножко потечёт кровь. Но будь уверена, что это закончится быстро – минут за пять. И потом ты получишь только удовольствие.
Подхватив Энни на руки, я усадил её на колени, так чтобы её бедро коснулась кончика моего члена, надувшегося под ширинкой. Взяв её за подбородок, я оборотил её к Мичигану, смотревшему на неё с нескрываемой жаждой.
- Мичиган, - попросил я, - расскажи нашей гостье, что у тебя бывало с девчонками? Пусть она убедится...
- Нет, я ничего… - Энни сгорала от смущения. - Я вам верю…
Мичиган, молча, утёр ладонью подбородок. Он выглядел ошеломлённым, как будто его ударили в самое мягкое место на его подбородке.
- Вот, взгляни на этого парня, Энни! - усмехнулся я. - У него зачесалось во рту. Он, несомненно, надеется, что его язык, обычно такой молчаливый, первым оставит след на твоих сиськах и между твоих ног.
Она судорожно дёрнулась в попытке вырваться. Отбросив церемонии, я тотчас запустил сзади руку под её футболку и расстегнул застёжку лифчика, чтобы более ничто не мешало мне обхватить её маленькую грудь. Её соски уже оказались наполовину тверды, и когда я коснулся большим пальцем одного из них, Энни сдавленно вскрикнула.
- А ты довольно чувствительна! – усмехнулся я. - Как насчет того, чтобы чуточку охладиться?
Не дожидаясь её ответа, я стянул с неё футболку. Она – уже без моей помощи, сама - скинула бюстгальтер. Её глаза были полны тоски и какой-то отчаянной решимости. Кивком я велел Мичигану, чтобы он тоже снял рубашку.
Мой друг раздевался поспешно и неуклюже, будучи то и дело вынужден преодолевать разные мелкие неполадки. Но вот, наконец, он предстал – весь покрытый шрамами войны и своего темного прошлого, и Энни, как я и ожидал, замерла от восхищения.
- Вот это да… - воскликнула она с неподдельным почтением.
Энни протянула руку, чтобы коснуться, и Мичиган тотчас присел на диван, чтобы оказаться к ней поближе.
- Ну, смелее! – так же хрипло попросил он.
С благоговейным трепетом Энни приступила к исследованию торса моего верного товарища, боязливо прикасаясь своими тонкими пальчиками к переплетениям шрамов, слегка царапая его кожу по его грудям и гребням его живота.
- Скажите, а у мужчины соски также чувствительны, как и меня? 
Не ожидав, Мичиган сперва опешил, а потом захохотал:
- О, да! Ты даже представить себе не можешь, как!
- Давай проверим вдвоём, насколько они чувствительны! – воскликнул я, и толкнул Энни, чтобы придать её туловищу горизонтальное положение...»

  - И ведь не скажешь даже, что она совершает грехопадение! - восклицаю я, в очередной раз перебив Флинта. – Грехопадение свершилось уже давно, и Энни Блум даже не заметила его, а события в доме Мичигана и Изи лишь подвели черту.
- Что-то ты слишком за неё переживаешь, - усмехается Флинт.
- Как же не переживать! – я искренне негодую. – Несчастный человек, обречённый из-за своего деспотичного отца проводить время то в четырёх стенах, то в церкви, то в клубе старушек, и черпавший сведения о большом мире со страниц журнала «Плейбой»! Кем же она теперь станет – обыкновенной шлюхой?! Очередной «Сладкой задницей», которыми полон ваш клуб?
- А, положим, ей это нравится….
- Но это не может нравиться без конца! 
Задумавшись, Флинт чешет затылок: 
- Ты, конечно права, хотя… Хотя я мог бы и возразить! Понимаешь, Эми, меня смущает отчаянная решимость в её глазах – значит, какая-то крохотная крупица характера у малышки Блум, всё же, есть! А, следовательно, что бы дальше ни случилось, она не будет обыкновенной…
Теперь задумываюсь я.
- Ну, пожалуй, я тоже с тобой соглашусь… И что там было дальше?

«…Я, наконец, отпускаю Энни, и она с трудом переводит дух.
- Вы, ребята, оба замечательные! Я даже не подозревала, как это может быть...
- Это всего лишь закуска, - заверяю я, расслабленно откинувшись на спинку дивана.
Ноги Энни по-прежнему раздвинуты, и мои глаза устремлены на влажное отверстие её влагалища.
- Тебе всё ещё больно? - спрашивает Мичиган, бережно поддерживающий её голову.
Она отрицательно качает головой.
- Сначала было немножко, - Энни, шмыгнула носом, - но, кажется, проходит.
- Хороший секс, маленькая Красная Шапочка, - сказал я, - должен быть грязным, потом громким и потом опять грязным! Если он именно такой - ты все делаешь правильно. Ничто из того, что ты совершаешь или говоришь, не должно нас останавливать... Ничто из того, что творит твое тело, не должно быть иным, как чертовски возбужденным… Посмотри на Мичигана! Разве это лицо несчастного человека?
Однако, и я порядком вымотался! Девственница Блум, то есть, теперь уже не девственница, забрала у меня немало сил…
Опершись затылком на бедро Мичигана, Энни трепетно гладит его ногу и силится улыбнуться.
- Слушай, - говорю я другу, - принеси-ка ей воды...
Потянувшись, Мичиган достал подушку и бережно переложил на неё голову нашей малышки. После чего, сверкая голым задом, поспешил на кухню и скоро возвратился со стаканом.
- Выпей! - приказал он.
Мичиган приподнимает ей голову, помогая проглотить содержимое стакана. Энни медленно глотает воду, а я, глядя на неё, чувствую, как ко мне постепенно возвращаются силы.
- Ты готова продолжить? - спросил я, когда она закончила пить.
Она посмотрела на меня глазами полными восторга.
- Если честно, то я была готова ещё вчера! – заявила она решительно.
И мы, все трое, дружно смеёмся. Потом Мичиган сказал:
- Я перенесу тебя в спальню.
Он бережно, точно ребёнка, поднял Энни с дивана и понёс в соседнюю комнату. Кое-как поднявшись следом, я едва поспевал за ним, потому что мой член отвердел настолько, что у меня едва получалось двигать ногами. С трудом доковыляв, я присел на край кровати.
- Вы и здесь будете забирать меня вдвоём? - спросила Энни после того, как Мичиган положил её на свой матрац.
  В спальне у нас у каждого своя кингсайз-кровать, и теперь, по-видимому, нам придётся заменить их на одну общую...
- Нет, - сказал я, - теперь мы будем это делать по очереди. Сначала Мичиган, затем я, а затем мы отведём тебя в ванную, чтобы ты немножко освежилась. И потом опять продолжим.
- Постойте! – Энни не на шутку забеспокоилась. - А когда же я домой пойду?
- Ты никуда не пойдёшь! - рявкнул Мичиган.
Я послал ему предупредительный взгляд, однако, мой друг его проигнорировал, что с ним случается довольно редко.
- Энни, ты останешься у нас на всю ночь, - сказал я.
- Но папа же вернётся утром… - Энни не на шутку испугалась.
- В семь утра я сяду на «Янтарного Виски» и поеду к бабушке Грэмми, чтобы сменить старика Блума у её постели, – успокоил её я. - В это же время Мичиган посадит тебя на свой лоуридер и отвезёт домой. Когда твой отец вернётся, ты уже будешь дома и встретишь своего папу, как подобает всякой любящей дочери.
Энни улыбнулась.
- Я знала, что вы что-нибудь придумаете!
Я вздохнул. Пока Энни не обретёт характера и не научится противостоять своему родителю, нам всем придётся соблюдать осторожность. Краем глаза я посмотрел на Мичигана. Тот, кажется всё ещё был погружен в свои уродливые воспоминания. Даже если папаша Блум является живым напоминанием событий, произошедших с моим другом много лет назад, Мичиган давно уже не беззащитный юноша. К тому же, у него есть я.
  Плюс - мы должны следить за Энни. Отныне она наш приоритет номер один…»


Глава 19. Флинт, Перед Баффало, федеральная трасса № 90

  Когда Эми открывает глаза, первые лучи солнца только-только осветили номер, пробившись сквозь приспущенные жалюзи, отчего внутри комнаты всё сделалось полосатым.
  - С добрым утром, красавица моя! – улыбаюсь я и присаживаюсь на краешек кровати. – Хорошо ли тебе спалось?
  Она только на секунду взглянула на меня и тотчас спешит отвернуться.
  - Который час? – интересуется Эми.
  Из своего заднего кармана я достаю её телефон:
  - Половина седьмого, - говорю я. – Впрочем, часы врут, тут ровно на один час раньше, чем в Миннеаполисе. Так как тебе спалось, моя королева?
  - Мне хорошо спалось, - отвечает Эми, по-прежнему не желая удостаивать меня взглядом. – Так хорошо, что я, с удовольствием, поспала бы ещё немножко. Тем более, что после вчерашнего дня и, в особенности, того, что ты сделал со мной прошлой ночью, всё моё тело болит и ноет. 
  - А что не так я сделал прошлой ночью? – интересуюсь я, легонько теребя её тёмно-каштановые пряди. – По-моему, всё было замечательно.
  - Тебе было замечательно, - вздохнула Эми. – А мне показалось, что я угодила в барабан стиральной машины. После чего меня скрутили и отжали точно мокрую тряпку… Слушай, почему от тебя разит пивом?
  По-прежнему не глядя на меня, она пытается натянуть одеяло на голову, но я крепко держу и не пускаю.
  - Да, понимаешь, пока ты спала, я сбегал в супермаркет. А поскольку ты всё никак не просыпалась, то пропустил бутылочку….
  Тут я соврал: на самом деле я успел осушить уже три и взялся за четвёртую.
  - Как же ты поведёшь машину? – замечает Эми. – Ты пьян.
  Мне смешно.
  - От пива не пьянеют, детка! – говорю я наставительно. – К тому же вести машину в этом состоянии, если хочешь знать, мне гораздо сподручнее и безопаснее – не отвлекают никакие посторонние мысли….
  Я пытаюсь стащить с неё одеяло, она сопротивляется: 
  - Отстань от меня, Флинт! У меня мигрень!
  - Я знаю отличный способ, избавиться от неприятных ощущений, - говорю я. - Тебе необходимо принять душ. Это тебя взбодрит.
  - У меня нет шампуня, - говорит Эми, и неожиданно повернувшись ко мне лицом смотрит на меня сердито. - И, пожалуйста, не предлагай мне больше твою дрянь! У меня после неё полдня голова чесалась!
  - В ванной имеется отличный женский шампунь. Я, правда, ни хрена в этом не разбираюсь, но, уверен, он гораздо лучше моего!
  С печальный вздохом, моя малышка откидывает одеяло, и идёт в ванную. Я с жадностью провожаю взглядом её аппетитную попку и чуть худоватые, но стройные бёдра, которые так соблазнительно покачиваются на ходу… Под ногами Эми скрипят цветы, увядшие за ночь.
  Допивая початую бутылку, я всматриваюсь в своё отражение в зеркале. Затаив дыхание, я слышу, как Эми возится с дверной щеколдой – щеколду я сломал час назад, сразу как проснулся. В конце концов, она включает воду. Видимо, моя малышка, решила, что дверной запор оказался сломан случайно, а мне, как хорошему мальчику, вполне можно доверять… Как она ошибается! Я – очень плохой мальчик, и мне ни в чём нельзя доверять…
  Сгорая от нетерпения, я выжидаю, чтобы дать ей намылить и смыть шампунь, а, заодно, и окончательно утратить бдительность, после чего, отшвырнув бутылку, я решительно поднимаюсь к кровати…
  Дверь в ванную открывается без скрипа – об этом я тоже заранее позаботился. За полупрозрачной ширмой Эми стоит к двери спиной, а льющаяся вода заглушает посторонние звуки, и моя принцесса не сразу замечает, что в комнате она не одна.
  Я резко отдёргиваю ширму и хватаю Эми за руку… Млядь!
  Всё-таки нельзя не отдать должное моей девчонке: она не вопит «Пусти!», а, молниеносно хватает второй рукой раскрытый флакон и выплёскивает в меня жидкий шампунь! Лишь каким-то чудом я успеваю увернуться.
  Охваченный азартом, я заламываю ей руки и ремнём, что держал в зубах, накрепко стягиваю запястья. После чего забираюсь под душ – тут довольно просторно, и мы свободно помещаемся вдвоём. Я разворачиваю пленницу передом к себе. Стиснутая безжалостной хваткой, Эми вынуждена запрокинуть голову – её тяжёлые мокрые волосы свесились вниз, по лицу сбегают струйки воды. Она не стонет и не хнычет, глаза её пылают яростью:
  - Пьяная морда! – руки Эми отчаянно сражаются с путами. – Ты же обещал мне…
  Я ощущаю, как бьётся её сердце – кажется, оно вот-вот выскочит из груди.
  - Я обещал, дорогая, что буду тебя трахать не только ночью, но и в любое время суток. И не только в постели, но и в любом другом месте…
  - Ты обещал, - отчаянно извивается она, - что мне это понравится…
- А разве тебе не нравится? - удивляюсь я. - Глянь, как ты взбодрилась!
  В ответ она пытается лягнуть меня в пах, но я настороже. Сдавив Эми, я ломаю её в объятиях, и девчонка постепенно затихает. Тогда я ослабляю хватку. Я нежно обвожу ладонью её плечи, бока, бёдра... Отвернувшись, она всем видом демонстрирует, как я ей противен. Она своенравна, как жеребенок, но точно старая кобыла упорно следует однажды избранному пути. С ней очень непросто!
  - Ты говорила, что хотела бы увидеть во всей красе мои татуировки, - говорю я негромко. – Но всё никак не предоставлялся случай…
  Она медленно поворачивает голову и смотрит на меня удивлённо. И в её глазах вдруг вспыхивает искорка интереса и какой-то душевной теплоты, словно бы в этом грубом и отвратительном монстре, что стоит перед ней, она вдруг увидела что-то человеческое.
  - Смотри! – отпустив Эми, я, насколько позволяет душевая, отступаю назад, представляя её взору своё обнажённое тело, орошаемое струями воды.
  Под сбегающими каплями мои татуировки словно оживают - они извиваются, пульсируют, и их танец завораживает…
  - Не правда ли, они чертовски сексуальны? – спрашиваю я вкрадчиво.
  - Может быть… Для тех девушек, что ходят в ваш клуб, - отвечает Эми. – Но это не в моём вкусе…
  - А так? – обхватив Эми за талию одной рукой, я просовываю вторую руку между её ног, коснувшись пальцами её вожделенной «пусси».
  Застонав, Эми отчаянно бьётся в моих объятиях, пытается сомкнуть колени, судорожно изгибает в локтях связанные руки в тщетных попытках освободиться, а пальцы мои, тем временем, как всё настойчивей исследуют её набухшую от возбуждения плоть. Бороться со мной она не может – наоборот, ей постепенно приходится раздвигать свои ноги шире и шире…
  - Связанная ты гораздо симпатичней, – хихикаю я.
  В её глазах сверкнула ярость:
  - Я слышу от тебя это уже второй раз!
  - И ещё услышишь неоднократно! – обещаю я, рассмеявшись.
  - Пожалуйста, остановись! – умоляет она…
  В ответ я подаюсь животом вперёд и провожу давно уже алчущим её плоти красным кончиком своего члена по её влагалищу. Она вздрагивает от легкого прикосновения и падает назад – мне приходится удерживать обеими руками, за талию и за плечи.
  У Эми перехватывает дыхание. Но это не боль, не страх, не унижение. Это оргазм.
  - Скажи, что ты меня хочешь, скажи! Ведь ты хочешь меня! – властно требую я.
  - Да! – выдыхает она с отчаянием, - Я хочу тебя.
  - Скажи, чтобы я трахнул тебя! – настаиваю я.
  - Возьми меня, Флинт, возьми поскорее!
  - Как тебя трахнуть, Эми? – хрипло рычу я. – Быстро и тяжело, или медленно и легко? Выбор женщины… Твой выбор!
  - Быстро и тяжело! – просит она.
  Я приподнимаю её, и сажаю себе на бёдра, мой давно отвердевший член погружается в её «пусси», а она, скрестив свои ноги у меня на заднице, вгоняет его ещё глубже… Я стискивают её талию, и ощущаю, как судорожно сжимаются пальцы связанных сзади рук, и я почти слышу, как отчаянно скрипят шестерёнки в голове у Эми, когда её мозг из последних сил сопротивляется телу, желающему расслабиться под неудержимым напором моего бешеного члена. Мурашки покрывают её кожу всякий раз, когда она подпрыгивает в такт моим ритмичным движениям. Её возбуждение нельзя ни подделать, ни спрятать. Её тело жаждет меня и предаёт её разум тысячей разных способов. Она может как угодно лгать, она может сколь угодно притворяться, но все её секреты лежат у меня на ладонях. Каждое слово. Каждый знак. Ей не спрятаться от меня. Ей не убежать от самой себя – она хочет меня и когда-нибудь она это осознает.
  Но мне мало наполнить её своим семенем. Я хочу её всю. Её страсть. Её страх. Её желание. Её надежды. Её мечты. Её любовь. Всё это будет моим! Пусть даже мне придётся брать её раз за разом каждый час, каждую минуту, непрерывно! Я не привык отступать. И своего я добьюсь!
  …Потом, когда всё заканчивается, я выключаю воду. Эми, обессилив полулежит у меня на коленях, прислонившись к моей груди. Мне кажется, будто она плачет, но это не слёзы – это капли воды сбегают с её мокрой головы. Так и не развязав ей рук, я сдёргиваю полотенце, и, не спеша, начинаю её обтирать насухо – всю, с головы до ног, нежно, точно ребёнка.
  - Признайся, Эми, - говорю я ей, - что тебе понравилось… Ведь тебе понравилось, правда?
  Подняв голову, она глядит на меня не то с удивлением, не то с укором.
  - Ты никогда не заставишь полюбить меня, Флинт. Ты сильный и можешь делать что угодно. Но тебе меня не сломить!
  Я утёрся сам и собрал её волосы в другое, сухое полотенце.
- Идём – я там тебе одежду приготовил…
  В гостиной я, наконец, её развязал, и она поспешила натянуть на голое тело белый теннисный костюм и застегнула на ногах свои неизменные босоножки. Я дал ей только пять минут, чтобы причесаться, после чего схватил и потащил к машине, где за сиденьями давным-давно уже был сложен наш багаж: баул и пара пластиковых пакетов, что я затарил в супермаркете, пока она спала. Под нашими ногами хрустели и скрипели медленно засыхающие цветы…
  И вот мы мчимся по шоссе, и утреннее солнце, как и вчера, светит нам в спину. Заплетя в косу, Эми молчит, угрюмо уткнувшись в боковое стекло, а я слежу за дорогой.
  Мне очень хочется её разговорить.
  - Эми, - говорю я, - А ведь я твой должник! Вчера, в той забегаловке – ты спасла мне жизнь! Ты знаешь, я много чего должен тебе сказать… Ты очень храбрая, я никогда не думал, что ты такая храбрая!
  Эми молчит. Я вздыхаю и негромко покашливаю в надежде, что она хоть как-то среагирует и подскажет мне нужные слова. Но она упорно молчит.
  - Эми! Я дорого бы дал, чтобы ты позволила относиться к тебе… Ну, по-другому, не так, как до сих пор! Чтобы ты была не моей пленницей, а настоящим боевым товарищем!
  Она продолжает сидеть неподвижно и молча.
  - Эми, ну, скажи мне что-нибудь! – прошу я с отчаянием.
  - Флинт, у меня с тобой ничего не может быть, - наконец отвечает она. – С тобой я только потому, что ты насильно, против воли, удерживаешь меня. И, пожалуйста не думай, что если до сих пор я не сбежала от тебя, то не сбегу и впредь. Добровольно я с тобой не останусь – что бы ты ни делал.
  - Ну, зачем ты так, Эми? Ведь я к тебе с добром…
  - Я сполна ощутила твоё добро! – вспыхивает она.
  - Ты не должна обижаться на меня, Эми! – я стараюсь говорить с нею как можно мягче. – Я был вынужден наказать тебя: вчера – ты дерзила, распускала руки – даже выскочила голосовать, хотя тебе было сказано сидеть в машине… Ты очень плохо себя вела!
  - Вот как?! У боевых товарищей принято насиловать друг друга?! 
  - А то! – киваю я. – Ты нашего Судью не знаешь! У него чуть что не так – сразу в морду!
  - Понятно, - кивает она. – А ты, стало быть, будешь заставлять меня раздвигать ноги пошире - так?!
  - Ну, прости меня… Я был пьян – на меня нашло что-то…
  - А ты всегда будешь пьян, и на тебя всегда найдёт что-нибудь: не одно, так другое…
  - Ну, хочешь, я тебе поклянусь…
  - Не надо! – в истерике, она почти уже кричит. - Ты уже клялся и не единожды! Ты всегда будешь нарушать свои клятвы, потому что я слабая, а ты сильный. И тебе всегда будет хотеться воспользоваться своей силой – ведь это же так соблазнительно!
  - Ну, скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила?
  Эми пожимает плечами.
  - А ничего не надо делать! Если ты возвращаешь мне свободу, то гони ключи назад и выметайся вон из моей машины! Жить с тобой я не собираюсь ни в каком качестве. А если я по-прежнему твоя секс-рабыня, то, прежде чем ты в очередной раз начнёшь, не позабудь, пожалуйста, связать меня покрепче, как это ты любишь, и трахай хоть до утра! Потому что если ты меня не свяжешь, я обязательно этим воспользуюсь, пока ты будешь спать.
  Я тяжело вздыхаю:
  - Эми, ну почему ты такая стерва?
  Её глаза сверкают огнём:
  - Не я начала этот разговор, Флинт! Ты спросил, и я обрисовала два варианта наших возможных отношений. Выбор за тобой – выбор мужчины!
  Пожалуй, и вправду, зря я завёл этот разговор. На обочине справа промелькнул указатель «Стерджис», и на в сердце сразу повеяло родным и знакомым. В окрестности этого крошечного городишки, что в Южной Дакоте, каждый год съезжаются тысячи байкеров со всех штатов, чтобы стать участниками «Стерджис мотоцикл Ралли». Там мы хвастаемся друг перед другом своими победами, устраиваем гонки, а опытные мастера, под рёв моторов и вой толпы, демонстрируют разные трюки на мотор-шоу, которые всяким зелёным сосункам не стоит даже пытаться повторять (говоря о тысячах участников, я, разумеется, имею в виду настоящих байкеров, а не всяких, пытающихся примазаться к нам недоносков – их сюда слетается, точно мух, несчитанное количество). А ещё – послушать правильных певцов и музыкантов, вроде Боба Дилана, Элиса Купера или Вилли Нельсона.
  А я ведь планировал приехать сюда в начале августа – тут должно было собраться немало наших из Фортуны и других городов Миннесоты. Может быть, на обратном пути, нам с Эми стоит, хотя бы на денёк, завернуть в Стерджис? Пусть девчонка поглядит на настоящее шоу, познакомится с отличными парнями, узнает нас, байкеров, с хорошей стороны?
  Проходит полчаса или больше. Мы не разговариваем. Машина мчится на запад и больше не происходит решительно ничего. Но сидеть и молчать – ужасно скучно.
  - Скажи-ка, Эми, - спрашиваю я нарочито громко, - а не махнуть ли нам, к примеру, на Гавайи?
  - Ты, кажется, везёшь меня в Вайоминг, - отзывается она угрюмо.
  - Да нет, я просто подумал, а почему бы смотаться ещё куда-нибудь? Наступит же когда-нибудь, ну, скажем, Рождество – почему бы не слетать на Гавайи… Или, например, в Акапулько! Представляешь – мы лежим в шезлонгах, перед нами плещется море, мексиканцы в сомбреро играют на гитарах и поют тебе серенаду… И ты поворачиваешься ко мне и томно произносишь: «Как же я мечтала, чтобы меня кто-нибудь похитил! И вот, наконец, это сделал ты – Флинт!»
  - Я не привыкла заглядывать так далеко вперёд, Флинт, - отвечает Эми мрачно. – Знаешь, давай, для начала, доживём до августа!
  И моя пленница опять молчит. Тогда я решаю зайти с другой стороны.
  - А что, по-твоему, должно случиться в августе? – спрашиваю я.
  - У меня закончится отпуск, - отвечает она.
  - И ты думаешь, я верну тебя в Миннеаполис? – усмехаюсь я.
  Она всё-таки повернула голову и посмотрела на меня: 
  - А разве нет?
  Я пожимаю плечами:
  - Ну… Разве я когда-нибудь обещал, что отпущу тебя? Я не собираюсь этого делать. Тебе придётся остаться со мной навсегда.
  - Если я не вернусь из отпуска, меня станут искать, - спокойно отвечает Эми.
  - Ты в этом уверена? – я хитро прищурился.
  - А что ты можешь сделать?
  - Ну, например, ты объявишь, что увольняешься по собственному желанию. Может же человек так поступить?...
  Усмехнувшись, Эми пожимает плечами:
  - Смешно…
  «Смейся сколько хочешь», - думаю я про себя и сердце моё ожесточается всё сильнее. Нет, Эми, ты моя и тебе придётся смириться с этим. Если понадобиться – будешь жить у меня под замком, но я никогда уже тебя не отпущу, никогда! Я это твёрдо для себя решил.


