Караульщиц в квартире две – Жучка и Кувалда. Настоящих имён надзирательницы не выдают. Обеим нет и двадцати, они редко моются и украшены тату в самых неожиданных местах. Караульщицам полагается меняться через сутки, но Жучка любит сачкануть и обдолбаться, поэтому график идёт вкривь и вкось.
Сегодня она приплелась чуть не к одиннадцати часам дня. Угрюмая Кувалда немного поворчала, хоть и без особой злости. Кувалда прощает Жучке всё, потому что та - бисексуалка. Нет, скорее не бисексуалка, просто под кайфом Жучке без разницы – как и с кем.
Жучка – неряшливая худая растаманка в грязной розовой майке и обрезанных джинсовых шортах. На колене выколот чертополох, на тощей икре набит обруч в виде колючей проволоки. С утра она заливается пивом, а к обеду глотает метамфетамины. В её смену сидится веселее, даже можно поболтать, пока Жучка не уторчалась в хлам. Хотя «поболтать» - громко сказано. Жучкина речь пересыпана матом и молодёжным жаргоном, с трудом понимаешь одно слово из трёх. Общаться с нею - примерно как со своей десятилетней дочерью Леркой.
Под надзором косолапой Кувалды время идёт скучнее и тягостнее. У Кувалды оттопыренные уши, низкий лоб и скошенная челюсть олигофренки. Она медленно соображает и мало говорит, зато сильная, бьёт наповал. Любимый её досуг – бесконечные отжимания от пола. Кувалда носит мужские спортивные штаны, сисек у неё практически нет, стрижка короткая как у солдата-первогодка. На затылке – плохо заживший шрам.
Грустно здесь. Невыносимо. Нет позитива. И неизвестно – как там поживает бедный Люсьен?
***
…Пошли третьи сутки, сегодня вахта опоздавшей Жучки. В двенадцатом часу за Кувалдой захлопывается дверь, по ногам тянет сквозняком. Жучка расставляет в холодильнике пиво, дешёвые консервы из «Магнита», кипу пластиковых лотков с «Дошираком», куски хлеба в отпотевшем целлофане. Кладёт на столик две пачки сигарет. Мимоходом бросает развёрнутую газету на колени женщине, сидящей на полу возле батареи.
- Хаю-хай, милфа. Вы сами нажили себе проблем. Кто в прессу объяву кинул? Типа значимой звездой стала?
«Значимая» - одно из любимых Жучкиных словечек. Сидящая сгибает ноги, приближая газетный лист к опухшим глазам. Она недавно делала лазерную коррекцию близорукости, зрение ещё не адаптировалось к ошеломляющей резкости букв и предметов. Врач рекомендовал носить тёмные очки. Эксклюзивные «хамелеоны» ныне утрачены вместе с телефоном, паспортом, пластиковыми картами. На губах женщины – подсохшие коросты от сигаретных ожогов.
«РОВД Левобережного района разыскивает Светич Злату Борисовну, которая 20 марта уехала на своей машине «БМВ» серебристого цвета, государственный номер: а 332 рр, и до сих пор её местонахождение неизвестно. Приметы: на вид 37-39 лет, полного телосложения, рост 164 см, волосы чёрные натуральные до плеч. Была одета: дублёнка замшевая рыжая до бёдер, белый свитер, чёрные лайкровые лосины типа «змеиная кожа», высокие кожаные сапоги на шнуровке. Всех, кто обладает какой-либо информацией, просим сообщить по телефону…» - и рядом размытая чёрно-белая фотография преуспевающей пышной брюнетки с капризными губами и гладкой причёской.
Женщина у батареи делает обиженное лицо. Она раскусила этот фокус. Газета – филькина грамота. Вот клоуны, специально отпечатали один экземпляр и сунули под нос для достоверности. Оформление, кстати, паршивое. Снимок сделан давным-давно, на загранпаспорт, ещё до ринопластики и корректировки скул. Казённая фотка сама по себе стрёмное явление, а двухцветное исполнение и типографская печать испортили портрет окончательно. Лицо кажется невыразительным и плоским как доска, глаза раскосые, отчётливо заметен второй подбородок.
- Незачёт! – заявляет сидящая. – В моём аккаунте и получше аватарки есть, с Ибицы или из Палермо. Мы с мусорами не дружим. И уж конечно, Ростя бы не стал никуда заявлять, если бы меня похитили.
- Ты жжёшь, милфа, - упав на диван, Жучка забивает косяк.
Женщина у батареи перечитывает текст ещё раз. Подделка, что тут скажешь? Очень вялая заметка, сухая. Будто речь не о состоятельной леди, а об уборщице из сельской поликлиники. Уже три дня Злату пытаются убедить, что она похищена. Сначала эта затея показалась ей остроумной.
Довольно креативно - заставить Злату провести уик-энд в обществе охранниц, грязной камеры и наручников. Ощущения необычные, щекочут нервишки. Но сыпать ей перец в рот, бить током и подвергать сексуальным измывательствам было явно излишне. Кто это затеял? Муж Ростя таким образом решил её развеять? Или Фаддей Клепарский учинил затяжную шутку? Или подруги устроили этот балаган, потому что Злате давно пора радикально и срочно похудеть?
Главное – не допускать в жизнь негатива, даже если три дня назад что-то пошло не так, и где-то в небесном компьютере слетела программа, а на экране настырно мигает «Error». Женщина у батареи разгибает ноги, газета с шорохом сползает с её ног, облитых скользкими чёрными лосинами «змеиная кожа». В полутёмной комнате пахнет застарелым табачным дымом, канализацией и потными женскими ляжками.
- На фотке ты значимая няша, - поддразнивает Жучка.– А в реале – немытая шкила на привязи. Твой муж конкретный бок запорол. Сказано же было: никаких ментов!
- Хорошо-хорошо, я ценю ваш юмор. Из-за вас я пропустила концерт и уйму важных встреч. А теперь я хочу пить.
- Нет, ты точняк не врубаешься. Газета самая реальная и вы зачем-то впутали прессу. Дождётесь, что мы пальцы тебе отрубать начнём.
- Отрубайте что хотите, только дайте пить и в туалет… Почему у вас такой дебильный сценарий? Вы переигрываете. Ваша ужасная Кувалда не отцепляла меня с семи часов.
- Зашкварно вылизала ей, наверно?
- Ох, опять!... Кто писал вам эти плоские реплики? Ты ведь стажёрка из драмтеатра, да?
- Ха-ха-ха, ну ты точно тупая. Или это у тебя типа защитная реакция? Нет, ты скажи! Полным ответом. Ты нормально вылизала Кувалде?
- Господи, да пожалуйста! Я нормально вылизала Кувалде. Но по-прежнему подозреваю, что это лично ваша самодеятельность.
- Умка. Пускай самодеятельность, если хочешь. А мне «лизун» будет?
- Будет, только дай пить или отпусти!
- Может, и дам. Или не дам. Скоро обед уже. Тебе лобстеров или креветки?
- Если опять «Доширак», лучше убей меня сразу.
Максимум, что подаст Жучка – мутный растворимый кофе, шаверму с несвежими овощами и заваренный кипятком «Доширак» («язва-с-первой-ложки»), от которого у Златы перманентная изжога. Последний раз она пробовала «бич», когда подцепила Денчика. И заедала баккарди терновым вареньем. Но это было весело. Пленница устало вздыхает с нервным всхлипом, словно сдерживая рыдание. Её руки растянуты в стороны, запястья примкнуты к трубам двумя парами тяжёлых железных наручников. Пышные плечи мелко трясутся, прижатые к батарее, крашенной помойно-зелёной краской.
Ориентировка ошибочно даёт пропавшей без вести женщине 37-39 лет, хотя Злате всего тридцать пять. Удар ниже пояса. Какая сволочь писала текст, вовсе слепые, что ли? При ней сейчас нет ни высоких сапог, ни «БМВ», ни рыжей дублёнки, только чёрные лосины «змеиная кожа» и белый хлопчатобумажный свитер с пайетками. За спиной - чугунный облупленный радиатор отопления из девяти секций. Распятая пленница похожа на огородное пугало, набитое сырыми опилками. Пока она в двух наручниках, нельзя ни встать, ни лечь, ни отодвинуться от стены. А во всём остальном это она - героиня полицейской заметки Злата Борисовна Светич, соучредитель компании «Great fish master», супруга Ростислава Светича и одна из богатейших женщин области.
От самоуверенной леди с чёрно-белой фотографии мало что осталось. Последние трое суток с момента похищения 20 марта Злата Борисовна сидит раскинутой вдоль батареи в неизвестном доме и неизвестном районе под сменным наблюдением дёрганой наркоманки Жучки и мужеподобной олигофренки Кувалды. Злату везли сюда сонной, связанной, с полиэтиленовым пакетом на голове, и она понятия не имеет о своём местонахождении.
Охранницы молчат. Злата тщетно ломает голову – сколько ещё продлится этот спектакль? Самое большое её преступление – отхлестала в субботу сумкой домоправительницу Ксюху, потому что Лерка ушлёпала йогуртом стол в гостиной, а эта дрянь недосмотрела, не вытерла. Вернувшись с телевидения, Злата не глядя раскидала шмотки и весь йогурт остался на шёлковом платье за восемнадцать тысяч баксов. Да, хлестнула дуру сумочкой, расквасила Ксюхе нос. Не сдержала эмоции, дала выплеснуться негативу.
Нет, платье и нянька тут ни при чём, игра в похищение по-любому принадлежит Росте или кому-то из знакомых. Муженёк сказал, что у него возникли заморочки, он едет на две недели в Питер, заодно похлопочет о каком-то контракте и обследует простату в элитной клинике. Может, мстительный Ростя заказал маски-шоу, чтоб супруга не скучала в его отсутствие? Наручники и камера в качестве пояса верности, чтобы Злата вела себя как примерная жена? Но она и так примерная жена… почти.
Скорее всего, охранник Игорёк был не в теме грядущего развлечения. В субботу он честно напрашивался сопроводить хозяйку Злату до спортзала. Светич отказалась, разрешила до девяти вечера быть свободным. Вот она, проверка бдительности Златы и профессиональной компетентности её телохранителя. Лоханулись оба. Злата слишком разнежилась, всюду чувствовала себя в безопасности. Перед отъездом зажала здоровенного Игоря в угол, взяла за бритую мошонку, чмокнула в нос:
- Игнасио, даме иногда надо побыть одной. Иди набирайся сил, ты мне понадобишься вечером. Не забудь купить цветы для Денчика.
- Хотя бы обещайте, что не рванёте на красный и не полезете за рулём в айфон, Злата Борисовна! – просил Игорёк. – Следите за дорогой, иначе Ростислав Аскольдович меня на куски порвёт!
Игорёк-Игнасио давно спит с хозяйкой, но даже наедине зовёт её по имени-отчеству. Вежливый мальчик держит дистанцию и во время секса: «Злата Борисовна, вам удобно? Злата Борисовна, подать вам салфетку?» Выездной охранник здоров как Терминатор. Занимается пауэрлифтингом и выглядит живой рекламой стероидов с глазками-пуговками и голливудской улыбкой. Бицепсы полста сантиметров в обхвате, ляжки как у коня.
Бизнес-леди Светич всегда нравились крепкие мускулы и атлетические торсы. С предыдущим охранником Мамлежаном Злата тоже делила постель, пока он не приборзел – стал «тыкать» хозяйке и подворовывать. Замена Мамлежану нашлась быстро. Мускулистый Игорёк учтив и ленив во всём, кроме койки. В интиме способен на любые гадости и сладости, это компенсирует его одноклеточный интеллект. Пожалуй, Злата его даже немножко любит. Изредка оплачивает ему посторонние счета и считает первым бойфрендом после Денчика.
Выступление Денчика Злата увидела, когда ужинала с Клепарским в «Тибетском монахе». Местечко не из топовых, заглянули туда ради разнообразия, заказали хэбэй и ляонин. Фаддей рылся в винной карте и мучил гарсона, Злата смотрела на треугольную сцену. Наполовину спрятавшись от софитов, будто из зала его выцеливал снайпер, парнишка с редкой бородкой и в обтягивающих джинсах выводил стинговскую «Fields Of Gold». Звукооператор за пультом маячил рукой, приказывая певцу держаться центра, однако тот упрямо бродил по периферии, умудряясь отбрасывать тень даже там, где её не могло быть.
Светич неплохо знала английский и впервые услышала, как поют Стинга с нижнетагильским акцентом. Она засмеялась, ощутила вкусную влажность в трусиках и поняла, что хочет этого затейника немедленно.
- Фаденька, сделай мне того мальчика?
Свобода женщины в том, чтобы спать одной когда хочется или спать с кем хочется когда хочется. Фаденька достал визитку, щёлкнул пальцами и через двадцать минут «мальчик» с нижнетагильским выговором, отпев обязательную программу, сидел рядом с ними, исподтишка рассматривая коленки Златы в чёрных чулках. Чулки в крупную сетку создавали иллюзию, что ноги Светич обёрнуты сеткой-рабицей. У Дениса Леффа (настоящая фамилия Левиков) были обкусанные ногти, взятые напрокат «гриндерсы» и две неудачных попытки поступления в консерваторию.
Послушав двух голубков, Фаддей вызвал Злате своего водителя, благословил молодых и остался уплетать свиной ляонин под выступление стриптизёрши, сменившей Денчика на сцене. Лучшим качеством Клепарского является то, что он плевал, с кем таскается Злата помимо него и Рости.
