Алферов позвонил в дверь, поправляя усы и бороду из ваты, потрогал, крепко ли держится на резинке красный пластмассовый нос картошкой, на котором криво сидели очки. Двоюродная сестра Рита открыла, широко улыбнувшись, закричала:
- Оленька, к тебе Дед Мороз пришел, подарок принес!
Оля выскочила из комнаты, попятилась назад, разглядывая Деда Мороза. Племяшке шел шестой год. Большие, как вишни, глазенки округлились, болтающийся на пушистых кудряшках белый, в красный горошек бант подпрыгнул и замер.
- Где тут девочка Оля?! Я принес ей подарок! - изменив голос, гнусаво забасил он в ватную бороду и, засунув руку в красный мешок, достал большого пупса в ползунках, с пустышкой во рту, протянул ей. - Такой?!
- Так-оой! – радостно захлопала в ладошки Оля, подпрыгнула и отступила назад: - Ой, мама, почему у дедушки Мороза очки дяди Макса? О-ой, это ты, дядя Максик?! Ты-ы, я узнала твои глаза! А борода из ваты! Рыбинька!.. - она прыгнула ему на шею и, подхваченная крепкими руками, повисла, ткнувшись носом в ватную бороду.
- Ну, Олька, тебя не проведешь! - улыбнулся Макс, опуская ее на пол, снял шапку вместе с бородой, вытирая реквизитом взопревший лоб.
- А нос оставь, ты такой смешной!.. – визжала Олька, прыгая с пупсом под мышкой. – Пойдемте на кухню! Мама салат вкусный сделала, с колбасой и горошком, который ты любишь. А папа еще на работе. – Мама подарок щас подарит и я! – шепотом добавила она.
- Ну, Олька, ну болтуха, всё расскажи! Молчи!.. – сердилась Рита, заправляя майонезом салат. – Садись, Макс, за стол, есть хочешь, покормлю!
- Вали тарелку салата! Проглочу - и дальше. Мне еще шестерых ребят поздравить надо. К вам первым по блату пришел. Тебе в конверте принес подарок, сама купишь! Разучился я женщинам подарки дарить!
- Убери, не возьму!.. Какие подарки? У тебя и так денег нет, три месяца не работаешь! А я тебе рубашку купила! – оживилась Рита. – Ты с Вадимом одного размера. Сейчас принесу!..
- И я, и я!.. – Олька убежала в комнату и быстро вернулась: – Вот тебе принцесса! Она будет тебя любить! – девочка протянула ему маленькую куколку. Чтоб ты не один был! Мама говорит, тетя Аня ушла, тебе стало плохо одному, и ты заболел!..
- Олька, прекрати, я так не говорила! – разозлилась Рита. – Ну-ка иди в свою комнату немедленно!
– Нет, говорила! Я слышала, папе говорила. И бабушке, когда приезжала, говорила, - упрямая девчушка не сдвинулась с места.
- Ух, ты! Красотка! – деланно восхитился Макс, присев на корточки, разглядывал на широкой ладони куколку. – Только я так не играю! Мне нужна принцесса размером с маму. Чтобы она щи варила, носки стирала. А твоя будет только в кармане сидеть…
- Дядя Мак, это же подарок! Она будет делать счастье! Мам, как называется та волшебная штука, которая исполняет желанья? Ты говорила, когда сказку читали, красивое слово, я забыла?..
- Талисман.
- Та-ли-сман! Если ты не возьмешь, я обижусь! – Оля надула губы, в глазах появились слезы.
- Ладно, в карман! Дома заставлю варить суп и белье стирать! Рита, я побежал! - В прихожей надел красный атласный халат и бороду.
- Дядя Максик, не уходи! Рыбинька! – Олька обхватила тоненькими руками подол красного халата, прижалась и добавила шепотом: - Только не болей больше и таблетки не ешь, ладно?! А то бабушка плакала, плакала. И я плакала вместе с ней. - Белый бантик в красный горошек ткнулся ему в живот.
- А ты-то зачем, рыбинька? – хрипло спросил Максим из-под ватной бороды.
- Я ей помогала плакать! Приходи, ладно?! И принцессу мою люби! – Алферов чмокнул племяшку в макушку. – Посмотрю на ее поведение!.. Я пошел, Рита, закрывай дверь, с Новым годом вас всех!..
- С Новым годом, маму-то поздравил? – строго спросила сестра.
- В полночь, у зомби-ящика поздравлю… Пока-пока.
****
Теперь Алферов не любил праздники, как их не любят одинокие люди. Именно в праздник особенно остро ощущаешь свое одиночество. Так получилось, что в 36 лет, будучи высоким обаятельным мужчиной в полном расцвете сил, он вдруг оказался на обочине жизни.
Нюся ушла быстро и вероломно. Неделю молчала после глупого скандала из-за немытой посуды, потом собрала вещи и ушла, когда он был на работе. По телефону сказала треснутым голосом: «Я ухожу! Мне с тобой скучно, Алферов! Деньги зарабатывать ты не умеешь. Развлекаться не любишь. Тупо: упрешься в свой комп и молчишь… И вообще, ты тряпка, а не мужик! Прощай! Я заберу телевизор, фотоаппарат и те вещи, на которые я тебе давала деньги. Заберу, пока ты на работе. Видеть тебя не могу! Ключи отдам соседке тете Любе…». «Подумай, это глупо с твоей стороны», - примирительно сказал он, не поверив, что всё серьезно. «Мне нечего думать! Я нашла другого, - отрубила она. – Надеюсь, ты не будешь изображать из себя Отелло?!»
Нюся была хорошенькой «вечной» девочкой: большие карие глаза, длинные волосы, губки бантиком, тонкая стройная фигурка. Одевалась скромно, но со вкусом. Двадцать девять лет ей никто не давал. И Алферову льстило, когда про них говорили: красивая пара. И Нюсе льстило. Хотя были ли они по-настоящему парой?.. Нюся работала менеджером в турфирме, особенно не интересовалась ничем, кроме тряпок, сплетен и поездок за рубеж.
Он был адвокатом в частной юридической фирме, занимающейся ДТП с пострадавшими. Собрать схемы, фотографии, протоколы осмотра места происшествия, независимую оценку полученных повреждений транспортного средства и прочее - все нужно успеть сделать быстро, «еще вчера». По вечерам он часто брал дела домой, дорабатывал то, что не успел в офисе. Пожалуй, это был не тот вид деятельности, который доставлял ему удовольствие, но работа есть работа. Ритм жизни был таков, что для «семейных» вечеров оставалось очень мало времени у обоих.
В общем, до загса они так и недотянули за четыре года. Хотя Алферов уже созрел, тайно купил колечко, хотел сделать предложение. Смирился с тем, что детей у них не будет, Нюся в юности сделала аборт. Он ни разу не упрекнул ее за это, но Нюся все равно была подозрительной и ревнивой. Старалась не отпускать его от юбки ни на шаг. Ревновала к друзьям, устраивала скандалы или молчанки, когда он задерживался после работы. Везде ей чудились какие-то бабы, хотя Алферов был человеком широкой души, с женщинами держался ровно. Даже если ему строили глазки, относился к этому снисходительно, был ей верен. Единственное, чего он ей не мог отдать полностью – свое личное время.
Нюсю раздражало, что Алферов вечно занят, хотя она знала, так он зарабатывает деньги на их почти безбедную жизнь. В конце концов, Нюся поняла, что ее власть упирается в упругую стенку, за которой тот Алферов, который ее не устраивает. Поэтому решение приняла быстро, как только нашла более подходящий вариант.
Первое время Алферов очень тяжело переживал ее уход. После работы, разгрузившись с делами, сидел дома как побитая собака. С ужасом «нырял» в холодную двуспальную кровать, бессознательно трогал пустое место, которое раньше было теплым и податливым телом Нюси. Потихоньку тянул пиво, лазил в интернете, завидовал женатым сослуживцам, бывшим одноклассникам.
Иногда знакомился Вконтакте с симпатичными девочками, чтобы заполнить пустоту настоящей жизни – виртуальной. На него «клевали», на фото он выглядел брутальным суперменом. Но он всё равно чувствовал себя неполноценным. Все-таки Нюсю он любил, предательство, как нож в спину, тяжело ранило сердце. Он начал бояться женщин, и самый безобидный виртуальный флирт пугал его в перспективе непредсказуемым будущим.
Ему впервые по-настоящему захотелось встретиться с отцом, которого он почти не знал, поговорить о женщинах, спросить совета. Казалось, в силу возраста отец должен сказать ему нечто, чего он из-за отсутствия мужского воспитания не знал, поделиться опытом. Может, он вел себя с женщинами как-то не так?..
Родители разошлись, когда ему было шесть лет. Отец жил своими интересами, предпочитая семье компанию друзей, и после развода сразу вычеркнул его из своей жизни. Максим рос сам по себе, мать всё время на работе, на полторы ставки терапевтом в городской поликлинике. Он привык быть один, много читал и рос неуклюжим близоруким рохлей. Потом книги сменил ноутбук. Двое однокурсников, с которыми у него были дружеские отношения, уехали в Питер. Поговорить стало совсем не с кем.
Правда, был еще двоюродный брат Костя. Он иногда приезжал в город из села и останавливался у него. Вечером за бутылкой пива они до глубокой ночи откровенничали на кухне. Но теперь он стал семейным, трое детишек, хотя по возрасту его ровесник. Приезжал в город редко, по особой нужде. И Макс, решившись, позвонил отцу:
- Это я, Максим. Хочу с тобой встретиться… - слово «папа» он не выдавил из себя.
- Зачем? – покашлял отец, он отчаянно смолил табак, и эта смола годами оседала в легких.
- Поговорить надо...
- Ну валяй, если надо. Завтра в два, в кафешке у площади Ленина сойдет?
- Сойдет… - На следующий день они встретились.