Глава 20. Эми, Берлога

Я должна его убить. Ещё вчера я колебалась, боялась, не верила, что это вообще в моих силах – справиться с этим тяжёлым и страшным медведем, а сейчас у меня не осталось никаких сомнений. Чего бы мне это ни стоило - я должна его убить!
  Сегодня утром, исторгая отвратительный пивной перегар, он изнасиловал меня в душе. А потом, упиваясь силой и моей беспомощностью он взялся утирать меня, связанную, полотенцем, словно я была его котёнком, его ручным щенком с которым он играл и тешился, страшно довольный собой. Заключённой в его отвратительные объятия, мне хотелось выть и вопить во весь голос от ужаса и омерзения, но я, кусая губы, молчала. Господи, как же я ненавижу его!
  Я проклинаю себя за трусость. За нерешительность. За то, что мне не хватило воли сбежать от него, а ведь у меня были тысячи возможностей для бегства, и я не воспользовалась ни одной! А я ещё защищала его от бритоголовой банды, напавшей на нас в кафе – интересно, чтобы стало с ним, если бы я не ударила бутылкой того бандита с ирокезом! Как же я теперь жалею о содеянном! Рабыня дерётся за своего хозяина, чтобы оставаться у него в рабстве – вот до чего я докатилась! Нет, я не сдамся! Я обрету свободу! И если ради этого мне потребуется его убить - я его убью…
  Солнце в очередной раз, перевалило за полдень, начав склоняться к закату, когда мы, наконец, приехали.
  Свернув с шоссе на извилистую грунтовую дорогу, ухабистую и узкую настолько, что две легковые машины с трудом могут разъехаться на ней, мы долго карабкаемся наверх по довольно-таки крутому, лесистому горному склону. Дорога всё петляет и петляет, заставив меня потерять всякую ориентировку, так что уже очень скоро я не могу с уверенностью судить о том, в каком направлении мы едем. Но вот Флинт останавливает машину. Впереди, из-за молодых сосенок, виднеется двускатная крыша небольшого деревянного дома, и я понимаю, что наше путешествие закончилось.
  Хлопнув дверцей, я выхожу и осматриваюсь. Мои высокие каблуки норовят то завязнуть, то поскользнуться в густой и высокой траве. Место, где мы оказались - небольшая долина, охваченная довольно крутыми склонами с трёх сторон. Каменными уступами они вздымаются на манер исполинской лестницы. Из расщелин к синему безоблачному небу взметнулись сосны. Лёгкий ветерок шелестит в их густых зелёных кронах.
  Бревенчатый дом возвышается на широком каменистом уступе. На обращённой к нам стороне расположено невысокое крыльцо под длинным, во всю стену навесом. Спереди, у самого конька крыши белеет тарелка спутниковой антенны. Позади дома виднеется ещё одно бревенчатое строение – приземистое с единственным крохотным оконцем и высокой трубой.
  Флинта выбирается из машины следом и подходит ко мне.
  - Не правда ли, райский уголок? – спрашивает он.
  - Отличная тюрьма для узницы! – отвечаю я с вызовом.
  - Тюрьма, или рай - это будет зависеть только от тебя, как ты себя поведёшь! – смеётся Флинт.
  И сказав так, он решительно подхватывает меня на руки.
  - Отпусти, Флинт! – громко протестую я. – Сейчас же поставь меня на землю…
  Мой похититель покачивает головой:
  - Ни за что! - говорит он, улыбаясь. – Ты - моя сабинянка…
  Притворно я перестаю сопротивляться.
  - Вот как? – удивляюсь я (уже не притворно). – Ты хорошо знаешь античную мифологию?
  - В детстве видел в кино, - отвечает он.
  Шагая по густой траве, он несёт меня к дому и поднимается на крыльцо. Под навесом я вижу топчан, лежит топор, вдоль стены сложены толстые круглые поленья. Флинт останавливается у невысокой двери, что висит на массивных железных петлях и сбита из толстенных деревянных плах. От верха до низа её всю избороздили глубокие царапины – одни уже довольно старые, а другие совсем свежие.
  - Медведь, - объясняет Флинт, заметив моё удивление. – Вон за той горой национальный парк! Они постоянно забредают оттуда и пробуют дверь на прочность. Ночью из дома лучше не выходить...
  Так и не выпустив меня из рук, Флинт ухитряется отпереть дверь ключом и распахнуть её, потянув за железную ручку. Он вносит меня в дом. Там царит сумрак. В узких лучиках света, пробивающихся из-за закрытых оконных ставней точно звёздочки светятся плавающие в воздухе пылинки. Пахнет пылью и сеном. Оконца в комнате расположены высоко, под самым потолком, так что заглянуть в них можно только встав на стул. Они очень узкие и, вдобавок, забраны ставнями, едва пропускающими дневной свет. Флинт не спешит меня отпустить – он делает вид, что осматривает комнату, но на самом деле ему, конечно же, просто не хочется отпускать меня, и мои глаза успевают привыкнуть к полумраку.
  Я замечаю грубые бревенчатые стены, стол и пару стульев, шкаф, стенные полки – мебель, собранная из толстых отёсанных досок явно сделана своими руками. Из едва отёсанных камней был сложен камин, прямо над которым, на неоштукатуренной кирпичной трубе, что упиралась в низкий потолок, висел телевизионный экран. Вдоль стен на верёвках висят пучки сухой травы. Напротив камина, у противоположной стены, стоит широкая кровать, где свободно могли бы поместиться не только мы с Флинтом, но, наверное, ещё пара человек.
  И вот на эту кровать, пронеся через половину комнаты, он положил меня.
  - Отдыхай, детка! Ты очень устала с дороги… Я пока ставни открою, а ты не скучай!
  Он уходит, а я, привстав, осматриваюсь как следует.
  Хозяин дома обходит своё владение и со стуком открывает ставни. В комнате становится светло, несмотря на то, что оконные стёкла прилично помутнели от пыли и грязи, отложившейся не за один месяц. Теперь хорошо видно, что тут довольно-таки грязновато, как, в общем, и положено для жилища, где постоянно никто не живёт: генеральная уборка дому явно не помешала бы.
  Проходит немного времени, и Флинт опять появляется на пороге, где складывает тяжёлые сумки.
  - А у тебя кругом пыль да паутина, - замечаю я. – И тебе не стыдно, содержать дом в таком состоянии, да ещё приводить в него женщину?
  - На мой взгляд, здесь очень даже чисто, - обижается Флинт. 
  - Ну, только что мусор по углам не валяется, - усмехаюсь я.
  - Раз ты так любишь чистоту – в углу стоит пылесос. Возьми и наведи порядок! 
  Я тянусь к выключателю ночника, что находится на тумбочке слева от кровати – света нет.
  - Здесь же нет электричества!
  - Сейчас будет, - отвечает Флинт.
  Он щёлкает рубильником, что находится неподалёку от входа, и тотчас загорается свет.
  - Энергоснабжение тут автономное, тока немного, но на телевизор и пылесос хватает. У меня всё продумано… Если тебе не трудно, детка, пожалуйста, включи холодильник и сложи туда продукты!
  Я встаю с кровати и решительно разуваюсь:
  - Каких-нибудь шлепков у тебя нет? Или кроссовок?
  - Чего нет, детка, того нет!
  - Ну а ведёрко и тряпка, хотя бы, у тебя найдутся?
  Флинт откуда-то приносит пластиковое ведро, в котором лежит свёрнутая тряпка.
  - Благодарю! 
Флинт, тем временем, выходит на улицу, где берётся за топор. Легко и ловко, с одного раза он колет полено за поленом… А я, пока он возится с дровами, как следует задумываюсь. Не спеша, тщательно, я исследую его жилище, где нахожу приличное количество разнообразных вещей – от спиннингов и большого аккумуляторного фонаря, до фальшфейеров. Я почему-то надеюсь обнаружить снотворное, наркотик или какой-нибудь яд, но ничего подходящего Флинт в доме не держит, зато в углу, где была посуда, у него подобралась целая коллекция ножей – как охотничьих, так и обычных кухонных. 
  Вынув ножи из подставки, я внимательно осматриваю их. Все ножи, как и вообще очень многое в доме, самодельное. Я ищу что-нибудь небольшое и удобное, чтобы можно крепко сжать обеими ладонями, и, в то же время, было бы нетрудно спрятать. Я выбрала нож с лезвием дюйма в четыре, заточенным как бритва и острым, как у кинжала, концом, а чтобы Флинт не заметил его исчезновения, в подставку на его место я воткнула большую двузубую вилку, у которой оказалась очень похожая деревянная рукоять. Подойдя к кровати, я прячу нож под матрац у изголовья. Когда Флинт, устав от того, что он зовёт любовью, уснёт, я тихонько, чтобы не разбудить, дотянусь до спрятанного оружия, а потом, взяв его в обе руки, ударю его в шею – в самое основание, в небольшую ямочку между грудиной и кадыком… 
  «Сегодня ночью ты умрёшь!» - шепчу я сама себе, не поясняя, кого именно ожидает смерть: Флинта, если мне повезёт, или меня. Если не повезёт, он (я в том нисколько не сомневаюсь) не оставит меня в живых. Сегодня, так или иначе окончится мой плен.
  Затем, наполнив ведро в кухонной мойке, что оборудована позади камина, я принимаюсь за влажную уборку. Боже, как давно я этим не занималась – пожалуй, с тех пор как закончилось моё студенчество! Но, слава богу, я ещё не подрастеряла прежние навыки. Подставив стул, я отмываю окна, собираю паутину по углам, стираю пыль, пройдясь по всем шкафам и полкам. Меняю постель на кровати, постелив чистые простыни, что нашла в шкафу. А потом я долго мою и вытираю пол, и когда, наконец, ступая босыми ногами по влажным, просыхающим доскам, я иду выплеснуть на улицу грязную воду, комната у меня за спиной совершенно преображается.
  На входе я едва не сталкиваюсь с Флинтом. Тот несёт в дом охапку дров.
  - Вытри ноги, дорогой! – загородив проход, я кидаю у порога тряпку.
  Он послушно и безо всякой задней мысли выполняет мой приказ.
  - Вот это да! – восклицает Флинт, складывая дрова у камина. – Теперь я вижу, что тут и впрямь было грязновато…
  - А что за веники были у тебя развешаны по всем углам? – интересуюсь я. - Я их все побросала в камин.
  - Правильно сделала! - кивает Флинт. – Это всякие душистые травы. Я вывешиваю, когда отсюда уезжаю - чтобы в моё отсутствие не завелась моль и разные другие блохи.
  - И как, помогает? – мне делается любопытно.
  - Да жаловаться пока не приходилось…
  Присев, он чиркает спичкой, и вот уже поленья весело потрескивают в кухонной печи. Содержимое пакетов и сумок разобрано, в углу, возле мойки, шумит холодильник. Я включаю телевизор, а Флинт принимается готовить ужин…
  Незаметно подкрадывается вечер. За окнами стемнело. Мы сидим на краешке кровати, напротив камина и смотрим на пламя, согревающее нас. Флинт обнимает меня за талию, и я, почему-то, не хочу вспоминать о том, что, не далее как позавчера, вот в эти же самые часы, этот человек похищал и насиловал меня, а потом, нимало не интересуясь моим мнением, увозил меня прочь из моего дома. И я даже не задумываюсь, что этого человека, кажется, я собралась убивать. Наоборот, мне почему-то кажется, что мы давным-давно знакомы и всегда только и мечтали, чтобы уединиться здесь, в медвежьей глуши, чтобы нам никто не мешал.
  - У тебя хороший камин, - замечаю я. – Совсем не шумит и почти не дымит: не то что мой… Это ведь всё ты сам построил, да?
  - Я начал его строить шесть лет назад, - отвечает Флинт неторопливо. – А закончил только этой весной. Я зову это ранчо моей Берлогой. Когда мне особенно погано и хочется побыть одному, приезжаю сюда. Знаешь, как часто говорят - «Чтобы как следует прожить жизнь надо сделать три вещи: посадить дерево, построить дом, родить сына». Дерево я посадил, и дом построил, остался только сын… Может быть, именно ты мне его родишь? А, Эми?
  Минутная идиллия, в которой я пребывала, мгновенно растаяла как дым. Я гляжу на него, не в силах скрыть ненависть: 
  - Знаешь что, Флинт… Иди ты к чёрту!
  Видимо, мой яростный взгляд производит впечатление:
  - Как хочешь! – вздыхает Флинт.
  Разувшись и скинув майку, он, в джинсах, укладывается поверх одеяла, заложив обе руки за голову.
  - Сегодня я тебя не трону, Эми, - задумчиво говорит он, уставившись в потолок. - И даже не свяжу! Пусть я окажусь последним идиотом, но я так хочу!
  Что ж… Чему быть – того не миновать. Погасив ночник, я неспешно раздеваюсь и ложусь под одеяло. За окном ярко светит луна. В камине догорают ярко-красные угли, придавая комнате зловещий вид.
  Я делаю вид, что засыпаю… Это не сон, а какое-то промежуточное оцепенелое состояние, когда трудно пошевелиться, а в голове беспрерывно вертятся обрывки мыслей, куски произнесённых когда-то фраз, чьи-то лица, не то повстречавшиеся на улице, не то увиденные в кино...
  Флинт, негромко посапывая, спит, лёжа на спине. Пора!
  Как можно медленней, чтобы не заскрипел матрац, я высовываю руку из-под одеяла и лезу за спрятанным ножом… Повернув голову, я пристально смотрю на моего врага, постель с которым, против своей воли, я принуждена делить. Ни о чём не подозревая, тот продолжает спать. Откинув одеяло, я берусь за рукоять обеими руками и, оседлав Флинта, подношу нож к самому его горлу…
  Флинт медленно открывает глаза… Мы оба замираем – он, не шевелясь, смотрит на меня, а я, уперев лезвие в его горло, остановилась, будучи не в силах сделать последнее движение. Взор его глаз – спокойный и уверенный – пугает меня.
  - Ну, - негромко шепчет он, -  Чего же ты остановилась?
  Холодный пот прошибает меня от кончиков пяток до макушки. Руки мои до судорожной боли сжимают рукоять… Одно движения – всего одно движение, и я свободна! Но что-то удерживает меня…
  - Я убью тебя! – шепчу я с отчаянием, точно произношу заклинание, которое заставит меня сделать это последнее движение.
  Но словно чья-то чужая сила, властная и необъяснимая, сковала мои руки, что уже вздрагивают от напряжения.
  - Ну же, - спокойно и тоже шёпотом отвечает мне Флинт. – Видишь, я не сопротивляюсь!
  Он медленно поднимает свои татуированные руки, и мягко, почти нежно, берёт меня за плечи. Но я не замечаю его прикосновения – мои руки и без того что-то держит, а мой взор и все мои чувства прикованы к его глазам. Они словно гипнотизируют.
  - Я тебя… Ненавижу! – говорю я ему.
  Я не лгу – я ненавижу его всем своим существом. Я хочу чтобы он навсегда исчез, чтобы его глаза перестали смотреть на меня, а его руки – перестали бы меня касаться. Но для этого мне нужно совершить одно последнее движение – всего лишь одно движение – с силой провести лезвием по его горлу. И всё будет кончено…
  - Ненависть не так плоха, как равнодушие, - шёпотом отвечает мне Флинт. – И вовсе не противоположна любви!
  - Ненавижу! – я содрогаюсь, и из глаз моих брызжут слёзы.
  Внезапно его мышцы, до того расслабленные, налились и стали тверды как сталь. Словно пушинку он поднимает меня в воздух кидает обратно на кровать, выскользнув из-под меня и перевернувшись. Теперь он сверху, а я – под ним…
  Оцепенение моё мгновенно исчезает, я бьюсь точно птица, пойманная в силок, изо всех сил пытаясь освободить свои, крепко схваченные руки, но уже слишком поздно!
  - Ненавижу тебя! Ненавижу… - мне осталось только кричать ему, и я, задыхаясь от рыданий, кричу. – Когда-нибудь, убью тебя, Флинт! Убью!
  Вырвав нож, он отшвырнул его прочь:
  - Возможно, когда-нибудь… Но не сейчас!
  Припав к моим губам Флинт целует меня. И против воли я начинаю отвечать ему. Я хочу, чтобы он целовал меня! Я хочу… Боже, почему я этого хочу?! Ведь я не должна – я совсем другого должна хотеть!... Одной ладонью, словно наручниками, Флинт стискивает запястья, а другая его ладонь скользить по моим бёдрам, и они медленно раздвигаются, послушные его руке. Я больше не могу сопротивляться – я сломлена и раздавлена...
  Привстав, он расстёгивает ширинку и быстро избавляется от джинсов. И вот моё лоно принимает его разбухший, твёрдый как металл, обжигающий член. Он медленно и неспешно забирает меня, он больше не торопится, желая наслаждаясь каждым мгновением, каждой секундой, чтобы смыть из памяти тот страх, что совсем недавно я сумела ему внушить.
  - Прости меня Флинт!... – мои судорожные стоны жалобны и жалки. - Прости…
  Я отдаюсь ему, плача навзрыд, мои глаза полны слёз, и он отпускает мои руки. И я прижимаюсь к нему всем телом, я обнимаю его, я трепетно ловлю его ласки и отвечаю им, потому что я люблю его. Моя любовь – неосознаваемая, таившаяся до поры где-то глубоко, как змея под камнем, не позволила мне убить его! Он нежно гладит меня, обводя ладонями лицо и лоб, и щёки:
  - О чём ты говоришь, маленькая моя, за что мне тебя прощать? – шепчет он, и голосу его невозможно не верить. - Ведь я люблю тебя, Эми! Ну что ж поделаешь, что ты у меня такая отчаянная бунтарка?! Я люблю тебя всякую…
  И тогда, не в силах больше скрывать, я тоже ему признаюсь шёпотом:
- И я люблю тебя, Флинт… Ты мой! - и мой разум останавливается.
  Мой Флинт?! С каких это пор я считаю его своим? Было ли это, когда я впервые увидела его за барменской стойкой в переоборудованном амбаре, который служил резиденцией «Повелителей Смерти»? Я помню, как он нахально посмотрел на меня, как будто моей юбки-карандаша и блейзера вообще не существовало. Было ли это, когда он возил меня по его родной Фортуне, когда мне было нужно опросить свидетелей по делу члена их клуба? А может быть, это произошло прошлой весной, когда я случайно заметила, что он преследует меня от дома до офиса? В какой-то момент он стал моим, и именно поэтому я стала такой беспокойной, что даже стала встречаться с Роном Леммонсом, в надежде выбросить Флинта из головы.
  Наш секс – тихий и неспешный – кажется бесконечным. Но он утомляет так же сильно, как если бы он был бурным и бешеным. Когда далеко заполночь мы оба, вконец обессилевшие, откатившись ложимся на спину, пальцы мои продолжили призывно и требовательно сжимать его ладонь.
  - Господи, почему я такая? – мне грустно и горько, и голос мой полон отчаяния. – Я должна ненавидеть тебя, Флинт, как насильника, как вора, отнявшего мою свободу и честь! А я тебя люблю и ничего мне с этим не поделать….
  - Свобода и честь, детка, – отвечает Флинт, уставившись в потолок, - нужны для других, для чужих, для посторонних. А с теми, кто тебе близок свобода и честь не нужны. С ними свобода и честь только мешают. Не жалей, Эми, что у тебя их теперь нет!