- В гостиницу? – беззаботно спросил Денис.
- Давай к тебе, - Злата догадывалась, что гостиница пробьёт в его кабацком бюджете невосполнимую брешь. – Если душ имеется.
- Имеется. И горячая вода по четвергам.
Солист Денчик привёз Светич в комнату на Волгоградке, похожую на биндюжный шалман. Мухи на подоконнике, отставшие обои, продымленный кухонный угол.
- У меня есть «Доширак», - сказал он. – И терновое варенье.
- Приятно иметь дело с состоятельным мужчиной. Дай стакан. У меня в сумке бутылка баккарди.
Полночи Злата говорила с ним о кошках и блюзе, выкурила у него полпачки, потом разрешила себя раздеть. Денчик положил ей голову между ног, и Злата поняла, что его небритость восхитительна. Кофр с гитарой стоял возле тахты, таращился на них квадратными заклёпками.
- Ты работаешь в «Монахе»?
- Нет, просто шабашка.
- Интересное слово. Как ты сказал? Повтори?
- Шабашка. Халтура. Разовый заработок. Ещё я немного программирую, пишу в газету о субкультурах, клею объявления…
- Ты многостаночник? Я знаю только сеть магазинов «Шабашка». И думала, что это такой инструмент, вроде напильника.
- Ты замужем? – спросил Денчик и окунул язык ей в рот.
- Да. Я замужняя свободная женщина.
- Так бывает?
- Чаще, чем ты думаешь. Я искательница приключений, но негативных приключений избегаю.
- Тебе не страшно ехать на дом к лабуху, подцепленному в кабаке?
- Я нечасто такое практикую. Не обольщайся, мой охранник Игорь уже знает твой адрес и будет дежурить внизу, сколько понадобится.
- Понятно, - Злата почувствовала язык на своей шее и с лёгкой дрожью вытянулась в полный рост. – Тебе понравились мои песни?
- «Принцесса и скоморох» понравилась. Чья она?
- Моя. А остальные?...
- Остальные - нет. Ты не знаешь английского, как знаю его я.
- Я учу его на слух. Ты из богатой семьи?
- Ну… относительно. Раньше мой папа руководил большим-пребольшим предприятием. При коммунистах.
- А потом?
- Ха-ха. Потом он украл его сам у себя, переделал в холдинг и продолжил им руководить.
- Дружная процветающая ячейка демократического общества.
- Мама всю жизнь в тени папы. А я когда-то сбегала из дома к сатанистам.
- Вернулась?
- Папа вернул и выдал замуж. Кстати, моя дочь Лера тоже пытается писать музыку. Ей десять лет.
- Дай угадаю с первого раза. Хип-хоп?
- Что-то в этом роде. Папа говорит, что есть три направления музыки: классика, джаз и «неизлечимый случай». У Лерки третий вариант.
- С тобой за столиком был муж?
- Ты про Фаддея? Нет. Друг семьи. Партнёр.
- Забавно всё у вас.
- Мужу некогда, куёт деньги на консервах и лечит простату, надорванную на сопливых школьницах. Ему было некогда даже когда меня трахали и пытали в ментовке. Поэтому теперь он мне должен всю жизнь. По декларации на нас с Леркой переписано семьдесят процентов активов.
Денис вошёл в неё, и Злате показалось, что она глядит в осеннее небо со дна горного потока. Наверху в затуманенной воде проплывают сброшенные ветром облака-листья и суховатое отстранённое лицо ресторанного музыканта.
- Миллионов у меня с собой нет, Денчик. Убивать меня бесполезно... Ой!... Впрочем, уговорил… Убивай. Только небыстро…
Злате понравился этот гопник-недоучка с гитарой, купленной в кредит, и дымом в голове. Провинциальный менестрель интуитивно чувствовал, как доставить женщине наслаждение, мешал хамство пополам с нежностью, идеально вписывался в её формат «приключений».
- Лебединой верности от меня не жди, но мы опять встретимся, - сказала Злата на прощание и пошла вниз к охраннику Игорю.
- Приезжай. У меня есть ещё терновое варенье, - сказал Денис.
***
На первый взгляд Злата решила, что Денис ищет в жизни только двух вещей: анаши и музыки. Она не поддерживала переписки с любовниками, кроме как договориться о следующем разе, но Денис стал ей писать – смешно, невпопад и задумчиво. В ответ полная брюнеточка, сидевшая за столиком с пожилым и сухопарым евреем, а затем трахнувшая его в шалмане, стала ангажировать ему концерты и дважды в неделю оставаться с ним на ночь. Злата посчитала его выгодным вложением. Рассеянный Денчик Лефф оказался не такой уж лев, но в койке вполне усерден.
Кроме охранника Игорька, певца Дениса, художника Витриса и бессчётного множества мелких романов, Злата спит и с самим Клепарским – другом и партнёром Рости. Возможно, Леру ей зачал как раз Фаддей. Злата иногда путается в мелочах, даме это простительно. Когда после родов дочери Злата располнела и приелась в постели, законный муж Ростислав утратил к ней половой интерес и переключился на пятнадцатилетних. Фаддейка обещал, что если Ростя сдуется, он не оставит любовницу без куска хлеба. Всё-таки боевая подруга, не один пуд соли вместе съеден, не один букет оргазмов на Злате испытан.
На своём веку Злата Борисовна прошла огонь, воду и медные котелки, но похищать её и держать на цепях – это что-то новенькое. Трое суток надзирательницы её бьют, кормят или насилуют – в зависимости от настроения. На все вопросы, сколько ещё продлится комедия, Жучка ржёт, не выходя из роли:
- Чем тебе у нас кринжово? Хомячишь значимо, спишь сколько хочешь, зомбоящик смотришь… Ну да, шампанского сегодня не завезли. Твоего сорта не было.
Кувалда – та вообще ничего не говорит. Странная какая-то актриса. Если Злата распускает язык, олигофренка молча подходит, врезает бизнесменке по уху или по печени. Обидно, когда тебя бьют и унижают, а ты беспомощно сидишь на полу в мокрых трусах и распята наручниками.
Вчера Кувалда надолго забила узнице в рот гнусный пластмассовый кляп со следами чьих-то зубов. Этот кляп Злата просто возненавидела. Откуда они выкопали такой утильный реквизит? Наверняка его сроду не споласкивали. В чьей грязной пасти до неё побывал искусанный голубой мячик? Ещё герпес подцепить не хватало.
Жальче всего Люсьена, о нём Злата просто извелась. Мужики – мусор, бизнес – г@вно, а вот что без неё поделывает милый мейн-кун? Домработница Ксюша, эта ленивая сучка, толком и не присмотрит за родным десятикилограммовым котиком. Люсьену надо совершать моцион, надо капать ему капли, чесать, кормить нежирной говядиной, перепелиными яйцами и витаминами. А любящая хозяйка парится на цепи в каком-то гадюшнике.
Сидеть на полу прикованной – ещё полбеды, но третий день подряд - это чересчур. На запястьях под наручниками у Златы набухли синяки, на скулах высыпали прыщики от плохого и скудного фастфуда. Она бы душу отдала за стакан свежевыжатого сока. Между пальцами ног, затянутыми в колготки, снова завёлся побеждённый когда-то грибок.
Трое суток Злата не чистила зубы, толком не подмывалась и не меняла белья. Не расчёсывала волос, не ухаживала за ногтями, не принимала ванну. Позавчера Жучка, расщедрившись, дала поднадзорной дешёвую влажную салфетку и отковала от батареи одну руку.
- Апгрейдись малёха, так и быть… Воняет от тебя.
Пленница обтирала себе шею, лицо, плечи и пах, пока белый лоскут с ароматом лимона не рассыпался в пепельные лохмотья. В обмен за салфетку Жучка заставила Злату «сбацать лизуна». Приковала ей руку обратно, сняла с себя шорты, встала на карачки задом. Обернулась через плечо, нетерпеливо виляла худым тазом, искала рот пленницы.
- Давай, сделай мне по фасту! Или музыка в очке давно не играла?
Распятая Злата выгибалась в оковах, пыталась отстранить лицо, но бежать от прыщавых ягодиц было некуда. Наркоманка буквально нанизала ей на нос свою расщелину.
- Господи, душечка, иди займись гигиеной! От тебя же воняет!
- Ты чо, опять шокера между ног захотела?
От тюремщицы действительно ужасно пахло. Пленница зажала бы себе нос, да мешали прикованные руки. Если Злата толком не мыла свои гениталии всего трое суток, то Жучка, похоже, вообще никогда себя этим не утруждала. От девчонки несёт дерьмом и бомжатиной. На почве употребления дрянной синтетики у Жучки развился дисбактериоз и проблемы с кишечником. Вдобавок она жрёт по пять литров пива в сутки.
Ублажать наркоманку языком - унизительно и мерзостно, тем не менее Злате пришлось принять навязанные правила игры, иначе Жучка поступит с ней как в самом начале. В шкафчике у Жучки есть электрошокер, а на кухне грубый шланг от стиральной машины и рыболовные крючки. Но Злата обязательно пожалуется режиссёрам этого цирка, что ей делали больно и вынуждали заниматься сексом с немытыми студентками театрального.
***
Охранника Игорька Злата в тот день отпустила зря, но она взяла себе за правило ездить в спортзал одна. Больше всего Злата сожалеет о неправильно выбранном белье. Три дня назад она легкомысленно влезла в лосины, стринги и колготки, хотя дома под рукой огромная коллекция от «М.Марбеллин» и «Паулино» - приятные мягкие трусики для полных дам.
В тот день, 20 марта, было промозгло, дул сырой северо-восточный ветер, и в злосчастную поездку в фитнес-клуб Злата экипировалась потеплее, в игриво-спортивном стиле. Благо ей есть что показать, бёдра – сто восемь, грудь – сто шесть.
Ростислав умотал в Питер, а на Злату столько всего свалилось… Неделя была хлопотной, несуразной, суматошной. Спонсорские подачки к выборам, покупка новой квартиры, благотворительный марафон, волокита, мелочёвка… Надеялась хоть в субботу уделить время себе, любимой. В субботу Злата приняла стилистку, массажистку и визажистку, провела три срочных встречи, сделала пробный телеэфир, забежала в картинную галерею Витриса, зарядила отца подыскать нормальную бригаду ремонтников, а вечером предвкушала спортзал и ночной кабак с бойфрендом и охранником Игорьком. В кабаке был назначен концерт Денчика для избранных.
Злата переживала, что друзья проигнорируют бенефис Денчика и с горя он опять ударится в запой. Запоев допускать нельзя, алкоголь пагубно влияет на Дениса Левикова, склонного к суицидам. Злата поставила себе целью обеспечить явку любимому блюзмену. Задействовала всех, кого нашла, оповестила даже несколько подзабытых подруг, а ради пущей страховки тайком наняла двадцать статистов, заплатила им по пятьсот долларов, плюс гарантировала накрытые столики. Лишь бы до Денчика не дошло, он не простит подставы. Но Злате виднее. Зал не должен быть полупустым.
Игорька Злата решила взять за свой именной столик, хоть он и считается обслуживающим персоналом. Забавно посмотреть с одним любовником выступление другого любовника. Зато Клепарский наотрез отказался «терять время на безголосого обдолбыша» и винить его нельзя. Фаддеюшка не ревнив, но два бойфренда в одном помещении и третий на сцене – перебор. Нечего корчить из себя Клеопатру, окружённую наложниками. Охранник Игорь и музыкант Денис такие разные и по-своему милые. В честь почётной гостьи вечера Златы Борисовны Светич Денчик должен был на бис исполнить «Принцессу и скомороха».
Впрочем, концерт – позже, а сначала в субботней программе Златы стояло занятие в фитнес-клубе на два часа, растяжка, душ, коктейль. Бодипозитив – спасительное оправдание для толстозадых лентяек, однако запускать себя не следует. Медитация, комплекс упражнений на плечевой пояс, широчайшие спины и тазовую группу. Потом быстро домой, сменить спортивный туалет на вечерний, а в девять – вызвать Игоря, поехать оторваться в распутно дорогом притоне под эротично прокуренный вокал Денчика и взойти по баккарди.
Тридцатипятилетняя бизнес-вумен Светич наряжалась и утягивалась как могла – по обычаю надо сделать на тренажёрах десяток-другой сладких селфи, запостить луки в инстаграм. Подписчики ждут её тела! Когда вышла из комнаты, Игорь ей бурно поаплодировал. В глубине души Игорёк слегка ревнует свою импозантную хозяйку, и она это обожает.
Лучше всего Злата получается в ракурсе «камера снизу», тогда ноги кажутся длиннее. И спиной вполоборота, ягодицами в упор – тоже ничего. Ради будущих фото Светич обтянула себе зад самыми тесными и узкими вещами, хотя никто не мешал ей надеть свободные плавки, полушерстяные брюки и лиф без косточек. Короче, оделась как абсолютная дура. Ещё бы надела садомазохистский латексный комплект, в котором ночами порет послушного Игорька. За трое суток в виниловых трусах она бы тут вообще умерла.
Уже покидая лофт, занимающий целый этаж, Злата заглянула к Лерке: всё ли нормально? В ответ - обычный ноль внимания. Дочь горбится у монитора в наушниках и жвачкой во рту. Услышала мать только с третьего раза.
- Йо? Ну чо?
- Лерочка, я на занятия. Ты никуда?
