Узники без совести

Трэш-драма.

Бывший военный наемник с посттравматическим синдромом и сидевший на наркоте рок-музыкант. Казалось бы, что может быть общего между этими людьми, но коварный рок сделал их собратьями по несчастью. По стечению крайне несправедливых обстоятельств, они оказались в самой лютой российской психушке. Разные по натуре жертвы режима пытаются противостоять отечественной карательной психиатрии...



Глава 1. Парящие подвороты.

     Стук тяжелых колес проезжающего по железнодорожным путям товарного поезда нарушил девственную тишину туманного весеннего утра миллионного города Междуречинска. Тормозные колодки старого локомотива чудовищно заскрипели, и товарный состав замедлил свой ход, подъезжая к сортировочной станции железнодорожного вокзала. Грохот вагонов и скрип тормозов навьюченного всяким добром железнодорожного состава в то тихое мартовское утро был особенно громким и даже умудрился разбудить наряд полиции, который мирно спал в патрульной машине неподалеку от железнодорожного вокзала вместо того, чтобы нести свою нелегкую службу. Крайне недовольным разбудившим его шумом остался и проживающий в заброшенном сарае у магистрали бомж Давидович, голова которого раскалывалась от перманентного состояния похмелья после употребленных флакончиков с косметическим  лосьоном.

     Первые лучи солнца начали постепенно рассекать густой утренний туман спящего города,  а число людей, разбуженных шумом замедляющих ход товарных вагонов пополнилось еще одним человеком. Вадим, в прошлые времена - сержант Национальной гвардии, а впоследствии - один из "солдат удачи", едущий в одном из таких вагонов "зайцем", протер холодными ладонями заспанные глаза и сквозь едва приоткрытую дверь грузового вагона осмотрел очертания многоквартирных домов весеннего города. Увидав вдалеке бледно-розовые стены железнодорожного вокзала, Вадим понял, что свою остановку он благополучно проспал и ему нужно поскорее выбираться из поезда, пока его не обнаружили железнодорожные работники. Тридцатитрехлетний мужчина понимал, что последние будут крайне не рады застать его в вагоне для перевозки продовольственных товаров, а особенно будут негодовать при виде импровизированного сортира, который Вадим устроил в углу вагона.

     Допив остатки дешевого портвейна, приторного как водка, смешанная с раствором сахара и березового сока, бывший военный с трудом приподнял с картонных мешков с крахмалом промерзшее до костей тело и, слегка пошатываясь, подошел к двери товарного вагона. Проржавевший металл тяжеленной выдвижной двери все никак не хотел поддаваться, и парню пришлось применить небольшие усилия, чтобы приоткрыть ее до необходимой для своей  экстренной эвакуации ширины.

     После нескольких попыток ржавая дверь поддалась, и Вадим, вскинув на плечи вещевой мешок, выпрыгнул из вагона на малом ходу на не успевший растаять грязный снег и побрел среди многочисленных железнодорожных путей и стрелок прочь от железнодорожного вокзала. Пробравшись под стоящими на сортировочной станции цистернами с пивом с ближайшего пивзавода, Вадим чуть не угодил под колеса проезжающего по соседним путям тепловоза, но сохранившаяся еще со времен службы хорошая реакция позволила ему избежать кошмарной смерти и на сей раз.

     - Ух ты, чуть не угробил меня... - тихо проворчал охрипшим от ночевки в холодном металлическом вагоне голосом Вадим.

     Показав неприличный жест в след пронесшемуся мимо тепловозу, парень побрел через пути дальше, размышляя об очередной ситуации, когда он был на волосок от смерти. В глубине души Вадиму, может быть, даже и хотелось бы, чтобы проезжающий локомотив размазал его по путям, да так, что опознать его тело стало объективно невозможно, и  озябшие от ночных заморозков ранней весны вороны безмятежно клевали бы его внутренности, а бродячие псы обглодали раздробленные многотонной махиной кости под неуверенными лучами мартовского утреннего солнца...

     Но смерть миновала его и на этот раз. Вадим даже не понимал, как  он так резко увернулся от проезжающего на приличной скорости тепловоза, как будто это было сделано рефлекторно, на автоматическом уровне, согласно инстинкту вне рамок его сознания. Остановив свои размышления на мысли, что даже несколько месяцев скитаний и запоев после последней командировки не смогли до конца убить в нем инстинкт самосохранения, парень побрел по грязным задворкам старых двухэтажек и вскоре вышел на шестиполосную транспортную магистраль, вдоль которой направился в сторону Северо-западного спального района.

     - Эх, Девятка, девятка, жизнь здесь не сладка... Давненько я не ступал по твоему разбитому асфальту, - прошептал Вадим и зашагал по тротуару, не обращая внимания на лужи, вяло текущие мутными ручейками от подтаявшего обоссанного снега к сточным канавам, забитым прошлогодней опавшей листвой.

     Улица Девятого Января, или "Девятка", как ее ласково, а иногда и с чувством  презрительного патриотизма называли местные жители, была одной из самых длинных улиц во всем Междуречинске. В прошлом имевшая довольно дурную славу проспекта алкоголиков, уличных грабителей,  наркоманов и прочего биологического и социального мусора, Девятка со временем превратилась в самый обычный полупровинциальный городской район средней степени паршивости, старые "хрущевки" и послевоенные двухэтажки которого щедро разбавили современные многоквартирные жилые массивы.

     Вадим даже испытал приятное чувство ностальгии, когда впервые за долгое время оказался среди знакомых ему еще с эпохи студенчества городских кварталов, а серо-горчичные оттенки советских построек напомнили отставному вояке о старых добрых временах и тихой грустью отразились в его утомленной душе.
 
    Вадим шел своей дорогой, оставляя на придорожной грязи отпечатки протекторов армейских ботинок, минуя квартал за кварталом, пока внезапно не решил свернуть в ближайшую закусочную за поворотом.
    - Сто рублей за один беляш? Да это обдираловка! - в полном недоумении возмутился Вадим и идея отведать восточного блюда с мясом крайне сомнительного происхождения у парня отпала сама собой.

     Вадим, в кармане которого едва хватило бы мелочи на проезд в загаженном пригородном автобусе, даже не надеялся сытно перекусить в закусочной. Парень пришел в заведение ради кое-чего другого. Единственной целью визита Вадима в восточный общепит была его уютная и ухоженная,  а главное - теплая уборная.

   - В этой дрянной закусочной срать конечно же приятнее, чем в подворотне или в кустах городского парка, подтирая зад скомканным снегом, - размышлял Вадим, сидя в позе гордого орла на фаянсовом постаменте в уборной заведения быстрого питания, - и конечно же, вдвойне приятнее, чем поглощать местную самсу, сделанную из потрохов сбитых на Девятке бродячих животных...

     Выйдя из уборной, Вадим жадно осмотрел прилавки с беляшами, шаурмой и прочими уже давно переставшими быть экзотикой восточными блюдами,  и несмотря на то, что еще пару минут назад готов был проклинать надоевший ему фастфуд, внезапно захотел перекусить.

    - Вадим Александрович? Вадим Александрович! - прервал размышления парня голос одного из посетителей заведения.
Вадим обернулся и увидел одетого в узкие спортивные штаны, модные кроссовки и анорак молодого человека, сидящего за столиком.

     - Да, это я, но кто...

     - Не узнаете меня, товарищ сержант? - улыбнувшись, спросил Вадима молодой человек, - это ж я, ефрейтор Сахаров, служил у вас несколько лет назад...

     - Сахаров... Саша, ты что-ли? А я тебя и не узнал без формы и, мягко говоря, таким патлатым, - впервые улыбнувшись за этот день ответил Вадим, - вспомнил тебя, Сахаров, ты вроде как был старшим стрелком у меня во взводе. Вот так встреча!

    - Я тоже рад вас видеть, товарищ сержант! - воодушевленно, со свойственной ему манерой разговаривать крайне громко ответил Саша, - как вы поживаете? Как оказались в наших краях, что заставило посетить мою родную девятую авеню?

    - Сам не знаю, как оказался на одной из самых отбитых улиц нашего города, - охрипшим голосом пробурчал Вадим, - я остановку проехал свою, иначе хрен бы что меня вообще угораздило вернуться в Междуречинск... И брось эти армейские уставные штучки, я давно уже не сержант, да и ты дембельнулся уже хрен пойми когда.

     - Да ну, Вадим, я вас так и запомнил, своим замкомвзводом, - пытаясь подбодрить собеседника, ответил Александр, - я то вас помню, вы всегда к нам, солдатам, относились по-человечески, не то, что вся это сволота с большими звездами...

    - Харэ прошлое ворошить, пацан. И давай уже на "ты", - оборвал громкую речь своего теперь уже бывшего подчиненного Вадим, но потом, смягчив тон, добавил, - я рад тебя видеть, хоть одно знакомое лицо в этом городе, как никак. Если будет возможность, выпьем немного пива...

    - Может прямо сейчас?

     - Я бы рад, Саня, только я сейчас последний хрен без соли доедаю...

     - Неужели я не налью пару кружек своему старому знакомому! - радушно ответил молодой человек, - я в эту чебуречную прихожу только ради возможности выпить в тепле и уюте дешевого пива из разливухи напротив, так что угощайтесь! - добавил Александр и достал из спортивного рюкзака второй пол-литровый пластиковый стаканчик, - только не осуждай меня за это строго...

     - Ты говоришь это человеку, который вообще сюда пришел умыться и сбросить пару бомб в местную долину белых камней, - рассмеявшись, ответил на слова Саши Вадим, - а ты, я гляжу, такой же весельчак.

     - А я вот, смотрю, жизнь тебя помотала. Что у тебя то произошло? После того, как тебя из Нацгвардии поперли, от тебя ни слуха, ни духа. И тут внезапно ты нарисовался почти у падика моего дома...

    - Это долгая история. Я мог бы ее тебе рассказать. Но лучше плесни мне пивка, - немного повеселев, ответил Вадим, и на столе тут же оказалась первая бутылка.

     Горячо любимое молодыми студентами и похмеляющимися с утра забулдыгами темное пиво активно разливалось и игристо пенилось в пластиковых стаканчиках, и настроение Вадима, уже согретое неожиданной и теплой встречей, было окончательно поднято хорошей порцией хмельного напитка. Как вы уже могли догадаться, парой стаканчиков пива, которыми Александр собирался угостить своего бывшего армейского командира, а теперь - просто хорошего товарища,  дело не окончилось. И уже через пол часа два подвыпивших молодых человека отворили дверь ликероводочного магазина "Темное-Светлое".

     Молодые студенты, вместо учебы подрабатывающие продавцами в алкомаркете, чтобы подзаработать денег для оплаты той самой учебы, были изрядно удивлены, увидев в столь ранние часы двух уже подвыпивших посетителей, оживленно спорящих о том, какое пиво следует взять для продолжения незапланированного банкета. Один из молодых продавцов в красной клетчатой рубашке собрался даже нажимать тревожную кнопку, когда Вадим смеха ради начал читать рэп, чем развеселил и ввел в легкий ступор других посетителей ликероводочного магазина, но поднесенная к кассовому аппарату банковская карточка Александра мгновенно изменила отношение персонала к клиентам, и уже через несколько минут парни с парой пакетов дешевого алкоголя шли по просторам Девятки, смущая своими пьяными возгласами и громкой матершиной случайных прохожих.

     Застолье в тот совершенно неприглядный мартовский день обещало быть веселым. Особенно веселым его сделало то обстоятельство, что началось оно, по факту, еще на улице.  Приободрившийся неожиданной теплой встречей  Вадим и без того жизнерадостный Саша начали распитие еще по дороге домой к последнему, совершенно наплевав на риск быть задержанными сотрудниками правопорядка или своими теперь уже бывшими коллегами, да так начали, что по приходу к многоквартирному дому, в котором проживал Александр, старые приятели обнаружили, что купленный ими алкоголь оказался на исходе.
 
     - Сейчас гляну, может что осталось в вещмешке, - обнадёживающе произнес Вадим захмелевшим голосом, и после долгих обысков всех своих пожитков, компактно сложенных в вещевой мешок, умудрился найти в его закромах несколько сотен рублей.

    - Во, должно хватить, погнали в "Бар 24/7"! - громко сказал при виде скомканных банкнот Саша.

    - Ты и вправду собираешься пойти за алкашкой в этот быдло-гадюшник, где собираются всякие бичи, обрыганы и прочая местная фауна? - с недоумением спросил своего приятеля Вадим, но после того, как рассмотрел в зеркальном затонированном стекле автомобиля свое  отражение  и увидел в нем заросшего бородой и одетого в запачканную одежду мужчину, который принимал душ в лучшем случае пять-шесть дней назад, поймав себя на мысли, что в его положении на лучшее заведение  рассчитывать не приходится, добавил, -  а впрочем, давай заглянем туда...

     Поскольку заведение под названием "Бар 24/7" было отнюдь не премиум-класса, контингент тут собирался соответствующий. Саше и Вадиму, вошедшим в небольшую пристройку, где располагался местный бар, сразу бросились в глаза два завсегдатая круглосуточной пивнушки, которые, утомленные постоянными запоями, на повышенных тонах выясняли отношения у барной стойки.

     - Братишка, угости сигаретой, ну угости пожалуйста... - начал настойчиво упрашивать  вошедших товарищей один из посетителей, пока его собутыльник спал, положив голову на жирный от пивных закусок стол, на который из беззубого рта медленно стекала его насыщенная алкоголем слюна.
Сигаретный стрелок не унимался, так что Вадиму пришлось пожертвовать местному синяку пару сигарет, пока Александр купил на оставшиеся деньги алкогольные коктейли в пластиковых бутылках.

    - "Гейзер-Джин Тоник 2007"? Разве эту дрянь не запретили после массового отравления студентиков тридцать третьего колледжа? - почесав заросший бородой шрам на левой щеке, спросил у бывшего сослуживца Вадим.
- Может и запретили, а может и нет, но одно я знаю точно: в этом заведении из алкоголя можно купить практически все! - с гордостью за свой родной район ответил Саша, - если хочешь, можешь даже взять элитный ирландский виски за семьсот рублей...

     - Этот "ирландский виски" разливают у нас на левом берегу в подвалах старых мебельных заводов абдульмахалашские иммигранты, черпающие воду для вискаря из ближайшей грязной лужи, - улыбнувшись, ответил Вадим, после чего, оттолкнув в сторону преградившего приятелям дорогу вонючего алконавта, Саша и Вадим покинули заведение.

    Спустя пять минут неспешной ходьбы несколько бутылок алкогольного напитка, который больше напоминал подкрашенный несмываемым красителем лимонад, разбавленный паленой водкой,  стояло в полной боевой готовности на столе на кухне Александра, пока тот забивал и раскуривал свой любимый кальян, а Вадим сварил на скорую руку суп из того, что у Саши нашлось в холодильнике.

В лучших традициях русских мужиков, выпивать и говорить о жизни старые приятели уселись за столом на небольшой кухне. Из портативных колонок играла достаточно мелодичная, но при этом агрессивная и жесткая постметаллкор-музыка, а раскуренный кальян весело бурлил, наполняя слабоосвещенное помещение кухни ароматными клубами густого дыма. Бывшие сослуживцы долго беседовали о всякой всячине, среди которой были разговоры и о службе, и о музыке, и о жизненных случаях, и об искусстве, культуре и философии, и о том, что неплохо было бы поехать в баню за город и хорошенько отодрать там парочку горячих девчонок. Вадим даже успел потерять нить разговора, когда его тело стало совсем расслабленным  от  хорошей порции ароматизированного фруктового дыма, а активно распиваемый парнями "Гейзер" и вовсе размазал его на кухонной табуретке. Опьяненный Вадим погрузился в тяжелые раздумья о своем прошлом, настоящем и будущем,  и даже не заметил, как за окном уже настал поздний вечер.
 
Вадим более-менее сумел прийти в себя, когда отлучился в ванную и умылся холодной водой, и рассудок к нему начал постепенно возвращаться. Воспользовавшись случаем, отставной военный с разрешения своего приятеля принял душ и немного привел себя в порядок и, выйдя из ванной, наткнулся в коридоре на Александра, который, держа в руках купленный в кредит новый смартфон, с интересом наблюдал прямую трансляцию в "Фотограмме" с какой-то молодежной вписки на дому.

    - А это еще что за гомосячье сборище? - угрюмо задал вопрос Вадим.

    - Это вечеринка одного известного в молодежной среде мажора-тусовщика. Он один из самых крутых "королей вечеринок" во всем Междуречинске.

    - Это что за крендель?
 
    - Женька Петухов, он прославился тем, что устроил мега-вписон в спортзале школы, когда та была на карантине. Он тот еще чилюшник, в этот раз он устроил тусовку в каком-то старом  полузаброшенном доме где-то в Семистрелицке.

    - В Семистрелицке, говоришь? Это именно там, куда мне и надо! - оживленно произнес Вадим, - надо к ним завалиться, зажечь на этой вечеринке...

    - Было бы неплохо, Вадим, этот городок всего в получасе езды на такси. Но нас туда вряд ли пустят.

    - А это еще какого хрена? - с полным недоумением воскликнул бывший военный,  - что значит не пустят? А ничего, что этот полузаброшенный дом, который заняли для своих пидорских тусовок эти малолетние синеботы, на самом деле принадлежал мне, пока я не был вынужден сбежать из этого проклятого города четыре года назад?!

    - Ого, вот так совпадение! И что же теперь...

    - Поехали, Саня, устроим там фейерверк! Побухали у тебя, бухнем и у меня! Погнали!

    - Что-то не хочу я к этим педикам ехать, я и так бухнул...

    - Я сказал, погнали! - решительно скомандовал Вадим, и через сорок минут езды на такси приятели стояли у небольшого частного дома, который стал эпицентром молодежной вечеринки, уже успевшей стать поводом для недовольства всех проживающих рядом соседей.
Не успели старые приятели подойти ко входу на участок вокруг старого Вадимовского дома, до них начала доноситься громко играющая ритмичная клубная музыка, которую сопровождало местами полуписклявое, местами - полухриплое пение одного из популярных молодых исполнителей.

    - Что за гомосячья хрень играет? - все еще хмельным голосом поинтересовался Вадим.

    - Это "Грязная Элли", товарищ сержант! Это же популярная постпанковская группа...

    - Долбаные хипстеры... Ладно, заглянем к ним, - ответил Вадим и пинком отворил прикрытую дверь загородного дома.

    Вошедшим Вадиму и Саше открылось безумное зрелище. В небольшом частном доме умудрилось уместиться и устроить шумную вечеринку почти пол сотни человек. Шумная вписка настолько изменила облик старого дома, что Вадим даже не узнал с первого взгляда свою любимую кухню, где он в прошлом любил готовить на ужин различные изысканные блюда в свободное от службы время. Точнее то, что от нее осталось, ибо все кухонные шкафы вместе с посудой и прочим содержимым были обрушены на пол одним из отдыхающих, который под воздействием алкогольных коктейлей возомнил себя скалолазом. На руинах уютной кухни расположилась организованная молодежью курилка, где курило человек двадцать к ряду, и густой табачный, а вполне вероятно, не только табачный дым наполнил помещение непроглядным смогом, в котором играли отблески включенной в соседней комнате светомузыки.

    От увиденного зрелища и от задымленного воздуха Вадиму сделалось душно, и парень, бросив вещевой мешок со всеми пожитками в угол у входной двери, побрел, аккуратно протискиваясь между отдыхающими пацанами и девчонками в сторону зала, который был эпицентром творящегося вокруг хаоса и безумья. Вадим был достаточно пьян, так что увиденное у него вызывало скорее тихую грусть и вызванное старыми воспоминаниями разочарование, нежели злобу, и бывший военный принял решение, что раз вечеринку нельзя пресечь, то ее надо возглавить. Сопровождающий Вадима Саша только рад был такому решению своего бывшего армейского командира и уже во всю тусил с молоденькими девчонками на затоптанном шерстяном ковре, который отдыхающие превратили в площадку для  всевозможных квазитанцевальных извращений.
 
     Вадиму даже захотелось тряхнуть стариной, вспомнить студенческие годы и пуститься в пляс вместе с незваными гостями, однако путь в зал ему преградил худощавый парень в зауженных брюках и разноцветной рубашке. Покрашенные в лиловый цвет волосы молодого парнишки  были зачесаны наверх и слегка прилизаны назад, а зауженные брюки  были подвернуты так, что целиком оголяли его щиколотки, открывая взору окружающих его пестрые как радуга носки с изображением уточек и суперменов. Парнишка постоянно улыбался и виртуозно раскуривал электронную сигарету, однако при виде Вадима улыбка у него на лице сменилась недовольством.

     - Куда ты намылился, бомжара! Это частная вечеринка, мы тебя не приглашали! - писклявым голосом произнес парень, преградив Вадиму вход в зал.

   - А ты вообще тут кто, полупокер в полукедах? Шел бы ты отсюда, петушок! - озлобленным голосом ответил Вадим, - решил тут в короля вечеринок поиграть?Пропусти немедленно, или я тебе эту электронную парилку запихаю в твое разорванное очко, и ты будешь курить ее на пару со своим парнем, таким же петушиным хипстером!

    - Следи за базаром, мужик, ты нам с пацанчиками не нравишься! - надерзил Вадиму молодой тусовщик, взявший на себя роль ответственного за фейконтроль.

    - На базаре я буду твоими органы скармливать бродячим собакам! Пусти, малолетка, я здесь живу! - охрипшим голосом ответил Вадим.

    - Ты здесь не живешь! - все еще не желал фейсконтрольщик пропускать хозяина в собственный дом.

    - Воу, воу, полегче, братан, пусти чувака потанцевать, пусть бродяга тусанёт с нами! Надо сториз с ним выложить в "Фотограмм", во ржака будет! Это же "Бомж-тусовка"!  - раздались возгласы из зала, и молодой пацан после недолгих колебаний уступил Вадиму дорогу и пропустил  его в зал.

     Достаточно просторный зал его дома, как это быстро понял Вадим, постигла примерно та же печальная участь, что и кухню. В нем царила самая настоящая Мама-Анархия, так как тут, как это было несложно догадаться, был костяк всей безумной вечеринки. Пока кучерявый парнишка в углу по полной насиловал барабанную установку, которую соорудил из найденных в ванной тазов и прочих емкостей, другой его братишка по разуму бегал полуголый по центру импровизированного танцпола, тряся головой и играя на воображаемой гитаре, а прочие гости гуляли в ритме бешенных танцев, распивая оставшийся на вписке алкоголь.
 
    К изображениям высоких заснеженных гор на картине, висящей на стене еще со времен Вадимовского детства, гостями вечеринки были добавлены многочисленные изображения фаллических символов вперемешку с надписями, обвиняющими кого-то из присутствующих в педерастии, а лежащий на полу бакинский ковер, который, как помнил Вадим, достался их семье в наследство от бабушки, был прожжен углями для кальяна, окурками сигарет, а вдобавок еще и заблёван.

    Опьяненный Вадим отреагировал на все происходящее по своему. Нельзя сказать, что он был полностью равнодушен в творившемуся в доме, где он рос с самого раннего детства и в котором проживал до недавних трагичных событий, но большое количество алкоголя в его крови заставило его воспринимать полное разрушение содержимого его дома спокойнее. Но так или иначе, бывший военный никак не мог понять, кто все эти люди, а главное - каким образом вся эта вечеринка оказалась на территории его частной собственности.

    - Слышь, пацан, плесни-ка бывшему вояке немного выпить! - пробурчал Вадим одному из молодых весельчаков, после чего раздетый до трусов и завернутый в простынь парень с длинными волосами и бородой налил ему пол стакана лимонного самогона.

   - Долбанный Иисус, мать его... - подумал про себя Вадим, - сраные наркоманы!

   - Армейское быдло, - тихо проговорил за спиной Вадима молодой весельчак, - зачем его только сюда пустили...

   - Слышь, бомжара, на сигу, покури маленько! - крикнули Вадиму разодетые в разноцветные моднявые шмотки молодые участники вписки.

   Вадим был бы только рад затянуть в свои промороженные за время ночевок в холодных товарных вагонах легкие теплого табачного дыма, однако через чур сильный расслабон по всему телу дал бывшему военному понять, что сигареты отнюдь не простые, и парня начало потихоньку штормить и понесло по танцполу.
Вадим принялся танцевать, вдыхая наркотический дым предложенной самокрутки, его настигла эйфория и приятное чувство того, что он, измученный почти пятилетними скитаниями, злоключениями и самой жизнью, выдыхает вместе с зловонным дымом всю душевную боль.

   - Это... Как же это... Это что, веселая трава? Но как... - задавался вопросами Вадим, но вопросы исчезли сами собой, когда он краем глаза увидел двух молодых мужчин, спящих на диване в соседней комнате под полицейскими куртками.

    Стражи правопорядка, как подсказал Вадиму Саша, были вызваны для разгона шумной вечеринки недовольными соседями, но, вспомнив, насколько скучная у них повседневная служба, полицейские решили остаться на вписке у нарушителей.
 
   - Не, это мне походу мерещится, это не может быть правдой... Саня, сбегай мне за пивом в магазин через дорогу, мне становится дурно... - проговорил на ухо танцующему приятелю расслабленный наркотическим угаром Вадим и даже не заметил, как изрядно выпивший Саша покинул дом и отправился выполнять его просьбу.

    Вадим еще долго отжигал в зале под громкую музыку, выдавая хаотичные движения, отдаленно напоминающие танец, а рыжий пацан в спортивном костюме, выполняющий роль диджея, накатил басы на такую громкость, что оставшиеся каким-то чудом целыми оконные стекла начали страшно вибрировать.
Танцующего бородатого бродягу в грязном свитере и камуфляжных штанах, каким Вадим казался окружающим, тусующиеся хипстеры начали снимать на камеры мобильного телефона под громкие насмешки.
 
    - Смотри, как этот бородач отжигает!

    - Да он вообще такой уматный, хорошо, что мы его пустили!

    Обдолбанному Вадиму все происходящее стало казаться каким-то веселым кошмаром. Пока его внимание не привлекла одна небольшая деталь: Вадим увидел в руках у одного из укуренных подростков плюшевого медведя, который по непонятной для всех причине был одет в женское нижнее белье нежного розового цвета. Один глаз плюшевого мишки был выбит, а из ватной полости его разорванного брюха сочилась белого цвета слизистая жижа.

   - Мишаня, держись, Мишка, я с тобой! - в панике вскрикнул мгновенно изменившийся в лице Вадим и резким рывком двинулся в сторону истязавшего плюшевого медведя парнишки, - это же мой любимый Мишка. Мне его в детстве мама подарила, когда тебя, сопляка, еще и в проекте не было! Дай его сюда, малолетний изверг!

    - Ха, смотрите, пацантрэ, нашего гостя совсем накрыло!

    - Да он накурился той дури, что мы ему подсыпали в самокрутки! Вот это его и понесло! - раздались опьяненные довольные возгласы веселящихся малолеток.

    - Вы, гады, еще заплатите мне за это. Это же мой Мишаня, ах вы, черти... - разгневанным голосом угрожал окружающим Вадим.

    - Твой Мишаня? Лови его! - ехидно улыбаясь, переспросил Вадима держащий мягкую игрушку подросток, после чего резким движением оторвал бедному плюшевому мишке голову и, бросив ее в разъяренного Вадима, начал изображать совершение полового акта с обезглавленной его тушкой.

    - Мой несчастный Миша! Ах ты ж сволочь! - выкрикнул Вадим.

    Хлипкая деревянная табуретка в мгновение ока разлетелась по частям от мощного удара о дурную голову малолетнего извращенца, от чего тот без сознания упал на заблеванный пол.

   - Ты убил моего Мишаню, подлый недоносок, так получай же, тварь, получай! - истерично и злобно выкрикивал Вадим, продолжая дубасить бессознательное тело провинившегося перед плюшевым медведем тусовщика армейскими берцами.

    - Вот это дела... - в ужасе застыли остальные участники плюшевого изнасилования, пока Вадим размазывал мозги одного из их сверстников по грязному полу.

    - Получил, падла?! Получил?! Сраные наркоманы! Кто теперь тут крутой?! Кто?! - не унимался взбешенный Вадим, глаза которого налились злобой и кровью, - а вы чё зырите, мелкие ублюдки? Может быть потому, что ваш гомосячий челкастый дружок криво въехал, и теперь, все что осталось от его тупой башки, это пара извилин в кровавой блевотине на  ковре моего дома?!

   - Ну ты попутал, чувак! Мы тебя сейчас вые...

   - Кто-то хочет мне что-нибудь сказать?! Кто что хочет мне сказать?! - гневно вскрикнул Вадим, однако длинная злобная тирада его была сорвана, когда тусовщики, набравшиеся смелости от большого численного перевеса и большого количества алкоголя в крови, толпой схватили его и поволокли на кухню.

   Эх, молодые горячие и наивные весельчаки! Знали бы вы, с кем вы имеете дело, то ни за что бы не начали дерзить незваному гостю.

   - Давай, посадим его на бутылку на кухне! Тащи его сюда! Сейчас одним бомжарой на улице станет меньше... - уверенно строили планы по линчеванию Вадима налетевшие на него старшеклассники и студенты, но сбыться им было уже не суждено: от бурных впечатлений в собственном доме крыша у Вадима, бывшего военного, побывавшего в прошлом не в одной горячей точке, съехала окончательно...

    Рука схватившего Вадима за шею одетого в лосины цвета британского флага патлатого рок-н-ролльщика была мгновенно одернута уверенным рывком бывшего военного. Удерживающий Вадима парень ничего не успел даже сообразить, как Вадим скрылся из поля его зрения, а широкие тоннели в его ушах оказались разорванными. Парнишка даже не успел схватиться за порванные мочки ушей руками, как два пальца все еще сохранивших силу рук отставного вояки выдавили ему глаза, а голова его была разбита ударом о край столешницы.

    Удерживающий Вадима за руку барабанщик был тоже моментально отброшен в сторону, а когда он, осознав, что соперник оказался ему и его друзьям маленько не по зубам, схватился за нож, тут же был ослеплен и дезориентирован выпущенной в глаза струей соуса чили из пластиковой бутылочки. Вадим, не теряя лишнего времени, выдвинул ящик со столовыми приборами и, схватив из него огромный кухонный тесак, сразу пустил кухонный инструмент в дело.
 
    Все еще держащая нож рука незадачливого барабанщика, ослепленного острым перцовым соусом,  была с силой прижата к столу, а кисть ее срублена массивным тесаком. Лишенный кисти правой руки музыкант, издавая истошные крики, упал на пол, теряя сознание и заливая кухонную плитку своей кровью.

   - Посмотрим, как ты одной рукой барабанить будешь! - проговорил Вадим и, увернувшись от обрушенного на него удара чугунной сковородкой, добротно полоснул тесаком еще одного участника вечеринки, из распоротого живота которого на стену брызнула кровь и начали вываливаться кишки и прочие внутренности.

    Остальные тусовщики начали подозревать, что на затеянной ими вечеринке начались немного незапланированные развлекательные мероприятия, только в момент, когда Вадим с тесаком в крепких руках, весь окропленный кровью, ворвался в зал, где все еще продолжалось веселье и пьянство. До этого даже не думавшие о том, что в соседнем помещении их сверстников нещадно истребляет поехавший милитарист, занятые распитием алкоголя, употреблением наркоты и бешенными танцами молодые парни и девчонки даже успели подумать, что их незваный гость облил себя по пьяни томатным кетчупом, но когда Вадим метнул тесак аккурат в шею танцевавшей на журнальном столе полураздетой девчонки, сомнений у тусовщиков в том, что что-то маленько пошло не по плану, уже не осталось.

    Раскаленные до красна угли дымящегося кальяна тут же оказались на смазливом лице молодого парнишки, нанося ему нестерпимую боль и страшные ожоги, а объемная стеклянная колба разбилась вдребезги, раскроив черепушку подбежавшего ему на помощь товарища. Вадим даже начал душить шлангом от кальяна не успевшую убежать от него девчонку, но его отвлек удар резиновой полицейской дубинкой по спине: от истошных и истеричных криков проснулся один из спавших в соседней комнате на диване стражей правопорядка.

    Не до конца понимающий спросонья смысл происходящего   полицейский был тут же нейтрализован, когда розочка от пивной бутылки в руках Вадима вскрыла ему горло, а его напарник, едва успевший встать на ноги после того, как толпа малолеток растолкала и разбудила его с мольбами о помощи, был оглушен метко брошенной в его голову бутылкой из под шампанского.
 
    Пробегающий около Вадима пацанёнок был тут же схвачен разъяренным отставником и брошен на журнальный столик, от чего последний развалился на части, а на его отломанную ножку как на шампур обезумевший хозяин дома насадил животом одну из рыдающих в панике девчонок.

    Найденный в кобуре у полицейского двенадцатизарядный пистолет с парой магазинов окончательно изменил расклад сил в пользу Вадима, и над головами пьяной и обдолбанной молодежи засвистели свинцовые пули.

    - Грёбанные фрики, чертовы хипстеры, сраные малолетки! Я вас всех сейчас тут перебью! Вам не убежать от моего ствола! - гневно выкрикивал Вадим, всадив пару пуль в спину вылезающего из окна вейпера - фейсконтрольщика, а затем выпустил остаток патронов по толпе школьников и студентов, в страхе убегающих через входную дверь.
 
    Одна из девятимиллиметровых пуль перебила позвоночник убегающему из дома девятнадцатилетнему наркоману с дредами, и его беспомощное тело рухнуло в дверном проеме. Парочка споткнувшихся о рухнувшее тело тинэйджеров, одетых в костюмы динозавриков, еще более усугубила участь беглецов, окончательно завалив собою проход, а толпящаяся у выхода молодежь превратилась в идеальную сплошную мишень. Не прошло и мгновения, как мозговое вещество известного во всей Междуречинской губернии "короля вечеринок" Женьки Петухова было вышиблено метким выстрелом на облупившуюся краску дверного косяка в прихожей Вадимовского дома.
Расстреляв весь боекомплект, Вадим  добил одного раненного, ударив его по голове стулом с размаху, и после пары минут брождений по залу в кровавом тумане, спустился в подвал.

    - Ты только глянь, что они тут творят, малолетние  до*бо*бы! Это же целая подпольная база самогоноварения, - подумал Вадим, когда вместо привычного старого хлама увидел в своем подвале несколько металлических чанов с брагой и еще несколько тридцатилитровых алюминиевых емкостей с крепким самогоном.
 
    Поняв, что за время его отсутствия дома в России, провинциальные "короли вечеринок" осуществили рейдерский захват его хаты для собственных аморальных нужд, причем, уже очень давно, Вадим разозлился еще сильнее. Злобу отставника усилил тот факт,  что ему не удалось перебить всех ненавистных ему хипстеров за один заход, и ударом топора, валявшегося на полу у баков, он пробил одну металлическую емкость с самогоном и наполнил мутной алкогольной жижей найденный рядом граненый стакан.

    - Фу, ну и мерзость, просто сивуха с бензином... И где это Санёк шляется? Я его послал за пивом минут двадцать назад... Ох, чертова сивуха, аж хреново стало... - пробурчал Вадим, после чего его вывернуло на пол собственного подвала, - ну ничего, мне этот самогончик сыграет на руку...

    Схватив одну из крупных бутылей с самогоном, который уже активно растекался по полу подвала, Вадим, откупорив пробку, медленно поднялся по лестнице наверх, оставляя за собой тонкую дорожку крепкого алкогольного напитка.
Хорошенько облив горючей спиртягой корчащегося от боли в луже собственной крови раненного красноволосого парня, Вадим продолжил свой медленный путь к выходу, перешагнув через завал окровавленных трупов и проведя спиртовую дорогу от подвала до крыльца своего дома. Закурив последнюю найденную в кармане сигарету, отставник бросил зажженную зажигалку на бревенчатый пол крыльца и неторопливыми шагами пошел к дороге.

    Воспламенившиеся пары сивушного спирта от огня зажигалки моментально вспыхнули, подпалив длинную горючую дорожку, которая огненной змейкой устремилась вглубь старого дома. Вадим, немного успокоившись и отходя на ближайший пустырь от места кровавой бойни, докуривал сигарету, и небо за его спиной внезапно окрасило в яркие оранжевые оттенки пылающее зарево. Добравшееся до подвала сине-голубое пламя горящих паров крепкого самогона, который по консистенции больше напоминал ракетное топливо, быстро объяло огнем все подземное логово подпольных самогонщиков, а огромные металлические чаны со спиртягой вторичной перегонки от высокой температуры разорвались, словно авиационные бомбы, попутно подорвав лежащие под столами газовые баллоны. Взрывная волна была настолько мощной, что крыша старого Вадимовского дома взлетела в воздух, а из пылающих руин подобно возвышающемуся дракону взмыла вверх огненная завеса, озарив яркой вспышкой ночные просторы провинциального городка Семистрелицка.

    - Ну что, получили, гады! Вот вам фейерверк на вечеринку! Это вам за моего Мишаню! Генетический мусор - сгорите на тусе! - с чувством выполненного долга говорил сквозь зубы бывший сержант, - операция под кодовым названием "Парящие подвороты" проведена успешно! Превратили мою хату в притон - я превратил ее в ваш крематорий!

    Не успел Вадим выбросить в траву окурок сигареты, как раздавшийся в глубине горящего дома взрыв обдал его сверху кирпичной крошкой, которая словно мелкий град посыпалась по всей округе. Под ноги отставному военному упал выброшенный взрывной волной оплавившийся зеленый пластмассовый спиннер, который Вадим поднял с пола, попутно обнаружив, что какая-то бухая малолетка заблевала ему берцы.

    - Хм, я то думал, что эти вращалки для даунов остались году так в 2017-м, - впервые улыбнувшись за долгое время, вращая спиннер, проговорил парень, пока не прокашлялся от накрывшей его волны густого черного дыма, исходящего от горящего дома с обугливающимися внутри мертвыми телами.

   Вадим собрался уже уходить, тем более, на горизонте заиграли синими отблесками мигалки пожарных и полицейских машин, но внимание его привлек черный силуэт молодого парня, который нарисовался прямо среди пылающих руин его родного дома. Увиденное зрелище заставило бывшего военного в страхе оцепенеть,  когда силуэт, проходя сквозь языки бушующего пламени, начал приближаться к нему. Когда призрак из огня приблизился к Вадиму на расстояние нескольких шагов, он различил в мутных темных очертаниях двадцатилетнего светловолосого парня в белой футболке и черном длинном пальто.

    - Серёжа? Сережа, это ты? - застыв в полном ужасе и недоумении прошептал Вадим, узнавший в молодом парнишке своего родного младшего брата.

    - Ну, здравствуй брат, здравствуй... - спокойным голосом произнес вышедший из пламени парень, в руках которого был обрез помпового дробовика.

    - Серёжа, не может быть! Как же я рад, как же я рад тебя видеть! Я думал, ты погиб тогда, во время массового убийства в Академии... - зарыдав, не веря в реальность неожиданной встречи, начал причитать Вадим.

    - А я и мертв, братец, - спокойно ответил Сергей, передернув скользящее цевье обреза дробовика, - и ты давно уже мертв, это всё, Вадюха, дальше дороги нет, мы и так здесь в Аду!

    Не успел Сергей договорить свою кошмарную для Вадима фразу, как обрез дробовика произвел громкий выстрел, и окончательно потерявший понимание происходящего бывший боец Национальной Гвардии истошно закричал.

    Однако боль, которую ощутил Вадим, была мало похожа на знакомое ему пронзительное чувство разрываемой пулей плоти. И кричащий в истерике Вадим вместо острой шокирующей боли в своей груди почувствовал лишь то, как все его движения сковали удерживающие все его тело несколько пар рук людей в белых халатов.

    Ягодичную мышцу обездвиженного Вадима пробрало резкое покалывание, которое постепенно сменилось теплым и противным жжением в области укола.
 
    Удерживаемый несколькими парами крепких рук Вадим даже не думал сопротивляться, а хорошая доза вколотых ему в задницу транквилизаторов, которые его кровь уже разносила по пульсирующим венам, успокоила его окончательно. Обессиленное тело бывшего военного распласталось по шконке, удерживающие его люди куда-то исчезли, а взору его покрасневших от выступивших слёз глаз открылось изображение окна, сквозь железную решетку которого в палату начали пробиваться первые лучи блеклого октябрьского солнца.

    - Неужели это был сон? Не, не может быть, не может быть такого наяву! Чертовы кошмары! На хер эти сны, я скоро свихнусь от всего этого! За что мне это все, о, Провидение! Прости меня, Сереженька! Я уже сошел с ума! - в слезах тихо изнывал Вадим, пока под воздействием сильнодействующих препаратов вновь не уснул на посеревшей от времени и антисанитарии простыне жесткой койки больничной палаты.

    Будучи под сильнейшим впечатлением от ночного кошмара и под воздействием транквилизаторов, которые уже который месяц подряд истязают его измученные тело и сознание, Вадим даже толком не успел вспомнить, что находится он в палате психиатрической клиники в забытой Богом дыре под названием ПГТ Соколовка.



    Глава 2. Палата номер тринадцать.


    Поселок городского типа Соколовка, что находился среди лесов и полей на самом отшибе губернии, как могло показаться случайным заезжим гостям, был ничем не примечательным. Да и поселком, а уж тем более "городского типа", данное забытое всеми богами и чертями место величалось лишь формально. И случайные гости, как вы уже догадались, посещали сей крохотный населенный пункт крайне редко. Ибо делать в Соколовке было решительно не хрена.
 
    Суровые времена не щадят никого. И Соколовку, в прошлом - перспективный и преуспевающий поселок, в котором находился один из крупнейших в стране огнеупорных заводов, снабжающий силикатным кирпичом и прочими стройматериалами все окрестные губернии, прошедшие с момента развала Союза десятилетия тоже не пощадили. Промышленный комплекс в лучших постсоветских традициях благополучно распилили на металл при приватизации, а его останки, плюнув на всякое понимание патриотизма и национального достоинства, за бесценок продали китайцам. Выходцы с востока, к слову, проявив чудеса некромантии, вернули несколько его цехов к жизни, и высокие красно-белые трубы заводских печей по сей день продолжают отравлять воздух во всей округе дымом и силикатной пылью, превращая зеленые и цветущие сады Соколовского ПГТ в дендрариумы с унылой инопланетной растительностью.

    Поскольку почти все прочие предприятия Соколовки и ее окрестностей постигла примерно аналогичная печальная участь, что и огнеупорный завод, большая часть населения поселка давно уже перебралась в губернский  центр, оставив далеко позади за своей спиной развалины постсоветского постапокалипсиса...

Но не будем только о грустном. Несмотря на то, что Соколовка была той еще метафизической дырой и вопреки всем канонам здравого смысла продолжала существовать на просторах нашей необъятной Родины, были здесь и свои достопримечательности. В первую очередь, неуклонно загибающийся поселок городского типа славился окружающими его густыми лесами, где, по словам местных любителей деревенского самогона, уфологов, провинциальных журналистов и прочего биомусора, обитала всякая неведомая человечеству нечисть. Поговаривали даже, что как-то в ночь полной луны в этом лесу путники увидали крайне недружелюбного к незваным гостям Лешего. И тот факт, что данные путники описали увиденное в своем интернет-блоге, находясь в медицинском вытрезвителе после удачного похода на природу на майские праздники, кажись, никого уже не волновал...

    Другой легендой раздолбанного поселка был одноглазый дед Тимофей, бывший тракторист  местного колхоза, носивший мистическое погоняло "Азазелло" и обладавший не менее мистической способностью выпивать по шесть пол-литровых бутылок водки в день без патологических последствий для своего закаленного суровой жизнью в Соколовке организма. Ну, во всяком случае, по словам местных алкашей, он был таким, пока с перепоя не отбросил копыта на единственной в поселке детской площадке в песочнице и его проспиртованное тело не увезли на опыты или в качестве экспоната в морг НИИ Наркологии работники скорой помощи.
Помимо  полного сверхъестественной чертовщины леса и мастера международного уровня по русскому традиционному виду спорта под названием "Литрбол", в Соколовке есть еще одна своеобразная, обладающая дурной славой достопримечательность. Именно с этой достопримечательностью, а не с самим населенным пунктом, по жестокой иронии, у большинства жителей Междуречинской губернии ассоциировалось название "Соколовка". А мрачные слухи об этом месте порой всплывали на просторах интернета, вводя в легкий ступор чрезмерно любознательных граждан со всех уголков России. Так уж вышло, что ничем не примечательный убогий поселок, которых на постсоветском пространстве сотни и тысячи, прославила на всю Россию расположившаяся посреди березовой рощи на его окраине... Психиатрическая больница.

    Несмотря на то, что психиатрическая больница была чуть ли не единственным более менее благоустроенным местом в загибающимся поселке и не давала ему кануть в Лету окончательно, местные жители старались держаться от этого места как можно подальше. Ведь недаром говорили соколовские старожилы, что на территории психушки, в одном из корпусов, построенных еще при Николае Втором, во время немецкой оккупации находился концентрационный лагерь, где эсэсовские каратели проводили бесчеловечные казни свезенных со всех окрестностей евреев, масонов и гомосексуалистов, призраки которых не нашли свой покой до сих пор и время от времени посещают место своей казни. Освобождение от нацистской оккупации, что совсем не удивило местных жителей, не положило конец страшным событиям, происходившим в дурдоме, который, согласно местным слухам и рассказам диссидентской общественности, в послевоенные годы стал самым настоящим "центром карательной психиатрии кровавого советского режима"...

   Дурная слава соколовской психушки, или просто "Соколовки", как ее называли жители губернии, постепенно начала сходить на нет, когда над всей страной повеяло Перестройкой. Вчерашние психически больные внезапно оказались "невинными узниками большевизма" и были выпущены на свободу, а сама психушка переехала в новое здание по соседству. Тем не менее, поросшие мхом и кустарником старые полуразрушенные корпуса "Соколовки", ставшие местом паломничества разного рода сельских малолетних алкоголиков, сталкеров, сатанистов и прочих неформалов, своими мрачными очертаниями и гнусной атмосферой продолжают и по сей день наводить ужас и уныние на всякого рядом проходящего, а современное здание психиатрической больницы вскоре наводнили новые, еще более многочисленные жертвы психических потрясений демократии и гласности лихих девяностых, эпохи глобализации нулевых, а также группы множественных косящих по дурке от армии призывников...

    В силу огромного количества исторических и политических событий, душевное состояние очень многих жителей нашей необъятной страны, которая в последнее время стала пристанищем той еще межгалактической ахинеи, все еще оставляет желать лучшего. Как говорится, нет людей психически здоровых, есть лишь недообследованные. Это как нельзя лучше объясняет причину, по которой "Соколовка" упорно продолжает функционировать, а одноименный поселок городского типа влачить свое печальное существование. Застывшая во времени, словно призрак прошлого, психиатрическая клиника до сих пор удручает мрачным видом своих решетчатых окон и облупившихся серо-голубых стен, а специфический пейзаж усугубила недавно протянутая колючая проволока, терновым венцом объявшая высокие больничные заборы.

