Над зеленеющими под голубым небом кукурузными полями разливается визжащее жужжание колёс. Разогнанные до предела на длинном склоне заасфальтированной дороги, они поют от удовольствия. Длинные волосы развеваются позади, не поспевая за устремлёнными в дорожную даль глазами. Загорелые пекущим солнцем руки включили последнюю передачу, и теперь велосипед еле сдерживается от взлёта. Машины, будто умышленно позволившие педалям выжать максимум, скрылись из виду. Крутизна понемногу сменилась на лёгкий подъём, и вот я уже торможу на обочине, делаю глоток воды и осматриваюсь по сторонам…
Утро встретило меня палящим солнцем. Как потом сообщили в прогнозе погоды, то было самое жаркое 22 июня за последние пятьдесят лет. Но в тот день я не обращал внимания на возникающие препятствия. Слишком долго я ждал возможности осуществить давнюю цель: съездить в Дубну на велосипеде и окунуться в Волгу. Расстояние, как мне тогда казалось, было немалым, и я заранее к нему готовился.
Примерно в одиннадцать часов я туго привязал рюкзак к велосипедному багажнику, пообещал вернуться без происшествий, перекинул ногу через раму и отправился в путь. Переехав речку по подвесному мосту в паре километров от дома, я оказался в Тверской области. Она началась в деревне Слободка. Там, у поворота в лес, на меня ополчился рой слепней. Они долго жужжали за спиной, облепляя тело с головы до ног, стоило мне остановиться хоть на несколько секунд. Кончилась эта погоня, когда через пять километров показался свободный от деревьев участок дороги. Там начиналась деревенька Уразово, половина домов которой были заброшены и медленно разрушались. Из местных жителей мне на глаза попались только дремавшие на прогретом асфальте собаки. Казалось, пекло так сморило их, что на лай им не хватало сил. Всё, чем они могли выразить неприязнь, было тявканьем. Температура поднялась до тридцати градусов, и меня спасал только двухлитровый запас воды.
Дорога до следующего населённого пункта тянулась долго. Разбитая часто проезжающими фурами, зажатая вздымающимися на десятки метров соснами, она казалась нескончаемой. И я запел. Пел от души. Во всё горло. О том, что «буду долго гнать велосипед» и «на дольней станции сойду». Иногда останавливался в тени деревьев, доставал из рюкзака бутылочку воды и переводил дух, слушая стрекотание кузнечиков и скрип вековых сосен. Так промчались десять километров, отделявшие Уразово от Домкинского залива. Там я планировал искупаться. Воображение рисовало мне чудесные картины: бесконечно тянущийся вдаль берег, лазурную воду, тенистую свежесть под плакучими ивами, и блаженное уединение. Суровая реальность разбила надежды, стоило мне приблизиться к реке. На поверку, берег оказался заболоченным и поросшим неприступными зарослями камыша и рогоза. От воды я смог увидеть только тонкую голубую линию. И, к величайшему разочарованию, все тропинки неминуемо выводили меня к компаниям пьяных шашлычников, в радиусе сотни метров от которых невозможно было наслаждаться тишиной из-за безудержного пьяного гогота. Остановившись у трёхметрового забора местного водного аэродрома, которым венчалась дорога вдоль залива, я окончательно смирился с неосуществимостью моей затеи и повернул назад. Теперь велосипед вёз меня к парому.
Что-то в моём тогдашнем образе наводило сбившихся с пути на мысли о неисчерпаемости моих знаний о местности. На перекрёстке между дорогой от залива и шоссе из Конаково в Дубну водитель на красной иномарке, скрывавший глаза под тёмными очками, поинтересовался о местонахождении ларька и, едва дослушав мой экскурс по ближайшим магазинчикам, рванул в их сторону, погрузив меня в облако пыли. «Очередные шашлычники», - подумал я.
От перекрёстка до парома получилось добраться за считанные минуты. И они же, пожалуй, были самыми безмятежными: по обе стороны расстилались зеленеющие кукурузные поля, дорога казалась идеальной, а машины почти не встречались. Пропотевший на тридцатиградусной жаре, немного запыхавшийся, но довольный, я затормозил у паромного шлагбаума. По волнистой глади канала медленно плыла грандиозная баржа. Красивые здания переправы сталинских времён заметно контрастировали с привычными глазу домиками в деревушках. Зелень покрыла берега, и будто выступала границей между водой и небом. Оглядываясь на открывшие взору красоты, я почти не заметил, как ко мне подъехали два велосипедиста. Молодая пара: поджарый, коротко стриженый мужчина лет тридцати с красными глазами и спортивного вида женщина.