- Мам, ты чо мой клипак в «Тик-Токе» не классишь? Мы с Тёмой неделю над ним втухали, - и снова захлопнулась. На мониторе – диаграммы, обрывки картинок, скачущие ноты.
- Исправлюсь по пути.
Откуда Злате было предвидеть, что по пути в фитнес-клуб её схватят среди улицы, усыпят и бессрочно припечатают наручниками к горячему радиатору? Дома Светич поддела под лосины крепко облегающие капроновые колготки. Сквозь эластичную ткань в паху Златы чётко отпечаталась «верблюжья лапка». Контуры женских половых органов смотрятся на фото дерзко и сексуально, приток просмотров обеспечен. Под дизайнерский свитерок Злата поддела тунику (она всегда боялась застудить спину на ветру). Теперь мокрая туника раздражает кожу, колготки словно уменьшились в размерах, от промежности несёт псиной и подгнившими яблоками. Под грудью и между ног плещутся лужи пота. Негатив? Негатив.
На улице был гололёд, Светич неторопливо ехала во втором ряду и вопреки инструкциям Игорька вовсю залипала в айфоне, изливала душу психоаналитику Алёне Робертовне. Жаловалась, что мужа Ростю давно интересуют только пятнадцатилетние девочки и деньги, а любовникам от Златы нужен только статус и опять-таки деньги, и что у Люсьена сейчас сложный период, потому что началась весенняя линька…
Едва они с Алёной пришли к выводу, что не следует допускать в свою жизнь негатив и состояние тревоги, как на перекрёстке Радищева и Второй Конной армии «БМВ» Златы подрезала белая, по-кавказски посаженная «Приора». Наглый водила в очках-пилотах соскочил с левого ряда, ушёл в дрифт, поджигая шины, и демонстративно подставил Злате багажник.
- … мать, бессмертный, что ли? …! – рявкнула Злата, тем самым допуская в жизнь пресловутый негатив. – Ой, я не тебе, солнышко. Минутку…
В крайней правой полосе зияла брешь, далеко впереди громыхал троллейбус, сзади чадил дизельный «MAN» с миксером. Реакция у бизнес-леди Светич была хорошая. Ногой в высоком сапоге резко притопила тормоз, бросила машину в сторону, запрыгнула передним колесом на бордюр. В колёсной арке сухо громыхнула антикоррозийная защита.
Не заглушая мотора, Злата отстегнула ремень безопасности, выскочила из «БМВ». Тротуар был почти пуст, неподалёку шастала пара бомжей, качалась потревоженная урна. Свежий ветер дунул женщине под дублёнку, потрогал влажные ягодицы, туго обтянутые лосинами, мягко потыкался во вспотевшую «верблюжью лапку». Будто поцеловал между ног. Злата непроизвольно вильнула бёдрами: приятно и будоражит… Как ни странно, автохам в пилотских очках не пустился наутёк. Его белая «Приора» прокатилась по инерции метров десять, потом вдруг сдала назад и почти упёрлась багажником в радиатор «БМВ».
- Вовсе ошалел, алёша?
Злата заковыляла к «Приоре» на высоких каблуках, поливая автохама отборным матом. Раз уж допустила в жизнь негатив, надо пользоваться случаем. Тут раздался скрип тормозов, сзади в её «БМВ» упёрся носом затрапезный «УАЗ-буханка» цвета хаки с самодельным кенгурятником и треснутой противотуманной фарой. Авто бизнес-леди оказалось запертым между двумя чужими машинами.
- Что за ….?! – от негодования Злата на секунду забыла о «Приоре». - На крышу мне ещё припаркуйся, албанский школьник! Сдай назад!
Айфон остался лежать на пассажирском сидении и психотерапевт Алёна Робертовна, наверное, была ещё на линии, а Злата даже не поняла, что дорожный капкан хорошо отрепетирован, что её серебристого «бумера» зажали не случайно. За спиной в «Приоре» хлопнули дверцы, прохрустели по льду шаги. Светич ощутила лёгкий раздражающий укол в шею пониже затылка и обмякла, погрузилась в чёрный тягучий кисель.
Женщина уже не помнила, как парень в очках-пилотах, его пассажир и мужик из «УАЗика» втаскивали её в салон «буханки» с кенгурятником. Вероятно, проезжающие водители решили, что даме стало плохо после ДТП. Злата не ощущала, как ей надевали за спину наручники и заклеивали голову в непроницаемый пакет.
Прикрепив бесчувственную Злату Борисовну к задним сиденьям скотчем и наручниками, похитители разбежались по местам. Пассажир «Приоры» по-хозяйски уселся за руль «БМВ». Три автомобиля взревели моторами и друг за дружкой нырнули в проулок возле огромного магазина бытовой электроники.
Через пять минут караван был уже далеко. Женщина в рыжей дублёнке и с мешком на голове мерно покачивалась в углу «УАЗика». Раздобревшие ноги пленницы бесстыдно раскинулись, чёрные лосины блестели словно смазанные лаком. Колени Златы были упругими и толстыми как боксёрские перчатки. Хмурый седой водитель изредка поглядывал на ляжки красавицы в зеркало заднего вида, стараясь не отстать от «Приоры».
***
Распятая у батареи Злата вяло шевелит расплющенным задом. Ягодицы задеревенели от твёрдого пола и тесного нейлона. Величавые груди тоскуют и ноют, сдавленные кружевным вишнёвым бюстгалтером с жёсткими чашечками. Под «змеиными» лосинами в глубине крупного зада прячутся вишнёвые трусики-стринги. Светич всегда предпочитала тугое эластичное бельё и облегающие брючки. Они классно подчёркивают дамские бёдра, скрывают проклюнувшийся целлюлит и помогают выпаривать в спортзале лишний жир. Теперь интимные предметы модного белья превратились в сущее мучение. Это ужасная пытка - три дня и три ночи томиться в душной квартире в шёлке, капроне и лосинах, когда наручники даже почесаться не дают.
Растянутые руки ноют. Трусики, колготки и лифчик изопрели, промокли, противно натирают нежные части тела. У себя дома, на свободе, Злата Светич любит гулять по спальне полностью обнажённой. Развалиться голышом у компьютера, попивая ледяной энергетик и чатиться с прикольными братьями-писателями из Антверпена. Или кокетничать с Самбалом из Индии, который смешно коверкает русский и сватает её замуж. Злата спала с ним во время отдыха на Гоа и индус конкретно на неё запал.
Наручники на Злате разные – это сделано специально, чтобы не отпирались одним общим ключом, как благодушно пояснила Жучка. У них даже есть собственные прозвища. Левое запястье у батареи удерживает пара жёлто-латунных браслетов. Это Неженки. Лёгкие, словно жестяные, дужки этих наручников пустотелы и закруглены изнутри. Неженки почти не жмут руку, разношены и не режут кожу. Возможно, латунные наручники когда-то предназначались для сексуальных игр. Их браслеты соединяются между собой тремя тонкими, но крепкими цепочками.
Наручник на правой кисти – Мастодонт – вовсе не такой дружелюбный. Мрачно-чёрное овальное кандальное устройство Мастодонта отметает всякую надежду на компромисс. Толстый стальной прут квадратного сечения стягивает кисть женщины с минимальным зазором, а цепь состоит лишь из двух грубых звеньев, не позволяя сильно изменять положение локтя и плеча. Злата тайком думает, что доведись ей взламывать наручники - освободить левую руку от Неженки будет проще. Впрочем, это лишь фантазии. Светич неоднократно занималась сексом в наручниках, но абсолютно не умеет их вскрывать – ни стальных, ни жестяных.
Сидеть прикованной к батарее отопления душно, больно, неудобно. На третьи сутки Злата поневоле выучила график подачи тепла. По утрам измученной женской спине ещё терпимо: радиатор почти остывает, по трубам носятся булькающие, глотательные звуки, будто лопаются пузыри на болоте. Но после пяти часов вечера где-то откручивают запорный вентиль и в систему устремляется чудовищный жар. Злате начинает жечь лопатки и локти. Если охранницы не сжалятся и не накинут на батарею грязную рабочую куртку, до полуночи пленница сидит подавшись вперёд, и поясницу у неё ломит от неловкой позы.
В полночь накал отопления постепенно сбавляют. К двум часам ночи можно вновь опереться спиной о чугунные рёбра. Браслеты тоже нагреваются от радиатора – особенно жестяной Неженка. Вишнёвые трусики-шнурки и потные лосины причиняют пленнице жуткий дискомфорт, а если приплюсовать к тесным трусам и лосинам горячие стягивающие наручники, то вовсе плакать хочется.
***
В первый же день, когда Злату Борисовну, растерянную, свежую и полную сил, бросили прикованной у батареи, Жучка показала кто здесь хозяин. Наступила пленнице на одну ногу, задрала другую, расстегнула и сдёрнула высокий сапог. Повертела, откинула в сторону.
- Ламповые бананы, да великоваты, я же сикильда, - с сожалением говорит Жучка. – Че такой гогой уродилась, пассажирка?
- Зато у моих жирных ляжек - девятнадцать тысяч фолловеров. А у твоих?
Роскошные бёдра распятой Златы Борисовны действительно втрое превосходят объёмом Жучкины костлявые ножки. Полногрудая, задастая Светич непонимающе озирается, приходя в себя после инъекции гипнотика. Перед глазами всё плывёт, руки бессильно болтаются в гремящих наручниках. Злата видит запущенную грязную комнату, обклеенную картонными коробками, потолок в сетке трещин и кривляющуюся деваху с татуировкой на ноге. Она чувствует, что трусики слишком туго врезаются ей резинками по обе стороны лобка, а капроновые колготки под лосинами немного перекрутились и неудобно давят на живот.
- Э, а я тебя знаю, – деваха с татуировкой вглядывается. – Ты же в инсте висишь, у тебя ник «Золотая шейка», йес?
- Также я веду блог об уходе за мейн-кунами, пишу в женский журнал и являюсь вице-президентом благотворительного фонда, – с достоинством дополняет Злата. Она помнит финт автохама на «Приоре» и «буханку» с кенгурятником, но ещё не осознала, что негативные сюрпризы продолжаются. – Где я? Где моя мобила? Бегом дайте мобилу, мне надо позвонить! Отцепите мои руки!
Злата растерянно созерцает убогую каморку и уверена, что стала жертвой чудовищного розыгрыша. Кого могла одолеть тоска по девяностым годам? Кто дерзнёт её по-настоящему похитить? Бандиты? Менты? Тайный поклонник? Похищения сейчас давно неактуальны, мир стал цивилизованным. Нет, это всего лишь чьи-то дружеские проделки.
- Вас не Клейцман надоумила? – Злата неловко вертит запястьями в наручниках. – Ида та ещё фантазёрка. Блин, давит… Я понимаю, что вы стремитесь выдержать дух и стиль, но браслеты застёгнуты слишком туго.
- Глохни, жаба.
Злата пытается быть одновременно строгой и снисходительной. Никакого негатива! Доброжелательность и нейтралитет.
- Я понимаю, вы решили устроить мне встряску, отвлечь от обыденности. Спасибо за подарочек, однако мой день рождения прошёл ещё в феврале.
Про себя Злата крайне довольна, как моментально расколола похитителей. Подруга Ида Клейцман открыла под Омском туристическую тропу «Сибирский каторжный путь» - неординарное развлечение для супербогатых людей. Отреставрировав полуразрушенный острог, Ида собрала в нём кучу ржавых музейных колодок, нарядила статистов под царских опричников, раздала им плётки и запустила мощный рекламный вброс. Заела повседневность? Спешите! Заплатив круглую сумму, вы попадаете в шкуру настоящих каторжан-декабристов. Всё натурально! У вас отбирают документы и средства связи, заковывают в цепи, одевают в дерюжное рубище и гонят по тропе, которой двести лет назад якобы ходил Кондратий Рылеев.
По пути опричники от души попотчуют вас плетьми, потом затолкают в каземат на хлеб и воду. Наслаждайтесь реализмом, отдыхайте от беспорядочных половых связей, сутолоки, бизнеса, прожигания жизни. Сутки, двое, трое… - смотря сколько вы заплатили и насколько глубоко хотите погрузиться в средневековье. Анонимность и безопасность гарантируются, перед мучениями вы подпишете бумаги и пройдёте высококачественный медосмотр, но в ходе пантомимы будет немножко страшно, холодно и больно. По особому желанию клиентам предоставляется реконструкция Канцелярии тайных розыскных дел эпохи Анны Иоанновны, допросы с пристрастием, живые крысы в камере и прочие чудеса. Ида хвастает, что от заявок отбою нет, всё расписано до осени. Заскучавшие светские львицы, избалованные Флоренциями и Венециями, страстно хотят отведать плетей, унижений и колодок.
Точно! Всё, что происходит здесь со Златой – большая и не очень смешная инсценировка. Светич давно прошла тот уровень, когда на них можно было всерьёз наехать. Двенадцать лет назад её жених Ростя был вовсе не крутой. С корешем Фаддеем Клепарским он арендовал рефрижераторы на базе у её папы и возил в город просроченную рыбёшку. Конкуренты не раз вламывали Росте лещей, Злата помнит, как он приезжал к ней на свидание в бинтах. Ей и самой как-то здорово перепало от ментов. Опустили ниже плинтуса, вспоминать не хочется. А теперь Светичи владеют заводом, транспортным узлом и ворочают миллионами. Какие наезды, вы спятили? У неё есть Ростя, есть его партнёр Фаддей Клепарский, есть человечки в прокуратуре, есть отставной мент Чирок с бандюганами… Есть даже телохранитель Игорёк и трубадур Денчик. Сегодня они планировали зависнуть на ночь в «Джек-поте», потом ехать отсыпаться и трахаться.