    Не успел Вадим проснуться в холодном поту после очередного ночного кошмара, как сразу заметил краем глаза сварливую пожилую медсестру, плавными движениями своих опытных в силу огромного стажа работы рук набирающую в шприц прозрачную микстуру из только что вскрытой ампулы. Сам не понимая почему, запаниковавший Вадим постарался встать с продавленной больничной койки, но тут же обнаружил, что держащая в руках шприц медсестра жестом попросила его остановиться, ворча себе под нос едва различимыми словами.

    - Ну, куда ты встал, ложись обратно! - старушечьим голосом пробурчала стоящая у койки Вадима медсестра, - а ну-ка, ложись обратно! Я сказала, лечь обратно! - перешла на сварливый крик пожилая женщина, попутно приближая к Вадиму иглу шприца для внутримышечных инъекций.

    - Да иди ты к черту, старая мразь! - сквозь зубы ответил старухе озлобленный Вадим, - нет, только не это! Только не эти уколы! Я свихнусь от этих штучек, я так больше не могу!

    Вадим начал истошно биться в больничной койке и собрался было встать и размазать по стенке как усатого таракана ежедневно обкалывающую его транквилизаторами старуху, но что-то резко одернуло обе его руки. После недолгих попыток вырваться бывший военный понял, что за время его сна после предыдущего приступа агрессии врачи заблаговременно до утренней инъекции затянули кожаные ремни на его руках, крепко привязав его к койке и не оставив ему возможности вырваться.

    Вбежавшие в палату двое врачей буйного отделения моментально прижали к измятому отлежанному больничному матрасу взбесившегося Вадима, и парень не успел даже заметить, как был закован в смирительную рубашку, которая свела на нет все его планы по дальнейшему сопротивлению.

    - Сейчас мы тебе сделаем укольчик, который прописал тебе доктор, и сразу тебе станет лучше! - с циничным спокойствием прошептала медсестра и, подождав, когда Вадим перестанет дрыгать ногами, небрежно всадила шприц парню в задницу, выдавив вовнутрь все его содержимое.
 
    - Нет! Нет! Только не это, я сойду от них с ума! Вы не имеете права! Мучители! Убийцы в белых халатах... Вы мне за это ответите... - потихоньку затихая, продолжал причитать Вадим, однако введенная ему в кровь двойная порция антиинсанитинола быстро оказала должное воздействие на организм, и парень застыл в беспомощном и подавленном состоянии на промокшей от его пота шконке, воспринимая лишь некоторые фрагменты разговора его, как он полагал, мучителей.

    - Евангелина Петровна, вколите ему еще порцию антиинсанитинола, как он отрубится, - из-за двери послушался голос писклявого врача - заведующего отделением.

    - Но, Сергей Никонорович, мы и так ввели пациенту две ампулы... - ответила доктору делающая Вадиму инъекции пожилая медсестра, - он вообще превратится в овощ...

    - Вот и славненько, так что сделайте ему укол. И он будет меньше буянить, и вам будет легче, - писклявым и обрывистом голосом продолжал врач, - и вколите ему еще ампулу транквилизаторов после обеда. Мне как раз нужно быстрее переселить его из изолятора в другую палату.

    - Не думаю, что стоит это делать, профессор, - возразил средних лет заместитель заведующего отделением, - пациент крайне агрессивен, страдает от посттравматического синдрома. Он может покалечить других пациентов...

    - И нам же лучше, - улыбнувшись, поправив круглые очки, ответил заведующий отделением Сергей Никонорович, - одним полудурком в нашей клинике станет меньше, а этого поехавшего вояку пусть забирают в дурдом в колонию. И мне проблем меньше. Тем более, у нас сейчас дефицит с одиночными палатами в буйном отделении, а мне звонили из прокуратуры и просили выделить местечко в изоляторе для одного несговорчивого оппозиционного активиста...

    - Хорошо, переведем пациента на усиленную терапию, - ехидно улыбаясь, проворчала Евангелина Петровна, - будешь знать, как буянить, наемник проклятый... Пойду в лабораторную, наведу еще антиинсанитинола...

    Крепкая доза сильнодействующего транквилизатора в организме Вадима быстро сделала свое дело. И без того обессиленное тело бывшего вояки под воздействием вколотых препаратов  стало еще более ватным и рыхлым, что Вадим едва мог самостоятельно подняться с кровати. Лишенный возможности даже подойти к окну и разбавить унылую картину обшарпанных больничных стен перед своими глазами созерцанием багряных красок осенней березовой рощи, парень лежал на спине, рассматривая желтые узоры водяных разводов на  известке белого потолка, которые едва мог различить в свете тусклой лампы дежурного освещения.  Мрачные мысли начали одолевать сознание бывшего солдата.

    "Опять эти кошмары! Когда же это все закончится! Даже та дикая жижа, которую они в меня вкалывают, не может дать мне избавления! Или это все был не сон? Нет, нет, нет, не может быть. Не мог я замочить целую молодежную вечеринку! О, Господи, я знаю, что никогда в тебя не верил, но если ты есть, услышь мои просьбы! Избавь меня от хотя бы от ночных кошмаров! Избавь меня от моего бессмысленного существования!"

    Вадим, лежащий на шконке весь в поту, закованный в смирительную рубашку, под воздействием сильнодействующего препарата начал прокручивать в голове основные события всей своей жизни, тщетно пытаясь понять, чем он так прогневал Провидение, чем навлек на себя такое жестокое наказание судьбы, что под конец размышлений зарыдал, промочив пожелтевшую наволочку больничной подушки своими слезами.

    - Сереженька, мой младший братик! Зачем ты это совершил! Что тебя заставило! За что ты сохранил мне мою жизнь! - слабым голосом причитал Вадим, и даже не заметил, как железные засовы массивной двери его палаты издали металлический скрежет, а в помещение вошли несколько молодых работников учреждения, двое из которых держали под рукой прикрепленные к поясу электрошоковые устройства, а третий держал наготове шприц с мощным успокоительным.

    - Он бредит, совсем крышей поехал.

    - Петровна его обдолбала новым препаратом, мама не горюй. Антиинсанитинол или что-то типа того.
 
    - А это вообще законно, или нет? - поинтересовался молодой сотрудник психушки, - так он и концы отдать может...

    - Тебе не по хер, Лёха? Умойте его, приведите в чувства, заведующий просил притащить этого поехавшего к нему в смотровую. Облейте его прохладной водой, может в себя придет. А будет буянить, долбани его шокером разок, сразу передумает. Хотя, он и так овощ... - дал команду возглавляющий вошедших людей старший сотрудник, и его подчиненные, сняв с Вадима смирительную рубашку, потащили обмякшее тело в душевую.

    Не прошло и получаса, как теплая вода с привкусом металла и ржавчины старых водопроводных труб психиатрической клиники привела обессиленного парня в себя, частично перебив действие транквилизаторов, а сам Вадим после водных процедур был переодет в новый серо-бежевый больничный балахон и отведен двумя вооруженными электрошокерами сопровождающими в смотровую к заведующему отделением.

    - А, это Чернышевский! Ну, заводите его сюда и посадите в кресло, - писклявым голосом приказал заведующий, и сопровождающие Вадима сотрудники психбольницы, не торопясь, начали его выполнять.

    Похожий на рождественского гоблина из старых голливудских фильмов, одетый в запятнанный кофе с коньяком белый халат поверх старомодного темного смокинга, заведующий Отделением по содержанию пациентов с особыми формами расстройства личности и агрессивной психической активностью, в народе - "буйным отделением",  Сергей Никонорович Борман долго рассматривал личное дело и историю болезни Вадима. Врач периодически поглядывал на своего пациента через толстые линзы круглых очков и, поглаживая длинные пышные бакенбарды, делал в многочисленных документах какие-то пометки. От пристального внимания заведующего отделением к себе Вадиму даже сделалось не по себе, однако действие седативных препаратов все еще давало о себе знать, и Вадиму ничего не оставалось кроме того, как молча наблюдать за одним из главных, как он полагал, карателей в белых халатах, и спокойно внимать его словам.

    - Вадим Александрович, спешу вас обрадовать, вы начали идти на поправку, я вас с этим сердечно поздравляю, - спокойным голосом  произнес Сергей Никонорович, ну что же вы молчите, Вадим? Как вы сейчас себя чувствуете?

    - Доктор... - слабым, едва слышимым шепотом ответил обколотый транквилизаторами пациент, - я так больше не могу! Ваши уколы делают только хуже. Мне от них снятся кошмары, вы мучаете меня! Отпустите меня из этого дурдома, я не могу больше, выпустите меня из этого ада!

    Вадим, собрав в себе последние силы, даже собрался приподняться и подойти вплотную к доктору Борману и потребовать скорейшей выписки из клиники, но пара крепких фельдшеров быстро осадили его, плотно придавив его торс к спинке больничного кресла.

    - Тише, мужики, тише, не стоит! - прервал своих подчиненных заведующий отделением, - не надо беспокоиться, Вадим, мы тут все хотим вам помочь.
 
    - Так зачем вы так издеваетесь надо мной! Сколько я просил вас перестать мне вкалывать эти безумные штучки! Я схожу от них с ума!
 
    - Никто над вами не издевается, - цинично улыбаясь, продолжил писклявым голосом свою монотонную речь доктор Борман, я спешу вас поздравить, что вашему  пребыванию в изоляционной палате пришел конец.

    - Вы выпустите меня? - с проступившими на глазах слезами смутной и светлой надежды, не веря своим ушам, переспросил Вадим.

    - Выпустить? Да полно, вам, Вадим Александрович, вы все еще страшно больны.

    - Ну убейте меня тогда наконец! Мне осточертела такая жизнь! Сколько можно! -  в истеричных слезах выкрикнул Вадим, вновь приподнявшись с кресла в полной готовности вонзить перьевую позолоченную ручку доктора Бормана в глаза своему мучителю, но тут же почувствовал резкую трескучую боль в области поясницы, которая мигом заставила его свалиться на пол.

    - Ну, мужики, электрошокер был явно лишним, - никак не отреагировав на громкое заявление Вадима, демонстративно сделал замечание ударившему пациента разрядом тока фельдшеру, - убивать вас никто, конечно же, не собирается. Мы тут с коллегами пришли к выводу, что вас целесообразнее будет переселить в другую палату.  Будете жить вместе с другими добрыми людьми, и вам сразу станет легче!

    - Выпустите меня из этого дурдома! Я не желаю больше находиться здесь, в этой кошмарной психушке!

    - Во первых, мы нашу клинику так не называем, это некрасиво! - внезапно повысив тон своего писклявого, отвратительного для мужского уха голоса, ответил Вадиму Сергей Никонорович, - а во вторых, куда я вас выпишу? Вы же совершенно одинок, вам и пойти то будет некуда! Вы в этом мире совершенно один, и кроме нас, и городского суда, который приговорил вас к принудительному помещению в нашу клинику, о вас уже никто не позаботится. Но если вы будете вести себя хорошо, то может быть, я подумаю над вашим скорейшим освобождением. Как только вы поправитесь, держать вас здесь никто не будет, - смягчив голос, спокойно и до слащавости ласково объяснил Вадиму доктор Борман.

    Вадим даже не знал, что на это ответить, и лишь прикрыл руками свои наполненные слезами отчаяния и безнадеги глаза.

    - А теперь, направляйтесь с врачами в вашу палату и собирайте вещи, мы вас переселим в место получше, и вам сразу станет легче, я вам обещаю это! - напоследок сказал доктор, и фельдшеры, подняв Вадима с пола, повели потерявшего всякую надежду пациента прочь из кабинета заведующего буйным отделением.

    Сергей Никонорович, дождавшись, как фельдшеры вывели Вадима из его смотровой, вызвал в кабинет молодую секретаршу и отворил сейф, положив туда историю болезни пациента и заодно вытащив пакетик с белым порошком.

    - Юленька, наведи мне кофе по-профессорски, будь так добра! - попросил заведующий отделением свою секретаршу, и после того, как девушка в белом халате отправилась за растворимым кофе и армянским коньяком в соседний кабинет, где у Сергея Никоноровича была официальная библио- и не совсем официальная винотека, сам Сергей Никонорович втянул заросшими волосами широкими ноздрями белый порошок феназидола.

    Поймав кайф от мощного заряда наркотического порошка, который вперемешку с физраствором вкалывают внутривенно пациентам с непреодолимыми суицидальными наклонностями, чтобы хотя бы на время пресечь таковые, заведующий отделением развалился в кресле и включил на планшете документальный фильм о криптофизике и парапсихиатрии, представляя себя великим ученым в указанных отраслях, с позволения сказать, науки в порыве наркотического расслабления.

- Ваш кофе по-профессорски, Сергей Никонорович, - улыбаясь, преподнесла ароматный кофейный напиток с не менее ароматным коньячком симпатичная молодая медсестра-секретарша.

- Спасибо, Юлечка. Знала бы ты, моя дорогая, как меня задолбали все эти фрики, психи, дебоширы и прочая нечисть, что обитает в стенах нашей прекрасной клиники!

- Мы делаем очень трудную, ответственную и немаловажную работу, Сергей Никонорович! - пытаясь успокоить начальника, подметила секретарша.

- Очень, очень сложную, дитя мое! И неблагодарную. Понаразвязывают войны по всему свету, а потом выхаживай этих поехавших с посттравматическим синдромом! Эх, почему запретили старую доброю лоботомию...

- Так не гуманно же, Сергей Никонорович! - скорее ради шутки, чем ради замечания ответила девушка.

- Ну-с, раз лоботомию нельзя, будем действовать по-другому. Поручите Евангелине Петровне провести пациенту Чернышевскому, вот его дело и все необходимые бумаги, курс оксимидоловой терапии. Будет знать, как орать на меня. Кстати, куда мы его переселяем?

- В палату номер тринадцать. Будет лежать с тем разрисованным музыкантом...

- Да, Юлечка, хорошо, да и черт с ними! И все-таки, как странно, что инопланетяне с того НЛО, что я видел в нашем Соколовском лесу, так и не вышли со мной на контакт. Наверное, аура у меня в тот день была слабая и не излучала пси-излучения...

    - Самодовольный психопат! Его самого нужно в палату номер тринадцать с проведением лоботомии... - под нос проворчала молодая секретарша, едва успела выйти из кабинета, - и как его только сюда назначили...

    Тот самый курс оксимидоловой терапии, который прописали Вадиму, обессилил парня окончательно, и даже настолько сильно, что пациент не сразу понял, что уже как пару дней лежит в новой палате. И черт его знает, что было бы с некогда здравомыслящим и рассудительным человеком от обилия запрещенного международными конвенциями препарата в его организме, если бы не пожалевшая его молодая секретарша Юлия из чувства девичьей симпатии и элементарной человеческой жалости не подменила бы ампулы с оксимидолом на очень схожие внешне ампулы с обычным физическим раствором. Пожилая и сварливая Евангелина Петровна, которая без угрызений совести вколола бы убойную дозу транквилизатора проблемному пациенту, к счастью Вадима, даже не подозревала о подмене, и парень без перманентного  воздействия сильнодействующих препаратов начал приходить в здравый рассудок.

    "Нет, я тут пожизненно! Мерзопакостный гремлин с бакенбардами! Таким только в концлагерях смотрящим работать... Угробит он меня своими препаратами, ох, чую, угробит. А может, это и к лучшему? Как-никак, наш любитель парапсихиатрии в чем-то прав. Мне и выписываться отсюда и некуда. Мне уже за тридцать, у меня ни семьи, ни дома, никаких перспектив и негде жить. Кому нужен бывший узник психушки, по которому за прошлые деяния плачет международный военный трибунал в Гааге? Да меня даже разнорабочим в "Копеечку" не возьмут, шабашить за копейки с грязными чуркобесами!" - уткнувшись лицом в подушку, размышлял Вадим, лежа в своей новой палате в тщетной попытке уснуть.
 
    Бывший солдат находился в неведении, почему на него вдруг перестали действовать вкалываемые препараты и у него вдруг прояснился разум, но особенно легче ему от этого не стало. Панические атаки и подсознательное чувство собственной беспомощности и обреченности с отрезвлением разума сменились лишь сознательным восприятием практически аналогичных обстоятельств, о которых Вадим размышлял уже тритий час после полуночи. Размышления пациента психиатрической клиники прервало лишь мерцание едва различимого в темноте мелкого предмета, который лежал на подоконнике у окна и все не давал покоя так и не сумевшему заснуть Вадиму.
 
    Парень с удивительной для него легкостью приподнялся с больничной койки и подошел к окну. Подозрительно мерцающим в свете уличного фонаря предметом на подоконнике оказалась валяющийся там пустой стеклянный флакончик из-под снотворного.

    - Должно быть, старая гнида Петровна забыла забрать флакон после своих очередных дьявольских уколов... Вот оно, мое избавление! Шанс прекратить страдания. Но выйдет ли? Нет, нет! Но другого выхода у меня нет и не будет! Я и так здесь в Аду. Сереженька, братик мой, я пойду в след за тобой! - принял страшное решение отставной военный.

    Смерть, и только смерть могла стать для Вадима избавлением от повседневных страданий. Не успел парень поймать себя на этой мысли, как удар ножкой деревянной тумбочки расколол на острые осколки стеклянный флакончик из под раствора успокоительных, и парень подобрал из них наиболее подходящий  для своих целей. Для целей, осуществить которые он еще несколько минут так и не мог решиться. Пережав рукавом больничного балахона руку выше локтевого сгиба, Вадим несколько раз сжал и разжал кулак, от чего вены на его все еще мускулистой руке надулись кровью и ясно прощупывались под кожей. Схватив острый осколок, Вадим все-таки решился. Но несмотря на свою остроту, осколок смог лишь оцарапать кожу, не причинив парню практически никакого вреда.

    - Ну же, что  они со мной сотворили, я теперь даже подохнуть нормально не могу! - озлобленно проворчал Вадим и начал морально настраиваться на следующую попытку вскрыть себе вены.

    Но следующей попытке свершиться было не суждено. Не успел бывший военный занести острие стеклянного осколка над вздувшейся от напряжения и напора крови веной, как его внимание отвлек силуэт худощавого парня, стоящего прямо перед ним и смотрящего ему в глаза. Испуганный Вадим только сейчас вспомнил, что его переселили в палату к другому пациенту, который весь прошедший день спал под воздействием снотворного и сам, судя по всему, только узнал о существовании своего нового сокамерника, который, к тому же, в первый день их сосуществования на его глазах пытается свести счеты с жизнью. Вадим на время даже забыл о своих замыслах, и не заметил, как рука его нового соседа аккуратно отодвинула его руку с острым осколком стекла в сторону, а затем и вовсе забрала осколок и выбросила его в сторону уборной.

    - Не делай этого, чувак, я прошу тебя. Ты даже не представляешь, какая это агония, - спокойно промолвил присевший на кровать к Вадиму худощавый парень, - одумайся, оно того не стоит...

    - Что ты знаешь об агонии, парнишка? -  с долей насмешки спросил у парня Вадим.

    - Поверь мне, я знаю, собрат по несчастью. И я с радостью тебе расскажу. Но сейчас уже поздно, поговорим об этом утром! Обещай мне, что меня выслушаешь. Ты обещаешь?

    - Я обещаю, - сам не понимая, почему, но все-таки дал обещание Вадим, а обещания он с детства привык сдерживать.

    - Вот и хорошо, мой друг, вот и хорошо. А теперь ложись спать, тебя ожидают сны. Отдыхай, друг. Ну и стекла ты здесь набил... Я сейчас замету осколки. Если их кто-нибудь увидит, врачи сразу поймут, в чем дело, и поместят нас в отделение для несостоявшихся суицидников, а более дипрессивного места в этой психушке, поверь мне, нет.

    Голос нового соседа по палате, который Вадиму показался приятным и даже откуда-то знакомым, магическим образом подействовал на его состояние. Впервые за долгое время услышав слова "друг" и "братишка", парень вновь вспомнил, что он все еще жив и на этой ноте начал засыпать, отбросив куда подальше мысли о самоубийстве, пока его случайный спаситель смывал в туалет собранные с пола осколки разбитого флакона.

    Вадим спал в эту ночь настолько крепко, что даже не ощутил очередную порцию уколов физического раствора, который пожилая и слабая зрением Евангелина Петровна с подачи своей молодой коллеги Юлии по  незнанию вкалывала пациенту вместо сильнейшего наркотического препарата. Парень, еще несколько часов назад старавшийся покончить с собой, проснулся, когда блеклое осеннее солнце уже во всю освещало мрачные желтые стены его палаты, а в коридоре скрипела колесами тележка, на которой пациентам буйного отделения развозили завтрак по палатам.
 
    - Вставайте жрать, полудурки! И посмейте только опять греметь мисками, как в тот раз, сразу получите укол в жопу! - вместо доброго пожелания приятного аппетита прозвучало из уст сварливой медсестры, когда она, через окно в железной двери передала в палату поднос с едой.

    Вадим, приподнявшись с кровати и про себя пожелав мучительной смерти пожилой медсестре, забрал поднос с завтраком и положил его на обшарпанный столик, стоящий у окна палаты. Подавляющие всякий аппетит препараты перестали действовать на организм парня, и у Вадима разыгрался нешуточный аппетит, он сразу принялся разделываться с завтраком.

    Полноценным завтраком то, что давали утром пациентам "Соколовки", назвать конечно же можно было с большим, даже очень большим преувеличением. Ибо представлял он собой алюминиевую плошку, менее чем на половину наполненную сероватого цвета манной кашей с комочками на разбавленном молоке, и к этому, с позволения сказать, полезному блюду подавался компот из сухофруктов, а зачастую и из личинок насекомых, что в них водились. Единственное, что скрашивало завтрак, так это кусочек сливочного масла и пресные галеты, вкус которых, а точнее - полное отсутствие вкуса которых Вадим запомнил еще со времен армейской службы. Но во всяком случае, это намного приятнее, чем ненавистная еще с детства манка с комочками.

    Совершенно неприятной спецификой больничного рациона психиатрической клиники в Соколовке было полное отсутствие в его блюдах соли и сахара, не говоря уже о других специях. По официальной версии, сахар из меню был исключен лично по инициативе доктора Бормана, который твердо уверен в его наркотическом воздействии на организм человека и в полной противопоказанности психическим больным, и вроде как даже собирается написать об этом цикл статей в журнале "Отечественная психиатрия: дорога к светлому будущему". Однако по неофициальной, куда более правдоподобной версии, которая из уст в уста передавалась среди персонала, пациентов и прочих обитателей "Соколовки", полное исключение из больничного меню сахара было обусловлено тем, что уже известный нам доктор Борман крайне выгодно для себя  продал все запасы казенного рафинада местным самогонщикам. Учитывая, что блюда из больничной столовки были и с сахарком отнюдь не сахар, то без него вкус еды стал еще более отвратительным. Соль же, которой на складах "Соколовки" было завались, в больничные харчи по совершенно неведомой всем причине кухарки добавлять тоже не собирались, и единственным легальным применением хлористого натрия на территории психбольницы было посыпание им скользких заледеневших ступенек на крыльце у входа в холодное время года. Благо, для сего мероприятия администрация "Соколовки" не брезговала привлекать некоторых пациентов, и последние хоть и не всегда были рады покинуть в морозное время теплые палаты, не упускали возможности тайком от надзирателей набить белым порошком карманы больничного балахона. Учитывая, в каком дефиците была соль в данном заведении, ее можно было выменять, поговаривали, что были и такие случаи, даже на не менее дефицитные сигареты.
 
    Вадиму в это утро повезло больше, и небольшой спичечный коробок с солью был любезно предоставлен ему новым соседом по палате. Несмотря на то, что бывший военный с голодухи успел в считанные минуты уплести почти всю мерзопакостную манку, щедрому по соколовским меркам подгону он был крайне благодарен, что даже предложил соседу две последние галеты и оставшийся тонкий ломтик сливочного масла.

    - Правда ведь, приятно хоть как-то скрасить вкус этой дряни, - проговорил Вадим с набитым манкой ртом, и запив кашу компотом из сухофруктов, в свете дня взглянул на нового соседа.
 
    Молодой худощавый парень, которому на вид было едва чуть за двадцать, сидел на шконке и пытался аккуратно размазать кусок сливочного масла по хрупкой пресной галете так, чтобы она не раскрошилась у него в руках. Внешность молодого соседа по больничной палате сразу бросилась в глаза отставному военному. Лицо парнишки, наполовину прикрытое длинной челкой темных прямых волос, имело какие-то отдельные, необъяснимые для широт центральной России корейские или японские черты, а все руки и значительная часть тела, которая была видна Вадиму под расстегнутым больничным балахоном, была полностью забита различными татуировками. Кисти рук молодого парня украшали контрастирующие с его светлой кожей черные розы всевозможных форм и размеров, а на фалангах пальцев красовалась выполненная экзотическим шрифтом надпись "DEAD ROSE", которую Вадим сумел прочитать, и то с трудом, лишь с третьей попытки. Но самой изюминкой из татуировок внешне необычного пациента "Соколовки" было изображение огромной черной сколопендры на левом предплечье, над которой по непонятной для Вадима причине стоял занесший свою окровавленную косу ангел смерти.
Вадим настолько увлекся рассмотрением татуировок сокамерника по психушке, что не заметил, что худощавый парнишка давно отложил поднос с завтраком в сторону и пристально смотрел на него.

    - Да, моя бабушка была кореянкой. Да, татуировки набил, потому что нравятся. Да, и даже эта омерзительная многоногая тварь. За татухи пояснять не буду, мы не в тюрьме, а в дурке. Нет, моя ориентация традиционная, - будто по заученному тексту ответил парень, глядя на удивленное выражение лица Вадима.

    - Чего, блин?

    - Знаешь, я тусуюсь тут уже почти год, ты не первый мой сосед, вот и решил ответить на все часто задаваемые мне вопросы и претензии, так сказать, заранее.

    - Я даже не думал устраивать тебе допрос, парень, так что не распинайся, - еще более  удивился Вадим.

    - Да, и не надо меня называть Виктором Цоем, очень прошу. Мне его творчество нравится, но за такое погоняло мне было еще в школе обидно, - добавил разрисованный татуировками парень.

    - И как мне звать своего полуночного спасителя? - с долей иронии поинтересовался Вадим.

    - Ну, в прошлой жизни меня называли Арти DeadRose.

    - Что за?...

    - Ладно, ладно, в миру я Артем Горелов.

    - Хм, так то лучше, - сделав более дружелюбное лицо, ответил Вадим и, протянув руку, добавил, - Вадим. Просто Вадим. Будем знакомы.

    - Рад познакомиться. Знаешь, я со слов Петровны тебя совсем иначе представлял. Она меня чуть ли не запугивала тобой...

    - А ты больше слушай всяких старых гнид, и не так тебя напугают.

    - Я повидал в нашей клинике очень много разных людей, но эта пожилая женщина - единственная, с кем я никак не могу найти общий язык, - собрав пустую посуду на поднос и отнеся ее к выходу из палаты, ответил Артем, - такая сволочь. Чуть что, сразу запугивает уколами с транквилизаторами. У меня однажды от ее угроз срыв случился. Так эта старая ведьма так меня запичкала лекарствами, что у меня вся задница была в шишках...

    - Много кого мне приходилось мочить в своей жизни, но эту вошь я бы раздавил с особым удовольствием! - сжав в руках подушку, поддержал соседа Вадим.

    - Поосторожнее с такими словами, чувак. За них могут на триптофенол посадить. А это дикая хрень, после нее жить вообще не хочется...

    - Мне, мой юный друг, и сейчас жить не особо то хочется, - засмеявшись, пошутил Вадим, - что кстати тебя угораздило устроить мне курс психологической помощи и спасти меня от самоубийства?

    - Брось ты эту гиблую идею, сосед, оно того не стоит, - голосом, полным искренним недоумением, начал упрашивать Вадима Артем, - это такая боль, слезы, мучения. Это настоящая агония...

    - Что ты знаешь о страданиях, мальчишка? - еще сильнее усмехнувшись, спросил Вадим.

    - Поверь мне, чувак, кое что я в этом секу, - в нехарактерной для себя жесткой манере ответил Артем и, засучив рукава, открыл взору соседа два затянувшихся шрама на локтевом сгибе левой руки, после чего улыбка с лица Вадима пропала.

    - Что тебя заставило?

    - Ой, это было так глупо. Юношеский максимализм в совокупности с депрессией, усугубленной употреблением наркоты, сделал свое дело. Острое бритвенное лезвие оказалось эффективнее осколка стекла, который я вчера забрал у тебя и смыл в унитаз. В итоге, я лежал в адских страданиях в теплой ванне, которая медленно наполнялась моей кровью...

    - Как же ты выжил?

    - Отец, решивший ни с того, ни с сего заглянуть ко мне в гости, пришел как раз во время. Я никогда не видел его таким взволнованным в тот день. Мы даже водку пили в слезах, вспоминая минувший кошмар. Он и врачи скорой помощи спасли мою молодую жизнь, за что я им очень благодарен. Тогда мне казалось, что это выход, легкий путь, способ избавиться от всех проблем. Но это лишь путь в никуда, в ничто, через нечеловеческие мучения и страдания.

    - Да уж, явно не лучший способ подохнуть, - с долей черного юмора подметил Вадим.

    - А шрамы на руке остались до сих пор. И их не скроет ни одна татуировка. Я и сам не стану забивать это место, чтобы было напоминание, предостережение, так сказать, о прошлых ошибках. И память эта будет сопровождать меня всю мою жизнь.

    - Шрамы мне, мой размалеванный кореш, не страшны, одним больше, одним меньше, я уже не обращаю на них внимание, - ответил Вадим, поглаживая рубцы от старых боевых ранений на своем  заросшем бородой лице, - ха, Размалеванный. Я теперь так тебя и буду называть, если ты не против, ха-ха!

    - Мужик, что лежал здесь до тебя, дал мне погоняло Тема Роспись. Чувак был из сидельцев. Веселый малый. А шрамы твои я приметил еще с самого утра, но я боюсь представить, где ты их получил.

    - Ну, увидел бы ты меня в форме, а не этой дурдомовской робе, вопросом бы таким не задался, - продолжая теребить шрам на щеке,  ответил отставной военный, - но тебе, и вправду, лучше не знать подробностей... Лучше расскажи мне, как ты попал в это заведение? По тебе конечно видно, что ты немного не от мира сего, долбанутый даже, вот как я скажу, но на воле ходят и не такие упоротые. Как ты загремел сюда?

    - Это очень долгая история, Вадим, у меня еще будет время тебе об этом рассказать.

    - Ну, а если вкратце? Может, ты здесь из-за того, что на воле трупы пялил? - перешел на свои любимые грубые шутки Вадим, - я ведь даже в таком случае повеситься не смогу здесь без риска быть продырявленным!

    - Не, это не ко мне, с трупаками я не спал, это точно! А попал я сюда... Я сам не помню, когда у меня начала течь крыша, но основная причина, по которой я лежу на обоссанной шконке в этом забытом всеми чертями месте, наверное, это "Колумбайн" в Междуречинской Юридической Академии...

    Лицо Вадима застыло в тихом ужасе. Страшные воспоминания нахлынули в его едва отошедшую от воздействия транквилизаторов голову. Тяжелые призраки прошлого вновь заявили о себе, и у крепкого мужчины, которому уже за тридцать, на глазах проступили горькие слезы.

    - Да, жуткая была бойня. Весь город тогда горевал вместе с нами, я даже понимаю, почему тебя это задело...

    - Какое необычное совпадение! - не веря своим ушам, воскликнул Вадим и, собрав волю в кулак и пытаясь прогнать чувство собственной вины, схватил вновь приобретенного товарища по несчастью за растатуированные плечи, - продолжай, прошу тебя! Расскажи мне!

    - Ладно, ладно, но братан, не надо так на меня бросаться, мне от этого становится страшно.

    - Хорошо, я держу себя в руках! Рассказывай!

    - Я был обычным первокурсником, который едва отошел от эйфории от поступления в Академию. Еще будучи школьником, я мечтал стать правозащитником, защищать права униженных и оскорбленных. Ха, я еще в старших классах всегда старался защищать всяких неформалов от прессинга со стороны школьного руководства и менее толерантных моих сверстников. Я был этаким правозащитником-любителем. Эх, наивные детские мечты! Детские мечты, которые и привели меня в стены Юридической Академии. Нельзя сказать, что учеба в Академии полностью удовлетворила мои ожидания, но в целом, мне она нравилась, хотя я ожидал от многих преподавателей большей креативности и свободомыслия...

    - Ой, хорош тебе, свободомыслия там едва оставалось, когда я там учился, а было это лет так больше десяти назад. Я уже не говорю, во что превратили Академию к моменту той трагедии, - перебил собеседника Вадим, - но рассказывай дальше, я даже сам вспомнил свое студенчество.

    - Ух ты, не знал, что ты там учился, вот так встреча, два бывших юриста, и оба в психушке! Хождением на пары мое студенчество не ограничилось, меня все тянуло в сферу творчества. Вообще, я конкретно угораю по року, особенно, по новому его направлению, которое называется "постметалкор".  Я уже тогда неплохо играл на гитаре и ставил вокал, но чрезмерно консервативное, так скажем, жюри студенческого художественного объединения, не оценило в должной мере мои таланты. Не формат, видите ли! Меня это чертовски расстроило, что обернулось моим первым двухнедельным наркозапоем. Травку дуть я любил еще со старших классов, прикольно было себя побаловать иногда, но в этот раз травой дело не ограничилось. Сначала соли, потом и на скоростях несколько дней посидел. Настюша, на тот момент - моя девушка, вытащила меня  из этого марафона.

    - Я на первом курсе только пиво пить начал, а ты уже во все тяжкие пустился, во даешь!
   
    - Поразмыслив над своей жизнью в порыве наркотрипа, я осознал, что мне в хер не вперся этот студенческий актив.  Как-то раз, когда мы, молодые неформалы, тусили на Площади Лирики, нам пришла в голову идея сколотить первую рок-группу. И мы это сделали. Я сам не мог в это поверить!  Сначала мы играли на рейвах, затем нас начали приглашать выступать на небольшие закрытые  вечеринки в ночных клубах. Но дальше этого дело не пошло, к моему сожалению. Не было той навязчивой идеи, того творческого порыва, того драйва, что мог бы вырвать нашу постметалкор-банду вперед. Нужен был заряд...

    - И где ты нашел этот самый заряд? - не понимая, как рассказ Артема связан с трагедией в Академии, которая затронула его самого непосредственно, решил уточнить Вадим.

    - Этот заряд сам нашел меня! Я не мог в это поверить. Адреналин у меня долбил по самую крышу. Я сидел спокойно и курил в сквере недалеко от Академии, слушая любимые треки группы Attacking Alexandria в новых беспроводных наушниках, на которые спустил две стипухи, как мое внимание насторожили прохожие, которые почему-то начали снимать здание Академии на свои мобильники. Я подошел к одной из стоящих в оцепенении однокурсниц и, сняв наушники, услышал лишь малопонятные тогда для меня слова про какие-то выстрелы в Академии. Я подумал сначала, что это грубая шутка, но, о Господи, лучше это было бы шуткой! Я понял, что творится что-то дьявольское, а когда из верхнего этажа здания Академии взрывной волной вышибло стекла вместе с оконными рамами и вырвались первые языки пламени, сомнений  у меня не осталось совсем. Я помню это, как сейчас, и даже обильное употребление отборной и самой тяжелой наркоты не заставило меня забыть обо всем увиденном в тот день кошмаре. Это было кромешным ужасом! Лишь взрывы и выстрелы, сирены и крики, кровь и слезы! Жизнь и смерть! Бессмысленная смерть... Вадим, с тобой все в порядке?

    - Прости, меня, Артем, да все в порядке, продолжай, - отвернув взгляд в надежде скрыть свои слёзы, ответил Вадим, - получается, шок от увиденного свел тебя с ума и ты оказался на койке соколовской психушки?

    - До психушки, мой друг, было еще далеко. Не знаю, чем тебя так сильно впечатлил мой рассказ, но раз тебе настолько неприятно слушать про подробности трагедии, я лучше расскажу о том, что было дальше.

    - Прошу тебя, Тема, рассказывай, - успокоившись, попросил соседа Вадим.
   
    - Хорошо. Я не могу словами описать свои чувства, которые я испытывал в тот момент своей жизни. Эмоции меня переполняли через край. Мне хотелось тогда набраться мужества,  собрать свои вещи, броситься прочь, куда глядели мои глаза. Я никогда так не упарывался, как в последующие недели. Когда я слез с наркоты, то обнаружил, что я не могу вернуться к себе в Академию. Я видел призвание в другом. Я поймал тот творческий прорыв. И это было здорово! Перелистав свои записки, что я делал в порыве наркотического угара, я взял в руки электрогитару. После долгих ночей, проведенных в гараже у своего отца с подержанным, купленным на барахолке инструментом, у меня получились наработки нашего первого с корешами полноценного альбома. Помню, я потратил все свои сбережения, даже пришлось прибегнуть к многочисленным микрозаймам, но деньги на нормальные инструменты и аппаратуру были в конце концов найдены. И из крови и страданий той страшной трагедии, на кожаных крыльях злого рока андеграунда, из пепла пылающей Академии на свет вознеслась новая постметалкор-группа Dead Rose Resistance.

     - Так ты у нас, получается, постметалкорщик? - улыбнувшись. переспросил Вадим, - впервые в жизни вижу корейских постметалкорщиков. Обычно ваша братия моднявую гомосячую попсятину играет. Кей-поп, гей-поп, хрен его знает, как правильно.

    - Рад, что я впервые почти за год в психушке нашел человека, который тащится по металу.

    - Снимает напряжение и охренеть как хорошо подходит для тренировок, особенно для пробежек.

    - Вот уж не знал, я обычно под него только на вписках и на рейвах отрывался. Впрочем, каждому свое... Дебютный альбом нашей группы выдался удачным. Даже больше скажу, он прославил нас по всей России. Я с чистой совестью забрал документы из Академии и пустился в свободное плавание, в первый тур по городам нашей страны. Ох, как сейчас помню, быстрая слава вскружила нам голову. Да еще бы она не вскружила бы! Мне, девятнадцатилетнему парню, снискавшему внезапную славу бедному студенту, который еще за полтора года до этого набил на спор с одним мажором эмблему известного порносайта на своем плече, чтобы на заработанные в споре деньги купить хотя бы подержанную электрогитару. Хех, мама тогда мне вломила конкретно, а татуху я потом перезабил.  Зато на этой гитаре я научился нормально так играть. Я на ней такие рифы бацал... Мы уходили в отрыв и пускались во все тяжкие. Тело мое обрастало все новыми и новыми, все более безумными татуировками. Ни один наш концерт не обходился без диких пьянок, потрахушек с молоденькими фанатками, а иногда и без экспериментов с новыми веществами. Эх, Настя, Настя, хорошо, что ты не знала о том, что я творил в те годы. А может, ты все понимала, но не подавала вида? Хоть я и был тем еще гадом, но я все еще люблю тебя...

    - Так а в дурку ты как загремел? Пока что твоя история максимум тянет на аудиенцию у нарколога и, максимум, на статью за совращение несовершеннолетних, но никак не на заключение в буйное отделение самой убогой психиатрической лечебницы России.

    Быстро нашедшие общий язык соседи по больничной палате психиатрической клиники разговорились настолько, что даже не заметили, как время близилось к обеду, а дверь палаты отворила пожилая медсестра Евангелина Петровна, которая с порога начала поносить пациентов тихими проклятиями и ругательствами.

    - Разтарахтелись тут, как бабы, придурки психбольные! - ворчливым и недовольным голосом бурчала сварливая старуха, - эх, при Сталине вы бы так не валялись тут! Сидят они у меня, кайфуют по жизни! Ни хрена не делают целыми днями, бездельники! А ну повернулись и оголили свои жопы!

    Острая игла медицинского шприца в руках злобной Евангелины Петровны прокалывала мышечные ткани пациентов с особой болью, а пожилая медсестра, с чистой совестью считавшая тотальное большинство пациентов  "Соколовки" нахлебниками государства и отбросами общества, даже не старалась делать и без того неприятные инъекции успокоительного  как можно более аккуратно, будто бы сама наслаждалась чужими страданиями.

    - Евангелина Петровна, в толчке опять засор, нужно устранить как бы... - опустив взгляд в пол, виновато промолвил Артем.

    - Ах ты ж сволочь! Ну просто, сволочи, а не люди! Как же можно так гадить, а?! - взорвалась и без того злобная и вечно недовольная пожилая сотрудница дурдома и даже не постеснялась отвесить пощечину провинившемуся пациенту, - сейчас гляну пойду...

    Ударив Артема еще раз по шее и высказав пару тройку грязных ругательств, медсестра приоткрыла дверь уборной и отворив каморку с уборочным инвентарем, достала оттуда старый резиновый вантуз, весь покрытый слоем засохших экскрементов.

    - Сами будете свою парашу прочищать, а то срать вы все горазды! Ух, гады! - злобно выругалась пожилая медсестра и бросила вантуз на пол у туалета, - да чтобы вы все тут подохли...

    Не успела Евангелина Петровна покинуть палату номер тринадцать, как Вадим начал грозно возмущаться поведением злобной медсестры, периодически представляя себя Родионом Раскольниковым, а обидчицу своего соседа - старухой процентщицей, однако сам пострадавший сосед только успокоил разбушевавшегося отставника.

    - Тихо, тихо, Вадим, оно того не стоит, это я сам все устроил.

    - Не, парень, ты реально чокнутый! Неужели тебе в кайф злить эту бестию? Ее и так из СС выгнали за чрезмерную жестокость! Тебе же самому досталось...

    - Ты не первый, кстати, кто говорит, что эта старая мразь работала в "Соколовке" еще когда на ее месте был немецкий лагерь смерти во время войны. Старуха она злая, но недалекая и невнимательная, - перейдя на едва различимый шепот, объяснил Вадиму музыкант, - а теперь, только прошу тебя, тихо, только тихо. Мне от Петровны достались не только лещи да подзатыльники.

    Посмотрев по сторонам, прислушавшись к звукам из коридора и убедившись, что у палаты нет лишних людей, Артем достал из кармана больничного балахона три стеклянные ампулы с успокоительным.

    - Нет, ты в натуре психопат! Неужели тебе не хватает всей той дряни, что нам вгоняет в задницу эта старая тварь чуть ли не ежедневно?

    - Тихо! Нас могут услышать. Я деметромитолом сыт по горло, даже побольше, чем ты.

    - Так нахрена ты обчистил старухину аптечку, когда она полезла за долбанной сортирочисткой? - перейдя на шепот вслед за соседом, все еще пытался узнать о мотиве поступка своего соседа Вадим.

- Терпение, мой друг, терпение. Мне-то это вещество ни к чему, а вот чувачкам из палаты за стенкой, где располагается наркологическое отделение, оно будь здоров пригодится. По злой иронии, так вот получилось, что деметромитол, что я не впервые стащил у Петровны, хорошо помогает нарикам облегчить ломку. А поскольку в наркологическом отделении его не используют, получить его они могут исключительно от меня. Не безвозмездно, конечно же, не безвозмездно.

    - Это я уже и сам понял, но как ты собираешься толкнуть его торчкам? Нас же из буйного отдела хрен выпускают...

    - Тихо, кто-то идет, давай попозже, ты сам все увидишь.
От дневной инъекции антиинсанитинола Вадиму сделалось немножко дурно, и он повалился на твердый продавленный матрас больничной койки, пытаясь уснуть, но принесенный в палату обед все же дал парню мотивацию приподняться со шконки и кое-как доковылять до обеденного столика, что стоял на противоположной стороне палаты у койки Артема.

    Обед пациента "Соколовки", что и следовало ожидать от подобного заведения, изысканностью не отличался. Слипшиеся, разваренные до состояния каши макароны с микроскопическими вкраплениями жесткого как резина мяса из стратегических запасов полувековой давности, политые коричневой подливой неизвестного происхождения восторга у Вадима не вызвали, однако парень уплел их с куда большим удовольствием, чем жидкий мясной суп, в котором плавало лишь несколько небольших ломтиков картофеля.

    - Блин, в следственном изоляторе суп и то вкуснее был! Не то, что эта жижа, один килограмм мяса на тридцать литров воды! - возмущался с набитым ртом Вадим.

    - Раньше этот супец давали с гороховой кашей, я смешивал два блюда, и получался неплохой суп-пюре. Не ресторанная версия, но он куда поприятнее, чем эта мутная субстанция, куда Петровна, небось, успела мокнуть половую тряпку.

    - Да пошел ты! - едва не поперхнувшись, ответил на шутку Вадим, надеясь, что это все-таки остроумная шутка, - поганые помои! И все без соли и сахара! И без чая!

    - Сахар и прочие сладости, кроме шоколада, раньше изредка давали, а еще их можно было выпросить у персонала или получить  передачей. Но новый заведующий, доктор Борман, ярый противник сахара как продукта питания в принципе, велел запретить его вообще.

    - Этого доктора Бормана, будь моя воля, я бы подверг лоботомии первым! - доедая баланду, произнес Вадим.

    - Ну, про лоботомию не знаю, хотя Петровна меня не раз ей пугала, но доктор Семенков, предшественник Сергея Никоноровича на этой должности, не выдержал напряженной работы.
   
    - И что с ним сталось?

    - Веселая история приключилась с ним. На старости лет слетел с катушек и, как бы смешно это не звучало, сам стал узником собственной психушки.

    - Да их всех самих лечить надо! Эх, не психушка прям, а цирк шапито строгого режима! А кстати, как же ты тут очутился?

    - Да, чуть не забыл об этом... Но чур, потом расскажешь и свою историю.

    - Постараюсь, - хладнокровно ответил Вадим, - ну давай, рассказывай.

    - Хорошо. Хм, на чем я остановился?

    - На том, как вы долбили вещества и фанаток, если я правильно помню.

    - Ах да! Славное было время! Слава конечно и сорвала нам голову, но мы, наша металкор-банда никогда не забывала о том, для кого мы играем. Мы не стали останавливаться на достигнутом. Помимо тех безумных вписок с наркотой и телками, я за первый год существования объездил не один город нашей страны. И с людьми общался самыми разными. У каждого из них  была своя судьба, свои проблемы, свои истории из жизни. Некоторые из них так вдохновили меня и моих братанов из группы, что вскоре у нас появились наработки второго альбома. Классный он получился, драйвовый, а яркая протестная и глубокая лирика его текстов полностью раскрыла само название нашего коллектива.

    - Напомни мне его, кажется, Dead Rose Resistance?

    - Да, или DRR, если сокращенно. Странно, что ты, тоже фанат рока, о нас не слышал, о нас даже в новостях по телику говорили, правда не в лучшем свете...

    - У меня тогда были проблемы посерьезнее.