«Парень, не подскажешь, в той стороне есть проезд?» – обратился ко мне мужик, обдавая ноздри пивным душком. Пальцем он указывал в направлении косы, протянувшейся между каналом и Волгой. Я как раз собирался прокатиться туда. – «Не знаю, я здесь впервые». – «О, так поехали с нами!» – его небритое лицо расцвело приветливой улыбкой. – «Если хочешь, конечно». Я не стал отказываться. Всё-таки, между велосипедистами существует некое доверие, особенно если по ним видно, что путь их лежит издалека. На скромные горные велосипеды были навьючены палатка, спальники и рюкзаки, так что распознать в них “дальнобойщиков” было не сложно. Пока мы ехали по ухабистой дорожке, мужчина поведал мне, что в наши края он с женой добрался из Москвы и после ночи, проведённой в палатке на берегу Волги, собирается продолжать путешествие в Тверской области. По его словам, он был обыкновенным “офисным планктоном”, который вырвался из душного города и теперь бороздит просторы родной страны. «А ты откуда путь держишь?» - задал он мне участливый вопрос. Мне нечем было похвастаться, но мои двадцать пять километров всё же вызвали уважительное кивание. «Ты парень молодой, весь мир ещё избороздишь» - продекламировал он, уткнувшись в калитку, преграждавшую наш путь на косу. Пока мы тщетно искали способ проникнуть в обетованное местечко, по другую сторону забора подкатил на скрипучем велосипеде пожилой сторож. Как оказалось, нам не повезло оказаться здесь именно в день приезда грозных начальников базы отдыха. Дед сказал, что обычно он всех пускает, и только сегодня ему не велено. Обменявшись парой извинений за беспокойство, мы разочарованно поехали обратно, любуясь берегом и болтая о велосипедах. У поворота путешественник пожелал мне идти (а лучше ехать) к своей мечте, крепко пожал руку и уехал со спутницей в бескрайние поля.
Металлический гром ознаменовал прибытие парома, и группа дачников медленной процессией взошла на борт. Под последние приготовления к отчаливанию, чуть не перевернув велосипед, я втиснулся на местечко, с которого можно было наслаждаться плавно приближающимся берегом Дубны. Мой искушённый всевозможными архитектурными редкостями взор приковал величавый маяк. Пасмурными ночами на небе можно было увидеть грандиозные круги, отбрасываемые его прожектором на десятки километров. Я нередко наслаждался этим светопреставлением с дачного дворика и воображал, будто вселенский надзиратель с фонарём следит, как бы небесные заключённые не сбежали из облачной тюрьмы. Но в тот ясный день солнце оставило маяк без работы, и он безучастно красовался над лазурной гладью канала и зеленеющими деревцами. Расплатившись мелочью за проезд, кое-как выбравшись из толкучки, я сошел на берег. Меня переполняло чувство первооткрывателя.
Главная цель была выполнена. Оставалось искупаться. Казалось, солнце и физическая нагрузка выжали из меня литры пота, который хотелось поскорее смыть. Пока я ехал по широкой полоске земли между каналом имени Москвы и Лебяжьим озером, мне на глаза попалась удивительно живописная картина: молочно-голубая гладь воды сияла солнечными бликами между склонившими ветви ивами. На одном из деревьев соблазнительно покачивалась самодельная тарзанка. Решив, что лучше места не найти, я повесил на раму мокрые от жары футболку и шорты, переодел плавки и с превеликим удовольствием нырнул в освежающую воду. Блаженству моему не было предела. Я сплавал до середины озера, совершил несколько попыток достать до дна и от души напрыгался с тарзанки. Вылезая на каменистый берег, я немного оступился и ударил чем-то правую ступню. Значения я этому происшествию в тот момент не предал. Настрой мой был бодрейший, и, казалось, ничто не омрачит столь дивный день.
Пока я грелся на солнышке, нога едва заметно пощипывала, как будто на ней была царапина. Я безмятежно приподнял её и увидел красное пятно на песке. Этого я не ожидал. Вглядевшись в испачканную кровавой грязью ступню, я увидел бегущий из рассечённой примерно на два сантиметра кожи пульсирующий ручеёк. Каждое лето я по нескольку раз резал ноги об ракушки, так что в голове сразу сложился план действий: промыть, подождать пока кровь остановится, приложить подорожник и продолжить заезд. Я оглядел полянку вокруг себя и не увидел ни единого листочка целебной травы. Вездесущий подорожник исчез, как только в нём возникла реальная необходимость. Я начал ковылять вокруг кустов, оставляя с каждым шагом бурые отметины на траве. После трёх минут усердных поисков, я насобирал от силы пять травинок, три из которых ушли на прочистку раны. Омыв её, я стал ждать пока поток, выбивающийся из моей ноги, не поутихнет. Но он, вопреки моим негодующим бормотаниям, с неизменной уверенностью стекал под корни дерева, на которое я опёрся. Потеряв надежду, я взял оставшиеся листья, прижал к болячке и натянул носок. Боли я так и не почувствовал. По неведомой причине, во мне теплилась уверенность, что рано и поздно кровь всё же остановится. В лицо подул холодный ветер.