- Ты чего не на работе? Отгул? Ну-ну… - Они сели за столик, заказали пиво. Максим искоса посмотрел на худое, помятое жизнью лицо отца в седой щетине и решил действовать прямо:
- Понимаешь, от меня ушла женщина, с которой я жил четыре года... Она сказала, что я тряпка, а не мужик. Вроде не обижал, деньги носил, не могу понять, почему…
- Ну и дура! – рявкнул отец прокуренным голосом и закашлялся в кулак. – Что они понимают, эти бабы?! Перебесится, вернется.
- А если не вернется?
- Найдешь другую! Ты что дурак или тряпка?! – вспылил он.
- Почему вы разошлись с матерью? – в лоб спросил Максим.
- Она сказала, что ей не нужен алкаш. Ты пьешь?
- Пробовал, не лезет… Ты счастлив, с той… другой?
- С бабами нельзя быть счастливым! Они все дуры… - глубокомысленно сказал отец. - Твоя мать, извини, тоже была дурой. Могла бы сохранить семью! Но она все строила из себя принцессу, скандалила, не давала расслабиться с друзьями в пивнушке. Что я привязанный к ней был? Я бы от нее все равно ушел!.. – Отец тяжело вздохнул, помолчал, нервно кусая край кривого рта . Ухмыльнулся, резко вздернув голову:
- Это потом, с годами понимаешь, что к бабам надо просто привыкнуть, как-то подстроиться, чтоб не вопили много. Потому что мужику одному жить скучно и тяжело, носки стирать и жрачку готовить быстро надоедает… Что еще?..
- Ничего… - Макс отвел глаза от жесткого льдистого прищура.
- Тогда мой тебе совет: не кисни и не валяй дурака! Ты молодой и видный мужик. Годики быстро щелкают. Прилепись к какой-нибудь бабе, ребенка сделай. Вот и семья! Пока… - Он резко встал и стремительно пошел к выходу, толкнув пару стульев, почему-то очень раздраженный и злой. Максим грустно смотрел ему вслед. Сутулая спина, плоский зад в пустых штанах, ноги-палочки. На ходу закуривая новую сигарету, ни разу не оглянулся. «Думает, что я неудачник, и злится! - догадался Алферов. – Что ж, взаимно…»
Когда-то маленькому Максу очень хотелось гордиться своим отцом. Господи, как давно это было…
После разговора ничего не изменилось. С Нюсиного ухода прошло три месяца. Острая боль исчезла, появилась пустота, которую он не знал, чем заполнить. Сестра Рита по обыкновению звала в гости, он пару раз сходил один, потом вежливо отказался. В их теплом домашнем мирке его всё раздражало. Даже племяшка Олька, которая его обожала и не слезала с колен вместе с лохматой Барби. Дома алкоголь только на несколько часов «выключал» мозг, потом становилось хуже. Началась бессонница, утром он с трудом поднимался на работу. Позеленел, стал много есть, чтобы «зажрать» одиночество. Появился жирок, одутловатость, полезли волосы на макушке. И работа стала раздражать до отвращения.
Аварии, пострадавшие, жертвы, разборки, следствие и суд, результат которого не всегда зависел от него как юриста стали походить на конвейер. Результат складывался из каких-то мелких, на первый взгляд, незначительных деталей, событий и лиц, которые вдруг, как пазлы, «склеивались» в картинку и становились главными. Он честно пытался защищать права клиентов, но это был субъективный фактор, который плохо работал. Почему?.. Наверное, он был посредственным юристом, не мог «тянуть» дела на статус, но признаться в этом не хотел даже самому себе. Уйти, сменить работу, но куда и кем?.. – иногда мелькало в голове. Это была самая трезвая мысль, которая быстро исчезала. На этой работе, что греха таить, жизнь била ключом по чьей-то голове, это было весьма поучительно и интересно. Хотя иногда попадались совсем странные случаи из практики, так сказать, исключения из правил, которые заставляли задуматься.
Произошла авария, машина почти не пострадала, целехонька, а водитель погиб на месте, получил при ударе перелом шейных позвонков. А совсем недавно - машина вдребезги в кювете, а пассажирка и горе-водитель отделались легким шоком.
Водитель испуганно хлопал глазами и повторял: «Я-то ладно, главное - жена цела! Она ведь беременна, через два месяца рожать. Правда, Мария?!» Из-за шока молодая женщина была как не от мира сего, спокойно кивала, нежно поглаживая живот одной рукой, показывала вторую, синюю от ушиба. Даже много видящий врач скорой помощи в этом случае с удивлением качал головой. Казалось, кто-то сверху, как великий кукловод, разводил и сводил фигурки спешащих к своему концу людей в консервных банках машин, решая, у кого из них время истекло. «Может, этой Марии дано родить того, кто будет спасать этот мир от хаоса, и там наверху ее берегли?..» – мелькнуло в голове Максима.
Сломанные фигурки людей на обочине летящей ленты дороги, то удаляясь, то приближаясь и увеличиваясь до отвратительной реальности изуродованных, раздавленных, в крови трупов, являли пример того, как легкомыслие и спешка (но только ли они?..) завершали финишную прямую под названием Жизнь. «Но только ли они?» – спрашивал себя Алферов вечером после работы, держа на весах Фемиды противоречивые, а порой не поддающиеся человеческой логике случаи. И сомневался, с усиленным вниманием раскручивая привычную «ленту» служебных дел. Мучился оттого, что не мог остановиться и уснуть.
Этот странный необъяснимый случай почему-то ярко врезался в память, и Алферов иногда неожиданно для себя повторял совершенно не к месту: «Правда, Мария?!» И видел светящуюся любовью беременную женщину.
Дойдя до крайности, чтобы не сорваться на работе, Алферов взял отпуск на неделю. По привычке до утра маялся в интернете, потом без сил валился на диван, чувствуя, что рассыпается на куски. Он понимал, главное – нужно что-то менять в своей жизни, но как?.. Это парило мозги, казалось, в них не стало ни одной «живой» извилины, которая указывала бы путь за пределы пустого бессмысленного существования.
***
Алферов жил один в городской квартире. Мать уехала четыре года назад в районный центр Куликово по контракту на год врачом-терапевтом из-за денег, освободив ему с Нюсей квартиру. Там она встретила свою судьбу – одинокого фельдшера Ивана Иваныча Иванова – «Три И», шутливо называл его Макс – и прижилась, вышла замуж.
Антонина Сергеевна, почувствовав по отрывистому голосу в телефоне, что ему нехорошо, в выходной приехала в гости. Сухонькая, подтянутая, как девушка, зашла в квартиру и, бросив дорожную сумку, всплеснула руками и заткнула нос.
- Что происходит, Максим?! Где Аня? Рита сказала, что вы поссорились? – открыла окно.
- Ушла, - хмуро сказал он. – Я не хочу говорить на эту тему.
- Как ушла? Совсем?! Какой бардак! Ты ведешь себя как брошенный ребенок!
- Нашла себе другого мужика - и попрощалась. «Я хороша собой, умница, хочу много денег, а ты тряпка».
- Надо же?! Я от нее такого не ожидала! – искренне испугалась мать. - Вроде милая, приветливая была, не зря говорят, в тихом омуте… А ты?
- Что я? Помахал ей вслед рукой!..
- Ну и правильно! – она пошла на кухню, мыть грязную посуду, которая громоздилась в раковине с засохшими остатками пищи, как в мусорном ведре. – А сейчас чего скис?! Держись, это школа жизни, не все пятерки, надо и двойки получать мужественно!
- Я зарос в двойках, мама! И если ты не перестанешь меня учить, начну хамить и ругаться матом, как двоечник! – рассвирепел он.
- Ну-ну, прости, - примирительно сказала она. – Деньги-то есть, не выпиваешь?..
- Пробовал, не лезет, тошнит. Как Три И поживает? Не обижает тебя? – перевел разговор.
- Не обижает, только когда напивается, зануда, - вздохнула мать. – Все вы, мужики, без женщин, как дети.
- Но у него-то теперь есть баба, прости, то есть жена.
- А привычка дурная осталась. Не пьет, а потом как напьется... А так в целом, ты же знаешь, душа-человек, если не пьет. Пьяный заводит длинные пустые разговоры «за жизнь», что в стране всё плохо, его никто не ценит, цепляется по пустякам, ухожу к соседке, терпеть не могу пьяниц!
- Нет, ты терпи! Все мы что-то терпим, наверное, без этого нельзя! Вот и я терпел. Сначала ее капризы терпел, теперь одиночество терплю. Оказывается, очень трудно терпеть именно одиночество!.. Хотя в детстве было нормально. Сидел за компом, играл в стрелялки, когда ты с утра до вечера на работе была. Ждал, когда придешь, чайник грел, чтоб чайку попить вместе. И ничего!.. Никого и ничего, - помолчав, добавил Максим. - Ни любить, ни отношения строить в семье не научился. А почему? Потому что семьи не было, и пример мужиковский брать не с кого было… Хотя, может, и к лучшему? – вздохнул он, вспомнив встречу с отцом, о которой не сказал матери. - Дурь быстро перенимается. Помню, как я, маленький, ревел, когда вы с отцом ругались… Он всегда был злой, жизнью недовольный…
- Прости, сынок! Это я во всем виновата! – зашмыгала носом мать. - Ты даже не представляешь, как я себя корила после развода, что оставила тебя без отца, как плакала в подушку, когда ты спал.
- Что было, то прошло. Не расстраивайся, - примирительно сказал он. – Я тебя не виню, просто рассуждаю на злободневную тему! Значит, так было надо. Сейчас учусь на своих ошибках. Столько дум передумал, спать не могу! Не сплю третьи сутки! Голова болит, всё тело ломит, в кровать вдавило, словно под бетонным одеялом. А через два дня на работу…
Антонина Сергеевна сразу поставила диагноз – депрессия и решила спасать сына. Поговорила со знакомым врачом из психоневрологического диспансера. По блату нашла место в городском отделении неврозов. И Максим покорно сдался на поруки тех, кто лечит душевные недуги. Наверное, даже слишком покорно.