    - А у нас они начались как раз после выпуска второго альбома. Так уж вышло, что он взорвал общественность! Мы сами такого не ожидали, если честно, но о нас восторженно говорили все оппозиционные блогеры в интернете. Я то на эту политику болт ложил, но пиар был мощный. Но обернулось это в итоге против нас.

   - А вы чего ждали? Забыли, что может быть в стране, где сажают за шутки и картинки в интернете?

   - Первую угрозу по телефону я получил перед тем, как мы с парнями играли на митинге против строительства свалки рядом с заповедником в лесах Карелии. Мне поступило СМС с левого номера с настоятельными просьбами "не устраивать провокации", да, эти гады выразились так.

    - И что вы сделали?

    - Забили хер в лучших традициях свободного рока! - не сдержавшись, горячо выкрикнул на всю палату Артем, - мы зажигали на этом концерте, пока менты не отрубили нам аппаратуру. Это было мощно. Я бы даже сказал, весело. А вот потом стало еще веселей. После того, как мы бросили вызов системе, нам постоянно стали вставлять палки в колеса. Поехавшие поборники морали и нравственности, патриотические организации, родительские комитеты, журналюги. Я до сих пор угораю и не перестаю охреневать с этих заголовков. "Рок служит Сатане", "Вы агенты Америки", "Вы развращаете молодежь", - говорили они. Чушь полнейшая. Постоянно жалобы какие-то писали на нас, даже митинги устраивали. В нашем Междуречинске в центре города на митинге, помню, толпа старух и толстожопых домохозяек требовала запретить наше выступление. Да они даже в душе не представляют, что такое рок-музыка!

    - Активная "общественность", мать ее за ногу! Охранял я похожие мероприятия, когда служил в Нацгвардии. Дико жалел, что не поступил приказ отмудохать всю эту компанию "Общества за половое  воздержание" полицейскими дубинками, вот я там бы оторвался...

    - Ты служил в Нацгвардии? Ничего себе!

    - В прошлом, - приуныв, ответил Вадим, - теперь это все в прошлом. Но подобных "активистов" недолюбливаю до сих пор.

    - Я тоже их не переваривал тогда, мы даже песенку про них сочинили, "Слабоумие и злоба" называется. Но так или иначе, они своего добились. Сборище умственно отсталых дегенератов, что называется у нас Государственной Думой, протащило все-таки закон "О защите детей и подростков от влияния нежелательной зарубежной субкультуры", или как-то так, и затем все у нас начало накрываться большим медным тазом.
 
    - Какой закон? Неужели та морально озабоченная старуха из парламента его пропихнула?

    - Да, чувак, ты многое упустил, пока ползал по окопам, - улыбнувшись, продолжил свой рассказ рок-музыкант, - этот закон стал для нас черной меткой. Злобные моралфаги и двинутые чиновники, конечно, те еще дауны, но даже у них хватило мозгов использовать этот закон против нас. Сначала наш концерт отменили в Липецке, затем и в Ростове. И так город за городом. Наша группа, к тем временам уже достаточно известная, наняла хороших адвокатов, но даже они не смогли нам помочь. И я сорвался вновь! При чем на этот раз будь здоров. Я искал неведомое мне успокоение, так сказать, то, что могло  утешить меня, спасти от ощущения приближающегося краха всех моих идей, всех моих амбиций.

    - И что ты придумал?

    - Ничего. Я не нашел ничего лучше, чем тяжелая наркота. Я торчал  почти два месяца подряд, что я только не пробовал. Скорости, синтетика, опиаты...

    - По тебе видно, конечно же, что опыт употребления у тебя есть, но не до такой же степени! Как ты вообще коней не двинул?

    - Я уже тогда думал, ой дураком я был, вскрыть себе вены под кайфом, но тут в моей, казалось мне, проклятой жизни, промелькнул светлый луч надежды. За нашу группу вступились известные российские и зарубежные музыканты, и я сразу протрезвел от одной мысли об этом: нам согласовали концерт. Да не просто концерт, а выступление на одном из крупнейших в стране фестивалей альтернативной музыки в Питере. А это покруче, чем любое "Нашествие". Едва я успел отойти от вчерашней дозы, сразу начал паковать чемоданы. Отмокнув под душем в фирменном вагоне поезда, я более-менее трезвый прибыл с группой и целой армией фанатов из Москвы, где я в то время зависал, и уже через час был полностью готов рвать струны и выплескивать всю мощь постметалкора на сцене одного из самых понтовых клубов северной столицы.

    - И как вас встретил Питер?

    - Да просто зашибись! Я до сих пор вспоминаю, как это было круто! Угар и безумие! Которое, увы, под конец превратилось в тотальный капец.

    - А что же случилось?

    - Мы играли свои самые бодрые композиции, все было в ажуре, публика ревела в порыве веселья под суровые гитарные рифы постметалкора, пока внезапно в зал не вошли незваные гости. Концерт был в самом разгаре, как к сцене подошла толпа людей в камуфляже, в папахах и с кожаными плетками.

    - К вам заглянула садо-мазо вечеринка? - рассмеявшись, уточнил Вадим.

    - Ну, почти. Заявились представители местного отделения какого-то там казачьего войска.  Орали, матерились, один из них размахивал иконой. Потом эта гоп-компания начала прессовать гостей нашего концерта и пытались отрубить свет. Охрана клуба хотела решить вопрос с ними, но тут внезапно на сцену взобрался рыжий бородатый депутат. Ну этот, поборник морали и нравственности, как его, Виталий Малинов.

    - Не уж то, сам Виталий Валентинович почет оказал? Хм, значит, реально хорошее у вас было выступление, раз этот картавый мудак решил вам его испортить, - узнав описанного Артёмом политического деятеля, заявил Вадим, - так он же долбанутый на всю голову! И как его только выбрали...

    - Вот представь себе. И с казаками еще!

    - Ой, я тебя умоляю, какие это казаки. Настоящие казаки давно перевелись почти все. Клоуны это ряженые, а не казаки. Позор, блин...

    - Ну, да. Забрался пухлый рыжий мужичок на сцену и давай вопить: "Остановите концерт, они все извращенцы, педерасты, я их тут всех знаю, они нарушают закон, сатанисты, предатели, агенты Госдепа!" и прочую дикую чушь. Мы аж поржали и наши фаны его освистали. Так  он никак не унимался, ксивой своей размахивал, орал, что он депутат Госдумы, угрожал посадить всех на зону, где православные зэки определят нас в петушиную камеру.

    - Его самого нужно в петушиную камеру. Блин, что за кадр, что не гейпарад, что не концерт, так сразу этот рыжий властелин рисуется со своими пацанчиками!

    - Сначала я приорал. Затем меня это стало доставать. Но когда он назвал нас всех врагами народа российского и позорниками русского рока, я не выдержал. И то, что я сделал, было самым крутым поступком в моей жизни. О, да! И весь интернет, несмотря на все блокировки и запреты, облетело видео, как разрисованный татуировками фронтмен группы Dead Rose Resistance Тема Горелов с разбега заехал очкастому жирдяю-депутату бас-гитарой прям по его рыжей харе, от чего он упал со сцены под одобрительные крики наших верных фанатов.

    - Ахахахаха! Вот это ты даешь! Давно пора было! Тебя за это в "Соколовку" посадили?

    - Это было только началом. Пока депутат валялся на полу под сценой, утирая сопли с кровью, а его ряженая гей-туса стояла в замешательстве, я,  кайфуя от бешенного выброса адреналина в кровь, который только усилил уже угасающий наркотический трип,  схватил микрофон и толкнул речь своим фанатам, которую я помню до сих пор, слово в слово. "Ну что, получил, паскуда! Металкор живет в наших сердцах! И будет жив всегда! А рыжие псы, грязные опричники, которые пойдут против нас, получат  только удар по своему крысиному хлебалу! ", - орал я на весь зал рок-клуба, - "А сейчас, моя братва, мы сыграем вам песню в тему, песня называется "The Last Breath". Вы хотите слэма?!" - продолжал я свою пламенную речь, - "Да!" - взревел зал, - "Будет вам слэм! За свободу и рок-н-ролл! Мочи гадов! Играем, братаны!"

    - И какая была реакция у фанатов?

    - Жестче, чем я ожидал! Вломившимся в клуб черносотенцам не помогли даже их нагайки, пацаны смели их за милую душу под мое выступление. Это был один из лучших моментов в моей жизни, эйфория наполняла мою душу, я выкладывался на полную! Мне было по хер, что будет дальше, оно, один хрен, того стоило!

    - А что было дальше?

    - Какими не были бы преданными и безумными мои фаны, рота ОМОНа оказалась им не по зубам, и с концерта я уехал не на тачке с корешами и телками, как это бывало обычно, а в автозаке, - после недолгой паузы, продолжил рассказ Артем, и выражение его лица сменилось с воодушевленного на расстроенное, - скандал тогда был громкий. В глазах молодежи мы были героями. Но не успел я доиграть концерт,  экстаз у меня стал проходить, а на смену ему пришло ясное понимание всего происходящего, а также его последствий. Когда на моих растатуированных запястьях защелкнулись холодные стальные браслеты, я понял окончательно, что нашей постметалкор-банде пришел конец. Но конец этот был эпичным, оно того стоило, мы ушли красиво! - с вернувшимся к нему воодушевлением  продолжал музыкант, - ты сам наверное догадался, что такую выходку нам простить не могли. Депутат Малинов напряг все свои связи. И началось самое веселье. Уголовное дело по ряду статей, начиная от наркоты, заканчивая экстремизмом и массовыми беспорядками, несколько месяцев в следственном изоляторе, официальное внесение нашего коллектива в список нежелательных для России организаций и прочие прелести процесса, как меня медленно, но верно сажали на бутылку правосудия.

    -  Да, многое я пропустил, пока тусовался в буше в Южной Африке, - погладив бороду, сделал вывод Вадим, который настолько внимательно слушал рассказ собеседника, что не заметил, как едва видимый закат за решетчатым окном Соколовской психбольницы сменился вечерними сумерками.

    - Дело имело широкий резонанс. Коллеги по цеху за нас вступились, фанаты рока и музыканты собирали деньги, что в итоге позволило нанять нам опытных адвокатов. Они добились, чтобы меня выпустили до суда под подписку о невыезде. Но я знал, что на свободе нас не оставят. Хоть и тех дел, что сшили на меня, хватило бы на приличный срок, опасаясь общественного негодования, как мне объяснил адвокат, они не хотели меня привлекать по политической статье. Боялись, что в глазах народа я буду героем и мучеником. Но Малинов, мстительный самодур, решил пойти на крайние меры. Он откопал где-то парочку моих фанаток, которые очень обиделись на меня. Ну, ты же понимаешь. Чпокнул я их после концерта на рейве, потом  смотался с концами. Они и обиделись. И за деньги, предложенные Малиновым, я в этом уверен, написали на меня заявы за изнасилование. А купленные властями журналисты все это раздули, да так все приврали, что я охреневаю до сих пор. "Известный музыкант оказался насильником малолетних!" - звучали заголовки всех телепередач, пабликов в соцсетях и журналах. И тогда я понял, что это все! Все, я растлитель несовершеннолетних! От меня отвернулся сначала ряд моих защитников, затем я расстался с девушкой...  Это был он. Не что иное, чем полнейший и безвозвратный крах! Это стало последней каплей. Даже тяжелые наркотики не могли принести мне успокоение.

    - Чем круче взял, тем страшнее похмелье, - подметил Вадим, - я тоже совершал поступки, которые были правильными для конкретного места и времени, но не было ни дня, чтобы я о них не жалел.

    - Примерно так и было. Усиленная запоями и наркотиками депрессия, которая возникла у меня после краха всех моих планов и начинаний, привела к печальному итогу. Бутылка красного полусладкого, изрядная порция героина, теплая и уютная ванна. И бритвенное лезвие,  как нож масло прорезающее кожу на моих руках, предсмертная агония... Решивший навестить меня отец приехал как раз во время, не позволил мне отдать концы в тот вечер.

    - Да, ты мне про это рассказывал.
   
    - Я ни о чем так не жалею, как об этой попытке суицида. Когда казалось, что это конец, это избавление, когда я уже обессилил и начал погружаться в окрашенную моей же кровью воду, я внезапно захотел жить. Но сделать уже ничего не мог. Жизнь покидала меня в тот злополучный вечер... Психиатрическая экспертиза диагностировала у меня крайнюю форму расстройства личности, и тюремное заключение, которое мне уже было гарантировано, мне заменили принудительным лечением. И здравствуй, больничный балахон, мрачные обшарпанные стены, полное уныние и Соколовская психушка.

    Рассказ Артема, который не оставил равнодушным даже Вадима, человека черствого и грубого по своей натуре, почти подошел к завершению, когда в палату номер тринадцать привезли на тележке ужин, состоящий из разваренной пресной картошки и приготовленной на пару не менее отвратительной рыбы, которая в этот вечер, к тому же, была еще и холодной внутри. Стакан с топленым молоком, который был несомненно единственным приятным элементом больничного ужина, был моментально осушен рок-музыкантом и привел в порядок его пересохшее от рассказа горло.
Ужинали парни молча. Оба они, узники печально известного психиатрического заведения, были погружены в тяжелые раздумья, вызванные историей взлета и падения восходящей звезды русского метала.

    - Твоя история хоть как-то разбавила мои серые будни в этой дыре, - прервал почти получасовой молчание отставной военный, - даже в чем-то заставила забыть о моих собственных злоключениях.

    - Хоть и воспоминания о былых временах нагнали на меня грусть, я рад, что смог поделиться ими с живым человеком, - почистив зубы в целях заглушить привкус рыбы во рту, ответил новому соседу Артем, - мне даже легче стало, в душе наступило умиротворение. Выговорился. Нас, кого здесь держат по решению суда, ограничивают в общении с другими пациентами.

    - Мне ли этого не знать, мой собрат по несчастью, мне ли не знать... Я сам был удивлен, что меня из палаты-изолятора переселили к тебе. Я в одиночестве там чуть не свихнулся с концами. И препараты, что нам вкалывают, вообще жесть. В этом заведении и так сплошная печаль, а с ними и вовсе вздернуться хочется.

    - О, да, чувак, ты прав. Они специально сажают людей на препараты, от которых ты постепенно превращаешься в овощ.   Первые несколько месяцев я рыдал в холодном поту, когда старая ведьма Евангелина Петровна приходила в палату с парой огромных шприцов в руках. Но со временем организм привыкает, эффект от них становится не таким ярким.

    - Как-то не хочется привыкать...

    - А что нам остается? Отказаться от лечения нельзя, а если сопротивляться, Сергей Никонорович пропишет еще более убойные препараты, с которых, ну реально, не хочется даже свет белый видеть. И смирительную рубаху наденут, изверги.

    - Проходил это уже, проходил. Интересно, сколько платят  крепким фельдшерам, что прессуют пациентов буйного отделения, да и вообще, всему персоналу, что они это делают с таким изощрением?

    - Не думаю, что слишком щедро, но другой работы в Соколовке очень мало. Вот и идут работать в дурдом. А как доктор Борман пришел сюда, так вообще, пациентам стало еще хуже. Так уважаемый тобою гремлин в смешном пиджаке уговорил главврача "Соколовки" усилить охрану. Оттуда и появились ребята с электрошокерами. И поверх забора натянули второй ряд колючки, сигнализацию установили новую. Среди медсестер ходят слухи, что Бормана потом главврачом сделают, вот тогда прощай, спокойная жизнь, здравствуй, карательная психиатрия.

    - Во, гад, и не сбежишь отсюда теперь!

    - Это и раньше было не особо возможно, - показав Вадиму пару шрамов на руках, объяснил Артем, - я тоже думал, что с лихвой перескачу через забор, но от постоянного пребывания здесь ты теряешь силы, что даже не сможешь перепрыгнуть через турникет в метро в конце концов.

    - И вправду, от такого лечения ни сил, ни ума не прибавится, - раздосадовано произнес бывший военный и взглянул на свое полупрозрачное отражение в почерневшем от ночной мглы стекле окна.

    Вместо крепкого спортивного мужчины, которым Вадим был еще до относительно недавнего времени, отставной сержант Национальной Гвардии увидел в отражении осунувшегося и изнуренного человека в обвисшей фуфайке и рваных широких кальсонах. О его былой профессии внешне напоминали только шрамы от осколков самодельной гранаты на заросшем бородой морщинистом лице.

    - Не, так дело не пойдет! - возмутился парень, и на сытый желудок начал отжиматься в упоре лежа, с ужасом обнаружив, что с трудом поднял туловище уже на тридцатом повторе.

    - Вот ты вроде как до сих пор мужик мускулистый, бывший военный, но все равно, потерял форму за несколько месяцев. С этим можно только смириться, в таком состоянии ты не будешь способен удрать отсюда, - спокойно объяснял рок-музыкант, - но самая большая проблема, что здесь и удирать  особо некуда. Этот раздолбанный, ну, теперь уже наш раздолбанный поселок окружен парой десятков километров лесов, а из него ведет лишь одна дорога к цивилизации, до которой отсюда хренова тьма пути. К тому же,  на выезде из ПГТ Соколовка стоит пост ментов. И сам подумай, далеко ли ты уйдешь в одежде, на бирке которой красуется надпись "Соколовский психдиспансер"? 

    - Это смотря как бежать и как следы замести.

    - Тебя поймают в течение этого же дня, привезут обратно и пропишут черт знает каких лекарств, от которых твой мозг вообще деградирует так, что ты не сможешь даже прикинуть план очередного побега. И это при условии, что ты вырвешься из лап ребят с электрошокерами. Ах да, тут еще и охрана есть, с резиновыми дубинками.

    - Да мне бы хоть за сигаретами и чаем сбегать и вернуться, мне все равно бежать отсюда некуда! - повысив голос, недовольно высказался Вадим, - хоть бы сиги разрешили покурить! Почему в больнице не курит только наше печальное отделение?!

    - Тише, тише, чувак, тише! - успокоил соседа по палате номер тринадцать Артем, - сейчас будет телесный осмотр вечерний, нас прокапают и дадут команду "отбой", потом поговорим.

    После всех ежедневных вечерних процедур, в число которых входил телесный осмотр пациентов дежурным врачом и медперсоналом отделения, вечерних инъекций, а в худшем случае - обыск в палате на наличие запрещенных предметов, перечень которых в буйном отделении "Соколовки" доходил до абсурда, пациенты палаты номер тринадцать выключили свет и легли спать. Помещение палаты едва освещал только синий настенный фонарь дежурного освещения, выключать которое запрещалось внутренними инструкциями заведения. За несколько месяцев пребывания в психиатрической больнице Вадим  научился не обращать внимания на постоянное свечение, как и на крики и стоны психически неуравновешенных пациентов из соседних палат, которые стабильно давали о себе знать почти каждую ночь. Несмотря на кардинальную смену обстановки и образа жизни, бывший военный все еще сохранил привычку засыпать моментально после отбоя, но тяжелые размышления об истории его нового сокамерника Размалеванного, как его окрестил Вадим, и воспоминания о былых временах не давали парню уснуть. Вадим долго переворачивался с боку на бок, периодически залипая в потолок,  и был удивлен, что на этот раз подозрительно легко пережил вечернюю партию транквилизаторов. К полуночи пациент уже начал засыпать, но едва слиплись веки его глаз, он услышал тихий шепот соседа по палате.

    - Вадим, проснись, мне нужна твоя помощь, - тихо шептал Артем, расталкивая сокамерника, - вставай, сейчас кое-что покажу.

    - Я только начал вырубаться после твоих безумных историй, и сейчас уже почти двенадцать часов гребаной ночи. Что случилось? - удивленно уставшим голосом проговорил Вадим.

    - Пошли. Только тихо.

    - Ну ладно, глянем, что там у тебя, - нехотя привстал с больничной койки бывший военный.

    Вадим долго не мог осознать, что же задумал заключенный в психушку рок-музыкант, и его удивление только усилилось, когда Артем, вытащив из тумбочки алюминиевую кружку, начал аккуратно стучать ею по стене, смежной с соседней палатой.

    - Слышь, Размалеванный, что ты там придумал? Ты же вроде как на гитаре играешь и исполняешь вокальные партии, а не хреначишь на барабанах, что это за полуночная хрень?

    - Тихо! - прервал соседа Артем, и после того, как Вадим умолк, из-за стены сразу послышались ответное постукивание.
Кое-что слыхавший о старом тюремном быте бывший сержант Национальной Гвардии только тогда догадался, что его разрисованный татуировками приятель где-то научился перестукиваться через стену.

    - Есть, сейчас все будет готово!

    - Готово что?

    - Сейчас увидишь, - ответил Артем и, убедившись в отсутствии в коридоре у палаты номер тринадцать посторонних людей, быстро отправился в уборную и поднял крышку сливного бочка пропитанного ржавчиной и известковым налетом унитаза.
Достав из своего тайника длинную тонкую веревку, сплетенную воедино из трех шерстяных ниток,  и несколько полиэтиленовых пакетов, которые были заблаговременно припрятаны и ждали своего часа, разрисованный пациент палаты номер тринадцать привязал к самодельной веревке несколько отломанных от мусорной корзины небольших пластиковых прутиков. В след за прутиками, из которых получилась связка, напоминающая миниатюрный противотанковый еж, к веревочке был привязан и пакет с герметично запечатанными в него ампулами с деметромитолом, которые Артем ловко свистнул у сварливой медсестры Евангелины Петровны.

    - Постой на стреме, и ели кто будет идти, подай мне знак,  - попросил сокамерника  Артем, сооружающий устройство, о назначении которого Вадим все никак не мог догадаться.

    - Я то с радостью, только вот что это за...?
 
    - "Парашный конь", - с гордостью ответил Артем, смыв пучок связанных пластиковых прутиков с веревкой и привязанной к ней посылкой в виде запечатанных в полиэтиленовый пакет  ампул с сильнодействующим препаратом в унитаз, - это посылка в палату наркологического отделения за стенкой,  из которой сейчас в глубины больничной канализации направится второй "парашный конь".

    - А нарики, что, будут упарываться, распивая воду из унитаза?

    - Ну, не совсем... Во, есть контакт! Есть! - пару раз дернув за спущенную в унитаз веревку, произнес Артем, после чего два раза постучал по стене металлической кружкой, - смотри в оба, сейчас все будет, - "дорога по мокрому" готова!

    Вадим еще несколько минут стоял у входной двери и пытался высмотреть через ее небольшое прозрачное окошко периодически обходящих коридоры сотрудников охраны и медперсонала, но к своему счастью, и уж подавно, к счастью соседа по палате, никого не обнаружил. Тем временем, Артем продолжал налаживать связь с соседней палатой.

    Выступающий в амплуа драгдиллера рок-музыкант почувствовал, как конец веревки в его руках задергался, а затем из-за стенки послышалось два небольших удара металла о бетон. Аккуратно, словно рыбак, вытаскивающий рыбу из проруби, Артем вытащил из унитаза свой шнур, который  шипованым концом сплелся в узких канализационных трубах с аналогичным изделием, спущенным в унитаз из уборной смежной палаты. Вадим все еще не понимал, какова цель сей омерзительной вплоть до рвотных позывов  процедуры, но когда увидел, что к концу веревки из соседней палаты привязано несколько полиэтиленовых пакетов с герметично запечатанными в них пачками сигарет, сразу обо всем догадался.

    - Ну ты даешь, Размалеванный, ты в натуре, либо псих, либо чертов гений! Я просто охреневаю!

    - В двадцать первом веке и не поймешь, что из этого есть что, - ответил довольный удавшийся операцией Артем, - ты кажется, хотел покурить?

    - Даже не знаю, смогу ли я курить сигареты, которые ты извлек из недр очка в уборной...

    - Да ладно тебе, я это делаю уже не впервые, - распаковав пачки с сигаретами, тщательно вымыв "парашного коня" в раковине и спрятав все приспособления обратно в бочок унитаза, ответил Артем, - мы этот бартер наладили еще месяцев пять назад. Я им - деметромитол, они мне - сигареты и не только. У нарков за стенкой режим содержания попроще, чем у заключенных по решению суда, типа нас, а деметромитол отлично помогает при сильной ломке.
 
    - Понятно... Но как, черт возьми, как ты до этого сумел додуматься?!

    - Вообще, этими всеми приколюхами занимался  мой предыдущий сосед. Эх, угарный был тип, бывалый сиделец. В обмен на кое-что, я говорить об этом не буду, он научил меня кое-каким способам работы тюремной почты. Сначала мы передавали все на прогулках или на рабочке, но для пациентов буйного отделения и то, и другое отменили, когда на восточной стороне двора клиники разломали забор и начали прокладывать новые трубы. Боятся, что мы устроим побег. А без сигарет стало совсем туго. Мы выкручивались как могли. Несколько раз моему соседу прислали сигареты вместе с посылкой, как он говорил, грев с воли, но с приходом Бормана посылки в буйное отделение начали тщательно шмонать. Мы долго пытались наладить "дорогу" в соседнее отделение. Витя Шизик, как звали моего прошлого соседа, пытался сначала перебросить веревку нарикам через вентиляцию, и даже пробурить стену под электророзеткой черенком от ложки. Когда все остальные способы были исчерпаны, он показал мне тот трэшак, что ты видел. После недолгих исследований Витек Шизик обнаружил, что канализационные трубы из нашей палаты и из палаты за стенкой соединяются и выходят в один стояк, и вспомнил такой необычный способ почтового сообщения, - отмывая руки куском мыла в теплой воде, делился опытом Артем, - Шизик многое про свои отсидки рассказывал, они там и не такое придумывали. Я сам был еще в большем ахере, чем ты сейчас, когда увидел, что способ рабочий. Витя откинулся месяц назад, и я, так сказать, продолжаю традиции.

    - А если спалят?

    - Ой, меня разок палили, но я выкрутился, - засмеявшись, продолжил рассказывать Артем, - как раз когда я достал  фасованный товар, в палату вошла Петровна... Очко мое сжалось тогда конкретно, и я не придумал ничего лучшего, чем начать дрочить... Когда старая ведьма с отвращением вышла из палаты, тихо матерясь, я выкурил победную сигарету. Ну, после того, как завершил, хм, предыдущий процесс.

    - Даже не хочу думать о том, как ты наяриваешь свою сколопендру, - посмеиваясь, прокомментировал рассказ соседа Вадим, - а как тут курить то?

    - В вытяжку в туалете. Если тебя не застанут за куревом, то с вероятностью в девяносто пять процентов подумают,  что запах курева надуло из вентиляции с нижнего этажа, где тусуются призывники... Вот заразы, опять наркоши забыли положить зажигалку!

    - Ну, теперь мой черед показать тебе один лайфхак, - вспомнив свои юношеские увлечения экстремальным выживанием, обнадежил Артема бывший военный, после чего выдернул из рваного матраса больничной шконки кусок скомканный ваты.
Прокатив вату несколько раз по беленной стене за батареей под окном, Вадим бросил комок на пол и резко потер ее взад-вперед резиновым тапком.

    - Учись, музыкант, - аккуратно подняв воспламенившуюся от трения ватку с пола, Вадим подкурил первую предложенную новым приятелем сигарету.

    - Ничего себе, надо запомнить, ты прям спас положение! Слушай, а как ты, с виду вполне адекватный мужик, умудрился загреметь сюда? И как это связано с моей Академией?

    Долгожданная порция свежего никотина подняла настроение Вадима,  однако вопрос, заданный Артемом, тут же вбросил его обратно в уныние. Промолчав несколько минут, выдыхая тяжелый табачный дым дешевых сигарет, Вадим собирался с мыслями, а кромешную ночную тишину "Соколовки" нарушали только стоны старухи с шизофренией с другого конца коридора. Успокоившись после первого за несколько месяцев перекура, бывший военный утер глаза от проступивших на них слез и попросил у Артема вторую сигарету.

    - Для меня бойня в Академии стала личной трагедией. Я сам там учился много лет назад. Я сам знаю многих, кто пострадал. Я потерял там единственного оставшегося там родного человека! Братик, Сережа, но зачем!

    - Ух ты, я тебя понимаю, ты мне реально собрат по несчастью! Но как, как это произошло?

    - Наш полк подняли по тревоге в тот день. Не прошло и получаса, мы готовились штурмовать здание Академии. Я рвался в бой, я пытался их всех спасти, я пытался спасти и его! Но судьба поступила в этот день в отношении меня с чрезмерной жестокостью... Его тело вынесли у меня на глазах.

    - Вот это да... Мне очень жаль, правда жаль...
 
    - Жизнь моя тогда в одночасье была разрушена. После всех остальных связанных с произошедшим злоключениями я потерял всякую надежду на будущее. Из Национальной Гвардии меня тогда поперли, я некоторое время перебивался случайными заработками, пропивая весь доход почти без остатка.

    - Да, знакомая тема... И куда тебе это привело? - выбросив окурок в унитаз и нажав на слив, задал вопрос Артем.

    - Прочь из России. В отряд отчаянных безумцев и бесславных ублюдков, известный среди журналистов под названием частная военная кампания "Валькирия".

    - Ух ты...

    - Где я только не был. Украина, Сирия, Южная Африка... Несмотря на то, что мне вполне неплохо, при моих скромных требованиях, платили за службу,  я все-таки понимал, что заключив частный военный контракт, я продал душу Дьяволу. После возвращения из Африки с новым осколочным ранением, я решил, что хватит с меня войнушек. Все, отвоевался! Смерть не стоит этих денег!

    - Вовремя ты это осознал, ты хотя бы жив.

    - Осознать то осознал. Но на гражданке я так и найти себя не смог. Едва отойдя от похмелья, просадив почти все свои сбережения, заработанные с риском для жизни, я с радостью услышал звонок от одного старого знакомого. Не прошло и полутора месяцев, я снова в компании таких боевых бомжей, "солдат удачи", сходил с трапа чартерного рейса под палящим солнца города Каракаса.

    - У меня хреново с географией. Не подскажешь, Каракас - это где?

    - Венесуэла. Жаркое местечко, южноамериканские тропики, превращенные боевиками из наркокартелей в ад на земле. Пот и кровь, кокаин и нефть. Аж вспоминать страшно... А впрочем, я же обещал тебе рассказать, так что давай еще одну сигарету!




     Глава 3. Страх и ненависть в Каракасе.

                Рассказывает Вадим Чернышевский,
                оператор частной военной компании "Валькирия",
                позывной "Адвокат".


     "Срочные новости приходят в нашу студию из Венесуэлы. И так, по сообщению наших специальных корреспондентов из Каракаса, столицы Боливарианской республики, затяжной политический и конституционный кризис в стране принял формы острого и открытого противостояния на столичных улицах. Напомним, законно избранный президент Венесуэлы Николас Кастанеда вчера, после заседания Совета Безопасности, подписал указ о прекращении полномочий Национальной Ассамблеи Венесуэлы, парламента  республики.

    - В соответствии с настоящим указом, который уже  мною подписан, исходя из соображений необходимости обеспечения благополучия, безопасности и процветания нашей республики, прекращаются полномочия всех депутатов Национальной Ассамблеи, а сама Ассамблея обвиняется в государственной измене в пользу сил Запада и НАТО, во вредительстве и шпионаже, а потому подлежит немедленному роспуску. Все ее решения за последний месяц объявляются вне закона, - заявил Президент Венесуэлы Николас Кастанеда.

    По последней поступившей к нам в студию информации, оппозиционная  Национальная Ассамблея отказалась признать решение президента о роспуске и в очередной, уже пятый или шестой раз проголосовала за импичмент действующему главе государства и  заявила, что собирается на срочное заседание. Наш специальный корреспондент из Каракаса Алексей Лефортов передает с места событий. Алексей?

    - Да, Екатерина, мы ведем свою трансляцию с проспекта Уго Чавеса из Каракаса, на улице стоит ясная и солнечная погода, такая же жаркая, как и обстановка в венесуэльской столице. Прямо сейчас парламент республики принял резолюцию на экстренном заседании и призвал народ, армию и силовые структуры страны встать на защиту Национальной Ассамблеи. И сейчас, в настоящий момент мы наблюдаем, как к зданию мятежного парламента стекаются толпы его сторонников, а на некогда чистых и светлых улицах латиноамериканского мегаполиса на глазах растут огромные баррикады. Чем это все завершится, остается неизвестным, но президент Кастанеда уже объявил, что в случае отказа сложить свои полномочия добровольно, в отношении депутатов Национальной Ассамблеи будут приняты самые серьезные меры. Екатерина?

    - Да, Алексей, мы вас поняли. Напомним нашим телезрителям, что мятежный парламент Венесуэлы, как ранее утверждали наши политические эксперты, действует по указке извне, а ниточки, по всей вероятности, ведут к порогам Белого Дома. МИД России выразил глубокую озабоченность эскалацией конфликта в Венесуэле и надеется прежде всего на мирное решение сложившегося затяжного политического и экономического кризиса в южноамериканской стране.
К другим новостям по теме венесуэльского кризиса. Министр Обороны России Сергей Сырбу заявил, что российские военные не участвуют и не планируют участвовать в перерастающем в гражданскую войну конфликте в Венесуэле:

   - Мы категорически заявляем, что вся информация о российских военных в Боливарианской Республике Венесуэла, а уж тем более данные о так называемых российских частных военных кампаниях, которых, разумеется, не существует в принципе, являются не чем иным, нежели набором грязных слухов и сплетен, а Россия, в отличие от наших западных партнеров, выступает исключительно за мирное урегулирование конфликта..."

                * * *

    - Бл#ть, каждый раз, когда смотришь зомбоящик, так и хочется набить этим клоунам морду! - привстав с кровати в кубрике, гневным голосом проворчал Антон, - опять обозвали нас очередными "их там нетами"! И снова-здорово, вранье на вранье, сука, заколебало уже!

    - Да ладно тебе, чего ты так кипятишься то? Тебе не по хер, Толстый? - успокаивал своего товарища разбуженный его громкими высказываниями Влад, - ну, приврали журнашлюхи да и приврали, чего орать то?

    - Мирно они урегулировать все собрались, мирные они такие у нас. Вы вообще, долбанные олухи, давно в Каракасе были? Здесь и в мирное время могли очко порвать или на перо посадить в первой же подворотне в самом центре этого долбаного города! Ох, ох, ох, ну и дураки! - постоянно корча рожи, пародировал высокопоставленных российских чинов и журналистов с федерального телеканала Антон, разбавляя и без того не особо литературные высказывания все более и более грязными ругательствами.

    - Ну а что ты хотел, Толстый? По твоему, телепроститутки с федеральных каналов должны были сказать о том, как сбежавший от уплаты алиментов из России толстожопый солдат удачи из Новой Милоградовки целыми днями валяется на шконке в казарме венесуэльской жандармерии и наедает на казенных харчах и без того свои пухлые, заросшие неуставной бородой щеки, пытаясь побороть отчаяние от наступившего кризиса среднего возраста?

    - Ой, кто бы тут трепался, Кратер, ты сам здесь целыми днями пялишься на местных мулаток, у тебя аж слюнки текут. Вот, скажи мне, Влад, тебе стояк бронежилет во время выполнения боевых задач не подпирает? - парировал грубую шутку Антон.

    - Что, Толстый опять разнылся? Так жрать меньше надо, а то на тебя уже и так каска не налезает, - услышав краем уха разговор в кубрике, вмешался проходящий мимо Валерий, - что, опять тут порнушку смотрите?

    - Ох, если бы! Я вообще не понимаю, какого хрена Рыжий смародерничал в городе и  притащил в кубрик плазму с интернет-телевидением, если вместо сотен каналов с фильмами, сериалами и отборной латинской порнухой мы валяемся в душном кубаре и смотрим ту же херню, что и я мог посмотреть у себя дома, пока моя бывшая наваривала борщи на кухне, - не прекращал возмущаться Антон.

    - Остынь, Толстый,  борщи твоей бывшей  - полный отстой. Говяжья лапша быстрого приготовления и то  лучше заходит,  - рассмеявшись, ответил Валера.

    - Да, верно, Боксер! Супы у бывшей жены Толстого реально отстой! - поддержал стеб Валеры Влад, - да и сама она в постели - полный отстой! И как она смогла тебя засудить на такую сумму денег...

    - Ой, пошли на хрен! - немного обидевшись на шутку, задевшую за живое, послал своих друзей Антон, - как, как... Будь у меня новый любовник - судья городского суда, я бы не такие бабки отсудил. А еще и прошлая бывшая тоже просекла фишку, а там долг такой, что мне придется почку продавать.

    - Куда тебе их продавать, ты их давно пропил еще дома, в Новой Милоградовке, когда мы омывали твой развод! Еще первый. И сейчас лежишь, бухаешь  с утра. Перегаром аж на центральном проходе несет! - продолжил стебать друга Валера.

    - Чья бы корова мычала, Боксер, ты сам постоянно нюхаешь бенз, пока ремонтируешь нашу ржавую развалюху, - вмешался в шуточный батл Влад Кратер, - хоть бы помылся пошел, ты весь в мазуте, как гребаный трубочист! Скоро вообще будешь похож на дикарей из местных трущоб!

   - Я то хоть делом занят был, тачанку нашу подлатал, не то что вы, бездельники, смотрите сериалы, спите и проедаете деньги налогоплательщиков, - произнес Боксер и, взяв полотенце и шампунь, отправился отмываться от машинного масла и мазута в душевую.

    - Если латиносы будут стараться прочистить тебе выхлопную трубу, я тебя оттуда вытаскивать не буду! - прокричал в след уходящему в душ Боксеру Антон, - с меня хватило и того, как мы Кратера месяц назад из местного борделя вытаскивали... Вот скажи мне, Влад, раз ты не можешь удержать свой стручок в штанах, то неужели было так сложно заплатить двадцатку баксов проститутке из трущобного борделя?

    - Ну, во-первых, двадцатку они берут с тебя, скорострела, а я им задолжал баксов сорок, которых у меня в тот момент с собой не оказалось, - вспоминая веселое приключение при походе в местный публичный дом, смеялся и оправдывался Кратер,  - а во-вторых, кто же знал, что этих сисястых мулаток крышует смотрящий за районом, которому подчиняется целая армия бандосов. Ну а в-третьих, я за свое спасение проставился.

    - Получается, свою жизнь и половую неприкосновенность ты оценил лишь в два ящика дешевого пива? - после долгого молчания, я все-таки решил присоединиться к разговору, - и что вам не спится после ночного дежурства?

    - Да Кратер больше денег на лекарства от хламидиоза потратил! - подколол товарища Толстый, - говорил я ему, предохраняться надо. Не послушал меня, вот и получил букет на свою тридцатую днюху...

    - Лучше бы ты жрачку из мексиканского ресторана на улице Колумба хавать так брезговал, как брезгуешь пялить местных телочек. Помню, как ты орал в толчке...

    - Блин, дайте поспать то уже! - спросонья попросил, бросив подушкой в сторону сослуживцев, отсыпающийся после ночной смены Артур, медицинский инструктор отряда.

    - А ты всади Толстому той дури, которой ты упарываешься перед сном, авось, он тоже будет спать как убитый! - попросил Артура Кратер, - слышь, Рыжий, а есть доза той штуки, которую ты юзаешь перед боем? Она неплохо усиливает ощущения при приятном времяпровождении с девчонками...

    - Извините-ка меня, коллеги, весь первитин я скормил нашим венесуэльским подопечным. А то их народная милиция совсем потеряла боевой дух. Да и что с них взять? Нормальные подразделения развалили все, а когда приперло, попрятались за спинами этой, как бы помягче выразиться, народной дружины.

    - Эта народная милиция жидко обсирается при первых выстрелах, - подпалив сигарету, прокомментировал высказывание мединструктора Кратер, - думаешь, им реально поможет это чудо-средство?

    - Хрен их знает, они те еще отморозки,  - вместо Рыжего ответил Антон, закурив сигарету вслед за Кратером, - я надеюсь, что они сами справятся с грязной работой. Да и что им, не справится с погромщиками? Это же обычный сброд хулиганов и оборванцев из городских трущоб, вооруженных камнями и палками. Адвокат неделями напролет тренил местных жандармов и ополченцев дубасить латиносов полицейскими дубинками. Даже я видел, как эти клоуны в форме строили черепаху или какую-то похожую ментовскую хрень, которой наш вечно молчаливый Вадим  научился в своей Нацгвардии.

    - Да я задолбался их натаскивать под лучами говнючего солнца! Еще и душно здесь, пот течет с тебя ручьем, как с сучки! - прервав свое молчание, я решил присоединиться к обсуждению боевых качеств своих подопечных, - у них есть все шансы прессануть местных попрыгунчиков на улицах города... Пока они не наткнуться на первое серьезное сопротивление. А вообще, Толстый, брось мне банку пива, в горле пересохло. Черт возьми, ну и духота...

    - Да, жарковато в Южной Америке! Поскорей бы смотаться отсюда, - согласился со мною Влад и передал банку согревшегося в кубрике пива.

    - Судя по тому, как разворачиваются дела в городе, мы отсюда не скоро смотаемся, - пришел в комнату отмывшийся от мазута и машинного масла Валера.

    - Слышь, Боксер, не нагоняй жути, - попросил Валеру Антон и протянул ему банку пива, - расслабься и отдыхай. Валяйся на кровати целыми днями и пялься в зомбоящик, слушая то, как нас на самом деле нет в этой поехавшей стране. Можешь даже поверить во всю эту гейскую хиппи-чушь о мире во всем мире, переговорах, демократии и справедливости, пока латиносовкая школота, превращенная нами в машины для убийства и обдолбанная наркотой, идет мочить защитников очередного шабаша местных п@здоб#лов - депутатов.

    - Да уж, на этот раз я надеюсь,  что вопреки всем заявлениям российских журналюг, экспертов и прочей нечисти, - отхлебнув пива, согласился Боксер, - храбрые доблестные подонки из ЧВК "Валькирия"... Ах, да, ну и ты, Толстый, тоже,  в ближайшее время еще выдолбят окровавленными штык-ножами на стенах здания оборзевшего парламента заветное русское слово "Х#Й".

    - Да хоть на стенах Белого Дома!

    - А Виктор Захарченко, наш куратор, нам на плацу втирал, что мы сюда пришли восстанавливать мир и осуществлять содействие  международной гуманитарной миссии, - в шутку вспомнил Рыжий.

   - Пускай Захар идет на хрен, - откупорив следующую банку пива, произнес поддатый Антон, -  какой на хрен мир? Пусть российским пенсионерам, на деньги которых я  прикупил новую снарягу и пью сейчас омерзительное теплое пиво с кучкой отморозков, и втирает про свой мир. Я торжественно заявляю, что приехал в эту поехавшую страну ради того, чтобы выпотрошить парочку другую местных мятежников, сжечь напалмом их зачуханные трущобы и обоссать могилы их печальных предков!

    - Да ты только подъезды в Новой Милоградовке по пьяни обоссывать можешь! - не прекращал подшучивать перед давним другом Боксер, - и что это там за крики на центральном проходе?

    Источником криков в проходе была живая легенда частной военной кампании "Валькирия" старший прапорщик Ирина Штельман, в прошлом служившая в ЦАХАЛе, Армии Обороны Израиля, и попавшая под минометный обстрел со стороны арабов. Подробности о прошлых подвигах этой своеобразной Амазонки из "Валькирии"  в израильской армии история умалчивает, однако в самой "Валькирии" женщину, шифер у которой тронулся из-за полученной во время вышеупомянутого обстрела травмы, несмотря на ее совершенно миниатюрные габариты, побаивались даже самые бывалые наемники. И в тот момент, когда мы лежали в кубриках, пили пиво и вели аморальные разговоры, представляя, как уничтожаем фосфорными бомбами очередную убогую страну в субтропиках и насилуем ее деревенских девственниц, Ирка Штельман, или "Бестия" как ее за глаза называли прочие частные контрактники, с отборной матершиной разматывала венесуэльского новобранца, который случайно поставил не в том порядке табуретки, убираясь в ее кубрике.

    - Ох, блин, только не она... Она меня задолбала больше, чем обе мои бывшие жены, - проворчал Толстый, - а это ж как надо так постараться...

    - А ты трахни ее хорошенько, авось заткнется, - предложил Кратер, - или хоть орать будет меньше...

    - Это Рыжий у нас вроде как любитель стремных пилоток, - одевая чистые штаны и футболку, подшутил над Артуром Боксер.

    - Это было один раз всего!

    Последняя фраза рыжего мединструктора вызвала смех, который вслед за перегаром и густым табачным смогом заполнил весь кубрик. Как никак, табачок, чай, а иногда и кое-что покрепче в совокупности с хорошим чувством юмором здорово выручают во время опасной и изнурительной службы. Однако вошедшая в самый разгар веселья в кубрик Бестия не разделала общепринятой в среде наемников точки зрения.

    - Опа, сейчас начнется... - тихо прошептал мне на ухо Боксер, и что ее сюда принесло.

    - Вы что, бездельники позорные, опять с меня ржете тут, как бабы! - не успела войти в кубрик, как сразу начала адский разнос Бестия, - вы же меня все тут гнидой считаете!

    - Во дела...

    - Что вы тут все лежите? Утроили пикничок тут, отдыхаете, отлеживаете свои бока, телик смотрите. Молодцы! - с грубым сарказмом продолжала свою состоящую чуть более чем полностью  из упреков речь Ира Штельман, - лежат тут они, бамбук курят... Фу, накурили в кубаре, аж зайти невозможно!

    - Что ты орешь, Ирка, ты же сама куришь, как лошадь! - ответил Бестии Толстый.

    - Патлатых жирдяев не спрашивали!

    - Ну лежим, все равно делать не хер, вот и бухаем! Пошла на хер, Ира, ты задолбала уже! - вступился за Антона Кратер.
   
    - Ах ты ж педик с начесом! А ничего, что нашему отряду срочно объявили приказ построится в полной экипировке через пятнадцать минут?

    - Что? - держа банки с дешевым пивом местного разлива, хором переспросили все отдыхающие после ночного дежурства вояки.

    - А вы, что думали, лоботрясы! Воевать мы едем! - впервые улыбнувшись, и то, достаточно злобно, ответила Бестия, - и ты, Вадим, долбоящер тот еще!

    - А че сразу я то?

    - А то, что твои боевые хомячки конкретно обосрались при штурме парламента и начали разбегаться! Хреново ты их обучал,  сержант! Придется нам теперь всем ехать. Бросайте пиво и хватайте свои цацки и бегом на построение! - уходя на построение, ответила Бестия и хлопнула дверью кубрика.

    - Вот крашеная сука! - недовольно высказался Толстый.

    - Вот кретины, сраные обезьяны! Набрали пацанов по городским окраинам, всучили в руки оружие и спецсредства и назвали народной милицией, и теперь ломают головы, черти, чего это у них война не воюется! И научи их всему за несколько недель... Ладно, пацаны, собираемся! Погнали, размотаем их всех!