Глава 21. Энни Блум

  «…Мичиган и Изи в очередной раз переглянулись над моей головой. Наверное, они, их очень беспокоит мой отец, и что он сделает, если узнает, хотя я не уверена до конца. Сейчас я, вообще, ни в чём не могу быть уверена до конца. В моей голове крутится вихрь разнообразных и противоречивых мыслей, и я никак не могу ухватиться ни за одну из них. Единственно, что я знаю точно - я другая теперь. Прежней Энни Блум больше нет. Пусть даже их интерес ко мне сгорит дотла уже этим утром, пусть они выставят меня за дверь, как выбрасывают грязную тряпку, об которую вытерли ноги – пусть! Клянусь - я ни о чём не пожалею! Моя жизнь отныне станет совершенно иной. И я никогда не стану старой девой, вроде мисс Джонас! Никогда!
  Мой язык всё ещё ощущает соленый вкус Мичигана, и странный, ни на что не похожий вкус Изи. И ещё из головы моей никак не выходят образы той ночи в клубе, передо мной возникает снова та незнакомая девушка, что извивалась змеёй, стоя на коленях перед мужчиной, в то время как её подружка продолжала танцевать у шеста на подиуме. Они ничего не боялись – вот что меня поразило тогда больше всего. И я хочу научиться ничего не бояться.
  Я не была готова к тому потоку ощущений, что обрушился на меня этой ночью, словно девятый вал. Но, несмотря на это, я хочу большего. Возможно, это сделает меня дурной и развратной, хотя, возможно, я давно уже стала такой – просто под маской респектабельности и благопристойности я тщательно прятала это грязное бельё, упорно избегая давать самой себе отчёт о тайных мыслях и желаниях, что испытывала уже много лет. Пусть я совершила грех, но я надеюсь – не знаю почему – господь простит меня, и упав сейчас, я сумею подняться потом. Я не знаю, как это случится, но я верю, что это будет.
  Изи на мгновение исчез из спальни, а затем возвратился, неся за спинку кухонный стул. Он поставил его напротив кровати и уселся, как, несомненно, привык садиться на мотоцикл – расставив ноги и держась обеими руками на спинку, точно за руль.
  Мичиган полез в тумбочку и извлёк оттуда пару бумажек.
  - Что это? - спросила я, глядя на листы.
  На одном значилось: «Ван Эрик Бизли», на другом – «Тимоти Дэвис». Это были какие-то медицинские бланки и внизу, в правой колонке, выведено крупным жирным шрифтом: «Тест отрицательный».
  - Прежде чем тебя позвать, мы с Изи, на всякий случай, решили провериться, - сказал Мичиган. – Можешь убедиться, что мы оба чистые. Тим Дэвис – это я, Мичиган, а Ван Бизли – это вон тот ублюдок на стуле.
  - Ой, - испугалась я. – А я не сделала анализа…
  - А тебе и не нужно, - усмехнулся Изи. – У тебя до нас не было мужчин. И никогда не будет нужно, если ты будешь хранить нам верность.
  Я прикусила губу, почувствовав, что снова заливаюсь краской - на этот раз от смущения. У нас в доме не было принято говорить об очень многих вещах. И не только в доме. Как-то в пятом классе отец буквально за руку вытащил меня из класса, когда мы должны были проходить безопасный секс. Он очень не хотел, чтобы я – не дай бог - не столкнулась с греховной культурой неверующих.
  - Я немного знаю про противозачаточные таблетки, - говорю я. – А, вообще-то, у меня довольно нерегулярные и безболезненные месячные.
  - А как насчёт презервативов? - поинтересовался Мичиган.
  - Да нет, я нормально к этому отношусь, - кивнула я смущённо.
  Мичиган молча уставился в пол, как будто я сказала нечто, что он более всего хотел, и при том совсем не надеялся услышать. Наконец он поднял глаза, и я, клянусь, увидела в них вспыхнувший огонёк надежды. Мичиган повернулся к Изи:
  - Чувак, а ты был прав! Эта девчонка идеально подходит для нас.
  Изи засмеялся, шлепнув себя рукой по бедру:
  - Энни, запиши где-нибудь! Мичиган никогда не признается, что бывает неправ в чём-либо. Это фантастика! И сломала его – ты!
  - Отвали, - пробурчал в ответ Мичиган, но на его губах появился некий намёк на улыбку.
  Мы опять смеёмся – все трое, но недолго. Мичиган потянулся ко мне, и глаза его сияли огнём желания. Он нежно, несколько раз провёл руками по моему телу от плеч до пальцев ног, пока я полностью не расслабилась. Потом он быстро поднял мою руку и натянул на запястье ещё одну кожаную манжету, похожую на ту, что была на другой моей руке. Только вместо серебряной застежки, как у Изи, на ней было металлическое кольцо, а большая монограмма в форме буквы «М», как и логотип «Повелителей Смерти» была выжжена на ремне.
  Одев браслет, Мичиган поднос моё запястье ко рту и прижался к нему губами, поцеловав меня туда, где из-под кожи набухала синевой большая вена. Изи тотчас привстал со стула и поднял мою вторую руку, украшенную манжетой с монограммой «Е».
  Затем они сомкнули мои запястья. С негромким щелчком застёжка точно вошла в кольцо. Магниты, спрятанные внутри них, оказались на удивление сильны - я была не в состоянии разомкнуть свои запястья, в чём убедилась тотчас.
  - Сим мы объявляем, что отныне ты принадлежишь нам, маленькая Красная Шапочка! – громко произнёс Изи. - Ты наша, Энни, и эти манжеты скажут всем, что твоим ртом, твоими сиськами, твоей сладкой «пусси», ну и, вообще, всем остальным, что у тебя есть, распоряжаемся только я и мой друг! Только мы будем целовать тебя, трахать, и так далее. Поняла? 
  - Да, - кивнула я. – Я теперь их всё время должна носить?
  - Только если куда-нибудь пойдёшь, - сказал Мичиган.
  - А как же я их сниму? - забеспокоилась я.
  - Не беспокойся. – сказал Изи. - Хотя ни одной девчонке не под силу их разорвать, но если я, или Мичиган, приложим дополнительные усилия - то они разомкнутся. Утром, перед тем как Мичиган повезёт тебя домой, мы их снимем.
  Я смотрю на свои скованные руки, и волнение захватывает меня… Нет, всё-таки, должна довериться им – они не причинят мне зла... Никогда не причинят… Никогда… Нагнувшись, Мичиган коснулся меня губами.
  - Ты готова, Энни? Я снова хочу тебя…
  - Да, я готова, - киваю я. 
  И, раздвинув мои ноги, он забирается на меня, желая вновь и вновь слиться со мной в экстазе…»

  Громкий вздох Эми в очередной раз заставляет меня прерваться.
  - До чего же это отвратительно! Каким бы человеком ни была Энни Блум, она заслуживала гораздо лучшего, чем эти двое! Так обращаться с девушкой! – она кипит и брызжет от негодования. – Всё-таки права была та официантка из кафе… Триша, кажется, её звали? Все «Повелители Смерти» - грязные, похотливые животные!
  - Что, и даже я? - посматривая на неё искоса, я улыбаюсь.
  - А ты в особенности! – она гневно сверкнула глазами.
  Я пожимаю плечами:
  - Знаешь, если тебе не нравится мой рассказ, то… - я подбираюсь к ней поближе.
  - Нет-нет! – она поспешно отодвигается. – Продолжай, Флинт! Я хочу дослушать твою историю до конца…
  И я продолжаю…

  «…Кто-то шепчет мне на ухо, но я его едва слышу. В глазах сумрак, и хотя в комнате, по-видимому, горит электрический свет, я почти ничего не вижу, кроме каких-то неясных теней. Чья-то рука массирует и протирает мою спину. Я совершенно разбита и не могу пошевелиться. Словно откуда-то издалека, до меня доносились обрывки мужских голосов обмениваются словами, которые я, будучи в конец измученной, едва могла разобрать. Мои ноги, бессильно свесившиеся вниз, касались ступнями деревянного пола. Где-то громко текла вода… Потом я ощутила что-то тёплое просунутое между моих ног, а на лбу – холодное. Кажется, кто-то из двоих моих парней положил мне на голову холодный компресс.
  - Мы измотали её, - донёсся откуда-то издалека приглушённый голос Мичигана.
  Мне показалось, что он был чем-то обеспокоен.
  - Утренний секс отменяется, - я узнаю голос Изи.
  Кто-то склонился надо мной. По запаху я догадалась, что это Мичиган.
  - Какой, к чёрту, секс! - Мичиган говорил встревоженно, словно бы его что-то страшно напугало. – Не видишь, что с ней?! Помогай, лучше…
  Я чувствую, как кто-то растирает меня, массирует мне виски. Потом чья-то рука приподняла мне голову и в рот стала вливаться какая-то сладковатая обжигающая жидкость.
  - Глотни немножко! - это, несомненно, Изи, и он тоже обеспокоен. – Всего один глоток. Это ром - тебе полегчает…
  Я проглатываю и, чуть не подавившись, громко кашляю. Но, кажется, мне, действительно, становится немножко легче. Кто-то поднял мои ноги, свисавшие вниз, и перенёс их на матрац. Меня укутали чем-то мягким.
  - Поспи, Энни, до утра ещё несколько часов, Тебе надо отдохнуть…
  Мне ужасно хочется спать, и я засыпаю.
  …А потом наступило утро! Когда я открыла глаза, в окне сверкали розовые блики. На стуле, что был возле кровати, была аккуратно разложена моя одежда, а подле стула стояли Изи и Мичиганом. Оба уже одетые. Увидав, что я проснулась, Изи тотчас улыбнулся и присел на корточки, так что его лицо оказалось точно напротив моего лица.
  - С добрым утром, маленькая Красная Шапочка! - сказал Изи.
  - С добрым утром, - сказал Мичиган. – Я рад, что всё обошлось.
  - Обошлось? – не поняла я.
  - Ночью тебе стало плохо, - объяснил Мичиган, помрачнев. – У тебя сейчас ничего не болит?
  Я прислушалась.
  - Болит немного – внизу живота…
  - Ну, это нестрашно, - вздохнул Изи. – После бурного секса как раз там и должно болеть. К середине дня пройдёт… Эми, мы с другом немножко перестарались. Как два последних идиота, мы забыли, что у тебя это в первый раз, и чуть не затрахали тебя до смерти. Ты, конечно, имеешь полное право на нас рассердиться – я бы на твоём месте обязательно рассердился…
  Изи низко-низко склонил голову, обнажив шею, словно подставляя её под топор палача.
  - Мы всю ночь продежурили возле твоей постели, - сказал виновато Мичиган.
  - И уже прикидывали, что с нами сделает отец Блум, - добавил печально Изи.
  Я посмотрела на него, потом на Мичигана…
  - Да что вы, ребята, я совсем не сержусь на вас…
  Тогда Изи и Мичиган посмотрели друг на друга.
  - По-моему, она святая, - сказал Мичиган.
  - Энни, - сказал Изи совершенно серьёзно. – До сих пор я тебя просто любил, а сейчас ещё и уважаю!»


Глава 22. Флинт, Берлога

Так ничего больше и не сказав, Эми повернулась на бок и заснула, а я обнял Эми покрепче и продолжал держать её в объятиях, пока дремота не одолела и меня… И вот, на рассвете нового дня, я смотрю на неё, лежащую на спине и растрепавшую свои длинные волосы по подушкам – всё ещё кажущуюся девчонкой в свои неполные двадцать семь лет, в чьём гибком и упругом теле, жаждущем любви, давно уже живёт ум зрелой женщины, - Эми, ставшую моей, но никак не желающую смириться с этим.
  Позёвывая, я и одеваюсь и, заперев дверь, спускаюсь к машине. Над каменистой грядой, за которой скрывается дорога, встаёт солнце. Утренний лес полон звуков – шумит ветер в кронах, щебечут какие-то птицы, откуда-то издалека доносится барабанная трель дятла. Я завожу мотор, и отправляюсь в Баффало – ближайший город, где есть хороший супермаркет, до которого отсюда больше полутора часов езды – надо запастись продуктами, ибо того, что у нас есть хватит, максимум, на неделю.
  Разумеется, меня сильно беспокоит мотор шевроле. Ещё вчера я обратил внимание, что на просёлочной дороге клапана постукивают уже и на шестидесяти милях. Нужно засучить рукава и как следует перебрать движок этой чёртовой колымаги – кое-какой инструмент здесь, в Берлоге, у меня для этого имеется.
  Однако, само собой, куда сильнее меня тревожит хозяйка авто. Я пытаюсь утешить себя тем, что после минувшего ночного происшествия, Эми должна малость присмиреть – хотя бы на время. Но всё равно, оставлять её без присмотра, одну на три с лишним часа – на такое надо решиться! На всякий случай, все до последней шмотки я сложил в сумку и увёз с собой, рассудив, что если малышку не остановят ни дверной замок, ни ставни на окнах (а ставни я предусмотрительно опустил), то уж голая по лесной дороге она точно не побежит. Хотя, кто её знает? От Эми можно ждать всего…
  Три с лишним часа показались мне вечностью. Я прожил их как на иголках – до тех пор, пока снова не увидал свой дом. Но лёгкий дымок, вьющийся из трубы на крыше, пролился бальзамом на мою истерзанную душу – Эми была на месте и, видимо, хлопотала по дому. Натужно гудя мотором, оставляя за собой примятую траву, машина медленно вползла наверх по крутому склону. Я затормозил тачку шагах в десяти от крыльца, поставил на ручник и, для большей надёжности, подложил камень под заднее колесо.
  Отворив ставни и отперев входную дверь, я, с тяжёлыми сумками, наконец, зашёл в свой дом, и тут же остановился на пороге. Ахренеть! Теперь лишь с большим трудом можно было разглядеть здесь моё прежнее холостяцкое жилище: на полу, вместо ковриков были расстелены старые ворсистые покрывала, ещё одно покрывало, поновее, висело за изголовьем кровати, задрапировав собой бревенчатую стену. На окнах появились занавески, на которые Эми извела одну из простыней, другая простыня превратилась в белые салфетки, которыми оказались украшены столы и тумбочки. Нет, я, конечно, ожидал, что моя малышка скучать не станет, но чтоб вот так решительно! Завернувшись в кусок материи, оставшийся от простыни, Эми сидела у печи и готовила завтрак.
  - Я погляжу, - говорю я после долгого молчания, - ты круто за всё взялась… Честно скажу: не ожидал!
  Эми пристально следит за закипающим кофейником.
  - Что же мне остаётся? – она пожимает плечами. – Сидеть и считать дни, моего заточения? Это, скажу тебе, довольно скучное занятие…
  - А ты думай, что мы молодожёны и у нас с тобой медовый месяц, - спокойно отвечаю я.
  - А у мужей сейчас принято запирать своих жён на ключ? 
  - У меня принято! – заявляю я.
  Подойдя к холодильнику, я начинаю перекладывать в него содержимое своих сумок.
  - Да, я давно заметила, что ты очень отличаешься от других мужчин! - Эми вздыхает. – Хотя, конечно, за подвенечный наряд с белой фатой, музыку, гостей, цветы, подружек, которые бы с завистью смотрели на меня, я многое бы тебе простила...
  Я невольно улыбаюсь, потому что знаю, какой сюрприз, специально приготовленный для неё, лежит у меня в машине. Но пусть это останется для неё секретом – до вечера...
  - Сомневаюсь, что ты сказала бы «Да», сделай я тебе предложение, – замечаю я, веско.
  - Тебе - согласно закивала Эми, - безусловно!
  - С другой стороны, – продолжаю я, – это ведь очень недолго организовать: подвенечный наряд, цветы, гостей и подружек… То есть, я, конечно, предпочёл бы остаться холостяком... Но раз уж ты настаиваешь...
  У меня неплохо получается сделать свой взгляд многозначительным. И у неё это выходит ничуть не хуже. Сняв с огня кофейник, она ставит его на чистую салфетку, что на обеденном столе заменяет скатерть, и расставляет блюдо с тостами, банка с джемом, стакан со сливками, чашечки, ложечки, и прочее, и прочее... И вот уже стол накрыт, да так, что у меня невольно текут слюни.
  - А ты уже не опасаешься, - говорит она между делом, - что я и на этот раз не стану говорить «Да», а просто сдам тебя полиции?
  Я некоторое время молчу. Потом, кашлянув, осторожно осведомляюсь:
  - А что, такой вариант не исключён?
  - Я бы не исключала, - отвечает Эми без тени иронии.
  - Ладно! У нас ещё целый месяц впереди… Не будем забегать вперёд!..
  Я отвожу взгляд и поспешно лезу в холодильник за одной из многочисленных бутылок, но так и не успеваю откупорить, потому что Эми решительно её перехватывает.
  - Садись завтракать, мой суровый муж! Ты, как и я, наверняка, проголодался…
  - Ты уже командуешь мной? – удивляюсь я, присаживаясь.
  Она тоже присаживается и кивает:
  - Угу! И ты мне подчиняешься… Ты тосты с чем будешь, - интересуется Эми, - со сливками или с джемом?
  - А давай, и с тем, и с другим! – я берусь за ложку и накладываю с одной стороны тоста густую сливочную массу, а с другой стороны - джем.
  Эми разливает кофе по чашкам:
  - Я, пожалуй, тоже так сделаю!
Мы завтракаем.
  - Тебе не кажется, что моя стряпня слегка пригорела? – спрашивает Эми, похрустывая тостом. –  Я в первый раз готовлю завтрак на дровяной печи, и у меня как-то не очень хорошо получается…
  - Не бери в голову, - я отхлёбываю кофе. – Всё просто замечательно!
  - Я, как ты заметил, решила использовать шерстяные покрывала, что пылились у тебя в шкафу - говорит Эми и тоже отпивает из своей чашки, - Я постелила их, потому что ходить босиком по шершавым доскам мне совсем не доставляет удовольствия.
  - Так у тебя же обувь есть, – удивляюсь я. – Зачем босиком ходить?
  - Согласись, что очень странно разгуливать в туфлях и будучи при этом совершенно голой… - вздыхает Эми. – Ты не находишь? 
  - Разве ты голая? – берясь за следующий тост, я невольно прикасаюсь к простыне, в которую она завернулась.
  - А разве нет? – пристально смотрит мне в глаза Эми.
  - Да я тоже давно заметил, что у нас с тобой разные взгляды на одни и те же вещи, - пожимаю плечами я. – А за покрывала и занавески я на тебя не сержусь – ты это здорово придумала…
  - Ты находишь, что так я много сексуальнее? – Эми прищурилась.
  - Эми, ты всегда сексуальна! – отвечаю я искренне. – Даже когда, собираясь в офис, ты одевала свои тошнотворные костюмы! Хотя, не скрою, я бы предпочёл видеть тебя такою, какая ты сейчас!
  - В твоей искренности нельзя не усомниться! – усмехнулась она.
  - Если понадобиться выйти из дома, я, конечно, дам тебе что-нибудь, - пообещал я великодушно.
  Эми отвернулась:
  - Ладно, не будем об этом! Что тебе приготовить на обед?
  Я задумываюсь.
  - Готовь сразу ужин – и что-нибудь поторжественнее! Сковородки, фритюрницы и прочее у меня…
  - Знаю, - перебивает Эми, - в нижнем ящике, слева от мойки…
  Она собирает посуду, чтобы помыть, а я выбираюсь из дома, чтобы заняться, наконец, её чёртовой тачкой.
  Причину плохой работы мотора я нахожу довольно быстро – у трёх цилиндров между стержнем выпускного клапана и направляющей втулкой образовался довольно приличный зазор. Машина почти совсем новая, и Эми не ездила на ней дальше Сент-Пола - однако деталь выглядела так, словно авто прожило на свете не меньше десяти лет, успев, как минимум, четырежды обернуться вокруг земного шара.
  Самый наидерьмовейший четырёхколёсный американский ублюдок, построенный фирмой «Шевроле»!
  Высказав вслух, всё что я о нём думаю, я заглядываю в сарай, что у меня пристроен к задней части дома, где среди разного хлама где-то завалялись отличные бронзовые втулки подходящего размера. Отыскав одну их них я долго и придирчиво рассматриваю деталь – пожалуй, если как следует обработать её напильником с двойной насечкой, она вполне должна подойти…
  Ремонт продолжается весь день. Вечером новые втулки стоят как положено – остаётся лишь поставить на место головку блока цилиндров, стянуть крепления, и ремонт практически завершён – но солнце уже садится, и я решаю отложить дело до завтра. Позади дома уже топится баня, где я собираюсь ополоснуться, чтобы запах бензина и машинного масла не беспокоил мою малышку.
  Когда я заглядываю в дом Эми сидит на кровати и смотрит сериал. По телеку идёт «Хорошая жена».
  - Детка, как ты смотришь на то, чтобы прогуляться в баню? – интересуюсь я.
  - Флинт, я приготовила ужин. Если ты собрался мыться, то он может остыть…
  - Боюсь, ты станешь на меня дуться, если я не ополоснусь, - замечаю я, - скажешь, что я провонял бензином и всё такое…
  - Я уже не такая неженка, какой была недавно, - замечает Эми, не отводя взора от телеэкрана. - Впрочем, если это ты делаешь для меня, то большое тебе спасибо!
  - Так как насчёт того, чтобы составить мне компанию? – настаиваю я. - Заодно оценила бы заведение – ведь ты там ещё не была.
  - Ты хочешь, чтобы я потёрла тебе спинку? – осведомляется она, по-прежнему не поворачивая головы. – Или ещё что-нибудь сделала?
  - Нет, - терпеливо объясняю я. – Я хочу, чтобы ты просто освежилась перед ужином.
  - Ты так горячо меня упрашиваешь… - печально вздыхает она. – Пожалуй, мне придётся согласиться!
  Эми неохотно берёт пульт и выключает телеэкран, где грудастенькая Джулиан Маргулис сидит в кресле закинув свои стройные ножки одна на другую (до Шэрон Стоун, впрочем, ей далеко).
  - Веди меня, Флинт!
  …Баня жарко натоплена. Поддав пару, я ложусь на скамью и жадно смотрю на Эми, что, обливаясь потом, лежит противоположной скамье, напротив. Оставшись топлесс, она повязала свою простыню на талии, а волосы замотала в полотенце. Закрыв глаза, она дремлет. А на лице её сияет блаженная улыбка.
  - Господи, Флинт, как мне хорошо! – признаётся она в полголоса. – Я почти в раю…
  - Давай, я сделаю тебе массаж, и станет ещё лучше! – предлагаю я.
  - Не надо! – зашевелилась она обеспокоенно, - Ты мне все рёбра поломаешь, медведь!
  Но я уже успел подняться и пересесть на край её лежака. Бесцеремонно и довольно грубо я заставляю её, поднявшуюся было, вновь улечься на живот. Плеснув на ладонь масла, я начинаю обрабатывать её спину от шеи до поясницы. По парной распространяется душистый аромат сосновой хвои…
  - Что это? – принюхивается она.
  - Какой-то состав для умащиваний, - объясняю я, с силой разминая её позвонки и основания рёбер. – Я в этой парфюмерии ни хрена не разбираюсь. Но пахнет здорово!
  Ухватив Эми за лодыжку, я с силой тяну её ножку на себя….
  - А-яй! – вскрикивает она. – Ты мне спину сломал!...
  - Не сломал, а выпрямил! – замечаю я. – Если ты хочешь оставаться стройной и красивой, такие упражнения надо делать каждый день!
  Я проделываю то же упражнения со второй ногой, и у Эми иссякает терпение:
  - Прекрати, Флинт, сейчас же отпусти меня! Если ты не перестанешь, я сейчас умру на этой лежанке!
  - Ничего с тобой не случится, не умрёшь, – приговариваю я, продолжая массаж, - А если не сможешь ходить, я возьму тебя на ручки! Я теперь часто буду брать тебя на ручки, Эми!
  Но, тем не менее, я отпускаю её - Эми нужно время, чтобы привыкнуть. Она встаёт и хочет уйти из парной, но я не пускаю:
  - Как, а я? Я тебя обработал – теперь, давай, ты!
  Я укладываюсь на её место, а она, склонясь надо мной и полив ладони маслом, пытается массировать. Делает это она, понятно, ужасно неумело.
  - Нет, Эми, так не пойдёт… Надо со всей силы!
  - Я и так налегаю изо всех сил! – сердится она.
  - У тебя, Эми, чересчур слабые руки. Давай, работай ногами!
  - Ногами?!
  - Да! Полезай мне на спину и топчи! Со всей силой топчи!
  - Ну, Флинт!… Ну, негодяй!... – она с опаской взбирается мне на спину. – За каждую слезинку, что заставил меня пролить, ты мне сейчас ответишь!
  И она начинает топтать меня, приговаривая со злостью, от души: 
  - Ну, держись, ублюдок! Вот это тебе за то, что ты меня похитил! А это – за то, что изнасиловал! А вот это – за то, что разгромил мой дом и украл мои деньги…
  Её неподдельно-искренняя злость забавляет, и я под ней хохочу во всю глотку, подбадривая: 
  - Давай, малышка! Давай ещё! Пяточками, пяточками – они у тебя такие твёрдые! Заодно почистишь их об мою грубую шкуру!
  - Вот я тебе сейчас покажу, «пяточками»! – пуще злится Эми. – Ты их на всю жизнь у меня запомнишь!
  Но, весь покрытый маслом и потом я очень скользкий. И Эми, в конце концов, поскользнувшись, теряет равновесие:
  - Ой!!! – лишь каким-то чудом ей удаётся упасть на меня, а не свалиться вниз.
  - У-уу! – содрогаюсь я, чувствуя, как её колено обрушивается мне на затылок. – Ты мне шею чуть не сломала...
  - Я сама себе чуть шею не сломала, - бормочет Эми, торопливо слезая с меня. – Всё, хватит на сегодня! Я ополаскиваюсь и иду в дом! Там ужин, наверное, давно остыл...
  Я спешу следом, задержавшись у автомобиля, где позади сидений, упакованный в коробки, у меня лежит приготовленный для Эми сюрприз.
  …Войдя в дом. Я кидаю коробки на кровать...
  -  Ну-ка, малышка, примерь!
  - Что это? – раскрыв самую большую из коробок она достаёт белое кружевное платье.
  - Сюрприз… - улыбаюсь я.
  Встав к зеркалу, она примеряет наряд – он длинный, почти до самого пола...
  - Флинт, оно, поди, ужасно дорогое!...
  - Тебе не угодишь, детка! То ты недовольна тем, что тебе нечего одеть, то платье тебе не по вкусу... Оно не из секс-шопа, уверяю тебя! Я купил его в отделе, где продают вечерние аксессуары для выпускниц – одевай и нечего ломаться...
  Печально вздохнув, Эми начинает облачаться в платье, а пока она это делает, я успеваю переодеться сам в чистую рубашку и джинсы и распаковываю остальные коробки, так что когда платье одето, я, припав на колено, уже стою перед ней, держа в руке белую сандалию на высокой шпильке...
  - А теперь, пожалуйста, ножку! – прошу её я...
  Смиренно приспустив ресницы, моя девочка послушно выполняет просьбу, и я застёгиваю ремешок сначала на одной её ноге, а потом и на другой...
  - Не жмёт? – участливо вопрошаю я.
  Моя прекрасная лошадка перестукивает новыми копытцами.
  - Нет, в самый раз, - вздыхает она.
  - Подними руки! - опоясав её узкий стан плетёным поясом, я застёгиваю его спереди и, поднявшись, как последний штрих к её новому портрету, достаю из коробки ожерелье.
  - Примерь!
  Она со страхом смотрит на тёмное колье, точно я предлагаю ей рабский ошейник, а потом, подняв голову, умоляюще глядит на меня, но я неумолим. Тогда она просит: 
  - Пожалуйста, надень его сам! Колье на женщину должен надевать мужчина – так принято...
  Собрав волосы, она обнажает свою восхитительную стройную шею, и я надеваю на неё колье, а потом протягиваю предлагающуюся к ожерелью пару серёг...
  - Ну, серёжки ты сама наденешь!
  Стоя перед зеркалом – она чуть впереди, а я – чуть позади - мы любуемся друг другом.
  - Ты красавица! – говорю я. – Настоящая королева!
  - А ты, если и похож на короля, то на короля разбойников! – замечает она.
  - Ну, хорошо хоть не на шута, - парирую я.
  - Ты не боишься когда-нибудь разориться из-за меня?
  - Ради тебя, Эми, я готов умереть!
  - Послушай, дорогой, а какие-нибудь теннисные туфли или, хотя бы шлёпанцы, ты не мог бы для меня купить, когда снова поедешь в Баффало?
  - Нет, – отрицательно качаю головой я. – Носи босоножки. Или ходи босая.
  - Это чтобы я не смогла сбежать от тебя? – осведомляется Эми.
  - А ты по-прежнему намерена сбежать? – интересуюсь я с наигранным подозрением. - Ты же, вроде любишь меня? Разве от любимых сбегают?
  - Люблю, когда ты занимаешься любовью. А когда ты запираешь меня на замок, я тотчас вспоминаю, что я не любовница, а пленница. И мне сразу становится грустно и хочется сбежать.
  - Эми, никто на свете не позаботится о тебе так, как человек, от которого тебе больше всего хочется сбежать!
  - Если б я сама выбрала себе этого человека! Но, к сожалению, этот человек выбрал меня... А это совсем не одно и то же!
  Я рассердился:
  - Хорош болтать! Пошли ужинать, а то всё, и вправду, остынет!
  И мы садимся ужинать... Погасив лампу, она зажигает две свечи на столе – для себя и для меня, а я откупориваю бутылку красного вина и наполняю хрустальные бокалы (их у меня всего два, но больше и не надо). 
  - За что пьём? – интересуется Эми.
  - За нашего будущего сына! – отвечаю я, не раздумывая.
  - А ты уверен, что у нас будет сын? – прищурилась Эми.
  - Я приложу к этому максимум усилий! – киваю я. – Когда «Повелители смерти», берутся за что-нибудь, знай: это будет непременно исполнено!
  - В этом я не сомневаюсь, - кивает Эми. - Но как насчёт моего согласия?
  - А ты скажи мне «Да»! – хитро подмигиваю я. – Просто возьми и скажи!
  И улыбнувшись, она произносит : «Да»! И, чокнувшись, мы опрокидываем бокалы...
  А потом наш ужин заканчивается, и, поднявшись первым, я беру её за руку: 
  - Ну, подойди же ко мне! Подойди поближе…
  Она не спешит. Повернувшись ко мне, она смотрит многозначительно: 
  - Нет! Сегодня мой черёд! 
  Она встаёт и, потянувшись, нежно целует меня, а потом ещё и ещё. И от каждого её поцелуя кружится голова!
  ****ь! Это рай! Я обнимаю её и пытаюсь уложить на кровать, но Эми с проворством ящерицы выскальзывает из моих объятий…
  - Нет, Флинт! – хихикает она. – Сегодня я наверху! А ты оставайся подо мной, презренный похотливый самец...
  Она толкает меня, и, раскинув руки в стороны, я покорно падаю на матрац:   
  - Сдаюсь! Бери меня, Эми...
  Со смехом она усаживается на меня сверху:
  - Это безоговорочная капитуляция?
  - Безоговорочная! – я задыхаюсь от восторга.
  И, позабыв о времени, мы предаёмся любви, и нам обоим хочется, чтобы это продолжалось бесконечно, непрерывно, всегда! Не иссякайте наши силы, пылай и не сгорай страстное желание! И кто придумал, что на свете, всё должно иметь свой конец?! Усталые и изнеможённые мы недоумеваем – почему всё закончилось…
  Распластавшись на моей груди, Эми дремлет, и широкая душистая волна её волос укутывает нас обоих вместо одеяла. Едва способный её приподнять, я бережно перекладываю её головку на подушку…
  - Твоя «пусси» просто ненасытна, Эми, - шепчу я, пытаясь перевести дух. – Она доит мой член до последней капли… С нею, пожалуй, я быстро сделаюсь импотентом!
  - Грязный матерщинник! – она отворачивается со вздохом и засыпает.
  А я, тем временем, молчу и вслушиваюсь. С улицы, где стоит автомобиль, из-за плотно затворённой и запертой двери доносятся какие-то подозрительные звуки… 