Целый месяц его «кормили» транквилизаторами и снотворными. Он спал, а когда вставал и смотрел в окно узкой, как пенал, палаты вниз с пятого этажа похожего на холодный грязный кирпич здания, черные причудливо изогнутые фантазией природы ветки деревьев на белой занесенной снегом земле напоминали зловещие лохматые иероглифы, прочесть которые сдавленным антидепрессантами умом он был не в силах.
В палате их было трое. Суицидник Леха, худенький молчаливый пацанчик с красивым иконописным лицом, длинными волосами, лет двадцати, который из-за несчастной любви, напившись до одури, шагнул из окна пятого этажа. Лехе повезло, он упал в большой сугроб, как в подушку, получив ушибы и легкое сотрясение мозга. За этот подвиг мать, поговорив с врачом, определила его на лечение в психотерапию. От лекарств он был вялым, заторможенным, говорил редко, сидел поперек кровати в наушниках, воткнутых в телефон, слегка покачиваясь в такт музыки, тыча пальцем в большой мобильник. Казалось, ни на кого не обращал внимания.
И водитель автобуса Иван Иванович Крепкий, коренастый мужчина, лет шестидесяти. Иваныч, или автобусер Иваныч, как его называли между собой пациенты отделения, решил расслабиться в выходной на даче. Уснул пьяный с сигареткой в зубах и спалил дачное имущество дотла. Когда зашаял диван и понесло дымом, собака, спавшая в ногах, разбудила его диким воем. Он успел выскочить в шлепанцах и нижнем белье. Но дача, определявшая все жизненные приоритеты, сгорела. Лишившись главного смысла жизни, Иванович вернулся домой, в квартиру, и потерял сон. Говорить стал редко, односложно, уволился с работы, так как водить автобус больше не мог. Несмотря на все усилия жены Катерины, одеревенел и ушел в себя.
И сейчас он или сидел неподвижно на кровати, опустив ноги в черных дырявых носках на черные стоптанные резиновые шлепанцы, тупо глядя в потрепанную книжку «Три мушкетера» на одну страницу, или монотонно покачивался в ритме горя. Даже Леха не выдерживал, пытался его растормошить. На что Иваныч говорил одно и тоже: «Отстань, Леха, я думаю, что делать!» «Новую дачу построишь, Иваныч, и все дела», - утешал Леха. «На какие шиши?! Чтоб снова сгорела?!» - раздраженно возражал он и начинал качаться быстро, как китайский болванчик, периодически повторяя хриплым голосом: «Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка кладбище…». Лучше бы Леха его не трогал, думал Алферов.
Алферова навещала мать, бодро говорила, что он хорошо выглядит. Хотя он чувствовал, врет, вот-вот заплачет, но соглашался. Ему очень хотелось согласиться со всей своей жизнью и начать всё сначала, с белого листа. Но… эти иероглифы на снегу, что бы они значили?.. Эта мысль постепенно стала вязкой и назойливой, мозг впал в измененное состояние сознания. Он сидел на дне воронки и… разговаривал с Тем, Кто всё видел и слышал... с великим Кукловодом. Ему что-то кололи, ставили капельницы, давали лекарства. Мир поменял плоскость, она чуть- чуть накренилась, на том краю, откуда съехали привычные понятия, оказалось пустое безжизненное пространство, а дальше - бездна. Однажды ночью во сне он, распластавшись в пространстве, подлетел к краю и заглянул... Уйти или остаться?.. – мелькнуло в голове. Сердце так больно дернулось, что он с ужасом проснулся, медленно возвращаясь в себя.
- Дядя Макс!.. – кто-то энергично тряс его за плечо. Алферов открыл глаза. Над ним склонился Леха. – Вы стонали так, как помирать собрались, я хотел медсестру позвать.
- Сердце щемит, голова чугунная… от лекарств… - хрипло пожаловался Алферов. – А ты чего не спишь?
- Я-то… сплю, из-за вас проснулся. Вам надо меньше таблеток есть. Я свои третий день в унитаз спускаю… Часто лежу и думаю, какой я дурак был, с окна прыгнул. Мать не пожалел. Молодой, не урод, жить да жить, а эта… Женька, мама говорит, уже с другим любовь крутит на лавочке у подъезда. И плевать ей на то, что лежал бы я в морге трупиком... Потом только мать слезами бы крест поливала да пшено птичкам сыпала. А тогда казалось всё: пошла с другим, по сердцу ножом… Во дурак!.. Разве жизнь от этого кончается?..
- Не кончается! – согласился Алферов. – Тебя Бог спас, и ты, Леха, правильные выводы сделал. Молодец!
- А вы тоже из-за бабы страдаете? – Алферов неохотно помычал. - И надо вам?.. С виду такой большой и сильный дядька…
- Поначалу из-за пустой бабешки, которой не хватало денег и внимания. Ушла, как нож в спину воткнула… Это сейчас ясно, что случилось то, за что надо благодарить судьбу… А тогда… В моем возрасте, врач говорит, это называется кризис средних лет, в стенку уперся рогом, на смысле жизни застрял, тебе этого еще не понять…
- Это кто вам про кризис, Головков сказал?! Не зря его в отделении Диагнозом обзывают, и никто не любит. Вечно одно и тоже долдонит: «Незавершенный гештальт! У тебя, дружок, диагноз!» - передразнил врача Леха. Этот Диагноз диагнозами всем мозги пудрит! Вера Андреевна лучше была, жаль на пенсию ушла, вы ее не застали, человечище, с ней хоть поговорить можно было обо всем. А Диагноз он и есть Диагноз, не человек, а дятел, долбит одно и тоже, сверху вниз смотрит на тебя, как на личинку. Того и гляди заклюет деревянный санитар! Предательство от возраста не зависит. А смысл в жизни всем нужен, только у каждого он свой. Это у них, у психиатров, всё по полкам разложено. А в жизни всё не так. Мы для него психи! Вот и лечит. От чего? От Жизни! Разве от жизни вылечишь? Тут главное – понять, в чем этот твой смысл. Вот и всё лечение. - Он помолчал. - Мы-то выкарабкаемся, Иваныча жалко, - вздохнул Леха.
- И он выкарабкается, – возразил Алферов.
- Нее!.. У него внутри что-то перегорело и лопнуло, как лампочка. Выгорело нутро вместе с дачей, и дальше никак, вся жизнь сеном кажется. Жуешь-жуешь, а все дни серые, пресные и сухие… Посмотрите, как он кашу есть, как старая больная лошадь сено…
- Ничего, у него жена Катерина есть, вытащит. Давай спать, а то скоро утро… - вздохнул Алферов.
Утром он сделал усилие над ватным раскисшим мозгом и перестал пить лекарства лошадиными дозами. Через месяц стало легче, боль притупилась и ушла. Еще через две недели его выписали, сразу после Лехи. Автобусер Иваныч остался в палате один.
Алферов вернулся домой в пустые углы. Нюся забрала всё, что смогла. Порадовался тому, что у него осталась материна квартира, которую бывшая сожительница не могла «распилить» по закону. Вымыл пол, сварил пшенную кашу (в шкафу были только пшенка, соль и сахар и пачка вермишели). Каша сильно подгорела, пока он сидел в ВКонтакте. Сковырнул желтый слой пшенки в тарелку, поел, залил водой горелую кастрюлю, позвонил на работу и узнал, что его сокращают.
«Ну, сокращают, так сокращают, - с мятным холодком в сердце спокойно подумал он. - Вот он - совершенно белый лист де-юре... Как будем жить дальше, Максим? Какие иероглифы писать де-факто?..»
****
На следующий день он приехал на работу с больничным. В небольшом тесно заставленном компьютерными столами и техникой офисе было всё по-прежнему: из раззявленного шкафа в беспорядке торчали папки с документами, на окне медленно умирал, но стойко держался буро-синий никогда не поливаемый ужасно колючий кактус, занесенный судьбою в компьютерную глушь офисной пустыни.
Шеф Сан Саныч, как всегда мятый и небритый, только кивнул, не поворачивая головы, он «шил» очередное дело с побитым авто. Перед ним сидела пышная бизнесвумен с глазами овцы, в коротенькой норковой шубке, с толстыми, как две дыни, коленками, обтянутыми кофейными колготками. От дамы несло табаком, она что-то хрипло объясняла. Новый паренек с хмурым безразличным лицом печатал протоколы на ноутбуке. Только бухгалтер Анечка ожила, сделав сочувствующие глазки, побежала ставить чайник за перегородку.
Там, за шифоньером, перегородившим офис, была крохотная «чайная» - стол и два стула. Молодежь - Саня и Коля Светлячок были на выезде на место очередной аварии. Чайник вскипел, Сан Саныч выпроводил даму. Разлили чай по персональным кружкам.
- Как дела? – деловито осведомился шеф. – Ты, я вижу, похудел, посвежел и выглядишь огуречно!
- Значит, кирдык? – без предисловия спросил Алферов, отхлебывая горький растворимый кофе. Сан Саныч нервно задергался:
- Кризис, сам понимаешь! Бензин дорожает, всё дорожает, выручки никакой! Налоги задолбали, фирма себя не окупает, приходится сокращать сотрудников. Сам понимаешь, я как режиссер, должен решить, кто слабое звено. А ты на два месяца… бац - и в койку выпал. Кто работать будет? Что бы ты решил на моем месте? – Сан Саныч свел жидкие бровки к переносице и посверлил его глазами-буравчиками, потом вздохнул, переводя глаза в пустоту окна за кактусом. - Коля Светлячок за тебя уже приноровился. Бойкий парень, так что, прости, Алферов! Ты в юриспруденции не новичок, найдешь работу лучше, спокойнее! А то в последнее время тебя всё раздражало! И не возражай, все видели, шила в мешке не утаишь!.. Анечка тоже работает последние дни, я нашел совместителя, так дешевле. Она на меня не в обиде, уже подыскала место. Правда, Аня?! Говорят, порой для движения вперед нужен хороший пинок под зад, - шеф оскалился и громко расхохотался. – Сечешь? Да ты не боись, всё, что положено выплачу! Анечка уже насчитала. И себе, и тебе на хлебушек!..
