Ох уж это пресловуто-шипящее злым присвистыванием слово «сессия»! В Дрогобычском музпеде их было 10. Но если сюда причислить восстановительную сессию и государственные экзамены, то получится 12.
Только неуч, никогда не учившийся в средних или высших учебных заведениях может подумать (не понятно только на каком основании?), что сессии все одинаковые.
На самом деле их не две – зимняя и летняя, как не слишком умно пытались иногда шутить студенты-заочники. А, как уже было упомянуто выше, двенадцать. И все они уникальны. Может, в этом и зарыта вся прелесть студенческой жизни, только такую жизнь прелестью Сашка не считал. Он сразу дал себе установку закончить музпед «малой кровью», серьёзно готовясь только к сугубо специальным музыкальным предметам. Остальные предметы Сашка не готовил, но шел на зачеты и экзамены, чтобы «абы как спихнуть на трояк», эти, как считал Сашка, совершенно лишние предметы. Таким образом, он полагал облегчить себе студенческую жизнь.
В большинстве случаев ему это удавалось за счет эрудиции, а если подводила эрудиция, то на помощь приходила смекалка. Ну, а если подводили обе эти весьма уважаемые «дамы», и образовывался так называемый «хвост», тогда Сашка брался за нужные учебники и по минимуму готовился к пересдаче, чтобы не «гордо ввысь да в полметра с запасом над планкой», а скромно кое-как переползти через досадную помеху. А, преодолев её, смачно сплюнуть и тут же забыть о ней навсегда.
Однако, если человеку несколько раз подряд удалось легко справиться со сложными вещами, над которыми другие люди вынуждены усердствовать, может наступить некий период эйфории от успеха. В народе об этом говорят: «расслабился». Сашка же применял белее определенный термин: «расподлючился».
Сравнительная легкость на сессиях первых двух курсов привела к тому, что Сашка именно «расподлючился» и на зимнюю сессию третьего курса приехал в совершенно разобранном состоянии, не подготовив даже программу академического концерта по баяну, за что тут же и получил заслуженную расплату.
Чтоб закончить сессию без задолженности, Сашке пришлось почти все 10 дней с минимальным отдыхом заниматься чтением, учением, игрой на фортепиано и баяне.
* * *
Последний день сессии совпал с пятницей. Сашка стоя ехал в автобусе и засыпал, не в силах преодолеть страшную усталость от нервно-психологических и физических перегрузок перемешанных с катастрофическим недосыпом.
Придя домой он стал раздеваться и направился сразу в свою комнату. На вопрос матери, будет ли он что-нибудь есть ответил только двумя фразами: «Поем вечером. Не буди, пока сам не проснусь». Последнее, что он запомнил в тот день, это показания часов: 15:48. Дальше был провал.
Когда Сашка стал просыпаться, он увидел, что за окном уже ночь. Из большой комнаты доносился звук телевизора. Шла программа «Время».
– Хорошо поспал, – подумал Сашка, чувствуя, что усталости как не бывало. Полежав еще немного, он встал и вышел в большую комнату. Мама внимательно и как-то настороженно взглянула на него и спросила:
– Ты как себя чувствуешь?
– Ой, хорошо! – сказал Сашка, потягиваясь, кажется, выспался. Сейчас поем и снова пойду спать.
– Снова спать? – удивилась мама и заулыбалась, видя, что с Сашкой всё в порядке.
– Да, а что тут такого? – всё еще не понимал Сашка.
– Ты хоть знаешь, какой сегодня день? – спросила мать.
– Естественно, пятница – последний день сессии.
– Последний день сессии у тебя был вчера. А сегодня у нас суббота! Ты проспал больше суток, точнее 29 часов! – Сашка недоверчиво посмотрел на мать, но тут голос из телевизора начал фразу: «В этот прекрасный субботний зимний вечер…». Дальше Сашка не слушал.
– Вот так ни фига себе! Со мной такое в первый раз!
– Главное, чтоб на пользу пошло! – сказала мама.