Глава 23. Эми, Берлога

  …Задремав, я не сразу замечаю, что Флинта рядом нет. Кровать подозрительно поскрипывает. Открыв глаза, я поворачиваюсь. На тумбочке тускло горит ночник. Флинт сидит на краю постели и торопливо натягивает джинсы.
  - Куда ты собрался? – вопрошаю я. – Что-то случилось?
  - Кто-то шныряет во дворе, - отвечает Флинт, не поднимая головы. - Медведь, скорее всего. Надо его пугнуть…
  - Медведь?! – к горлу подкатил тошнотворный страх. – Флинт, пожалуйста, я тебя умоляю… Не ходи туда!
  Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. В тусклом свете ночника ярко блеснули его глаза.
  - Он заберётся в тачку и что-нибудь сломает, - отвечает Флинт. – Нужно выйти на крыльцо и шугануть его как следует – медведь убежит…
  - Чем ты собрался пугать?! – в тревоге вопрошаю я. - У тебя же нет никакого оружия!
  - До сих пор не было необходимости, - вздыхает Флинт. – Обычно я приезжал сюда на райдере – загонял байк в сарай и запирал на замок. Медведю не справиться с запертой дверью – я не беспокоился ни о чём… Но твою тачку не загонишь в сарай – она слишком большая…
  Присев у тумбочки, он открывает нижний ящик, где у него сложены фальшфейеры и фонарь.
  - Медведи не любят яркий свет, - говорит Флинт. – Если направить луч фонаря в глаза – они убегают...
  - А если зверь набросится на тебя?! – я в отчаянии. – А если он полезет в дом?! 
  - У меня топор – там, на крыльце… - отвечает Флинт, но в голосе его нет прежней уверенности. – Не бойся, Эми, я не пущу его в дом!
- Флинт, подожди! – я поднимаюсь с постели. – Я иду с тобой!
  Потянувшись, я хватаю его рубашку и, торопливо продев руки в рукава, застёгиваю её, путаясь в пуговицах – рубашка Флинта длинная и закрывает меня почти до колен.
  - А вот это лишнее! – он пытается меня остановить. – Ты останешься здесь!
  Но я неудержима. Увернувшись, я спрыгиваю с кровати:
  - Я с тобой! Одна я здесь не останусь!
  Должно быть, в моих глазах столько решимости, что Флинт пасует, хоть ему и ужасно не хочется, чтобы я покинула дом, где, как ему кажется, была бы в безопасности.
  - Ладно, держи фонарь! Но, что бы ни случилось, Эми, держись сзади – поняла?
  - Да! – киваю я.
  Он вручает мне фонарь, а я, на всякий случай, засовываю в нагрудные карманы пару фальшфейеров, хотя у меня самые смутные представления о том, пользоваться как ими – кажется, надо сорвать крышку и дёрнуть за какую-то верёвочку…
  И вот мы стоим у двери. Флинт обернулся:
  - Включай фонарь!
  Я щёлкаю выключателем.
  - Никакого геройства! Всё время будь у меня за спиной, – продолжает он. – Всё поняла?
  - Да! – киваю я, преисполненная отчаянной решимости.
  Флинт вставляет и поворачивает ключ в замочной скважине, и мы выходим на крыльцо.
  Снаружи царит ночная тьма. Практически ничего не видя, борясь с охватившим меня страхом, я бессмысленно верчу головой, пытаясь отыскать притаившегося зверя, а яркий луч моего фонаря делает подступившую со всех сторон тьму ещё темнее.
  - Туда, вон туда свети! – Флинт дёргает меня за руку.
  Не понимая зачем, я свечу вдоль стены, где сложены поленья, а Флинт, увидав прислонённый к стене топор с длинной рукоятью, тотчас хватает его, сжав топорище обеими руками.
  - Вон он! – спокойно говорит Флинт.
  Я по-прежнему ничего не вижу. Только слышу какое-то довольно громкое пофыркивание и недовольное ворчание. Но тут я замечаю во тьме два глаза – как два светящихся огонька… И чуть попятившись, я направляю фонарь прямо в глаза медведю.
  Он стоит по ту сторону автомобиля, шагах в двадцати, и принюхивается, уставив на нас свою морду. Я не берусь судить, какого он размера, но зверь кажется мне просто огромным… Тёмная, грязно-рыжая шерсть топорщится на загривке. Маленькие ушки широко расставлены, чёрные глазки зажмурены, а чёрный нос – круглый и широкий, как поросячий пятачок, только чёрного цвета, смешно шевелится, жадно вбирая воздух. Кажется, яркий свет фонаря беспокоит незваного хозяина леса – играя мускулами, он рычит, скаля огромные белые клыки, переваливается из стороны в сторону, а потом, особенно грозно взрыкнув, медведь подпрыгивает на всех четырёх лапах!
  - Брысь! – взвизгиваю я как можно громче и топаю босой ногой по шершавым, плохо оструганным доскам крыльца. – Пошёл! Прочь! Уходи отсюда!
  Продолжая сжимать топор, Флинт спешит меня загородить, а, заодно, невольно перекрывает свет от моего фонаря. Чтобы осветить зверя, мне приходится податься чуть в сторону.
  - Эй ты! – громко кричит Флинт, замахнувшись топором. – А ну, проваливай, ублюдок!
  Для убедительности Флинт несколько раз ударяет обухом по бревенчатой стене с такой силой, что сотрясается весь дом.
  Медведь, однако, не собирается уходить. Прижав уши, он вдруг собирается в плотный комок, как в шар, и приседает, почти исчезнув за капотом автомобиля.
  - Эми, в дом!!! – успевает закричать Флинт, и в следующий миг медведь бросается на нас!
  Сердце моё не успевает сжаться – в одно мгновенье, преодолев половину разделявшего нас расстояния, зверь уже вскочил на капот автомобиля! Громко взвыла сирена противоугонного устройства… А медведь, продолжая нестись по инерции, уже спрыгнул - и вот он уже у порога дома!
  Флинт бьёт его обухом наотмашь – он целится в голову, но промахивается и попадает медведю в плечо! Взревев и взмахнув лапой, увенчанной чудовищными когтями, зверь валит Флинта с ног и, подмяв под себя, встаёт, придавив его голову…
  Всё это происходит настолько быстро, что у меня нет времени даже вскрикнуть. Отчаянно визжит и воет противоугонная сирена – именно она спасает нас. Удивлённый зверь останавливается и, обернувшись, пытается понять откуда исходит этот громкий и крайне неприятный звук.
  Не отдавая отчёта, я лезу в нагрудный карман рубашки и извлекаю фальшфейер… Срываю крышку и дёргаю за верёвочное кольцо… С шипением летят искры и яркое малиновое пламя освещает всё вокруг, точно вспыхнувшая молния.
  - А ну, прочь! Прочь зверь! – кричу я бессвязно. - Убирайся!! Уходи в свой лес!!!
  От страха у меня подкашиваются ноги. Но всё же, размахивая рукой, я отчаянно лезу вперёд, и ошеломлённый зверь отступает. Сначала медведь подаётся назад, потом угрожающе рыча он встаёт на задние лапы… В исступлении, уже совсем потеряв голову, я швыряю пылающий фальшфейер прямо ему в морду!
  Взревев, медведь отскакивает прочь, а я хватаю второй фальшфейер…
  - Вон! Уходи!! Уходи!!! – ору я, надрывая лёгкие.
  Не знаю, чего он испугался больше – огня, или моего крика, но медведь бросается наутёк…
  Тогда, отбросив горящий факел в траву, я склоняюсь над Флинтом. Тот неподвижно лежит ничком – навалившись со всех своих девчачьих сил, я переворачиваю его на спину.
  - Ты жив? – с отчаянием, я тормошу его. – Ради бога, Флинт! Пожалуйста, ответь мне!... Ну, пожалуйста, открой глаза!... Скажи что-нибудь…
  Я реву во весь голос, размазывая брызжущие слёзы... Я не могу остаться одна в этом чёртовом лесу!!!
  И тут я чувствую, как чья-то рука схватила снизу и тянет мою рубашку… Я тотчас опускаю голову…
  Флинт глядит на меня широко раскрытыми глазами:
  - Эми, - едва слышно шепчет он, - уходи!... Быстро в дом… Уходи!...
  - Ты жив?! – я бросаюсь его обнимать. – Сейчас, потерпи немножко… Я перетащу тебя!...
  Что было сил, я пытаюсь его поднять, но Флинт ужасно тяжёл. Стоя на четвереньках, я только чуть отрываю его голову и плечи от половиц, на которых он лежит, и волоком, потянув на себя, мне лишь едва-едва удаётся сдвинуть его с места. Пятясь задом, выбиваясь из сил, я кое-как затаскиваю его обратно в дом. Прислонив его спиной к бревенчатой стене, я захлопываю дверь и торопливо поворачиваю ключ, что по-прежнему торчит в замочной скважине с той стороны…
  - Флинт! – я тереблю его. – Отзовись, ну, пожалуйста…
  Флинт молчит, бессильно свесив голову набок. Глаза его закрыты, я не могу уловить его дыхания. Пытаюсь нащупать пульс, но то ли я не умею это делать, то ли… Ужасные предчувствия охватывают меня…
  - Флинт!!! – в отчаянии кричу я и, что есть силы, хлещу по щекам.
  Внезапно он вздрагивает и до меня доносится его слабый вздох.
  - Пожалуйста, не умирай! – торопливо причитаю я. – Только не умирай…
  Сирена продолжает завывать за окном. Дымя и разбрасывая искры, догорают где-то в траве фальшфейеры, и по-прежнему светит на крыльце брошенный фонарь. Но я не выйду из дома в эту страшную ночную тьму! Никакая сила больше не выгонит меня из комнаты туда, где каждая тень, каждый шорох означает подкрадывающуюся смерть… К тому же, у меня есть более важное занятие – я должна спасти Флинта, ибо без него, мне одной, здесь не выжить. Телефона нет, автомобиль разобран, а пешком, без оружия, по этим диким лесам, кишащем медведями, волками и другими чудовищами мне никогда не добраться до людей… Я торопливо достаю аптечку и – как умею – начинаю обрабатывать раны.
  Правую руку и весь бок, спереди, избороздили ужасные следы медвежьих когтей. Из глубоких порезов сочится кровь, отчего довольно скоро вся моя рубашка перепачкалась. Но я больше не обращаю внимания на такие пустяки. Промыв и обработав раны антисептиком, я накладываю повязку и перебинтовываю руку. На боку раны не столь глубоки – я заклеиваю их пластырем.
  Флинт без сознания - молчит, закатив глаза. Лишь иногда, когда я совершаю какое-нибудь неловкое движение, он чуть слышно стонет. Мне страшно, что я причиняю ему боль, но, с другой стороны, не могу не испытывать удовлетворения, оттого, что он всё ещё жив. Наконец, сделав всё, что смогла, я дотаскиваю его до кровати и укладываю в постель. А затем, так и не скинув перепачканной рубашки (снять которую уже не осталось сил), сама ложусь рядом. Прижавшись к его груди, я до боли вслушиваюсь, пытаясь расслышать, как бьётся его сердце. Так и лежу – и, незаметно, ко мне подкрадывается сон…
  …Следующие дни были, пожалуй, самыми жуткими в моей жизни. Время остановилось для меня, и не помнила, сколько их прошло с той роковой ночи. Флинт лежал в беспамятстве. Давно смолкла беспрерывно голосившая сирена, и погас фонарь, по-прежнему валявшийся на крыльце. Давно закончились дрова, что были в доме. Единственный раз я посмела прервать своё добровольное заточение открыть дверь и, замирая от ужаса, выглянуть наружу – мне без конца мерещился медведь, подстерегавший за порогом, готовый немедленно набросится, стоит только мне выйти на улицу. Преодолевая страх, я пыталась рубить поленья неподъёмным топором, который мои слабые руки едва могли держать. Но у меня не было выбора – мне не на чем было приготовить еду и сварить жидкий бульон, которым я, с ложечки, кормила своего больного.
  Но беспрерывный кошмар неожиданно закончился. Было раннее утро, когда Флинт открыл глаза и позвал:
  - Эми! – произнёс он негромко.
  Измученная, я дремала, прикорнув за столом. Но тут же, позабыв про усталость, я поспешила на его зов.
  - Ты жив! –  припав к нему, я заплакала. – Боже, ты жив…
  - Что ты, ну что ты, малышка моя… - тихонько поглаживая меня здоровой рукой, Флинт силился меня успокоить. – Какой сегодня день?
  - Не знаю, - всхлипывая, отвечала я. – Я не следила за днями…
  - Включи телевизор! – попросил Флинт.
  Отыскав пульт, я нажимаю на кнопку. Оказалось, что сегодня - четвёртое июля. 
  - Два дня, - сказал Флинт, - целых два дня без памяти! А ты что делала?
  - Тебя выхаживала, - угрюмо отвечала я.
  - Знаешь, Эми, - говорит Флинт, - что-то у меня с рукой! Болит и не могу шевельнуть… Кажется, тебе придётся вправить сустав. 
  Я вздрагиваю от страха.
  - Флинт, я не смогу... Мне не хватит силы! Я только сделаю тебе больно…
  Он ласково гладит меня по голове своей здоровой рукой:
  - Сможешь! Тут сила не нужна, нужна ловкость – а ты у меня очень ловкая… Ты справишься!
  Дрожащими руками я берусь за его перебинтованное плечо.
  - Смелее, Эми! – подбадривает меня Флинт. – Давай, согни мне руку в локте и - резче!
  Я дёргаю из всей силы. Дико взвыв, Флинт содрогается в корчах…
  - Флинт! – в отчаянии кричу я. - Я не могу!!!
  - Эми, послушай меня… - Флинт с трудом переводит дыхание. – сила не нужна ни хрена… Нужна ловкость. Давай! Давай, твою мать!
  Он что есть сил стискивает зубы. Я снова берусь за его руку…
  - Давай! – кивает Флинт, и я снова дёргаю…
  Он вскрикивает, но тут же улыбается:
  - У тебя всё получилось! – он шевелит пальцами, чуть приподняв руку, чтобы я видела получше. – Видишь, какая ты у меня молодец…
  Он нежно треплет меня за растрёпанные волосы:
  - Эми, что б я делал без тебя… Ты просто чудо… Ты – ангел, посланный мне небом.
  - Не надо, Флинт, - всхлипываю я. – Прошу тебя, не говори больше ничего!
  Я опускаюсь перед ним на колени:
  - Ты хотел, чтобы я стала твоя? И вот я перед тобой - твоя… Клянусь! Делай что хочешь: бей меня, таскай за волосы, ругай самыми грязными словами! Я всё от тебя приму, всё прощу – всё! Ты хотел сына? Я рожу тебе сына! Только об одном я тебя прошу – пожалуйста, не умирай! Не оставляй меня в этом страшном лесу… Не оставляй одну, пожалуйста!... Если с тобой что-нибудь случится, если ты умрёшь – я тоже умру… Одна я никогда не выберусь отсюда…
  И я плачу навзрыд – больше я не могу говорить. Здоровой рукой Флинт легонько гладит меня по голове…
  - Как я могу тебя оставить, Эми? Как я могу бросить человека, который меня так сильно любит?