***
Прошел ноябрь и половина декабря. Алферов смотрел сайты вакансий, писал резюме, но ничего интересного не находил. На резюме было гробовое молчание. Пара мест - побегушки для мальчика-студента или неоперившегося выпускника вуза - была столь безнадежна и безденежна, что ему было стыдно соглашаться. Но деньги подходили к концу, и Алферов всерьез думал взяться за любую работу.
Приближался Новый год, когда сестра Рита позвонила и предложила подработать Дедом Морозом в фирме, которая принимала заказы на выезды по квартирам. Алферов согласился и быстро вошел в роль. У деда Мороза было святое право вторгаться в чужую жизнь. И он вторгался, танцевал вокруг елки, дарил детворе заказанные подарки, пил шампанское, если угощали, приглядывался к чужой жизни.
Подходил к концу последний день «новогодней» работы. После племяшки Оли Алферов съездил на такси еще к пяти ребяткам. Доставал из красного мешка подарки, которые загодя, с биркой и адресом, оставили в офисе родители, и отрывал бирку перед тем, как позвонить в квартиру. Оставался последний визит.
«Мальчик Алеша, семи лет, мама Мария, подарок - конструктор и розовый кот», - прочитал он на бирке, побрякал конструктором в мешке и достал кота. «Действительно, наглый розовый Мурзик!». Оторвал бирку, сунув в карман, позвонил в квартиру.
Щелкнул замок, дверь открыла девушка-подросток, светловолосая, голубоглазая, в больших желтых очках в крапинку, похожая на стрекозу.
- Здравствуйте! Позови, пожалуйста, маму Марию и брата! – громко попросил он.
- Тише! Я мама Мария, - улыбнулась она, сняла очки и сразу стала старше лет на пять. – А сын спит, пожалуйста, не шумите! Проходите, подождите немного, я сейчас попробую его разбудить…
«Быстро не получится, - устало подумал Алферов, опустился на тумбочку в прихожей. – Странно… три часа до Нового года, а к празднику не готовятся… Женщина как девчонка… Мужиком в доме не пахнет…».
- Простите! Вы не можете прийти завтра, я доплачу?! Сын крепко спит. Он приболел, сильно кашляет, я даже радовалась, что уснул…
- А может, вы сами подарите ему конструктор и Мурзика?! – с надеждой спросил Алферов, достал из мешка подарки. Одной рукой протянул игрушки, другой - смял усталое лицо и потер глаза под очками.
- Я понимаю, вы очень устали! Но он так ждал Деда Мороза! Понимаете, у меня особенный ребенок, у него ДЦП… Ну, пожалуйста! – ее лицо стало просящим, жалким, как у девочки, которая вот-вот заплачет. И он не смог отказать.
- ДЦП – это что? – спросил осторожно.
- Детский церебральный паралич.
- А-а, инвалид, значит… Ну, хорошо, завтра. Во сколько?
- Давайте часов в шесть! Спасибо огромное! – просияла Мария. – Вы настоящий добрый Дед Мороз!
- Вы сами похожи на юную Снегурочку. Вам трудно отказать, - усмехнулся он.
- Так уж и юную! – покачала головой она. – Это потому что я худенькая, ростом маленькая. А маленькая собачка до старости щенок. А так мне уже тридцать два года!
- Снегурочки не стареют, - улыбнулся он и попрощался.
«Маленькая, беленькая, тридцать два», - ворчливо повторил на лестничной площадке. Снял дедморозовское облачение, скрутил в сверток тут же у батареи, сунул в сумку вместе с мешком, в котором болтались конструктор и Мурзик, и вызвал такси.
***
Еще утром он получил в фирме аванс, и теперь решил пройтись по магазинам. Остановил такси около нарядного, в электрических цветных гирляндах и снежинках супермаркета. До праздника оставалось часа два, а люди все еще толпились в магазине. В основном, мужчины. Наверное, женщины сейчас резали салаты, накрывали столы. Мужики с блестящими глазами, заполняли корзинки снедью, строились у касс, покупали детские подарки. Он воодушевился праздничной суетой, купил бутылку шампанского, полпалки колбасы, пачку пельменей и сетку мандаринов, когда выходил из магазина - букет сосновых веточек у замерзшей притопывающей бабки в пуховом платке.
Дома сунул сосновые ветки в вазу, повесил на них елочную игрушку – большой красный шарик, похожий на помидор в металлической пудре. Остро запахло оттаивающей сосновой смолой, хвоей и мандаринами. «Ну, вот и Новый год у деда Мороза… без Снегурки». Включил телевизор, сварил пельмени, достал два фужера и сел за стол. Зазвенел мобильник, поздравил по телефону Риту и ее семью, потом маму.
Близился главный новогодний момент, по телевизору поздравлял страну президент и сулил прекрасную жизнь, в которую совсем не верилось. Забили куранты, шампанское пенилось в двух бокалах. Он звонко стукнул их друг о друга и поздравил себя с Новым годом. «Всё принимаю! Всё!.. И начинаю жить с белого листа!» - громко сказал, чтобы уверить себя в этом, глотая острые щекочущие комочки шампанского…
****
На следующий день в шесть часов Дед Мороз с розовым Мурзиком в мешке снова был перед дверью квартиры, где жил мальчик Алеша с мамой Марией, и нажал на кнопку звонка.
- Ой, простите! – воскликнула маленькая женщина в желтых очках в крапинку, похожая на стрекозу, открывая дверь. – Я звонила в фирму, но не дозвонилась! Хотела передать, чтобы вы не приезжали. Алешу увезли вчера в больницу, у него подскочила температура, подозрение на воспаление легких. – Представляете, Новый год я встретила в приемном отделении… А потом до двух ночи сидела около ребенка… и ревела… А потом на такси домой…
- Ну, тогда конструктор и Мурзика я подарю вам! – бодро сказал Алферов и полез в мешок. - С Новым годом, Мария!..
- Какого Мурзика?! – испугалась она. – Ах да, кота, спасибо, на пороге не дарят! Проходите, может, выпьете шампанского? Вы не торопитесь? – засуетилась она. – Мне очень неудобно, что я заставила вас приехать!
- От шампанского не откажусь! Можно, я сниму с себя Деда Мороза, больше у меня заказов нет…
- Конечно! Пойдемте на кухню! - И остановилась, глядя, как Алферов снял нос, бороду, шапку, красный халат, скатал его, чтобы сунуть в пакет. Из кармана выпала куколка.
- Ой, это чей-то подарок?! – Мария подняла игрушку. - А вы молодой, я думала старше!.. Проходите на кухню!
Алферов глянул в зеркало, неловко пригладил руками волосы и ссутулился, стесняясь гренадерского роста. Маленькая Мария рядом с ним казалась Дюймовочкой.
На кухне она достала из холодильника шампанское, чашку с салатом. Фрукты уже стояли на маленьком столике. – Садитесь за стол! Так вы и не сказали, чей это подарок?
- Это мне племяшка подарила! – смущенно сказал Алферов. – Ей шестой год…
- Вы, наверное, торопитесь? Жена, дети ждут?.. – суетилась она.
- Жена уехала к родителям! - усмехнулся он. – А вы, значит, так и не праздновали Новый год, сын в больнице? А муж?..
- Муж от нас сбежал пять лет назад, - виновато сказала она. - Когда родился больной ребенок, крепился полтора года. Он скупой, каждая копейка на счету, а тут бесконечные памперсы, лекарства, обследования, в поликлинику на такси вози. Разорение!... Не выдержал, нашел гнездышко теплее… Так мы с Алешей и живем одни. Все сбежали!.. Мама съехала к своей сестре, тетя Галя старая, с инвалидностью, плохо ходит. Мама ухаживает, надеется, что квартира ей останется. Но нас не забывает, помогает, когда прошу. Алешу по-своему любит. Она у нас железная леди, всё должно быть так, как она сказала! Не понимает, что я уже выросла.
У меня еще есть сестра Наташа. На год старше меня. Вот у нее все прекрасно: ребенок, муж, карьера. Мама всегда мне в пример ее ставит. Она юрист, довольно успешно пристроилась в какой-то престижной фирме. А мне, мама говорит, бог судьбы не дал. В общем, проза жизни. Открывайте шампанское! Садитесь! Я сейчас достану бокалы!
- А на что живете? У вас уютно…
- Работаю журналистом, пишу новости на интернет-сайты, деньги, правда, небольшие, плюс пенсия на Лешу! Раньше мама приезжала, с Алешей сидела, чтобы я всё успевала. Теперь реже стала приезжать, он уже большой. Всё понимает, умница, только ходить не может, и ручки прыгают, гиперкинезы… Наташка приезжает, помогает иногда деньгами. Да что мы все обо мне! Разливайте шампанское! – И села напротив, взъерошенная, как маленький воробей.
- А вы всё время работаете Дед Морозом или это хобби?!
Легкий хлопок, струйка шампанского белой пенной шапочкой накрыла один бокал, потом другой, стремясь вырваться наружу. – Ой! - сделала большие глаза Мария. – Простите! Я даже не спросила, как вас зовут?
- Максим!.. С Новым годом, Мария! Я тоже юрист, только сейчас ищу работу… - неохотно сказал он.
- С Новым годом, Максим! Желаю вам найти работу! Налегайте на салат! Вы точно не торопитесь?
- Нет, - говорить о том, что жена ушла, было неловко. «Вот и встретились два одиночества…». Хотя она не одна, у нее ребенок… - Выпили.
- А дети у вас есть? – непринужденно спросила Мария. Шампанское немножко ударило в голову и ей, и ему. Стало тепло, уютно, и Алферов расслабился.
- Нет, - потупился он. – Жена сделала аборт до меня, а потом… Потом ушла, нашла другого. Это я так сказал, жена уехала… Жили четыре года, до загса не дошли. Наверное, так было нужно.
- Кому… нужно? – удивленно спросила Мария, подперев рукой щеку.
- Люди сходятся и расходятся, когда чужие... Вы знаете, я ни с кем еще не говорил на эту тему. А с вами как-то само собой получилось… легко, - он снова разлил шампанское по бокалам. – Как будто, так и должно быть. Мне кажется, что вы и так уже всё про меня знаете, - пошутил. - С Новым годом!.. – они звонко стукнулись бокалами.