Злата ещё не решила, кого именно возьмёт на ночь. Женщина имеет право на выбор. Давно хочется «сообразить на троих» вместе с Игорьком и Денчиком. Столики заказаны, публика тоже. Нельзя оставлять Дениса без вечеринки с коксом, иначе для кого он споёт «Принцессу и скомороха»?
- Дорогая, я опаздываю на фитнес и блюзовый концерт, - проникновенно говорит Светич. – Я понимаю, что вам заплачены деньги, давайте я посижу в наручниках как-нибудь в другой раз?
Ида неоднократно приглашала Злату пройтись по каторжной тропе, всколыхнуть жирок, снять пробу, обещала скидку по-свойски. Хочется съездить в Омск, да времени нет. К старинному садо-мазо и каторжной атрибутике Злата относится нормально, но останавливает одно: если сядешь в острог, куда девать Люсьена? Она даже в Тайланд его с собой брала. Интересно, что от неё здесь потребуют по легенде? Подписать документы? Дать выкуп? Оставить автограф? Научить вычёсывать мейн-куна?
Вместо ответа Жучка снимает с женщины второй сапог и прячет за диван. Обувь у Златы - настоящий Гуччи из экокожи, пара стоит четыре штуки евро, их запросто можно загнать за несколько доз. Затем водянистые глаза наркоманки снова оживляются – она видит в ушах пленницы серьги. Спокойно отстёгивает серёжки из ушей обескураженной сонной Златы – будто так и надо. Серёжки у пленницы белого золота, с тремя красными камнями каждая.
- Рубины, что ли, жупа? – Жучка рассматривает камни на свет.
- Что такое жупа?
- Жирная уродливая подруга. Рубины, говорю?
- Турмалины. Зачем ты их снимаешь, потеряются!
Девчонка тащит серьгу, пленница опомнилась и пытается укусить Жучку за руку. Та отскакивает, с силой бьёт её в лицо, расквашивает губу. Кулачок у Жучки маленький, но твёрдый и шершавый как точильный камень. Злата вскрикивает: не столько жалко губ, сколько эксклюзивного зубного моста. Частный врач-ортопед изготовил его за бешеные бабки и долго подгонял. Чувствуя языком кровь, Злата дёргается и хрипит: наручники вывернули ей запястья на излом. Откинулась назад, отбила позвоночник и лопатки о рёбра батареи.
- Меня нечестно бить, я прикована! – оскорблённо шепелявит Светич. – И разве тебя не предупредили, что я не люблю ударов по лицу?
Вёрткая Жучка примеривается, опять дважды наотмашь бьёт Злату по щекам, пуская ей кровавые сопли под цвет турмалинов. Нагнувшись, быстро вяжет пленнице ремнём толстые щиколотки в лосинах. Задирает их Злате выше головы, прижимает колени к лицу, согнув сидящую пленницу пополам. Прихватывает ноги петлёй к гребешку батареи.
- Профилактика! – зло смеётся она, массируя руку. – Ты в комнате для плохих девочек, если не вдуплилась.
Пышнотелая невольница в наручниках стонет, пачкая лосины помадой и кровью, глотает обиду и солоноватую влагу. Её лицо намертво зажато между ляжками и радиатором. Так зверски Злату Светич не ломали даже на гавайском массаже.
– Слушай внимательно, чайка вологодская, - говорит девчонка в розовой тишке. - Не знаю, сколько ты у меня прочилишься, но если попробуешь бузить – тут венками запахнет. Не навлекай на себя мой божественный гнев. За бунт сурово накажу.
Злата беспомощно скрипит колготками, зубами и наручниками. Неуклюже возится, сверкая на всю комнату лосиновым задом, огромным как раструб тромбона. Из-под задравшейся туники белеют складки тела - жирные и сладкие как кокосовая мякоть. Делая селфи из спортзала, Злата всегда подчищает их в фоторедакторе. Стиснутые нейлоном ягодицы пенятся и бушуют, проступающие трусики режут их посередине словно маленький упрямый буксир. Из пут ей не вырваться, это очевидно.
- Больно же! Кто заказал эту дикость? Кто вы такие?
- Конь в пальто! Узнаешь, когда надо.
- Вовсе обалдели? – Злата с ненавистью хрипит из-под колен. – Немедленно развяжи меня, открой наручники, дай мою мобилу!
Жучка ухмыляется, выбивает из пачки сигарету и закуривает. В комнатушке не слышно обычного подъездного шума. Это скорее не квартира, а каморка-бытовка с минимумом мебели и удобств. Злата делает вывод, что либо в стены под картоном уложена качественная изоляция, либо эта нора спрятана в каком-то нежилом здании. Но отопление здесь центральное и топят его от души. Спину жжёт, мышцы задранных ног окаменели от напряжения. Злата пробует устроить затёкшую ссутуленную спину поудобнее, кривится от резкой боли в запястьях и между ног. Из-за поднятых ляжек она видит только угол комнаты и Жучкину руку с сигаретой. Челюсти наручников выламывают ей кисти, цепи натянулись. Тощая Жучка равнодушно пускает дым в потолок.
- Отвяжи ноги, сними с меня наручники! – уже жалобнее говорит Злата. Собственная беспомощность бесит её сильнее, чем жара и зуд в интимном месте. – Я – Злата Светич! Меня нельзя трогать. Мой муж с Чирком в одной теме!
На авторитетное имя Чирка надсмотрщица совершенно не реагирует. Неужели эта шелупонь не слышала, не знает, кто такие Ростислав Светич и Анатолий Чирков? Чирков решает все криминальные вопросы в городе быстрее, чем ему о них докладывают.
- Актёры вшивые. Вы не представляете, что я вами сделаю!
- А ты не представляешь, жупа, что я с тобой сделаю! – хихикает Жучка.
Уходит за перегородку на кухню и возвращается с пригоршней красного жгучего перца. Связанная Злата не успевает опомниться, как ей оттягивают нижнюю челюсть и засыпают в глотку буро-красный порошок.
- Тьфу!... А-а-а!
Ослепительная боль. Перец начал своё необратимое действие. Как-то Злата по неопытности хватила в корейском ресторане острый шарик из кимчхи и на полчаса превратилась в огнедышащего дракона, отпивалась соевым молоком. Впрочем, это не идёт ни в какое сравнение со столовой ложкой жгучего хабанеро. Во рту будто взорвалась электрическая лампочка. Горло пересекает спазм. Дышать нечем. Перец напалмом выжигает пленнице язык, разбитые губы и дёсны. Пленница пытается выплюнуть его, но гремучая смесь уже проникла во все поры и уголки рта. Жжёт в носу, в ушах и даже под веками. Слюна рекой бежит на подбородок.
- А-а-а! О-о-о! Тьфу!
- Ничего, привыкнешь, - Жучка открывает шкафчик. – Блин, всего полчаса на тебя смотрю, а ты мне уже надоела.
- Взаимно! Дай воды! Горит.
- «Гори, гори, моя звезда»… Где-то тут одна примочка валялась…
Слева в шкафу лежат папки, справа – какие-то коробки, старые дискеты, запасные картриджи от принтеров, и даже стоит недопитая коньячная бутылка. Брызжа потом, согнутая Злата из последних сил рвётся из наручников.
- Прекратите! Зачем? Кто заказал этот бред?
- Зря ты так, милфа, - Жучка роется на полках.
- Отпусти меня! Что вам надо? Деньги? Я согласна! Я заплачу деньги!
- Йес! Вот он.
У задней стенки шкафа отыскивается небольшой чёрный цилиндр. Жучка переводит рычажок с «нейтрального положения» на «разряд», выставляет фонарик перед собой как фехтовальщик – рапиру, и поворачивается к пленнице. Бледное лицо с ранними морщинами расплывается в улыбке. У Жучки не хватает двух или трёх зубов.
«Электрошокер? Он, конечно, очень слабенький или вообще муляж», - утешает себя Злата Борисовна, искривляя обожжённый рот. Вертится у батареи на заду словно гигантский безногий слизень – упитанная туша, задраенная в нейлон и мокрый свитер. Кажется, ещё одно усилие – и крупная крепкая женщина разорвёт стальные наручники. Но Жучка уже рядом. Она сильно вдавливает тупой электрод шокера между бёдер пленницы, облитых глянцевыми сырыми лосинами. Прямо в «верблюжью лапку».
Раздаётся треск, вслед за ним ужасный, нечеловеческий вопль. Волосы пленницы встают дыбом, в кабинете пахнет озоном. Злата Светич нечленораздельно рычит, подавившись языком. Глаза её стекленеют и плывут, тело обмякло. Зазубренная, колющая струя боли промчалась по всему телу, толкнулась в мозг, отдалась в сосках, пронзила позвоночник. Мочевой пузырь Златы чудом не опорожнился.
- Ещё разик? – слышит она.
Такое? Ещё раз? Нет, ни за что! Злата уже плачет. Электроразряд между ног – такого даже в молодости с нею не делали. Даже менты, которые вымогали из неё заначку Варченко.
- Нет! Нет! Пожалуйста!
- Это чтоб не разбухала… - Жучка уходит на диван, оставив пленницу с прижатыми к груди, задранными на батарею ногами.
Сложенная Злата Борисовна скулит, багровеет, бесполезно шевелит мышцами связанных и скованных конечностей. Она напоминает себе скомканный жирный бутерброд, зажатый в решётке гриля. Лосины потрескивают на тугом заду, похожем формой на пиковый туз. Боль после электрошока долго звенит в зубах, давит на веки, трусики-стринги под лосинами глубоко врезались между ног, затекли запястья, ноги и шея. А перец до сих пор разъедает ей слизистые.
- Это детский лепет, милфа, - втолковывает с дивана Жучка, увлечённо копаясь в кнопочном «тапке»-телефоне. – У нас тут много чего есть! Кстати, ты вполне е@абельная, мы с Кувалдой таких любим. Ну-ка, запишем ролик на пробу? Скажи «чи-и-из»! Трепи что-нибудь!
Жучка включает камеру и наводит на жертву.
Светич отнюдь не в том настроении, чтобы сниматься на видео. Она знает, что в кадре лишь её блестящий нейлоновый зад, часть причёски, батарея и щека в потёках красного перца. Но назло Жучке говорит в круглый глазок:
- Всем привет! Я Злата, «Золотая шейка». Я люблю оригинально проводить субботние дни. У меня тут горячая компания в виде батареи и тесный круг друзей в виде наручников. Кто-нибудь, присмотрите за Люсьеном?
Жучка выключает камеру.
- Не, лажа. Морда ляжками закрыта, не идентифицировать. Потом снимем нормально. Слушай!... Идея. Может, пока ёршика из тебя сделаем?
Вынимает из ящика и показывает Злате полную пригоршню рыболовных крючьев.
- Зацени пирсу, милфа. Не нравится в браслетах? Хочешь, в губки тебе засажу? В язык, в соски, в очко? И к батарее за ниточки привяжу. Называется «кукольный театр». Это драйвовее наручников, веришь?
Светич очень ярко представляет себе как сидит с рыболовными крючьями в губах и промежности, и её окатывает волна ужаса.
- Кто вы? Предупреждаю, у меня повышенное давление, а вы – током, крючками!... Это же массивная кровопотеря, инфекция. Я могу умереть.
- Дропнуться хочешь? Не обольщайся, тётя. Выпилиться я тебе не дам, - гнусно говорит Жучка. – А вот помучить – изи. Перчик в рот ты уже пробовала, а в трусах поперчить не надо? Полную ложку, да поглубже, по локоть засунуть?
- Нет! – замирает Злата. Только в половых органах ей перца не хватало! Она думает, что скоро её пережатые кисти совсем отнимутся и сегодняшний дурдом закончится для неё в реанимации.
- Это не смертельно, - издевательски утешает Жучка. - Но орать ты будешь так, что потолок рухнет! Я могу трахнуть тебя ручкой от швабры. Или дерьмом из унитаза накормить. Поняла?
- Не надо. Я всё поняла, - главное – не впускать в свою жизнь негатив.
- Будешь послушной девочкой?
- Буду, отвяжи ноги, - хрипит из-под ляжек Злата Борисовна, обессилевшая от боли, пота и ярости.
- А где «пожалуйста»? – Жучка упивается властью над богатой беспомощной коммерсанткой. – Фу, какая грубая бесстыдная жупа! Тебя вежливости не учили? Давай ещё пару разиков побуськаю… шокером в клитор?
Жучка встаёт и идёт к пленнице, припелёнутой к радиатору. В руках у неё тот же чёрный цилиндр с электродом на тупом конце.
- Нет, пожалуйста, не надо! – Злата Борисовна пытается повернуть занемевшую шею, чтобы вытереть влажный лоб о бедро. – Я буду слушаться!
Наверное, в комнате на самом деле предусмотрена качественная звукоизоляция, потому что голос Златы тонет как в тумане. Просить пощады у молодой обдолбанной нахалки очень противно, но получать током по гениталиям – во сто крат страшнее. Встреть её Злата в городе – не доверила бы даже лобовое стекло своего «БМВ» протереть. А сейчас она никто, и обязана выполнять любые прихоти стражницы. Она пленница в наручниках, без документов, сапог и машины, которой можно сыпать в рот красный перец и толкать в мокрое влагалище тысчевольтовый шокер.