Глава 24. Энни, Изи и Мичиган

  «…Как же не хочется отпускать Энни! Она сидит на заднем сидении моего огромного чёрного лоуридера, обхватив мой торс обеими руками, и сердце моё млеет от её прикосновения. Не сомневаюсь – окажись сейчас на моём месте мой напарник – он никогда бы не довёз до места назначения свой драгоценный груз – они бы так и катались с Энни, пока бы не закончился бензин, после чего Изи заправил бы своего «Янтарного Виски», и они стали бы кататься дальше… Вот и коттедж отца Блума. Я, нехотя, останавливаю мотоцикл и Энни легко с него спрыгивает. Она выглядит уже совершенно оправившейся от недавнего ночного инцидента, случившегося по нашей с Изи вине. И хотя она, конечно же, очень волнуется, глаза её сияют от счастья, когда она улыбается мне на прощанье.
  - Поцелуй меня! – прошу я, и Энни, наклонившись целует меня в щёку.
  Так и не сказав ни единого слова, она стремительно взбегает по ступенькам крыльца и исчезает за дверью. Проводив её взглядом, я, неспешно, трогаюсь с места. Я еду по улице, пустынной в этот ранней час, и думаю, что нам троим неплохо было бы куда-нибудь уехать - в Монтану, например, где я наймусь чьё-нибудь на ранчо на всё лето, и Изи найдёт для себя занятие в ремонтной мастерской, а Энни устроится официанткой в каком-нибудь кафе, и будет ждать нас за столиком в конце рабочего дня, где мы будем встречаться, чтобы, поужинав втроём, отправиться в наш маленький домик, что мы будем снимать, или ещё куда-нибудь.
  Полчаса спустя я и Изи сидим в «Амбаре» за кружками – он за стойкой (сегодня он за бармена), я – перед ней. Нам обоим нужно что-то более крепкое, чем пиво, чтобы прожить предстоящие дни – а, может быть, и недели – пока не появится новая возможность организовать свидание. Энни, наверное, сейчас полегче чем нам, но и она не чает, как убежать от своего старика.
  Двери раздвигаются, и в зал входит наш президент.
  - О чём грустите, парни? - спросил Судья.
  - Да так, задумались, - вздохнул Изи. - О делах наших скорбных…
  Он полез в холодильник и достал бутылку для Судьи. Откупорив, Изи наливает полную кружку. Президент берёт стул и присаживается рядом со мной.
  - Ребята, как насчёт в поездке в Миннеаполис? Меня беспокоит команда Гадюки. Мне нужно, чтобы там был кто-то из наших. Кому я мог бы доверять...
  Я, молча, киваю, а Изи, как обычно, берётся отвечать за меня.
  - Что за вопрос? Ты хочешь, чтобы мы просто оценили их, или назначили им испытание?
  - Сначала оцените, достойны ли они испытания. На данный момент все они – зелёные пацаны. Единственная причина, не будь которой я никогда не стал бы даже разговаривать с ними, заключается в том, что я хорошо знал их ныне покойного, к сожалению, старика Бешеного, - Судья почесал голову. – Я, разумеется, не веду речь о том, что все они чертовски горячие головы, по которым давно плачет тюремная камера. Если они хотя бы наполовину приличны, то они достойны быть в наших рядах.
- Мы поедем в Миннеаполис, - говорит Изи и подмигивает мне.
Я опускаю голову, потому что отлично понимаю, что он имеет в виду.
  - Заодно, может быть, твоя старая леди поможет нам обделать одно дельце...
  - Нет! - решительно перебиваю я.
  - Почему «нет»?
- Потому что не нужно привлекать посторонних! – стою я на своём.
  В конце концов, он уже свою бабушку заставил помогать нам! Теперь он хочет, чтобы старушка нашего Судьи лгала какому-то проповеднику – и всё ради того, чтобы мы могли трахать его дочь без помех?!
  - Выкладывайте, что у вас за дельце! – требует Судья.
  - Пастор Блум не хочет, чтобы Энни встречалась с нами, - говорит Изи. – Она живёт в его доме и работает секретарем. Он, правда, ещё не грозился, что выгонит её если узнает, но думаю, именно к этому всё и идёт.
- А как давно она у него в секретарях? - спрашивает Судья.
  Честно говоря, его вопрос меня озадачил. Я собрался ответить, но меня опередил мой друг.
- Она уже не малолетка, - ответил Изи.
- Ну ещё бы! – усмехнулся Судья. – Будь она малолеткой, я бы, ребята, вам обоим ноги оторвал! Прямо здесь.
- Потому что связываться с малолетками – значит навлекать на себя гнев закона, - съязвил Изи.
Судья покачал головой:
  - Нет! Потому, что это, в первую очередь, позорно и недостойно настоящего «Повелителя Смерти»! И уже во вторую очередь потому, что так не велит закон…
Судья повернулся ко мне:
  - А тебя что смущает, брат? Она совершеннолетняя и сама за себя отвечает. И потом, каждый имеет право завести сладкую задницу…
Сжав кулаки, я вскочил со стула:
  - Не надо называть её так!
  Судья удивлённо поднял брови, а Изи из-за стойки схватил меня за шкирку и тянет назад. 
  - Прошу прощения, - пробормотал я и сел обратно.
  - Мичиган, как давно тебе не давали в морду? - усмехнулся Судья.
  Я пожал плечами. Уж кто-кто, а он отлично знает, когда это случилось в последний раз.
  - Пять лет назад ты съездил мне в челюсть.
  Судья кивнул.
  - Вот так-то, верный мой брат! Вы никогда не боялись никакой - даже самой грязной работы! Обливались ради нашего клуба потом и кровью… С тех пор, когда вы с Изи получили ваши татуировки с пылающими черепами, сколько всего случилось, сколько костей было переломано! Неужели ты думаешь, что после такого я не помогу вам получить небольшое прикрытие для вашей женщины?
  Судья залпом осушил остаток пива в своей кружке, а затем поднялся, и похлопал меня по плечу.
  - «Повелители Смерти» - твоя семья. Это не слабость, это дружеская рука, на которую, время от времени, вовсе не грех опереться! Сообщи мне, что ты хочешь, и Пиппа сделает всё, как надо!
  Судья ушел, и как только за ним затворилась дверь, Изи наклонился ко мне через стойку.
  - Чёрт тебя возьми, Мичиган! Когда ты начнёшь доверять мне?
  - Что ты имеешь в виду? – нахмурился я. – Я всегда тебе доверяю.
  - Да ну? А что ж тогда ведёшь себя, словно пидор? - он выпрямился в полный рост и сложил руки на груди, и видно, как он зол на меня. - Если б ты доверял, то с самого начала был и действовал со мной за одно, и мне не пришлось бы при каждом шаге, бороться ещё и с тобой. Хочешь отказаться от Энни и оставить её мне? Так прямо и скажи!
  - Нет!!! - выкрикнул я в бешенстве, а потом, собравшись, уже тихо повторил снова. – Нет.
  Я угрюмо посмотрел исподлобья на своего друга. Хорошо ему просить о том, чего я ему никогда до конца не давал! Нет - не то, чтобы я ему не доверял, но он требует, чтобы я обнажился до конца перед ним и Энни. Поступился бы своими принципами ради чего-то иного, общего для нас троих. Чего-то что ещё не наступило, и что нам, всем вместе, только предстоит создать – и не факт, что получится. Мои варианты просты: либо согласиться, либо отойти в сторону. Но если я откажусь от Энни (в особенности теперь, после ночи, проведённой с ней), то получается, что я струсил. Ах, если бы несколько дней назад, когда Изи признался мне, что увлечён дочерью старика Блума, я сделал бы вид, что меня это не касается... А теперь поздно отступать!...
  - Я с вами, - сказал я твёрдо.
  - Вполне? -  Изи смотрит не без подозрения, и это огорчает меня больше всего.
  - До конца!
  «До конца», - повторяю я про себя мысленно: как минимум, это означает, что уже сегодня вечером Энни появится на пороге нашего дома, прилетев точно пробка из откупоренной бутылки.
  Стоило только мне подумать - как отворилась дверь, и появилась Энни с большой дорожной сумкой на плече.
  - Привет, мои мальчики! – сказала она, переступая порог.
  - Ты как здесь оказалась? – воскликнул я, потрясённый.
  Она неуверенно улыбнулась мне:
  - Я командирована в Миннеаполис по делам библиотеки до четверга. Пиппа попросила моего отца, и тот разрешил. Она привезла меня сюда на своей машине.
  - Ты прямо в таком виде собралась ехать? – поинтересовался Изи.
  Она кивнула.
  - У меня тут ещё есть кое-что. Вам показать?
  Она тотчас расстегнула сумку и начала демонстрировать нам вещи, собранные в дорогу - уродскую темно-синюю юбку, вроде той, что уже была на ней, блузку, свитер... Впрочем - не всё ли равно, во что она одета? Она хочет быть с нами – это самое главное.
  - Если б я знал, что под этими юбками ты не носишь трусиков, маленькая Красная Шапочка, - сказал Изи с непередаваемой страстью, - то, как последний червяк, я только и делал бы, что ползал по земле у самых твоих ног!
  Встав со стула, я подошёл к ней и положил руку на плечо:
  - Мы с Изи собираемся прокатиться до Миннеаполиса на мотоциклах, а не в автомобиле! Тебе лучше одеть джинсы. Идём на верх – переоденешься в одной из комнат.
  Изи торопливо выбрался из-за стойки:
  - А, заодно, займёшься и кое-чем другим, - сказал он, подмигнув нам обоим…»

  Дождь по-прежнему барабанит по оконному стеклу. Наверное, он затянется до утра. Обнимая меня своей здоровой рукой, Флинт продолжает говорить, а я, смиренно положив голову на его могучую татуированную грудь, делаю вид, что внимательно его слушаю.
  На самом деле я хочу, чтобы он поскорее закончил свой рассказ, потому что во мне растёт и крепнет желание – и я давно уже не боюсь в этом признаваться. Да, я хочу, чтобы Флинт взял меня! 
  Но всё-таки я не спешу его останавливать. Во-первых, чтобы он не возгордился. Во-вторых, чтобы история, которую он взялся мне рассказывать, была бы, всё-таки, досказана до конца.
  Каждая история должна быть досказана до конца!