- И мне с вами легко! – засмеялась она. – Может, потому, что в голову ударило, Новый год и странное ощущение… Будто вы Дед Мороз настоящий! Такой… огромный, как медведь, а я маленькая, сижу в углу и жду в подарок чудо. Я всегда думала, что мужчина должен быть большой и сильный, чтобы я, как Дюймовочка, у него на ладошке помещалась! – весело засмеялась она. Брови поднялись, круглые глаза в желтых очках сияли.
- Вы сами похожи на чудо в своих очках в крапинку, фантастическое чудо стрекозы! - улыбнулся Алферов.
- А вы на викинга! Помните рекламу: двухметровый красавец швед! Я раньше думала, что это про викинга, а оказалось, про холодильник!
- Не дорос, метр восемьдесят семь! – хохотнул Максим. – Так на викинга или холодильник?!
- На викинга!.. А я метр пятьдесят семь! Значит, вы один… - вспомнила и посочувствовала Мария. – Это тяжело…
- Нет, почему один! Теперь у меня есть… карманная принцесса, похожая на вас, - пошутил он, достал из кармана куколку на ладони и внимательно посмотрел на Марию.
Зазвенел мобильник. Мария вскочила, взяла телефон и отошла к окну, повернувшись к нему спиной:
- Да, мама, дома… У Алеши была утром. Поеду завтра с утра… Почему не осталась? Мест нет. Там в палате уже есть мамочка с ребенком. Если что, присмотрит. Сказали, завтра их выпишут, и мне можно к Леше подселяться. Приедешь?! Когда? Через полчаса? Может, не надо, уже поздно? Хорошо… - Мария вернулась к столу с испуганным лицом:
- Извините меня, Максим, наверное, надо закругляться! Сейчас мама приедет и устроит скандал! Скажет: веселишься, а сын в больнице лежит! Она любит скандалы, она может… - лицо ее потускнело, взгляд стал стеклянным.
- Понял! – Алферов хотел подняться. Но Мария опомнилась и остановила.
- Погодите, давайте, хоть шампанское допьем!.. Была, не была, разливайте до дна! – махнула рукой.
- А если мама придет? – усмехнулся он. – Не разорвет нас на клочки?!
- Мы не за нее - за себя выпьем! – расхрабрилась она. – С Новым годом!
- За нас!.. – улыбнулся Алферов. – Чтобы сбылись все наши мечты!..
- Ага! – согласилась Мария, выпила и зажмурилась. – Ой, голова совсем кружится, идите! Я уже боюсь, сейчас явится, не только на меня, и на вас накричит!
Алферов встал, наклонился и неловко чмокнул ее в щеку, как ребенка:
- До свидания, Мария! – Она съежилась, шмыгнула носом и кивнула. – Идите, я сейчас чуть-чуть посижу, пол на место встанет, и закрою дверь…
- Хорошо! До свидания! Надеюсь, мы еще встретимся! – тихо сказал он, быстро оделся и ушел, положив куколку на тумбочку у зеркала.
- До свидания, дедушка Мороз!.. – прошептала Мария и добавила: - Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза… - И часто-часто зашмыгала носом.
Алферов нажал кнопку лифта. И долго ждал. Лифт катался вверх-вниз, потом опять вверх, вниз. Где-то застрял, захлопал дверями, как крыльями, наконец, остановился. Дверь открылась, выскочила маленькая плотная женщина в норковой шубке и шляпке, в золотистых металлических очках на длинном остром носике, чем-то неуловимо похожая на растолстевшую старуху Шапокляк. Строго глянула на него снизу вверх и зашла в квартиру, где жила Мария, щелкнул замок. Что-то заставило Алферова пропустить лифт, осторожно подойти к двери и прислушаться.
****
- Ты чего напилась?! – удивилась Ольга Валерьевна, закрыв дверь. – Сидишь на кухне, дверь не закрыта! Хоть святых выноси! На столе бутылка, фужеры… Что случилось? Плачешь?.. Что с Алешей?!
- Врач сказал, всё будет хорошо! - всхлипывая, сказала Мария, не отнимаю рук от лица.
- Тогда чего плачешь?! Весь этот бардак, бокалы… С кем ты напилась? Я давно тебя не видела в таком состоянии. С Толиком?! Он приехал, он обещал мне приехать?!
- Прекрати, мама! Я устала! Толик не приедет никогда. Сто раз тебе повторяла: мы ему не нужны. Отстань от меня!
- Тогда с кем?
- С Дедом Морозом! Сегодня же праздник, Новый год. Он приехал по заказу, поздравить Алешу. Привез подарки. Вон твой кот и конструктор… Мы выпили шампанское, и всё…
- И всё?! Ты пьяная, а он… Молодой?! Это не тот громадный детина, который встретился мне у лифта? Он к тебе приставал? Почему ты ревешь? – подозрительно спросила она.
- Мама, мне 32 года, я взрослый человек, и не хочу отвечать на твои дурацкие вопросы…
- Как это не хочу?! Ты живешь в моей квартире! Я тебе постоянно помогаю, кому ты обязана всем этим? Что бы ты делала без меня со своим ребенком-инвалидом? Ты меня прости, но я не хочу, чтобы ты спилась неизвестно с кем, вот так вот всё и начинается! Я не хочу, чтобы ты пила и спала, с кем попало! Одного инвалида нам хватит...
- Мама, о чем ты говоришь?! Мы только выпили шампанского - и всё!.. Зачем ты меня унижаешь?! Прекрати, не то я оденусь и уйду, куда глаза глядят!
- Иди, я тебя не держу! Нашла, чем угрожать! Хватит, помучалась я с вами. Иди, скатертью дорога! – Мария схватила куртку. – Стой! Ну, куда ты в таком состоянии, дурочка? Сиди дома!..
- Я уже протрезвела, прогуляюсь и вернусь! – Мария решительно надела вязаную шапочку, шарф, болоньевую куртку.
- А впрочем, иди, проветри мозги, тебе полезно! – Защелкал замок. Алферов еле успел отскочить, в три прыжка подняться по лестнице вверх.
***
Мария вынырнула из подъезда, глубоко сунув руки в карманы синей курточки, медленно шла по тротуару, низко опустив голову. Алферов на расстоянии пристроился за ее спиной.
- Девушка, с Новым годом! Пойдемте с нами на елку! - из соседнего подъезда выскочила группка подвыпившей молодежи. Она покачала головой, засмеялись и отстали. На улице было много народу. Многие с детьми шли на новогоднюю елку, которая стояла на большой площадке между домов. Люди были радостные, возбужденные, все-таки праздник.
Мария, подхваченная потоком, тоже подошла к елке, грустно смотрела на редкие большие шары и веселые разноцветные огоньки гирлянды в искусственной хвое. Вдруг сбоку, из-за елки выкатил толстый пьяный мужчина и, растопырив руки, наметил траекторию прямо к ней. Алферов опередил его, взяв Марию под руку. Мужчина притормозил и, вытянув шею, стал выглядывать новую «жертву».
- Ой, это вы? Откуда вы взялись?! – удивилась она. – Надо же, а у меня в кармане ваша куколка. Я как раз подумала: ведь подарок, надо как-то ее вам передать, даже телефона нет... Придется завтра в фирму звонить и спрашивать… Держите свою принцессу! – Алферов получил подарок назад.
- Я же Дед Мороз, услышал ваши мысли и материализовался! – пошутил он. - Пошел прогуляться и издалека увидел вас. Пойдемте куда-нибудь в кафе, посидим…
- Пойдемте! – согласилась она.
Они зашли в маленькую кафешку, нарядно украшенную снежинками и мигающими гирляндами. Столиков было штук десять, на каждом – ваза с веточкой сосны в мишуре. Алферов заказал «самое вкусное» мороженое и кофе. Мария позвонила по мобильнику в больницу мамочке, которая была в Алешиной палате, узнала, что он уснул, и успокоилась.
- Расскажите мне что-нибудь о себе. Почему ушла от вас жена? Как-то не верится, что от вас можно просто так взять и уйти…
- Вот огорошили! Она сказала, что со мной скучно, я не умею зарабатывать деньги, уделяю ей мало внимания… - смутился Алферов. – Вы думаете, я вру? Нет, это правда! Пока я лежал в больнице, она забрала из квартиры всё, что хотела, и испарилась. Вот и всё!..
- Вы болели?
- Да, болел, - нехотя сказал Макс. – Это самое неинтересное. У меня была затяжная депрессуха после ее ухода. Неприятно вспоминать. Можно, я не буду?
- Как хотите, - пожала плечами Мария. – Я рада, что вы поправились! Жизнь не бывает всегда веселой. Но мы сами делаем ее такой, какая она есть. Если скучно с человеком, значит, ты - половинка яблока, а он - половинка груши… Тут я ее понимаю! Лучше уйти!..
- Мне нужно было это понять до ее ухода, - сухо согласился Алферов. - Но я приспосабливался, думал, у всех такое бывает, притремся - и пройдет…
- Вы – настоящий идеалист! Женщины чувствительнее, и понимают это раньше.
- Поэтому они уходят, воткнув в спину нож! – усмехнулся он.
- Все мы разные, - возразила Мария. - Я тоже приспосабливалась, как вы, но меня все равно бросил муж с ребенком-инвалидом! И он был прав! Зачем приспосабливаться, если вокруг много красивых одиноких женщин? Можно создать семью без проблем, что он и сделал. А вместе: он бы мучился и мучил нас с Алешей!..
- Вот видите! Все хорошо, что, кажется, нехорошо кончается! – сыронизировал Макс. – Вас бы я никогда не бросил. - Принесли мороженое в красивых вазочках, щедро посыпанное шоколадом. Они взяли в руки ложечки.