Когда Жучка всё-таки отвязывает от радиатора ноги Златы Борисовны, женщина чуть не плачет от облегчения. Она непрестанно облизывает изуродованный рот и широко раскидывает бёдра. Из-за пропотевшего белья и колготок, поддетых под лосины, тело отчаянно чешется и зудит. Но с распятыми, разведёнными в стороны руками пленница способна почесать лишь определённые участки. Спину – о выступающие сзади рёбра батареи. Лицо и грудь – о согнутые колени. Ноги – одну об другую. Живот, бёдра и пах остаются недоступны, как и отключенный сотовый телефон, который у неё отобрали вместе с сапогами, сумкой и дублёнкой.
- Я хочу в туалет… пожалуйста, - покорно говорит Злата Борисовна, почесав все места, что удалось достать. Неужели Жучка вправду заставит её справлять нужду прямо в колготки?
Жучка радостно хихикает.
- Писай, девочка! – заносит костлявую ногу и пинает Светич в живот.
- Не-е-ет!
История повторяется. Злата корчится, тужится, смешно сводит коленки, похожие на толстые боксёрские перчатки, стонет от безвыходности. Повезло, что Жучка пнула не в мочевой пузырь, а чуть левее и выше. Сидеть в наручниках избитой да вдобавок обмочившейся будет уже слишком для одного вечера!
- Ладно, шучу, - наркоманка довольна реакцией испуганной узницы. - Для послушных девочек у нас тут значимый отель, тётя. Пять звёзд! Не ты первая у меня гостишь. Посмотри-ка направо.
Пленница с трудом поворачивает шею. В углу комнаты устроена убогая фанерная уборная без двери, с умывальником и пожелтевшим унитазом, неизвестно с какой свалки украденным. Светич вспоминает свой домашний испанский клозет размером с гараж, со стереосистемой и кресельным сиденьем, и глаза её окончательно тухнут. Но ей хочется в туалет, хочется пить, чесаться и есть. В умывальнике может быть вода, это здорово. Губы распухли от жажды и ожогов. Конечно, от перца вода не поможет, нужно молоко, которое нейтрализует кислоту или что там содержится в пряностях. Однако выбирать не из чего.
- Наши белые камни, - сообщает Жучка. Видимо, на сленге это означает «туалет». - Если я отцеплю тебе наручник с левой кегли, ты спокойно дойдёшь вдоль трубы. Наручник на правом запястье я оставлю. Только не веди себя как личинус.
После перца, электрошокера, побоев и пытки в позе эмбриона воля к сопротивлению у жертвы близка к нулю. Подойдя на безопасное расстояние, надзирательница расстёгивает Неженку на левой кисти Златы и оставляет латунный наручник висеть на трубе. Пленница борется с искушением схватить Жучку за худую коленку и оторвать вместе с ногой, но боится последствий.
- Повторим ещё раз: не надо бросаться на меня, швырять разные вещи, кричать и прочее, – Жучка издевательски бренчит в воздухе единственным ключиком. – Видишь, ключа от правого наручника у меня всё равно нет, поэтому мочить меня бесполезно. Умрём вместе.
Правый наручник – Мастодонт. Пожалуй, проще отгрызть себе руку, чем отпереть его без ключа. Злата плохо слышит тюремщицу, будто сквозь вату. Она торопливо разминает освобождённой левой рукой висящее в Мастодонте правое запястье, трёт обрюзгшее от грязи лицо, расчёсывает мокрую промежность сквозь лосины и трусики.
- Сохраняй спокойствие, смекаешь? Никто нас не услышит, это раз. Окон поблизости нет, это два. За фейлы ты будешь жестко наказана – это три. Втулилась?
- Я поняла, не буду, - бормочет Злата Светич. – Можно, я пойду?
- …заткнись, инструктаж ещё не кончен! За херовое поведение я закую тебе руки и ноги, заткну рот, выдеру шлангом, трахну шокером, налысо побрею башку тупой бритвой, не дам ни еды, ни воды, - почти радостно перечисляет Жучка. – Пока за тобой не придут, будешь жить башкой в унитазе с рыболовными крючками в сосках и ср@ть себе в лосины, поняла? А ср@ть ты будешь часто, зуб даю.
Злата Борисовна чешет себя свободной рукой всюду, где сумеет достать. С наслаждением царапает ногтями между ягодиц и потных грудей, поправляет свалявшиеся волосы, оттягивает съехавшие резинки трусиков. Просит разрешения встать на ноги.
- Гуляй, вата, - великодушно кивает Жучка, не спуская с неё глаз. – У тебя пятнадцать минут. Будешь вести себя значимо - буду отпускать чаще. За обе ручки подвешу только ночью, когда ляжем хлебало щемить… Ну, кто-то ляжет, а кто-то у батареи подрушляет.
Женщина неуклюже поднимается, чувствуя себя заржавленным механизмом, на полу под нею остаётся большое влажное пятно. В распоряжении Златы Борисовны теперь целых пять шагов вдоль стены, покрашенной мыльно-серой краской. Идти до угла приходится согнувшись, ведя прикованной правой рукой по низкой трубе отопления, идущей над полом примерно на высоте метра. Сама себе Светич напоминает штору, переезжающую по гардине на единственном кольце. Затёкшие ступни и колени колет тысячами иголок. Достигнув раковины, труба уходит за сливную трубу, поэтому дальнейшее путешествие с браслетом на руке исключается. Но унитаз стоит вплотную к раковине и на него можно сесть.
Доковыляв до вожделенной кабинки, Злата сначала открывает воду в раковине. Из ржавого крана ударяет пенная струя. Пленница хлебает воду пригоршней, обтирает лицо, морщится, когда задевает сожжённые губы. Свободной левой рукой спускает с бёдер лосины, колготки и жмущие стринги. Трусики отдираются от гениталий с трудом, словно присохший мозольный пластырь. Между ног женщины всё склеилось от слизи, выделений и пота.
Злата плещет две или три пригоршни в кипящую промежность. Вода бежит по бёдрам на резинку лосин. Женщина в наручниках грузно поворачивается в крошечной каморке, опускает пылающую задницу на прохладный фаянс, держа прикованную правую кисть возле левого бока. В унитазе начинает громко журчать, Злата вздыхает с невыразимым облегчением. Из-за недавнего удара шокером мочеиспускание идёт болезненно. Кажется, она не писала целую неделю.
- Лосины с колготками можешь вообще снять, иначе вскипишь, милфа, - Жучка играет ключом от наручников как спиннером. – Да и трусы тоже. Кроме меня здесь никого, никто в гудок не всандалит… может быть, ха-ха-ха! Если сделаешь мне бэнч, я к батарее одеяло подстелю, чтобы мягче сидеть.
- Какой бэнч?
- Ну-у… - Жучка раздвигает ноги и кладёт ладошку на промежность. – Помажешь мне спинку повидлом? Ты вообще не лиза, случайно?
- Я не лесбиянка, я «гетеро» и замужем.
- Это нам по бороде. Давно меня в паки пуси не нямкали, ага. В недотрахе хожу, аж пукан разбомбило. Кик?
Поморщившись, Злата оставляет заявление без комментариев и разрешает телу немного отдохнуть, прежде чем опять затянуться в плотно сидящие вишнёвые стринги, капрон и эластан. Она ещё не докатилась до того, чтобы щеголять голой задницей перед артисткой-наркоманкой.
Впрочем, думает Злата, в наручниках и шелковистых лосинах «змеиная кожа» я не менее соблазнительна, чем обнажённая, хоть и воняю как чёрт знает что. В чёрном эластане крупные женские ляжки кажутся голыми, жирно обмазанными автомобильным герметиком. Ягодицы сзади можно принять за два спелых астраханских арбуза в проступающих резинках стрингов. Резинки глубоко впиваются в зад, словно «арбузы» внезапно треснули пополам там, где их пропороли трусики. Злата сексуальная и красивая дама, и вовсе не выглядит на тридцать девять, как пишут лохи в поддельной газетной ориентировке.
Слезать с унитаза женщина не спешит, торопиться уже некуда. Она баюкает правую кисть, пережатую Мастодонтом, оглядывает унылую обстановку комнаты. Шаткая перегородка делит помещение надвое. В половине Златы Борисовны кроме унитаза и злополучной батареи стоят тумбочка с допотопным телевизором «Фунай», столик и диван, заброшенный красно-желтым одеялом с прожогами от сигарет. Ни до одного предмета мебели от трубы не достанешь. За перегородкой, судя по рокоту холодильника, находится кухня. Оттуда через окно косо падает дневной свет. В жилой части комнаты окон не имеется. Какое-то производственное здание?
- Ты вообще по жизни кто? – спрашивает Жучка. – Эскортница, что ли?
- Я Злата Светич, блогер, предпринимательница, соучредитель компании мужа «Great fish master».
- А-а-а… - в голосе Жучки ни малейшего пиетета. - Косметику толкаешь или чо?
Злата обречённо воздевает к потолку свои подведённые, но бесповоротно потёкшие глаза. Конструктивный диалог с этой обкуренной джанкой невозможен.
- Ты не местная или газет не читаешь?
- Не-а, трэш не хаваю.
- Ростислав Аскольдович Светич – рыбоконсервный завод, транспортные услуги, логистика, всё такое.
- Отстой и мазафака... Бабла типа много? А чо прикинулась как солевая тян на пати?
Злата вспыхивает. Спектакль спектаклем, но до сегодняшнего дня никто не смел обозвать её «солевой тян». Это то же самое, что третьесортная шлюха.
- Лосинки у тебя значимые, - добавляет Жучка. – Рефлектовый шмот, лейбовый. Сколько стоят?
- Не лосины, а тайтсы. Стоят двадцать. Евро, естественно. Это же «Азикс».
- Найс! Трусы-стринги, свитерок…
- Тоже брендовые. Я в спортзал ехала. Заниматься.
Жучка глубокомысленно кивает.
- Ну… моя поздрава, спортсменка. Приехала.
Да уж, с прибытием. Может, по сценарию тут где-нибудь припрятана пасхалочка? Отмычка для наручников, например? Но ничего пригодного на роль инструмента или оружия пленница поблизости не видит. Ни гвоздя, ни кнопки, ни шурупа. В туалете нет даже держателя для туалетной бумаги. Начатый рулон стоит на сливном бачке. Нет ни полок, ни крючков. Пол в туалете застлан покоробленным выцветшим, когда-то коричневым линолеумом. Лампочка в уборной отсутствует, даже проводки нет. В центре комнаты на закрученном шнуре висит голая «сорокаваттка», обморочный свет которой едва достигает унитаза. Вот и вся обстановка.
Превозмогая отвращение, свободной рукой Злата трогает свои мокрые спущенные вишнёвые трусики. Прокладка пришла в полную негодность. Пленница отлепляет грязно пахнущую полоску, выбрасывает в унитаз под себя. Жучка молчит.
- У тебя есть прокладки? Я предпочитаю «Котекс».
- А в мордекс? Бу-га-га! Ты не в «Магнит косметик», нуба.
Придётся выкручиваться подручными средствами. От рулона туалетной бумаги Злата отрывает кусок, складывает вчетверо… Нет, ненадёжно. Промокнет. Злата складывает бумагу в восемь раз, осторожно укладывает в трусики. Жучка между тем уселась на диван, зажмурилась и закинула что-то в рот. Подождала немного, икнула, открыла бледно-голубые глазенки. Облизнулась.
- «Спайс», - поясняет она. – Щас меня всуслит, две минуты. Хочешь?
Злата Борисовна качает головой, нехотя облачается в тесные трусы с колготками и импровизированной прокладкой. Прикованной правой рукой она может действовать лишь на уровне бёдер. Тело с трудом и скрипом втискивается в упругую синтетику.
- Я не всегда пушистая, жупа, и ты это вкури, - откровенничает Жучка, болтая мослатой ножкой с татуировкой чертополоха. – До тебя у этой батареи отдыхал крутой айдол. Понтов в нём было – держите меня семеро! Правда, только в начале. Плевался, грозился, на заднице прыгал. А когда его забирали отсюда, он уже рыдал как ребёнок.
Жучка встаёт, приближает к пленнице безумные глаза в розовой сетке лопнувших сосудов. Дыхание надсмотрщицы такое же смрадное, как давно не чищенный унитаз.
- Знаешь, что я с ним сделала? Я его отпетушила.
Злате Борисовне не хочется возвращаться к батарее и садиться на пол. Натянув лосины, она снова взгромождается на сиденье. Прикованная рука неудобно висит на отлёте.
Наркотик «догоняет» Жучку. Её взгляд мутнеет, на шершавых покусанных губах играет улыбка. Если отбросить все жаргонизмы, то в переводе Жучкин рассказ звучит так:
- Да, милфа. Я опустила этого гада ниже плинтуса, возле которого он чалился! Сначала он орал и матерился. Потом в горле пересохло и он попросил пить. Я поломалась пару часов или больше, пока он не извинился и не попросил уже вежливо. Я принесла стакан холодного пива. Руки ему не отцепляла, поила сама. Дядя был счастлив. А потом вдруг попытался обхватить меня ногами и выбил стакан. На что рассчитывал, гаплонт? Руки-то к батарее прикованы. Я увернулась, отошла и стала ждать. Он же не знал, что в пиво я накапала снотворное и… ещё кое-что, для поднятия потенции!