    Не прошло и пятнадцати минут, как мы, отряд отморозков, экипировались в защитную броню, нацепили разгрузки с боекомплектом и выстроились для получения вооружения. Боевая тревога в жаркий и душный день, когда наше отделение отсыпалось после ночного дежурства, была очень даже не кстати. Настолько некстати, что Толстый даже умудрился споткнуться по пьяни и сделать пару неуклюжих кувырков с ручным пулеметом наперевес на плацу непосредственно перед глазами нашего командования.
   
    - Быстрее, долбодятлы, в строй, живо! - противным резким голосом дала команду уже знакомая нам и уже заждавшаяся подчиненных из ее взвода Ирина Штельман, - ох, и надо же было так ужраться. Не удивительно, что от тебя жена свалила...

    - Это все жара, товарищ старший прапорщик, голову напекло мне, - громко и четко слегка захмелевшим голосом ответил Толстый.

    - Не удивительно, почему ходят слухи, что ее муж повесился, - тихо посмеиваясь то над Бестией, то над грациозно навернувшимся прямо на плацу товарищем, произнес Кратер.

    - Отставить разговоры в строю! - громким голосом дал команду вышедший на плац командир роты наемников полковник Стрелков, - равняйсь, смирно!

    Стоящий на улице полуденный зной заставил нас еще многократно проклясть самыми отборными проклятиями индейцев Южной Америки и обматерить самым отборным русским матом внеплановое построение, на котором нам целые полчаса неизвестно зачем в подробностях доводили оперативную обстановку в городе. Наконец, изнывающие от жары солдаты с большим облегчением услышали приказ командира полка выдвинуться на машинах в боевом порядке к месту несения службы, и уже через пять минут наше отделение, за которым была слава самого отбитого и отмороженного, едва отойдя от алкогольного опьянения, мчалось на пикапе марки Тойота в составе военной колонны к центру венесуэльской столицы.

    - Не зря я мотор перебирал все утро, - удовлетворенно произнес сидящий за рулем Боксер, - наша тачанка мчит, как монстр. Слушай, Адвокат, как думаешь, Толстый протрезвеет к моменту приезда в центр?

    - Антоха что ли? Да протрезвеет как миленький, он сейчас с уютом коптится под солнышком, стоя за крупнокалиберным пулеметом в кузове твоего мусоровоза. Может, похудеет даже, ха-ха.

    - Ахаха, главное, чтобы у него на жаре задница не поджарилась, - подхватил шутку Кратер, развалившийся в обнимку со снаряжением и боекомплектом на заднем сидении, - я так и не понял, Адвокат, куда нас черти носят?

    А черти нас в тот день несли  в самый центр столицы Боливарианской Республики Венесуэла, где длившийся почти десятилетие затяжной экономический и политический кризис стремительно, и скажу без стеснения, не без нашего участия перерастал в полномасштабную гражданскую войну.

    Как это водится в современной геополитике, на события в Венесуэле, в водоворот которых нас, паршивых наемников, этаких боевых нелегалов, затянуло не на шутку, у мирового сообщества сложились диаметрально противоположные точки зрения.

    Если верить российской позиции по Венесуэле, которую гражданам нашей страны месяцами вдалбливали с телеэкранов, а нам, солдатам удачи, вещали на плацу после каждого утреннего развода, всенародно и законно избранный легитимный президент республики Николас Кастанеда героически противостоит мировой глобализации и агрессивным действиям со стороны Запада, пытаясь восстановить стабильность в Венесуэле, а ему в этом мешает кучка провокаторов во главе с продавшейся Западу и международной наркомафии группой депутатов Национальной Ассамблеи, парламента республики, который вообще уже больше чем несколько месяцев как должен быть распущен. А то, что творится в республике - прозападная цветная революция, да и только...
   
    В лучших традициях современной геополитики, США и остальные страны Запада, мягко говоря,  имеют немного иной взгляд на происходящее в Венесуэле, где гражданское общество во главе с демократическим парламентом пытается сместить диктатора и узурпатора Кастанеду, которого поддерживают лишь силовики, наемники и наркокартели.

    Нам, бойцам группы "Валькирия", как и большинству наемников, на политические нюансы ситуации в стране было, выражаясь относительно вежливо, глубоко насрать. Платят нам и платят, мало ли, какую ахинею ляпнут люди в дорогих костюмчиках с трибун во всяких там международных организациях - сборищах импотентов с синдромом Дауна...  Бабки решают все. Ничего личного, нам заплатили. Если раньше этот циничный, но жизненный принцип работал более менее исправно, то ситуация в Венесуэле имела более широкий размах.

    Разумеется, позиции обоих лагерей были верны лишь отчасти. Я как юрист, хоть давно уже и бывший, за что и получил погоняло "Адвокат", разок даже пытался прочитать венесуэльскую конституцию от не хрена делать, чтобы хоть как-то разобраться с правовой позиции, кто же в этом споре прав, а кто виноват, но осточертевшая за день жара в совокупности с выпитым вечером пивом напрочь прогнали у меня эту идею из головы.

    Если говорить начистоту, то обе официальные версии - бред сивой кобылы. После месяца пребывания в этой раздираемой нищетой и противостоянием стране даже самым недалеким из нас стало ясно, что все дело заключалось в элементарной выгоде: если в стране, занимающей первое место в мире по количеству разведанных запасов нефти, к власти придет проамериканская коалиция, то нефтегазовой экономике нашей высокодуховной и передовой России придет неминуемый конец.
   
    Поскольку замутить полноценную военную операцию у наших элит элементарно не хватает крепости яиц, а денежки  и власть потерять им очень не хочется, в этой жаркой, богатой нефтью стране и появились славянской внешности человечки в зеленых беретах, основной задачей которых было оказание помощи в обучении армии и полиции в целях дальнейшего восстановления "конституционного порядка" в этой стране. Армию и полицию, как вы могли уже догадаться, популистский левый режим президента  Николаса Кастанеды развалил чуть менее, чем полностью. А поскольку всю страну постигла примерно такая же участь, что и ее армию и силовые ведомства, разбалованные пособиями жители городских трущоб после прекращения их финансовой поддержки со стороны государства обиделись и вышли в город с полной решимостью линчевать диктатора, которого яростно поддерживали еще лет так десять назад, поверив очередным лживым политическим обещаниям.

    - Ты только посмотри, что стало с городом, - оглядываясь по сторонам, произнес сидящий за рулем разукрашенного в черно-красно-белый камуфляж боевого пикапа Боксер, - ни одной целой витрины. Все ограбили, все разорили, дикари... Такой раньше город был, край небоскребов и роскошных вилл...

    - Со всех сторон окруженный трущобами, где тебя грабанут средь бела дня за милую душу!

    - Слушай, Адвокат, а что нам в итоге придется делать в центре, - не унимался лежащий на заднем сидении тачанки Кратер.

   - Как я понял, Влад, президент всего этого латинского бантустана Николас Кастанеда решил пойти ва-банк и конкретно наехал на депутатов парламента, - я постарался вкратце ввести товарища в курс дела, заряжая в магазин помпового дробовика ружейные гранаты со слезоточивым газом, - а засевшие там депутаты мирно расходиться отказались. Придется их попросить разойтись по плохому.

    - А что, народная милиция и жандармерия, которую мы тренировали неделями напролет, не может разогнать кучку бунтующих гомосеков с плакатами и синими повязками? - удивился Боксер.

    - Там в центре какая-то заваруха вроде как, - ответил Кратер, - ну ничего, сучки, мы вас сейчас всех отжарим, у меня патронов на всех хватит, - добавил парень, слегка похлопав по висящему у него на груди пистолету-пулемету. 
Не успел Кратер, как впоследствии выяснилось, достаточно самонадеянно произнести последнюю фразу, военная колонна, состоящая помимо нашего боевого пикапа, из нескольких таких же современных "тачанок" с пулеметами и грузовиков с погруженными на них бойцами народной милиции и жандармерии, резко остановилась посередине проспекта в самом центре Каракаса.

    - Чего встали то? Неужели головная машина опять въехала в столб, как в прошлую пятницу, - недовольно ворчал Боксер.

    - Всем операторам, работающим с Сапсаном-третьим, срочно построиться в полной экипировке позади головной машины,  всем, кроме водителей, прием! - сквозь незначительные помехи послышался голос командира отряда полковника Стрелкова.

    - Опять какое-то дерьмо, а так хорошо все начиналось... Я, Ноль-пятый, принял! Погнали, Влад! Толстый, слезай с пулемета, пошли!

    - Да он там уснул в кузове! Вставай, погнали, поджарим им задницы!

    - Хорошо, я иду, иду уже! - проговорил Антон, нехотя спрыгнув с места пулеметчика в кузове пикапа, - что это за херня?

    Прибыв на место построения мы сразу догадались, в чем дело, когда увидели целую толпу гражданских с синими повязками на руках, перекрывших для нашей колонны единственный проезд в центр Каракаса. Толпа, состоящая в основном из женщин среднего возраста, чуть ли не в слезах умоляла нас одуматься  и развернуть колонну в обратном направлении и не поддавалась ни на какие уговоры, отказываясь пропустить машины.

    - Бл#ть, мы стоим уже пол часа! Они нам мозги трахают! - тихо ругался, пытаясь не выдавать свою русскую речь, полковник Стрелков, - Горсалес! Разгони этих ведьм с дороги!

    - Товарищ полковник, команданте Горсалес сказал, что его бойцы не будут применять силу против безоружных сограждан, - доложил полковнику Стрелкову переводчик от имени команданте Горсалеса.

    - Переводи  этому клоуну, что иначе мы здесь будем стоять до второго пришествия! Разве тебе не поступил приказ взять парламент до вечера? Разгоняй толпу с дороги!

    Команданте Горсалес, командир полка жандармерии Каракаса, который был усилен наемниками из ЧВК "Валькирия", вел себя, как самый типичный командир венесуэльских силовых служб во время той спецоперации. А именно, всячески старался уйти от принятия самостоятельного решения, дабы, в случае победы противоположного политического лагеря,  не понести за свои действия ответственности. Победа парламентариев в политическом противостоянии была, к тому же, вполне вероятной, так как ее сторону приняли миллионы людей и весь Запад, а утративший всю свою былую популярность диктатор не поскупился даже прибегнуть к помощи иностранных наемников, чтобы удержаться на своем стоящим на гране пропасти расшатанном троне.

    - Долбаный трус... - сквозь зубы проговорил Стрелков, - не надо это переводить! Так, товарищи-солдаты из "Валькирии". Дальше действовать будем мы! Прогоняй этих шалав с дороги!

    Отряд наемников под командованием полковника Стрелкова, выхватив полицейские щиты и дубинки у нерешительных бойцов жандармерии, с автоматами, пулеметами и ружьями в положении "за спиной" моментально начал оттеснять с дороги, выталкивая щитами, перекрывших трассу гражданских, некоторые из которых пытались оказать сопротивление, но тут же были осажены болезненными ударами полицейских дубинок.

    - По машинам, поехали дальше! Быстрее, пока путь свободен! - раздалась команда, солдаты в быстром темпе расселись по машинам, и войсковая группировка, состоящая на две трети из перепуганных, не особо умеющих, а уж тем более - не особо-то желающих воевать с собственным народом парней, и на одну треть - из отбитых на голову и отчаянных частных наемников, продолжила  свой путь к месту предстоящей основной схватки.

    Войсковая колонна продолжала уверенное движение, минуя кварталы нищенских трущоб и кварталы одних из самых высоких в Южной Америке небоскребов,  направляясь в самое сердце некогда прекрасного, а ныне - раздираемого гражданской войной города. И вот, миновала четверть часа, как вдалеке перед нами показались позолоченные купола выполненного в классическом испанском колониальном стиле здания, в котором располагалась оппозиционная, а теперь уже и мятежная Национальная Ассамблея.

    Не успела наша сборная солянка из разношерстных наемников и местных юных дарований со стволами наперевес прибыть к парламентской площади, дорогу колонне вновь перекрыли многочисленные протестующие.

   - Muerte al dictador! Смерть диктатору!  - скандировала агрессивно настроенная к прибывшим военным толпа с синими повязками, и в войсковую цепочку народной милиции полетели камни и пустые бутылки из под дешевого местного алкоголя.

    - Они нас окружают, - спокойно констатировал факт полковник Стрелков, - Горсалес! Бери своих обезьян и разгоняй мятежников!
 
    Толпа погромщиков, состоящая  в основном из опьяненной и крайне агрессивной молодежи из беднейших городских трущоб, духом была покрепче домохозяек, которые перекрыли нам дорогу в прошлый раз. И как команданте Горсалес не подгонял и не подбадривал своих бойцов, молодые парни из народного ополчения с огромным трудом сдерживали натиск многократно превосходящих по числу протестующих, неумело прикрывшись за полицейскими щитами от летящих кирпичей и обломков брусчатки.

    - Черт, они же их сметут ко всем чертям! Их слишком уж много! - возмущался полковник Стрелков, - пацаны, готовимся  к бою, они сейчас прорвутся!

    Едва командир отряда наемников успел отдать приказ о полной боевой готовности, как наемники выстроились в боевой порядок. Полковник Стрелков, конечно, знал свое дело, и годы его службы в спецназе не прошли даром. Готов поспорить, он заранее догадался, что нам придется марать руки, и приказал нам быть готовым ко всему. И приказал не зря: венесуэльские новобранцы спешно попятились назад, как в сторону войсковой колонны полетели бутылки с коктейлями Молотова.

    - Горсалес, твою мать, нужно стрелять на поражение, по другому мы пройдем! Прикажи солдатам открыть огонь!
   
    - Я не буду стрелять по гражданским! - с сильным испанским акцентом по-русски произнес команданте Горсалес, и выполнять приказ наотрез отказался.

    - Сраный мудак, крови он испугался! Так, мужики, дубинки к бою! Бей дикарей! Защищайте колонну! - отдал команду Стрелков, как раз в тот момент, когда разъяренная толпа городской бедноты, вооруженная обрезками арматур и бейсбольными битами, прорвала строй венесуэльской народной милиции и устремилась громить военную технику.

    Опьяненные успешным прорывом сквозь две шеренги  едва обученных ополченцев из народной милиции, молодые бунтари, мчащиеся к войсковой колонне, были встречены литой резиной полицейских дубинок.

    - Держимся, пацаны, держимся, бей нищебродов! - подбадривал наемников полковник Стрелков,  - светошумовыми огонь! Адвокат, пускай газ!

    На превратившемся в арену боевых столкновений центральном проспекте Каракаса стоял страшный шум из криков и воплей сотен защитников здания Национальной Ассамблеи, и сквозь громкие децибелы уличного противостояния были едва слышны команды офицеров, но мы, зная что делать, лишь услышав краем уха обрывки знакомых фраз, пустили в ход парочку припасенных козырей. В толпе митингующих вспыхнули яркие слепящие вспышки, а злобные крики и вопли мятежников быстро заглушили резкие раскаты светошумовых гранат. Я так часто передергивал скользящее цевье своего ружья, что даже не заметил, как мне в шлем прилетел осколок брошенной со стороны толпы бутылки, и как я израсходовал весь боезапас газовых ружейных гранат.

    Комплект специальных средств в наших разгрузках и наши силы противостоять в рукопашной огромному количеству погромщиков стремительно подходили к концу, но определенный результат мы получили: окутанные облаком едкого слезоточивого газа, кашляя и задыхаясь, "синие повязки" отступили обратно к своим баррикадам. Как потом мы выяснили, отнюдь не на долго.

    - Слушай, Влад, ты только глянь, - обратился я к Кратеру, указав на множество мелких вмятин на его металлическом полицейском щите.

    - Вот гады, огнестрела где-то надыбали! Это же след от мелкой охотничьей дроби!

    - Товарищ полковник, боец моего отделения был обстрелян. У противника есть огнестрельное оружие.

    - Трехсотый? - уточнил полковник Стрелков.

    - Никак нет, дробь не пробила щит!

    - Вот уроды!  Скажи мне, Вадим, ты же подобное видел не впервые.  Как ты думаешь, у них есть что-то более серьезное?

    Ясное дело, что у венесуэльских повстанцев было кое-что посерьезнее. Едва мы встретили сопротивление на улицах, я сразу понял, что наша прогулка будет никакой не легкой. И чем дальше к месту назначения мы продвигались, и чем дольше несли опасную службу в этой доведенной до полнейшего отчаяния стране, тем более ясно мы понимали: повстанцы из городских трущоб, где и в мирное время правили наркокартели и вооруженные до зубов банды, представляли из себя огромную угрозу, куда большую, чем предполагали наши командиры. И куда большую, чем считали наши кураторы в республике, с которыми во время получасового затишья долго переговаривался по радиостанции и советовался наш командир Владимир Стрелков.

    - Рифма-сорок восемь, я Сапсан-третий, прием! - вел переговоры с куратором российских наемников в Венесуэле Виктором Захарченко командир отряда полковник Стрелков, - Рифма-сорок восемь, конвой встал, противник вооружен, повторяю противник вооружен  огнестрельным оружием...

    - А вы, что, свои автоматы дома забыли? Выполняйте задание! - послышался голос Захарченко из динамика, - прорывайтесь к баррикадам и берите здание парламента!

    - Оперативная обстановка не позволяет, венесуэльские союзники наотрез отказываются стрелять по своим и угрожают уйти с поля боя, если мы сделаем хоть один выстрел!

    - Сапсан-третий, не разводи панику! У тебя есть инструкция на этот случай, только сделай все незаметно! И запомните, меньше слов по-русски!

    - Грязное дело делаем, Захар, грязное, ты уверен, что стоит?

    -  Ясен хрен, стоит! Депутаты Национальной Ассамблеи готовят резолюцию с просьбой от имени народа о вводе войск НАТО в республику для свержения Кастанеды! Нужно остановить их! Работай, полковник.  Инструкция восемьдесят восемь. Конец связи!

    - Рифма-сорок восемь! Прием! Рифма-сорок восемь! Вот черт! - пытался обговорить детали операции по рации с кураторами из штаба полковник Стрелков, но Захарченко, отдав приказ о выполнении секретной инструкции, прервал радиообмен, - эх, не хотелось этого делать, но, видимо, придется...
Тем временем, синие повязки перегруппировались на баррикадах и обнадеженные обстоятельством, что военные очевидно не откроют по ним огонь, огромной толпой двинулись по направлению к колонне.

    - Держи, Адвокат, - бросил мне подбежавший Боксер, последнюю упаковку ружейных гранат, в то время как Кратер и Толстый держали наготове свои последние светошумовые гранаты.

    - Мы не выстоим против них без применения оружия, чего они не стреляют, - недоумевал Антон, - может, пустить очередь поверх голов, шугануть их разок?!

    - Ни в коем случае! - строгим голосом запретил Стрелков, - хоть один придурок в толпе скажет, что патроны у нас холостые, все, нам хана, они набросятся на нас всей кучей!

    - Ну конечно, давайте ждать, пока нас тут всех прикончат... Сука! А вот они и идут!

    Раскаленный воздух латиноамериканской столицы помимо воплей и  криков наполнил характерный сернистый аромат горящих в толпе файеров, которых было так много, что они средь бела дня осветили ярким заревом зеркальные стекла окрестных небоскребов.

    - Готовимся, пацаны, сейчас мы им покажем! Горсалес, напряги ребят своих! - готовился к столкновению Стрелков.

    Защитники здания парламента с синими повязками, к которым, судя по огромному числу файеров и разноцветных флагов, неизвестно ради чего присоединились футбольные фанаты, двинулись в контратаку на солдат народной милиции и бойцов жандармерии, и те застыли в ожидании схватки с превосходящим и числом, и боевым духом противником.

    Однако толпа, скандирующая на испанском лозунги "Долой диктатора Кастанеду", мгновенно замолкла, когда по проспекту, ведущему к парламентской площади, прокатился грохот от мощных выстрелов. Эхо от перепугавших обе стороны выстрелов утихло, и несколько бойцов народной милиции из батальона команданте Горсалеса упали на пол, крича от боли и истекая кровью. Я успел лишь краем глаза увидеть, что одному из молодых ополченцев пуля, по всей видимости, из крупнокалиберной винтовки, практически оторвала левую ногу ниже колена.

    - По нам стреляют, по нам стреляют! Без паники, мужики, в укрытие! - командовал бойцами полковник Стрелков, после чего, подбежав к дрогнувшему строю венесуэльских ополченцев, поперек слов их непосредственного командира на ломаном испанском отдал приказ: "Стреляйте пацаны, огонь! Иначе они вас всех убьют!"
Перепуганные снайперским обстрелом солдаты народной милиции и сотрудники жандармерии, недолго поколебавшись, один за другим начали стрелять.

    - Стреляй! Ну наконец-то! - обрадовались наемники, - мочи дикарей!
Трассирующие пули из автоматов и пулеметов просвистели над головами протестующей толпы, и потерявшие былую отвагу футбольные фанаты и оборванцы из городских трущоб ретировались обратно к своим баррикадам, укрываясь за остовами сожженных во время беспорядков автобусов и автомобилей. Поскольку огонь вели навскидку, особо не целясь, большинство защитников парламента отделалось сильным испугом и травмами, полученными во время давки, но несколько десятков их товарищей так и остались лежать на проспекте, окропив кровью раскаленный под солнцем асфальт.

    - Много народу положили, - отвернув взгляд от окровавленных тел убитых, произнес Кратер.

    - Да и хрен с ними, будут знать, как лезть на рожон! Сами виноваты...- дав короткую очередь из ручного пулемета в сторону вражеских баррикад, выругался Толстый.

    - Прекратить стрельбу! По машинам! Двигаем к площади! - приказал Стрелков и, взяв радиостанцию, ответил, - Фурия-тринадцать, я Сапсан-третий, прием! Хорошо сработали, прям по ногам, метко! А теперь удирайте с крыши, чтобы вас не заметили! Прием!

    - Я, Фурия-тринадцать, приняла! - заворачивая в кусок брезента крупнокалиберную снайперскую винтовку, ответила в трубку Бестия Ирина Штельман.
По прибытию к парламентской площади в самом центре Каракаса нашу с горем пополам добравшуюся до нее экспедицию ждал еще один очень неприятный сюрприз, а именно трехметровые баррикады, которые моментально выросли вокруг площади и перекрыли все подъезды к зданию Национальной Ассамблеи.

    - Не зря эти толстожопые тетки и футбольные фанаты так старались перекрыть нам дорогу, - сделал вывод Боксер, - "синие повязки" только время выиграли, соорудив новые укрепления. И так просто туда не прорвешься...

    - И динамитом не подорвать, много людей вокруг...

    - Они наших саперов даже не подпустят близко!

    Собранные из строительного мусора, автомобилей, спиленных деревьев, мешков с песком и прочего добра трехметровые баррикады хорошо защищали сторонников мятежного парламента, и два батальона народной милиции и отряды жандармерии едва ли могли надеяться на успешный штурм, даже с учетом прибывшего подкрепления и до зубов вооруженных наемников.

   Полковник Стрелков, взявший на себя фактическое руководство операцией, еще со времен своей службы в спецназе привык тщательно планировать подобные маневры, но в данной обстановке промедление было смерти подобно. И пока командир отряда наемников обсуждал с венесуэльскими коллегами план штурма, вокруг площади вырастали новые и укреплялись старые баррикады, а все противодействие выливалось в периодическое перебрасывание коктейлями Молотова и  гранатами со слезоточивым газом. Эффект от последних, к слову, стал сводиться к минимуму, так как среди защитников парламента нашлись умельцы, изготовившие маски для активных мятежников, а некоторые из них и вовсе обзавелись противогазами.

    Ситуация значительно усложнялась тем, что внутри сооруженного бастиона сторонников Национальной Ассамблеи, который со всех подходов  окружили бойцы народной милиции и жандармерии, был один из выходов со станции столичного метрополитена, прервать работу которого верные президенту силовики додумались только к вечеру. Подобная безалаберность в организации штурма, как мы заметили, неплохо сыграла против нас, так как прибывшие на метро свежие силы значительно увеличили число защищающих парламент повстанцев. А дело близилось к вечеру...

    - Держите пацаны, делюсь тем, что есть, - принес своим товарищам коробку с несколькими сухими пайками рыжий мединструктор Артур.

    - Ого, вот это ты в тему, Рыжий, а то у меня уже от пятичасового стояния здесь жопа с головой срастается! - поблагодарил Артура Антон, - сколько можно возиться, я хочу вернуться в казарму, выжрать пару бутылок и  свалиться спать!

    - Поголодаешь, стройнее будешь! - почти хором сказали Кратер с Боксером.

    - Эх, пойду поищу пива под сидением, что-то в падлу мне точить сухомятку.

    - Слышь, Толстый, ты главное, не усни где-нибудь в подворотне, как это сделал на прошлый новый год!  - вслед Антону выкрикнул Влад, поглощая  холодную тушенку из армейского сухого пайка.

    - В Венесуэле нет таких уютных сугробов, как в родной Новой Милоградовке, так что за меня не ссыте!

    - А мы и не ссым, так как последнее пиво я выпил, сидя в нашей ласточке, когда вы дрались с взбунтовавшимися домохозяйками на дороге, - ответил Боксер.

    - Вот ты и сволочь...

    Так как желаемого всеми пива у нас не осталось, запивать с душой подсоленные консервированные продукты и приторно сладкий джем из армейского сухого пайка пришлось теплой как ослиная моча водой из фляжек, но жажда наша после нескольких часов на жаре была настолько сильной, что мы с удовольствием пили даже ее, не обращая внимания на ощутимый металлический привкус.
 
    В принципе, нам, наемникам, было еще грех жаловаться. И пока мы стояли в сторонке у своего боевого пикапа в полной экипировке и ужинали, уставшие и голодные бойцы народной милиции стояли во все еще жарких лучах заката на передовой, укрываясь за щитами и подоспевшими на подмогу бронеавтомобилями от летящих с другой стороны баррикад камней, петард и зарядов фейерверка.

    - Ты смотри, что творят, даже хуже, чем у телецентра в Междуречинске...

    - Нам в медпункт, который мы оборудовали за углом, притащили одного бойца с застрявшим в его ноге болтом от арбалета. От арбалета! Еле вытащили! - поделился новостью о произошедшем Рыжий.

    - Нас тоже тут болтом накроют, если мы не разделаемся с бунтующим балаганом в ближайшее время, - добавил Антон.
 
    - Я тебя обрадую, Толстый, твоя мечта размазать парочку борцов за демократию по асфальту, походу, исполнится,  - ответил Кратер, выбросив  в сторону кучи мусора пустую консервную банку из под тушенного мяса, - смотри, к нам, судя по всему, подкрепление...

    Прибывшим на армейских грузовиках и джипах подкреплением оказался преданный президенту республики батальон легкой пехоты во главе с команданте Хуаном Мендозой, офицером венесуэльской армии, люто ненавидящим обитателей трущоб, из которых, в основном, и состоял весь актив, обороняющий мятежных парламентариев. Команданте Мендоза, потерявший двух братьев в спецоперациях против банд на окраинах Каракаса, церемонится, в отличие от прочих венесуэльских офицеров, не привык и не собирался идти на уступки и на этот раз. А посему, после его прибытия был тут же произведен боевой расчет, и с наступлением вечерних сумерек усиленные и пополнившие боезапас отряды готовились к штурму восточной баррикады, а ревущий дизельным мотором бронетранспортер, прибывший вместе с отрядом легкой пехоты,  выехал на проспект и на полном ходу помчался таранить перекрывающие подступы к парламентской площади баррикады.


- Вот это он погнал, сейчас мы их раскатаем! - в полной готовности выжать педаль газа, говорил и крепко держал руль нашего боевого пикапа Боксер.

    Многотонная стальная машина мигом отбросила в сторону останки сгоревшего легкового автомобиля, а литая сталь ее брони мощным ударом вклинилась в преграждающее дорогу нагромождение. К большому удивлению участников штурма, баррикада у парламентской площади оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать первую попытку тарана. А для бронетранспортера, к разочарованию атакующих и к великой радости защитников, первая попытка протаранить баррикады стала последней.
Размолотый вдребезги массивными резиновыми колесами бронетранспортера шифер, как это стало известно слишком поздно, был всего лишь удачной маскировкой для лежащего под ним противотанкового ежа, стальные балки которого крепко впились в брюхо бронемашины, не давая ей пошевелиться и отъехать назад. Многочисленные бутылки с огненной смесью мигом осыпали застрявший у баррикад бронетранспортер, и мощная боевая машина, со всех сторон объятая огнем, заглохла посреди яркого пламени горящего бензина, став братской могилой для своего обреченного экипажа.

    - Какая страшная смерть... - с ужасом на лице проговорил Кратер, - Боксер, назад, отступаем, отходим!

    Реакция Влада, который смотрел на происходящее, высунувшись из окна нашей боевой Тойоты, сыграла нам на руку: только наша тачанка отъехала на метров пять назад, как на то место, где мы стояли до этого в ожидании прорыва на парламентскую площадь, упала бутылка с коктейлем Молотова.

    - Они их что, с катапульты пускают? - возмутился Толстый, - получайте, суки! Вот вам!

    Грохочущий 12.7-миллиметровый пулемет в кузове тачанки неплохо так оглушил всех ее пассажиров и стоящих рядом с ней солдат, однако даже крупнокалиберные пули были не в состоянии достать затаившихся защитников парламента, ровно как и грохот выстрелов не смог запугать их, растворившись на улицах города среди шума толпы мятежников, ликующих из-за провала очередного штурма.
   
    - Фурия-тринадцать, я Сапсан-третий, прием! Сейчас на таран пойдет вторая коробочка! Прикрой ее снайперским огнем! Видишь коктейль Молотова - стреляй! Как приняла?

    - Спасан-третий, я Фурия-тринадцать, - ответила занявшая позицию на другой крыше снайпер Ирина Штельман, - не могу, их слишком много!

    - Подстрели парочку, остальные разбегуться!

    - Поздно, Сапсан-третий. Противник подпалил резиновые покрышки, все в черном дыму, видимость никакая!

    - Понял тебя, Фурия-тринадцать! - сжав кулаки, ответил Стрелков, - вот черт, и снайперы на сей раз не помогут!

    К наступлению ночи наемники "Валькирии" отошли к своим машинам. Многие ужинали, жадно поглощая после целого дня напряженной службы подвезенный провиант, а некоторые спали в машинах, уперев подбородок в плотный ворот бронежилета. Планируемый штурм превратился в продолжительную осаду.

    Наше безумное отделение, смирившись с простоем в операции, отдыхало в тачанке. Пока Боксер проспиртованной салфеткой кропотливо вычищал панель приборов любимого пикапа, а Кратер, сняв шлем, зачесывал карманной расческой волосы наверх, Толстый, по настоятельной просьбе товарищей  оставивший армейские ботинки вместе со зловонными носками в кузове, распивал бутылку колы.

    - Это заходит слишком далеко. Мы здесь надолго... Слушай, Толстый, а откуда ты взял колу?

    - У парней стрельнул бутылку.  Не ссы, Вадим, я тебе немного оставлю, - ответил Антон, опустошая бутылку с газированным напитком, - надо было две взять, там пацаны пару ящиков достали.

    - А откуда? - с интересом уточнил я.

    - Стащили из супермаркета на первом этаже торгового центра. Я тоже хотел нам еще пару баклажек стырить, у меня как раз в кубрике вискарь припрятанный остался, но в разграбленном супермаркете ничего не осталось... А что?

    - Да хрен с ней, с колой, и с твоим вискарем - подавно! Мне интересно, можно ли пройти через торговый центр в сторону площади?

    - Да хрен его знает, но кто-то из парней хвастался, как прогнал из супермарккета нескольких подростков, рыскающих в поисках алкоголя, - ответил Антон, - да и магаз, судя по всему, почти под чистую вынесли подонки с другой стороны...

    - Вот и отлично, потусуйтесь тут без палева, я сейчас отойду, со Стрелком базарить буду, - ответил я и, схватив помповый дробовик с сидения, так, на всякий, побежал в сторону  боевой машины, где совещались офицеры, руководящие злополучным штурмом, - хоть бы они не спалили последний БТР...

    Какой бы безумной не была пришедшая в голову идея, иного решения, несмотря на долгие обсуждения и горячие споры, офицеры принять не смогли. Вариант проникновения за баррикады через линию метрополитена, как это делали повстанцы, был отброшен сразу, так как в таком случае мы лишались поддержки бронетехники и всю диверсию сорвало бы несколько противников с автоматическим оружием. Вариант с убойной порцией слезоточивого газа тоже ничего хорошего не сулил, так как у половины венесуэльских союзников не было с собой исправных противогазов.
В пользу достаточно безумного и необычного решения остальных офицеров склонили Стрелков и Мендоза, который вообще предлагал ударить по засевшим здании Национальной Ассамблеи парламентариям из пехотного миномета.

    Завершив все приготовления, правительственные отряды и наемники приготовились к новому штурму. Две легкие бронемашины по команде Мендозы тронулись с места в сторону перегородившей проспект огромной баррикады, защитники которой, несмотря на свистящие в воздухе пули и белое облако выпущенного силовиками слезоточивого газа, стояли на ней, словно на бастионе, и осыпали подступающих к укреплениям бойцов и технику градом камней и бутылками с зажигательной смесью.

    - Боксер, дави на газ! Следуй за тем БТРом! Сейчас мы устроим им сюрприз! Толстый, ты как, готов?

    - Еще бы! Сейчас будет мясо! - воодушевленно ответил мне Антон, дослав патрон в патронник установленного в кузове нашей тачанки крупнокалиберного пулемета.

    Пока огромная толпа защитников парламента скопилась на оборонительных заграждениях, с внешней стороны которых догорал злополучный бронетранспортер, и отгоняла два взвода народной милиции от своих позиций, другая тяжелая бронемашина готовилась сыграть свой аккорд. Аккорд, который должен был решить исход затянувшегося противостояния.

    - Давай, за ним, нихрена ж себе он топит! Погнали, пацаны! - тронулись мы в след за бронетранспортером, который своей мощью разворотил стекло, металл и бетон стены у входа в торговый центр,  решительно прокладывая дорогу на огражденную неприступными баррикадами парламентскую площадь сквозь тонкие панели перекрытий цокольного этажа огромного торгового центра.

    Раздобытый повстанцами реактивный гранатомет блеснул в руках у одного из защитников парламента, и тандемный кумулятивный заряд подорвал одну из бронемашин, штурмующих площадь со стороны проспекта. Группировки защитников мятежного парламента ревели и ликовали вместе со скопившимися на площади противниками режима, радуясь очередной своей победе, однако они даже не подозревали, что стали жертвой отвлекающего маневра.

    Разогнавшийся внутри здания торгового центра бронетранспортер с силой протаранил внешнюю бетонную стену и, проломив стекло и бетон возвышающегося напротив парламента здания торгового центра, с грохотом и ревом двигателей прорвался на просторы парламентской площади, вовнутрь импровизированного бастиона повстанцев. Последние, увлекшись противостоянием на баррикадах, не сразу заметили прорыва, тем временем вслед за бронемашиной сквозь протараненный насквозь торговый центр на площадь ворвались несколько боевых джипов и пикапов, в том числе и наша тачанка. Следом за машинами, укрепив  фланги и интервалы  между ними, вышли на площадь закованные в броню бойцы жандармерии, двухшереножный строй которых страховали вооруженные автоматами бойцы легкой пехоты из батальона командате Мендозы. Когда отряды завершили построение, трассирующие пули засвистели над мятежниками и усыпали здание Национальной Ассамблеи, а разорвавшиеся газовые гранаты окутали застигнутых врасплох протестующих едким белым смогом слезоточивого газа, невыносимый запах которого заглушил аромат гари файеров и подожженных мятежниками покрышек.

    - Строимся стеной, щитом к щиту, вместе с автомобилями выдвигаемся к центру площади! Тесни дикарей! - в громкоговоритель дал команду полковник Стрелков!

    - Adelante! Vamos tras ellos! Mas rapido!Вперед, наступаем, быстрее!  - командовал своими бойцами команданте Мендоза.

    - Дави их, вперед! Боксер, гони медленным ходом!
Состоящая из боевых джипов, пикапов и пеших бойцов войсковая цепь мигом оттеснила защитников здания парламента, однако основной актив "синих повязок", отвлекающим маневром выведенный на баррикады, схватив коктейли Молотова и принесенное из трущоб стрелковое оружие, двинулся в контратаку на прорвавшихся в самое сердце укреплений силовиков.

    Наша боевая Тойота, или тачанка, как ласково называл ее Боксер, медленным ходом продвигалась вперед на левом фланге строя, и ее экипаж первым увидел контратакующих повстанцев.

    - Вооруженный враг на десять часов!  Я, Ноль-пятый, повторяю, вооруженный противник на десять часов! - прокричал я в микрофон радиостанции, после чего, высунувшись в окно переднего пассажирского сидения, сделал парочку выстрелов пулевыми патронами из помпового ружья в сторону подступающих вооруженных повстанцев.

    С заднего сидения отстреливался Кратер, высунув в окно пистолет-пулемет, а стреляющие по нам и забрасывающие нас бутылками с зажигательной смесью повстанцы ранили двух бойцов жандармерии, стоящих слева от нашего пикапа, и в нескольких метрах от машины вспыхнул огненный шар расколовшейся бутылки с зажигательной смесью.

    - Прижать этих мразей к земле! Удерживай их огнем! Огонь на подавление! - послышалась нам команда полковника Стрелкова из динамиков радиостанции.

    - Слышал, Толстый, запускай свою шарманку! - почти хором раздались голоса экипажа машины.

    - Во, наконец-то, сейчас я им утрою! - проговорил Антон, и грохот тяжелого пулемета ясно дал понять, что у повстанцев нет не единого шанса.
Очереди крупнокалиберных пуль, вывернув наизнанку внутренности нескольких особо самонадеянных воинов из трущоб, прижали контратакующих повстанцев к земле, а большая их часть, отрезанная от остальной массы своих соратников пулеметными очередями, побросала оружие и в панике бежала.

    - Они отступают, двигаемся вперед, мы их добьем! - подбадривал наших бойцов полковник  Стрелков, а мы тем временем уже заняли большую половину парламентской площади, стоя всего в ста пятидесяти метрах от красивого исторического здания, к котором расположились мятежные парламентарии.

    Вход в здание парламента охраняли перешедшие на сторону Национальной Ассамблеи бойцы бывшего полицейского подразделения, вооруженные автоматами, пулеметами, осколочными гранатами и укрывшиеся за массивными колоннами у парадной лестницы, а сама лестница была утыкана укреплениями из автомобильных покрышек и мешков с песком.

    - По нам стреляют, по нам стреляют! - раздались крики бойцов "Валькирии".

    - Не долго им осталось, сейчас мы им устроим! - успокаивал солдат полковник Стрелков, - давайте, мужики, расстреляйте на хер эту контору, огонь!

    Первые шеренги жандармерии, вооруженные полицейскими дубинками и щитами, по приказу своих командиров расступились, а вырвавшиеся вперед солдаты легкой пехоты открыли беспорядочную стрельбу по зданию парламента, которую поддержали огнем пулеметчики пикапов и внедорожников. В считанные минуты красивый фасад исторического здания Национальной Ассамблеи был весь усеян пулями, а в самом здании не осталось ни одного целого стекла. Плотный огонь из подствольных гранатометов разворошил  укрепления у входа в здание, а взрывы нескольких мощных мин частично обрушили позолоченный, обычно сияющий на солнце купол венесуэльского капитолия.

    - Все-таки Мендоза тот еще псих, сдержал слово и долбанул по депутатскому шабашу из своего миномета! - смеялся Боксер, - интересно, Толстый там не оглох, стреляя из пулемета? У меня до сих пор в ушах звон.

    - Этот жиртрест, небось, заткнул уши наушниками и врубил свою дерьмовую музыку, - снаряжая магазин пистолета-пулемета девятимиллиметровыми патронами, подметил Влад,  - и как он слушает эту херню?  По мне так, выстрелы и то поприятнее будут...

    - Готовьте штурмовой щит и свето-шумовые, сейчас будем штурмовать здание!

    - Ну, наконец-то! - обрадовался Боксер, - с самого утра имею бешенное желание обоссать парочку латиноамериканских депутатов!

    - Или натянуть парочку депутаток, - добавил Кратер.

    - Мы их так разворошили, что они там все охренели и обосрались, у тебя весь болт в дерьме будет!

    - А Влад  у нас любитель двинуться по печному, ему не привыкать, - пошутил Боксер.

    - Сам ты глиномес... Смотри, Адвокат, нам походу пора уже, мендозовская пехота и наши уже выстроились вдоль стен и готовятся взять здание, - выходя из машины, ответил Кратер, - слышь, Толстый, слезай уже из кузова, закончим то, что начали!

    - Ох, всегда мечтал набить морду продажным политикам! - взяв из кузова ПКМ и разгрузку, поговаривал в предвкушении Антон.

    - Да уж, сейчас мы им нахлобучим, а через несколько часов уже будем снова пить пиво в кубрике, пока грязные носки Толстого, развешанные на его сраной табуретке, будут отравлять нам аппетит ароматом протухшего пармезана...

    Вернуться в расположение полка через пару часов и распивать пиво, лежа на кроватях в кубрике и раскуривая победные сигары под прохладными дуновениями работающего на полную вентилятора, нам, к превеликому сожалению, не удалось.
Взорвав связкой динамитных шашек наглухо запертые дубовые двери здания, наши отряды вошли через парадный вход в здание поверженного парламента, пока оставшиеся на улице силовики прогоняли с парламентской площади оставшихся "синих повязок". Очередной сюрприз ждал нас уже внутри здания Национальной Ассамблеи, беглого осмотра которого хватило, чтобы разочаровать нас, а в куда большей степени - наших командиров, и уж тем более - нанимателей. Как это быстро выяснилось, желанию Толстого и Боксера насолить государственным чиновникам в лице депутатов Национальной Ассамблеи Венесуэлы сбыться было не суждено, так как мы с удивлением обнаружили, что все это время штурмовали пустое здание парламента, а его депутаты давно уже дали деру и, возможно, уже скрылись далеко за пределами Каракаса.
 
     Тем не менее, от наших кураторов из администрации президента Кастанеды поступил приказ неизвестно зачем взять под охрану все здание парламента, а еще нас удивило настоятельное требование попросить удалиться с территории захваченного объекта всех венесуэльских военных, оставив здание под охраной только наемников из "Валькирии".

    Выполнив требование начальства и отправив венесуэльских коллег охранять наружный периметр здания, мы еще долго мотались по залам и коридорам захваченного парламента, периодически оскверняя неприличными  рисунками его стены и прожигая окурками его красные ковры.

    - Смотрите, что нашел, пацаны, походу, венесуэльские депутаты жируют так же, как их российские братья по разуму, - обрадовал всех Толстый, принеся в руках целую охапку дорогого коньяка, которую, по его словам, он нашел в мини-баре в кабинете одного из парламентариев, - омоем победу!

    Пьянка в тот вечер обещала быть дикой, так как коньяк, текила и мескаль хранились в кабинете не одного депутата, а Рыжий, перемотав раны нуждающимся в помощи бойцам, присоединившись к нашему пиршеству, принес целый ящик дорогих сигар и конфискованный у одного из пленных повстанцев пакетик с кокаином.

    - Ха-ха, венесуэльские чиновники вряд ли думали, что за трибуной их Национальной Ассамблеи будет пьяная блевотина русского солдата! - вернувшись к сидящим за столом товарищам, хвастался неблаговидным поступком Антон.

    - Ты ведешь себя прям как дома, в Новой Милоградовке! - потягивая приятный коньяк с нотками дуба и раскуривая дорогую сигару, подметил Кратер.

    - Можно подумать, это не ты заблевал детскую площадку, когда я впервые за полмесяца решил погулять с сыном, - ответил Толстый.

    - Ты сам меня тогда все утро поил самогоном, что купил у местного деда, у этого полоумного!

    - Вы, алкаши навозные! Какого хрена вы все так нажрались! - послышался в коридоре голос уже знакомой нам  Ирины Штельман, - вы что, совсем охренели здесь! А где этот патлатый жиробас, что блевал в зале заседания?

    - Ой, нет, только не она, а такой прекрасный был момент, так хорошо сидели! - раздосадованным пьяным голосом прошептал Антон.

    - Ну все, капец, Бестия приперлась!

    - Слушай, Ирочка, - пытался задобрить разгневанную адскую воительницу Влад, - а ты у нас ничего, я бы сейчас, по пьяни, тебе бы вдул разок! Ну давай, отпразднуем победу вместе. Я хочу, чтобы ты задушила мой член своими губами...

    - Попроси об этом свою мамку! - резко ударив Влада по яйцам с колена, с ехидной и злобной насмешкой произнесла Бестия, и пока Кратер валялся на полу, схватившись за причиндалы, еще больше раззадоренная грубой сексуальной шуткой женщина продолжала словесную экзекуцию.

    - Да ладно тебе, Ира, успокойся, бухни с нами. Я такой коньяк не пил никогда в жизни! - пытался утихомирить Бестию Антон.

    - Бухни с нами, говоришь?! А ничего, что сейчас сюда прямиком из дворца президента приезжает сам Захарченко!

    - Сам Захар?

    - Да, сам Захар, черт бы вас побрал!

    Неизвестно зачем, и что самое главное, крайне неожиданно для всех участников штурма, куратор российских частных военных компаний в Венесуэле Виктор Захарченко,  который вообще изредка покидает свою хорошо охраняемую резиденцию, решил самолично посетить место недавнего боя, где еще догорали последние костры сорванной революции.

    Полковник Стрелков  и Ирина Штельман, более известная среди наемников как Бестия, построили в холле здания расстрелянного парламента всех, уже изрядно окосевших от выпивки  частных военных контрактников. Наше отделение, как самое отбитое в плане алкогольных загулов, в основном, из-за стараний Антона, решили высшему начальству не показывать и убрали нас долой с глаз приехавшего куратора, отправив охранять боевые машины, припаркованные у входа в здание Ассамблеи.
Слегка приведя себя в порядок, наша группа солдат удачи имитировала бурную деятельность, виртуозно позируя с оружием наперевес у боевых машин, немного пошатываясь от воздействия выпитого алкоголя. Мы уже успели даже забыть, зачем наше повернутое на алкоголе и войне отделение выставили прочь из здания парламента, и начали в шутку бороться и толкаться на боевом посту, но тут же все вспомнили и успокоились, когда по расчищенной от заграждений дороге среди ночи к Национальной Ассамблее подъехала группа военных внедорожников Хамви, и из машин вышло несколько одетых в дорогие костюмы людей в окружении многочисленных телохранителей. Один из этих людей и был куратор российских частных армий в Венесуэле Виктор Захарченко, человек, приближенный к структурам российского правительства.

    - Смотри, какие люди к нам пожаловали, - вслед входящему в здание парламента Захарченко выговорил Кратер, - и что его заставило поднять свою толстую жопу и притащиться сюда самолично?

    - Соизволил приползти, господин, блин, - высказывал свое недовольство визитом куратора и Боксер, - и типов каких-то приволок с собой. Аж целая делегация...