- Это только вам кажется! - покачала головой Мария. – Вы еще не видели моего Алешу… Он замечательный, я его люблю больше, чем себя… Но это не значит, что его может также любить кто-то другой, даже отец. Инвалиды никому не нужны! - убежденно сказала она. – Алеша - мой крест, мой любимый крест. Если б вы знали, какой он замечательный!
- Хотел бы я быть крестом, которого любят больше, чем себя… - ревниво покачал головой Макс. – А впрочем, кому я сейчас нужен? Безработный юрист-идеалист. После ухода Нюси я вообще перестал доверять женщинам . Признаюсь, я их боюсь!
- Значит, вы боитесь меня?! – удивленно подняла брови Мария.
- Нет, вы совсем другое!.. Вы словно знаете меня изнутри больше, чем я сам. Вы как…– Макс растерялся, ища сравнение. – Как неожиданный подарок, моя карманная принцесса! – он достал куколку из кармана и пошутил: – Дюймовочка на ладони!..
- Ой, Макс с девочкой сидит! Надо же, какая встреча! – Алферов вздрогнул, услышав знакомый голос, и обернулся.
Это была Нюся в яркой малиновой курточке, в честь новогоднего праздника с золотой бутафорской короной на черноволосой головке. На слегка пополневшем лице горели большие карие глаза, пухлый губки в цвет курточки, ямочки на щеках делали ее неотразимой. Ее ухажер - большой, широкотелый кавказец, по возрасту за сорок, папик с пузиком, заказывал напитки у кафешной стойки и ревниво косил в ее сторону черносмородиновым глазом. Мария смотрела во все глаза. Девушка действительно была очень хороша. Но эта красота была какой-то вызывающе плотоядной, сочной, как перезревшая ягода. Нюся была навеселе, она расслабилась и, покачивая бедрами, подошла к ним:
- Максик, старичок, ты меня не забыл?! Посмотри, мне идет корона?! Да, очень-очень?! - голосом капризной девочки спросила она. Максим, не поднимая глаз, покачал головой и отвернулся. Нюся ревниво обратилась к Марии:
- Девушка, не верьте ему, он все врет! Мне он морочил голову четыре года! Бегите от него, пока не поздно! Что он может вам дать? Фи-и, ни денег, ни характера!..
- Что тебе еще от меня надо?! Ты взяла всё, что хотела! – вспылил Макс. - Это не девушка, а моя жена! Отстань, иди к своему папику!
- Идиот! – Нюся остолбенела от неожиданности. Мужчина у стойки напрягся и всем телом и круто развернулся к ним. Назревал скандал.
Мария, видя, как потемнели от ярости глаза Алферова, положила ладошку на его крепко сжатый кулак и сказала:
- Успокойся, ничего не говори, я все поняла!.. Пойдем отсюда, - и решительно потянула его за рукав. Они вышли из кафешки.
- Ты, правда, все поняла? – спросил Макс, испытывая унизительное чувство затравленного зверя. Сердце бешено толкало кровь, он тяжело дышал.
- Поняла, - кивнула Мария. – Как хорошо, что вы разбежались… Она бы всю кровь из тебя высосала. И потом … - она опустила глаза и добавила: - Ты разрешил бы себя съесть…
- Ну да, - тяжело вздохнув, согласился Макс. – Красота – убойная сила! Вот поэтому я вас, женщин, боюсь…
- Мне нужно домой. Уже поздно, завтра с утра ехать в больницу к Алеше, - тихо сказала она, не глядя ему в глаза.
- Я провожу…
Они шли по ярко освещенной улице и молчали. Думали друг о друге, но слов не было. Оба боялись нарушить немоту. На праздничной елке, мимо которой они шли, вдруг разом погасли все шары и гирлянды. Это было так неожиданно, что толпившиеся около нее люди ахнули. У Алферова больно сжалось сердце. Он внезапно подумал, что боится потерять эту женщину, случайно вошедшую в его жизнь. Около подъезда, он нерешительно взял ее руку, поднес к губам и сказал:
- Вы моя карманная принцесса, Мария! Я не хочу вас терять! - Она покачала головой:
- Молчите, больше ничего не говорите! Я боюсь…слов. Вдруг они погаснут разом, как те шары?..
Дома Алферов долго сидел у компьютера, листал новости. Ему хотелось не думать о Марии, но он не мог. Он был из породы мужчин, которые идут по жизни как по канату с балансиром. Причем балансир – мужское и женское начало - должны быть вместе и в равновесии. Он не мог жить без любви, это было совершенно противоестественно его натуре. «Влюбиться сейчас – это сумасшествие, - говорил он себе. - Остановись! Кому ты нужен, без денег, без работы?! Это сумасшествие уже… было! Ты заглянул туда, откуда нет возврата … Хватит! Сиди в интернете, флиртуй с красивыми девочками, пиши красивые слова!.. Лучше флирт в интернете, чем эта безумная боль при расставании с настоящей женщиной. Этот жестокий мир так устроен, что в нем нет места для чувства, когда вся кожа сходит, как кожура апельсина, и ты ощущаешь нехватку дыхания без единственного необходимого тебе человека, которому… которому на тебя плевать. Нет! Больше я не попадусь в эту ловушку. Мария чудесная женщина. Она любит своего ребенка - и этого ей достаточно. В ее мире для меня нет места. Зачем, как нищему, просить копейки на хлеб?! У нее хватает проблем. Надо жить трезво, реально, искать работу…
- А потом? Что будет потом, без стрекозы в желтых очках?! – всхлипнула душа. Алферов нащупал в кармане силиконовую куколку, поднес к глазам.
Олина игрушка с крохотной коронкой на красивой головке была приятно мягкая, почти теплая на ощупь, как податливое тело женщины. Он крепко сжал ее до боли в костяшках пальцев и резко раскрыл ладонь. «Не запищит, не заплачет от боли, - с иронией подумал он. – Вот с такой принцессой надо жить, если что – в карман… Хватит ныть! Лучше спокойное размеренное существование. Работа, дом, работа, дом…»
- Работа, дом, работа, дом! – еще раз повторил он вслух, как заклинание. – Немедленно спать!..
***
Утром он проснулся с тяжелым сердцем и сразу сел за компьютер. Вместо того чтобы искать работу, чем по привычке занимался с утра, стал искать Вконтакте Марию. Сердце радостно екнуло, когда нашел.
- Мария, я вас нашел! – быстро написал он. – Скучаю, давайте встретимся! - Она ответила только вечером. Всё это время он не находил себе места, напряженно наматывая круги вокруг компьютера.
- Я тоже вспоминаю вас с теплом, - написала она. - Встретиться не получится, я в больнице лежу с Лешей. Ему плохо, очень сильно переживаю.
- Какая больница, палата, я приеду?! – вскипел он.
- Потом, когда Леше будет легче, я вам напишу.
И всё?! - Алферов ожидал большего, не этого полного равнодушия. Он обиделся и рассердился. Захлопнул ноутбук, нервно заходил по комнате. Потом решительно сел, включил снова.
Вакансии были примелькавшиеся, он знал их наизусть: «…юрист, секретарь: работа с законодательством, оформления договоров, представление интересов общества в суде и иных государственных органах, введение документа оборота компании, выполнение обязанностей секретаря…». Почти не глядя, автоматом начал отправлять резюме на все должности. Позвонила мать.
- Как дела с работой? Ты чем-то расстроен? – спросила она, услышав его голос.
- Ну что ты у меня всё прекрасно! – криво усмехнулся он. – С работой завтра лучше, чем вчера!
- Макс, у тебя все нормально?! Я приеду в выходной! – расстроилась она.
- Зачем? Высморкать мне нос, купить шоколадку, отвезти в детский сад или положить в больницу?!
- Ну, зачем ты так?! - она задохнулась от возмущения.
- Прости, не приезжай, я не открою дверь! Как устроюсь, позвоню. Я же сказал: у меня всё в порядке, деньги есть!.. – он отключил телефон и со злостью подумал: « Ведь точно приедет! Будет опять нудить! Хоть на стенку лезь…». – Дома давили стены и потолок, он быстро оделся и вышел на улицу.
Холодный воздух охладил голову. Бежали машины, спешили люди. Город жил своей жизнью, равнодушный, деловой, работный. Макс остро почувствовал, что выпал из жизни, оставшись без работы и без средств к существованию. Сел на пустую скамейку в сквере неподалеку от супермаркета, огляделся.
Было морозно и солнечно. Легкий ветерок сдувал снежную пыль с пышных рассыпчатых сугробов по обеим сторонам тротуара. Опушенные густым инеем деревья замерли, пропуская сквозь снежные кружева звенящие кусочки василькового леденцово-мятного неба, которые от рано садящегося за горизонт зимнего солнца приобретали неповторимый янтарный оттенок.
«Хорошо-то как! – невольно подумал он. – В природе совсем не так, как у людей. - Сколько блестящих мыслей, прозрений, ощущений нечаянно являются каждый день в куполе под черепом, сверкают и лопаются, как мыльные пузыри. Ты не успел схватить, почувствовать, поделиться. Они исчезли, больше никогда не станут материальными. Дни бегут! А ты провалился и тонешь в болоте серого прозябания!.. Ничего не случается, жизнь наполнена шевелением! Суетой, опаздыванием, тороплением и томлением в ожидании выходных от понедельника до пятницы. Погружением в экономию от зарплаты до зарплаты, с отчаянными прыжками с кочки на кочку… Сколько людей сгубила и сгубит эта бессмысленная и отупляющая суета с работой на… унитаз?!. Душа начинает тлеть, как старый залежалый матрас… И ты унижаешь себя беспомощностью перед этим начавшимся тлением. Кажется, жизнь идет, люди идут… сквозь меня. А меня нет, я существую и не существую… »
- Максим Алферов, аууу, ты спишь?! Не спи, а то замерзнешь! Все в порядке? Я спрашиваю, всё в порядке?! – громко повторил мужчина, слегка потормошив его за плечо. Алферов вздрогнул и очнулся.
- Сергей Сергеич, вы откуда? – растерялся, глядя на круглого румяного доктора Головкова, свежевыбритого, в дородной дубленке.