Жучка визгливо засмеялась, откинулась назад.
– Вскоре кент конкретно отрубился, сидя захрапел. Я сняла с него всё до нитки. Брюки, трусы, рубаху. У него во сне такой был стояк – ты не поверишь! И что дальше? Дальше я надела на него чулочки в сеточку, накрасила морду косметикой как последней шмаре и написала фломастером на груди «Шлюха Миша». Вот была чума! Но это ещё не всё. Я пофоткала его на смарт, накрашенного, в чулках с раздвинутыми ногами и торчащим елдаком, потом закинула ему ноги в стороны и привязала к батарее, чтоб между коленок себе глядел. Он проснулся, и тогда пошла колбасня! Я включила видеозапись, а он орал и бесновался, аж пена изо рта. Виагра действовала вовсю. Несколько раз я принималась ему фапать, но только он хотел словить кайф, как я бросала всё на полдороге. А у него всё не опадал, и кончить без моей помощи он тоже не мог. Мы полночи так прикалывались. Потом мне надоело, и я отжарила его в жопу ручкой от швабры. В одной руке держала швабру, а другой снимала на телефон эту порнографию. Сказала, что при нём выложу в Ю-туб весь сериал от корки до корки и дам почитать комменты.
- Зачем ты мне это рассказываешь? Перестань, - Злата снова подставляет под кран распухшую кисть. Запястье жадно впитывает прохладу.
- Чисто по настрою. Тебе разве не лайтово? По-моему, в ту ночь буратино слегка крейзанулся. Ему повезло, что на следующий день его забрали. Когда мальчики его уводили, он при виде меня сознание потерял.
Согнав пленницу с унитаза, Жучка приносит ей к батарее бурду из быстрорастворимой лапши со шлепком майонеза и куском кислого хлеба. Злата отказывается есть. Она сто лет как не употребляет майонез и «бич-пакеты», из макаронных изделий допускает исключительно фунчозу, а хлеб – только цельнозерновой. Наркоманка психует, спускает лапшу в унитаз, опять приковывает ей руку Неженкой и заваливается спать.
Сидеть распятой в наручниках тяжело, но в своё время Злате приходилось терпеть фокусы похлеще. Это теперь она сама отрывается как может. Фаддей Клепарский старше её Рости, ему сорок восемь, и он уже не тот рысак, что раньше. Хорохорится, однако по мужской части заметно сдал. На интимных встречах с Фаддеем Злата предпочитает «пить кофе» - ставит нагого Клепарского на четвереньки, прикручивает ему к спине специальную столешницу и пьёт с любовника горячий мокко, изредка поощряя Фаддейку кусочками шоколада. Она знает, что Фаддей ненавидит шоколад. Шевелиться ему запрещено. Кофейные церемонии идут не меньше часа и не дай бог Клепарскому разлить стоящий на спине напиток! Потом она разрешает Фаддею принять африканскую пилюлю для бодрости мужской плоти и попользоваться ею, не снимая столешницы. Клепарский предпочитает анал, и Злата иногда позволяет ему, делает одолжение.
- Порой и мудрый еврей оказывается в полной жопе, - дежурно иронизирует Клепарский, когда Злата принимает его в себя.
В качестве маленькой разминки Злата балуется лёгким БДСМ с послушным охранником Игорьком или отыгрывается на содержанце Витрисе. Один Денчик не ведётся на её фокусы. Впрочем, с Денисом Злате и без наручников хорошо. Дома у неё есть седло, ремни и плётка. С телохранителем-мачо она тоже предпочитает быть верхней, поэтому седло и ремни достаются Игорьку. А давным-давно она зналась с Мэнсоном. Вот кто был беспредельщиком до мозга костей.
В шумной юности в виде протеста Злата немного увлекалась сатанизмом. Ну как сказать – немного?... Проткнула себе уши, пупок и соски, красила волосы в ледяной фиолетовый цвет, собиралась нанести на лопатки и бёдра нацистские татуировки. Почти уже собралась, вот ненормальная. И что бы она сейчас делала на европейских пляжах - с фашистскими тату? По глупости и молодости Светич связалась с сектой дьяволопоклонников, запала на её лидера Мэнсона. По-настоящему Мэнсона звали Сашкой Варченко, по нему сохли все девчонки «ордена». Варченко походил на колдуна из романа-фэнтези, из-за худобы и стройности он казался выше чем на самом деле. Сашка носил кардинальскую бородку, умел чревовещать и немного владел основами массового гипноза. Злату он почему-то прозвал Змееротой – у них у всех были клички. Они тайно собирались в локациях навроде такой же каморки, служили чёрные мессы, курили наркоту, жрали галлюциногенные грибы и устраивали свальный грех на полу среди пентаграмм. Варченко в кожаной накидке, увешанной сухими костями, читал им проповеди из сатанинской библии.
Ей казалось, что Варченко чем-то выделяет её из общей массы, во всяком случае, Мэнсон мучил её чаще и изобретательнее остальных «прихожанок». Под кайфом Злата позволяла Сашке делать с собой всё. Её привязывали к перевёрнутому кресту, гримировали под покойницу, насиловали распятием, мазали испражнениями. Садизм был главным пунктиком Мэнсона. Он практиковал кровавые игры, грязный секс, резал себя и неофитов разбитыми бутылками, выпускал кишки собакам, водил паству на кладбище - переворачивать надгробия. И, конечно, требовал «ублажения Велиала» в материальном эквиваленте. Сдуру Злата чуть тайком не отписала Мэнсону старую отцовскую квартиру.
К счастью, папа вовремя просёк, что дочь связалась с дурной компанией, и принял свои меры. Злату изолировали от улицы, около года она жила монашкой, не выходя никуда, кроме института и церкви. Потом отец присмотрел начинающего бизнесмена Ростислава, арендующего у него грузовики, и передал ему Злату – как каптенармус передаёт солдату партию белья. Белья ношенного и чуть потрёпанного, однако отстиранного и пригодного к употреблению.
Впоследствии оказалось, что наркота и вандализм в Сашкином досье - это цветочки. За самозваным наместником Сатаны тянулись восемь вполне земных квартирных краж, мошенничество, вымогательство и вовлечение несовершеннолетних в проституцию. При активном содействии папы Бори Варченко прочно сел. Через год или два Злате передали несколько писем без обратного адреса. В письмах Сашка по обыкновению городил разную богохульную чушь, просил Злату его дождаться и в знак серьёзности намерений иносказательно объяснял, где спрятана «плоть Велиала».
Согласно Сашкиной теории, «плотью Велиала» являются деньги и только деньги. Накоплений у Варченко могло быть немало, поскольку сам он презирал роскошь, спиртного не пил, жил крайне аскетично и «общак» попусту не тратил. «Там, где камень окроплён кровью чёрного жертвенного пса… Под плитою, где плясала безумная Герда». Непосвящённый не понял бы в письме Варченко ровным счётом ничего, но по описанию Злата сразу узнала место на старом католическом кладбище, где они несколько раз совершали оргии. Брррр! Воспоминания были ещё слишком свежи в памяти.
Злата не стала искать тайник, никуда не пошла, ничего не ответила бывшему гуру. Сожгла измятые письма на обёрточной бумаге и забыла как страшный сон. По слухам, до освобождения сумасброд Варченко не дожил. Верный своим принципам, он попытался организовать секту прямо на зоне и «идейные зэки» грохнули оккультиста в колонии под Шудаягом, где-то в республике Коми.
Одиннадцать лет назад Ростя Светич с Фаддеем Клепарским только раскрутили первый консервный цех и заработали первые серьёзные деньги – не без помощи Златиного папы. Злата спала с обоими партнёрами по очереди и собиралась замуж за Фаддея, поскольку Ростя везде уступал другу, но вышло наоборот. Клепарский вдруг почти силой вручил её Ростику, сам организовал им свадьбу, оставив за собой негласное право периодически бывать в её постели. Ростя делал вид, что ничего не знает.
Мозговым центром был Фаддей, Ростя занимался технической стороной, Злата числилась исполнительным директором. В тот период и состоялся самый грубый наезд на их семейный бизнес.
Это случилось вьюжным зимним вечером. Злата Борисовна выключила офисный компьютер, слегка подкрасилась перед зеркалом, сменила туфельки на высокие лиловые сапоги, облегающие колени. Накинула короткую соболью шубейку за триста тысяч, двинулась к дверям на выход.
Тут дверь офиса сама распахнулась женщине навстречу, едва не ударив по лицу, и в кабинет хлынула лавина гориллообразных людей с оружием, в форме и штатском. Какой-то человечек взмахнул красной книжицей и что-то пропищал про контрольную проверку и управление по борьбе с экономическими преступлениями. Но Злате Светич было не до него, поскольку двое амбалов в бронежилетах уже развернули её вокруг оси, больно скрутили руки за спину.
- По какому праву?
- Директор Светич Злата Юрьевна? – перебил штатский.
- Борисовна! Могли хотя бы выучить, к кому врываетесь.
Штатский пошутил:
- Директору – самые крепкие наручники!
Амбалы наградили большие пальцы Златы стальным болезненным хомутиком в виде гардеробного номерка. Когда на пальцах женщины защёлкнули эту тонкую пластинку с двумя отверстиями, она в сердцах едва не вывихнула себе суставы, прежде чем поняла, что высвободиться из мини-наручников невозможно. Было досадно и обидно. Светич бы ещё смирилась, если бы её, крепкую и сильную даму, заковали в настоящие наручники. Но на неё поверх перчаток нацепили игрушечную фитюльку, и Злата вдруг стала беспомощнее ребёнка. Чтобы высвободить руки из-за спины, пришлось бы пожертвовать одним из пальцев, а пленница не хотела заниматься членовредительством.
Зазвонил мобильный телефон Златы. Она беспомощно уставилась на брошенную сумочку, из которой летели аккорды Четвёртой сонаты. Штатский проворно выхватил аппарат, нажал клавишу приёма, сделал всем знак «тише!»
- Златушка? Злата? – говорил Клепарский, и было странно слышать, что непоколебимо-флегматичный Фаддей серьёзно встревожен. – Алло, девочка? У нас проблемы.
- Я заметила! – ядовито сказала Светич. – Я стою в наручниках, а тут полная горница силовиков!
- Держись. Мы с Ростей делаем что можем, но мальчики в погонах хотят бабла, - сокрушённо сказал Клепарский. – Ростя сильно накосячил.
Штатский сунул телефон хозяйки в свою толстую папку. Краем глаза женщина увидела, что в кабинете напротив все сотрудницы уложены на пол, закинув руки на затылок. В наручниках за спиной Злату отконвоировали в угол под охрану двух здоровенных бойцов и принялись копаться в сейфах, шкафах, рабочем столе.
Вскоре Светич возненавидела весь белый свет. Наручники немилосердно давили на пальцы, трусики и колготки взмокли от пота. Тело под дублёнкой в жарком кабинете истекало липкими струйками. В чашечках бюстгальтера образовались озёра. Пряди волос назойливо льнули ко лбу и накрашенным губам, но поправить причёску было невозможно. Злата начала постанывать от жары, боли и колготок, тесно стягивающих разбухшее тело, особенно его интимные части. Соски почему-то тоже отвердели и грозили проткнуть одежду насквозь. Жёстко скрученные руки в перчатках затекли и онемели. Пот бежал по разгорячённому лицу, щекотал ресницы, щёки, шею. Полные ноги подламывались от долгого стояния на высоких каблуках.
Прищурившись сквозь очки на настенные часы, Злата Борисовна видела, что стоит в наручниках уже сорок-пятьдесят минут.
- Пожалуйста, можно мне раздеться и сесть? – не выдержала она.
Полицейский в штатском, вскрывающий компьютерный процессор, чтобы извлечь жёсткий диск, лишь рявкнул:
- Стой, где стоишь, толстожопая. Много чести будет.
Светич закачалась от усталости.
- Почему наручники надели на меня одну? В соседнем кабинете все лежат просто так. Это похоже на умышленную пытку.
Дядька в штатском усмехнулся.
- Что вы можете знать о пытках? Ну ладно. Эй, Аверин, у нас ещё есть запасные наручники? Иди в тот кабинет и закуй там всех баб. Скажи, их начальница распорядилась.
Амбал в бронежилете что-то пробурчал, но никуда не пошёл. Минуло полтора часа. Обыск не думал заканчиваться. Почти теряя сознание, Злата снова начала кричать и требовать. В ответ схлопотала от конвоира по лицу. Отец в эти дни лежал с инсультом, защитить семейство Светич было толком некому, все звёзды сбежались самым наихудшим образом.
- Будешь визжать – рот скотчем залепим, - лениво бросил кто-то из пришельцев, тем и кончилось.
Когда пошёл третий час издевательского стояния столбом, женщина попыталась присесть на корточки и дать отдых ногам. Мини-юбка предательски затрещала на крепкой заднице, трусики больнее впились в пах… Но сесть Злате не дали. Охранники быстро переглянулись, поставили её на колени и вынули ещё одни наручники, теперь большие. Щёлк! Щёлк! Лодыжки Златы, обтянутые сапогами, в ту же секунду были скованы вместе, а едва она подала голос, ей замотали рот несколькими слоями хрустящего скотча.