  «… Время приближалось к полудню, когда наш восхитительный сеанс любви втроём закончился. Изи проводил меня до душа, после чего, как только я выбралась из кабинки, полез туда сам, потому что ему тоже захотелось освежиться. Мичиган же, тем временем, занялся моим гардеробом.
  - Примерь, - сказал он, протянув мне джинсы.
  - А зачем они мне? – поинтересовалась я.
  - До Миннеаполиса ехать почти час. Чтобы у тебя не замёрзли ноги, лучше быть в штанах.
  Я примерила. По длине они оказались впору, но были широковаты. Я ужасно худая!
  - Ну-ка, вдень вот этот ремень!
  Я затянула кожаный пояс до последней дырки. Кажется, теперь порядок – во всяком случае джинсы с меня точно не свалятся.
  - Теперь сапоги! – Мичиган подал пару тёмно-коричневых женских сапожек на высоком каблуке. – Не велики?
  Застегнув молнии, я немного прошлась по полу.
  - Немножко жмут….
  - Ерунда, разносятся. Вот тебе футболка и куртка! А шлем получишь внизу….
  Я придирчиво рассматривала себя в зеркале, когда из душа, утираясь махровым полотенцем, вышел Изи.
  - Ну вот, маленькая Красная Шапочка! – сказал он, усмехнувшись, - На тебя уже приятно смотреть! Но, пожалуйста, имей в виду – ты далеко не первая, кто катался на суке его лоуридера.
  Я вскинула брови, и Мичиган кивнул в подтверждение.
  - У меня, женщин было ничуть не меньше, чем у Изи. Ты должна это знать.
  - Не важно, кто у тебя был первый – важно, кто последний, - говорю я смело.
  Мой дерзкий комментарий заставил обоих моих мужчин засмеяться - Изи на полпути к шкафу, Мичигана – возле зеркала.
  - Ты идеально нам подходишь, - сказал Мичиган.
  Мы спускаемся вниз, в гараж, Мичиган ловко подсаживает меня на свой большой и тяжёлый мотоцикл, так непохожий на стремительный и лёгкий мотоцикл его товарища, а Изи, тем временем подаёт мне шлем. Странно, но только теперь я обратила внимание, что на шлемах у них точно такая же эмблема, что и на седле – пылающий череп, знак «Повелителей Смерти».
  Поездка до Миннеаполиса не заняла много времени – я даже не устала, хотя в поначалу очень боялась, что меня укачает, и я свалюсь с седла. Но стоило мне, из-за широкой спины переднего седока бросить взгляд в зеркало заднего вида и увидеть там отражение Изи, едущего позади, как я сразу успокаивалась, поскольку чувствовала, что я – в надёжных руках верных друзей, которые не позволят совершиться никакой случайности.
  В городе, оставив на стоянке оба мотоцикла мы первым же делом прошли в мотель, где Изи попросил у клерка одну комнату на троих с большой двуспальной кроватью. К моему удивлению клерк даже не моргнул – возможно, в столь большом городе, как Миннеаполис, нетрадиционные отношения более нормальны, чем у нас. Я хорошо представляю, что случилось бы с Мавис Бирн, хозяйкой мотеля «Снуг Буг» в Фортуне, если бы мы точно так же появились в её заведении - пожалуй, она погибла бы на месте. Ей уже давно за семьдесят.
  Покончив с регистрацией, мы направились в торговый центр, располагавшийся на противоположной стороне улицы. До сих пор я приезжала в Миннеаполис вместе с отцом, а он никогда не водил меня по торговым центрам, поскольку считал их сосредоточием всяческих греховных соблазнов. И вот, впервые попав в этот колоссальнейший гипермаркет, размером с целый городской квартал, я не могла удержаться от смеха. Там многое оказалось диковинно и неожиданно для меня – например, одинаковая с виду одежда, которая в одном месте могла стоить всего несколько долларов, а буквально этажом выше она стоила уже несколько сотен! Изи долго пытался мне объяснить, что люди, привыкшие швыряться сотенными купюрами, никогда не пойдут туда, где та же вещь стоит пару долларов, поскольку сочтут это для себя неприличным. Мичиган же просто махнул рукой: «А, не бери в голову, Энни!» В конце концов, устав бродить, мы уединились в магазине самообслуживания, где каждый сделал себе огромный стакан для йогурта. Мичиган выбрал йогурт с ароматом кофе, я - с шоколадом и орехами, а Изи наложил себе всего понемножку.
  Поужинав, мы покатались на американских горках, которые то поднимали нас до потолка, то кидали на пол. Потом Изи потащил нас на второй этаж в магазин сексуального белья.
  Наше появление вызвало небольшой переполох, поскольку дамы, выбиравшие бельё, при виде двоих мужчин, стали нервничать, бросая на нас косые взгляды. Мичиган, густо покраснев, сказал, что, наверное, нам стоит прийти сюда в другой раз, но Изи, не став его слушать, тут же принялся рыскать меж стоек, стаскивая одну вещь, за другой.
  - Где тут у вас гардероб? – спросил он продавщицу.
  Та провела меня к небольшой кабинке с зеркалом и, загородив проход, строго сказала моим спутникам:
  - А вы, пожалуйста, подождите снаружи! 
  Задёрнув ширму, я стала примерять то, что выбрал для меня Изи. Мои друзья, тем временем, громко шушукались: 
  - Слышь, она, кажется, ушла, - шептал Изи. – Я, наверное, туда загляну…
  - Она сейчас полицию позовёт, идиот! – отвечал Мичиган. 
  - Жаль! Я бы дал Энни несколько ценных советов… - вздыхал Изи. 
  - Обойдётся она без твоих советов! – шипел Мичиган. – Ей уже двадцать три года! 
  В конце концов я выбрала пару вещей, которые Изи тотчас оплатил.
  Затем мы оказались на третьем этаже в фирменном салоне «Харлей Дэвидсон», где мои спутники бросились выбирать для меня новую экипировку взамен старой и довольно-таки поношенной, что была на мне.
  …Рубашки, ботинки, куртки, кожаные штаны - ничего этого я не надевала до сих пор. Они снова пытались пробраться в крошечную раздевалку, но их, разумеется, не пустили опять, и, вздыхая, мои парни остались стоять снаружи.
  И вот я вышла при полном параде – в кожаных перчатках, в чёрных сапогах на тонкой шпильке, куда были заправлены кожаные брюки и черно-белой куртке с оранжевой отделкой.
  - Охрененно, - замечает Изи. – Ты созрела для осенней жатвы!
  Мичиган, молча, кивнул.
  Моя новая золотистая футболка, что виднелась под расстёгнутой курткой, имела глубокий вырез, что в сочетании с весьма объёмным бюстгальтером из магазина сексуального белья делал меня неестественно-грудастой. Честно говоря, новая одежда не показалась мне особенно удобной. Но неповторимый облик она мне, бесспорно, придала!
  - Мы это все берём! - говорит Мичиган девушке у кассы.
  - Теперь ты правильная байкерская девушка, - с восхищением произносит Изи, - И ты достойно украсишь не только нашу постель, маленькая Красная Шапочка, но и наши мотоциклы!
  И с этими словами он вручил мне новый шлем.
  - Когда вернёмся в Фортуну, мы нанесём на него логотип «Повелителей Смерти» - сказал Изи.
  - Это будет неплохо, - киваю я.
  Покинув торговый центр, мы садимся на мотоциклы и едем кататься по Американскому бульвару. Теперь я сижу в седле Изи, и тот поминутно дергает меня за руки, чтобы я плотнее прижалась к его спине, мои бедра обняли бы как следует его ноги. Одной рукой Изи то и дело отпускает руль и сжимает моё колено.
  Поздним вечером, усталые и счастливые, мы возвращаемся в мотель, свалив в углу мои обновы. Мичиган без сил упал на диван, но Изи отнюдь не выглядит усталым. Забиравшись на кровать и хитро улыбаясь, он подмигивает мне.
  - Подойди, поцелуй меня, маленькая Красная Шапочка! Шоппинг, несомненно, пошёл тебе на пользу, раз привёл тебя в восторг!
  - Её привёл в восторг не только шоппинг, - фыркает Мичиган.
  Мне все равно, отчего приходить в восторг. Я ценю только открытую привязанность. Сняв новые сапоги, я забралась на кровать и губами прикоснулась к Изи. Сначала наш поцелуй мягок и ленив, в нём было больше сладости, чем похоти. Своей большой рукой он обхватил мою голову, когда его язык стал исследовать внутреннюю часть моего рта, облизывая нёбо и внутренние стороны моих щёк, проводя по зубам с удивительной силой. Тут кровать вздрогнула - это Мичиган, которому стало завидно, поспешил присоединился к нам. Его присутствие превращает наши тёплые ласки в раскалённые. И мы предались любви на всю ночь.
  На следующее утро, чуть только открыв глаза, я увидала мальчишек уже одетыми. Оказывается, они сговорились отправиться по своим клубным делам, ради которых приехали в Миннеаполис, пока я спала, решив оставить меня одну в номере. Я обиженно надула губы и заявила, что у нас не должно быть тайн друг от друга, и если мы живём вместе, то дела должна делать сообща. Я быстренько одела стринги, кожаные штаны, футболку и всё остальное, и через пятнадцать минут, ревя моторами, мотоциклы мчали нас по улице.
  На этот раз я ехала позади Мичигана – меня необычайно заводит и трогает то, с каким педантизмом они соблюдают очерёдность – кто повезёт меня на своём мотоцикле, или кто разденет меня вечером. Если сейчас это делает один, то в следующий раз – другой. Мы приезжаем в какой-то донельзя запущенный район – почти развалины. Со стен домов осыпается штукатурка, на земле повсюду валяется мусор. И очень дурно пахнет. В обшарпанном подъезде, куда мы вошли, в ноздри ударяет густой сигаретный дым, запах пролитого пива, и другие, ещё менее приятные ароматы. 
  Но это отнюдь не реалити-шоу: тут тоже живут люди, хотя жизнью я бы не стала это называть. Уж на что мне казалась убогой моя родная Фортуна – но тут хуже во сто крат! Нас встречают несколько молодых парней и две девушки в коротких шортах и узких майках, оставляющих голыми живот, с наклейками «Харлей».
  Здешние девушки не носят манжет, вроде тех, что ношу я, но у одной на майке вышита надпись: «Собственность Кан Кан».
  Парень приблизительно моего возраста у них за старшего. Точно боксёр, он выставил вперёд сжатый кулак, и Изи, сжав свой кулак, легонько ударяет по нему костяшками пальцев. Поприветствовав своих гостей, нас пригласили пройти в одну их квартир. Тут не настолько запущенно, как в подъезде, но всё равно бедно и грязно.
  - Спасибо, что откликнулись на приглашение, - сказал предводитель местных байкеров. – Может вас чем-нибудь угостить?
  - Пусть принесут пиво, - сказал Мичиган.
  - А для вашей... девушки?
  - И для неё тоже.
  Один из парней тотчас сорвался с места и вскоре возвратился, принеся три бутылки и три пластиковых стаканчика – видимо, в знак особого уважения.
  Изи взял бутылку и стакан, после чего он и мальчишка, что приветствовал нас, куда-то удалились. Тогда Мичиган взял меня за руку и повёл куда-то по длинному коридору. То тут, то там стояли, сидели на корточках и даже валялись на полу пьяные, обходя которых я с опаской была вынуждена сторониться. Наконец мы отыскали укромный уголок, где больше никого не было. Широко расставив ноги, Мичиган прислонился к облупленному подоконнику, а меня поставил между ног.
  - Куда они пошли? – поинтересовалась я.
  - Изи нужно поговорить с глазу на глаз с президентом их клуба. Ему недавно исполнилось двадцать пять и у него скверное наследство. 
  Откупорив обе наши бутылки, Мичиган пьёт из горлышка, а я наливаю в стаканчик. Дешёвое пиво холодное, и какого-то странного привкуса, поэтому, чуть пригубив, я отставила стакан в сторону. Мичиган хихикнул.
  - Что тебя рассмешило?
  - Да так, смешно стало, - говорит он. - У меня, относительно тебя, была и остаётся масса заблуждений и предположений, а ты их не оправдываешь и не оправдываешь.
  - Не оправдываю в лучшем смысле, или в худшем?
  - Разумеется, в лучшем!
  Наклонившись, он поцеловал меня в шею, что сводит меня с ума. В соседней комнате кто-то включил проигрыватель, после чего тотчас заскрипели тонкие половые доски. Это местные девушки начали танцевать. Выглянув, я увидала, как они корчатся всем телом, совершая сексуальные движения, живо напомнившие мне о стриптизершах, недавно выступавших в «Амбаре». Но у тех был эротизм, а тут просто демонстрация плоти.
  - А давай, устроим для них шоу? – неожиданно прошептал мне на ухо Мичиган. – Ты ведь не стыдишься? У тебя очень красивое тело…
  - Давай! – сказала я.
  Отставив недопитую бутылку, он взялся массировать ладонью мой живот, а второй ладонью, ухватив за запястье, он поднял мою руку вверх, уперев её в мою маленькую грудь, заставляя то приподнимать, то опускать мою обтягивающую футболку. Джинсовая ткань вгрызается в мою плоть, заставляя всё пространство между ног сжиматься и пульсировать.
  Припав губами к моему плечу он жадно и весьма нескромно порочные вещи целует меня. Зажмурившись, я рисую в своём воображении как я танцую стриптиз – только не перед целой толпой зрителей, а лишь для одних Изи и Мичигана. Они смотрят на меня ненасытными глазами, сгорая от страсти, чтобы, когда их вожделение станет совсем уж нестерпимым, схватить меня, обнажённую, и швырнуть на кровать.
  Внезапно раздался шум. Я открыла глаза и увидала человека с длинными волосами, какого-то неопределённого грязного цвета, пялившегося на меня без всякого стеснения. Мне хорошо знакомо, что означает этот взгляд, и какие мысли он обозначает. Я торопливо выпрямляюсь, а Мичиган тотчас убрал руки.
  - Ты поделишься со мной? - спросил мужчина.
  Он был сильно пьян. Я испугалась. Мичиган обнял меня за плечи.
  - Нет! – покачал головой он.
  Он не стал утруждать себя поиском аргументов – просто «Нет» и всё.
  Мужчина продолжал стоять и пялиться, но уверенности в нём явно поубавилось. Тогда Мичиган сделал угрожающий выпад ему навстречу, и пьяный убежал.
  - В твоей голове, Энни, порой рождаются столь интересные фантазии, что их просто нельзя не воплотить в реальности, - Мичиган продолжал нежно поглаживать меня за шею и плечи, что я, расслабившись, снова утопаю в томной неге.
  - Ты умеешь читать мои фантазии? - спросила я.
  Вместо ответа он потянулся и присел на подоконник, а потом потянул и меня, заставив усесться у него на коленях. Свернувшись калачиком, точно котёнок, я прислонилась к его широкой груди.
  - Как только тебе в голову приходит какая-то мысль, ты тут же начинаешь проверять её на окружающих.
  - Мне очень не хотелось признаваться, ни тебе, ни Изи, но раз уж ты завёл разговор… Ты бы не стал возражать, если бы у вас в клубе я вздумала станцевать для всех стриптиз?
  - Ну, если только кто-нибудь из моих братьев будет при этом крепко держать меня за руки – пока ты танцуешь… Нет, Энни, если серьёзно, то я, конечно же, хочу, чтобы ты наслаждалась. В конце концов, ты имеешь такое же право на удовольствие, как я, или Изи. И если для этого тебе нужен стриптиз – то почему нет?
  Наклонив голову, он поцеловал меня в лоб.
  - Понимаешь, Мичиган, когда я увидала, сколько внимания и мужского восторга досталось тем двум девушкам - ну, ты их помнишь – то во мне взыграла ревность. На меня никогда не смотрели так, как все смотрели на них.
  - Понимаешь, Энни, меня ничуть не огорчает, если на тебя будут смотреть, многие получают удовольствие от того, как танцует голая девчонка, и им того вполне довольно. Ничего плохого здесь нет. Я совсем другого боюсь: никто, ну, кроме нас с Изи, не должен прикасаться к тебе – вот это для меня святое! – он замолк, легонько погладил меня по спине и продолжил. – Никто - даже женщина – не должна прикасаться к тебе. А танцевать – танцуй пожалуйста… Но трогать тебя имеем право только я с Изи – договорились?
  - Договорились, - сказала я и посмотрела ему в глаза.
  Мне импонирует его собственничество, смешанное с готовностью видеть меня счастливой, но мне, действительно, когда-нибудь станет мало одних только их глаз, и только их внимания. Когда-нибудь…
  Я мысленно повторяю его слова, но оставляю при себе и свои убеждения, которые, в общем, им не противоречат. Мне тоже не хочется, чтобы кто-нибудь, кроме меня, имел право прикосновения от моих мальчишек. Пусть другие девчонки, может быть, красивее меня во сто крат, глядят вожделенно – их руки будут ласкать только меня! Я смотрю на Мичигана, и вижу ответную искру в его глазах. Наша волшебная связь не прерывается, даже когда в дверном проёме появляется улыбающийся Изи.
  Он появился так неожиданно, будто Мичиган его наколдовал.
  - Пошли? - спрашивает он.
  - Может задержитесь? – поинтересовался сопровождавший его молодой парень из здешнего клуба. – Сегодня у нас намечается бурная вечеринка.
  Изи пристально окинул меня взором и покачал головой.
  - Нет, наша девушка измотана.
  - Да, вижу, что вы, ребята, «Повелители Смерти», а не «Бедламские Мясники», - пошутил незнакомый парень.
  - А ты, оказывается, и читать умеешь? – спросил Изи, и с лица его спутника разом исчезла улыбка.
  - Умею, - угрюмо буркнут тот.
  - Тогда ты знаешь, с кем имеешь дело.
  Музыка моментально прекратилась, хеклеры замолкли и не проронили ни слова, когда мы уходили.
  - А кто такие «Бедламские Мясники»? - поинтересовалась я, когда, одев шлем, садилась на мотоцикл Изи.
  - Один очень хороший клуб из Нью-Мексико, - ответил Изи. – Всем готовы поделиться, всё делают сообща.
  - Но мы «Повелители Смерти», - добавил Мичиган.
  - Вы – моя семья, - говорю я.
  Мичиган и Изи переглянулись.
  - Да, мы – одна семья!
  Когда мы вернулись в мотель, Изи отправил меня в душ. Когда вернулась, то с удивлением обнаружила, что вся моя одежда и бельё, что я оставила на диване в гостиной, бесследно испарились – там, где они лежали, осталась одна лишь футболка тёмно-золотистого цвета с глубоким вырезом. Вытирая волосы полотенцем, я переводила свой удивлённый и слегка возмущённый взор то, на одного, то на другого, но и Изи, и Мичиган хранили невозмутимость, словно бы ничего не случилось. Тогда я тоже решаю сделать вид, что ничего не произошло – натянув футболку на голое тело, я взяла гребешок и стала расчёсываться.
  Тут в комнате заиграла музыка, и я всё поняла...
В первый момент, признаться, мне стало страшновато – а не слишком ли глупо я выгляжу? Но взгляды мальчишек, обращённые ко мне, их ожидания и предвкушения, заставили меня отбросить сомнения. Изогнувшись всем телом, я провела ладонями по бокам, подняла и сжала груди. Потом, резким движением, скинула футболку… Присев, я одела туфли, что мне купили вчера. И затем, встав во весь рост, я начала танцевать, поворачиваясь и наклоняясь, приседая и извиваясь, и, закрыв глаза, я представляла, как их сильные руки обнимают меня, погружая в величайший экстаз, какой я только мог себе вообразить. Всю свою жизнь я была хорошей девочкой, и теперь за это я буду вознаграждена кусочком рая на земле...
  …А ночью на широкой кровати я, тонкая и стройная, отдыхаю между двумя большими и сильными телами, и никак не могу уснуть. Мысли о том, что завтра я вернусь домой, где обо всём расскажу отцу – а этот неизбежный момент я больше не собиралась оттягивать – эта мысль лишает меня сна. В моей жизни наступают большие перемены. Одни - замечательные, а другие - страшные. Но я ничего не боюсь. Тебе придется убить меня, отец, если ты захочешь, чтобы я оставила этих людей!
  - Спи, маленькая Красная Шапочка! – прошептал Изи мне на ушко.
  - Ничто не помешает нам быть вместе, если мы все этого захотим, - прошептал на другое ушко Мичиган.
  - Вы мои, и я хочу быть вашей, - ответила я.
  И так - с их ладонями, обхватившими мои запястья и с их сердцами, бьющимися в унисон, я наконец, погружаюсь в сон.
  Я - ваша возлюбленная, и вы - возлюбленные мои». 


Глава 25. Эми, Берлога

  …Поздним вечером мы с Флинтом лежим под одеялом вдвоём, согревая друг друга теплом своих тел. На улице накрапывает дождь, в комнате холодно – дров в доме опять нет, а нарубить новых я не смею – на улице стемнело.
  Но нам хорошо и так.
  - Хочешь, я расскажу тебе удивительную историю Изи, Мичигана и Энни Блум? - говорит мне Флинт. – Она приключилась давным-давно в нашем клубе…
  - Расскажи, - прошу его я.
  И Флинт начинает свой рассказ… Так проходит ночь, а утром я решительно отбрасывает одеяло:
  - Вставай, Флинт! Я должна посмотреть, как твоя рука…
  Его рука заживает быстро. Меняя бинты, я не без удовлетворения замечаю, что раны уже зарубцевались.
  - Пожалуй, надо нарубить дров, - замечает он. – Ночью холодно, а днём нам с тобой придётся сидеть на сухомятке! Да и баню не мешало б истопить.
  - Я нарублю дров, - возражаю я. – Сейчас, когда светло, это, наверное, безопасно. А твоя рука ещё не окрепла, как следует….
  На самом деле, я, безусловно, провоцирую его, потому что отлично знаю, что сейчас последует.
  - Что ты сказала? – зловеще усмехается он. – Моя рука и не окрепла?!
  Перебинтованной рукой он хватает меня за плечо и, толкнув, опрокидываю на спину – я падаю поперёк кровати, выпустив от неожиданности бинты, мази и антисептики, и они летят кувырком во все стороны. 
  - Пусти! – разыгрывая испуг, я пытаюсь встать, но его рука крепко пригвождает меня к постели, не позволяя подняться.
  - Это что ещё за безобразие! – почти искренне возмущаюсь я. – Вот и лечи тебя после этого…
  - Что, сдаёшься? – смеётся Флинт.
  - Сдаюсь, - покорно соглашаюсь я. 
  Коснувшись моих губ, Флинт медленно и требовательно целует меня, и сердце моё, замерев, властно требует поцеловать его в ответ, и я подчиняюсь воле своего сердца. Чувство, внезапно, с новой силой вспыхнувшее меж нами, вновь останавливает время. Ему не хочется меня отпускать, а мне не хочется, чтобы он меня отпустил. И мы с жадностью предаёмся сексу.
  - Не буду больше я тебя лечить, - шепчу я, сгибаясь под его неистовым напором. – Выздоравливай сам как хочешь!
  - Вот то-то же! – рычит он, страшно довольный собой. – Не надо лечить того, кто и так здоров!
  - Совершенно с тобой согласна, - вздыхаю я, а овладевающий мной оргазм хочет унести сознание куда-то очень далеко, на самые вершины блаженства.
  - Посмотри на меня, Эми! Посмотри на меня! Посмотри! – настойчиво требует он.
  Он не хочет, чтобы я оставляла его даже таким образом.
  Чтобы наслаждение было острым, а чувства искренними я хочу быть во всём послушной ему. Он хочет моих глаз - я устремляю на него свой взор, в котором сейчас нет ничего кроме одного только кристально-чистого желания. Мой разум больше не противится моему телу – я единое целое, и больше не нужно сражаться ни со ним, ни с самой собой, и это, пожалуй, наивысшее счастье! 
  Но жизнь устроена так, что всему когда-нибудь приходит конец, и на смену поэзии приходит обычная проза. Тем более, что пока Флинт выздоравливал в доме накопилось немало неотложных дел. Он уходит, решив заняться автомобилем, ремонт которого так неожиданно затянулся, а я, растопив печь, берусь за большую стирку.
  От большого железного ведра, где кипит вода, валит густой пар. И хотя дверь в дом растворена настежь, а другой одежды, кроме одной из его рубашек (она довольно длинная и закрывает меня почти до колен) на мне нет, я вся, с головы до ног, успела вымокнуть, словно угодив в парную. К тому же я совершенно не умею пользоваться стиральной доской – мыльные брызги летят во все стороны покрывая и меня, и пол подо мной, комками пены... Чёрт побери, - когда меня украдут в следующий раз, то, клянусь, первым, что я потребую от похитителя будет стиральная машина!
  Краем уха я вслушиваюсь, пытаясь понять, чем занят Флинт. Теоретически, он сейчас должен ремонтировать мой шевроле, но на улице что-то подозрительно тихо. Наконец бельё постирано. Подтерев, напоследок, пол, я выглядываю на крыльцо. К моему удивлению (а, впрочем, чему я удивляюсь?) Флинт и не думает чинить машину: разлегшись на травке он дремлет, заложив руки за затылок.
  - Мой дорогой! – зову я приторным голоском.
  Он отзывается не сразу:
  - Что тебе, моя дорогая?
  - Будь добр, натяни, пожалуйста, верёвку! Мне нужно просушить бельё и одежду.
  Он сладко зевает:
  - Будь добра, дорогая, натяни, пожалуйста, сама! Верёвку ты найдёшь в кладовке за домом...
  Не подавая видя, вне себя от возмущения, я отправляюсь по указанному адресу и кое-как натянув верёвку между крыльцом и баней, развешиваю на ней постиранные вещи. Флинт продолжает валяться на траве, изо всех сил делая вид, что он спит и, вообще, его ничего не касается. В конце концов, я не выдерживаю:
  - Скажи, а как долго ты собираешься ремонтировать машину? Или в Миннеаполис нам придётся возвращаться пешком?
  - Пошла нахуй! – отвечает он почти ласково. – Не смей мне указывать, что я должен делать и как! Ремонт продлится ровно столько, сколько нужно!...
  И мне не остаётся ничего, кроме как вернуться в дом...
  Встав у мойки, я принимаюсь мыть грязную посуду, которой тоже успело скопиться изрядно. И стоило мне только поставить последнюю тарелку, как в дом, не спеша, вошёл Флинт. Первым же делом он направился ко мне и пинком заставил раздвинуть ноги в стороны. Вскрикнув от неожиданности, я теряю равновесие и, чтобы не упасть мне приходится схватиться за край раковины.
  - Что ты делаешь?! - протестую я.
  - Напоминаю тебе, кто тут главный! – рычит он в ответ.
  Он хватает меня воротник и, резко дёрнув, срывает рубашку…  Отрываясь с треском, пуговицы летят прочь. Затем, так и не дав мне опомниться, он заламывает мои руки и, достав, достав откуда-то кусок верёвки, не спеша, связывает запястья.
  - Вот так, детка, - приговаривает он, затягивая узел. – Теперь ты гораздо сексуальнее.
  Я беспомощно барахтаюсь, борясь с путами:
  - Ты ещё пожалеешь, Флинт, очень пожалеешь!
  Взяв за плечи, он резко разворачивает меня лицом к себе. Его ладонь обхватывает меня снизу, ложась между ног. Другой рукой он держит меня за подбородок, так я изо всех сил пытаюсь отвернуться.
  - Как искренен твой гнев! – ухмыляется он. - Я почти поверил... Но истина в том, что тебе хочется быть связанной, отшлепанной и самым грязным образом оттраханной, и это – поверь мне - не так уж и плохо!
  - Подонок! – я вырываюсь, резко отдернув подбородок.
  Он усмехается:
  - Я буду трахнуть тебя так, что ты почувствуешь мой хер у себя в горле, - рычит Флинт.
  Вместо ответа он расстёгивает ширинку и, приподняв, усаживает меня на край кухонной мойки. В этой позе, да ещё и со связанными руками у меня нет равновесия, и мне приходится отчаянно балансировать, чтобы не упасть. Взявшись за колени, он не спеша раздвигает мне ноги.
  Один мощным толчком он вонзается в меня. Лишённая опоры, я едва не ударяюсь затылком об зеркало позади себя. Руки мои прижаты к крану. Я абсолютно беспомощна под его сокрушительной атакой. Как же я ненавижу тебя, Флинт!
  К счастью, мой разум сохраняет власть над телом и, прежде чем меня успел охватить оргазм, я начинаю бороться, сжав мышцы так, что, кажется, они вот-вот лопнут с натуги… 
  - Ты слишком быстро принимаешь, погоди, пока я тебе не скажу, - беспокоится он. - Я только раз погладил тебя изнутри своим удилищем, а ты почти выдоила меня...
  - И ты ещё чем-то недоволен, ублюдок? – яростно отвечаю я.
  - Ты будешь делать, как я велю, или я уйду! - предупреждает он.
  - Уходи, - спокойно отвечаю я.
  Он пытается отстраниться, совсем чуть-чуть. Я не могу дотянуться до него, но я вижу, как перекосило его физиономию, по которой, к сожалению, я сейчас не могу съездить от души...
  Флинт беспомощно хихикает:
  - Нахуй Эми! Ты не умеешь драться честно…
  Быть с мной - это постоянная борьба, и тебе придётся с этим смириться, Флинт. Если ты и в самом деле собираешься быть со мной.
  - Пожалуй, у меня нет шансов вытащить свою штучку, - притворно вздыхает Флинт. - Ты, что, желаешь выиграть Олимпиаду Кегеля? Что ж, я приму это к сведению это к сведению, чтобы в следующий раз, уже во всеоружии, трахать её часами! ****ь! Ты ещё будешь кричать подо мной, ты ещё будешь вопить так громко, что твое горло, Эми, будет болеть!
  Рывками он силится вытащить свой застрявший член.
  - Посмотри на свою симпатичную «пусси», Эми, - приговаривает он ласково. - Как она изголодалась, бедняжка! Нельзя содержать свой организм на голодном пайке...
  - Иди ты к чёрту! – я закрываю глаза.
  «Я бы с удовольствием, но…» - думает, верно он. Но моя хватка быстро слабеет. И вот, наконец, он выскальзывает, точно пробка.
  - Время просмотра закончилось, Эми! – он шумно переводит дух.
А я, обессилев, буквально валюсь на него, и Флинт бережно подхватывает меня на руки. Почти потеряв сознание, я едва ощущаю, как он укладывает меня на кровать, что я так и не успела застелить толком. Флинт наклонился надо мной.
- Скажи мне то, что я хочу знать, и я дам тебе то, что ты хочешь, - рычит он мне в ухо.
Жар его дыхания посылает электрические разряды вниз по моему позвоночнику. Самые дикие, самые звериные инстинкты пробуждаются во мне, и я, непроизвольно, пытаюсь прижаться к нему, но он, хихикая, приподнимается надо мной на четвереньках, и я чувствую только пустоту.
Пустоту! Ничто так не обидно, как ощущать пустоту, после того как в тебе разожгли желание!...
- Флинт! - я вновь готова заплакать. - Вернись, черт возьми!...
- Ответь мне, - требует он, запустив руку мне в волосы. – Скажи, чего ты хочешь!
- Я хочу тебя…
- Громче! – его рука безжалостно сжимает и рвёт мои волосы. – Скажи уверенно и чётко, чтобы я не сомневался, чего ты хочешь!
- Я хочу тебя, Флинт! Пожалуйста, возьми меня!
Он удовлетворенно хмыкает. На самом деле ему не нужны мои слова. Мои слова нужны мне, чтобы я призналась себе самой чего я хочу сейчас, в данный момент. Это истинная правда – моё тело хочет его. И я испытываю облегчение, когда его рот приземляется на мой. Нет, это не так.
Его рот пожирает мой. Его язык скользит меж моих губ, и врывается внутрь, забирая дюйм дюймом. Одновременно его свободная рука касается моих бёдер. И с каждым её движением, и каждым толчком языка он устанавливает свое господство надо мной. Он решает, чего я должна хотеть, а чего – не должна. Когда, где и сколько это стоит. От него зависит, что будет со мной в следующий миг. Я полностью в его власти.
Его рука ныряет между моих ног, и у меня перехватывает дыхание. Но он не спешит, и из моей груди вырывается мольба.
- Пожалуйста, Флинт! Развяжи меня! – никогда ещё его путы, стянувшие запястья, не тяготил меня так, как теперь.
Если бы мои руки были свободны, я бы обняла его и заставила прижаться ко мне. Но Флинт глух к мольбам, он продолжает жадно меня ласкать, упиваясь своей властью.
- Я смотрю, что твоя «пусси» совсем голодная, Эми, - хрипит он. – Нельзя, нельзя, содержать её впроголодь! Ты ведь хочешь, чтобы мой член как следует её накормил?
Я судорожно сжимаю губы. Он может чувствовать предательство моего тела, но мои слова - это отражение моей души. Флинт не властен над ней! Его пальцы, погружённые в мои волосы, сжимаются и тянут мою голову назад, унижая меня и причиняя боль.
- Ответь мне, - он безжалостен.
Жгучий огонь, пылающий меж моих ног, усиливается. Я не могу сопротивляться. И что с того, что я сдамся? В конце концов, я ничего ему не обещаю. Я даже не собираюсь сдаваться! Я лишь позволяю ему прикоснуться к себе...
- Что ж, забирай меня, подонок! - уступаю я, но вкладываю в эти слова покорности как можно больше силы и власти.
Он ослабляет хватку. Его пальцы скользят меж моих ног, заставляя меня застонать.
- Ах, даже так?! – хихикает он. - Будь конкретнее, Эми, в противном случае, я так интерпретирую твои слова, что тебе это не понравится…
Ты хочешь от меня подробностей?! Что ж… Повернув голову, я прижимаюсь губами к его руке.
- Я хочу, чтобы ты оказался внутри меня, ублюдок!
Но Флинт делает вид, что не понимает.
- Точнее, Эми! Пожалуйста, будь точнее… Тебе нужны мои пальцы? Мой язык? Мой член? Чего именно ты хочешь?
Я судорожно выдыхаю.
- Я презираю пальцы! - самым высокомерным тоном произношу я.
Похоже, мои слова приводят его в восторг, и он смеется во весь голос, без малейшего намека на сдержанность. Глубоко вздохнув, он прижимается ко мне, и я вдруг начинаю чувствовать, как горячо и нервно пульсирует в груди его сердце.
- Ты получишь, что ты хочешь, Эми!
Его рот снова накрывает мой. Он стал ещё более требователен, ещё более деспотичен. Но теперь его поцелуй пронизан нежностью, которую, пожалуй, можно было бы принять за любовь. Но я не верю, что он любит меня. Он, безусловно, жаждет меня, побуждая меня в ответ прижаться к его большому телу, несмотря на то, что мой разум ненавидит его.
Он снова дёргает меня за волосы, заставляя принять позу, идеальную для его вторжения. Его язык впивается мне в рот, и в то же мгновение его ладони оказываются внизу у меня за спиной. Я всхлипываю и тянусь к его рукам, и наши пальцы, отыскав друг друга сплетаются воедино.
- Ты по-прежнему настаиваешь, чтобы я тебя развязал?
Я киваю.
Он совершает всего одно неуловимое движение, и тугая верёвка, сковавшая мои руки, вдруг ослабевает. Но он не отпускает меня.
- Ты всё равно моя пленница, Эми! – напоминает он.
- Как скажешь, - соглашаюсь я.
И вздрагиваю, почувствовав, как его набухший разгорячённый член нечаянно коснулся моей ноги.
- Ты готова? – спрашивает он.
  - Да! – киваю я.
Я ещё никогда не была более готова чем когда-либо за всю свою жизнь.
  …И вот снова наступает ночь. Мы уже ничего не делаем, а просто лежим, держа друг друга за руки, и мы не знаем большего счастья, чем просто видеть и ощущать друг друга.
- Там, где ты жила, в мире, откуда я тебя забрал, я был никем, а ты была всем, - говорит Флинт. – И не было никаких шансов, чтобы тебе захотелось узнать меня получше. Поэтому я тебя украл.
  - Я всегда выбирала равного, или того, кто выше меня, - вздохнула я.
  Он проводит рукой по моим волосам:
  - В мире, созданном мной, всё наоборот. Здесь я – всё, а ты - никто. И выбрать меня оказалось легко и просто.
- Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась твоей пленницей? - тихо говорю я. - Я обещаю, что никогда не сбегу от тебя, буду безропотной и покорной. Я лишь об одном тебя молю, Флинт: если вдруг ты меня разлюбишь, если ты не будешь больше хотеть меня – не удерживай меня тогда! Верни мне свободу! Ты обещаешь?
  Я смотрю на него и жду, и он берёт моё лицо в свои ладони:
  - Обещаю! – кивает он. – Хотя разве возможно такое? Неужели я разлюблю тебя когда-нибудь...
  - Ничто не вечно, Флинт! Даже любовь...
  …Мои соски напрягаются, когда его голодный взгляд ощупывает меня. Мы оба обнажены, он прижимает меня к подушкам, его тяжёлое, грубое тело восхитительно царапает мою мягкую кожу. Его одна большая рука обхватывает мою голову, а другая раздвигает ноги. Я покоряюсь, и он удовлетворенно хмыкает, когда его пальцы обнаруживают, что я готова принять его.
  Я закрываю глаза, когда наши губы соприкасаются. Он входит в меня одновременно языком и членом, как бы подчеркивая свои предыдущие словесные утверждения.
  Я поднимаю ногу и закидываю ему на бедро, но не нуждается в поощрении. Он считает себя моим повелителем, моим господином, моим владыкой, которому я принадлежу безраздельно и всецело, и я, пусть и не до конца согласна с этим, тем не менее не желаю сейчас это оспаривать. Я позволяю ему взять над собой верх, чтобы поскорее погрузиться в ту эйфорию, которую он так легко вызывает. В мире, что он для меня создал, под его прикосновениями нет ничего, кроме удовольствия и наслаждений. Потом, разумеется, я объясню ему, что он не совсем прав, но пусть это будет потом, а пока пусть он не замечает во мне ничего, кроме покорности.
  - Ах, Эми, моя девочка, - нежно взрыкивает он, в такт неторопливого ритма его обжигающе-горячего члена, пульсирующего внутри меня. - Ты же знаешь, что я люблю тебя...
  Счастливая, я улыбаюсь ему:
  - Это констатация, или вопрос?
  - Нет, - улыбается он мне в ответ. - Это наша с тобой совместная декларация!
  Потянувшись, я прижимаюсь щекой к его могучему плечу, я обхватываю его могучее тело руками и ногами, и мы сливаемся воедино.
  - Я тоже люблю тебя, Флинт! Но ты, пожалуйста, не забывай, что ты тоже мой пленник!
  Я больше не одна. Я принадлежу Флинту, а он - мне. Навсегда.


