Память моя, ты не оставь меня!

Иван Крутиков
                ЭКЗАМЕНЫ               
                Если вам дали хорошее образование -
                это ещё не значит, что вы его получили.
                (Н Чернышевский)
                (Теперь нам предстояло доказать обратное)               
            И вот наступил тот момент, когда нам предстояло держать ответ за два года пребывания и обучения в училище; показать, чему мы научились за это время, с каким багажом знаний и умений заступаем на охрану и защиту родного Отечества.
           Надо сказать, что мой первый год обучения протекал очень неровно. Меня мучили сомнения - стоит ли мне здесь задерживаться, не бросить ли эту затею пока не поздно. В школе, при всей сложности жизненных обстоятельств, мне удавалось быть, скажу без ложной скромности, лучшим учеником своего класса не только в нашей школе, но и во всем районе. Соответственно и отношение ко мне было достойное того, чтобы я проникся к себе заслуженным самоуважением.
           Здесь же вся картина резко поменялась. Слабая физическая подготовка, сфера занятий, понимать и принимать которую резко противилась моя натура, явилось сложным, с трудом преодолеваемым препятствием к успешному овладению предлагаемой мне учебной программы. Наши успехи в учёбе демонстрировались ежемесячно на специальном листке успеваемости. Разброс моих «достижений» варьировался от 2,3 до 4,5 баллов. Из-за плохой успеваемости - я не сдал зачёт по материальной части станкового пулемёта Дегтярёва меня лишили курсантского отпуска вместе с десятью такими же бездельниками.
            На последнем курсе мой «мятежный дух» смирился. За год, пообвыкнув в новых условиях и убедившись окончательно в неотвратимости рока, подчиняясь безжалостному диктату выпавшей мне судьбы, я стал постепенно наращивать усилия в деле повышения качества «боевой и политической подготовки» и госэкзамены встретил во всеоружии. Забегая немного вперёд скажу, что училище я окончил по второму разряду. Это значит, что хорошие оценки я получил только по тактике и уставам, по всем остальным дисциплинам – отличные, даже по физической подготовке. За экзамен по гимнастике я переживал больше всего, но упражнения, предложенные нам были более, чем лёгкие и я, под неусыпным наблюдением и руководством неугомонного нашего командира взвода, отработал их не то, чтобы уж совсем до «блеска», но вполне прилично. В значительной мере этому поспособствовало и то обстоятельство, что во время всего периода обучения при работе на спортивных снарядах на нас была всегда повседневная форма одежды - мы снимали лишь поясные ремни и иногда гимнастёрки. Теперь же, ради такого случая, нас нарядили в спортивное трико, а ноги наши вместо тяжеленных кирзовых сапог обули в совершенно невесомые «чешки». Глядя на эти спортивные костюмы казалось, что это самый первый комплект спортивной одежды, полученный также ещё первыми интендантами нашего училища при его основании и успешно обеспечивший бесчисленное количество выпускников удачными выступлениями на выпускных экзаменах по гимнастике.
          Хорошую оценку по тактике я получил, только благодаря своей неплохой памяти. Понять до конца эту науку я так и не смог. Она оказалась мне одним из недоступных моему пониманию предметов. Вводные, которые давал нам преподаватель, были мне менее понятны, чем хитроумные ребусы и шарады. С большим трудом по ним принимал я решения. Говорят, всё гениальное -  просто.  Ответы моих товарищей были гениальными – настолько шокирующе простыми они оказывались. Когда иной курсант с завидной лёгкостью решал эту задачу, выяснялось насколько просто то, что я при всём напряжении своего тупого мозга не мог сделать никак.
            На экзаменах же по уставам мне удалось «перехитрить» самого себя. Билеты №21 и №22 находились посередине своих собратьев. Билет №21 был на удивление простым, и я знал его наизусть. Билет же №22 – напротив, содержал в себе, пожалуй, самые сложные вопросы по данному предмету. Чего стоил хотя бы один такой вопрос, который требовал изложить обязанности старшины роты. Количество обязанностей у этой «хитромудрой и пробивной» категории военнослужащих было столько, что их число несравнимо даже с количеством таковых у некоторых их начальников. Как шутят в армии, их патриотический девиз: "Буду служить - пока руки носят". Я безошибочно определил, где расположились эти два билета, но зато не смог безошибочно определить, где мой «желанный» - справа или слева, и смело взял… №22. С большим трудом я наговорил на четвёрку.               
                УЛЫБКА ФОРТУНЫ
                Когда же приведут вас в синагоги,
                к начальствам и властям, не заботьтесь,
                как или что отвечать, или что говорить;
                Ибо Святый дух научит вас, что должно говорить.   