После этого Светич связали руки с ногами милицейским ремнём. Пленница застыла в неподвижной и неудобной позе, и не могла шелохнуться, потому что запястья и пальцы взрывались болью при любом движении, а ремень, соединяющий наручники на руках и ногах, не оставлял никакой свободы действий. Стоять на коленях оказалось куда хуже, чем во весь рост. Это походило на грубый, примитивный «прессинг», на медленное животное измывательство. Конечно, Злата Борисовна, и прежде была прекрасно знакома с наручниками. Дома в ящике с бельём у них с Ростей тоже хранилась парочка браслетов (мрачный юморист Фаддей подарил на День святого Валентина). Тогда они с мужем ещё вовсю занимались любовью и периодически заковывали друг друга в постели, но там твёрдо уславливались: не держать партнёра в наручниках дольше положенного лимита времени! Вкупе с сексуальными ласками, с последующим соитием, кандалы на обнажённом теле были лишь изюминкой, добавляющей пикантную нотку. А тут… Злата и думать не думала, что двумя парами наручников и парой толстых ремней можно извести человека до помутнения в мозгу. Но особенно мучили трусики, застрявшие в паху. Они рвали ей половые губы и влажные ягодицы при любом шорохе. Плюс этот липучий кляп из скотча на губах!... Клейкая, плотно стягивающая плёнка смяла женщине пухлые губы в застывшую гармошку, впилась в скулы, обручем защемила попавшие под неё волосы.
Уже глубокой ночью с ног Златы сняли наручники и отволокли в микроавтобус, где поместили между теми же двумя бугаями. Места для амбалов в бронеснаряжении и полной женщины в дублёнке на сидении не хватало, поэтому измученная Светич была извёрнута полубоком между двумя невозмутимыми тушами. Всю дорогу конвоир справа держал руку у неё под платьем, грубо оглаживая жирную складку бедра в хрустящем капроне.
В кабинете для допросов арестантку усадили на стул, направили в лицо лампу, и штатский без обиняков сказал:
- Очень приятно, моя фамилия Чирков. Мадам Светич, я сниму наручники, если ты подпишешь протокол сегодняшней выемки.
- Вы же ничего не нашли!
- Теоретически - не нашли, - улыбнулся дяденька. – А практически мы садимся и заносим в протокол, что в административном здании «Great fish master» изъяты наркотики – один вагон, зенитно-ракетные комплексы – два вагона, доходы сокрытые от налогов – три вагона. Дата, подпись. Ты дашь признательные показания и всё это подпишешь, поняла?
- У меня никто не брал показаний, - злобно закашлялась Злата Борисовна, которой всего пять секунд назад расклеили рот. – Я весь вечер простояла на коленях с кляпом! Разве я могла дать показания, придурок? Я хочу адвоката.
Майор легонько ударил её ладонью по мокрым губам.
- Злата Борисовна, сейчас прямо в наручниках ты пойдёшь в камеру. Но по пути конвойный перепутает и запрёт тебя не в женской «хате», а в мужской, где сидит очень хороший пацан по кличке Вовочка-верёвочка. За ним числится одиннадцать эпизодов насильственных действий сексуального характера, будет и двенадцатый. Он малый прикольный. Знаешь, почему его «верёвочкой» прозвали? Вечерами Вова гулял по парку с нейлоновой верёвкой в кармане. Бросался на баб из кустов сзади, накидывал удавку и слегка придушивал. Жертвы теряли сознание, прежде чем успевали понять, что происходит. Тогда Вовчик связывал удавкой им руки за спиной, относил в тенёк и отдыхал на них душой и телом! Заметь, вкус у парня есть. Редко повторялся в своих затеях. А женщин любит как раз аппетитных, и желательно в чём-нибудь коротком. Мини-юбочки-колготочки…
- Снимай наручники и дай позвонить адвокату! – упрямо перебила Злата, хотя сердце ёкало от страха. Непослушными пальцами в перчатках она свернула за спиной дулю, но ткнуть врагу под нос не могла, поэтому выходки арестантки но никто не заметил.
- Ай-яй-яй… - сокрушённо произнёс мент. – Стало быть, не хочешь сотрудничать со следствием? Уважаемая Злата Борисовна не идёт навстречу органам правопорядка?
- Я ничего не буду подписывать! – повторила Злата. – Если вы до меня хотя бы дотронетесь, я до Европейского суда дойду!
По сравнению с пожилым дядечкой арестованная женщина выглядела настоящей горой. Под шубкой массивную исполнительную директоршу облегало лиловое платье выше колен. Левая часть платья немного сползла, обнажая в вырезе грудь – гигантские сливочные облака в лифе без бретелек. В мокрой расщелине между грудей плавал кулон-Водолей на цепочке. Литые ноги Светич были задраены в лиловые сапоги с обилием кнопочек, а громоздкие бёдра шуршали чёрными колготками с интенсивным блеском. За вечер она сильно вспотела под колготками и собольей шубой, вывернутые руки тупо гудели.
Перед носом Злату Борисовны открыли небольшую коробку.
- Тогда приступим к упражнению «смотри под ноги». Вам какого цвета затычку, девушка? – задушевно спросил Чирков. – К вашему платью подойдёт красный?
В коробке лежали разноцветные кляпы.
Вскоре сгорбленная Злата Борисовна Светич сидела в другом унылом милицейском кабинете без номера. Панели здесь были покрашены холодной голубой краской, мигающие флуоресцентные лампы не давали тепла, однако Злата в своей шубке, сапогах и плотном капроне неимоверно страдала от жары. И не только от жары. Когда пожилой распорядился «отправить девушку подумать», шумно дышащая Злата Борисовна ожидала увидеть… честно говоря, она сама не знала, что ожидала увидеть. Возможно, бадью с кипящим свинцом, «железную деву» или набор зубастых хирургических инструментов. Но её, закованную в пальцевые наручники, лишь усадили на привинченный стул и кожаным ремнём связали под сиденьем лодыжки в лиловых сапогах.
Злата безмолвствовала на стандартном стуле из гнутых дюралевых трубок. Его ножки были привёрнуты болтами. Благодаря выдающейся комплекции Светич походила на грузную медведицу, пушистая шуба добавляла ей объёма. Пот ручьями бежал по породистому лицу женщины. Голова Златы Борисовны была до упора склонена вперёд – так, что подбородок уперся в ложбинку между ключиц. В этой позе пленница с пальцами в наручниках и со связанными ногами могла видеть только пол, покрытый истоптанным линолеумом, драным казённым линолеумом в узоре из квадратных спиралей. Этот греческий орнамент называется «меандр».
Собственно, пытка, которой её подвергли, так и называлась: «смотри под ноги». Во рту у Златы гнездился красный (как и обещали, под цвет платья) пластиковый кляп. Ремни от кляпа обхватывали мокрое лицо и соединялись сзади у основания черепа. Это лишало пленницу возможности вытолкнуть упругую заглушку из ротовой полости. Кляп подпирал нёбо и не позволял сомкнуть зубы, а язык женщины оказался пригвожден к нижней десне. Спереди из кляпа торчал металлический крючок, в который продели шнур. Шнур уходил сидящей женщине между расставленных ног, а сзади был перекинут через спинку и связывал висящие под стулом толстые лоджыки в лиловых сапогах со множеством кнопочек. Адская конструкция вязки не позволяла арестантке ни подняться со стула, ни упасть. Она замерла в низком наклоне, отдалённо напоминая шахматного коня. Шея, бёдра, спина Златы ныли от натяжения. Ни мотнуть головой, ни расслабить висящие ноги, ни выпрямиться, потому что шнур от кляпа тотчас вонзится в промежность ещё глубже. Раскроит набухшее интимное место, разорвёт наружные половые губы, размесит всё что есть ценного в женском паху.
Кроме пола в узорчатом линолеуме, Злата видела собственные разваленные по стулу ляжки и задранное на живот лиловое платье. Ляжки Светич по-прежнему были туго обтянуты утеплёнными колготками чёрного цвета. Сквозь их микроскопическое сито поблескивала матовая кожа. Между ног не совсем приятно пахло, но снять колготки Злата не могла. Её руки были скручены за спину, а большие пальцы скованы крохотными стальными наручниками, похожими на прямоугольный гардеробный номерок. Вся эта бескровная пытка со «смотрением в пол» жутко бесила. Внешних следов после неё не останется.
Насчёт мифического Вовочки-верёвочки в карцере, майор, скорее всего, безбожно врал. Думал купить на обычную «разводку»? Во всяком случае, после трёхчасового сидения на стуле с кляпом, показавшегося бесконечным, менты изнасиловали Злату Борисовну сами. Опустив женщину в наручниках на опухшие, отёкшие коленки перед диваном, где по ночам отсыпался начальник дежурной смены, её уткнули носом в клеёнчатый валик, высвободили из мокрых колготок крупные белые ягодицы, и несколько служивых, не расстёгивая бронежилетов, оприходовали пленницу.
Как цинично охарактеризовал это майор, на правах старшего ставший первым в очереди к телу, арестантке, подозреваемой в участии в ОПГ, произвели «совально-вынимальную экспертизу и контрольный замер глубины». Сполна насладившись женщиной, мучители лишь под утро расковали ей руки и затолкали в ближайшую камеру. Злата повалилась ничком на шконку, с облегчением бросив на пол пропотевшую дублёнку и расстегнув длинные, провонявшие за ночь сапоги. Всё это до отвращения походило на памятные чёрные мессы у Варченко, из которых её чудом вытащили, только – увы! - на трезвую голову и без тени удовольствия.
У семьи Светич хотели отжать всё и сразу. Но под утро Злата вдруг вспомнила о старом католическом кладбище и письме Мэнсона. Ей разрешили набрать Ростю, и в присутствии Чиркова она как могла объяснила, где искать нужную плиту.
Что там обнаружилось, Злата даже не спрашивала. Гораздо важнее - вскоре её действительно выпустили. Потом она обнаружила у себя четырёхнедельную беременность и заявила Росте, что исполнительное директорство – не её конёк. Теперь она с ребёнком будет жить сама по себе, но за их с Фаддеем счёт. Жить спокойно, без негатива, в атмосфере гармонии и доброжелательности. Это было только справедливо.
Наглотавшись «спайса» и до одури насидевшись в телефоне, Жучка бревном проспала до глубокой ночи, пока распятая Злата не разбудила её просьбами снова «отпустить в белые камни». С горячим радиатором, подпирающим спину, Светич почти не удавалось сомкнуть глаз. Зевающая наркоманка сжалилась, набросила на батарею замурзанную тряпку. Злата попросила есть. Жучка наугад вскрыла на кухне банку консервированной сельди, прочла на этикетке «Изготовитель: ООО «Great fish master», сунула арестантке под нос и хохотала как припадочная.
Светич давно отвыкла от пищи маргиналов, консервы Ростиного производства оказались не фонтан, но она съела всю банку, хоть и действовала левой рукой. Правая недвижимо висела в объятиях Мастодонта и под браслетом уже проступила влажная противная слизь от размокшей, облезающей, словно наждаком растёртой кожи. Потом Жучка позволила ей обтереться салфеткой и принудила к лесбийской любви. От вони чужого влагалища вся селёдка чуть не выскочила у Златы из желудка, спасло только то, что ей наконец-то неудержимо захотелось спать и все чувства притупились напрочь. Во сне Злата видела Денчика Леффа, который прижимал её к обжигающему роялю на треугольной сцене «Тибетского монаха». Ощущала болезненное, неутолимое желание и сырость в прокладке из туалетной бумаги. Мечтала залезть себе в колготки, но её крепко держали за руки амбалы в бронежилетах. А потом дочь Лерка лупила сумкой няню Ксюху и кричала фразу, которую научилась выговаривать первой:
- Ма, дай афон! Ма, дай афон!
Нет, это не дочь. Утро. Над головой по-прежнему тлеет лампочка-сорокаваттка, за перегородкой рычит древний холодильник, в унитазе булькает ржавая вода. Полудевица-полупарень с короткой стрижкой и дебильным лицом принимает смену у Жучки и бубнит:
- Маздай, какая вонь! Маздай, вонь!
В камере и вправду воняет. В шесть утра Жучка сварила на плите какую-то наркоманскую дрянь и прозевала вовремя снять.
Выругав Жучку, новая караульщица в упор рассматривает Злату. У неё оттопыренные уши, низкий лоб и скошенная челюсть олигофренки. Кувалда носит мужские спортивные штаны, сисек у неё практически нет. Злата думает, что это создание похоже на злобного хоббита, сделавшего каминг-аут.
- Гладкая. Толстая… - зачарованно говорит новенькая про пленницу.
Голос у Кувалды бесцветный, бесполый, какой-то чугунный. Она наверняка не любит трепаться попусту. Интонаций почти нет, словно она (или он?) пропускает фразы через синтезатор речи. Глядя на Злату, бесполая охранница несколько раз обходит прикованную к батарее женщину и выносит вердикт:
– Хочу!
Опустившись возле пристёгнутой пленницы, Кувалда жадно и долго трогает Злату за лосины «змеиная кожа», залезает пальцами в вишнёвый бюстгальтер, потом ложится ей на ноги, слюнявит их от паха до щиколоток. Жучка пьёт пиво, опять глотает какую-то химию и ржёт.
- Ну чо? Я двигаю или ещё нужна?
- Стоять!
Оторвавшись от Златиных бёдер, Кувалда достаёт из куртки внушительных размеров искусственный фаллос, споласкивает его под краном и валит Жучку на диван, сдирая шорты и майку. Судя по половым признакам, стриженая олигофренка - всё-таки женщина. Злата поневоле лицезреет, как бьются на сгнивших пружинах два некрасивых татуированных тела, и Жучка с шуточками удовлетворяет накачанную Кувалду, будто делает приевшуюся, но не обременительную работу.