Глава 26. Флинт, Фортуна

  Всё-таки последние дни недёшево дались Эми, отняв и душевные, и физические силы. Она засыпает в моих объятиях, и я отпускаю её - господи, как не хочется мне её отпускать! Но я отпускаю её. Я бережно перекладываю Эми, растрепавшую свои волосы по всей постели, головой на подушки и долго-долго смотрю на неё, спящую.
  Она права – я тоже её пленник!
  Потом, вздохнув, я натягиваю джинсы и иду рубить дрова. Рубить дрова – это не женское дело! Раскалывая поленья, я с удовлетворением отмечаю, что ко мне возвращаются прежние силы – я снова ощущаю себя прежним, вице-президентом «Повелителей Смерти».
  Я приготовил обед, я затопил баню, и потом, когда Эми проснулась, я накормил её обедом, а взял её на руки и отнёс в баню, и так, совсем незаметно, закончился наш день. А потом были новые дни, сменявшие друг друга и так похожие друг на друга. Время текло легко и весело, и казалось, что так будет всегда…
  Но месяц неумолимо подходил к концу, и чем меньше оставалось дней до окончания её отпуска, тем хреновее мне становилось в ожидании предстоящего разговора, что был должен подвести окончательный итог всему. Эми так и не заговорила первой, и начать разговор пришлось мне.
  - Я не верну тебя в Миннеаполис, Эми! – заявил я ей. – Я отвезу тебя в Фортуну и спрячу в укромном месте!
  - Ты запрёшь меня в своём доме и будешь держать под замком? – почему-то Эми очень спокойно воспринимает эту новость.
  - Да, но это не продлится долго, - обещаю я. – Я постараюсь как можно быстрее уладить свои дела, и мы с тобой уедем в Мексику.
  - Послушай, - вздыхает Эми, - я не о том веду речь, что не хочу оказаться взаперти, хотя я очень этого не хочу. Но то, что ты затеваешь – это не самое лучшее решение!
  - Эми, даже если я не посажу тебя под замок – а мне, поверь, чертовски не хочется этого делать - в Миннеаполис ты точно не вернёшься!
  - Видишь ли, Флинт, если я не вернусь, то меня начнут искать. Я полагаю, это случится уже пятого августа. А после того, как ты, на пару со мной, засветился на этом дурацком конкурсе в Рапид-Сити, чему, кстати, я противилась, полиция явится к тебе в первую очередь.
  - Но может же человек заболеть или уволиться? – озабоченно, я ищу варианты. – Ты напишешь письмо, что подаёшь в отставку. Таня быстро подготовит необходимые документы: ты их подмахнёшь – и вопрос будет закрыт!
  - Флинт, эти вопросы не решаются так просто, как ты думаешь. Придётся сдавать дела, передавать их другим адвокатам – а для этого необходимо моё личное присутствие. То есть, конечно, формальностей можно и не соблюдать, но в таком случае слишком много людей начнёт интересоваться – почему это происходит именно так, а не как положено. Флинт, тебе придётся отпустить меня в Миннеаполис!
  - Мне ужасно не хочется этого делать, - задумчиво говорю я.
  - Ты, всё-таки, мне не доверяешь? – Эми, пристально смотрит на меня.
  Я поспешно отвожу взгляд.
  - Я доверяю, - отвечаю я не сразу. – Но понимаешь, Эми, я боюсь, что стоит мне тебя отпустить – хоть на один день – и что-нибудь пойдёт не так…
  Протянув руку, Эми ласково проводит ладонью по моей небритой щеке:
  - Мне казалось, что дурные предчувствия – это удел одних только женщин!
  Я снова поднял голову:
  - Что должно случиться пятого августа?
  - Слушания. А ещё через неделю будет суд по делу Исаму Мори. Он мой клиент, я должна его защищать.
  - Тебе так важен этот японец?
  - Флинт, кроме меня ему никто не поможет! Пятого августа я должна быть в Миннеаполисе…
  - Утром четвёртого я привезу тебя в Фортуну. Ты побудешь там какое-то время… Я сделаю звонок Тане – так ли нужно твоё присутствие, как ты утверждаешь, или всё-таки можно без него обойтись… 
  - Флинт, - голос Эми обретает твёрдость. – Ты совершаешь серьёзную ошибку, доверяя Тане больше, чем мне!
  Я пристально смотрю на неё, и она боязливо опускает глаза:
  - Возможно, Эми… Но я так решил, и ты, пожалуйста, не спорь со мной и не обижайся!
  Наш разговор окончен.
  Поздним вечером третьего августа мы оставили Берлогу и тронулись в обратный путь. Один за другим мелькают знакомые дорожные указатели – Баффало, Моркрофт, Спирфиш – только уже в обратном порядке. Наученный горьким опытом, я не насилую мотор, стараясь держатся на одной передаче и даже на идеально ровной дороге не выхожу за пределы девяноста миль. Клапана больше не стучат, и сцепление переключается как положено – весь обратный путь мы преодолеваем без приключений, и Эми, как я и рассчитывал, опустив спинку сиденья, мирно проспала большую часть тех одиннадцати часов, что занял наш путь. Мне много спокойнее, когда она спит.
  Было около восьми утра, когда я остановил тачку на лужайке перед моим домом, что стоит на окраине Фортуны. Небо хмурилось и, кажется, вот-вот собирался пойти дождик. Молодой дуб, посаженный мной десять лет назад, уже вымахал больше человеческого роста и встретил нас терпким ароматом листвы, по которому я, признаюсь, давно соскучился. Открыв дверцу машины, я разбудил Эми:
  - Просыпайся, моя малышка!
  - Где мы? - она со вздохом трёт заспанные глаза. - Что, уже приехали?
  - Приехали, - я помогаю Эми выбраться из машины и веду её в дом.
  - Тебе наполнить ванну – освежишься с дороги? – предлагаю я.
  - Если это предложение, от которого нельзя отказаться, то я, пожалуй, обойдусь без твоей помощи, – отвечает Эми.
  Она запирается в ванной и включает воду. Тогда я иду к телефону и набираю номер офиса. Как я и ожидал, трубку снимает Таня.
  - Администратор адвокатской конторы слушает вас!
  - Таня, привет, это я! Нам необходимо встретиться… Ты не занята? Я могу приехать к тебе через час?
  Я слышу, как она громко сопит в трубку… 
  - Флинт, ты откуда звонишь? – вопрошает она после затянувшегося молчания. – Ты уже вернулся в Фортуну?
  Что-то не нравится мне её голос…
  - Таня, если ты занята, давай встретимся после работы, - говорю я. – Мне нужно обсудить несколько вопросов. Куда лучше прийти?
  - Погоди… - она некоторое время молчит, слышно, как она листает какие-то бумаги. – Ты знаешь, где находится ресторан «Мунфлауэр»?
  - Знаю.
  - Приходи туда сегодня к половине пятого. Эти вопросы, которые ты хочешь обсудить… Они касаются мисс Грейнджер?
  Ничего не ответив, я кладу трубку. Млядь! Зачем я ей только позвонил? Почему не послушался Эми? Мисс Мьюир ни в чём нельзя доверять: удивительно, как она до сих пор не сдала меня копам! Хотя, безусловно, осуществить то, что я задумал, без её помощи не получится.
  План мой состоял в том, чтобы Эми уволилась. Передала бы практику какому-нибудь другому адвокату – да хоть той же Тане Мьюир, которая спит и видит, как бы занять место своей начальницы – продала бы дом, тачку, и, вообще, всё, что у неё есть. Продала бы, естественно, задним числом: ни в какой Миннеаполис я, понятное дело, её не пущу – я ещё не похож на идиота. Я, вообще, не собираюсь никуда выпускать её – она будет сидеть у меня дома, под замком, пока мы с Таней будем оформлять необходимые бумаги. А когда дела будут сделаны, я увезу Эми в Мексику года на два или на три – там видно будет. Конечно, рано или поздно деньги закончатся, но к тому времени здесь уже наверняка всё затихнет, и мы вернёмся в Фортуну, где поселимся в этом доме, который я, на всякий случай, не стану продавать. К тому времени у нас, наверное, уже будут дети – мальчик и девочка. Из Эми, как я успел заметить, несомненно, получится неплохая мать. Ну а я найду себе работу – с моими-то руками я всегда её найду - и буду содержать семейство. Может быть, я даже женюсь – чтобы у нас всё было как у людей, хотя меня никогда не прельщало это состояние: быть как все! Есть в этом что-то ущербное… Впрочем, всё это будет не завтра и даже не послезавтра…
  А сейчас стоило бы, пожалуй, позвонить Судье. Я прислушался – Эми плещется в ванной. Я снова потянулся к телефону, но снять трубку не успел.
  В дверь постучали.
  - Откройте! Полиция!
  У меня внутри всё оборвалось…
  «Сука!»
  Лихорадочно озираясь, я силюсь сообразить, что можно предпринять. Вылезти в окно? Бежать через задний двор? Метнуться в гараж, где всегда наготове стоит мой верный райдер? А Эми – я же не могу бросить её здесь?!
  Я отпираю дверь… На лужайке перед домом стоят полицейские машины. На пороге толпятся копы – мужики и баба с нашивками сержанта:
  - Мистер Томас Джексон?
  - Да, - киваю я.
  - Кроме вас в доме ещё есть кто-нибудь?
  Разумеется, отпираться бессмысленно…
  - Есть… Женщина.
  - Где она?
  - В ванной. Прошу вас – не входите туда!
- О кей, мистер Джексон! Вы задержаны по подозрению в убийстве второй степени. Вы вправе хранить молчание – всё что вы скажете может быть использовано против вас…
  На меня одевают наручники и двое копов ведут к машине. Тем временем, легавая сука с нашивками сержанта переступает порог дома...
  - А это ещё зачем? – я пытаюсь затормозить.
  В ответ, коп, что меня ведёт, довольно грубо толкает и нагибает мне голову:
  - Полезай в машину и молчи! Не то мы запишем тебе сопротивление при аресте!
  Его напарник вежливо объясняет:
  - Наша сотрудница задаст несколько вопросов вашей, э-ээ, женщине!
  Воистину: хочешь насмешить бога – расскажи ему о своих планах…
  …Минула неделя, за которую мне предъявили обвинение в убийстве скинхеда (из тех четверых, что в вечер похищения залезли к Эми в дом) и несколько раз допросили. Эми ничем не давала знать о себе, зато меня успел навестить Судья, и первый вопрос, что я ему задал, был о ней:
  - Ты ничего не слышал, что с Эми?
  - Её допросили, сразу как тебя забрали. Мурыжили часа три. Потом Эми уехала в Миннеаполис - вот всё, что я знаю, - отвечал Судья. - Говённые времена настали, Флинт!
  Он тяжело вздохнул.
  - А ты не пробовал дозвониться до неё? – во мне продолжала теплиться слабая надежда.
  - Дома она не берёт трубку. А в офисе все отвечают, что босс просит ни с кем не соединять. Но ведь тебе предъявлено убийство второй степени?
  - Об этом запрещено говорить! – тотчас рявкнул надзиратель.
  Мы смолкли.
  Разумеется, я отлично понимал, на что намекает Судья – раз меня до сих пор не обвинили в похищении, у следствия пока нет доказательств, что я увозил Эми насильно, а не добровольно, спасая от скинхедов, на чём настаивал я. Моя девчонка так и не заявила на меня, хотя прокурорские суки, несомненно, обрабатывали её и продолжают обрабатывать!
  Но то, что за все эти дни она так и не попыталась связаться со мной было дурным знаком, не предвещавшим мне ничего хорошего…
  Мы ещё посидели молча, а потом Судья собрался уходить:
  - Ну, бывай! Дай знать, когда понадоблюсь!
  Он ушёл, а меня потащила на допрос.
  - Так вы по-прежнему продолжаете настаивать, что во время драки вы с силой толкнули Сэма Дрю, после чего, я цитирую ваши показания, «…он отлетел и треснулся башкой об косяк», вследствие чего у него произошёл перелом шейных позвонков? – детектив, наверное, уже в двадцатый раз спрашивает меня об одном и том же.
  - Продолжаю настаивать, - пожимаю плечами я. – В конце концов, что вас смущает?
  - Смущают расхождения в показаниях. Трое потерпевших утверждают, что вы схватили Сэма Дрю за голову и намеренно сломали ему шею!
  - Вообще-то эти «потерпевшие» собирались меня убить! – замечаю я.
  - Это имеет отношение к делу? – качает головой детектив. – Пока одни только собираются, другие успевают стать убийцами!
  - Ну, наверное, лучше, всё-таки, оказаться здесь, чем лежать на кладбище! – усмехаюсь я.
  - А вы остряк, мистер Джексон! – смеётся детектив.
  - Я только хотел сказать, что если бы было, как они говорят, то пока мои руки были заняты, они успели бы меня прикончить.
  - Ну, допустим, - кивает детектив. – Но тогда, мистер Джексон, может быть вы объясните заодно, как вы оказались в Ла Кроссе, и что вы там делали ночью, 29 июня?
  Улыбка сошла с моего лица. Я вопросительно смотрю на маленькое чмо, сидящее рядом – защитника, что предоставило мне моё родное государство. Но паренёк молчит – за все мои допросы он ещё ни разу слова толком не изрёк, и, вообще, по-моему, он до сих пор писает в постель… Вот и сейчас защитник старательно не замечает моего взгляда.
  - В пути мы поругались, - я говорю, стараясь сохранять хладнокровие. - Эми выскочила из машины... Но потом я её разыскал, и мы помирились.
  - Ла Кросс вы покинули вдвоём? – уточняет детектив.
  - Да, - киваю я.
  - Из рапорта дорожной полиции следует, что на выезде из города вами предъявлялось удостоверение на управление транспортным средством, которое, как теперь выяснилось, было фальшивым. Что вы на это скажете? 
  Я устремляю взор на глазок телекамеры, через которую сейчас, наверное, на экране меня внимательно рассматривает помощник прокурора.
  - Ну, что я могу сказать, был грех! – вздыхаю я притворно. – В отсутствие Эми я, иногда, пользовался её тачкой.
  - И даже заказали себе фальшивые права! - кивает детектив. – Почему, в таком случае, в ту ночь в машине вы были одни? Где в это время находилась мисс Грейнджер?
  - В Ла Кроссе, на железнодорожном вокзале, полагаю я. Во всяком случае, перед утренним поездом я нашёл её именно там.
  - То есть, утром вы вернулись в Ла Кросс ещё раз? Вы настаиваете на этом?
  - Настаиваю!
  Следователь смотрит на меня с таким видом, будто вот-вот набросится с кулаками:
  - Мы считаем, что в это время мисс Грейнджер находилась в багажнике автомобиля!
  - А что на этот счёт говорит сама мисс Грейнджер? – улыбаюсь я. – Улики, какие-нибудь, отпечатки? Эти, как их… потожировые следы?
  ****ь! И так и слышу, как следак скрежещет зубами от бессильной злости. Нет у тебя никаких доказательств, мудило, – бензин стирает всё…
  - Я засажу тебя до конца жизни, гадина! – шипит детектив. – Слышишь?! Свой пожизненный срок ты обязательно получишь!
  - Позвольте, - молодое адвокатское чмо, подаёт-таки голос, - вы не имеете права оскорблять моего клиента!
  Внезапно звенит звонок. Мы – все трое – поворачиваем головы. Дверь распахивается и на пороге появляется помощник окружного прокурора, а за ним… Перестукивая каблучками, в комнату входит она…
  - Выйдите все, кроме обвиняемого! – просит помощник.
  - Пожалуйста, сядь, Флинт! – просит она, когда мы остаёмся наедине.
  Мне хочется обнять её, но под её взглядом я покорно сажусь за стол. Эми усаживается напротив. В сером жакете и юбке-карандаше, с безупречной причёской и макияжем, состарившем её лет на пять, она опять стала прежней деловой и целеустремлённой леди-босс…
  - Я попросила, чтобы здесь отключили всё, - она обводит рукой, - чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз…
  - Я долго тебя не видел… - говорю я после долгого молчания.
  - Я была занята, – отвечает она. – Я же предупреждала, что в середине августа у меня процесс... Можешь меня поздравить, я выиграла дело! Исаму Мори получил условный срок! У парня есть работа, он больше не торгует наркотиками – может быть, с моей помощью, он начнёт новую жизнь!
  - А как насчёт меня? – интересуюсь я. – Ты будешь меня защищать?
  - Нет! - отрицательно качает головой Эми.
  Я молчу. Потом осведомляюсь:
  - Я могу знать, почему? – я пристально смотрю ей в глаза.
  - А ты и так уже знаешь, - она с лёгкостью выдерживает мой взгляд. -  Ты ведь не позабыл, какое условие я поставила вашему Судье, когда два года назад стала на вас работать?
  У меня инстинктивно сжимаются кулаки…
  - Разве я тебя насиловал?!
  - А разве нет? Или, по-твоему, принуждение к сексу насилием уже не является?
  - Но ведь ты говорила, что любишь меня, Эми?! Или ты скажешь, что ты лгала мне?!
  Она удивительно спокойна:
  - Нет, я, разумеется, не лгала! Я и сейчас тебя люблю! Но, видишь ли, Флинт, твоя любовь не мешала тебе творить насилие, и точно так же моя любовь не мешает мне говорить «Нет». Согласись, что это справедливо!
  - Понятно, - усмехаюсь я. – Представился удобный случай отомстить…
  - Разве ж это месть! – вздыхает она. – В конце концов, я ведь не стала заявлять на тебя! Хотя ты и представить не можешь, чего мне это стоило! Окружной прокурор грозится привлечь меня за пособничество – ладно, за меня вступилась коллегия адвокатов!
  - Боюсь, я не сумею оценить твоё великодушие по-достоинству, Эми! - усмехаюсь я мрачно.
  - Боюсь, что ты заигрался, Флинт! – качает головой она. – Помнишь, как ты мне сказал: «Тебе необходим перерыв, Эми?» Вот и тебе тоже необходим перерыв! Надеюсь, времени у тебя будет достаточно…
  - Ты ещё издеваешься…
  - Напротив! Ты мне настолько небезразличен, что я нашла для тебя замечательного адвоката – настоящего профессионала, гораздо более опытного, чем я!
  Я смотрю на неё с недоумением.
  - Ты уже немного знаком с ним… - она встаёт и подходит к двери. – Заходи, Рон!
  Дверь распахнулась, и, если бы я не сидел, я бы упал - в комнату вошёл Лемонхед:
  - Добрый день, мистер... э-ээ…
  - Джексон, - подсказывает Эми. – Том Джексон.
  - Добрый день, мистер Джексон! – улыбнувшись, Лемонхед подаёт мне руку.
  Я смотрю на эту руку и чувствую, что хочу умереть. Это, безусловно, была утончённая женская месть. Это был крах! Это был конец всему…
  Господи, чем я тебя прогневал, что ты наказываешь меня так жестоко?! Да лучше бы тот медведь растерзал меня! Лучше б я никогда не рождался на свет! Лучше б тягач сбил меня на шоссе, намотав мои кишки на колёса двадцатитонной фуры! Это был последняя точка в печальном финале моей истории, и прежнего Флинта Райдера, вице-президента «Повелителей Смерти», больше не существовало.