    - И одеты все, как на парад. Один костюм стоит дороже, чем убитая паленым бухлом  печень Толстого. Походу, местная элита...

    Как мы узнали впоследствии, Захарченко окружали представители местного нефтяного бизнеса, которые остались на стороне президента Николаса Кастанеды, а также поддерживающие его ... боссы крупнейших венесуэльских наркокартелей.
Вслед за высокопоставленной делегацией в здание поверженного мятежного парламента прибыла еще и команда профессиональных криминалистов с целой кучей специальных приборов и принялась тут же просвечивать дорогостоящей аппаратурой, которую мы видели разве что в крутых американских криминальных драмах, помещения и стены оцепленного здания.

    - Ты только глянь... И что эти гомосеки там выискивают?

    - Один хрен, все бухло мы забрали и большую часть уже выжрали, плюнув на брусчатку, ответил Влад, - и хрен бы с ними.

    - Деньги они краденные у народа ищут, вот что! Или мешки с кокаином, не зря вот эти приперлись, местечковые наркобароны, - утоляя жажду остатками припасенной колы, говорил Боксер.

    - Эти богатые ублюдки, - начал свой пьяный монолог Толстый, - вся эта пидорасня! Не для того мы, простые парни, подыхаем тут под пулями и истекаем потом круглыми сутками, чтобы эти жирные твари, шлюхи позорные, на нашей крови делили свои деньги, кокаин и нефть! Вот, бл#ть, пидорасы!

    - Ты целыми днями валяешься и бухаешь на казенных харчах, Толстый! - ответил Кратер.

    Несмотря на то, что Антон и вправду, отличался той еще легендарной русской ленью, истина в его словах все же присутствовала. И мы, бригада наемников, команда отпетых боевых нелегалов, вместо "защиты конституционного строя и суверенитета Республики Венесуэла", как это нам преподносили наши наниматели, на самом деле были лишь соучастниками преступлений местных нефтяных олигархов и международной наркомафии в уничтожении и дележе некогда развивающейся, а теперь - доведенной до полнейшего краха и развала латиноамериканской страны.

    - Слышь, косячники, погнали, нужны крепкие руки, - услышали мы голос Бестии, - заодно и протрезвеете, гомосеки!

    - И что же ей опять надо, - пробурчал я под нос, но все-таки построил отделение и повел его в здание, - мне не платят столько денег, чтобы мириться с этой злобной стервой...

    Криминалисты, обвешанные аппаратурой, как выяснилось, работали до четырех ночи в здании не зря. И после того, как мы с парой  крепких венесуэльских коллег на пьяную голову битый час, отложив оружие в сторону, работали кувалдами, за фальшивой стеной одного из помещений здания парламента показался вход в потайную комнату, доверху заставленную ящиками.

    О содержимом этих обитых металлическими рейками ящиков и чемоданов мы могли только догадываться. Но времени сформулировать свои версии, пока мы еще около часа вытаскивали ценный груз из здания парламента и грузили их в прибывшие машины, у нас было предостаточно. Версий про содержимое ящиков было много, начиная от золотого запаса страны и заканчивая  запасами кокаина, но правда в тот вечер так и осталась для нас загадкой.

    Когда ящики были погружены, а высшее начальство расселось по машинам и собралось уезжать, мы подумали, что наконец-то уже успевшая всем осточертеть спецоперация подходит к концу, однако командный голос Бестии недвусмысленно намекнул, что для нас еще осталась работенка.

    Привезенные с ближайшей заправки и конфискованные у мятежников канистры с бензином были тщательно разлиты по застеленному коврами паркетному полу здания парламента. Горючего в тот день мы не жалели, и коридоры, залы и холлы Национальной Ассамблеи насквозь пропитал резкий запах бензина, от которого у многих из нас помутнело в глазах.

    - Я что-то не пойму, какого хрена мы тут делаем? - негодовал Толстый, - мало того, что мы воевали с толпой городских оборванцев за пустое здание, так еще и хрен пойми зачем, готовимся сжечь его дотла. Ну нахрена это все, я уже спать хочу!

    - Отставить разговоры, солдат, выполняй приказ! - прервал переговоры наемников полковник Стрелков, - разлейте  еще пару канистр в зале заседаний и хорош! Захар приказал спалить эту контору к чертовой матери!

    - Следы заметают, сволочи, - продолжили перешептываться солдаты.

    - Непростые были эти ящики, ох, непростые. И что же в них все-таки лежало? - не переставал я задаваться вопросом, когда старое историческое здание уже пылало, освещая ярким огнем  и задымляя смогом весь центр Каракаса.

    А ящики были настолько непростыми, что грузовик, который их вывозил, до аэропорта венесуэльской столицы сопровождала вся наша частная военная группировка почти в полном составе, а сотрудники таможенной службы Венесуэлы, негодующие перевозкой хрен пойми чего в обход их таможенного поста, были разогнаны очередью из автомата.

    - Ну наконец-то, это барахло увезли к херам собачьим, погнали, парни, мы возвращаемся на базу! - прозвучал приказ полковника Стрелкова, когда чартерный самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы и скрылся в утреннем небе.

    - Ну, наконец-то! Хоть поспим! - обоссав стену терминала столичного аэропорта, радовался Антон.

    - Ну-с, коллеги, спать мы не будем, глянь,  что я взял в качестве трофея! - раздался голос подбежавшего к нашим парням мединструктора Артура.

    - Ничего себе, Рыжий, но это будет мясо!

    - Хоть что-то получили за этот убогий штурм!

    После возвращения в казармы полка венесуэльской жандармерии, где расположились российские наемники из "Валькирии", нам торжественно пообещали, что дадут несколько дней отдыха всему личному составу, а пакетик с кокаином, который Рыжий стащил с места спецоперации, пришелся в таком случае как нельзя кстати.
Как это ни странно, обещание дать нам отгул командование сдержало, и мы,  благодарные тому факту, что ядреный аромат из армейских ботинок Антона в наших носах заглушит ощущение экстаза от первосортного кокаина, ушли в отрыв, который продолжался почти все выходные.

    Празднование победы над мятежным парламентом такими темпами успешно превращало наш отряд в вооруженную до зубов анархическую вольницу, этакую Запарожскую сечь в образе со страниц "Тараса Бульбы", а головную боль во время отходняков многократно усилили крики Бестии, доносящиеся со стороны центрального прохода.

    - Ты вообще, сопляк, какого черта сюда приперся! Что ты забыл в этой сраной стране, если спусковой крючок даже нажать вовремя не можешь! - звонким голосом ругалась Ирина Штельман, - ты вообще, мужик или нет, у тебя хоть в штанах бубенцы есть...

    - Но, товарищ прапорщик, это же были наши люди! Я не хотел стрелять по своим! - едва слышался сквозь запертую дверь кубрика неуверенный голос молодого парня.

    - Твои в этой стране только мы и сопли под носом!

    - Интересно, кому устроила такой дикий разнос Бестия, - уткнув больную от алкоголя, наркоты и табака голову в подушку, говорил Боксер.

    - Да и пошла она на хер! Она орет на все, что движется...

    - А то, что не двигается, то двигает, а затем врубает свою матюкальник! - вновь начал возмущаться Антон, - говорил я Владу, пусть натянет ее, а то башка трещит и в ушах до сих пор звон от выстрелов. Влад, дай ей на ротан, ради всего святого!

    - У меня до сих пор болт побаливает от ее колена! Сам эту тварь укрощай... - не успел договорить Кратер, как в дверь нашего кубрика вошел молодой светловолосый парнишка лет двадцати.

    - Здравствуйте, мужики, - робко произнес парень, - здесь второе отделение?

    - Ну, допустим, - произнес Кратер, - чего приперся?

    - Прапорщик Штельман меня к вам определила, - ответил парень.

    - И нахрена? Не, я совсем не пойму, она нас так за пьянку решила наказать? Вот, мразота... - прислоняя пакетик со льдом к голове, ругался Антон.

    - На перевоспитание, по ее словам, - продолжил вошедший парень.

    - Это тебя не по адресу, здесь ты научишься только бухать, юзать наркоту, выпиливать черномазых латинских засранцев пачками и бегать тайком от командования по сифозным городским шлюхам, как Влад, - ответил Толстый, - что думаешь об этом, Адвокат?

    - Ну, еще он научится целыми днями валяться на кровати и жрать бургеры, доставленные из закусочной, периодически проклиная бывшую жену, которая отсудила у тебя детей и половину имущества, - добавил я, - за что тебя так Бестия размотала только что?

    - Бестия... Ха, Бестия... Да не то слово! - улыбнувшись, ответил молодой парнишка, но потом вновь помрачнел в лице, - я впервые убил человека...

    - Ну, здесь как бы война, чувак, либо ты, либо тебя...

    - Так это были наши люди! Мы с Бестией заняли снайперские позиции на крыше торгового центра, и нам поступил приказ пристрелить парочку венесуэльских солдат из народной милиции, - присев на табуретку в кубрике, ответил парень, - я не хотел выполнять этот приказ! Но в итоге, испугавшись Бестию, надавил на курок... Я никогда не чувствовал себя так херово!

    - Что за вздор, пацан?! - недоумевал Толстый, - ты что-то попутал! Нахера стрелять по своим?!

    - Прапорщик Штельман заявила, что приказ пришел лично от Захара, - оправдывался парень!

    - От Захара? Что это за хрень? Не, я не врубаюсь...

    - Обычная провокация, - прервал я Толстого, - нужна была первая кровь, чтобы был повод погнать парней в бой и веское основание применить огнестрел, - поздравляю, пацан, вы  с Иркой на пару стали соучастниками гнусной провокации. Блин, прям как в Москве в 1993-м... Как тебя звать хоть?

    - Алексей Дмитриев.

    Появление нового человека в отделении вызвало дикий интерес у наших ребят. В первую очередь, всех удивил его молодой возраст и вытекающая оттуда юношеская наивность, которая стала причиной дикого угрызения совести после выполнения подлого и, по факту, преступного приказа. Встретили нового бойца, которому почти сразу дали погоняло "Пацан", в нашем отделении, бойцам которого было в районе тридцати лет от роду,  достаточно холодно и даже хотели попросить Бестию забрать обратно к себе "молокососа", но рассказанная новичком история о причине его вербовки в ряды наемников заставила парней отнестись к нему с пониманием и жалостью.

    - Вот ублюдки! Я так и знал, что эти доктора - пидорасы в белых халатах! Ну нахрена рвать такие деньги за лечение рака у людей! - разгневанно говорил Антон, - не, Пацан, ты красава, что решил заработать бабки на лечение своей матери таким образом, но ты сам рискуешь стать удобрением на плантациях коки в этой разваленной стране, в этом очке Дьявола!

    - Не, Пацан у нас вообще отморозок, едва отслужив в армии по призыву, завербовался в "Валькирию"! - удивлялся Кратер, - идиотская у нас  страна! И почему, чтобы в ней заработать денег, надо либо воровать, либо ехать мочить всякую мразь на другую сторону долбанного земного шара!

    - Я прекрасно это понимаю, - смахнув слезы, вызванные беспокойством за материнское здоровье,  ответил парень, - но иного выхода у меня нет.

    - Ну что ж, береги себя тогда... Добро пожаловать в наше отделение, самое отмороженное в нашем отряде бесславных ублюдков из ЧВК "Валькирия"! - ответил Боксер, - но чур, с ним будет нянчиться Адвокат. Он же у нас возился с призывниками.

    Нянчится с Пацаном в конечном итоге действительно пришлось мне. Я до сих пор не могу понять, почему, но молодой парнишка вызывал у меня  элементарные чувства простой человеческой симпатии, а испокон веков чуждые наемникам благородные мотивы, заставившие его вступить в ряды далеко не самой благородной организации типа нашей "Валькирии", вызывали определенную долю уважения, хотя и выглядело это все достаточно странно.

    - Удирай отсюда парень, - во время патрулирования территории вокруг казарм решил я дать совет Пацану, - ты не кадровый офицер, ты даже не официальный  военнослужащий. И в душе ты даже не наемник. Не знаю, что тебе наобещали и заставили поставить свою подпись, но, поверь мне, хоть высок твой ценник, смерть не стоит этих денег.

    - Ты предлагаешь мне бросить все и оставить мою несчастную маму умирать от онкологии?

    - Парень, подумай сам, набери кредитов, оплати лечение, потом отдашь как-нибудь. Брось это гиблое дело, пока что не стало слишком поздно!

    - Риск конечно есть, но вроде как в этой стране нет серьезных боевых действий, - немного замявшись, ответил Пацан, - и под раздачу попадают сами венесуэльцы. Я вообще, например, по гражданской специальности специалист по радиотехнике, учу местных связистов, а в снайперы меня взяли только потому, что я метко стреляю еще со времен средней школы...

    - Не в этом дело, парень. Это гиблое дело. Ты еще слишком молод, чтобы это понять. Я видел не одну войну, я видел боль и кровь. И в политике немного разбираюсь.

    - А в чем тогда проблема, - не унимался Пацан, - у тебя же такой опыт, и даже полученные раны не могут заставить тебя остановиться. Что тебя заставляет двигаться по этому пути дальше?  И что не так с нашей миссией в Венесуэле?

    - Мне нечего терять, нечего ловить, - погрузившись в не самые приятные воспоминания, взбудоражив призраков трагичного прошлого, ответил я, - я не хочу даже вспоминать об этом... А про нашу миссию я давно сделал соответствующие выводы.

    - И какие же?

    - Ты же не глупый парень, сам многое понимаешь. Мы проиграли эту войну. Мы потеряли Венесуэлу. Наше подлое правительство, жирующее по другую сторону океана, очень самонадеянно вложило в экономику данной южноамериканской страны миллиарды долларов, а ее диктаторский режим, с которым наши корешатся ради наживы и интересов своей геополитики, все просрал и запорол, превратив самую богатую по запасам нефти страну в мире в обитель нищеты и безнадеги, раздираемую войнами наркокартелей. Николас Кастанеда, друг Москвы... Да плевать я хотел, такие друзья хуже врагов. И наши хороши тоже, доверили деньги налогоплательщиков диктатору, который унаследовал кресло президента от предшественника, будучи водителем его автобуса!

    - И что будет дальше?

    - Что, что... Они облажались, а мы отдуваемся! Несмотря на то, что наши парни каждый вечер говорят о том, как мы надерем задницу и вернемся домой, все они догадываются, что хэппи-энда у заварушки в Венесуэле не будет. Мы воюем в заведомо проигранной войне. Армия и силовые структуры Кастанеды разлагаются и терпят поражение за поражением от плохо обученных повстанцев, а правительство теряет район за районом. Так что, мой друг, портреты левого диктатора - популиста, превратившего процветающую страну в помойку, рано или поздно снимут, а самого его повесят.

    - И что нам делать?

    - Нам остается лишь надеяться, что вся наша доблестная команда разношерстных психов с автоматами получит приказ собрать шмотки и смотаться  отсюда раньше и отправится пропивать заработанные грязные и кровавые деньги домой. Молись, если ты хоть в кого-то веришь, чтобы мы смылись раньше, чем труп диктатора будет болтаться на фонарном столбе на потеху толпе голодранцев из трущоб.

    - Ты так об это говоришь, странно, как тебя отсюда еще не выбросили...

    - Это же частная военная компания, чувак, сборище боевых бомжей. Вышвырнуть могут только сюда, а не отсюда! А вообще, когда участвуешь в военных делах или играешь в казино, действует правило, характерное для случайного секса на вечеринке: нужно вовремя вытащить и смыться.

    - Ахахах, да, задел  за живое, но это верно, - ответил Пацан, - надеюсь, я вернусь до того, как моя беременная девушка родит мне ребенка. Я то скоро стану отцом. А это тоже упирается сейчас, в наше подлое время, в деньги...

    - Ну ты даешь, малыш... Поэтому береги себя. И надейся, что мы покинем этот проклятый край небоскребов и роскошных вил, постепенно поглощаемый адскими трущобами, и сделаем это живыми...

                * * *

    Следующие полтора месяца после сравнительно удачного штурма парламента и подавления бунта в центре Каракаса выдались для бойцов частной военной компании "Валькирия" относительно спокойными. Несмотря на то, что по всей стране бушевали антиправительственные восстания, возглавленные бежавшими из Каракаса парламентариями, в городе было подозрительно тихо. Комендантский час, введенный в венесуэльской столице, позволил навести порядок на городских улицах, если не считать территории самых криминальных окраин.

    Полтора месяца бесцельного пребывания на базе венесуэльской жандармерии не лучшим образом сказались на боевом духе солдат "Валькирии". Вопреки всяческим стараниям полковника Стрелкова, который несмотря на преданность нашему делу сам придерживался мнения о бессмысленности времяпровождения в Венесуэле,  дисциплина в отряде упала ниже самого последнего плинтуса.

    И без того не редко встречаемое пьянство и разгильдяйство стало перманентным, а разбалованные бездельем наемные солдаты все чаще и чаще стали приносить в казармы сифилис из столичных борделей. И даже караулы и патрули вокруг базы жандармерии несли бремя своей службы скорее ради того, чтобы вовремя выследить приезд периодически проверяющих нас кураторов. Последние, к слову, стали появляться со временем все реже и реже, а сам Захарченко, по слухам, давно уже смотался в Нидерланды, по крайней мере, его никто не видел с тех пор, как под нашей охраной в неизвестном направлении улетели ящики с ценным грузом из здания парламента.

    На обучение венесуэльской жандармерии и народной милиции был положен примерно такой же болт, как и на все остальное, так как контроль за этим процессом со стороны начальства был сведен к минимуму, да и толку от пополненных первыми встречными подразделений, как показал штурм парламента, как токового, не было. Так и тянулись наши серые дни на базе в венесуэльской столице, пока, о чем мы не сильно то и задумывались, растерзанную войной страну делили между собой местные власти и их противники, и ах противостояние перешло в настоящую гражданскую войну.

    Постоянное безделье в полку постепенно начинало выбешивать, и я, пользуясь случаем, проводил время на спортивном уголке, инвентарь которого чудом не растащили на металл бойцы жандармерии. Однако наступившая аномальная даже для этих тропических краев жара быстро  отбила у меня желание тягать железяки из числа спортивных снарядов. Так я и валялся на кровати в кубрике,  поглощая энергетики и содержимое сухих пайков. В один из таких праздных вечеров я уже готовился отойти ко сну, когда всех жителей Каракаса перепугали мощные раскаты артиллерийских орудий.

    "Здравствуйте, в эфире программа "Новости недели" и я, ее ведущий, Дмитрий Соловьев. Тревожные вести приходят в нашу студию из Венесуэлы. Город Каракас, мирная столица республики, был вероломно обстрелян боевиками, сторонниками  прозападной коалиции, из реактивной артиллерии... Своеобразно отреагировала на эту новость проамериканская оппозиция. Так, группа депутатов оппозиционного блока мятежного парламента Венесуэлы, полномочия которого были прекращены по решению Президента Боливарианской республики,  собралась в столице соседней Колумбии, и провозгласила начало очередной цветной революции в Венесуэле... Также напомним что накануне помощник Госсекретаря США Майкл Кэрри встречался на переговорах с основными лидерами венесуэльской оппозиции. Совпадение? Не думаю...".

    - Выруби этого урода, Пацан, будь добр, - попросил наше молодое пополнение в лице Алексея Дмитриева Боксер.

    - Из всех российских пропагандистов, этот - самая конченная мразь, - согласился Толстый, - Влад, когда к бабам клеится, и то не так лапшу на уши вешает про свои двенадцать сантиметров...

    Выключать телевизор Пацану не пришлось. Ибо после очередного взрыва на окраинах Каракаса электричество на базе погасло, и как только было налажено резервное питание от дизельных генераторов, прозвучала команда о срочном построении на плацу.

    - Товарищи солдаты! Мужики! Мы честно и верно выполняли свой долг на территории Венесуэлы, - начал свою речь ко всеобщему удивлению прибывший на базу Виктор Захарченко, - а теперь, мои элитные бойцы, нам осталось нанести противнику последний удар. Нас ждет последнее задание, после которого мы, наконец-то, вернемся домой, к своим семьям, родным и близким. Обстановка в городе тяжелая, но лишь мы в силах изменить ее. Выиграв это сражение, мы выиграем войну! Основные силы противника, поддерживаемые извне, сгруппировались на окраине Каракаса и готовятся к атаке, но наша Родина не бросит наших верных союзников на погибель! Задача, стоящая перед нашим подразделением практически выполнена. И теперь, на смену нам, военным специалистам, в Венесуэлу на подмогу прибывает регулярная армия. Вчера утром на военном аэродроме приземлились десятки  истребителей и бомбардировщиков российских военно-воздушных сил, и они готовы нанести мощный удар по врагу. Поэтому, в целях обеспечения боевого вылета, приказываю оказать содействие вооруженным силам Венесуэлы в уничтожении пункта ПВО противника на нефтяном заводе в районе...

    Мы тогда не поверили своим ушам. Неужели нашим операциям в стране придет долгожданный конец? По словам командования, уничтожив пункт противовоздушной обороны противника, мы сможем обеспечить полную свободу действий правительственной авиации и прибывших российских ВВС. И  все, конец победному шествию  восставших трущоб по истерзанной внутриполитическими разборками стране. По крайней мере, нам тогда так сказали. Последнее задание, последний бой, легкая прогулка и безоговорочная победа, долгожданное возвращение домой и шелест валюты в карманах протертых от постоянных маневров армейских штанов...

    Получив приказ, мы, отойдя от очередного загула, сменив омерзительную форму венесуэльской жандармерии на более-менее удобный  и современный полевой камуфляж легкой пехоты, а полицейскую экипировку -  на автоматы, пулеметы и гранатометы, спустя несколько дней планирования и подготовки, расселись по боевым машинам и в полном составе выдвинулись к нефтеперерабатывающему заводу, в живописный горный район неподалеку от Каракаса.

    - Слава, бл#ть, богу! - вновь радовался Толстый, - замочим группу придурков и уедем из этого Ада!

    - Да я сам рад смотаться отсюда, мне уже надоела эта жара, а еще пара месяцев здесь, я либо слетаю на Венеру, либо подохну с перепоя, - поддержал товарища Кратер, - слушай, Адвокат, кто кстати руководит операцией от венесуэльцев?

    - Уже известный нам Хуан Мендоза, что помог пробиться к парламенту. Мужик с яйцами.

    - Как думаешь, эта операция реально решит исход войны? - интересовался  впервые сопровождающий нас в боевом выходе Алексей.

    - Не знаю, Пацан, даже не знаю... Но в любом случае, лучше надрать жопу мятежникам здесь, нежели потом выбивать их из столичных окраин, где местная гопота постелет братьям по разуму красную ковровую дорожку.

    - Меньше загружай себя этими мыслями, Пацан, а лучше держи автомат наготове и любуйся окружающими нас горами и лесами. Красивая местность, получше помойки, в которую превратили Каракас, - дал совет парню сидящий за рулем Боксер, - и какого черта мы опять встали?! На окраинах столицы вроде как нет пробок!

    Путь войсковой колонны, состоящей из грузовиков и боевых машин  батальона легкой пехоты под руководством команданте Мендозы и  роты наемников из "Валькирии" под непосредственным командованием полковника Стрелкова, был снова прегражден. И к великому недоумению обоих военачальников, хорошо асфальтированную дорогу к нефтеперерабатывающему заводу перекрывали не противотанковые ежи, не баррикады, и даже не заграждения из машин, а лишь шлагбаум болкпоста обычного КПП.

    - Stand still. This is a private area, you can't drive here!Стоять! Это частная территория! Проезд запрещен!  - на чистом английском, слышать который в испаноязычной стране было крайне непривычно, произнес вооруженный карабином контролер КПП, пока несколько его напарников растянули шипы поперек дороги и активировали противотаранные устройства.

    - Рифма-сорок восемь, Рифма-сорок восемь, я Сапсан-третий, прием! - связался с командованием полковник Стрелков, - нам преградили дорогу сотрудники какого-то ЧОПа и выделываются, что нас не пустят.

    - Сапсан-третий, не отвлекай по таким пустякам. Действуй по своему усмотрению, но задачу выполни! - раздался ответ из динамика радиостанции.

    - Тоже мне, умник! - удивился Стрелков, - да и хер с ними! Мендоза, что несет этот клоун за шлагбаумом?

    Ответ от Мендозы командир наемников получил в виде наглядного действия: вышедшие из бронеавтомобиля венесуэльские пехотинцы в упор расстреляли из автоматов что-то настоятельно объясняющих на английском языке контролеров, а подъехавший по обочине бронетранспортер снес небольшое помещение КПП вместе с находившимся там последним его сотрудником. Убрав с дороги шипы и заграждения, солдаты расселись по машинам и двинулись вперед к нефтеперерабатывающему заводу.

    - Вот это да, эти латиносы реально отбитые! - произнес заглянувший из кузова в салон нашей тачанки Толстый, - они замочили даже гражданских с КПП! Ну, нам это только на руку,  буду знать, как воевать с нами!
   
    - Быстрее доедем и уберемся отсюда! - согласился Боксер.

    - Мужики, они же не похожи на тех, с кем мы сражались до этого. И на нашивках у них символика международной нефтяной корпорации, - удивился рассмотревший труп одного из контролеров Алексей.

    - Забей на это, Пацан... - тоже удивившись открывшемуся обстоятельству, ответил я молодому парню, - да и вообще, парни, не суйтесь на рожон! У Мендозы достаточно людей, чтобы занять этот завод самостоятельно. Это не наша война, пусть сами и участвуют в локальных пострелушках! Это не митингующие без оружия, с которыми надо церемониться.

    - И правильно! - поддержал Толстый, - Захар нам такой бред в уши вкручивал про победу в войне и священный долг, что аж блевать захотелось. Я продажный наемник, заплатите и не пудрите мне мозги, а еще лучше, заплатите и выдайте билет до дома.

    - Тебе дома бывшая жена и не такой бред будет в уши вкручивать, - ответил Боксер, - и в любом случае, повернем мы эту войнушку вспять или нет, нам делать при обоих раскладах станет тут не хер.

    - Если нас не запихнут в другое очко, - включился в разговор Пацан.

    - Во, Пацан, начинаешь сечь фишку, - рассмеявшись, ответил Толстый, - но пусть сначала заплатят.

    - А могут и не заплатить? - поинтересовался Алексей.

    - Могут. Не забывай парень, нас вообще тут как бы нет и официально не существует.

    - Вот уж и вправду, мы военные нелегалы!

    - Ты теперь удачи солдат, нет дороги назад, терпи и привыкай. Лады, я к себе, мы кажись подъезжаем, - ответил Толстый и вылез обратно в кузов пикапа к станковому пулемету, и тем временем, по мере приближения к пункту назначения, пейзаж красивой зеленой растительности по обе стороны дороги к заводу сменился мрачным видом покрытой следами мазута и прочих отходов нефтепереработки бесплодных отравленных земель, на возвышенности над которыми располагались промышленные объекты нефтеперерабатывающего комплекса.
На подступах к заводу колонна развернулась, и, выстроившись в боевой порядок, вышедшие из грузовиков и машин солдаты приготовились к  взятию завода.

    - Команданте Мендоза докладывает, что, по сообщениям его разведки, завод охраняет военизированная охрана, вооруженная лишь стрелковым оружием, но их могут поддержать ополченцы из двух находящихся по соседству мятежных трущоб, - доложил полковнику Стрелкову, сидящему в одном из боевых джипов, подбежавший переводчик, - на предложение сдать завод без боя охрана ответила, что не вправе принять такое решение.

    - Вот сволочи, все же придется марать руки. Передай Мендозе, что  пусть выдвигает своих головорезов и работает, а мы в случае чего поддержим и прикроем фланги, - ответил Стрелков и, взяв рацию, добавил: всем операторам "Валькирии", я Сапсан-третий! Приказываю занять позиции и прикрывать огнем легкую пехоту! Повторяю, занять позиции и прикрывать пехоту! Всем быть в готовности оказать помощь союзным соединениям. Ноль-пятый и Ноль-шестой, занять и оборудовать позицию на холме на правом фланге, готовиться к возможной контратаке со стороны самовольных построек.

    - Слышали, парни, погнали! Боксер, гони к той возвышенности и паркуй тачанку на склоне! Только так, чтобы ее не было заметно со стороны развалин вдалеке!

    - Погнали! - ответил Боксер, и наш боевой пикап понесся следом за другим занимать выгодную позицию на разделяющем нефтеперерабатывающий комплекс и мятежный пригород холме, откуда открывался хороший вид на завод и его окрестности.

    - Ноль-пятый, я Сапсан-третий, доложите обстановку, - связался со мной Стрелков.

    - Я  Ноль-пятый, двадцать четыре - девяносто, прием!

    - Чисто! Работайте, парни, вместе с Ноль-шестым выставляйте коробочки с водилами и пулеметами  на правом и левом склонах возвышенности, а сами занимайте позицию за скалами на вершине, прием.

    - Ноль-пятый, принял!

    - Ноль-шестой принял!

    Пока венесуэльская легкая пехота при поддержке бронеавтомобилей и двух бронетранспортеров растянулась в длинную цепь и двинулась к десятиметровым заборам нефтеперерабатывающего завода, экипажи двух боевых пикапов "Валькирии" заняли достаточно удобную позицию на вершине холма, откуда открывался хороший обзор всего пустыря перед заводом и грунтовой дороги со стороны трущоб, предположительно занятых мятежниками. Вдобавок, удачное расположение холма позволило укрыть наши тачанки от взора со стороны неприятеля, что впоследствии еще сыграет свою судьбоносную роль.

    - Ну как, окопались, парни? - задал нам вопрос подъехавший на джипе вслед за нами полковник Стрелков.

    - Две машины с крупнокалиберными по флангам, несколько залегших стрелков, пулеметчик и пара снайперов в сухой траве на вершине.

    - Отлично, но без приказа огонь не открывать! Что там со стороны нахалстроя?

    - Чисто, - доложил рассматривающий в оптический прицел СВД дорогу к трущобам Алексей Дмитриев.

    Полковник Стрелков еще долго рассматривал происходящее на поле боя. Полем боя пустырь перед заводом, конечно же, назвать можно было с большой натяжкой, ибо все происходящее многим бойцам "Валькирии" стало казаться больше смахивающим не на военную операцию, а на простой рейдерский захват предприятия неугодной бизнес-корпорации.

    Венесуэльская легкая пехота при поддержке двух бронетранспортеров, нескольких внедорожников с пулеметами и под прикрытием занявших позиции в тылу наемников без малейшего сопротивления продвинулась вплотную к стенам завода вдоль единственной ведущей к нему дороге.

    Выпущенные из пехотных минометов мины приземлились аккурат в один из многотонных резервуаров завода. Воспламенившиеся от взрыва мин продукты нефтепереработки мигом разворотили металлический резервуар, а его содержимое рвануло и озарило вспышкой всю округу, вспарив над заводом подобно огненному ядерному грибу на сотню метров вверх.

    - Сраный псих, Мендоза, ну нахрена! Сейчас сюда сбежится все ополчение с окрестностей, - не оценил широкий размах венесуэльского коллеги Стрелков.

    - Да и хрен с ними, они сюда не подойдут. А если подойдут, то для их удержания хватит пары пулеметов, - прокомментировала Стрелкова прибывшая вместе с его экипажем Бестия, - пусть поджарит им жопу, как ему вздумается. Пускай весь завод хоть сравняет с землей вместе с долбанными ПВО-шниками!

    Треск выстрелов и грохот пальбы громким эхом прокатился по окрестностям завода, многочисленные пулеметные очереди усеяли окна находившихся на территории зданий, а огненная жижа из горящих нефтепродуктов продолжала разливаться по территории промышленного объекта, сжигая все на своем пути, и едкий черный дым от нее коптящей тучей начал оседать на промышленные сооружения.

    - Сапсан-третий, Сапсан-третий, я Ноль-второй, - заговорила рация Стрелкова, - бойцы Мендозы заняли КПП!

    - Я принял, отлично, пусть продвигаются! - ответил полковник, - ну слава Господу, наша миссия тоже, значит, скоро закончится.

    - Воздух! Воздух! - внезапно раздался крик из рации Стрелкова, - группа вертушек на одиннадцать часов!

    - Каких еще вертушек? - с недоумением уточнял Стрелков, и грохот перестрелки на КПП завода разбавил все более отчетливо различимый шум лопастей вертолетов, - Рифма-сорок восемь, я Сапсан-третий, прием, неопознанные вертолеты подходят к объекту! Прием!... Рифма-сорок восемь, прием!

    - Не волнуйся, Сапсан-третий, по нашим данным, противник не располагает военно-воздушной техникой! - ответил Стрелкову Захарченко.

    - Я говорю, вертушки на подходе! Чьи они тогда? Какие будут указания? Тут такое творится сейчас, завод пылает, как сраный факел, латиносы пожгли бочки с топливом, есть риск контратаки со стороны противника...

    - Действуй по плану, Сапсан-третий. Займите завод и удерживаете, к вам уже отправили подкрепление.

    - А вертолетами что? - все не мог услышать ясных указаний Стрелков, - прием! Прием?! Что за херня со связью?!

    - Атака с воздуха, тревога, атака с воздуха, тревога! Тревога! - раздался сигнал из динамика рации всех наемников, и не успели бойцы "Валькирии", ошарашенные внезапной воздушной тревогой, принять хоть какие-то меры, целая эскадрилья боевых вертолетов без каких либо опознавательных знаков показалась из-за черных клубов дыма над полыхающим заводом.

    - "Черные ястребы"! - воскликнул разглядевший один из них Кратер, - твою ж мать, это "черные ястребы"!

    Самонаводящиеся ракеты типа "воздух-земля" моментально лишили штурмующий завод батальон Мендозы двух бронетранспортеров, а многоствольные пулеметы и автоматические авиационные пушки винтокрылых ангелов смерти тут же выкосили  значительную часть ошарашенных пехотинцев, которых на поле боя на пустыре было видно, как на ладони. Как не пытались в панике отступающие венесуэльские пехотинцы отбиться от вертолетов, все их попытки сбить "черных ястребов", стреляя по ним из автоматов и пулеметов с боевых джипов,  были тщетными, а винтокрылые машины, подобно черным ангелам смерти, кружили над пустырем у завода, постепенно превращая отравленную нефтью землю в свалку обломков военной техники и братскую могилу штурмовавших завод солдат.

    - Нам всем хана!

    - Вот это капец! Бежим!

    - Мы все пропали! - раздались выкрики запаниковавших бойцов "Валькирии".
- Всем бойцам "Валькирии", всем бойцам "Валькирии"! - приказывал полковник Стрелков, - все по машинам, уходим, уходим! Отступаем! 

    - Вот падлы, они нас всех перебьют! - несясь вниз обратно к пикапу, ругался Кратер.

    - Быстрее запрыгивайте! Быстрее, бл#ть, валим отсюда, валим! - что есть мочи подзывал бойцов подкативший на пикапе  вплотную к нашей позиции Боксер.

    Не помню уже как, но в горячке боя, точнее сказать, нашего планомерного истребления противником, перед которым мы были практически беззащитными, я каким-то образом запрыгнул в кузов пикапа, пока Кратер и Пацан разместились в салоне, и Боксер, выжав из своей любимой тачанки всю дурь ее двигателя, помчался вниз по склону, прочь от места злополучного боя.  Следом за нами на полном ходу мчались с поля боя еще несколько машин, в том числе и джип полковника Стрелкова и бронеавтомобиль, на котором спешно удирали потерявшие былую отвагу команданте Мендоза и еще несколько его офицеров.

    Асфальтированная дорога от завода к Каракасу превратилась в гоночную автостраду. Пока вражеские вертолеты работали по оставшимся на поле боя солдатам Мендозы и не успевшим смотаться наемникам, сея смерть ракетами и вращающимися шестиствольными пулеметами, уцелевшие машины "Валькирии" гнались по трассе на полном ходу, а их экипажи  обреченно заметили, что несколько вертушек устремились вслед за ними.

    - Боксер, педаль в пол, они сейчас нас всех тут прикончат! Быстрее! - подгонял водителя Кратер, - о, Господи, что это за херня!  Какого хрена!

    - Я не волшебник тебе,  и так гоню, бл#ть, что есть дури! А ты чего сидишь, кончились патроны? Пали по вертухам!

    - Не достану, они слишком высоко! - ответил Кратер, в панике надавив на спуск и высадив в воздух весь барабанный магазин взятого в бой АКМа.

    Едва организованная войсковая колонна состоявшая из уцелевших бойцов "Валькирии"  на полной скорости гнала по трассе обратно в сторону Каракаса,  а сами бойцы все еще лелеяли надежду, что удастся оторваться от вертолетов противника, затерявшись среди городских построек.

    - Они нас размазали, как сопли по стене! - шокированный происходящим, но все еще старающийся сохранить самообладание, заикающимся голосом произнес Пацан, - что нам теперь делать?!

    - Воробью хрен приделать! - ответил Боксер, - вот черт Во суки!

    Разделавшиеся с пехотой вертолеты очень скоро настигли отступающую по извилистой дороге  колонну машин и двинулись в атаку. Пара выпущенных подлетевшей вертушкой ракет подорвала и опрокинула на обочину бронеавтомобиль команданте Мендозы, и от боевой машины осталась лишь груда догорающих в кювете обломков. Такая же участь постигла и один из джипов с бойцами "Валькирии", который разорвало на части вместе с экипажем.

    Стремительно пролетев над уцелевшими машинами, ускользающими по окруженной лесами дороге, три вертолета развернулись вдалеке, готовясь нанести очередной удар.

    - Они идут на второй заход! Толстый, чего впал в ступор? Дави на гашетку! Мочи крылатую тварь! - хоть как-то пытаясь удержаться в кузове мчащегося по трассе пикапа, кричал я Антону.
 
    Басистый гром крупнокалиберного пулемета заглушил страшный как вой предвестника Апокалипсиса шум вертолетных лопастей, а бронебойные пули заиграли по металлическому фюзеляжу винтокрылого убийцы.

    Пролетевшие над колонной вертолеты уничтожили плотным ракетным и пулеметным огнем еще несколько уезжающих автомобилей, однако одна из вертушек, задымившись после очередного захода, начала терять высоту и рухнула в глубине джунглей, взорвавшись среди густых зарослей субтропических деревьев.

    - Да, так его, Толстый, красава! - похвалил Антона Боксер.

    - Они готовятся сделать еще один заход! Либо мы, либо они, Антоха, пали по ним!

    Однако вертушки, потеряв одну машину, делать третий заход не торопились. На радостях от мысли, что нам все-таки удалось отбиться от воздушной атаки, участники которой кружили над нами как стервятники над падалью, наше безумное отделение на одной из немногих уцелевших машин мчалось к городским окраинам Каракаса.

    - Да! Мы спугнули их, это вам за пацанов, твари! - истерично радовался Кратер, - но откуда, мать их, откуда они тут взялись?!

    - Да и хер на них! Давай, Боксер, дрова в топку и дави педаль! - заглянув в салон, подгонял я нашего водителя, - осталось совсем  чуть-чуть, немного!

    - Слушай, Адвокат, а это что за точка в небе? Это что, самолет? - произнес Антон, разглядывающий южноамериканское небо в прицел пулемета, - да самолет!

    - Теперь осталось узнать, чей он...

    Мощный взрыв сброшенной с пролетающего бомбардировщика авиационной бомбы моментально обрушил дорожные эстакады ведущей в Каракас автострады, и вся уцелевшая группа, не успев даже осознать, откуда прилетел подлый и неожиданный удар, была отрезана от пути к спасению.

    - Тормози! Тормози, Боксер! Стоп! Нет! - раздались крики экипажа нашей тачанки, и мчащийся на большой скорости пикап, скрипя тормозными колодками и сжигая о серый асфальт резину покрышек перевернулся на обрушивающейся вниз автостраде, выбросив из кузова меня и Толстого.

    Перевернутая машина полетела кубарем по обломкам транспортной эстакады и крепко ударилась о развороченное взрывом основание бетонной колонны. Двигатель искореженного пикапа заглох, а из под машины потекли тонкие струйки смазки и огнеопасного горючего, пока экипаж, разбросанный по обломкам транспортной эстакады, лежал, находясь едва в сознании и  покрываясь слоями взвешенной в воздухе цементной пыли.

    - Вставай! Адвокат! Вставай, нужно убираться отсюда! - послышались мне сквозь тупую боль по всему телу слова Артура, подбежавшего ко мне на помощь медицинского инструктора, - подъем, Вадим, надо валить!

    С трудом переборов боль по всему телу, схватившись руками за растертое об асфальт бедро, я еле-еле приподнялся с усыпанной бетонной крошкой поверхности разрушенной автострады и протер рукавом камуфляжного кителя засыпанные пылью глаза.

    - Что тут произошло? Где мои пацаны?  - сплюнув скрипящий на зубах песок вперемешку с кровью от разбитой во время падения губы, спросил я Рыжего.

    - Самолет расхерачил автобан к едрени матери! Ваша тачка вылетела вниз, остальные две чуть не рухнули! На, держи, станет лучше, - ответил Рыжий и вколол мне в разбитое и стертое до мяса бедро шприц с мощным обезболивающим.

    - Адвокат, помоги нам! - подозвал меня подбежавший впопыхах Толстый, - давай, быстрее. Рыжий, давай тоже, тащи сюда свою сраную аптечку!

    Превозмогая боль от многочисленных ушибов и глубоких ссадин по всему телу, которую лишь слегка заглушил мощный наркотический препарат, введенный Артуром, я, прихрамывая, опираясь на приклад  автомата, побрел в сторону стоящего у  края обрушенной магистрали Толстого.

    Уничтоженная авиационной бомбой автострада сложилась как карточный домик, а среди ее обломков в нескольких метрах внизу валялась наша искореженная и дымящаяся тачанка. Из смятой от удара о бетонные перекрытия кабины попавшей в аварию машины через разбитое окно с трудом выползли наружу сначала Влад Кратер, а затем и наш молодой боец Леха, с головы которого стекала тонкая струйка крови.

    - Толстый, Адвокат... - сжимая ладонью свою окровавленную руку, сквозь зубы говорил Кратер, - там... Там Боксер!

    Позабыв о боли, мы с Толстым побежали в сторону разбитой вдребезги тачанки, останки которой дымились все сильнее, а когда застали в смятой кабине придавленного Боксера, из под капота показались языки пламени.

    - Держись, Боксер, мы тебя вытащим! - громко и решительно произнес Толстый, пытаясь вытащить товарища из горящей машины, - ну, давай, же сука! Помогите мне!

    Как не пытались мы вытащить нашего водителя из машины, нам сразу стало понятно, что дело это обречено на провал. Двигатель въехавшего в бетонные обломки пикапа от мощного удара смял переднюю часть кабины, намертво придавив Боксера к водительскому сидению, а его разорванные в мясо ноги плотно сжал металл, смятый аварией словно комок алюминиевой фольги. Лоб Боксера был весь в крови, а кости ног, как мы увидели, переломаны. Но сдаваться мы были не намерены, и всем оставшимся в живых отделением старались вытащить товарища из горящей машины.

    - Пацаны, бегите, он не жилец! - громко остерегал нас Артур.

    - Пошел на хер, Рыжий, я не брошу его здесь! Ну же, Боксер, очнись! - тщетно пытался расшевелить Боксера Антон.

    - После таких аварий не выживают, бегите, машина горит, бегите, пока не рвануло! - продолжал настаивать на своем Рыжий, а вытекающий из порванного бензобака бензин воспламенился, быстро охватывая пикап пламенем.

    - Тащите огнетушитель! Где же чертов огнетушитель?! - все еще не бросал попыток спасти своего друга Антон, однако все остальные товарищи силой оттащили его от пылающего пикапа, и последний, только мы успели укрыться за бетонной плитой, взорвался от детонировавшего в его бензобаке горючего. 

    Взорвавшийся автомобиль догорал, став последним пристанищем так гордившегося им Боксера, а разорвавшиеся внутри него гранаты и мины осыпали укрывшихся за бетонным блоком выживших бойцов  разлетающимися осколками.

    - Мы сделали все что могли, Антоха, идем, Боксеру уже не поможешь, - подозвал Кратер Толстого, который, еле сдерживая слезы, еще около минуты  смотрел на догорающие обломки, провожая в последний путь своего погибшего товарища.

    - Адвокат, хватай своих пацанов и выбирайтесь оттуда, мы выдвигаемся! Тащите свои задницы сюда, пока вертушки их вам не поджарили! - раздался голос Бестии сверху.

    Остальные выжившие  бойцы "Валькирии" помогли нашему отделению выбраться обратно на уцелевшую часть автострады, однако находиться там было предельно опасно.  Придя к уцелевшим автомобилям, мы обнаружили, что из почти сотни бойцов "Валькирии" нас осталось чуть меньше двадцати на двух уцелевших машинах, а полковник Стрелков, сидя в кузове одной из них, пытался выйти на связь с кураторами из Каракаса.

    - Рифма-сорок восемь, Рифма-сорок восемь,  - уже уставшим голосом повторял Стрелков, не теряя надежды восстановить связь со штабом в Каракасе и доложить обстановку, - я Сапсан-третий, атакован с воздуха, понес тяжелые потери, запрашиваю подкрепления...

    - Ира, что это за хрень, - не выдержав напряжения, задал я вопрос Бестии, - что за воздушный налет? Почему нам об этом хрен сообщили?

    - Я в душе не е@#! Откуда мне знать, че разнылся то, сержант?!

    - У меня пацан погиб из отделения из-за них! Какого хера нас сюда привели на погибель?!

    - Успокойся, Вадим, скоро ты сам отправишься вслед за ним! - плюнув на землю, злобно ответила Бестия, -  у нас три четверти отряда погибло! Сейчас пендосы сделают еще один заход на долбаных вертушках и размажут оставшихся!

    - Какие на хрен пендосы?! - облегчив свою боль инъекцией обезболивающего, с недоумением спросил Кратер, - это еще что?!

    - Хана нам всем, вот что! Ты что, думаешь, это бандиты из трущоб летать научились? Нас привели сюда на смерть, - продолжала Бестия, - я на это не подписывалась! Стрелков, что за херня!

    Бестия, впадающая в истерику, готова была уже нарушить субординацию и наброситься с претензиями на командира, который так и не смог связаться со штабом и запросить подкрепления, но планы ее нарушили силуэты большого числа легковых и грузовых автомобилей, которые замелькали в нескольких километрах от нас на извилистой дороге со стороны мятежных трущоб.

    - Это повстанцы, надо бежать! Они нас добьют! - переговаривались между собой бойцы,  понимая, что они теряют последние шансы на спасение.

    - Да сдаваться надо, целее будем! Мы на такое не подписывались! - послышались со стороны уцелевших крамольные мысли.

    - Стоять! - раздался командный и решительный голос полковника Стрелкова, - товарищи бойцы, слушай мою команду! Забираем с машин все, что можем унести, минируем их и валим через зеленку!