- А я смотрю, мой или не мой пациент сидит, прохлаждается?! Что-то видок у тебя не очень, всё в порядке? – участливо спросил Диагноз и присел рядом. В руках у него был пакет с продуктами из магазина. – Время рабочее, а ты тут на лавочке сидишь? Как дела?
- Сейчас я не ваш пациент, - сухо возразил Алферов. – Дела нормально.
- Ой, врешь! – убежденно сказал Диагноз, прищурившись. – Я вашего брата насквозь вижу. Если все хорошо, почему не на работе?! Колись?!
- У меня, - криво усмехнулся Алферов, - как вы говорите, незавершенный гештальт.
- Так давай завершим! – поднял брови Диагноз, характерным движением запрокинул голову к левому плечу, выставив румяную нижнюю губу вперед, глядя сверху вниз с чувством превосходства.
- Спасибо, я как-нибудь сам. Сейчас я не ваш пациент.
- Это как сказать! От нас так просто не уходят! - засмеялся Головков и погрозил пальцем. - Это, сам понимаешь, диагноз. А то давай обратно, проработаем твой гештальт?!
- Спасибо, я как-нибудь сам, - упрямо повторил Алферов. – Скажите, автобусер Иваныч все еще лечится?
- Нет, Иван Иваныч завершил свой гештальт. Как он и говорил, помнишь: «Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка кладбище…».
- Умер что ли?! – пробила дрожь Алферова.
- В ночь перед Рождеством. Инфаркт, реанимация не помогла. Ничего не поделаешь, диагноз…
- Царство ему небесное! – невольно перекрестился Максим. – Хороший мужик был. Жаль…
- Жаль, - легко согласился Диагноз. – Ну, ты, в общем, смотри! – он поднялся со скамейки. – Если что, звони, найдем местечко. Полечим! До свиданьица! – Не пошел - полетел, покатился прочь, круглый и упругий, как мячик. «Мне бы так лететь по жизни…» - Алферов с завистью посмотрел ему вслед.
***
Зимний день погас быстро, наступил вечер. Он написал два письма ВКонтакте, но Мария не выходила на связь, и Максим совсем упал духом. Вдруг в дверь позвонили, сердце подпрыгнуло: Мария! Он быстро открыл дверь и растерялся. Это была Нюся.
- Я у тебя босоножки забыла, - она улыбнулась, как будто ничего не произошло. Только длинная челка ниже бровей не могла скрыть тревожный блеск черных блестящих глаз.
- Какие босоножки, не понял?! - Максим превратился в столб. – Сейчас же зима?..
- Новые, красные, в белой коробке в горошек в шкафу в углу у стенки стояли, ты… один? – опасливо спросила она, стреляя глазами вовнутрь квартиры. - Можно войти? – Алферов автоматом пропустил ее в прихожую. Нюся, отметив отсутствие женщины, осмелела: - Можно я у тебя переночую? Я поругалась, хлопнула дверью и ушла. Навсегда!.. Мне некуда идти!..
- Наверно, нет… - Алферов сделал над собой усилие: - Зачем? Запахи выветрились, следы стерлись… - сердце тревожно заныло плохим предчувствием. Это походило на игру в кошки-мышки, где мышью был он.
- Значит, ты врал, что женился! – не слушая его, облегченно вздохнула Нюся. - Кто эта девочка в кафе была?
- Не важно! – нахмурился он. - Важно то, что я ее люблю, как никогда никого не любил, даже тебя, - с вызовом подчеркнул он. - Спасибо, что ты меня освободила! – Нюся недоверчиво покачала головой, и пристально, пожалуй, слишком пристально посмотрела ему в глаза. Это был гипнотический взгляд удава, заставляющий его внутренне сжаться. Она была необыкновенно хороша, с алыми щеками, блестящими бездонными глазами. Сердце у него забультыхалось, щекам стало жарко.
- Вот как?! Тогда скажи ей об этом! – вдруг тоненько крикнула она. - Я хочу, чтоб ты знал, Алферов, почему я от тебя ушла! С тобой мне было хорошо! Ты большой, нежный, ты никогда меня не обижал! Так у меня после ни с кем не было… Но ты никогда не говорил мне, что любишь!.. А бабы все одинаковы. Они любят ушами, им нужно сказать: люблю! - и сжать крепко-крепко, чтобы сил не было вырваться! Чтоб сказал, ты моя, я тебя никому не отдам! Где ты был, Алферов, когда я так ждала этих слов?! Ты сам виноват, что наша жизнь превратилась в пресную жвачку в двух разных углах! Ты в своем углу, я в своем. Ты сам разрушил наше счастье, Алферов! – она начала всхлипывать, беспомощно прислонившись к стене у зеркала в прихожей. Алферов сморщился, он терпеть не мог женских слез, но не сдвинулся с места, словно прирос к порогу. - Ну чего ты молчишь, не защищаешься? – жалобно спросила Нюся, шмыгая носом. - Иди ко мне! - Он покачал головой.
- От кого защищаться, от тебя, от себя?.. И что защищать, когда ничего уже не осталось… Пойми, ничего… – тихо выдавил он. - Прости меня, я не могу… Ночуй, я пойду… к другу. Спи, спокойной ночи! – он накинул куртку, потянулся за шапкой.
- Если ты любишь ее, скажи ей, Алферов, что ты любишь! Не будь тряпкой, это нужно ей и тебе! – отчаянно крикнула вдогонку Нюся.
Макс вышел из дома как пьяный, автоматом дошел до остановки, сел на автобус и поехал на железнодорожный вокзал, чтобы переночевать. Он почти ненавидел себя. Нюся, которая разбила его сердце и, как он считал, была виновата во всех его злоключениях, сказала ему то, что он совсем не замечал. Их машина на полном ходу вылетела в кювет и перевернулась, но за рулем был он. Нюся была пассажиркой. Хотя если бы не она, возможно, их машина еще долго летела бы по трассе В НИКУДА... Сейчас они оба бороздили колесами небеса в перевернутой машине. Да, они уцелели, но дальше ехать вместе у него не было ни сил, ни желания. Он стал другим. И она для него стала другая.
Всю ночь Макс промаялся на вокзале в зале ожидания, не сомкнув глаз. Утром получил эсэмеску: «У меня нет денег, чтобы снять жилье. Можно, я поживу у тебя неделю до зарплаты? Приходи, я сварила суп». «Живи, - ответил он, - но только неделю. Пока я поживу у друга».
Идти было некуда. Мелочи в кармане - на пару билетов на автобус. Алферов посидел еще немного, сжав голову руками. Нет, ему не нужна Нюся, но он не нужен Марии. Круг замкнулся. На все письма она не написала ему ни слова. Значит, с этим надо смириться, значит, так и должно быть. Он достал мобильник и написал последнее письмо.
«Доброе утро, Мария! Я понимаю, вы живете своей жизнью. Но я схожу с ума от твоего молчания. Если бы вы знали, как я ждал письма. Это похоже на пытку, которую я не могу терпеть. Не бойтесь, я ничего с собой не сделаю! Просто лягу в больницу, и там меня снова сделают веселым и счастливым. Надеюсь, когда-нибудь случайно мы встретимся и узнаем друг друга в толпе идущих мимо людей. Ты улыбнешься мне, а я тебе. Правда, Мария?!»
«Ну что ж, теперь надо завершить гештальт». Максим позвонил доктору Головкову.
***
Алеша был восково бледен, губы побелели и потрескались от высокой температуры. Марии казалось, что внутри у него всё кровоточит, кровь капельками выступила в уголках рта. Он стонал еле слышно, почти не кашлял, а сипел, издавая слабые свистящие звуки, как замученный котенок, со стянутой петлей на шее. Она сидела и молилась, просила прощения у Бога за все мыслимые и немыслимые грехи.
После капельницы ему стало немного легче, он закрыл глаза. Она осторожно прикоснулась к горячей руке с тоненькими пальчиками. Алеша застонал и склонил голову на бок. «Спи, детонька, спи!» - положила ладонь на влажный лоб. Футболка была мокрой, хоть выжимай. Но переодеть Мария побоялась, пусть поспит немного. И опять начала молиться.
Болезнь отступала медленно. Временами Марии казалось, что врачи ничего не могут сделать. И она ничего не может сделать. Сверху Алешу накрыла засасывающая воронка, и никто не в ее силах ее сдвинуть, убрать. Тянет и тянет из него душу. Отпусти его, Боже! В такие минуты ее охватывала полная беспомощность, и она начинала рыдать внутри себя, неслышно, сжав губы, чтобы ни кому не мешать. Душа содрогалась от рыданий. Она просила Бога оставить жизнь сыну. Если он уйдет, как перышко растворится в бездне неба, ее маленькая ничтожная жизнь потеряет смысл существования. «Я отдам все, мне ничего в этой жизни не надо, пожалуйста, боже, оставь его здесь!..»
Только через неделю Леша начал ровнее дышать. Мария безмолвно плакала, когда ложилась спать, слезы катились по щекам, попадали в уши. Может, для врачей это было буднично и просто. Но когда он снова осознанно посмотрел на нее, ладошка стала легкой и теплой, Мария была готова биться лбом в пол от благодарности высшим силам, которые дали возможность жить маленькому мальчику Алеше, чтобы стать человеком и пройти длинный жизненный путь.
В буднях больницы никто не заметил, как маленькая женщина в стрекозиных очках пережила несколько самых страшных дней в своей жизни, которые сделали ее другой. Марии казалось, это она переболела самой тяжелой болезнью и теперь вернулась к жизни.
Вконтакте была куча непрочитанных писем, несколько - от Максима. Она прочитала, последнее встревожило ее и испугало.
***
На следующий день перед выпиской в больницу пришла сестра Наташа, стройная блондинка с длинными волосами, на тонких каблучках, в новой блестящей норковой шубке с капюшоном. Наташа принесла фрукты и йогурты. Сестры сели на скамеечку в приемном отделении. Наташа была выше Оксаны на полголовы, с красивым маникюром, и выглядела очень эффектно. С мороза свежая и румяная, она цепляла взгляды всех, кто проходил мимо. Не обращая на это внимания, сходу засыпала Марию вопросами, не давая вставить ни слова.