Глава 27. Флинт, другой незнакомый город

  …Всё-таки нельзя не отдать должное лимоноголовому хмырю – дело своё он знал и гонорар отработал не зря. Его стараниями присяжные признали смерть бритоголового ублюдка непредумышленной, и судья, по совокупности, назначил мне только четыре года, вместо десяти, что запросил обвинитель – три за убийство, и ещё один за всё остальное. Но отсидеть их пришлось от звонка до звонка – окружной прокурор, имевший зуб как на «Повелителей Смерти», так и лично на меня, позаботился о том особо.
  Эми так и не пришла на суд, и не ответила ни на один из моих звонков. Я написал ей письмо – довольно быстро его вернули. На конверте значилось, что по указанному адресу данный человек больше не проживает. Разумеется, она уехала, и, разумеется, она не пожелала, чтобы я узнал куда...
  Иногда она являлась ко мне во снах. И почему-то из всего, что случилось между нами, сознание моё не удержало ни впечатлений от первых наших встреч, когда, ещё не ведая, что украду её, я тайком от всех бросал на неё вожделенные взгляды, ни воспоминаний о том, когда мы были вместе, занимались любовью, и она шептала мне «Люблю тебя, Флинт! Люблю»… А снилась мне без конца комната для допросов, где Эми произнесла роковые слова, подведшие черту под нашим прошлым: «Тебе необходим перерыв, Флинт!». И, просыпаясь в холодном поту, я продолжал их слышать с своей голове: «Тебе необходим перерыв»…
  «Нет, Эми! – твердил я сам себе, сжимая кулаки. – Это не конец! Я ещё найду, что тебе ответить!»
  Был конец сентября, когда я вышел из тюрьмы. Отбыв срок, я заехал в Фортуну лишь на несколько дней – чтобы продать дом, мотоцикл и объявить своим бывшим друзьями, что я завязал. Я был преисполнен желания покончить с прошлым.
  Конечно же я искал её – долго и безуспешно. Через несколько дней, после того памятного разговора Эми покинула Миннеаполис – это было всё то немногое, что мне удалось узнать. Я знал, что кроме матери у Эми никого больше не было, но где живёт её мать я не знал. Я проклинал себя за то, что так ни разу и не расспросил, и даже не удосужился поискать телефонный номер её матери, пока мобильник Эми был у меня в руках! Все нити, ведущие к Эми, оказались оборваны.
  Умом я понимал, что надеяться мне не на что, но где-то в глубине, подспудно, во мне продолжала тлеть надежда не чудо, согревавшая душу призрачным теплом.
  Прошёл ещё год – приближался октябрь. К тому времени я работал в службе доставки, куда устроился сразу как приехал в этот чужой для меня большой и незнакомый город. В середине дня поступил заказ – отвезти по указанному адресу большой букет белых нарциссов. Белые нарциссы были любимыми цветами Эми, которые она всегда покупала на свой день рожденья. Впрочем, ничто в моей душе не шевельнулось, и я повёз цветы.
  Довольно быстро я отыскал неприметный с виду дом на окраине города. Я позвонил – на пороге меня встретила пожилая миловидная женщина, лет шестидесяти.
  - Здесь живёт миссис Робинсон? Вы заказывали цветы…
  - Огромное вам спасибо! – улыбнулась она. – Не могли бы занести цветы в гостиную, а то у меня, кажется, пригорает обед на кухне?
  Вслед за хозяйкой, я прошёл в дом, где в гостиной уже была приготовлена ваза для цветов. Я поставил букет в воду.
  - Лодка - река! Дорога - машина! Небо – вертолёт! - на диване, забравшись с ногами валялся взъерошенный мальчуган, примерно четырёх лет и играл в компьютерную игру. – Баба, смотри! Я всё правильно собрал!
  Схватив планшетник, малыш соскочил с дивана и бегом помчался на кухню. На меня он даже не посмотрел. Я повернул голову вслед за ним, и замер. С большой фотографии, что в застеклённой рамке украсила каминную полку, на меня глядели сияющие глаза Эми… В бриллиантовой короне королевы танго, она стояла на пьедестале и улыбалась. Нас сфотографировали вдвоём, но я был отрезан и заретуширован настолько аккуратно, что на снимке от меня не осталось никаких следов – вот так творится история, в которой право назвать себя победителем дано только одному, а другому в ней места нет…
  Я смотрел, не в силах оторвать взора. Должно быть прошло немало времени, так как мальчишка успел вернуться с кухни.
  - Это моя мама! – сказал он мне.
  - Вот как! – я улыбнулся ему. - А как тебя зовут, малыш?
  - Мне четыре года, я не малыш! - заявил он с гордостью. – А зовут меня Дейл!
  У меня невольно перехватило дыхание… Четыре года!
  - А когда у тебя день рожденья, Дейл? – спросил я, пытаясь скрыть волнение.
  Но Дейл, смутившись от моего пристального взгляда, ничего не ответил. Тогда я попытался разговорить его:
  - У тебя крутой планшетник, Дейл! Мама подарила?
  - Не-а! – он покачал головой и улыбнулся. – Бабушка! В прошлом месяце, когда мы юбилей отмечали!
  Словно кусочек льда коснулся моего сердца, и из груди едва не вырвался страшный звериный рык… Мне стоило огромного усилия сдержаться...
  «В прошлом месяце!» Это означало, что Эми понесла, когда я уже сидел. Несомненно, ей хотелось поскорее забыть меня, и она нашла себе кого-то, с кем было лучше всего меня забыть…
  Тут из кухни показалась миссис Робинсон:
  - Давайте, я распишусь!
  - Шустрый малыш! – сказал я хозяйке, протянув ей бланк.
  Мальчишка плюхнулся на диван и снова взялся за планшетник.
  - Дейли, - кивнула бабушка. – Вчера после прогулки у него поднялась температура, и мама побоялась вести его в детский сад. Сегодня он со мной…
  - До свидания! – я заспешил к выходу.
  - И вам всего хорошего! - миссис Робинсон захлопнула за мной дверь.
  Это было похоже на чудо…
  Мне не понадобилось много времени, чтобы выследить её, отыскав дом, где она жила, спустя всего пару дней. Каждое утро в одно и то же время она выводила сына из подъезда, где Эми снимала небольшую квартиру, чтобы отвести ребёнка в детский сад. А вечером, если погода стояла хорошая, молодая мама и её маленький сын, так и не заходя в дом шли гулять в городской парк, что находился напротив их многоэтажного дома и бродили там до самой темноты.
  Теперь моя малышка жила более чем скромно – она больше не могла себе позволить иметь собственный дом, а по городу передвигалась только на метро или автобусе – даже самый скромный автомобиль стал ей не по карману. Не считая сына, Эми жила одна – я не заметил ни малейшего намёка на присутствие какого-либо мужчины, и, несмотря на все старания (а я, поверьте, очень старался!) мне так и не удалось выяснить, кто был отцом Дейла. Сочла ли она за благо сама расстаться с ним? Или, может быть, это он бросил её? Сделал ей ребёнка и бросил? Я так и не нашёл ответа на эти очевидные вопросы. Единственный вывод, что напрашивался сам собой, был в том, что Эми так, похоже, и не научилась разбираться в мужиках, в который уже раз совершив одну из своих бесконечных по счёту ошибок…
  Но всё-таки, она здорово изменилась за эти пять лет, и, пожалуй, в лучшую сторону! Родив ребёнка, Эми, тем не менее, сумела сохранить тонкую девичью талию, но стала шире в бёдрах и грудь её заметно округлилась. Но вовсе не это было главное… Хотя она по-прежнему одевалась очень скромно, она больше не застегивала свой светлый плащ, а концы её длинного тёмного шарфа, одиножды обёрнутого вокруг воротника, теперь непринуждённо свешивались вниз – теперь в ней ощущались никогда ей прежде не присущие шик и лёгкая небрежность, а её стремительный уверенный шаг был гордой походкой победительницы, всегда смотревшей на окружающих высоко поднятой головой. И глядя на неё было невозможно поверить, что теперь она обыкновенная мать-одиночка, чей жалкий заработок в занюханной конторе едва позволяет сводить концы с концами, а вовсе не та леди-босс, которую я знал когда-то. Тогда она была привлекательна, теперь она стала великолепна!
  А ещё она была замечательная мать. И наблюдая издали, как из вечера в вечер она играет с сыном в парке – несмотря на усталость после рабочего дня и вечные хлопоты по дому (нанять даже самую скромную прислугу она больше не могла), а потом долго-долго не гасит окно в детской, читая, наверное, своему малышу сказку за сказкой, я самой чёрной завистью завидовал их счастью и проклинал себя за то, что Дейл – не мой сын.
  Но горше всего мне было от осознания, что Эми никогда не пустит меня в свою теперешнюю жизнь. Я умер для неё навсегда – и фотография с каминной полки свидетельствовала о том всего красноречивей. Она безжалостно отрезала целый кусок своего прошлого, что мы прожили вдвоём, если и вспоминая о нём, то не иначе, как о кошмарном сне. Она нашла для себя счастье – своего сына, и никто больше не был ей нужен!
  И глядя на них я понимал всё явственней, что у меня нет иного выхода, кроме как разлучить их. Пять лет назад я украл её, и теперь мне снова предстояло её украсть, потому что её маленький Дейл, этот смешной мальчуган, глупый озорной малыш готовый навсегда лишить меня Эми, как некогда Лемонхед! Когда впервые мне пришлось осознать это, я помнится, ужаснулся… Одно дело отнимать Эми у презренного хмыря, который даже звук её шагов недостоин слышать, не то что прикасаться к ней, и совсем другое - отрывать мать от сына. Надо быть последним мудаком, чтобы сотворить такое. Но выбора за мной не оставалось: забыть Эми я не мог, а вновь соединиться с ней я мог только насильно.
  А, может, украсть их обоих? Я, наверное, смог бы заменить Дейлу отца, да и Эми стало бы много легче примириться со мной, когда я возьму малыша на руки, и она увидит, что я способен полюбить не только её, но и её ребёнка… И эта неожиданная мысль примирила меня с неизбежным – итак, сомненья были отброшены!
  …Стояло погожее воскресное утро, нечастое для этого времени года. С деревьев неспешно опадала рыжая и золотистая листва, ковром устилая землю и лужи – накануне всю ночь, не переставая, лил дождь. Я пригнал свой автофургон к городскому парку и завернул на служебную стоянку, что располагалась позади палаток, окружавших детские аттракционы. Вечерами, каждый выходной, тут было столпотворение, но сейчас, в ранний час, стояла мёртвая тишина. Кругом было ни души. Выбравшись из машины, я направился в парк – я знал, что сейчас, именно в это время, Эми и Дейл должны выйти из дома, чтобы погулять в парке. Но я ошибся.
  На этот раз их было трое – маленького мальчика и маму сопровождала бабушка. Они приближались по пустынной аллее. Дейл бежал впереди, точно заправский футболист, пиная пёстрый полосатый мячик. Эми и миссис Робинсон порядком отстали, о чём-то оживлённо беседуя. Завидев их, я поспешил присесть на скамейку, повернувшись к ним спиной – совсем ни к чему будет, если Дейл или его бабушка меня узнают. 
  - Мячик! Мячик! – звонкий детский голосок заставил меня вздрогнуть.
  Пёстрый полосатый мячик стремглав просвистел мимо меня, плюхнувшись прямо в центр большой лужи, что разлилась напротив моей скамейки. Во все стороны полетели брызги…
  - Что ты наделал, Дейли! – долетевший до меня голос Эми был негодующим и, в то же время, нежным. - Мало того, что едва не обрызгал прохожих, так нам теперь ещё придётся его оттуда доставать… Неси длинную палку!
  - Я слазаю за мячом! – Дейл бросился к луже. 
  Тотчас оставив миссис Робинсон, Эми бегом бросилась к малышу.
  - Остановись, Дейл! Ещё не хватало, чтобы ты полез в грязную лужу! – она уже была готова рассердиться не на шутку.
  И тогда я поднялся и, решительно шагнув в лужу. 
  - Держи, малыш! – я с силой поддал по мячу, и тот улетел прямо в центр зелёного, аккуратно подстриженного газона. 
  - Вау! – крикнул Дейл в совершеннейшем восторге и, вприпрыжку, помчался за мячиком. 
  Запыхавшаяся Эми остановилась у скамейки.
  - Большое вам спасибо, сэр! – начала Эми. - Вы нас очень…
  Она осеклась – разглядев, наконец, как следует Эми узнала меня. Я сильно изменился за пять лет – теперь я был гладко выбрит и безупречно одет, к тому же по случаю яркого солнечного утра, глаза мои скрыли большие чёрные очки в пол-лица… Но она мгновенно узнала меня.
  С минуту или две, Эми напряжённо молчала. Потом, попятившись она оглянулась, словно ища, кого позвать на помощь – но, не считая её матери и сына, других людей поблизости видно не было.
  - Мама! – громко позвала Эми. – Пожалуйста, проследи за Дейлом!
  - Куда ты собралась? – удивилась неторопливо приближающаяся миссис Робинсон.
  - Я схожу за чипсами и попкорном, – сказала Эми.
  Она махнула рукой и почти бегом помчалась по аллее – на самом деле она желала увести меня подальше от своего сына, что беззаботно гонял мячик по зелёной траве... Глядя ей вслед, я, пока миссис Робинсон не успела меня разглядеть, я торопливо зашагал прочь. Но я не пошёл за ней, а свернул на боковую аллею. Я хорошо знал, где она собиралась найти попкорн, а выказывать, что я преследую Эми мне совершенно не хотелось.
  Я настиг её возле палаток, когда, купив стаканчик попкорна и чипсы, она шла обратно. Выйдя из-за кустов, я загородил дорогу и улыбнулся, как можно доброжелательней:
  - Привет!
  Она смертельно побледнела:
  - Что тебе нужно?
  - Поговорить… Нам ведь есть, что сказать друг другу?
  Она попятилась:
  - Я не желаю разговаривать с тобой, Флинт! Немедленно уходи, или я закричу!
  - Эми! Давай обойдёмся без угроз, – я старался говорить, как можно спокойнее. – Я прошу уделить мне пять минут – ты ведь мне не откажешь?
  Эми насупилась:
  - Я очень спешу! 
  - Всего пять минут! - повторил я.
  Сделав широкий шест, я посторонился, как бы приглашая её пройти между палаток к служебной стоянке, где был припаркован мой автофургон. К моему счастью, Эми не знала, что я работаю рассыльным и не заподозрила подвоха. Она подумала минуту или две и решительно шагнула, куда я её приглашал:
  - Хорошо, - кивнула она…
  Мы завернули на автостоянку. Приотстав, как бы невзначай, я шёл за ней, поминутно озираясь – вокруг по-прежнему было ни души. Палатки надёжно скрывали нас со стороны парка, а мой автофургон, до которого было шагов десять, загораживал со стороны улицы. Всё шло просто идеально.
  - Как ты жила без меня?
  - Гораздо лучше, чем с тобой, - ответила она.
  К ней возвратилась былая дерзость.
  - И даже не вспоминала меня ни разу?
  - Тебя это сильно огорчает?
  Я вздохнул:
  - Ну почему ты такая суровая, Эми?
  - Как ты меня нашёл? – спросила она.
  - Миссис Робинсон заказала цветы на твой день рождения, - ответил я. – Я привёз букет ей домой. Увидал твою фотографию…
  - И стал следить за мной! – прищурилась Эми.
  - Кто отец Дейла? – спросил я, не желая заострять эту тему.
  Подойдя к фургону почти вплотную, она повернулась ко мне лицом:
  - Тебе лучше этого не знать, Флинт! – избегая моего взгляда, Эми опустила голову.
  - Но, может быть, я мог бы сделать что-нибудь для вас? – сделав вид, будто её слова больно ранили меня, я подошёл к автофургону и ударил в металлический борт обеими кулаками сразу.
  А почему сделав вид? Её слова и вправду меня зацепили.
  Она всего на миг перестала следить за мной, а я уже приблизился к ней вплотную, да при этом, как бы случайно, ещё и оказался у неё за спиной.
  - Мне ничего от тебя не нужно, Флинт!  - усмехнулась Эми. – Хотя, признаюсь, я была бы несказанно рада, если бы ты забыл о нас навсегда!
  Спохватившись, она попыталась повернуться ко мне лицом, но не успела: я уже выхватил свой верный клинок, что носил в ножнах, вшитых в полу куртки, и, молниеносно ударил Эми в затылок массивной рукоятью.
  Выронив свои покупки, она повалилась как подкошенная. Я едва успел её подхватить. Придерживая Эми одной рукой, я рванул боковую дверь фургона. Там, на полу, где я обычно развожу всякие коробки, у меня уже заранее был расстелен коврик… Затащив в машину, я бережно уложил бесчувственную Эми лицом вниз и крепко связал ей руки, приготовленной накануне верёвкой, потом связал ноги, заклеил скотчем рот... Пока я всё это делал моя малышка не издала ни звука и даже не пошевелилась. «Не слишком ли крепко я её приложил?!» - промелькнула шальная мысль. Обеспокоенный, я перевернул её на спину и, приложив пальцы к шее, стал искать пульс…
  - Жива! – облегчённо шепчу я сам себе и перевожу дух.
  Торопливо выбравшись из фургона, я выбежал из-за палаток и выглянул, прислонившись к толстому стволу старого клёна: в дали, ярдах в двухстах, ничего не подозревающие бабушка и внук, играли на зелёной лужайке. Миссис Робинсон бросала мяч, а Дейл пытался его поймать – легкий ветерок донёс до меня его звонкий смех. Чёрт бы побрал их бабулю! И угораздило её припереться именно в этот день?! Теперь к мальчишке не подобраться…
  В моём фургоне лежит оглушённая и связанная пленница. Она пока в отключке, но скоро должна очухаться. Нужно решаться: я не смогу увезти их обоих!
  Изо всей силы я ударил кулаком по шершавой коре дерева:
  - Ах, чёрт! Пропади оно всё пропадом!...
  Я вернулся на стоянку. Возле фургона на асфальте валяются большой белый стакан с попкорном и ярко-красный пакет с чипсами. Нагнувшись, я торопливо подобрал их – нельзя оставлять улики! Хлопнув дверцей, я забрался в кабину и завёл мотор. Всего через полчаса я буду возле своего дома, где я успел оборудовать подвал с надёжной крепкой дверью…
  «Правильно ли ты поступаешь, Флинт? – вопрошает меня беззвучный внутренний голос. – Подумай! Ещё не поздно остановиться!»
  Я замираю на мгновенье, чтобы разглядеть своё отражение в зеркале.
  - Пусть всё идёт, как шло – и будь что будет! – отвечаю я сам себе. 
  Я завожу мотор и покидаю автостоянку...