Так благополучно для Сашки закончилась его переломная сессия в институте. Это был своеобразный экватор: позади осталось 5 сессий, впереди еще ровно столько же. Правда во время пятой сессии было огромное желание бросить всё к лешему и забрать документы из института. Не бросил… друзья спокойно отговорили от этого эмоционального поступка, мол дальше пойдет легче.
* * *
Как они были правы!!! Дальше действительно всё шло легче и проще, но, как считал Сашка, секрет тут был бесхитростным. Просто он стал давать сам себе меньше всяческих поблажек, стал заблаговременно готовиться к тем зачетам и экзаменам, на которых заведомо могли возникнуть неожиданности и не так, чтоб уж совсем гладко, добрался до предпоследней сессии выпускного пятого курса. За ней следовала последняя сессия, называемая государственными экзаменами.
Именно здесь на госэкзаменах, да еще и с самой неожиданной стороны Сашку подкараулила неприятность. Дело в том, что Сашкин преподаватель по баяну Николай Марченко еще в конце Сашкиного четвёртого курса поступил в аспирантуру Киевской консерватории. А так, как время сессий у Сашки и его преподавателя совпадало, то Сашка весь пятый – самый ответственный – курс был предоставлен сам себе. Поначалу Сашка не видел в этом ничего плохого. Подвох, выскочил совершенно неожиданно и не вовремя. В программу госэкзамена по баяну на ряду с тремя другими произведениями Сашка включил свой концерт для баяна с оркестром в переложении для баяна с фортепиано. Нужен был концертмейстер. У других студентов поиском концертмейстеров занимались их преподаватели. У Сашки же преподаватель фактически отсутствовал.
Он однажды даже подошел к декану факультета с вопросом, что делать, но получил лишь «глубокомысленный» ответ: «Ну, я сейчас не могу вам ничем помочь. Вы там уж сами придумайте чего-нибудь». Сашка и до этого знал, что Корнелию Сятецкому должность декана факультета была в тягость. Сейчас уже невозможно ответить, почему именно на него была возложена эта руководящая и требующая вникания и внимания должность. Корнелий Сятецкий был шикарным тенором и главным делом его жизни была опера и сцена Львовского оперного театра, которому он посвящал всё свое время и вдохновение.
А время госэкзамена по баяну неумолимо приближалось. Однажды, выйдя на улицу на перекур между занятиями хором, Сашка встретил своего давнего приятеля по музыкальному училищу Богдана Сюту. Тот училище окончил на фортепианном отделении, вместе с Сашкой посещал композиторский факультатив, а после училища только вот окончил Львовскую консерваторию на композиторско-теоретическом факультете. Поздоровались, крепко жали друг другу руки, как будто не было семи лет разлуки. И тут у Сашки в голове забегали крохотными молниями еще не организованные в стройный порядок мысли.
– Богдан, можно два вопроса?
– Давай, если они не криминальные! – отшутился тот.
– Вопрос первый: ты чего здесь делаешь?
– Как чего? Я тут уже третий день работаю. Вот получил направление на музпед преподавать историю музыки.
– Та-а-ак! Хорошо! – обрадовался Сашка. – Вопрос второй: ты еще не разучился играть на пианино? – Богдан так рассмеялся, что даже закашлялся.
– Пока еще нет!
– Ну, тогда уж извини – третий вопрос: поможешь мне в качестве концертмейстера. – Задал вопрос, что называется, в лоб Сашка. – Мне через 6 дней сдавать госэкзамен, а пианиста нет…
– Ну-у-у-у, это полная авантю-у-у-ура, – отвернувшись, начал было тянуть резину Богдан, так, что у Сашки чуть что-то не оборвалось внутри. Но тут Богдан резко повернулся к нему и громко крикнул:
– Конечно да! Где ноты?
– С собой… ой…– спохватился Сашка, – они в классе, сейчас сбегаю, принесу.
– Куда сбегаешь? Что мы тут, в курилке их играть будем? – тут уже они вместе громко засмеялись. – пошли в класс, там и покажешь. – Вместе с ними в класс пошли еще несколько Сашкиных однокурсников, среди которых был прекрасный баянист Пётр Юрчик.