    - Это чушь, Стрелок, - возразила Бестия,  мы не оторвемся от них в сраных зарослях!

    - Выполняйте команду!  - решительно осадил Бестию Стрелков, - валим через лес! Рифма-сорок восемь, я Сапсан-третий...

    Забрав с двух уцелевших пикапов оружие, боеприпасы и аптечки и аккуратно подложив неприятелю пару противопехотных мин, отряд уцелевших наемников двинулся в путь. В опасный путь через субтропические заросли на холмистой местности, имея смутную надежду оторваться от преследующего противника.  Выжившие после воздушного налета бойцы двигались вперед сквозь густые заросли, которые нет как нет цеплялись своими шипами и ветками за снаряжение, до крови царапали кожу, порой отрывая от военной формы небольшие куски материи.

    Трудоемкий переход через густую растительность заставил всех взмокнуть как в бане, а щелочь цементной пыли взорванного бетона вызывала неприятный зуд, смешавшись с лесной грязью и лившимся с нас рекой соленым потом, который у некоторых бойцов был насыщен гемоглобином пролитой крови. Но сдаваться было нельзя: все мы ясно понимали, что наше тяжелое противостояние с тропическими зарослями - это битва за жизнь. За жизнь, которой мы всегда рисковали ради битв и приятный шелест бумажек зеленого цвета. Мы продали за них душу, продали свою совесть, и теперь, в жаркой южноамериканской стране, на чужой войне, на чужой земле мы с ужасом поняли, что настал тот час, которого мы все так боялись. Пришло время суровой и жестокой расплаты.

    Не услышав взрывов позади, мы со злобой осознали, что мины в брошенных автомобилях не сработали. Повстанцы обнаружили, что оставленные нами машины заминированы и, обойдя их стороной, бросились всей толпой в погоню за нами. Свежие, воодушевленные и физически крепкие, с детства знающие звуки выстрелов и вид крови жители взбунтовавшихся городских окраин, доведенные до отчаяния, стремительно нагоняли остатки нашего отряда проклятых наемников, которые за деньги готовы были охранять истязающего их узурпатора и уничтожить десятки их собратьев.

    - Лай их собак усилился, они скоро нас нагонят! - доложил я полковнику Стрелкову.

    - Все, шире шаг, пробиваемся , они наступают нам на пятки!

    - Чтоб вы все сдохли, твари! Это вам за Боксера, сволочи! - обернувшись в сторону догоняющего нас неприятеля, выкрикивал Толстый, выпустив по лесным зарослям пулеметную очередь.

    - Беречь патроны! - остановил Антона Стрелков.

    Пробираясь через заросли еще двадцать минут и слыша крики медленно, но верно догоняющих нас преследователей, мы обнаружили, что кустарник и деревья в лесу стали заметно реже. Мы успели подумать, что уже вышли к окраинам Каракаса, сможем раствориться в лабиринтах улиц латиноамериканского мегаполиса. Однако у коварного Рока были другие планы: вместо панельных домов спальных районов мы увидели на противоположной от нас стороне пустыря беспорядочное нагромождение самовольных построек, над которыми развивался черный флаг с семью красными пятиконечными звездами - флаг радикалов из венесуэльской оппозиции.

    - Ну все, мы в котле, - спокойно произнес Стрелков, -  они нас погнали прямо до стен своего лагеря... Бойцы, бегом марш, бежим к тому красному зданию на краю леса!

    Нагруженные оружием, боеприпасами и сильно потрепанные изнурительным переходом бойцы из последних сил добежали скрытными перебежками до  кирпичного здания, которое представляла собой заброшенную и полуразрушенную сахарную мануфактуру, стоящую посреди пустыря между городскими трущобами и лесом.

    - Занимайте позиции, бойцы, готовимся к круговой обороне, мы дадим им отпор! - приказал полковник Стрелков, - что там со связью?

    - Рации не ловят, но я почти связался со штабом на ультракороткой волне, - ответил возившийся с массивной советской радиостанцией Пацан, - во, есть сигнал, штаб на связи!

    Лежащая в рюкзаке у Лехи массивная допотопная радиостанция, которую, к нашему счастью, Пацан прихватил из брошенной у разрушенной автострады машины, издала шероховатый звук, и схвативший трубку Стрелков наконец-то смог доложить ситуацию в штаб.

    - Сапсан-третий, я Рифма-сорок восемь, - ответил Стрелкову Виктор Захарченко, - молодец, что выбрался, держись там, мы вычислили ваши координаты, к вам на полном пути идет подкрепление. Не сдавайтесь!

    - У меня едва ли наберется двадцать бойцов против нескольких сотен головорезов, нам нужна помощь, срочно!

    - К вам едут, ждите подкрепления! Я вас не брошу! Деритесь! Конец связи.

    - Вот гад, пока они приедут, нам всем каюк, - проворчал Стрелков,  и потом решился обратиться к оставшимся солдатам, - товарищи бойцы, подкрепление уже близко, нам уже рвутся на подмогу. Нам нужно только подождать. Враг превосходит нас числом, но только вдумайтесь, это же дикари и городские оборванцы! Мы, профессионалы, настоящие псы войны, мы прошли через такой ад, что им и не снился, и выбрались оттуда живыми. Выберемся и на этот раз! Враги хотят взять нас числом, так покажем же им русскую отвагу!  Вперед, к бою, пацаны, закончим то, что начали!

    - Да,  замочим латиносов! Отомстим за пацанов! - раздались крики воодушевленных солдат, которые заняли позиции, укрывшись от вражеских глаз и вражеских пуль за разваленными стенами и рухнувшими на пол перекрытиями заброшенной мануфактуры.

    Полуденная жара палящим зноем выжигала кирпичные стены разваленной мануфактуры, а из тени деревьев густого субтропического леса показались первые группы мятежников. Вооруженные автоматами, винтовками и пулеметами, повстанцы рассредоточились по лесной окраине, готовясь штурму, а затем, перебегая от укрытия к укрытию, стали приближаться к разрушенной фабрике.

    Автоматные и винтовочные пули свинцовым роем усеяли полуразрушенные стены мануфактуры, а уверенные в своей безоговорочной победе повстанцы толпами в полный рост двинулись на штурм здания.

    - Ну, гады держитесь, - плотно сжимая рукоять пулемета, сквозь зубы говорил Толстый, - получайте, сволочи!

    Внезапно открывший огонь из-за укрытия Антон длинной очередью из ручного пулемета проредил толпу атакующих, а остальные бойцы "Валькирии", возглавляемые Стрелковым, в поддержку Толстого поливали повстанцев свинцовым градом.

    - Вот вам еще подарочек, - произнес Кратер и  швырнул в нападающих осколочную гранату.

    Разорвавшаяся лимонка осколками осыпала наступающих повстанцев, а плотный автоматный и пулеметный огонь  свел на нет их численный перевес, и мятежники, понеся ощутимые потери, начали отступать.

    - Вперед, мужики! - раздался призыв полковника Стрелкова, - а атаку, вперед!
Добьем их, пока они в полном ахере!

    Полковник Стрелков выстрелил в сторону повстанцев из подствольного гранатомета, взрыв которого оторвал руку вражескому пулеметчику, а затем повел отряд в контратаку. Отстреливая отступающих мятежников, мы понимали, что сделали довольно безумный шаг, но явно не ожидавшие такого жесткого отпора повстанцы бежали с поля боя обратно к лесу, скрывшись в его зарослях от глаз оптических прицелов отстреливающих их снайперов.

    - Неужели, отбились... Но отбились, мать вашу! Молодцы, солдаты! Я горжусь вами!  - хвалил своих бойцов Стрелков.

    - У нас двое двухсотых и один трехсотый, очень тяжелый, - доложил Рыжий полковнику.

    - Организуйте первую помощь, к нам скоро должно подойти подкрепление...

    Последняя надежда на спасение, которое нам должно было подарить обещанное подкрепление, заставила наших солдат удачи, продажных, как считают многие, наемников, творить настоящие чудеса и совершать ратные подвиги, так что вторую и третью атаку повстанцев постигла та же участь, что и первую. Тела повстанцев усеяли поле брани, а выживший неприятель был в очередной раз обращен в бегство. Надежда на спасение, наивная мечта, что сейчас придет загадочный герой в лице отряда венесуэльской армии и спасет нас от неминуемой гибели, заставляла нас подыматься в атаку снова и снова, однако надежде этой так и не суждено было оправдаться.

    Яркий субтропический огненный закат освещал окропленное кровью поле боя, и мы, брошенные на произвол судьбы солдаты удачи, удаче которых, судя по всему, пришел конец, молча сидели на развалинах сахарной мануфактуры в ожидании чуда и в еще большем ожидании следующего штурма, пытаясь насладиться каждым вдохом душного воздуха в последние часы перед неминуемой смертью.

    - Эх, Боксер, Боксер, жаль, что ты этого не видишь, неплохо мы отомстили за твою смерть, - проговаривал Толстый, забивая найденный в одном из карманов чудом не промокший от крови и пота табак в свернутые из бумаги трубочки, - давайте, парни, покурим хоть перед боем. Слушай, Кратер, а что ты там делаешь?

    - Раз подыхать, то при параде! - растянув  губы в улыбке, ответил снявший каску Влад, аккуратно зачесывая наверх свои волосы, которые от грязи и пороховой гари стали жесткими и торчащими, словно ирокез.

    - Хватит унывать, Влад, - прервал его Толстый, - даже если не будет подкрепления, вставим еще пару раз этим дикарям по самые гланды, может сами отстанут. Мы им жопы порвем, как всегда!

    - Чем это? - впервые за все время общения  обратившись к парням спокойно, спросила Бестия, - у нас патроны на исходе, еще одна атака, придется отбиваться кирпичами и запугивать голодранцев, вращая херами!

    - Ну, в твоем случае, только кирпичами, - подмигнув Бестии, ответил Кратер, выдыхая тяжелый дым самокрутки.

    - Ну, это мы им еще посмотрим, - произнесла Бестия и, забравшись на второй этаж заброшенного здания, ставшего наемникам последним оплотом, сняла штаны и высунула в  выходящий на  позиции мятежников оконный проем свою оголенную задницу.

    - Вот это дает, Бестия, да мы так их голыми руками размажем! - раздались голоса и смех уцелевших бойцов.

    Смех бойцов мгновенно прервался, когда послышался гул от одиночного выстрела, и своеобразно  вдохновляющая бойцов Ирина Штельман упала через дыру в потолке на пол первого этажа с прострелянной навылет грудью.

    - Тащите ее к санитару, зажимайте рану! Только не мелькайте в проеме, враг обзавелся снайперами! Можно ей помочь? - спросил я у Рыжего.

    - Пуля пробила сердце, ничего тут не поделать, - подавленно произнес Рыжий, закрыв онемевшие глаза павшей воительницы, - и двое трехсотых стали двухсотыми. Я сделал все, что мог...

    - Оденьте хоть ее обратно...  Глупая смерть, конечно же...

    - Жаль ее, хоть стерва она та еще, но воевала за троих, - тихо промолвил Толстый, закурив еще одну самокрутку и оглядев истекающее кровью тело Бестии, - слушай, Рыжий, а нет еще обезболивающего? Мне пуля дала прям в броник, и походу сломала пару ребер...

    - Да вроде было две три ампулы в рюкзаке. Сейчас принесу, ответил Артур и побежал вдоль стены.

    Громкий взрыв разворотил кирпичную стенку мануфактуры в очень неудачный для Рыжего момент, и самоотверженно помогающий всем раненым мединструктор, держась за шею обеими руками, упал на землю, дрожа в конвульсиях и истекая кровью.

    - Ложись! У них гранатометы! Ложись! - громко закричал Стрелков, и только я успел пригнуться, как кирпичная стена над моей головой была расплавлена  и прожжена реактивной струей противотанкового гранатомета.

    - Вот мрази, они подкрепление срастили со всех городских нищебродских районов! Дмитриев, свяжись со штабом, где, мать его подкрепление?

    - Осколок металла перебил провод радейки, я не могу с ними связаться!

    - Восстанови связь, как хочешь, но восстанови!  Что с медиком?

    - Двухсотый... Прощай и ты, Артур, - с чувством отчаяния и обреченности, вытирая руки от крови своего товарища, ответил Кратер, - сонную прорезало...

    - Вот черт! Восстановите связь, запрашивайте помощь! Пусть пришлют вертолеты для эвакуации раненных и погибших! - требовал Стрелков.

    - Не валяйте дурака, Владимир Сергеевич, - не выдержав, в стороне от остальных солдат сказал я Стрелкову, - и вы, и я, как и большинство из здешних ясно понимаем, что подкрепления не будет.

    - А что нам остается? - повысив голос, скорее обреченно, нежели озлобленно ответил полковник Стрелков, - мы окружены, прорываться нам некуда!

    - Так давайте сдадимся им к чертовой матери! Поднимем белый флаг и пойдем, может и живыми останемся, - предложил один из солдат, - я не хочу подыхать в этой поганой помойке!

    - Если нас и оставят в живых, нас ждет военный трибунал, боец! Ты ничего про конвенции против наемничества не слыхал?! - возразил другой из выживших солдат.

    Как это ни странно, в словах обоих был смысл. И подумав несколько минут, я, руководствуясь желанием спасти хотя бы одного, самого невинного из проклятой  касты наемных солдат, подошел к Пацану, который ковырялся в проводах радиостанции, решив дать ему последний перед собственной смертью совет.

   - Леха, тебя это не касается! Слушай, Пацан, мы свою участь сами же выбрали. Я бы и рад сказать, и не устану это повторять, что мне пришлось забить на все пойти в солдаты удачи, но это не так. Все мы убиваем и стреляем за кровавые баксы, которые потом просаживаем на аморальные развлечения, пока не пропиваем все до копейки и не идем искать новый заработок на чужой войне. Мы не благородные воины, не рыцари войны, и наша братская могила здесь уже вырыта, это должно было случиться рано или поздно... Но ты не такой, как мы, ты допустил ошибку, у тебя еще есть шанс спастись!

    - Но как?

    - Беги, как только они сюда сунутся! Беги, парень, прочь отсюда, прячься! Беги, у тебя одного есть шанс прорваться, пока они будут заняты нами. Военную форму можно скинуть при первой же возможности.

    - Я вас не брошу! Я не стану предателем!

    - Беги, парень, не играй в героя! - не успел договорить я, как кирпичная крошка посыпалась со стен осажденного здания и вдалеке заиграли крупнокалиберные пулеметы.

    - Суки, пуляют по нам из наших же тачанок, - тихо ворчал Кратер, - я уже думал, что хуже, чем в Южной Африке, точно не будет!

    - Готовьтесь к бою, парни, они наступают!

    На сей раз еще более огромная толпа, куда лучше вооруженная и куда лучше обученная, бросилась в атаку прямо на позиции наемников, поливая свинцом  метр за метром кирпича, металла и бетона.

    - Толстый, удерживай их огнем! Мочи их из пулемета!

    - Они обдолбанные чем-то, я стреляю, а они прут и прут! У меня ствол скоро закипит! - ответил ведущий пулеметный огонь Антон.

    - Нам же лучше, пусть прут в полный рост! Попасть легче будет! Подкурили, сволочи?! - проговаривал Кратер, нашпиговав пулями из автомата кишки одного из противников и ранив в ногу его напарника.

    Еле-еле удерживая позиции, бойцы "Валькирии"  отбивались от стремительно наступающих повстанцев, однако последние несмотря на все старания наемников умудрились приблизиться к заброшенной мануфактуре до расстояния гранатного броска.

    Самодельная шрапнельная бомба влетела точно в один из проемов осажденного здания, и смертоносные осколки от ее взрыва сразили сразу несколько защитников.

    - Пацан, что там со связью! - выпустив последний заряд из подствольного гранатомета, спросил Стрелков.

    - Работает, но с помехами!

    - Рифма-сорок восемь, я Сапсан-третий, веду бой, несу тяжелые потери, жду подкрепления! СОС! СОС! - пытался в очередной раз запросить помощи Стрелков.

    - Да едут к вам, едут, без паники! По дороге они наткнулись на шшшшшшшш...  Держитесь...., шшшшшшшшш, не сдавайтесь, помощь уже на подходе! шшшшшшшшш... - раздались вперемешку с сильными помехами слова из наушника радиостанции.

    - Да пошли вы к черту, нас сейчас всех перебьют! - гневно высказался Стрелков, - пацаны, пока есть патроны, отбиваемся от них, да хоть сдохнем здесь, на чужой, никому не нужной войне, но заберем побольше черножопых ублюдков с собой!

    Трофейный пикап с пулеметом, сделав обходной маневр, на ходу обстрелял с фланга крупнокалиберными бронебойными позиции наемников, разворотив голову одного из бойцов, и выпущенная из кузова автомобиля противопехотная граната подорвала еще одно укрепление с несколькими укрывшимися за ним бойцами.

    - Прощай, Антоха, извини за тот случай с твоей бывшей, друг... - умирающим голосом прошептал, упершись спиной  к стене, сидящий на полу смертельно раненный в грудь Кратер.

    - Вот суки, только не это! Влад, ты выкарабкаешься, не вздумай! Влад! - отложив пулемет, пытался перевязать многочисленные осколочные ранения Кратера подползший к нему Антон,  - Влад! Очнись, не закрывай глаза! Нет!

    - Беги, Толстый, спасайся... - хрипя, ответил Кратер перед тем, как окончательно закрыл глаза, из последних сил протянув Антону немеющую руку.

    Потерявший своего давнего друга Антон не мог поверить, что все окружающее творится на самом деле. Ему начало казаться, что он видит очень дурной сон, но к его сожалению, как и сожалению всех уцелевших бойцов, весь бой, в котором нас вплотную обхватил дьявол своими раскаленными докрасна клещами, был  не иллюзией, а жестокой и кровавой реальностью. Трясущимися от горя и от злобы руками парень зарядил в пулемет новую ленту и продолжил стрельбу по врагам в своем секторе, не жалея патронов.

    - Стрелков! Это все, нам хана! Прекрати уже переговариваться со штабными пидорасами, их подкрепление нам уже не поможет! - выкрикнул я, пристегивая к автомату последний магазин с тридцатью патронами, - нас осталось только семеро!

    - Ну давайте, бегите, пулеметчик с пикапа вас разрубит на фарш, как мясорубка! - ответил полковник Стрелков, направив автомат в сторону наступающих повстанцев и выпустив пару очередей, - прощайте, мужики, несмотря ни на что, я горд, что довелось служить бок о бок с вами... Ах, задели!

    Командир отряда упал на бетонный пол, раненный в плечо, когда вторая пролетевшая мимо меня пуля угодила ему в бедро. Оттащив полковника за бетонное перекрытие и прижав ватной прокладкой перевязочного пакета его кровоточащую рану, перед неминуемой смертью, я желал узнать от него ответ лишь на один вопрос:

    - Я рад был служить под вашим началом, полковник, но скажите мне только одно... Что было в тех ящиках?! - взяв за плечи раненного командира, я настойчиво повторил вопрос, - что было в этих сраных ящиках! Ответьте мне! Хоть перед смертью скажите мне правду!

    - Хорошо, прокашлявшись и издав вой от острой боли в месте ранения, ответил Стрелков, - там был... Ложись!

    - Что там было, полковник? -  не остановил мой расспрос и прогремевший у здания взрыв, - что было в ящиках?

    - Компромат... Парламентское... расследование... Бумаги... - ответил полковник Стрелков, теряя сознание от потери крови, - беги, Вадим, ты должен выжить, скажи людям правду!

    - Вот сволочи, бумаги значит! Пацан, какого хера ты до сих пор не смылся к чертям?! - спросил я у Алексея, который держал в руках радиостанцию.

    - Я не брошу своих! Если бежим, то вместе! - ответил Пацан, и тут же бросился в мою сторону, свалив нас обоих на пол и таким образом укрыв от пулеметной очереди из колесящего вокруг здания боевого пикапа.

    - Сапсан-третий, Сапсан-третий, я Рифма-сорок восемь, прием! - лежа на полу, услышал я голос, доносящийся от наушников радиостанции, и схватив гарнитуру и поднеся ее к почти оглохшему от выстрелов уху, сразу узнал голос куратора российских наемников в Венесуэле.

    - Ну что, довольны, сволочи?! Вы нас всех подло сдали!  Повторяю, вы нас сдали! Умрите, твари! Захар, я еще приду за тобой, увидимся в Аду! - прокричал я в микрофон и с силой швырнул радиостанцию в кирпичную стену, - суки, я так и думал! Вот пидорас!

    Пикап с пулеметом продолжал осыпать пулями наемников, и штурмующие здание повстанцы почти вплотную подобрались к развалинам, где все еще обреченно отстреливались  осиротевшие бойцы "Валькирии", а на саму заброшенную мануфактуру упала минометная мина, разнеся прогнившую шиферную крышу.

    - У них миномет! - прокричал Пацан.

    - Я же тебе говорил, надо было сразу удирать... Толстый, ты еще что удумал?

    Раненный мелкими осколками Антон, обвесив себя несколькими гранатами и взяв еще одну в левую руку, показался из-за куска рухнувшей панели перекрытия. В правой руке боец держал ручной пулемет, заряженный последней имеющейся в запасе лентой.

    - Получите за меня деньги за командировку и отдайте их моим детям, - спокойно сказал Антон, - а сами удирайте, я прикрою!

    - Денег не будет, Толстый, нас сдали! Захар от нас избавился! Бросай гранаты и бежим с нами!

    - Кратер и Боксер... Мои давние друзья. А теперь их нет. Я их уговорил в это ввязаться. Мне назад дороги нет... - говорил Антон, пригнувшись во время взрыва очередной мины, - бегите, я разберусь с пулеметчиком! Прощайте парни, у  вас еще есть шанс!

    Взрыв от минометного снаряда окатил выброшенной в воздух землей защитников последнего бастиона частной военной компании "Валькирия", и Антон, собравшись духом, выбежал из укрытия, выпуская пулеметную ленту из своего ПКМа по проезжающему мимо пикапу со станковым пулеметом. Бронебойно-зажигательные патроны, которые Толстый сохранил для такого случая, сработали на ура, и боевая машина взлетела на воздух, как только пуля воспламенила бензин в топливном баке. Взрыв трофейного пикапа немного ошарашил наступающих повстанцев, а  осколки разорвавшихся вместе с ним боеприпасов поразили нескольких из них.  Удивление повстанцев было недолгим, и они быстро обстреляли раненного бойца "Валькирии", перебив ему ноги и свалив в дренажный ров перед зданием. Ликующие повстанцы спешили к тяжело раненному Антону чтобы добить его, но граната с выдернутой чекой в разжатых пальцах Толстого сделала их ликование недолгим.

    - Это вам за друзей, гады! - раздались последние слова, и мощный взрыв нескольких гранат Ф-1 разорвал плоть десятка подбежавших к пожертвовавшему собой  бойцу мятежников.

    Значительных потерь повстанцам взрыв гранат не причинил, и ополченцы из трущоб вскоре заняли здание мануфактуры, однако несколько оставшихся в живых наемников, воспользовавшись замешательством, уже давно удирали через пустырь в сторону густых зарослей леса. Удирающие наемники были видны со стороны здания как на ладони, и сотни пуль были выпущены им вслед.

    - Быстрее бежим, рассыпаемся, одного нашего уже подстрелили, разделяемся!

    Воспламенившаяся от взрыва мины сухая трава на пустыре сыграла на руку спасающимся бегством бойцам: белый дым от горящих сорняков существенно затруднил прицельный огонь преследующим их повстанцам, а оставшиеся в живых несколько наемников из группы "Валькирия" скрылись под покровом субтропического леса.

    - Леха, давай, поднажми, мы от них оторвались! - кричал я, переполненный адреналином, запыхаясь после утомительной пробежки,  Надо бежать до конца, укроемся в лесу до наступления темноты, а ночью вернемся в Каракас! Пацан, не отставай! Пацан?!

   - Вадим, мне плохо, я походу все... - обессиленным голосом прошептал остановившийся и скорчившийся от боли парнишка и  бессознательно рухнул на землю.
Сняв с парня бронежилет, я обнаружил у него на теле пятна свежей крови.

    - Вроде как пульс есть, - подумал я и, наспех перевязав его рану перевязочным пакетом, минут пятнадцать тащил в ускоренном темпе раненного Пацана через лес, пока на очередном привале не обнаружил, что все это время я уносил на плечах бездыханное истекшее кровью тело.

    Адреналин от погони после кровопролитного боя начал улетучиваться. Пальцев одной руки хватит сосчитать все моменты моей жизни, когда я чувствовал себя так же херово и безнадежно, как в тот заставший меня в лесу жаркий вечер. Мне казалось, что на этот раз я точно потерял все. Все мои товарищи, кампания в Венесуэле бок о бок с которыми была для меня не первой, были убиты. Мои ребята погибли ни за что. Просто так. В чужой и чуждой войне, далеко от брошенного нами всеми дома. Но ни за чью гибель из них меня не одолевало такое страшное чувство вины, как за кончину едва знакомого мне двадцатилетнего парнишки, подавшегося в солдаты удачи ради помощи безнадежно больной раком матери.

    Не сумев даже предать земле тело погибшего парня, я просидел в лесу всю ночь до самого рассвета, рыдая и проклиная собственную жизнь, несколько раз намереваясь застрелиться. Но злобная обида от чудовищной несправедливости заставила меня найти в себе силы и двигаться дальше. Лучшим, что может почтить светлую память моих соратников, как мне казалось, может быть только правда. Правда, которую я чувствовал своим долгом установить любой ценой.

    Выбравшись из леса, я, раздобыв гражданскую одежду, стараясь не привлекать к себе внимание, пробрался в Каракас. Режим Николаса Кастанеды, который наша наемная армия из "Валькирии" так яростно защищала, не продержался там и месяца, а еще через пару месяцев делегация от российских властей приехала с официальным визитом в Венесуэлу, договариваться о совместной добыче нефти с новым "демократическим" правительством, сторонников которого еще недавно российские телеканалы называли террористами и мятежниками.

    Потомки русских эмигрантов в Южной Америке, светлой души люди, помогли мне укрыться в венесуэльской столице, а потом и получить кое-какие документы. Благо, в Латинской Америке этот вопрос решаем за определенную денежную сумму. По подложным документам я бежал прочь из Венесуэлы, оставив позади эту проклятую Богом страну, и уже через месяц ступил на русскую землю, с горьким чувством поражения и с еще более горьким чувством вины. Моих погибших товарищей было уже не вернуть. Они погибли напрасно, погибли за чужие капиталы, за их кокаин и нефть. Но я все еще наивно надеялся, что смогу добиться хоть какой-то справедливости.

    Вернувшись в Россию, я первым делом решил явиться в организацию, которая связана с Виктором Захарченко, и под прикрытием которой у нас в стране подпольно  действует частная военная компания "Валькирия", но прибыв в их филиал в Междуречинске, где я на них и вышел, к своему удивлению, я обнаружил там офис, вы будете смеяться, завода по производству контрацептивов!

    Не найдя следов структур Виктора Захарченко в Междуречинске, я с трудом вышел на родственников моих погибших товарищей в Новой Милоградовке, но тех заблаговременно запугали представители местных подразделений организаций, связанных с "Валькирией", угрожая им уголовными делами за содействие наемничеству. Глупо было требовать у них помощь, и никакие деньги, никакие финансовые компенсации, по их словам, не помогли бы вернуть им близких...

    Я вспоминал, как записался в солдаты удачи в надежде уйти прочь от терзающего меня разочарования моим прошлым. Я хотел обо всем забыть, найдя упоение в бою, когда нежное дыхание смерти постоянно ласкает твою недельную щетину, а ты можешь нагло харкнуть старухе с косой в ее сморщенную морду. А в итоге, выбрав войну, я только умножил потери. Так и остался я ни с чем, преданный наемник, отработанный и спущенный пар подпольной военной машины. Ни с чем, кроме чувства вины, обиды, тихой боли и затаившейся в душе злобы.




               


                Глава 4. Малиновый закат.



    - Прошу всех встать, суд идет! - произнесла молодая симпатичная девушка - секретарь судебного заседания, и в ярко освещенный люминесцентными лампами зал одна за другой вошли три женщины в длинных черных мантиях с белыми воротничками.

    В зале заседания стояла невероятная духота, вызванная присутствием большого количества народа, основную массу которого составляли приведенные на заседание студенты юридического ВУЗа, а также  освещающие судебный процесс за неимением более интересного материала журналисты нескольких ноунеймовских провинциальных изданий. Духота была катастрофически усилена до сих пор работающим несмотря на внезапное потепление на улице отоплением, а заклеенные скотчем окна пресекали всякое проникновение в зал свежего апрельского воздуха. Над  окном у трибуны зала суда тарахтел включенный судебным приставом старый кондиционер, который силой всего своего хладогена тщетно пытался победить яростного соперника в лице находящейся под подоконником того же окна чугунной батареи. 

    Трое судей, скорчив серьезные гримасы, с многотомными материалами уголовного дела в руках прошли к президиуму, цокая высокими каблуками по истоптанному паркетному полу, и одна из служительниц Фемиды, председательствующая на заседании, монотонным, но довольно грозным для женщины голосом начала зачитывать принятое в совещательной комнате судебное решение:

    - Именем Российской Федерации. Провозглашается приговор. Новомилоградовский городской суд в составе судей Титовой, Матвеевой и председательствующей судьи Ямпольской, рассмотрев уголовное дело номер...

    Монотонная речь судьи тяжелыми словами лилась в уши присутствующих в зале судебного заседания. Студенты-юристы, приведенные на заседание в рамках занятия по уголовному процессуальному праву, тем не менее, воспринимали все происходящее с интересом, периодически перешептываясь друг с другом и делясь впечатлениями, а щелчки фотоаппаратов местных журналистов еще больше наводили нервозность на волнующегося за судьбу своего доверителя профессионального защитника-адвоката. Государственный обвинитель, напротив же, речь судьи выслушивал с полнейшим равнодушием, ибо до судьбы человека на скамье подсудимых ему едва ли было какое-либо дело. Но еще с большим безразличием, граничащим с чувством обреченности, приговор суда выслушивал сквозь решетку находящегося в зале суда изолятора сам "виновник торжества", поскольку к тому моменту его душу оставила всякая надежда найти избавление от своих злоключений.

    - Изучив материалы уголовного дела, - все так же монотонно и безразлично продолжала зачитывать текст приговора судья, - суд установил: двенадцатого декабря прошлого года подсудимый Чернышевский Вадим Александрович, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, временно ослепив сотрудника ведомственной охраны перцовым аэрозолем и выбив двери ногами, ворвался в зал заседания Городского совета Новой Милоградовки и совершил ряд действий антиобщественного характера. А именно: ударил кулаком по лицу подошедшего к нему депутата Алексеева, после чего, выражаясь нецензурной бранью и громя ногами мебель зала заседаний, озвучивал свои требования собравшимся в зале депутатам городского совета, попутно угрожая народным избранникам физической расправой. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, подсудимый, совершив нарушающий правила приличия в обществе акт мочеиспускания на ковер у стола председателя Горсовета Новой Милоградовки, плюнув на трибуну в зале заседаний, начал громко заявлять о том, что он якобы являлся сотрудником частной военной компании "Валькирия" и участвовал в кровопролитных боях в городе Каракасе в Венесуэле, и теперь требует выплаты денежной компенсации в общей сумме сто миллионов рублей семьям российских граждан, погибшим при исполнении воинского долга в Боливарианской Республике Венесуэла"...

    - Ага,  давай, мразь в черной рясе, скажи еще, что наших солдат там не было, - смотря на судей исподлобья, ворчал сквозь зубы Вадим.

    - Подсудимый, если вы еще раз перебьете судью во время оглашения приговора, то суд будет вынужден назначить вам штраф за неуважение к правосудию!

    - Виноват, ваша честь, - закрыв лицо мозолистыми ладонями, с нотками сарказма произнес Вадим.

    - Рассмотрев материалы уголовного дела, суд также установил, что во время прибытия в зал заседания Горсовета Новой Милоградовки вызванного на место происшествия наряда полиции, подсудимый Чернышевский облил себя и находящуюся в зале заседания мебель бензином из канистры и взял в руки зажигалку, угрожая поджечь себя и здание городского совета, после чего предпринял попытку совершить указанные действия, однако был остановлен подбежавшими сотрудниками полиции, затушившими пламя из огнетушителя...

    Вадим выслушивал текст приговора молча, однако описание поступка, благодаря которому бывший солдат оказался на скамье подсудимых, волей неволей вызвало наплыв неприятных воспоминаний и заставило его провести ладонью по оставшемуся на руке шраму от ожога.

    - При вынесении приговора суд принимает во внимание заключение судебно-медицинской экспертизы, согласно которой, на момент совершения вышеописанных действий, подсудимый находился в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и не мог полностью отдавать себе отчет в своих действиях. В ходе проведения экспертизы было также установлено, что подсудимый страдает опасной формой психиатрического расстройства, вызванной прохождением военной службы в горячих точках в составе Войск Национальной Гвардии и стечением тяжелых жизненных обстоятельств, в особенности - смерти матери, а затем и гибели младшего брата. Также, основываясь на заключении эксперта-психиатра и исходя из прочих доказательств по делу, суд установил, что показания подсудимого Чернышевского о его участии в боевых действиях на территории Венесуэлы являются заведомо ложными, а само участие в таких действиях - плодом его воображения, вызванным состоянием психического расстройства личности. В процессе рассмотрения дела суд сделал запрос и изучил официальный ответ, поступивший из Министерства Обороны, в котором полностью опровергается факт любого участия российских военнослужащих и резервистов в военных операциях в Боливарианской Республике Венесуэла...

    Приговор, подобный этому, не мог не вызвать интерес у сидящих в зале суда студентов-юристов, и у многих двадцатилетних парней и девчонок от услышанного на лицах проскользнула улыбка. С интересом записывали на камеру мобильных телефонов провозглашение приговора и местные журналисты, для которых новость о суде над пьяным дебоширом, обоссавшим и едва не спалившим заседание городских депутатов, стала настоящим поводом для хайпа. И лишь адвокат заметно волновался, нервно вращая в руках шариковую ручку, и его сморщенный лоб покрылся  мелкими капельками выступившего пота.

    Судья зачитывала приговор достаточно долго и прервалась только, чтобы отхлебнуть воды из стеклянного стакана покрашенными в мерзопакостный лиловый цвет губами, и, смочив просохшее горло, уверенным голосом продолжила:

    - На основании вышеизложенного, руководствуясь статьями 303, 307 и 309 Уголовного Процессуального Кодекса Российской Федерации, суд решил: подсудимого Чернышевского Вадима Александровича в совершении  преступных деяний, предусмотренным статьями 213 часть вторая, 317 часть первая и 318 часть вторая признать ВИНОВНЫМ и, учитывая состояние здоровья подсудимого, руководствуясь статьями 97 - 101 Уголовного Кодекса Российской Федерации, назначить ему применение принудительных мер медицинского характера в виде принудительного лечения в медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, специализированного типа с интенсивным наблюдением...

    Тяжелые слова приговора Вадим принял со стоическим спокойствием. Стальные браслеты защелкнулись на запястьях, и бывшего военного, поникшего и подавленного, потерявшего всякую надежду на восстановление справедливости, с облегчением вывел из душного зала судебных заседаний жирный как поплавок конвоир, а прибывший вскоре автомобильный аналог столыпинского вагона помчал осужденного  от здания Новомилоградовского городского суда в сторону его родной Междуречинской Губернии. Автозак следовал к психиатрической клинике, в омерзительную метафизическую дыру под названием ПГТ Соколовка...

               
                * * *

    - Ничего ж себе, у тебя история! Я даже не знаю, что сказать, - закурив очередную сигарету, тихо сказал Артем, - мне даже не верится, что такое может быть...

    - Мне и самому не верится, - глубоко затянув табачный дым в прокуренные легкие, ответил Вадим и, закрыв свои наполненные слезами глаза, тихо зарыдал, выбросив пустую пачку из под сигарет на пол уборной.

    Вадим так увлеченно рассказывал о своих прошлых злоключениях, а Артем слушал рассказ сокамерника по палате номер тринадцать с таким неподдельным интересом, что пациенты "Соколовки" даже не заметили, как выкурили две полные пачки сигарет, а за окном уже показались первые лучи утреннего рассвета. Удрученные тяжелыми мыслями и избытком никотина в крови, собратья по несчастью замели следы ночного перекура и отправились спать.

    - Я и не представлял, что встречу здесь человека, история которого еще более трагичная, чем моя собственная, - находясь под впечатлением, тихо произнес Артем, - но я так и не понял, что было в ящиках и кто бомбил вас с вертолетов.

    - Вертолеты были американскими. И завод, как я понял, принадлежал их местным союзничкам, - сквозь зубы ответил Вадим, - этот сукин сын Захарченко, я в этом уверен, как никогда, прекрасно это знал!

    - А что было в ящиках? Ты же говорил про какой-то компромат?

    - Как я узнал впоследствии, там были материалы крупнейшего парламентского расследования, - объяснил наемник, - тонны бумаг с компрометирующими сведениями, которые по официальной версии, сгорели вместе с подожженным мятежниками зданием Национальной Ассамблеи Венесуэлы.

    - А как было на самом деле?

    - Я боюсь даже представить, что там было в этих бумагах. Говорят, досье на крупнейших латиноамериканских политиков, бизнесменов и, в особенности, наркобаронов. Захарченко завладел ими, а как ты знаешь, кто обладает таким компроматом, может провернуть любые движухи. Тем более, в наш век информации и информационных технологий. Получив такой ценный приз, наше правительство без зазрений совести слило непопулярного диктатора Кастанеду, а используя компромат, Захарченко легко договорился с новыми лидерами Венесуэлы, сохранив собственный бизнес и российские вложения в убитую экономику республики. Осталось только убрать ненужных свидетелей. По воле коварной судьбы, этими свидетелями стали мы. Нас попросту сдали. Выбросили на помойку, как отработанный и никому ненужный мусор!

    - Я не думал, что можно поступать с людьми так подло, с такой жестокостью! Мне очень жаль, Вадим. Но ты хоть остался жив!

    - Жив, ха! Боль от пережитых злоключений, воспоминания о минувшей войне, а главное - непреодолимое чувство вины. В этом и вся моя жизнь! Я раньше считал, что привык ко всему, но больше лгать себе я не в состоянии. И теперь, тяжелые переживания весь мой век будут отравлять мне жизнь.

    - И как долго ты сможешь с этим жить?

    - Не знаю, Артем, ох не знаю... - смотря в пожелтевший от разводов потолок палаты номер тринадцать, шептал Вадим, и под воздействием никотина в вскоре заснул.

    Утомленный разворошенными призраками своего прошлого, бывший наемник спал настолько крепко, что не почувствовал даже очередной порции болезненных утренних инъекций и проснулся лишь к обеду, который сосед по палате заботливо положил на тумбочку у его кровати.

    Артем был первым человеком, которому Вадим поведал историю об участии в венесуэльской кампании во всех подробностях. И к своему собственному удивлению, вдоволь выговорившись прошлой ночью, бывший военный, сам не понимая, почему, почувствовал с утра небольшое облегчение.

    - Слушай, Вадим, я вот не могу понять одного, - доедая пресную и разваренную гречневую кашу, задал вопрос Артем, - неужели невозможно найти управу на людей, которые так подло сдали тебя и твоих товарищей? Я же конечно, понимаю, что деньги не вернут погибших, но это же лучше, чем ничего?

    - Я поклялся... Когда у меня на руках была кровь моих погибших товарищей, я реально клялся, что расквитаюсь с предателями и отомщу за гибель своего отряда, - сжав кулаки, твердо сказал Вадим, - но вернувшись в Россию, я ничего не смог сделать. Многие журналисты с руками и ногами бы оторвали меня ради информации о российских частных военных компаниях, но из соображений безопасности родных и близких моих погибших товарищей я до сих пор вынужден хранить молчание.

    - А если пойти в суд? Ты же, если я не ошибаюсь, юрист по образованию?

    - Да, юрист. И поэтому прекрасно понимаю всю тяжесть своего положения, - скорее с целью просветить менее грамотного в области права соседа по палате, чем с целью пожаловаться добавил бывший военный, - я же паршивый наемник. Не забывай это. Меня, как и моих погибших товарищей, для нашей страны, интересы которой мы кровью и потом отстаивали на другом краю света, вообще не существует. И нас никогда не существовало в принципе. И в Венесуэле, как написано у меня в приговоре, меня и всех остальных моих друзей, чьи кости сейчас лежат в безымянной братской могиле по ту сторону мира, конечно же не было. И максимум, что мне светит, если я захочу дать делу законный ход, это статус военного преступника и скамья подсудимых Гаагского Трибунала.

    - Я даже не знаю, но это по любому лучше Соколовской психушки, - пытаясь обнадежить Вадима, сказал Артем.

    - Тут ты уж точно прав! - внезапно повеселев, подметил бывший военный и сложил на поднос пустые тарелки, - только вот как быть дальше с этим, я не знаю, вот и вынужден торчать здесь, в заточении, в адской дыре, где живые завидуют мертвым.

    - Ну, это ты загнул, - возразил Вадиму разрисованный татуировками музыкант, - на самом деле, жить можно и здесь. Главное, найти себе подходящее занятие. Ну, кроме постоянного сна, курева и мастурбации.

    Как не пытался успокоить своего соседа Артем,  он сам, страдающий от неудовлетворенных потребностей, в первую очередь, в области музыки, без которой он не представлял себе жизнь, подходящего занятия в тот день так и не нашел, и поэтому Вадим, отоспавшись после бессонной ночи, не придумав ничего поинтереснее, уговорил размалеванного парнишку поиграть с ним в "лесенку" с отжиманиями от пола.

    - Все, Вадим, я больше не могу! - свалившись на пол, задыхаясь, произнес изнеможенный Артем, - я же рок-звезда, я вел рок-н-рольный образ жизни, бухал, курил и торчал, у меня мускулы никакие.

    - Ты сделал раз двадцать всего! Слабо, Размалеванный! - раззадоренный воспоминаниями о своей былой физической форме, произнес лишь слегка уставший бывший военный, - у меня самого от постоянного прозябания в психушке физуха ни к черту!

    - Все, хорош, я больше не могу! Это издевательство!

    Бывший солдат удачи хотел уговорить разрисованного татуировками музыканта сделать еще один подход и постараться отжаться от пола хотя бы раз двадцать пять, но вошедшая в палату сварливая медсестра Евангелина Петровна в сопровождении двух фельдшеров нарушила планы пациентов, и оставшуюся часть дня вплоть до ужина, вечернего телесного осмотра и отбоя парни лежали на своих шконках, расслабленные под воздействием введенного в кровь транквилизатора.

    - И как ты не сошел с ума от чертовых  уколов, что делает нам эта старая ведьма? - поинтересовался у Размалеванного Вадим, - будь моя воля, ей богу, придушил бы гадину!

    - Я много чем упарывался  в жизни,  мой организм походу привык и выработал иммунитет ко всему, - ответил Артем, - и ты привыкнешь. Не сразу, правда, а со временем. Пошли покурим, у меня припрятано еще несколько пачек...

    Так и тянулись серые дни заточения двух совершенно непохожих, но случайным образом нашедших друг в друге много общего пациентов палаты номер тринадцать Соколовского Психиатрического Диспансера. Один их день был похож на другой, и мрачные дни окончания осени шли, не торопясь, своим чередом. Разговоры о жизни, припрятанный табачок, мощные транквилизаторы, превращающие людей в подобие овоща, железные решетки, а в случае с Вадимом, почти ежедневное занятие спортом, который в больничной палате можно было при лучшем раскладе свести к отжиманиям или какому-нибудь простому силовому комплексу. Вадим даже стал радоваться, что за несколько недель пребывания в палате номер тринадцать ему хоть как-то удалось найти в себе силы и начать заниматься физкультурой, однако сильнодействующие препараты, вводимые пациентам, не давали бывшему солдату в полной мере наверстать упущенное и восстановить форму.

    - Слушай, Малеванный, ты тусуешься в этой убогой дыре побольше меня, - как-то раз днем начал разговор Вадим, - вот скажи мне, мой разрисованный друг, чем ты коротаешь время?

    - Что-что, вот с этим реально проблемы,  - доделав двадцать пятое отжимание от пола, тяжело выдохнув, ответил Артем, - я, человек творческий, когда попал сюда, был напрочь лишен родной стихии, и в первое время мне реально казалось, что время тут полностью остановилось. Но потом я, научившись кое-чему у прошлого соседа, бывшего сидельца, нашел себе занятие, хоть как-то удовлетворило мою тягу к искусству.

    - И какое же? - с  интересом спросил Вадим.

    Артем, вымыв руки в уборной и тщательно протерев их о простынь кровати, открыл свою тумбочку и достал из ее глубин  несколько слепленных будто из пластилина фигурок, среди которых Вадиму запомнились разукрашенные изваяния разбитого сердца, черепа, а также искусно слепленная статуэтка рок-музыканта с гитарой в полный рост.

    - Да, талантливый человек талантлив во всем...

    - Музыкой тут заниматься, увы, вариантов нет. Хотя я, находясь под кайфом от некоторых здешних лекарств, в голове прокручивал целые гитарные рифы и вокальные партии, а пару раз даже отправлял написанные в застенках тексты новых стихотворений и песен.

    - Как говорится, если песню не суждено допеть, то хотя бы успеть сложить, - подметил отставной военный.

    - Да, ты прав, Вадим, и мне эти песни исполнить будет, скорей всего, не суждено. Вот и я нашел новое занятие в изготовлении таких фигурок. Администрация дурдома, как это ни странно, относится к этому с пониманием, и одно из изделий в форме розы даже украшает стол доктора Бормана.

    - Классно, я правда, ее тогда не приметил. А из чего они? Пластилин?

    - Не, пластилин, как я уже узнавал у медперсонала, предмет в нашей психушке запрещенный. Борман лично запретил мне иметь его в палате. Типа наши пациенты такие дурачки, что могут принять его за что-то съедобное, - объяснил Размалеванный, - поэтому я леплю свои фигурки из белого хлеба.

    - В натуре, из хлеба? - с удивлением переспросил Вадим.

    - Я, как ты заметил, ем не особо много, и выпрошенную у медсестер дополнительную порцию белого хлебушка могу пустить на свое маленькое хобби.

    - А на ощупь прям как пластик! Неужели ты слепил это все из хлеба? - все еще недоумевал военный отставник.

    - Надо знать технологию. Там нужно хлебный мякиш хорошенько замешать в кипятке с сахаром и цементной пылью, а потом, когда эта жижа станет густой как сметана, лепить из нее фигурки, - продолжил делиться производственными секретами Артем, - у меня тоже не сразу получилось, но времени поэкспериментировать было вдоволь.

    - А откуда цементная пыль?