- Тебе значимо?... А так? Умка моя.
Сжавшись у батареи, Злата уповает, что о ней забудут, но о ней, конечно, не забывают. Плоскогрудая Кувалда с выступающими венами на икрах скатывается с дивана, подползает к пленнице.
- Гладкая. Жирная… Чо у нашей девочки под лосинами? – караульщица грубо суёт руку Злате под тугую резинку эластановой оболочки. – Вау, Жучка, да у неё там ещё колготки? Какое всё потное, мокренькое, вкусненькое! Лапочка. Тебе по кайфу, когда между ног затянуто, ага?
- Я ехала в спортзал, - почему-то объясняет Светич. – Прекратите балаган. Зачем вы ко мне лезете? Не надо!
Неженки и Мастодонт удерживают её руки раскинутыми, а Кувалда развела ей колени и щупает арестантку в паху, бесцеремонно сжимая в горсти всё что там отыскалось. Злата стонет, вскрикивает и мяукает точь-в-точь как Люсьен после стерилизации.
- Лайтовые трусики. По десять раз на дню кончаешь, ага? Жучка, ко мне. Развеселим девочку?
- Уйдите от меня!
Подруги приспускают с распятой женщины лосины, колготки и трусики, злорадно вбивают в неё двадцатипятисантиметровый фаллос. У бывшего охранника Мамлежана собственный прибор был примерно тех же габаритов, но искусственным получилось намного больнее. Даже в своём полуобморочном состоянии Злата брезгливо отмечает, что они не помыли его после себя. А затем ей становится не до санитарии. Ощутив в сокровенном женском месте громадину, почти разрывающую половые губы, пленница долго и надсадно воет. Мучительницы тоже воют - от обуявшего их животного восторга.
Жучка оделась, оставила ключ от левого наручника заложницы и ушла. Кувалда щёлкает «семки», отжимается от пола и смотрит «Дом-2».
- Я в туалет хочу.
Вместо ответа Кувалда закуривает и нагло стряхивает сигаретный пепел прямо в лицо распятой Злате. Застигнутая врасплох пленница часто моргает, стряхивая хлопья с ресниц. Скукоженная, взвинченная, с полыхающим ртом, скулит по-собачьи от обиды и беспомощности.
- Сбавь волюме, курица. А упаковка у тебя где? – Кувалда ощупывает уши невольницы, лезет за ворот свитера. - Серёжки там, чокеры, цацки всякие?
- Сапоги за диваном. Жучка уже взяла. Остальное тоже у неё.
Надсмотрщица не позволяет женщине договорить. Она резко пинает её в бок, а потом тыкает горящей сигаретой в разбитые губы. От новой резкой боли Злата замолкает на полуслове, чувствуя, как пахнет её собственная обожжённая кожа – будто на сковородке подгорает подсолнечное масло.
- Прекрати этот негатив! Я жнаю одно! – Злата невнятно мычит, из глаз бегут слёзы и жидкий огонь, происходящее не укладывается в её голове. – Жнаю, што вас всех за яйтша повешят!
- Забудь. Ты - никчёмная жирная потаскуха, которая сидит в наручниках у батареи. Ты никому не нужна. В сортир хотела? Если я велю тебе обоссаться – ты сию минуту обоссышься.
Тюремщица тут же наступает ногой на промежность Златы. Светич понимает, что Кувалда специально опускает её ниже плинтуса. Морально ломает и топчет. Это отвратительно, постыдно и Злата действительно едва не прудит себе в стринги. В испуге она срывается на крик.
- Перестань! Убери! Убери ногу!
Кувалда мучительно давит ей разношенным тапком на половые органы, Светич терпит и сдерживается как только может. Повезло, что обувь у надзирательницы-олигофренки без каблука. Ещё немного – и она позорно обмочится на пол, выстланный вытертым линолеумом и ДВП.
- А если я захочу прошить твоё хайло канцелярским степлером или дать бейсбольной битой по манде – мне тоже никто не помешает, - полудевчонка дебильно улыбается, но ногу с паха пленницы всё-таки убирает. Если Злата обмочится прямо сейчас, растянуть шоу не получится. – Отпустить тебя?
- Да, пожалуйста.
Кувалда некоторое время думает и снова тычет сигаретой – теперь в верхнюю губу Златы.
- Зачем? Не надо! - пленница не успевает спрятать лицо за ляжками и вновь воет от дикой боли. От рывка батарея впивается ей в затылок. От вчерашнего перца и сегодняшних ожогов рот пылает и трескается, зато в трусиках становится ещё мокрее.
Когда Кувалда всё-таки отковала Злату и отправила в туалет, пленница едва доплелась до унитаза. Скоро она вообще разучится ходить.
- Лосины обратно надень, - буркнула Кувалда.
- Это тайтсы.
– По фиг. Люблю жопы в лосинах!
В прошлой жизни Злата съязвила бы, что когда нет своей жопы, то это неудивительно. Но теперь язвить смертельно опасно. Несколько раз в течение дня, когда Злата пыталась разговорить олигофренку, Кувалда била её и запихивала в рот кляп – прямо как чирковские отморозки. Сутки в компании Жучкиной напарницы превратились в череду изнасилований, коротких прогулок до унитаза и бесконечную трансляцию телевизионного бреда.
…Пошли третьи сутки, сегодня снова вахта опоздавшей Жучки. В двенадцатом часу за Кувалдой захлопывается дверь, по ногам тянет сквозняком. Жучка расставляет в холодильнике пиво, дешёвые консервы из «Магнита», кипу пластиковых лотков с «Дошираком», куски хлеба в отпотевшем целлофане. Кладёт на столик две пачки сигарет. Мимоходом бросает развёрнутую газету на колени женщине, сидящей на полу возле батареи.
- Хаю-хай, милфа. Вы сами нажили себе проблем. Кто в прессу объяву кинул? Типа значимой звездой стала?
«Значимая» - одно из любимых Жучкиных словечек. Сидящая сгибает ноги, чтобы приблизить газетный лист к опухшим глазам… На губах женщины – подсохшие коросты от сигаретных ожогов.
«РОВД Левобережного района разыскивает Светич Злату Борисовну, которая 20 марта уехала на своей машине «БМВ» серебристого цвета, государственный номер: а 332 рр, и до сих пор её местонахождение неизвестно. Приметы…»
Лапша. Хлеб. Унитаз. Наручники. Жучка покурила травки, кайфует на диване кверху задом, режется в «Тёмного рыцаря». Злата впадает в полудрёму. Если бы не боль и онемение во всём теле, она бы сочла, что находится в анабиозе. Слава Богу, Кувалды нет. Пожалуй, когда Жучка снимет наручники в следующий раз, можно будет уже снять облипающие, пропотевшие лосины-тайтсы. От лосин пахнет так, словно в них разом кончили все проститутки мира.
А дальше снова видения. Может, отравление Ростиными консервами? Злата смотрит сон. На кухне бьётся окно, грохочет частый топот, уши режет Жучкин истошный визг, будто ей тоже прижгли в трусах электрошокером… Мельтешение и галлюцинации. Из этой чехарды выплывают неизвестные лица, среди которых маячат внимательные глаза и редкая бородёнка Денчика.
- Учи английский! – строго говорит ему Злата откуда-то из облаков.
- Жива? Узнала? Привет. А у меня есть ещё терновое варенье, - говорит Денчик.
«Здравствуй, Змееротая!
Жаль, что я тебя не увижу. Но у меня поменялись планы.
Это Мэнсон. Вспомнила?
Я многое пережил. Стараниями твоего отца мне дали тогда десять лет. Я отсидел шесть. Это были ужасные годы. Точнее, последний год, шестой год я лежал. Да, меня не убили в Шудаяге. Но им почти удалось это сделать с моим телом.
У меня было много врагов. Это хорошо, я никогда не боялся противников. Враги закаляют. Но на пятый год отсидки мне сломали позвоночник. Я не могу ходить. Действует только одна рука.
Ты не знаешь, как живётся в тюрьме осуждённым со сломанным позвоночником, Змееротая? Я подумал, что тебе нелишним будет испытать это на себе. Хотя бы в браслетах у батареи, под присмотром пары славных надзирателей со сдвигами в психике. Но я дал тебе поблажку: тебе не приковали ноги. Ты не была полностью парализованной. И даже Жучка с Кувалдой, даже орлы Чиркова не делали с тобой того, что здесь делали со мной.
Знаешь, я ведь по-своему любил тебя тогда, Змееротая. Твой отец посадил меня, а ты не ответила ни на одно моё письмо. Я надеялся, что ты поможешь мне выкупиться из зоны, подмажешь нужные шестерёнки. Но ты использовала мой тайник с плотью Велиала, чтобы откупить себя и своего скользкого муженька. А я мечтал, что вернусь из тюрьмы, и у нас с тобой всё будет иначе.
Я вышел из тюрьмы раньше положенного. Вернее, меня из неё вынесли. Списали как ненужный хлам. На тот момент я весил сорок один килограмм и весь был как один сплошной пролежень. Ты бы не узнала Сашу Варченко. И не узнаешь. Нашлись люди, которые мне помогли. Хорошо, что я не показал тебе всех тайников. Десять лет ушло на реабилитацию. Но я тебя не забыл.
Змееротая, сейчас ты мнишь себя самодостаточной, медийной и крутой персоной. Благотворительность, телевидение, муж-депутат, куча любовников... Я решил наказать тебя и показать тебе, что это не так. Ты одинока как перст. Как я. И почти доказал тебе это.
За те три дня, что тебя не было, тебя не хватился никто на всём белом свете. И девятнадцать тысяч фолловеров в инстаграме не умерли без свежих луков твоей обтянутой жопы из спортзала. Да. Златы Борисовны Светич не хватился никто, представляешь? Тебе не страшно?
Твой бодигард и любовник Игорёк делал какие-то вялые телодвижения, положенные ему по должностным обязанностям. Доложил твоему мужу Росте и твоему «запасному мужу» Фаддею Клепарскому, что драгоценная Злата пропала. Не приехала домой в назначенное время, и в спортзале в тот вечер её тоже не видели.
Знаешь, какова была их реакция? Никакой. Ростя даже не вернулся из Питера, где заключает контракты с финнами, лечит простату и трахает переводчицу. Умный и дальновидный Клепарский повёл себя не лучше. Он впал в режим ожидания. Они оба решили, что Златушка просто отключила телефон, нашла на стороне очередной член и скоро им насытится.
Они бы ещё поняли, если бы им пришло требование о выкупе. Но ведь никакого требования от меня не было. В городе давно забыли обо мне. Я не существую. И твои сожители, - официальный и полуофициальный, - понятия не имеют, кому нужен человек, если с него нельзя поиметь денег.
Никто не хватился тебя, Змееротая. Ни твоя единственная дочь, которая сутками торчит в виртуальности и заваливает сеть своими рэп-балладами (честно сказать, абсолютно бездарными). Ни художник Витрис, ни другие нахлебники, стилисты-визажисты-подруги, ни твои подхалимы с благотворительного фонда и телевидения. О тебе не вспомнили даже родной отец с матерью, потому что считают тебя конченой шлюхой с высоким положением и, в сущности, недалеки от истины.
К сожалению, я не располагаю информацией, что в эти дни думал твой бесподобный и горячо любимый мейн-кун Люсьен. Может, только он и скучал по хозяйке немножко? Животные человечнее нас.
Вот так обычная миллионерша может исчезнуть в миллионном городе – и никто кроме Люсьена не почешется. Забавно, правда?
Отдавая приказ взять тебя, я ещё не знал, насколько продлю свой эксперимент. Сколько бы ты выдержала, Змееротая, распятая в наручниках у батареи в камере, которая так похожа на мою тюремную больницу? Неделю, две, прежде чем у тебя окончательно поедет крыша при помощи двух обаяшек – Жучки и Кувалды?...
Но знаешь, я вдруг передумал. Потому что ошибся. Во всём городе тебя не хватился никто, кроме… Дениса Левикова. Посредственный музыкант под ёрническим псевдонимом Лефф. Знаешь такого?
Денчик – единственный человек, который забил тревогу, когда ты не пришла к нему на концерт. И хотя Левиков тебе не муж, не родственник и даже не принадлежит к вашим насквозь прогнившим кругам, он обеспокоился всерьёз. Выдал себя за твоего двоюродного брата, заявил в милицию. Пускай надежды на милицию нет, но хоть что-то, Злата! Денчик собрал волонтёров, подключил какие-то социальные сети… Этот недоученный бард с нижнетагильским акцентом стал делать то, чего не сделали остальные.
Меня это почему-то приятно удивило, даже тронуло. Удивлена? Я уже не тот Мэнсон, который потрошил собак и устраивал свальный грех на могилах. Пока ты нужна кому-то в этом мире – ты имеешь смысл. Я прекращаю свой эксперимент. Думаю, тебя скоро найдут.
Главное – не допускать в жизнь негатива. Это ведь твой любимый девиз? Тебе понравилось моё маленькое приключение? Ты же везде их искала, изнемогая от скуки и праздности, присущей всем избалованным бабам.
Наверное, Денчик любит тебя Змееротая. Надеюсь, он ещё споёт тебе «Принцессу и скомороха». Береги его.
С любовью. Твой Мэнсон»