- Как Алеша? У меня пятнадцать минут, я тороплюсь. – Когда выписка?
- Врач сказал, завтра-послезавтра. Алеша поправляется, спасибо за фрукты!
- Я шубу купила, как она? У меня к тебе просьба. Ты нашего кота Семку жить к себе не возьмешь насовсем?
- Ты же его так любишь?! – удивилась Оксана. – Шубка тебе очень идет…
- Спасибо! Шуба дорогущая, больше ста тыщ! Семка - вредина, он ее точно подерет, уже принюхивается, около шкафа ходит. Ксюха говорит, верный признак, что подерет. Ей кошка всю спину у новой норки покоцала! Катастрофа! Возьми Семку?! Я корма покупать буду, а то усыпить придется!
- Кота… из-за шубы?! С ума сошла, конечно, возьму! Семка такой красивый, умный, ласковый. Неужели тебе его ни капельки не жалко?! А муж и сын, что говорят?
- Не все ли равно, что говорят! Я его навещать буду. А шубу подерет – усыплю точно! Да, совсем забыла! К тебе какой-то мужик приходил, когда я у мамы была. Позвонил, открыла, стоит высокий, симпатичный, смутился: «Можно Марию?» Я говорю, в больнице с ребенком. «Скажите, приходил Алферов». Это кто? Где ты его нашла?! – скороговоркой тараторила она, в удивлении подняв высокие красивые брови.
- Это Дед Мороз! – улыбнулась Мария. - Такой же невезучий, как я. Сейчас написал, второй раз в больницу с депрессией попал. Очень жалко!..
- С депрессией?! – Мысли у Наташки мгновенно встали на дыбы, и она как две капли воды стала похожа на мать. - Второй раз с депрессией в больнице? И ты, конечно, уже влюбилась и расстраиваешься за него? А что потом – выйдешь замуж и будешь жить с двумя калеками, обоим вытирать сопли? Ты с ума сошла, он же псих! У таких людей нет рамок, они не умеют жить в социуме. У него никогда не будет приличной работы, от него всего можно ожидать, раз он бывает не в адеквате! Тебе нужно найти нормального приличного мужика, чтобы деньги в дом носил и вас содержал! А ты хочешь превратить свою жизнь в дом инвалидов?! – восклицала Наташка.
- Хватит! – перебила Мария. - В социуме, слово-то какое… научное, - помолчав, усмехнулась она. – Что поделать, это ты умеешь жить в социуме! А я, если честно, не умею. Нет у меня и моего сына места в этом… социуме. Но всё равно, надо как-то жить. Раз я ему нужна, я должна помочь…
- Господи, какая же ты дура! Наивная дура... – сказала сестра и с презрением отвернулась. – О твоих завихрениях я маме пока говорить не буду, а то она с ума сойдет!
- Может быть, и дура. Но у дураков и инвалидов тоже в этом мире есть право на существование. Люди все разные. И если можно кому-то помочь, значит надо помочь. Посмотри, тетя Оля, соседка с первого этажа, всех бездомных собак и кошек на свою крошечную пенсию кормит. Возьмет кошелку и обходит подвалы, больных котят подберет и выходит. Наверно, зачем-то ей это надо? А ты Семку…
- Нашла с кем сравнить! – перебила Наташа. - С бабкой малохольной, которая потом стонет: «Возьмите, Христа ради, котеночка, у меня десять штук на лавке сидит, сил моих больше нет, кормить нечем!» Идиотизм!
- Знаешь, в чем твоя беда? – помолчав, спросила Мария.
- Ну, скажи, - Наташа выпрямилась, тряхнув волосами, и посмотрела на нее с иронией. – Без тебя я точно не узнаю! Мужики только комплименты говорят, а бабы или ненавидят, или завидуют.
- Ты не чувствуешь, чем живое от неживого отличается! Котенок – это живое, ему больно, а вот твоя шубка – неживое. Ты Семку из-за шубы убить готова.
- Не убить, а тебе отдать! - возразила сестра. – Ты преувеличиваешь, как всегда! Я пошутила, чтобы ты согласилась, что усыплю! Неужели ты думаешь, что я совсем деревянная?!.
- А если я его не возьму? – спросила Мария.
- Возьмешь, я в этом не сомневаюсь, - уверенно сказала она. – Потому что тебе его жалко! - Зазвенел мобильник. – Всё, мне некогда! За Семку спасибо, сестричка. – Она звонко чмокнула ее в щеку. - А над тем, что я сказала, подумай. Ты ставишь крест на своей жизни! Мама точно на дыбы встанет. Пока-пока!.. – И как ни в чем не бывало, помахав рукой, Наташа исчезла.
***
По иронии судьбы Алферов попал в ту же палату. Из нее только что выписали двоих. Третий лежал на койке в углу и даже не пошевелился, когда он зашел. Видимо, крепко спал. Застлав койку, Алферов подошел к окну.
Ничего не изменилось. Казалось, время здесь остановилось навсегда. Всё также падал снег большими белыми хлопьями, как пух, в необыкновенную тишину, и земля была чистым белым листом с иероглифами деревьев. Максим прижался лбом к холодному стеклу. Мама, как хорошо, что у него есть мама, которая любит его всегда. Сейчас снова подлатают душу, приду в себя и буду жить, искать работу… Он опустил руку в карман. Вот она, маленькая, гибкая, теплая. Не изменит, не предаст… - Алферов достал куколку и положил на тумбочку. Мысленно начал говорить с Марией…
«Что спасет нас в этом мире? Моя бедная маленькая Мария, прости меня, прости!.. Я люблю тебя, но это так больно – любить. Почти невозможно. Я уже не могу доверить себя никому. Вдруг я стану для тебя смешным и нелепым, неинтересным и глупым? Куда я тогда дену себя? Ведь ты для меня стала всем!.. Да, я спасаюсь от тебя здесь, в этой узкой комнате с узкой кроватью… Ничего, я поправлюсь! Снова буду жить, все начну с белого листа. Правда, Мария?..».
Максим сгреб в рот таблетки, выданные на весь день, судорожно запил их водой, с облегчением откинулся на подушку. «Спать, надо спать…»
***
- Алферов, - потрясла его за плечо молоденькая медсестра. - К вам девушка пришла…
- Кто… мама?! – тревожно прохрипел он, с трудом отнимая голову от подушки, попытался сесть. Перед глазами поплыло перекошенное окно.
- Не мама, девушка, маленькая такая, в ярких желтых очках в крапинку. Говорит, родственница, сестра… - Алферов опустил ноги с койки, сердце заколотилось. Голова кружилась. Он испугался, что не сможет дойти.
- Можно ее сюда, Варенька, пожалуйста?! Я только посижу с ней минуту, скажу пару слов - и всё!
- Не положено! Вы же знаете, не положено!..
- Минутку?! – умоляюще прошипел он. - Это вопрос жизни и смерти? Уйдет – не переживу. В самом деле, не переживу! – Глаза у Вареньки стали большими и испуганными. – Ладно, спрошу у Головкова, если разрешит… - Она выскочила из палаты и побежала к дежурному врачу.
- Что еще? – недовольно спросил Головков. Диагноз сидел в ординаторской со стопкой амбулаторный карт, отхлебывая чай из большой кружки с висячей ниткой пакетика . – Ну пусть пройдет, у нас не карантин… Только ненадолго.
Алферов сидел на койке, сгорбившись, вдавив локти в колени, обхватив голову руками, похожий на глыбу. Напряженно прислушивался к каждому звуку в коридоре. В какой-то момент ему показалось, что Марию не пустили, и она вот-вот уйдет. Исчезнет навсегда. Его охватила паника, он встал, голова кружилась, сделал несколько тяжелых шагов к двери. В этот момент она вошла в палату, их глаза встретились. Он осторожно обнял ее. Они присели на койку.
- Алеша поправился, и я приехала! – запыхавшись от быстрой ходьбы, сказала Мария. - Простите, раньше не могла… Правда, не могла!.. Алеше было плохо, он уходил… Я наревелась и пережила многое, даже себя, какой была раньше… - Алферов прижал ее руки к лицу.
- А я уже не надеялся, что ты придешь, - с глубокой скорбью в голосе сказал он.
- Почему вы так плохо обо мне думаете? - тихо спросила она. Глянула на голову с поредевшей седой макушкой, на окно, облупленную тумбочку и тяжело вздохнула. – Меня не оставляет ощущение какой-то игры, Максим! Спектакля, который вы придумали, чтобы отгородиться от жизни. Зачем?.. В жизни есть настоящие трагедии, они гораздо страшнее... Поверьте, я знаю! Вы… вы похожи на большого ребенка. Кажется, я начинаю ненавидеть эту вашу карманную принцессу, потому что во мне вы видите ее, а не меня… Почему вы не хотите увидеть меня живую, а не вашу игрушку?..
- Девушка, на выход, доктор ругаться будет! – заглянула в палату медсестра. Мария вздрогнула и прошептала:
- Всё! Нужно идти! Отдыхайте, сколько вы здесь пробудете, неделю-две, три?.. Звоните, как только вырвусь, приеду снова. Отдыхайте! Вид у вас никакой… Очень прошу, не ешьте больше эти жуткие таблетки!.. Они испортят мозги… Пока, до встречи!..
***
Рано утром уборщица баба Галя мыла полы в палатах и коридоре отделения. Обычно она шипела, как сердитая кошка, если кто-то проходил по чистому полу, а то и обматерить могла под настроение, поэтому в коридоре было пусто. Больные в «час пик» старались не попадаться под горячую руку, сидели и лежали на койках в палатах. Баба Галя вытряхнула коридорную урну в большой серый полиэтиленовый мешок, который волочила за собой при уборке.
- Ой, что это блеснуло?! – покопавшись в мешке с мусором, достала маленькую куколку с блестящей короной на голове. – Отмою, прокипячу, завтра внучке отдам, пусть играется. Какой-то дурак выкинул или дура?..
Сентябрь, 2019