    - Если ты заметил, линолеум в углу нашей палаты можно слегка приподнять, а там и до бетонного пола недалеко, - указав растатуированным пальцем на нужный угол, рассказал музыкант, - а там уже можно пустить в ход ложку и поскрести ей. Только без палева.

    - Это само собой! А как же краски?

    - С красками вышла очень интересная ситуация, потому что я их пытался изготовить из всего, чего не лень. Черный, а точнее, темно-зеленый краситель, я получил путем пережигания резиновой прокладки под ножкой кровати. Вонища тогда стояла в палате нормальная, мне аж Петровна со своими быками шмон устроила, но спрятанную зажигалку она так и не нашла.

    - И где ты ее спрятал?

    - Ну, в общем, надежно спрятал... Потом я больше не рисковал, тем более, мне удалось убедить одну из медсестер предоставить мне бумагу и несколько фломастеров для рисования. А до этого я даже пытался использовать для получения красных оттенков вареную свеклу из салата, но получалось слишком блекло.

    - Ну ты и даешь, Размалеванный! Такой талант погибает в обшарпанных стенах за забором из колючей проволоки!

    Вадим еще долго рассматривал слепленные из хлебного мякиша фигурки, и разок даже предложил соседу показать процесс изготовления воочию. Страдающий от безделья музыкант с радостью согласился, и спустя пару дней Артем достал из заначки за батареей небольшую емкость с хлебным клейстером, пока его сосед осторожно соскребал пыль с обнаженного от линолеума бетонного пола.
Вадим долго мял хлебную субстанцию своими огрубевшими от войны руками.  Хотя ничего дельного у него долгое время не выходило, ближе к вечеру на столике перед ним лежало два аккуратно изготовленных игральных кубика, на которых парень острием извлеченного из тумбочки гвоздя выдавил точки, обозначающие соответствующие числа.

    - Неплохо ты придумал, хоть сыграем перед сном, - похвалил соседа с первым успехом в новом для него ремесле Артем, - только их надо спрятать, а то азартные игры администрация не одобряет. У меня разок отжали игральные карты, сволочи.

    - Ну, впихни их в бочок унитаза, куда прячешь все остальное.

    - Нет, там они отсыреют, так что давай их сюда, у меня есть место получше! - произнес музыкант и, одернув простынь на матрасе, показал Вадиму еще один свой тайник, - матрасы все старые, рваные, спать на них с удовольствием ты не будешь, но их недостатками, как ты видишь, можно воспользоваться!

    - Туда при желании можно и нож спрятать! - обрадовался Вадим, - и даже бомбу.

    - Теоретически да, но лучше не стоит, - рассмеялся Артем, - мой бывший сокамерник рассказывал, как во время его отсидки в колонии у них мужик сделал заточку из хлебного мякиша и посадил на нее одного оборзевшего фрайера. Спрячь пока свои кубики в тумбочку, а как высохнут, заныкаем в тайник.

    Пациенты палаты номер тринадцать так увлеклись хлебной лепниной, что через неделю коллекция  изделий в тумбочке Размалеванного пополнилась слепленными на тюремный манер воровскими четками  и даже миниатюрными шашками, в которые парни рубились вечерами со скуки на нарисованных фломастером на картонке клетках шахматного поля. Четки, к слову, приглянулись одному из фельдшеров буйного отделения "Соколовки", тому еще фанату уголовной субкультуры, и они были с успехом обменены на бумагу и простецкий набор для рисования, и теперь Артем коротал долгие дни в заточении за разработкой эскизов новых татуировок, которые имел дикое желание набить в ближайшем будущем.

    - Фанаты и родня, ну, те из них, которые от меня не отвернулись, изредка мне присылают сюда неплохой грев. Я даже думаю дать на лапу этому ублюдку Борману, чтобы он позволил мне хранить в палате акустическую гитару, плеер и татуировочную машинку, - как-то раз вечером делился своими желаниями Размалеванный, - смотри, Вадим, тебе бы подошла такая татуировка.

    Вадим взяв в руки альбомный лист, долго рассматривал очерченные контрастным черным контуром изображения. На принтерной бумаге красовался автомат Калашникова на фоне разбитого и окровавленного красно-черного сердца.

    - Она хорошо будет символизировать твою душевную боль от пережитого предательства, армейское прошлое и несостоявшуюся месть, - предположил Артем, - грустно это все, но душевно, черт возьми.

    - Пожалуй, ты прав, сосед. Но доской объявлений, как ты, я становиться пока что не собираюсь, - улыбнувшись, с иронией сказал бывший военный.

    - Подколол, так подколол! Посмотри лучше в окно, какая красота! Если абстрагироваться от решеток на окнах, то  такая картина - это лучшее, что ты можешь увидеть из окон "Соколовки".

    Прекрасный вечерний пейзаж за окном Соколовской Психиатрической Больницы, который в тот невероятно ясный для конца уходящей осени день был квинтэссенцией одного из самых известных стихотворений Александра Сергеевича Пушкина, не мог не радовать глаз. Как верно подметил покрытый татуировками рок-музыкант, светлая картина преждевременно пришедшей в Междуречинскую Губернию зимы не могла быть испорчена даже плотной металлической решеткой. Так и стояли у решетчатого окна два пациента палаты номер тринадцать, любуясь картиной заснеженной березовой рощи вокруг клиники, а вдалеке за ней виднелись утопающие в снегах могучие сосны густого бора.

    Малиновый закат слабыми, но по своему изящными проблесками ноябрьского блеклого солнца окрашивал в пурпур покрытые первым снегом просторы окрестностей "Соколовки" и, стекая по мрачной стене  палаты психиатрической клиники, воскрешал в душах ее обитателей последние нотки надежды. Надежды на избавление, и настраивал парней на философский лад.

    - А осенью здесь все переливалось феерией красок в багровых тонах, - любуясь видами за окном, спокойно говорил Артем, - в сентябре я вообще от окна не отходил, напевая одну старую добрую песню. Сентябрь горит, убийца плачет...

    - Что такое осень, это небо... - поддержал пение Размалеванного Вадим.

    - Это немного не та песня, но она тоже по своему душевна, - поправил соседа по палате Артем, - и как приятно вспомнить что-то старое, доброе, светлое.

    - Я раньше постоянно получал эстетическое удовольствие от созерцания природы, правда любовался я ею, зачастую, через прицел автомата, - вспомнил Вадим, и потом, промолчав несколько минут, любуясь малиновым закатом, добавил, - вот скажи мне, Тема, мы сейчас стоим здесь и общаемся, как обычные и здоровые люди. Ну если не считать, что мы под убойной дозой транквилизаторов. Как думаешь, нас выпустят отсюда?

    Размалеванный рок-музыкант немного замялся, промелькнувшая улыбка на его утомленном принудительным лечением лице исчезла, и бывший фронтмен постметалкор-группы полез в свой тайник в матрасе за парой сигарет  и зажигалкой, которую на этот раз все-таки положили в передачку рассеянные наркоманы из отделения за стенкой. Рискуя быть обнаруженными за курением в уборной, парни не стали ждать наступления темноты и затянули в легкие тяжелый никотиновый дым.

    - Я с нетерпением ждал освобождения отсюда. Я строил дерзкие планы на будущее, так же, как и мы сейчас, часами всматривался в лучи заката, мечтая вырваться на свободу, - воодушевленно начал рассказ Артем, - я думал на полном серьезе вернуться и возродить свою рок-группу. И даже знал, какой смысловой отпечаток на творчество наложит мое заточение.

    - И что потом?

    - Мои мечты об освобождении разбились о суровую реальность мрачных стен Соколовской психушки, - помрачнев, ответил рок-музыкант, - я прекрасно понимаю, что мы здесь надолго... Постой, не уж то ты подумал сбежать отсюда?

    - Сбежать отсюда вполне реально, это я тебе говорю, как бывший военный, - ответил Вадим, - дело в как раз в том, что я не смогу это сделать.

    - Да ну, по твоим же рассказам, ты не из такой жопы вырвался! - возразил Артем, - неужели, ты растерял все свои навыки?

    - Не в этом дело, мой разрисованный друг, не в этом, - устремив свой  пустой взгляд на горизонт, ответил преданный собственными нанимателями  наемник, - мне если бежать, то только откуда. А вот куда, это другой вопрос. Мне некуда бежать. У меня нет ни семьи, ни дома, мои боевые друзья погибли, а у старых товарищей и своих проблем хватает, без беглых военных преступников...

    - Вот и я боюсь этого! - согласился Артем, - тем более, меня с моими татуировками быстро вычислят, да и выступать я в России больше не смогу. Я видел, во что превращают здесь людей к окончанию длительного курса лечения. Это живые мертвецы! Вот и жду, когда меня отсюда выпишут, лелея надежду, смутную надежду, что не сойду здесь с ума окончательно и во мне останется хоть что-то человеческое.

    - Ладно, хватит о печальном, туши сигарету, нам, кажется, принесли ужин.

    Первые дни наступившего декабря выдались невероятно холодными и снежными для Междуречинской Губернии, и двор Соколовской психушки весь усыпало снегом.  Настроение у Вадима, как и у большинства пациентов, с наступлением холодов заметно ухудшилось, и бывший военный то и дело, весь день лежал, укрывшись под насущенным пылью шерстяным одеялом. В палатах буйного отделения было достаточно прохладно, а ночами из-за слабого отопления они и вовсе напоминали склеп с заточенной в него нежитью, так как под воздействием низких температур многие пациенты "Соколовки" истошно выли ночами, наполняя и без того унылые коридоры клиники звуками душевных страданий.

    Положение пациентов палаты номер тринадцать частично спас Артем, удачно выпросивший у одной из молодых медсестер, поклонницы его музыки, несколько старых вязаных свитеров и лишний комплект теплых подштанников. Вадим же в благодарность научил соседа забытому ремеслу наматывания на ноги портянок, которые он изготовил из пары рваных больничных балахонов.

    Пожилая медсестра Евангелина Петровна, к огромной радости всех пациентов буйного отделения, от сырости и прохлады в здании больницы слегла с простудой, и ее заменяли по очереди более молодые и более лояльные к пациентам сотрудники медицинского персонала.  Однако прописанные доктором Борманом новые сезонные препараты, лишь еще больше отнимали силы у находящихся на лечении парней.
Вадим, спавший целыми днями напролет, лишь изредка встававший поесть, покурить и сходить в уборную, лежал, укрывшись теплым одеялом, пытаясь уйти от всяких мыслей, посещавших его голову в холодное зимнее утро. Парень почти сумел заснуть после скудного больничного завтрака в тот ничем не примечательный день, но почувствовал, как его расталкивает чья-то рука. Приоткрыв глаза, едва не испугавшись татуировки в виде огромной сколопендры, бывший военный увидел перед собой взволнованное лицо Артема.

    - Вставай, Вадим, быстрее, проснись! - настоятельно требовал разбудивший его сосед по палате.

    - Малеванный, дай поспать, и так херово! Что стряслось? Петровна сдохла?

    - Вставай и прислушайся, ты должен это услышать! - повел Вадима за руку рок-музыкант и, свернув в трубочку лист бумаги, отдал полученный рупор сокамернику по психушке, - держи, так лучше слышно.

    Вадим сразу не понял, что от него хочет его странноватый сосед на сей раз, но прислонив бумажный конус к стальной двери и примкнув к нему ухом, бывший военный отчетливо расслышал трансляцию в динамиках старого радиоприемника у дежурного фельдшера в коридоре:

    "И снова, здравствуйте, уважаемые радиослушатели, мы возвращаемся в эфир после короткой рекламы, с вами утренние новости. И так, Российская Федерация продолжает выполнение своей гуманитарной миссии на Донбассе. Сегодня стало известно, что украинские каратели, несмотря на все подписанные ранее перемирия вновь нарушили режим прекращения огня, в результате которого пострадали мирные населенные пункты непризнанной Шахтерской Народной Республики. По заключению политических и военных экспертов из правительства республики, данная вопиющая акция была направлена исключительно на срыв мирной гуманитарной миссии нашей страны в непризнанных республиках Донбасса..."

    - Обычная бредятина, вот уже больше десяти лет подряд, - прокомментировал услышанное Вадим.

    - Ты слушай дальше! - настоятельно просил Размалеванный.

    "... Государственный Совет Шахтерской Народной Республики присвоил почетное звание "Герой свободного Донбасса" выдающемуся российскому государственному деятелю, председателю совета директоров Концерна "Монолит",  члену Высшего Политического Совета Партии "Единая Родина", а ныне - главе российской гуманитарной миссии на юго-востоке Украины Виктору Захарченко, который уже более двух месяцев, рискуя собственной жизнью, активно способствует восстановления мира и благополучия на территории непризнанных народных республик Донбасса..."

    - Вот гадина, объявился, проклятая сволочь! - воскликнул разгневанный Вадим, - и титулов себе нахватал, на нашей то крови!

    "... Виктор Захарченко и ранее был известен своим участием в оказании гуманитарной помощи нуждающимся в разных уголках земного шара, в том числе трудно переоценить его вклад в мирное урегулирование политического кризиса в Венесуэле, где этот выдающийся меценат на общественных началах выполнял функции посредника между противоборствующими сторонами...

    - Я сейчас намерен довести выполнение российской гуманитарной миссии на Донбассе до ее логического завершения, - заявил Виктор Захарченко, - и не собираюсь покидать пределы Шахтерска, пока не выполню свой священный долг перед нашим братским народом.

    Также Виктор Захарченко отметил, что решение президента Украины Владимира Зеленского о льготном предоставлении украинского гражданства россиянам, якобы подвергающимся репрессиям со стороны властей, не имеет перед собой никаких перспектив и правовых оснований..."

    - Вот гадина, хер в уши вкручивает еще наглее, чем в Каракасе! Блин, клянусь, Захар, ты ответишь мне за это! За все ответишь! - истерично начал вопить Вадим, ударив кулаком в металлическую дверь

    - Прости меня, друг, я думал, что тебе будет интересно услышать новости о давнем знакомом, - виновато смотрел на разъяренного Вадима Артем, - я не думал, что тебя это так разозлит...

    - Ты все сделал правильно, Размалеванный, но ты даже представить не можешь, как я зол! - не прекращал громко и яростно возмущаться  обманутый наемник, - эта мразь жирует всего в трехстах километрах от нас, пока останки моих сослуживцев растаскивают дикие твари в джунглях в чертовой жопе мира! Ну погоди, за все он мне, гадина, ответит!

    - Вадим, тебе надо успокоиться! - не успел утихомирить соседа рок-музыкант, как замок металлической двери палаты номер тринадцать громко лязгнул.
Ворвавшиеся в палату двое крепких фельдшеров мигом скрутили разбушевавшегося отставника и повалили его на шконку, а третий фельдшер держал наготове шприц с сильнодействующим успокоительным.

    - Нет, не трогайте его, ему просто стало плохо, он безобиден! - подбежал к фельдшерам Артем, пытаясь защитить Вадима от инъекции убойного препарата, но попытка кончилась лишь тем, что третий вошедший фельдшер пригрозил рок-музыканту искрящимся в руках электрошокером.

    - Не ссы, расписной, сейчас ему станет лучше, - со злобной насмешкой произнес фельдшер, и всадил Вадиму в бедро огромный шприц с транквилизатором, для надежности ударив скрученного парня разрядом электрического тока.

    - Еще раз оборзеешь так, отправишься на лоботомию! - запирая дверь, произнес уходящий работник психушки.

    - Да я бы вообще их обоих на живодерню отправил! - поддержал его напарник, - и чего их тут держат...

    Оглушенный электрошокером и обездвиженный убойной дозой антиинсанитинола Вадим провалялся на кровати до вечера, и Артем, проявивший сочувствие к тяжелой участи своего напарника по несчастью, все это время сидел на кровати возле него.

    - Как себя чувствуешь, Вадим? - услышал парень тонкий голос рок-музыканта, - хватит лежать. Я тебе оставил обед, поешь хоть чуть-чуть. Здешние инъекции легче переносить на сытый желудок.

    - Вот сволочи...

    - Только не буянь, я тебя прошу!

    - Да я спокоен, - ответил Вадим и, привстав с кровати, медленной пошатывающейся походкой подошел к окну.

    Зимний полумрак к вечеру начал рассеиваться, и лучи красивого малинового заката вновь осветили палаты Соколовской психиатрической клиники, разукрасив в нежные лиловые оттенки заснеженные просторы.

    - Это закат еще прекраснее того, что был до снегопадов, - чуть ли не поэтично прошептал Артем, - и я сейчас с тихой грустью осознаю, что, возможно, это последний красочный закат в уходящем году, а может быть, он символизирует закат всей нашей жизни...

    - Что ты такое говоришь? - спокойно перебил собеседника Вадим, - ты же собирался выйти отсюда, стараясь остаться при этом человеком.

    - Знаешь, глядя на уходящее солнце, я сейчас понял, что мне бежать некуда, как и тебе, - подвел итог своим размышлениям опечаленный рок-музыкант, - если я отсюда выберусь, то я уверен, что не смогу снова быть свободным, заниматься любимым делом, и подпишу себе собственный смертный приговор тонкими иглами героиновых шприцов на сгнивших венах! Выхода нет...

    - Выход есть всегда! - собрав остатки всей своей воли в кулак, твердо произнес Вадим, - я не верю в судьбу, я не верю ни в бога, ни в черта, но одно я знаю точно. Мы, заточенные в "Соколовке" по воле коварного Рока, пересеклись здесь неспроста! У наших историй больше общего, чем кажется. Мы этому миру не нужны. Они не оставят нас в живых. Нам надо бороться за жизнь! У нас мало времени...

    - Ничего себе тебя повело... Что ты предлагаешь?

    - Бежать, пока есть возможность и не стало слишком поздно! - решительно заявил Вадим, - пока лекарства не выпили наши силы окончательно, подобно вампирам!

    - Ты же сам говорил, что бежать некуда! И даже если получится, нас вскоре вычислят в первом же крупном городе!

    - Вообще из России. Прочь. За бугор. Всего двести с лишним километров на запад, мы прорвемся, нужно попытаться.

    - Но как? Ты же видел здешний персонал! А "Соколовка" окружена колючкой и густыми лесами вплоть до границы. Мы помрем там с холоду.

    - Я в прошлом вылез из африканских джунглей, кишащих тварями пострашнее той, что ты набил на руке, - взяв Артема за плечи, обнадеживающе произнес Вадим, -  выберемся и отсюда. Я мог бы постараться бежать в одиночку, но без тебя я не справлюсь. Мне нужна твоя помощь!

    - Это попахивает очень опасной авантюрой. И что ты мне предлагаешь делать, когда мы сбежим из страны? - все еще не веря в серьезность намерений бывшего солдата удачи, интересовался Артем.

    - На свете еще есть места, где ценится честь и свобода. Вспомни же о тех идеалах, которые тебя заставили бросить все и взять в руки гитару! - пламенно произнес Вадим, - не думай о моей участи, меня навеки будут преследовать прегрешения прошлого... Но для тебя, еще молодого, не все потеряно! Вы, творческая и креативная молодежь, дерзкие и смелые, это ваш долг - сокрушить коварную подлую Систему, построенную на лицемерии и лжи! И чтобы выбраться отсюда, из грязных застенок, мы будем действовать творчески!

    - Мой барабанщик, кстати, хотел возродить нашу группу за границей, тем более, у нашего коллектива там были поклонники. Звучит неплохо. Но как ты предлагаешь бежать отсюда?! - заинтересовавшись, спросил Артем?

    - Это будет не так то просто, но поверь мне, сугубо в отместку этому адскому учреждению, назло всей Системе, что упрятала нас в психушку, я вытащу тебя отсюда! У нас есть шанс! Ты со мной?!

    - Будь по твоему! - недолго поколебавшись, любуясь уходящими лучами заката, согласился Артем, - как говорится, если любишь рок-н-ролл, будь готов к самым дерзким и безумным поступкам.

    - Я, мой разрисованный друг, в недавнем прошлом подписал частный военный контракт, - улыбнувшись, произнес Вадим, голова которого вновь стала работать ясно несмотря на огромную дозу  антиинсанитинола в организме, - мне ли не знать, что такое безумный поступок!

    - Но как мы вырвемся хотя бы из палаты? - все еще не представляя побег, не переставал спрашивать Артем, - и чем я могу тебе помочь?

    - Замешивай свой хлебный клейстер для начала, да побольше! - на ходу придумав первый шаг грандиозного по уровню безумия плана побега, попросил рок-музыканта  бывший военный, к которому вернулся бывалый боевой дух.

    - Это еще зачем? - не переставал удивляться рок-музыкант.

    - Потом узнаешь, - ходя по палате взад-вперед, тщательно обдумывал детали безумного плана Вадим, - веревки, типа той, по которой ты передаешь товар нарикам в обмен на сиги, ты плести не разучился? И нам понадобится побольше теплой одежды. Еще спички. Много спичек!

    - Что получится, то достанем! - ответил Размалеванный, - вот это ты загорелся!

    - Да, я загорелся! Захар, я иду за тобой! Мы не сдадимся, мы пали, но мы еще воспрянем из своей могилы, которой для нас стала палата психушки!

    Навязчивая идея о побеге и возможной дальнейшей мести не давала покоя обколотому успокоительным Вадиму. Заманчивый воздух свободы, который предвкушали узники палаты номер тринадцать, разжигал огонь в душе обоих парней, и они провели долгие бессонные ночи за кропотливым планированием дерзкой операции, ставки в которой были высоки. Свобода или вечное заточение. Свобода или смерть.

    Рванный матрас со шконки Размалеванного, в котором он прятал обмененные на ампулы с деметромитолом сигареты, отныне стал настоящим хранилищем орудий предстоящего побега, а впоследствии такая же участь постигла и бочок унитаза в уборной. Доходило даже до того, как парни целыми днями тщательно осматривали каждый предмет в палате, долго обдумывая, как его можно было приспособить под собственные безумные нужды.

    Похищенные  по старой схеме у вышедшей с больничного Евангелины Петровны ампулы с деметромитолом, привязанные к сплетенному шнуру, были отправлены в глубины канализации, а далее извлечены в палате наркоотделения за стенкой, а полученные взамен спички и лыжные шапки отправились дожидаться своего часа в тумбочку Вадима.

    В течение двух недель палата номер тринадцать стала больше похожа на тайный схрон запрещенных в психиатрической клинике предметов, а ночами вовсе превращалась в подпольную фабрику по производству сухарей из припасенного хлеба. Целый  полиэтиленовый пакет с высушенными на батарее сухарями был тщательно зашит в подушку, а бетонный пол, цементная пыль которого стала ингредиентом для хлебного стройматериала, послужил отличным точильным камнем для черенка алюминиевой ложки, которую одна из медсестер благополучно оставила в палате после ужина. Раздобытая пластиковая полулитровая бутылка успешно сыграла роль фляги с водой, а из свернутого в мешок одеяла получился довольно вместительный баул, который можно было быстро соорудить, перевязав его в нужных местах сплетенными веревками.

    Первоначальный план побега стал предметом долгого обсуждения и тщательной разработки. План учитывал все обстоятельства, в деталях продумывал каждый шаг, который нужно было совершить, чтобы вырваться на свободу. Он был, по мнению парней, просто гениальным. Однако он, к их дальнейшему сожалению, имел один существенный недостаток, характерный для всех подобных планов. Вадим, бывший военный, прекрасно понимал, что согласно предварительно разработанным планам ничего никогда не идет, но сам не подозревал, что весь разработанный им алгоритм действий, предусматривающий  тихий побег ранним утром, полетел насмарку.

    Запланировавшие побег узники психушки так и не могли решиться. Для побега было готово все. Но каждый день промедления, что пациенты совершенно ясно осознавали, увеличивал вероятность их провала. Но выбрать подходящий момент для побега они так и не смогли.  Пока такой момент сам не нашел нерешительных беглецов.

    - Пациентам палаты номер тринадцать срочно встать с кроватей и отойти к окну! - прозвучало требование вошедшей в сопровождении двух крепких фельдшеров Евангелины Петровны, которая в тот полдень отличилась особенной злобой, - пациентам Чернышевскому и Горелову отойти к окну!

    - Чего, не ясно было сказано, - гневно добавил фельдшер, - а ну, встали и отошли к окну, сволочи!
Артем и Вадим, понимая, что подобное требование не предвещает ничего хорошего, и плану их побега, с огромной долей вероятности, пришел конец, неторопливо встали со шконки и двинулись в направлении окна.

    - Я сказала, шевелитесь, гады! - старушечьим голосом провизжала сварливая медсестра, ударив Артема по шее, - вы еще попляшите, скоты!

    - А что случилось, Евангелина Петровна? - удивленный небывалой злобой медсестры, спросил Артем.

    - Сдали вас ваши подельники-наркоманы! - ехидно улыбаясь, произнес один из фельдшеров, - ну как, понравилось казенные ампулы нарикам продавать?

    - Вы вообще о чем? - пытаясь оправдаться, спросил Размалеванный.

    - А сейчас увидим! - потирая старые дряхлые руки, произнесла Евангелина Петровна, - Вить, прошмонай их обоих! Толик, а ты выверни все их вещи, тумбочки и кровати!

    - Надо же, как не вовремя, - на гране слышимости раздосадовано произнес рок-музыкант, осознавший, что теперь для него уже точно все пропало, но шепот его услышал не только Вадим, но и остальные вошедшие.

    - Ага, скотина, я так и знала что это ты!  Обыщите его, мужики!

    - Я ничего не сделал! Не трогайте меня!

    - Ударьте его током, если хоть что ляпнет! Ох и паразит! - продолжила экзекуцию Евангелина Петровна.

    - С удовольствием! - произнес один из фельдшеров, извлекая электрошокер из футляра на поясе.

    - Нет, не надо! Прошу! - отходя назад, произнес Артем, но фельдшера едва ли могло это остановить.

    Острый предмет с легкостью прорезал кожу одного из фельдшеров, и заточенный подобно стилету черенок столовой ложки стремительно вонзился под ребра медицинского работника. Не успел фельдшер схватиться за пробитый острой заточкой бок, самопальное орудие уже пронзило ему логтевой сгиб руки, выбив из нее электрошокер, а следующие несколько ударов изрешетили живот, залив линолеум больничного пола первыми каплями крови. Увернувшись от электрошокера второго, обескураженного происходящим фельдшера, Вадим резко вогнал заточку обидчику в ногу, а затем оглушил его ударом собственного вырванного из ослабленных рук искрящегося  прибора.

    - Собирай хабар, музыкант! Мы удираем! - твердо дал команду Вадим, заткнув ладонью рот пожилой медсестре, которую тут же утащил в уборную, - дверь прикрой, чтобы никто не увидел! И ботинки с них снимай! - указал Вадим на обездвиженных фельдшеров.

    - Ты ее тоже прибьешь? - задал вопрос Артем, смотрящий на Вадима в кондиции, граничащим с состоянием шока.

    - Чего растерялся, собирай баулы!

    - Хорошо, уже!

    - Ну что, старая мразь, посмотрим, как тебе это понравится! - по садистски проговаривал бывший военный, уткнув несчастную, перепуганную до смерти и растерявшую всю былую злобу старуху головою в унитаз и  вытащив из кармана ее халата несколько заранее приготовленных шприцов с антиинсанитинолом.

    - Один фельдшер воет от боли на полу! - второпях собирая припасенные для побега вещи в баул из одеяла, доложил Размалеванный.

    - Долбани его шокером разок! - твердо произнес Вадим, и под звуки трещащего в палате электрошокера вогнал в тело сварливой Евангелины Петровны один за другим все найденные у нее в карманах шприцы с транквилизаторами, - ну что, нравится, старая тварь?! Нравится?!

    В несколько раз превышающая допустимую норму доза мощного препарата очень быстро вырубила старуху, ее обмякшее тело упало в полном бессилии, и из беззубого рта пошла белая пена.

    - Я все собрал! И ботинки по размеру!

    - Мне с портянками тоже сойдет, надевай и валим отсюда! - дал команду бывший военный, надев ботинки и закинув на плечи связанные в одеяло припасы.

    - Кажись, кто-то идет!

    - Сейчас узнаем! - сказал Вадим, и вошедший в подозрительно прикрытую дверь в палату номер тринадцать крепкий фельдшер сразу был оглушен и повален на пол мощным ударом фаянсовой крышкой от бочка унитаза, от чего последняя разлетелась на кучу белых осколков, - затаскиваем тело в палату и бежим!

    Впервые за долгое время, застигнутые врасплох, но решившиеся бежать во что бы то ни стало, узники палаты номер тринадцать выбрались в длинный коридор буйного отделения, где тут же встретили идущего к палате на подозрительный шум дежурного врача.

    - Иди сюда, гнида в белом халате! - подозвал дежурного врача Вадим,  и  повалив его на пол, тут же принялся обыскивать его карманы, - гони ключи, старый пидор! Где ключи?! Вот гадина, я покажу тебе, кусаться!

    - Тревога! Побег! Побег! - что есть мочи завопил дежурный врач, укусив Вадима за ладонь, на несколько секунд освободившись от его захвата, - побег, на помощь! Охрана! Ааа!

    Резкий треск электрошокера в руках Артема мигом заткнул призывающего на помощь доктора, но его крики о помощи были услышаны: на нижнем этаже засвиристела охранная сигнализация.

    - Сейчас сюда явится охрана, надо бежать, Вадим, ты нашел ключи?

    - Кажись, да! Да, вот они! - достал бывший военный связку с пояса потерявшего сознание дежурного врача, - сейчас сюда сбежится вся охрана, готовь им наш заветный  подарок!

    - И не только его! - воскликнул рок-музыкант, после чего, подбежав к посту дежурного врача, нажал на рубильник пожарной тревоги, - посмотрим, как они с этим справятся!

    Продолжительный вой пожарной сигнализации заглушил противный свит сигнализации охранной, а второй дернутый Размалеванным рычаг отворил электронные замки всех палат буйного отделения. Обилие разного рода психов, поехавших, шизофреников и просто сумасшедших покинуло палаты и наводнило мрачный коридор  отделения.

    - Пожар, люди, пожар, горим! - объявлял Артем в микрофон громкой связи на посту дежурного, - все на выход! Вадим, отворяй дверь!

    Вадим еле-еле успел подобрать ключи и открыть решетчатые ворота, перекрывающие выход из буйного отделения в сторону лестничного проема, как толпа психических больных с истошными и паническими воплями рванула в открытый проход и начала хаотично разбредаться по территории больницы, слабо представляя, что делать дальше.

    - Хорошо придумал, Размалеванный, пошли дальше!

    - Внимание, внимание! - раздался голос начальника охраны из динамиков громкой связи, - тревога о пожаре ложная. Повторяю, тревога ложная, всем вернуться в палаты!

    Несмотря на указания по громкой связи, большинство из пациентов не собиралось возвращаться в палаты и продолжило броуновское движение по коридорам психиатрической клиники, но желание идти вперед у них напрочь отпало, как впереди показался десяток рослых сотрудников охраны "Соколовки" и еще несколько фельдшеров и медсестер со шприцами антиинсанитинола наготове.

    - Ну, же, люди, бежим! Прорываемся! - без толку пытался уговорить пациентов "Соколовки"  взволнованный Артем.

    - Всем пациентам вернуться в палаты! К пациентам, которые не выполнят требование, будет применена физическая сила! - звучал громкий голос начальника охраны из динамиков, - это последнее предупреждение!

    - Что будем делать, Вадим? - подбежав к сокамернику, расспрашивал Размалеванный, - мы так дальше не прорвемся!

    - Прорвемся! - решительно ответил бывший военный, - давай за мной!

    Пока подоспевшие охранники и медицинский персонал загоняли разбежавшихся пациентов обратно к воротам буйного отделения, Вадим и следующий за ним по пятам Артем добежали до лаборатории, что находилась неподалеку от палаты номер тринадцать, и бывший солдат удачи мощным ударом плеча вышиб старую деревянную дверь.

    - Тут тупик! Отсюда нет выхода!

    - Молчи и громи тут все к чертовой матери!  - дал команду Вадим и металлической табуреткой разломал стеклянные стеллажи с многочисленными склянками.

    Содержимое лаборатории в считанные минуты было разгромлено,  мебель и приборы были сброшены в огромную кучу посреди помещения,  а обломки инвентаря лаборатории медленно пропитывались спиртами и эфирами из расколотых емкостей и пробирок.

    - Что ты удумал, Вадим?

    - Захотел устроить липовый пожар, мой разрисованный друг? - бросив в кучу обломков матрас и  бутыль с формалином, ответил Вадим, - будет тебе пожар самый настоящий!

    Брошенная в кучу обломков подожженная петарда, которую бывший военный соорудил из перемотанного скотчем бумажного корпуса, набитого серой со спичечных головок, пропитанных раствором марганцовки, рванула громким хлопком, воспламенив пары огнеопасных веществ, и едва успел медперсонал заведения загнать всех пациентов обратно в буйное отделение, его мрачный коридор заволок дым и едкий запах горящих в лаборатории химикатов. Противный дым затянуло в пожарные датчики, и продолжительная сирена сигнализации вновь промчалась по ушам пациентов и персонала "Соколовки".

    Услышавший вой сирены и учуявший запах дыма персонал был окончательно сбит с толку, не понимая, что же творится в "Соколовке": пожар или все-таки побег.
    Однако пациенты психбольницы, увидевшие вырвавшиеся языки пламени из помещения лаборатории, тут же начали паниковать и все меньше внимали требованиям персонала разойтись по палатам.

    - Это наш шанс, - тихо прошептал Вадим и громко закричал на все отделение, - люди добрые! Они нас хотят тут сжечь заживо! Бежим отсюда! Бегите, что есть мочи!

    - Бежим, мужики, врачи хотят нас убить! - подхватил Артем, а вслед за ним  - уже несколько десятков узников буйного отделения, - спасайтесь! спасайтесь! Выпустите нас!

    Подстрекаемая криками пациентов палаты номер тринадцать, переполненная паникой толпа психически неуравновешенных людей с истеричными криками, воплями и плачем устремилась к выходу, подальше от едкого дыма и бушующего в лаборатории пожара, готовая смести все на своем пути. Растерянный и не ожидавший подобное персонал попятился назад, и даже резиновые дубинки и электрошокеры рослых охранников не смогли остановить рвущихся к спасению узников "Соколовки".

    Выбежавшие из многочисленных кабинетов на истошные крики сотрудники психиатрической клиники  были ошарашены и тут же сметены разбегающейся толпой, а блеснувшая в руках Вадима заточка быстро нейтрализовала старшего охранника, напарника которого свалил на землю Артем ударом электрического тока.

    - Бежим, люди, путь свободен! - воодушевленно произнес рок-музыкант, убегая с остальными пациентами вниз по лестнице.

    - А ты, я смотрю, вошел во вкус! - подметил Вадим, - а теперь, бежим дальше, пока они не одумались!

    - Да! Да! Это вам за то, что вы тут со мной сотворили! - радовался переполненный адреналином Размалеванный и выпустил заряд трофейного электрошока в первую встречную работницу психушки.

    Освободившиеся из плена железных дверей палат психиатрической клиники, Вадим и Артем в сопровождении десятка пациентов неслись вперед по коридору, однако дорогу к выходу им перегородил заведующий отделением доктор Сергей Никонорович Борман, сопровождаемый многочисленной охраной.

    Побежавшие напролом двое пациентов были моментально остановлены выпущенным одним из телохранителей Бормана аэрозолем из специального баллончика и, дико кашляя, протирая глаза и задыхаясь, свалились на паркетный пол и отползли.

    - Ну что же вы так, уважаемые пациенты, так нехорошо себя ведете? - противным писклявым голосом задал вопрос доктор Борман, поглаживая пышные бакенбарды, - вас же вежливо попросили, разойдитесь по палатам, а вы тут бегаете.

    - Выпустите нас отсюда! Я не хочу умирать! Я не хочу умирать! - раздались панические крики кого-то из пациентов.

    - Все мы когда-нибудь умрем, - спокойно продолжил Сергей Никонорович, - и что с того. Сейчас мы дружно вернемся в наше любимое отделение, потом нам принесут обед, а на обед у нас сегодня макароны! Ну давайте, чего стоите?

    - Не слушайте его, мужики, - призвал Вадим, - это же дьявол в белом халате! Сущий дьявол! Он хочет сжечь нас в огне!

    Руки и больничный балахон бывшего наемника были окроплены брызгами крови, и доктор Борман сразу это приметил.

    - Так, ребята, нейтрализуйте того со шрамом на щеке и его соседа с татуировками, - тихо прошептал Сергей Никонорович, - я, кажется догадываюсь, кто это все затеял.

    Несколько фельдшеров и охранников аккуратными шагами продвинулись в сторону пациентов, держа наготове весь арсенал своих спецсредств.

    - Вадим,  это за нами, задницей чувствую! - дернув за рукав соседа по палате, тихо сказал Артем.

    - Да, хорошо...

    - Чего хорошего то?

    - То, что все идет так, как нам надо, - потерев руки, произнес Вадим, - пробил час использовать наш главный козырь!

    Подступающие сотрудники больничной охраны продвигались по направлению к Вадиму, но увиденное ими далее застало всех врасплох.

    - Отступаем! Назад, у него граната! Граната! - отбежав на несколько шагов, закричали один за другим ошеломленные охранники, - у него, бл#ть, долбанная граната!

    - Назад, твари, назад! Я вас всех взорву! Кто подойдет к нам, я брошу ее и мы все умрем! - сжимая вытянутую перед собой осколочную гранату обеими руками, держа указательный палец на чеке, кричал Артем!

    - Горелов? Ты то зачем, ты же у нас хороший мальчик, убери гранату и мы все обсудим, - растерянно пытался успокоить пошедшего на крайние меры пациента доктор Борман.

    - Пасть закрой, чмо с бакенбардами! - резко оборвал его Вадим, -  быстро отошли все к стене, иначе вам всем хана!

    - Бросайте оружие! Я ее, черт возьми, взорву! - сделав шаг вперед, истерично прокричал Размалеванный, - мне терять нечего, я рок-звезда, мне по хер, что будет дальше! - и испуганные гранатой сотрудники "Соколовки" нервозно попятились назад, неохотно положив на пол средства своего арсенала.

    Проход далее был свободен, и пациенты психиатрической клиники устремились к выходу, пока Артем и Вадим, угрожая гранатой персоналу и удерживая сотрудников у стены, медленно отбегали к выходу. "Осколочная граната" в руках у Размалеванного и была тем главным козырем, на который небезосновательно возложил надежды Вадим. Бывший военный сам был удивлен, с каким артистизмом его сокамерник по психушке сумел запугать персонал во главе с доктором Борманом  и как он реалистично удерживал "гранату", которая представляла собой лишь мастерски слепленный из хлебного мякиша, разукрашенный краской из жженной резины и чернил фломастера муляж, в который вместо  детонатора была вставлена пружина, извлеченная из больничной койки, а вместо чеки - кольцо от обычного брелока.

    - Всем лежать, иначе я вас подорву! Мне терять нечего, вы все умрете со мной! - продолжал Размалеванный, который допустил роковую ошибку, увлекшись своей игрой.

    Муляж гранаты из хлебного мякиша, не выдержав нагрузки крепко удерживающих его рук обезумевшего от адреналина рок-музыканта, внезапно раскрошился, и "смертоносные осколки боевой гранаты" посыпались из рук удивленного Артема ему под ноги.

    - Ну ты, блин, дебил! - ударив по своему лбу ладонью, выронил пару ярких словечек Вадим, но его тут же перебили писклявые крики Сергея Никоноровича.

    - Ловите их, чего вы лежите, за ними, схватите этих лживых мерзавцев, немедленно! - и пришедшие в себя мордовороты  доктора Бормана погнались вслед за парнями.

    Судьба незадачливых беглецов, потерявших последнее преимущество, была бы предрешена, однако увидевший краем глаза пожарный стенд Вадим решил воспользоваться случайно выпавшим шансом на спасение. Белый порошок под давлением вырвался наружу из сопла огнетушителя, забив глаза преследователей, а тяжелый металлический корпус опустевшего средства пожаротушения с размаху проломил череп вцепившегося в Артема фельдшера, а сам Размалеванный, освободившись от захвата, схватил и с силой швырнул в пол второй огнетушитель. Прогнивший металлический корпус, не выдержав удара, лопнул, и содержимое прибора огромным облаком окатило весь коридор.
Белая пыль от взрыва порошкового огнетушителя быстро  развеялась, и возглавляемая доктором Борманом погоня продолжилась, однако след беглецов давно уже простыл.

    - Блин, тоже заперто! - разъяренно воскликнул бывший военный, ударив ногой по запертой двери выхода из корпуса, - должен быть иной выход!

    - Вперед, поймайте их! - послышались крики сверху, - Сергей Никонорович, мы повязали почти всех сбежавших! - доложил доктору Борману один из фельдшеру.

    - Да и хрен с ними! - послышался истеричный писклявый голос заведующего буйным отделением, - поймайте мне тех, двоих ублюдков из тринадцатой палаты! Черт бы их побрал, и какая тварь мне посоветовала положить их вместе?! Чего стоишь, дурень?! Звони ментам, пусть срочно приезжают и оцепляют периметр больницы...

    - За мною, Вадим, можно улизнуть через столовую! -  Артем схватил сообщника по побегу за руку, и уже меньше чем через минуту двое узников буйного отделения ворвались в обеденный зал на цокольном этаже, где как раз в это время был организован прием пищи для более спокойных пациентов клиники.

    - Запирай двери! - промолвил Вадим, и Размалеванный просунул черенок от швабры промеж ручек дверей  у входа в столовую, перекрыв вход для ломившихся вовнутрь многочисленных фельдшеров и охранников.

    Пожилые медсестры общего отделения и повара столовой "Соколовки" даже не пытались оказать сопротивление беглецам, как только в руках рок-музыканта показалась окровавленная Вадимовская заточка, а сам бывший солдат удачи взял во все еще крепкие руки топор, прихваченный с пожарного стенда и вгрызся его топорищем в замок запертой двери в служебное помещение столовой.

    После десятка резких ударов старый замок поддался, и беглецы, размахивая топором и заточкой, проникли в варочный цех, насыщенный паром от кипящих котлов, в которых варились омерзительные блюда больничного рациона. Вломившиеся в столовую преследователи бросились за беглецами.

    - Где они? Я их не вижу! Повара, где они спрятались?

    - Они побежали в варочный цех, - ответила старая повариха.

    - От нас не скроются, давай, за ними! - дал команду начальник охраны, передергивая затворную раму травматического пистолета, - я лично прострелю долбанным психам  колени!

    - Давай, Размалеванный, жми, что есть дури! И, раз, два, три! Да! - радостно промолвил Вадим, и огромный котел с кипящим мясным бульоном был опрокинут на пол варочного цеха.

    Бурлящая жижа, мигом заполнившая помещение  непроглядным горячим как в турецкой бане паром, разлилась по полу варочного цеха и подобно смоле при средневековом штурме ошпарила кипятком ноги нескольких преследователей, пока оставшиеся невредимыми беглецы, сбрасывая по дороге шерстяные ухваты, аккуратно пробежали в коридор к холодным цехам, стараясь не наступать в лужи кипящего бульона.

   - Вадим, мне кажется, что это может быть опасно, что-то я очкую немного! - прокомментировал Размалеванный новые действия бывшего военного, который зачем-то бросил тяжелый баллон с пропаном на пол длинного узкого коридора.

    - Давай топор сюда!

    - Ты что, совсем что ли спятил?!

    - Давай! - разозлившись, повторил Вадим.

    - Хорошо, хорошо, уже несу, - передал бывшему военному пожарный топор рок-музыкант, но Вадим так и не успел им воспользоваться.

    Подбежавший со стороны выхода на задний двор охранник огрел резиновой дубинкой бывшего солдата, и свалив его с ног, достал шприц с мощным транквилизатором. Несмотря на ожесточенное сопротивление, острая игла пронзила кожу Вадима, и он почувствовал уже знакомое жжение вводимого в кровь вещества.
Однако сваливший беглого пациента охранник совершенно забыл про второго беглеца. Огромный, будто строительная кувалда, черпак в растатуированных руках рок-музыканта  описал размашистую дугу в пропахшем мясным варевом воздухе столовой и с силой обрушился на голову вяжущего Вадима охранника. Последний резко одернул руку со шприцом, не успев ввести в организм Вадима убойную порцию препарата, после чего был отброшен в сторону и ударился головой о бетонный косяк. Удар окончательно дезориентировал сотрудника "Соколовки", и Вадим, взяв в руки топор, решил довести начатое до конца.

    - Красава, Артем, ты как раз во время! Он всадил мне в жопу немного этой дряни! - благодарил сообщника Вадим, - а теперь, отойди назад, я отправлю этого сукиного сына Бормана обратно в Ад!

    Стальное топорище, просвистев в воздухе, молниеносным ударом обрушилось на вентиль газового баллона. Разрубленное горлышко баллона отлетело в стену позади. Накаченный под давлением газ вырвался наружу, как топливо из сопла реактивного двигателя, а сама переполненная пропаном емкость подобно смертоносной торпеде полетела по узкому коридору в сторону варочного цеха, сбив с ног одного из преследователей, и в конце с грохотом битой керамики влетела в стеллаж с чистой посудой. Клубы вырвавшегося из баллона пропана быстро заполнили цех, и разбежавшиеся охранники с фельдшерами с трудом успели укрыться в одной из подсобок, когда горючие пары добрались до работающих варочных плит.  Воспламенившийся пропан огненным смерчем прошелся по помещениям столовой, окончательно позволив беглым узникам скрыться от многочисленных преследователей, и свежий декабрьский воздух обжег морозным дыханием разгоряченные щеки Артема и Вадима, которые впервые за долгие месяцы заточения вырвались на улицу из корпуса психиатрической больницы.
 
    - А ты еще говоришь, что я конченный псих! - наслаждаясь экстазом от адреналина в крови, на бегу говорил Размалеванный, - вот это ты учудил. это же настоящий побег века!

    - Дерзость и молодость, мой  друг в наколках! Прям в духе твоего постметалкора!

    - Это скорее слабоумие и отвага! - поправил Артем бывшего военного, и вырвавшиеся во двор Соколовской психушки пациенты бежали по рыхлому снегу вперед к забору, увенчанному пышными рядами колючей проволоки.

    Сирены подъезжающих полицейских внедорожников послышались беглецам со стороны единственной ведущей к психиатрической клинике дороги. Покрытые черной облупившейся краской массивные ворота психиатрической клиники отворились, и прибывшая на место происшествия оперативная группа заехала во внутренний двор, в глубине которого затерялись виновники события,  потрясшего всю "Соколовку".

    - Блин, неужели они заделали все бреши в заборе? Здесь же только недавно было все перерыто! - возмущался уже уставший Артем, найдя на месте недавнего ремонта отопительных труб вновь отстроенный забор, - может, сбежим через КПП?

    - Менты уже на месте, мы там не прорвемся, нужно найти другой выход! А пока, бежим, прячемся!