В классе Сашка достал ноты своего концерта, поставил на подставку. Богдан с минуту листал страницы, немного задержал взгляд на третьей части. Все присутствующие в некотором недопонимании следили за каждым движением Богдана.
– Вроде, неплохо,– сказал он. – Ты сам-то это когда-нибудь играл? – От такого неожиданного вопроса у Сашки даже дух перехватило, но он и рта не успел открыть, как Богдан сказал:
–Ну, чего стоишь? Бери свой баян – поехали, а вы можете присесть, – обратился он к Сашкиным однокурсникам.
Дальше было что-то невероятное. Богдан не «ковырялся» в нотах, не присматривался и не принюхивался к ним. Он сразу исполнял написанное в том темпе, что был указан Сашкой практически безошибочно. Незаметно добрались до конца. Раздались оглушительные аплодисменты присутствующих.
– Ну, мне еще нужно тут некоторые места немного погонять, чтоб пальцы уверенней чувствовали. Что с нотами? Можно взять?
– Конечно, можно, – радостно ответил Сашка. Он вспомнил, как год тому назад хотел показать свой концерт в музыкальном училище преподавателям народного отделения. Как его бывшая преподаватель Татьяна Михайловна Киселевич договорилась с концертмейстером – молодой, только лишь окончившей консерваторию пианисткой. Как та за неделю практически выучила наизусть свою партию и играла её блестяще. Как состоялась премьера этого концерта перед преподавателями народного отделения и как дружно они обещали включить этот концерт в репертуар своих студентов… Правда, о последнем факте Сашка так и не получил ни слуха, ни духа впоследствии.
– Ну, тогда, встретимся на репетиции послезавтра в 16:00. Тебя устраивает?
– Вполне. – радостно ответил Сашка, понимая, что ради этой репетиции он пожертвует другими важными делами.
* * *
Но жертвовать ничем не пришлось. Репетиция в назначенный день не состоялась: у Богдана возникли какие-то срочные семейные проблемы и он вынужден был их немедленно решать. Первая настоящая репетиция произошла довольно спешно за день до госэкзамена, вторая непосредственно перед его началом, когда Сашке уже удалось установить две микрофонные стойки с двумя микрофонами и большой бобинный магнитофон «Маяк», чтоб сделать концертную стереофоническую запись своего концерта. Это была хорошая задумка, осталось только её хорошо воплотить. По поводу воплощения у Сашки закрались смутные сомнения в том, что Богдан за все эти дни хоть раз видел ноты концерта. Было сильное ощущение, что Богдан видит эти ноты в третий раз, о чем говорили его ошибки в одних и тех же местах. Видимо, из-за своих семейных проблем у Богдана не нашлось времени для Сашкиного концерта и он надеялся только на свою блистательную нотную читку.
И вот староста Сашкиного курса объявляет начало государственного экзамена по специальному инструменту. Сашка открывает этот экзамен. В зале народу немного, но это всё такие значимые в Дрогобычском музыкальном мире люди, что каждый из них равен полному зрительскому залу. Тут и ректор института, и декан факультета, и председатель жюри из Киева, преподаватели-баянисты, среди которых Сашка заметил трусливо прячущуюся за чужие спины фигуру невесть откуда взявшегося его преподавателя Николая Марченко, которого Сашка больше года не видел.
Зная от выпускников прежних лет, что на госэкзаменах обычно не слушают всю программу из четырех произведений, а велят по выбору государственной комиссии сыграть максимум два, Сашка надеялся, что и ему не придется играть все произведения. «Ну, они же увидят, что у меня в программе целый концерт для баяна в трех частях, вот и послушают его», – думал Сашка. Такое его желание было обусловлено не только тем, что играть свой концерт после трех других произведений просто физически трудно, но еще и тем, что, уезжая из дому на госэкзамен, он в последний момент вспомнил, что нужно захватить с собой чистую бобину с магнитофонной лентой. К своему тихому ужасу он понял, что бобины с лентой в 525 метров и звучанием на 45 минут у него нет, а осталась только новенькая немецкая, но на 375 метров. А это примерно 31 минута звучания. Но, делать было нечего и Сашка взял то, что осталось.