                (От Луки Гл 12.1)
           Особую гордость в моей памяти оставила победа, добытая мною в невероятно угнетённом душевном состоянии при ответах на вопросы по Истории ВКП(б). Войдя в кабинет социально – экономического цикла, я взял билет, сел на место за столом, стал знакомиться с его содержанием и готовиться к ответам на поставленные там вопросы. После прочтения их меня охватил лёгкий озноб - мне показалось, что эти вопросы я вижу впервые, что в перечне, предложенном нам при подготовке к экзаменам, таких вопросов не было. Овладевшее всем моим существом волнение потихоньку подталкивает меня к панике.
           Мой педагог, подполковник Ший, очень ревностно следил за успехами своих учеников. Он подошёл ко мне и осведомился о моём самочувствии. Я откровенно признался - «ни в зуб ногой». Ший слегка побледнел и выскочил из кабинета, чтобы потом забегать периодически за очередной порцией адреналина – идеологический ляпсус в этой комнате стоил слишком дорого.
             В общем и целом, этот предмет я знал неплохо и что происходило со мной в тот момент, наверное можно объяснить только психологией. Впереди меня было пять человек, которые усиленно готовились к ответам, и я, успокаивая себя, надеялся, что за то время, пока они пройдут это чистилище, пройдёт и у меня ступор, и мою бедную голову посетят нужные мысли. Вот «отстрелялся» первый, за ним второй, потом так же третий и четвёртый, а в моей несчастной голове ничего не прояснилось. Передо мною остался один курсант -  последний мой шанс: за то время, пока он будет отвечать, я попытаюсь что-то придумать, прийти к какому - то отчаянному, кардинальному решению – или пан или пропал.
             И тут случилось такое, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». То ли кто проинформировал комиссию, то ли кто из его членов был сам осведомлён, что моя последняя надежда -  тот курсант, который сейчас должен выйти к столу испытаний, политически «подкован» намного слабее, чем я. И, чтобы дать возможность этому «идеологическому слабаку», как можно лучше подготовиться к ответу, к столу пригласили меня. С трудом переставляя мгновенно ставшие словно ватными ноги подошёл я к столу. Где найти мне те слова, которые с достаточной достоверностью могли бы передать мое состояние в тот поистине драматический момент. Что делать? С чего начать? И тут я вспомнил из прочитанных когда-то рассказов святых отцов, как Христос поучал своих последователей: «Когда вас арестуют, приведут к судьям, не приготовляйтесь, что отвечать; небесный ходатай вдохновит вас и внушит ответы». У меня, правда, несколько иная ситуация, однако же кое - какое сходство всё – таки есть, и я, собравшись с духом, начал с самого начала, с самой первой строчки, с самого первого предложения: «Россия позже других стран вступила на путь капиталистического развития». Рассказывал по порядку всё из курса истории, что удалось мне вспомнить тогда в тот драматический момент. За столом оживились, заметно повеселели и, когда я уже дошёл почти до коллективизации сельского хозяйства, меня остановили и стали задавать дополнительные вопросы. Например, «когда был семнадцатый съезд ВКП(б)?»  Что за наказание! Вот надо же было так случиться: помню, шестнадцатый съезд созывался в 1930-м году (недолёт), восемнадцатый – в 1939-м (перелёт), но когда же был семнадцатый? – убей -  не помню. Что ж мне делать, как мне быть? И нашёл таки я выход! Построил, как делают миномётчики, «вилку»: сложил оба показателя 30+39=69, затем разделил пополам - 69:2=34,5 и «ударил» посередине - в 1934-м. Угадал! Кто-то из комиссии, то ли в шутку то ли всерьёз, спросил: «А ты помнишь этот съезд?» Боже мой, когда это кончится? Я нахально ответил: «конечно помню», подразумевая, что речь идёт о вопросах, которые обсуждались на съезде, хотя я вряд ли что-либо, на самом деле, мог вспомнить. Член комиссии с улыбкой сказал: «Да ты в то время под стол пешком ходил» - и комиссия дружно рассмеялась, а у меня отлегло от сердца. Опасность провала, кажись, миновала!
            Подполковник Ший во время произнесения мною «монолога» как челнок сновал туда – сюда.  Забежит, послушает и опять выбегает в коридор, чтобы успокоиться. Он очень переживал. Выслушав мои комментарии моего «блестящего» выступления, этот интересный человек хохотал, чуть ли не до истерики, радуясь успеху своего ученика, который так ловко вывернулся из, казалось бы, совершенно безнадёжной ситуации. «Подвиг» мой был вознаграждён заслуженной пятёркой.