Не теряя расположения духа, я поехал дальше, почти забыв о порезе. Тропинка вывела меня на широкий волжский залив. На дальнем берегу величаво взирал вдаль каменный Ленин. Мне захотелось подъехать к нему поближе и сделать пару снимков. Когда я вдавил педаль правой ногой, в ней что-то кольнуло. После короткого взгляда на кроссовок, мне уже не хотелось ничего, кроме скорейшего возвращения домой. Багровое пятно расползалось по ткани над подошвой с внешней стороны. «Веселье окончено», - подумал я и с тяжёлым чувством развернулся в сторону Дмитровского шоссе.
По спланированному маршруту, мне нужно было проехать двенадцать километров вдоль канала до железнодорожной станции Мельдино, где я собирался переправиться на втором за день пароме. Примерно через десять минут у меня закружилась голова, и я решил устроить привал. Мой живот уже выказывал недовольство опустошённостью, всё-таки в пути я был уже около трёх часов. С собой у меня было яблоко и сырная булка. Оставалось найти место. Мне не хотелось отдыхать абы где. Будто это был последний обед в моей жизни. Я остановился у стоянки грузовиков, за которой тянулась высокая земляная насыпь. За ней, скрытая от водителей, текла главная водная артерия Москвы, скромные волны которой набегали на поросшие илом валуны. Пейзаж показался мне достойным, так что я без промедлений бросил велосипед на траву, достал из рюкзака провизию, спустился к воде и пристроился на большом камне под кустом. За долгие часы под солнцем в чёрном рюкзаке яблоко нагрелось до такой степени, что казалось печёным, а сыр в булке был готов расплавиться. Впрочем, так оказалось даже вкуснее. Я жевал и думал: «А если заражение? Чем это может кончиться?» Тем временем, кровь продолжала покидать ступню, увеличивая пятно на ботинке. У меня возникло острое желание позвонить и излить душу, но грузить людей своими неприятностями не хотелось. Я бы так и сидел в одиночестве, не появись удивительно похожий на актёра Мэтта Деймона дальнобойщик. Он остановил колоссальных размеров фуру на парковке и взошел на пригорок перекурить. Увидев меня, он задал какой-то нелепый вопрос вроде «Как водичка?» и, по-философски прищурившись, посмотрел вдаль. Я решил, что это дар судьбы, и спросил, не найдётся ли у него пластырь. «Хм… да вроде не было» - сказал он сочувственным тоном. Пробурчав что-то о погоде и пожелав мне удачи, он кинул окурок в реку и побрёл вдоль берега. Я запил трапезу добротным глотком воды и, поднявшись на ватные ноги, почувствовал лёгкую слабость.
Правую педаль пришлось крутить пяткой, чтобы лишний раз не тревожить порез. Это не сильно сказалось на скорости, так что я почти не заметил, как преодолел расстояние до переправы. К тому же, через некоторое время езды по дороге с летящими в метре от меня автомобилями, мозг проявил умение отключаться, передав управление автоматизму. Дожидаясь неторопливого парома, я смотрел на обветшалую деревянную пристань, бесстрашных пловцов ныряющих под знаком «КУПАНИЕ ЗАПРЕЩЕНО!», бегущие над водой стальные тросы, ленные покачивания сосновых крон, и понемногу успокоился. Судьба дала мне возвращающую в чувство пощёчину. От неожиданности её удара я сбросил ношу мелочных мыслей и получил возможность в полной мере насладиться прелестью жизни.
Последние километры, отделявшие меня от дома, омрачились набежавшими тучами. Я успел порядочно устать, так что приходилось отдаваться кручению педалей всем телом. Добравшись до родной облупившейся калитки, я как старичок слез с велосипеда, доковылял до двери и с великим облегчением рухнул на диван. Через несколько минут папа помог мне перевязать ногу остатками бинта из дорожной аптечки и убедил съездить в травмпункт. Полчаса, что мы ехали в Дубну, прошли в сопровождении заслушанных песен, которые еще никогда не доставляли столько удовольствия. По иронии судьбы, больница оказалась всего в паре сотен метров от злополучного озера. Продезинфицировав порез и наложив швы, юморной врач завил, что в этот раз ногу можно не ампутировать. Оказалось, заражения нет.
Вечером дождь смыл следы велосипеда с обочин просёлочных дорог. Остались только спрятанные в шрам воспоминания. Я пил чай на веранде и улыбался.