    Двери полицейских машин отворились. Пять оперативных уполномоченных, трамбуя берцами свежевыпавший снег, выбежали из автомобилей,  а из корпуса больницы к ним навстречу несся сломя голову озлобленный и взволнованный доктор Борман.

    - Что у вас тут, черт бы вас побрал, творится? Почему такая паника? - задал вопрос подбегающему врачу возглавляющий опергруппу полноватый майор.

    - Как хорошо, что вы прибыли! - поправляя круглые очки вспотевшими руками, запыхаясь и тяжело дыша, писклявым голосом говорил доктор Борман, - вы не поверите, товарищ майор, но пациенты что-то задумали...

    - Хватит вам, Сергей Никонорович! - прервал майор полиции заведующего буйным отделением "Соколовки", - вы, скажу вам прямо, надоели всему нашему отделу своими вызовами. То у вас какие-то неопознанные летающие объекты над больницей пролетают, то вам диверсанты в лесу мерещатся! Сразу предупреждаю, доктор, если опять наплетете нам подобную чертовщину, то я не поленюсь, ей богу, и направлю рапорт в департамент здравоохранения и вас самих положат в вашу же дурку!

    - Да что вы говорите, майор?! - сорвав голос, выкрикнул доктор Борман, - у нас в клинике чрезвычайное происшествие. Несколько десятков наших подопытных...

    - Кого, кого?! Подопытных? - рассмеялся майор.

    - Пациентов! - поправил свою оговорку заведующий отделением, - толпа пациентов буйного отделения, возглавляемая рок-музыкантом и бывшим военным с посттравматическим синдромом, подняла вооруженное восстание!

    - Слышь, мужики, походу в этом дурдоме весь персонал поехавший! - продолжал смеяться начальник опергруппы.

    - Вам, значит, смешно! - еще больше разгневавшись, кричал доктор Борман, - а они поубивали мой персонал, взорвали столовую и скрываются во дворе "Соколовки"! Они вооружены и очень опасны! Изловите их, пока они не натворили неописуемых бед!

    - Сергей Никонорович! - подбежал к полицейским начальник охраны психиатрической клиники, - мы всех изловили, кроме двух! Это...

    - Челкастый с татухами и лицо со шрамом? - перебил начальника охраны Борман.

    - Именно!

    - Я так и знал! Это все они! Они террористы! Они точно бесы. Бесы!

    - Вот это дела... - прекратил смеяться глава опергруппы, - так, мужики, разбиваемся на группы по двое и прочесываем территорию! Петрович, звони в отдел, пусть поднимают псарню. Нам может пригодиться помощь кинологов. Колян, Серега, прочешите на тачках  внутренний периметр! Стас, ты со мной, перекрываем КПП!

    - Хвала небесам, - обрадовался доктор Борман, - только ради бога, товарищ майор, изловите этих двоих. Я так и знал, что они одержимые!

    - От нас не скроются, - успокоил доктора Бормана сотрудник полиции, - сейчас мы их найдем!

    - Я так и знал, что в них кроется дьявол! Ради всего святого, майор, я подпишу любые бумаги, только пристрелите их прям на месте! И вообще, вызовите еще пару нарядов с автоматчиками!

    - Я свою работу знаю, разберусь и без вас, доктор! - прервал Сергея Никоноровича майор и присел на кресло полицейской машины, - ты представь, Стасон, что за дичь у нашего чудика стряслась. У них психи революцию устроили! Со взрывами и спецэффектами! Куда катится мир, лейтенант!

    - Мда... Я бы этого упыря в белом халате сам бы в дурку отправил! - согласился молодой лейтенант, сидящий за рулем, - на вид вылитый извращенец. Еще и всю охрану  с КПП вытащил, орет на них, как псих!

    - Двести первый, я Двести четвертый, прием! - прервал шутки полицейских голос из радиостанции.

    - Я слушаю тебя, Двести четвертый. Поймали?

    - Никак нет! Но тут какой-то гражданский в рабочей униформе заявляет, что у него угнали машину!

    - Что за гражданский?

    - Не имею представления. По виду, какой-то алкаш местный, перегаром прет за километр...

    - Давай поконкретнее, что там угнали?

    - Говновозку!

    - Чего, блин? Хватит шутить, у нас тут серьезное происшествие! Продолжайте поиски! - дал команду майор и отложил радиостанцию, -  тут походу весь персонал поехавший, хуже пациентов... Слушай, Сергей Никонорович, я не удивляюсь теперь, что у вас постоянно какая-то дичь происходит! Ваши работнички моим мужикам сказали, что у них угнали говновозку!

    Смех полицейского вновь прервался, а доктор Борман скорчил еще более удивленное выражение лица, когда из-за поворота во дворе психиатрической клиники внезапно выскочил оранжевый грузовик с огромной цистерной вместо кузова. Разукрашенные татуировками руки рок-музыканта крепко удерживали руль угнанной ассенизаторской машины, а нога вдавила педаль газа в пол.

    - Давай, жми, Размалеванный, классно ты придумал! Заключительный шаг! Откроем врата Преисподней! - дал команду сидящий рядом Вадим,  - пригнись и дави на газ!

    Ошеломленный майор машинально потянулся к поясу и расстегнул кожаную кобуру, но когда офицер выхватил табельное оружие, мчащийся на большой скорости грузовик уже врезался в полицейскую машину, и старый "бобик" перевернуло, отшвырнув на обочину дороги. Стоящий позади "бобика" доктор Борман еле-еле увернулся от мчащегося ассенизатора, и оранжевый грузовик, который, по словам Вадима, беглецы реквизировали у работников психушки, врезался в железные ворота как таран средневековой осадной машины.

    Старые добротные ворота КПП психиатрической клиники оказались достаточно крепкими, и вопреки ожиданиям зачинщиков побега, не захотели поддаваться с первой попытки, однако удар оказался достаточно мощным, что погнул толстые металлические прутья и накренил вперед металлическую конструкцию.

    - Я разбил нос! - схватившись за окровавленное лицо, произнес Артем.

    - Меня тоже тряхануло! Дави на газ!

    - Ворота не поддаются! Черт! Ну давай же! - со всей дури жал на педаль газа Артем, но угнанный грузовик лишь буксовал на покрытом наледью асфальте, - надо отъехать и протаранить еще раз!

    - Нет,  не выйдет! Менты прострелят колеса! Смотри! - обратил Вадим внимание рок-музыканта на показавшиеся из-за угла полицейские машины и подбегающих к КПП со стороны больничного корпуса оперативников, - вылезай из кабины и перепрыгивай через забор!

    - Я не очень хорошо лазаю по заборам!

    - Быстро полез на ворота! Ты их нормально погнул, они покосились, ты сможешь!

    - Там охрана и полиция!

    - Я прикрою! Перелезай! - настоятельно потребовал бывший солдат и, съежившись на сидении, резким толчком обеих ног вышиб остатки разбившегося лобового стекла, - ну же!

    - А как же ты?

    - Я догоню, - решительно заявил Вадим, - а напоследок отомщу нашему изуверу с педофильскими бакенбардами. Ну держись, маньяк в белом халате!

    Размалеванный музыкант выполз из кабины грузовика и начал карабкаться по искореженным воротам вверх, пытаясь не зацепить колючую проволоку мешковатым больничным балахоном.

    - Хватайте их мужики, они удирают! - окончательно лишившись здравого рассудка, писклявым голосом орал на подчиненных Сергей Никонорович, - убейте этих нелюдей! Лови гадов! Знайте, демоны, я лично запихну вас  в худшую палату и превращу ваше лечение в клинике в сущий ад!

    Все собравшиеся у КПП сотрудники Соколовского Психиатрического Диспансера кинулись ловить беглецов, а пришедшие в себя полицейские из перевернутого "бобика"  и подбежавшие их товарищи открыли огонь на поражение. Пистолетные пули просвистели мимо перелезающего через забор Артема, но парень, с трудом  преодолев страх, решился перепрыгнуть через колючую проволоку на вершине ворот. Прыжок рок-музыканта с четырехметровой высоты получился достаточно мягким, так как парень приземлился на переброшенный за спину баул с припасами и теплой одеждой, предварительно зацепившись за колючку штаниной больничных кальсон, фрагмент которых так и остался висеть на острых шипах растянутой проволоки.

    Преследующий беглецов персонал психбольницы, размахивая электрошокерами, перцовыми баллончиками и резиновыми дубинками, подбежал почти вплотную к грузовику и готовился задержать оставшегося на территории Вадима. Однако у бывшего вояки и на этот раз в голове созрел план, как устроить своим мучителям еще один, в самом прямом смысле этого слова, весьма неприятный сюрприз.
Крепкая рука дернула рубильник слива отходов. Старые насосы загрохотали, работая на полную мощность. Содержимое огромной цистерны ассенизаторской машины дьявольски забурлило и под давлением устремилось наружу. Толстый гофрированный шланг в руках отставного бойца Национальной Гвардии был нацелен на многочисленных преследователей. Льющееся под колоссальным напором перегнившее содержимое септиков самой депрессивной в России психиатрической клиники успешно справилось с задачами полицейского водомета во время массовых беспорядков, и направленная черно-коричневая струя сбивала с ног одного противника за другим, не давая никому приблизиться к машине.

    Насосы продолжали работать на полную, а содержимого цистерны с жидкими экскрементами оказалось более чем достаточно, чтобы заставить всю охрану разбежаться и прекратить погоню, удирая и матерясь с единственной мыслью поскорее искупаться в горячей ванне. Мощности дерьмового потока с лихвой хватило, даже чтобы выбить из рук полицейских оружие, хотя ослепленные струей отходов жизнедеятельности и облитые с ног до головы из ассенизатора стражи правопорядка даже с оружием в руках перестали бы представлять беглецам какую-либо угрозу.

    Доктор Борман все больше убеждался в сверхъестественном происхождении психического расстройства своих пациентов и дважды пожалел, что так и не смог пригласить к ним в палату священника из соседней церкви, однако его раздумья о необходимости проведения обряда экзорцизма  были прерваны мыслями о более насущных в конкретный момент проблемах. Начальник охраны психиатрической клиники валялся в снегу в обмороке то ли от зловонья, то ли от того, что ударился головой о бетонный бордюр при падении, и доктор Борман, читая молитвы себе под нос, с отвращением извлек из испачканной кобуры охранника залитый нечистотами травматический пистолет.
    Стреляющий резиновыми пулями пистолет оказался в трясущихся от злобы и нервного срыва руках заведующего буйным отделением Соколовского Психиатрического Диспансера. Но поскольку руки Сергея Никоноровича в своей жизни держали мало предметов тяжелее его любимой перьевой ручки или энциклопедии по криптофизике, шансов остановить бывшего военного с посттравматическим синдромом, вооруженного  шлангом работающего что есть мочи ассенизатора, у доктора с приобретением ствола не прибавилось.

    Мощный поток подгнившего в теплых септиках дерьма, виртуозно нацеленный Вадимом, угодил прямо в лицо доктору Борману, окатив все тело медика гнилостными испражнениями его же пациентов. Мерзопакостная зловонная жижа тут же безвозвратно изменила белый цвет больничного халата, пропитала насквозь потертый костюм Сергея Никоноровича. Текучая и едкая как кислота субстанция затекла Борману за шиворот,  а твердые ее фрагменты повисли на пышных бакенбардах несчастного доктора. Потерявший всякую надежду остановить беглецов доктор Борман рухнул на покрытую теперь уже грязным снегом дорогу и истерично зарыдал, задыхаясь от испарений содержимого ассенизатора в луже жидкого дерьма и собственной блевотины.

    - Ну что, профессор карательной психиатрии, захлебнулся в своем же говне?! - вырубив насос, бросив шланг и протерев руки о сугроб,  выговорился теперь уже бывший пациент Сергея Никоноровича, - запрещенную дрянь мне вкалывал?! Вкалывал! Знай теперь вкус возмездия! Биологическое оружие тоже, между прочим, запрещено! Вот и получай!

    Излив всю свою злобу на Соколовскую психушку в виде потока жидкого дерьма и потока грязных ругательств, Вадим, предварительно бросив кусок подожженной ветоши в топливный бак реквизированной "говновозки", перелез через покосившиеся ворота и перепрыгнул как в старые добрые времена через натянутую колючку. Ловко сделав кувырок при приземлении, вырвавшийся на свободу солдат удачи догнал удирающего вдоль дороги Артема, и бежавшие пациенты палаты номер тринадцать скрылись за деревьями в березовой роще, услышав позади вой сирен и взрыв топлива в баке спасшего их ассенизатора.

    - Очень надеюсь, что ментовское подкрепление окатило остатками говнеца из цистерны при взрыве, - пробираясь через заснеженные заросли леса, сказал сообщнику Вадим, - а теперь нужно бежать, что есть дури, пока они не вышли на нас. Скроемся в лесу. Как раз снежок пошел, пусть заметает следы.

    - Я чуть не обосрался от страха, когда услышал выстрелы! Даже не заметил, как спрыгнул с ворот, хотя я чертовски боюсь высоты!

    - Бывает... Это норма. Потом привыкнешь. Или поедет крыша. Хотя куда уж там дальше...

    - Рядом с тобой я просто ангел! Я даже не могу поверить, мы это сделали!

    Никогда не думал, что совершу побег, которому однозначно будет суждено войти в историю. Тьфу, блин, я запыхался как черт, чуть не подох, но сейчас я бегу, свободен и счастлив, и мне не верится, что все мои, ну, то есть, наши мучения уже позади...

    Как бы несущиеся сквозь рыхлые сугробы соснового бора беглецы не были бы окрылены привкусом вновь обретенной свободы, и как бы не желал Артем оставить все трудности в мрачных стенах психиатрической клиники, самая трудная часть дерзкого и безумного побега была еще впереди. Бежавшим пациентам "Соколовки" предстоял трудоемкий переход через зимний лес в условиях непрекращающейся погони за ними, с дальнейшим нелегальным пересечением государственной границы. Выполнение и без того нелегкой задачи становилось куда более затруднительным в виду отсутствия нормального снаряжения для зимних походов, денег, документов, достаточного запаса провианта и печальным обстоятельством, что даже в такой необъятной стране как Россия не так уж просто скрыться двум преступникам с настолько выраженными особенностями внешности. Многочисленные татуировки фронтмена постметалкоровской рок-группы и шрамы на лице прошедшего горячие точки военного не прибавляли парням шансов на успешный исход их, несомненно, грандиозного побега.

    Эйфория от успешного прорыва всей внутренней обороны Соколовской психушки у беглецов начала улетучиваться. Пропотевшее насквозь нательное белье удравших от отечественной карательной психиатрии пациентов на морозном воздухе начинало промерзать, и не сильно помогали даже многочисленные слои верхний одежды, надетые Артемом и Вадимом, а свежевыпавший снег забивался в трофейные ботинки и по щиколотку промочил широкие штанины больничных балахонов. Так и шли, превозмогая усталость, холод и голод, периодически делая небольшие привалы, беглецы из "Соколовки", медленно, но верно приближаясь ко все еще далекой цели, именем которой была Свобода.

    - Уже темнеет, Вадим! Сколько еще нам идти до этой чертовой границы? И ты вообще уверен, что мы правильно идем? - присев на промерзшее бревно, утомленным голосом спрашивал Артем, - я промерз до костей и больше не могу! Давай выйдем уже из проклятого леса!

    - Через границу сейчас идти нельзя, - присев на одно колено и выпив остаток воды из пластиковой бутылки, объяснил Вадим, - сам подумай, едва мы засветимся на публичном месте в больничных балахонах, нас тут же повяжут, и здравствуйте вновь, лютые медикаменты и смирительная рубашка!

    - И что теперь будем делать? Не оставаться же в лесу?

    - Боюсь, что придется, - сорвав со ствола упавшей сосны большой кусок коры и протянув его Артему, ответил Вадим, - а теперь, сгребай весь снег в кучу.

    - Только не это, я не хочу оставаться здесь! - возразил уставший от длительного перехода рок-музыкант, - у меня мороз по коже от корявых сучьев высоких деревьев, они нагоняют на меня страх!

    - Другого выхода нет! Сгребай снег!

    - И нахрена я согласился бежать?! Лучше уж всю жизнь провести в дурдоме, чем скитаться по лесам как дикари!

    - Уже поздно что-то менять! Нам нельзя сдаваться! И это только на одну ночь. Здесь неподалеку протекает река. Выйдем на нее и вдоль берега выдвинемся к Семистрелицку, а потом уже решим, как быть дальше. А для начала, соорудим ночлег.

    - И где мы будем спать? Мы же посреди леса!

    - Сейчас увидишь, сгребай снег в кучу!

    Активная работа по сооружению того, что Вадим назвал местом ночлега, заставила беглецов немного согреться, и через пол часа между высокими соснами нарисовался полутораметровый сугроб из утрамбованного ногами снега. Куски сосновой коры успешно выполнили функции лопат, и еще спустя пятнадцать минут беглецы вырыли в сооруженном сугробе отверстие, пробурив некое подобие норы.

    - Ты  предлагаешь нам провести ночь в этой снежной могиле? Да ты спятил!  - посмотрев на построенное убежище, возмутился Артем.

    - Ну, не номер пятизвездочного отеля, но лучшего, увы нет, - ответил Вадим, устилающий вырытую в сугробе нору наломанными и очищенными от снега сосновыми ветками, - по крайней мере, там хоть температура повыше нуля, не то, что сверху.
Сейчас перекусим и ляжем спать.

    Изготовленная еще в палате номер тринадцать пропитанная растопленными восковыми мелками для рисования вата и марля стала хорошей растопкой, и смолистые сосновые веточки, просохнув от влаги свежего снега, неохотно воспламенились. Небольшой костер, что едва мог согреть талую воду в поставленной на него металлической кружке,  был единственным источником тепла и света для сбежавших пациентов, и Артем с Вадимом, укутавшиеся  в теплые свитера и одеяла, не торопясь, доедали последние высушенные на больничной батарее сухари из пайкового хлеба. 

    Слабо горящий в небольшой лунке в снегу небольшой костер вряд ли смог бы обеспечить парням комфортный ночлег, а пламя побольше могло привлечь к себе лишнее внимание, поэтому обустраивать нормальный очаг было нельзя. Запах гари, как это помнил Вадим еще со времен занятий на военной службе, хорошо ощущался на чистом лесном воздухе даже на значительном расстоянии, и согревший воду в металлической кружке костер был тоже затушен, чтобы аромат горящих сосновых веток не выдал место нахождения беглецов. Допив согретую на костре кружку воды, подслащенную сахаром, пару спичечных коробков которого раздобыл Артем,  скрывшиеся в лесу пациенты "Соколовки" закутались в шерстяные одеяла и полезли один за другим с снежную нору, по словам рок-музыканта, больше напоминающую миниатюрный вариант склепа Короля-лича. Заделав вход в нору ветками и снегом, оставив лишь небольшое отверстие для вентиляции, Артем с Вадимом устроились на ночлег, заживо похоронив себя под толщами снега, завернувшись в одеяло и прижавшись вплотную друг к другу, тщетно надеясь согреться и уснуть. Свеча из оставшейся пропитанной воском ваты горела крохотным огоньком, слабо согревая воздух в ледяной могиле, выжигая кислород и давая беглецам возможность пережить первую на свободе холодную ночь.

    Всего четыре часа сна, которые вытерпели пациенты в снежной норе, все-таки сыграли на пользу, позволив восстановить парням хоть часть потраченных во время побега сил, и с первыми проблесками утреннего солнца согревшиеся у костра пациенты выдвинулись в дальнейший путь. Дальнейшая дорога далась беглецам с огромным трудом, но затраченные усилия не прошли даром: спустя несколько часов пути истерзанные морозом и голодом Вадим и Артем вышли на окраину леса, и их взору открылись склоны долины скованной льдами реки. Распрощавшись с пологами укрывшего их соснового бора, беглецы, стуча зубами и потирая промерзшие руки, устремились вниз к заснеженному берегу, где наткнулись на развалины небольшой рыбацкой хижины. Убедившись, что крохотный деревянный домик не проглядывается со стороны и вероятность обнаружения крайне мала, Вадим дал добро на розжиг костра, и сбежавшие беглецы, выломав ушко висячего замка на двери и затопив жестяную печь в углу крохотной комнаты, наконец-то смогли просушить промокшие вещи и вдоволь прогреться у чарующих языков горящего в теплой и уютной рыбацкой хижине.
Сбежавшие пациенты проспали в найденном к их великому счастью логове до самого вечера. Проснувшийся Артем, приподнявшись с лежака, обнаружил Вадима  рыскающим по ящикам и полкам рыбацкой хижины и увидел висящий на гвозде старый рыбацкий комбинезон с несколькими дырками, вероятно, прожженными бывшим владельцем во время очередной пьяной рыбалки с друзьями на берегах широкой реки.

    - Не тренд от "Белуччи" или "Кеши Бурчинского", конечно, но лучше, чем мешковатая роба пациента психушки, - улыбнувшись, тихо произнес бывший военный,  - можно будет сойти за любителя подледного лова или за бомжа дядю Васю с ближайшей помойки.  Поможет нам в городе.

    - В городе? Я не понимаю, зачем мы вообще идем в Семистрелицк?

    - Нужно заглянуть за кое-чем, что поможет нам в дальнейшем пути, - ответил Вадим, - а теперь глянь, что я нашел.

    - Вот это ты даешь, вот спасибо, это как  манна небесная! - воскликнул Размалеванный, невероятно обрадованный после долгих часов утомительного перехода на пустой желудок, увидев в руках Вадима упаковку лапши быстрого приготовления, - ох, она еще и говяжья,  да здравствует гастрит! О, да!

    - Приятного аппетита! Подкрепись, мы сегодня выдвигаемся ночью. Нас наверняка вовсю ищут, а под покровом темноты у нас есть шанс добраться до Семистрелицка напрямую, вдоль берега реки, минуя густые леса и полицейские патрули на дорогах.

    - Я оставлю тебе половину, - заливая в пластиковую упаковку с лапшой быстрого приготовления кипяток из кружки, произнес Артем, и запах заваренного блюда, насыщенного ароматными приправами и мощнейшими усилителями вкуса, заполонил крохотную комнатку рыбацкой хижины, ставшей убежищем беглецам из Соколовской психбольницы.

    - У меня, мой разрисованный напарник по бомжеванию, есть кое-что получше! Как мне этого не хватало в психушке! - не менее радостно похвастался Вадим, показав Размалеванному небольшую коробку с дешевым мелколистовым чаем.
Вскипятив воду в металлической кружке на дровяной печке, бывший военный высыпал в нее две большие горсти рассыпного чая и, сняв с плиты, поставил чай завариваться, накрыв кружку куском фанеры.

    - А не слишком ли крепким получится наш чаек? - удивленно задал вопрос поедающий лапшу быстрого приготовления Артем,  - у меня даже сахара не осталось...

    - Он нам и не понадобиться. Мы завариваем не просто чай, а чифир!

    - Блин, Вадим, это же та хрень, которую пьют арестанты. Неужели это и вправду чифир?

    - Именно чифир! Самый что не есть настоящий, - рассмеялся Вадим, - чистый источник философии и размышления.

    - А ты точно служил раньше, а не сидел?

    - Поверь мне, кое-что общее у этих двух времяпровождений есть, - улыбался отставной военный, - а чифирок помогал мне в ночный караулах. Он бодрит будь здоров! Тебе тоже не мешает чифирнуть, нам всю ночь идти пешком до Семистрелицка.
Беглецы еще минут пятнадцать ждали, как высыпанный в кружку с кипятком чай осядет на дно, и как только последние чаинки набухли, опустившись вниз, Вадим поставил кружку обратно на плиту.

    - А это еще зачем?

    - Чтобы чай выварился полностью, - с энтузиазмом делился секретами приготовления тюремного напитка бывший сержант Национальной Гвардии, его сейчас надо опять довести почти до кипения, то есть подорвать.

    - Ты его варишь, как будто крэк. Охренеть ты алхимик!

    Артем с удивлением и неподдельным интересом наблюдал за процессом приготовления напитка, пока Вадим увлеченно "подрывал" чифир и переливал его из кружки в кружку, пытаясь отцедить разбухшие вываренные чаинки, или "нифеля". И когда бывший военный отхлебнул немного чифира из кружки и протянул напиток Артему, рок-музыкант удивился еще больше.

    - Держи чифирбак. Два раза дуешь, потом делаешь два небольших глотка, - объяснил Вадим, - осторожно, горячий. Пей.

    - Почему именно два?

    - Традиция такая. Первый - за людское, второй - за воровское. Ну, еще чтобы не проблеваться, как я после пьянки в Новой Милоградовке.

    Артем с долей опасения поднес металлическую кружку к губам и, подув на чифир, сделал два глотка черной как смола жидкости. Тюремный напиток в лучших традициях сурового сибирского чаепития заставил рок-музыканта тут же сморщиться. Горький вяжущий чайный отвар покрыл зубы Артема желтоватым налетом, и парень, сплюнув на пол  горечь алколоидов и застрявшие промеж зубов чаинки, передал чифирбак обратно Вадиму.

    - Вот это яд! Это самый безумный напиток, который я пробовал. А я, напомню, по малолетке пил "Гейзер-2007" и одно время сидел на мифидроне, - продолжая сплевывать мелкие чаинки, делился впечатлениями Артем, - а впрочем, вкус у него довольно терпкий и интересный. Как бы голова не закружилась.

    - Это значит, что чифир бодренький, - сделав пару глотков лютого напитка, ответил Вадим, - допиваем, собираемся и трогаемся. Скоро стемнеет.

    - Я такими темпами сам скоро тронусь, - сморщив лицо от горечи чифира, проговорил Размалеванный, - ну еще сильнее.

    - Нормально тебе по шарам вставило, смотри, не обосрись только.

    Затушив костер, где еще недавно  на углях догорали нифеля от выпитого чифира, беглецы собрали все свои скромные пожитки и, наслаждаясь эффектом тюремного напитка, двинулись в путь вдоль пустынного берега замерзшей реки.

    - Мне кажется, сибирские каторжники знали толк в этом напитке! - обернувшись назад через плечо, подметил Вадим, - идти зимней ночью под ним гораздо веселее и легче.

    - Мне на морозе хоть блевать перехотелось, - догоняя собеседника, ответил Артем, - и куда мы сейчас тащимся?

    - В мое родное пристанище, в славный город Семистрелицк...


                * * *

    Провинциальный городок Семистрелицк, что находился в часе езды от губернского центра, скрылся от взора посторонних за снежной стеной декабрьской метели. Утопая в хлопьях кружащегося в воздухе снега, провинциальный городок продолжал жить своей жизнью.  Не затронутый временем и техническим прогрессом населенный пункт, по факту давно уже ставший пригородом Междуречинска, стоял от него по другую сторону замерзшей реки, застыв во времени подобно ее застывшим во льдах водам.
Тот факт, что один день в российской провинции не сильно отличается от другого и в студеную зимнюю пору может порадовать только видом заснеженных просторов нашей Родины и стоящих на их фоне полуразрушенных заброшек, только усилил радость жителей Семистрелицка, поводом для которой стало открытие нового крупного торгового центра "Восход". Новый, расположившийся в тихом провинциальном городке торговый центр, начавший свою работу за пару недель до нового года, чертовски обрадовал местных жителей. Обрадованные возможностью отовариться ингредиентами для салата "Оливье" или "сельди под шубой"  у себя дома, минуя час езды в переполненном пригородном автобусе, жители Семистрелицка толпами устремились в поисках новогоднего продовольствия к торговым рядам "Восхода", сметая банки с зеленым горошком, ведра с майонезом и тары с крепким алкоголем с прилавков будто бы из рога изобилия.

    Предновогодняя суета в торговом центре "Восход" была не только следствием желания людей спустить последние деньги на празднование Нового Года, но и достаточно посредственным способом заработать эти самые деньги для некоторых персонажей. Среди таких персонажей и был  уже не молодой, но все так же вечно пьяный трудовик семистрелицкой средней школы Анатолий Сергеевич, которого даже собственные ученики - шестиклассники называли  Синим Толиком. Не уволенный с работы только благодаря чуду Синий Толик тяжело влачил существование провинциального учителя, а под новый год не побрезговал возможностью заработать лишнюю копеечку, играя перед детьми Деда Мороза. Любопытные и бесконечно наивные сопливые дети, которых матери приволокли во вновь открывшийся в городке торговый центр, вряд ли догадывались, что за красным бархатом шубы и густой ватной бородой любимого сказочного персонажа скрывается разведенный алкоголик с кризисом среднего возраста, а по сему с радостью фотографировались с "дедушкой" несмотря на вечно источаемый им запах предновогоднего перегара. Фотографии с Дедом Морозом, слоняющимся у входа в торговый центр "Восход" несмотря на периодические протесты его охраны, как это не трудно было догадаться, были не безвозмездными, что в совокупности с детской настойчивостью маленьких любителей новогодних фотографий давало Синему Толику неплохой ресурс для инвестиций в так необходимый ему для счастливого существования крепкий алкоголь.

    Синий Толик вышел на новогоднюю подработку в надежде заставить толстожопых мамаш расстаться с сотней рублей за  фотографию своего чада с Дедом Морозом и в этот снежный денек. И ничего не предвещало беды, ибо в субботний день окончания декабря в торговый центр с самого утра потянулся люд. Однако услышанный Синим Толиком сквозь мех красного колпака вопрос четырехлетней пухлой девчонки "Мама, а почему от Дедушки Мороза так сильно пахнет пивом" дал незадачливому фрилансеру-аниматору недвусмысленно понять, что с опохмелом после пятницы он переборщил. Не желая нарываться на праведный гнев обеспокоенных состоянием его похмелья "я же матерей", Синий Толик, раздосадованный упущенной возможностью заработать, удалился на задней двор  "Восхода" и достал из-за пазухи костюма бутылочку с настойкой, которую собирался распить в сопровождении тяжелых сигарет неподалеку от помойки.

    Откупорив пузырь с сивушной спиртягой, Синий Толик быстро заправился половиной его содержимого. Сомнительного качества спирт заставил ряженного в Дедушку Мороза трудовика средней школы пошатнуться, и Синий Толик понял, что его потянуло блевать, и отправился справлять естественную для себя нужду к ящикам мусоросборника...

    Очнулся сей колоритный новогодний персонаж только через пару часов и обнаружил себя лежащим на дне одного из мусорных контейнеров и заваленным пустыми коробками, вынесенными разнорабочими из "Восхода".

    - Вот это меня накрыло, раньше я так не напивался... Сраная настойка, гребаные дети и их толстозадые мамашки! Чертово похмелье! - ругался Синий Толик, стараясь восстановить картину происшествия, - как я оказался на дне мусорного ящика? И вот еще что! Где мой праздничный костюм?!

    Нащупав у себя на затылке огромную шишку, лежащий в помоях мусоросборника Синий Толик постепенно начал подозревать, что вырубило его отнюдь не пьянство с бодуна, но, высунувшись из мусорного контейнера, обнаружил лишь сгребающих снег дворников и разбитую бутылку собственной спиртовой настойки...

    Костюм Деда Мороза, верно служивший из года в год Синему Толику, скрылся в неизвестном направлении. И жители Семистрелицка лишь приветливо улыбались сказочному персонажу, разгуливающему по улицам провинциального городка в красочной шубе с огромным красным мешком подарков за спиной  в преддверии Нового Года. Никто из честных граждан, и уж тем более переполненных радостью детей, даже не подозревал, что за белой ватной бородой любимого дедушки теперь скрывается беглый пациент психиатрической клиники.

    - Круто ты отработал его, Вадим, - раздался приглушенный голос Артема, - прям бутылкой по голове, как в кино!

    - Слышь, мешок с дерьмом, не дергайся и сиди молча! - проворчал идущий по сугробам, одетый в Деда Мороза Вадим, - ты много видел говорящих мешков с подарками?

    - Скажешь детям, что там говорящие игрушки! - послышался из мешка ответ сидящего в нем Размалеванного, - я задолбался сидеть тут и у меня скрутило живот!

    - Не хрен было жрать заплесневевшие мандарины с помойки!

    - Ну, Новый Год же, куда же без них! И я хавать хотел, что кабздец! - возразил Артем, - и кстати, если бы я не пошел рыться в мусорном ящике в поисках закусона и не встретил хозяина твоего костюма, тебе бы не пришла в голову очередная безумная идея.

    - Эта идея стара как черная комедия, над которой я угорал еще в детстве, - засмеялся Вадим и бросил в сугроб мешок с подарками, в котором ютился закутанный в одеяло Артем, - там была похожая схема. Эх, классный был фильм... Посиди здесь, я сейчас вернусь.

    Размалеванный, брошенный в мешке в подворотне, уже начал чувствовать, как промерзают его бока, но вернувшийся через десять минут Вадим пришел не с пустыми руками. Новая находка бывшего наемника - украденная из супермаркета продуктовая тележка  пришлась в самый раз, и гремящая решетчатая конструкция с погруженным на нее рок-музыкантом, завернутым в мешок, неуклюже катилась по ухабистым улицам Семистрелицка. Проезжающие мимо беглецов полицейские патрули приметили Деда Мороза,  везущего мешок с "подарками" в тележке из супермаркета по заледеневшему тротуару, но к счастью бывших узников "Соколовки", не придали увиденному никакого значения, и беглецы благополучно пересекли весь провинциальный городок, пока не оказались на его окраине у семистрелицкого кладбища.

    - Экспресс на место назначения прибыл! Пассажиров просим покинуть вагоны! - шутливо произнес Вадим и опрокинул на снег успевшую ему надоесть магазинную тележку.

    - Ой, это больно! Мы что, уже пересекли границу?

    - Ага, размечтался!  Мы все еще в родном Семистрелицке!

    - Ненавижу этот город!

    - Он явно получше Соколовки.

    - И мешок с подарками для детей уютнее смирительной рубашки.

    - Зуб даю, они даже не догадывались, какой разрисованный татуировками сюрприз лежал внутри. Несмотря на все его нытье и вопли, - не переставал шутить Вадим, - здесь рядом есть тоннель с теплотрассой. Подожди меня здесь.

    - Зачем ты вновь меня покидаешь?

    - Чтобы не везти тебя в тележке до самой границы в гомосячем прикиде старого пердуна из новогодних сказок. В городе то еще можно, а вот если  чувака в костюме Деда Мороза увидят на обочине междугородней трассы, то сразу поймут, что тут что-то не так.

    Оставив Размалеванного отогреваться на теплотрассе у кладбища, где обычно трутся местные оборванцы и бомжи, Вадим, дождавшись вечера, с большим трудом прогнав все тяжелые воспоминания, сделал трудный для себя шаг, один из последних, который был необходим для успешного завершения побега. Собрав волю в кулак, отставной военный окольными путями добрался до родного дома.

    Частный дом, где когда-то проживал Вадим с ныне покойным младшим братом, был давно уже конфискован по решению суда. Старые деревья на лужайке были вырублены, подожженный недоброжелателями одноэтажный кирпичный дом  наполовину снесен новыми владельцами, а на заднем дворике, где Вадим с самой юности любил жарить шашлык и сидеть вечерами у костра, был уже заложен фундамент нового здания. С горечью в душе отставной военный оглядел то, что осталось от его родного, такого близкого его очерствевшему сердцу места, однако времени на ностальгию у него не было.
Постройка нового дома на зимний период была заморожена, а сама территория, огороженная покосившимся забором, пустовала. Пробравшись на участок через усыпанные снегом ветви голого кустарника, Вадим к великой радости обнаружил, что старый сарай на заднем дворике несмотря на развернутую стройку остался нетронутым.

    Старая дверь деревянного сарая с легкостью слетела с петель, и бывший хозяин снесенного, а ранее - уничтоженного поджогом дома, оказался внутри сарая, где тут же схватил лопату, которой вгрызся в промерзшую землю. Куски заледеневшего чернозема полетели в угол сарая, и через полчаса трудоемкой работы Вадим уткнул металлический наконечник в твердый предмет.

    Разбив корпус деревянного ящика, отставной военный принялся выкладывать на брошенный на пол кусок линолеума содержимое своего тайника. Помимо некоторых документов, расфасованных в запаянных полиэтиленовые пакеты, которые сейчас не представляли для Вадима никакой ценности, парень нашел то, что искал, а именно - денежную сумму, припрятанную еще со времен возвращения с первой подпольной командировки в составе частной армии, а также паспорт гражданина непризнанной никем народной республики, полученный в городе Шахтерске несколькими годами ранее. Увенчал ценный клад завернутый в промасленный оружейным маслом  брезент обрез двуствольного дробовика и коробка с патронами к нему. Рассовав все содержимое по карманам, спрятав оружие под одеждой, Вадим тщательно скрыл следы своего пребывания в сарае и недолго постояв у развалин родного дома, тяжело вздохнул и удалился прочь, затерявшись в темных переулках частного сектора.
Проснувшийся на теплотрассе Артем начал уже подозревать, что его напарник по побегу угодил в ловушку, а что еще хуже - просто бросил его на произвол судьбы. Мысли, переполненные отчаянием, усиленные чувством голода, все чаще и чаще посещали голову Размалеванного. Рок-музыкант, заждавшийся своего напарника, с каждым часом сильнее и сильнее терял надежду и подумывал даже идти дальше самостоятельно, но знакомый голос окликнул его снаружи. Вылезший из тоннеля с отопительными трубами Артем увидел стоящего перед ним Вадима.

    Отставной военный, одетый в черную шапку, зимнюю куртку, теплые ботинки и ватные штаны, держал в руках огромный пакет со вторым набором аналогичной одежды, а на спине его висело два купленных на барахолке вещевых мешка с прикрепленными к ним полипропиленовыми подстилками. Сами вещмешки, что очень обрадовало измученного голодом Размалеванного, были доверху наполнены консервами, хлебом, шоколадными батончиками и прочими калорийными вкусностями.

    - Неужели ты вслед за Дедом Морозом грабанул еще и военторг с вещевым рынком в придачу? - не прекращал дивиться повеселевший Артем.

    - Переодевайся, подкрепись и пошли.

    - Нас же до сих пор ищут?

    - Они ищут двух окоченевших и замерзших на смерть пациентов дурдома в больничных балахонах. А мы с тобой  - два путешествующих автостопом любителя походов на природу. Главное, не палить твои татухи и мои шрамы. Доберемся до Ивановки, а оттуда до границы - километров пятьдесят по лесу. Если постараемся, преодолеем расстояние за несколько дней.

    - А как же пограничники? 

    - Я знаю одно место, через которое наши добровольцы переходили за кордон, когда отправились на поиски приключений на объятый гражданской войной Донбасс. И не зря я прихватил это, - показал Вадим набросившемуся на тушенку Артему два зимних камуфляжных маскировочных халата, - ну что, мой разрисованный друг, ты готов?

    - Эх, была ни была! Дороги назад уже нет! Погнали! - воодушевленно произнес Артем и, как только рок-музыкант сбросил с себя больничную робу, сменив ее на теплую куртку, беглецы отправились в путь.

    Сказано-сделано, и через несколько дней скитаний по обочинам дорог и лесистым просторам Междуречинской Губернии, беглые пациенты Соколовского Психиатрического Диспансера добрались до приграничной территории. Долгий и утомительный переход через леса и замерзшие болота обессилил Артема, и черные татуировки парня казались еще более выразительными на мертвецки бледной от холодов коже. Однако поставленная беглецами задача была выполнена: изнеможенные путники под покровом ночи пересекли заветную линию государственной границы.

    Покинув родные края, бежав из России без намерений когда-либо вернуться домой, Артем и Вадим продолжали двигаться дальше, вперед, каждый к своей цели. Один - к долгожданной свободе, второй - к надежде найти успокоение и искупить свою вину, осуществив суровое возмездие. Так и шли пациенты, бежавшие от отечественной карательной психиатрии, лесами и полями, коротая ночи у теплого костра, довольствуясь консервами, сухарями, сигаретами и бодрящим чаем, сопровождаемым живыми беседами,  пока декабрьскую пургу внезапно не сменило ясное небо, и на горизонте в паре часов ходьбы от путников не показались очертания населенного пункта.

    - Добро пожаловать в Шахтерскую Народную Республику!  - помпезно произнес Вадим, - мы это сделали! Давай, Размалеванный, собери остаток сил, мы практически у цели!

    - Слушай, а нас тут не хватятся? - догоняя спутника, из последних сил перебираясь по сугробам, интересовался Артем.

    - Больше чем уверен, что нет. Мы сейчас в стране, которой нет на картах, в государстве, которого формально не существует, в непризнанной никем правовой дыре, где при желании можно оборвать концы и затеряться безвозвратно... - разъяснил Вадим и спустя пару часов беглецы уже стояли на автостанции на окраине небольшого населенного пункта, согреваясь купленным в ларьке кофе.

    Артем, до сих пор не способный поверить в свое освобождение и успешный исход его с Вадимом вынужденной эмиграции, стоял у автостанции и пытался согреться в лучах зимнего заката. Малиновый закат, в нежных лучах которого несколькими неделями ранее пациенты палаты номер тринадцать затеяли безумный побег, теперь уже не скованный железной решеткой, во всей красе освещал заснеженные просторы Донбасса, и рок-музыкант мог вдоволь налюбоваться им, пока ожидал отлучившегося Вадима.

    - Я достал нам билеты. Благо, российская валюта здесь в ходу, как и прежде, - протянув квиток билета Артему, тихо сказал Вадим, - скоро отправляемся.

    - Это же билет до Павловки. Мы разве не едем в Шахтерск?

    - В Шахтерск еду я один. У меня там неоконченные личные счеты с одним сраным зажравшимся мудаком! А ты отправляешься в Павловку, - вспылил бывший солдат удачи, - тот участок линии фронта контролируют миротворцы из ООН и наблюдатели ОБСЕ, там ты сможешь попасть на территорию незалежной Украины относительно безопасно.

    - У меня нет даже документов!

    - Спокойно, мой разрисованный друг. Вот взгляни на себя, - успокоил Артема сообщник по побегу, - с твоей внешностью и бывшей славой тебе не нужны никакие документы. Ты же сам, как документ со всеми печатями! А еще и фронтмен рок-группы, жертва авторитарного режима, вырвавшаяся на волю. Да любые журналисты и комиссии по правам человека тебя оторвут вместе с забитыми татухами руками и ногами!

    - Да, не каждый день постметалкорщики из психушек сбегают! - перекатывая в зубах подкуренную сигарету, согласился Артем.

    - В Павловке раздобудешь самый бюджетный выход в интернет и заявишь о себе. Как только вокруг тебя поднимется шумиха, попросить убежище в незалежной или помощи правозащитников тебе не составит труда.

    - Я все сделаю, как ты сказал, - выпустив кольцо табачного дыма, согласился Артем, - приду в себя, слезу с наркоты и восстановлю свою группу. А даже придумал идею для нового альбома...

    - Фанаты постметалкора с нетерпением будут ждать твоего грандиозного возвращения. А вот, кажись, и твой автобус подъехал.

    - Я даже не знаю, как отблагодарить тебя за возможность вновь почуять свежий воздух свободы, - помрачнев от мысли о скором расставании с товарищем, тихо сказал Размалеванный,  - вот только я не могу смириться с тем, как странно распределился выигрыш.

    - Выигрыш?

    - Свободу, будущее, возможность грандиозного возвращения на сцену и гарантированный триумф  моей возрожденной рок-группы. Ха, после той шумихи, которую я раздую, мое имя еще долго не уйдет из передовиц новостей. Это будет пик нашей популярности... А что же в итоге получил ты? Путевку обратно в солдаты удачи, билет на очередную никому не нужную и абсурдную военную авантюру? Поехали со мной, Вадим.

    - Я не могу.

    - Да ладно тебе! Я научу тебя играть на бас-гитаре, будешь нашим басистом. Неужели ты в детстве и юности не мечтал стать звездой рок-н-ролла?

    - Врать не буду, мечтал, - улыбнулся бывший военный, пригладив рукой скрывающую шрам бороду, - но здесь наши пути, к сожалению, расходятся. Можешь даже пустить слезу, я не буду воспринимать это, как слабость.

    - Поехали со мной, Вадим, - продолжил настаивать Размалеванный, - мы столько пережили, прошли сквозь лед, огонь и застенки "Соколовки", и от мысли, что наши приключения завершились, у меня аж на душе наступает какое-то опустошение.
   
    - Это всегда так, мой друг. Даже самое интересное приключение после себя оставляет осадок в груди в виде приятной и тихой грусти с мыслями, что все произошедшее уже позади. Я обещал, что вытащу нас оттуда. Я свое слово сдержал. Но дальше последовать с тобой я не смогу.

    - А почему? Думаю, мы неплохо обустроимся в Киеве...

    - Я воевал против них, Артем. Я наемник. Преступник, по которому плачет военный трибунал и камера в Гааге, - закурив сигарету вслед за рок-музыкантом, ответил Вадим, - и все пространство для моей жизни и мести ограничено клочком раздираемой войной земли на востоке Украины. Я не хочу упустить свой последний шанс.

    - Думаешь, если отомстишь, тебе и семьям твоих погибших друзей станет легче? - сняв шапку и прилизав растрепанную длинную челку, задал вопрос Артем, - неужели весь смысл твоей жизни заключается в мести?

    - Смысл жизни, ха! - посмотрев на закат, ответил бывший военный, - не верю я во всю эту околофилософскую хрень. Смысл жизни заключается в том, во что ты сам его вкладываешь. А во что, выбирать уже тебе. И на этой ноте я с сожалением в душе вынужден пожать тебе руку на прощание. Прощай, мой собрат по несчастью. Удачи тебе!

    - Береги себя, Вадим! Постарайся изменить свой выбор, - обняв бывшего сокамерника, попросил Артем, - выбирая войну, ты лишь умножишь потери... Не теряй надежду!

    - Прощай, братишка. Разжигай сердца людей огнем русского метала!

    Немногие пассажиры заняли посадочные места, и старый корейский микроавтобус покинул автостанцию поселка. Стоявший на платформе Вадим долго еще провожал взглядом уезжающую маршрутку. Купив пару промасленных чебуреков с сомнительным содержимым в ларьке неподалеку, парень присел на холодную скамейку и приступил к ужину. Обычно одержимый мыслями о своей мести, в этот момент бывший солдат удачи был полностью спокоен. Он сделал, что обещал. Не ради себя. Не ради выгоды. Не ради едва знакомого, но так привязавшегося к нему парнишки - рок-музыканта. А сугубо из принципа. Назло недругам. И теперь, с осознанием выполненного долга, бывший наемник впервые ощутил  в душе хоть каплю избавления от терзающего его чувства вины и обиды.

    - Какой красивый зимний закат, - меланхолично произнес Вадим, - я вижу над головой чистое небо, и мне сейчас легко... Ну что ж, Захар. Ты играл судьбами простых людей слишком долго. Но алая заря развеет миражи твоей гнусной лжи. И пусть я не доживу до седин, но я сделаю все, чтобы вернуть тебе страх смерти!

 

Апрель 2019.