           Заключительным этапом экзаменационного «марафона» стало преодоление полосы препятствий, состоящего из нескольких несложных, но изнурительных по своему физическому напряжению действий. С винтовкой за спиной преодолеваешь стенку – забор, затем падаешь на землю и с винтовкой в руке несколько метров ползёшь по–пластунски, плотно прижимаясь к земле. Попытки в это время сделать себе некоторые послабления не позволяет специально сплетённый для этой цели из проволоки «лаз», протяжённостью равной пути нашей невесёлой «прогулки» на животе.
           Преодолев это, самое изматывающее на всей дистанции препятствие, как можно проворнее вскакиваешь на ноги и, собрав оставшиеся силы, пытаешься метнуть одну за другой две гранаты и обязательно попасть в окно макета, изображающего здание.  Я смог поразить некоторую часть затаившихся в здании «врагов» первой же гранатой. Хотя вторая граната улетела за угол «здания», время, затраченное на выполнение всего упражнения, обеспечило мне хорошую и общую отличную оценку по физической подготовке. Я вот теперь думаю, что было бы со мной, если бы тогда на мой организм обрушили сегодняшние нагрузки для современных курсантов, возросшие, по сравнению с нашими, прежними, во сто крат?
          Финалом всего действа, последней его точкой, завершавшей этот экзамен и, в конечном счёте, обучение и пребывание нас в военном училище, явился щелчок затвора, изображавший выстрел из положения лёжа по воображаемому убегающему, уцелевшему после «взрыва» моей «гранаты», «противнику». 
           Наступило приятное и, всё – таки, утомительное безделье протяжённостью чуть более десяти суток в ожидании приказа Министра обороны. Свои места в спальном помещении мы оставили только что поступившим в училище ребятам, а сами разместились в спортивном зале на втором этаже. От помещения соседей, юных музыкантов (комнаты неизвестного мне назначения), отделяла нас лишь застеклённая дверь. Во время послеобеденного, вошедшего в нашу привычку отдыха маленькие флейтисты усаживались рядком вдоль стенки и двери, и начиналось испытание звуковой какофонией нашей нервной системы, и без того наэлектризованной ожиданием грядущих волнующих и не до конца прогнозируемых событий. Попытки проникнуть в лагерь маленьких «инквизиторов» для переговоров о переносе «экзекуций» в другое место или на другое время, не позволяла накрепко забитая дверь. На наши отчаянные стуки в дверь добросовестные ученики никак не реагировали, а, может быть, они их даже и не слышали, поскольку каждый из них старался хорошо расслышать из свистящего содома лишь свою изо всех сил выдуваемую мелодию или часть отрабатываемого упражнения.
            А с утра пораньше забавно было наблюдать из окна второго этажа, как вокруг двух длинных деревянных столов, стоявших во дворе училища, сверкая наголо стрижеными головками, выстраивались учащиеся отделения ударных инструментов с барабанными палочками в руках. Отрабатываемые ритмические рисунки каждым «барабанщиком» отдельно сливались в невообразимый треск, проникавший в каждый, самый дальний уголок училищного двора.
          Основные тревоги и сомнения позади, забыты все волнения и переживания. В мои двадцать лет с малюсеньким хвостиком одеть золотые лейтенантские погоны чего-нибудь да значило. Однако, вовсе не золотые погоны тешили моё самолюбие – главным делом в моих мечтах на будущее оставалось утолить жажду познаний в военной академии, желательно с инженерным уклоном. Начались приятные хлопоты: получение офицерской формы и доведения её до соответствующих «параметров», с учётом особенностей своей фигуры.
              Все необходимые документы уже были готовы. Личные дела заполняли назначенные для этой работы курсанты, ну, разумеется, и я – предполагаемый штабной работник. Чтобы оставить товарищу по училищу что - то в память о себе, мы с Эдуардом Кучерявенко заполнили друг другу дипломы: диплом об окончании училища лейтенанту Кучерявенко Эдуарду Фёдоровичу заполнил я, а он соответственно – мне.
           Во второй половине 60-х годов, когда я (уже в «гражданке») работал в музыкальной школе заведующим учебной частью, много читал периодической печати и некоторые статьи из журналов. Мне особенно понравился журнал «Огонёк» того времени и я попросил учительницу нашей школы, Савельеву Любовь Юрьевну, приносить мне его номера последовательно один за другим – у её родителей были на него годовые подписки прошлых лет. И вот в одном из номеров журнала, я вычитал, что мой «однокашник», которому я заполнил диплом (а он мне) полковник Кучерявенко Эдуард Федорович (если только это не полный его тёзка), «командует» в приёмной всемогущего Председателя всемогущего КГБ СССР - Андропова Юрия Владимировича.