Перед началом экзамена Сашка поделился своей проблемой с Богданом. Тот, проигрывая трудные места своей партии, как-то просто ответил на Сашкин вопрос, что делать:
– Скажешь членам комиссии, что нужно перемотать ленту и делов-то? – легко сказать «скажешь», а попробуй тут сказать… Но выхода все равно нет…
– Значит, так и сделаю, – сказал вполголоса Сашка.
Самые худшие ожидания Сашки оправдались в полной мере. После того, как сыграл Восьмую прелюдию и фугу И.С.Баха из цикла «Восемь маленьких прелюдий и фуг» с использованием готово-выборной системы баяна, он вопросительно посмотрел в зал. Эрнест Иванович Мантулев кивнул головой и тихо сказал: «Продолжайте».
Полетела «Молдавская рапсодия» А.Кудрявцева. Снова Сашкин вопросительный взгляд в сторону членов комиссии и снова утвердительный кивок Мантулева: «Продолжайте». Сашка почему-то сильно обозлился, но деваться некуда и начал третье произведение – полифонически-авангардистское «Бассо-остинато», написанное композитором Альбином (не Альбиной!) Репниковым и заканчивающееся в разных тональностях на левой и правой клавиатурах с разницей в полтона. Сашка посмотрел на магнитофон. Использованной ленты было не так уж много, но именно самой её малости могло не хватить во время записи всего концерта для баяна с фортепиано. И тогда Сашка обратился к членам комиссии:
– Уважаемые члены государственной комиссии. Как вы видите, я веду магнитофонную запись своего выступления, но боюсь, что может не хватить ленты. Могу ли я перемотать катушку?
– Конечно, конечно! – добродушно ответил председатель из Киева. Пока перематывалась лента у Сашки была минута для передышки и она была не лишней. Вот лента заправлена. Ведущая объявляет премьеру Сашкиного концерта в стенах музпеда, объявляет фамилию концертмейстера и Сашка с Богданом Сютой отправились в 20-минутную борьбу с Сашкиными нотами. Борьба закончилась уверенной победой исполнителей, хотя в некоторых местах нотам удалось не подчиниться их пальцам. Но после ничтожного количества репетиций такой результат был даже очень хорошим. Сашка точно знал, что вряд ли какой-то другой пианист или пианистка смогли бы за такой короткий промежуток времени сделать лучше. Хотя предполагать да гадать о том, чего не случилось – дело уж совсем глупое.
* * *
И вот наступил он – один из самых памятных и значимых дней в Сашкиной жизни – день вручения дипломов выпускникам музпеда 27 июня 1987 года. Это был шикарный солнечный, как в атмосфере, так и в Сашкиной душе субботний летний день. Любомир-Орест Олейник бегал с фотоаппаратом и делал снимки на память, обещая потом по почте разослать фотографии. У всех было радостное, приподнятое настроение. Потом все поднялись в большой актовый зал главного корпуса пединститута, где произошло торжественное вручение дипломов, после которого последовало предложение поставить точку в учебе Сашкиного курса исполнением студенческого гимна «Gaudeamus». Но кто-то предложил поставить не точку, а двоеточие: первая точка – пение гимна, а вторая – общее фото на лестнице Главного корпуса. Так и сделали. Грянул могучий, полный жизни «Gaudeamus». Потом все спустились вниз и замерли для фотографии. Еще через мгновение все услышали голос ректора:
– Ну, что ж, коллеги! Пять лет учебы позади. Счастья вам, удачи и успехов на нашем нелегком педагогическом поприще!
Не успели присутствующие сдвинуться с места, как не громко, но вполне отчетливо прозвучал голос:
– Господи, неужели я выбрался, наконец-то, из этого дерьма! – раздался дружный хохот. Правда, некоторые преподаватели с недоумением и чем-то похожим на возмущение стали переглядываться, выискивая глазами этого нарушителя этики и морали. И только заслуженный деятель искусств Украины Юлиан Алексеевич Корчинский с милой улыбкой и легким укором посмотрел снизу вверх прямо в глаза Сашке, точно определив автора «заключительной реплики».