Следующее письмо Мануэла к Филомене отличалось от других – в нем он просил ее о встрече. Как обычно, подойдя к мальчику-слуге, он долго не решался передать ему конверт. Ребенок смотрел на него большими удивленными глазами, а потом шепотом сказал: «Сеньор, где же ваше письмо? Госпожа так радуется, когда их получает». Мануэл улыбнулся. Спустя несколько мгновений конверт оказался в руках мальчика.
Проводив взглядом невесомую фигуру Филомены, облаченную в темную мантию, Мануэл остался ждать ее у собора, куда просил ее вернуться в тот же день. Не зная, выполнит ли она его просьбу, несколько часов он провел в тревожном ожидании.
И вот, наконец, вновь увидел ее силуэт. Быстрыми шагами она спускалась по улице, тонкой рукой в темной перчатке придерживая вуаль так, чтобы ветер не мог поднять ее.
– Здравствуйте, Мануэл, – в первый раз она заговорила с ним, и когда он услышал ее голос, ему стало так радостно, словно в душе вдруг расцвели все сады.
– Здравствуйте, Филомена!
Вместе они прошли во внутренний дворик собора, где, на их счастье, не было никого, и они могли остаться наедине. Филомена опустилась на каменную скамью, Мануэл сел рядом с ней. Обернувшись к нему, она сняла капюшон и откинула вуаль, открыв свое лицо.
– Как вы прекрасны! – произнес Мануэл.
Щеки его возлюбленной вспыхнули румянцем, таким же ярким, как лепестки роз, цветущих вокруг. Заметив над одним из кустов маленькую птичку, Мануэл вспомнил историю, которой ему захотелось поделиться с Филоменой:
– Один мой друг говорил мне, что падре Бартоломеу Лоуренсо де Гусман, родившийся в Бразилии, изобрел летательный аппарат, на котором можно подняться в небо,– начал он.
– Летательный аппарат? – с удивлением переспросила Филомена.
– Да, корабль для передвижения по воздуху. Он похож на птицу, поэтому его еще называют «пассаролой»*. Сначала ученый монах показал свои модели при дворе его величества Жуау Пятого. Сам король, его приближенные и кардинал видели, как пассарола де Гусмана, точнее ее макет, оторвалась от земли и поднялась под потолок Королевского Дворца. А потом падре Бартоломеу Лоуренсо начал строить настоящую пассаролу. Говорят, на ней люди могут подняться в небо.
Конечно, рассказывать все это в стенах собора, у которых, как и у любых стен, есть уши, было крайне не осмотрительно, если учесть, что падре Бартоломеу Лоуренсо по подозрению в ереси преследовала Инквизиция. От нее, к слову, ему пришлось бежать в Испанию, где он и умер. Однако Мануэл, которому не было никакого дела до убеждений де Гусмана, и которого интересовало исключительно его изобретение, говорил о «пассароле», потому что хотел, чтобы Филомена непременно услышала от него что-нибудь особенное. А это была самая необычная история, из всех, что он знал, причем в ее истинности он не сомневался:
– Возможно, все это прозвучало невероятно, но в это я верю. А вы?
– Мне хочется верить, что все возможно…
Филомена не договорила, потому что вдруг раздался гулкий звон колокола. Когда он отбил шесть ударов, она, встревоженно глядя на Мануэла, сказала:
– Простите, мне пора возвращаться домой. В седьмом часу отец обычно посылает ко мне в комнату Клотильду – ту самую служанку, которая каждый раз сопровождает меня, когда я хожу слушать мессу. Старуха заходит ко мне, чтобы посмотреть, как я вышиваю или пряду, а потом докладывает отцу. Он не должен узнать, что я не дома, иначе он меня накажет, потому что мне нельзя выходить одной. Мой отец очень строг.
– Понимаю. Благодарю вас за встречу… – сказал Мануэл и, смотря в лицо девушки, признался неожиданно для самого себя. – Филомена, я люблю вас!
Она коротко ответила: «И я вас, Мануэл!», закрыла лицо вуалью, надела капюшон и быстро вышла на улицу. Она была так счастлива, что весь мир для нее сделался прекраснее и светлее. Ее радость была чиста и беспредельна, как ясное небо.
Но вдруг она заметила карету герцога де Норонья, дальнего родственника и близкого друга ее отца. Заметила и испугалась. Быстрым движением она раскрыла китайский веер, украшенный нежными пионами, и поднесла его к лицу. Этим жестом она ничего не говорила, только хотела скрыть свое лицо, чтобы герцог ее не узнал. А получилось, что выдала себя, потому что именно этот веер де Норонья несколько лет назад подарил ей на именины. Через стекло кареты герцог грозно посмотрел на нее, неодобрительно качая головой. Ужас охватил Филомену. Она знала, что он обо всем расскажет ее отцу, и тогда ей не избежать наказания. Медленно складывая веер, Филомена смотрела на цветы, изображенные на нем. По щекам катились слезы. Заметив, что Филомена остановилась, Мануэл подошел к ней.
– Мануэл, мы пропали… Герцог увидел меня… – говорила она сквозь слезы. – И теперь отец точно узнает…
– Успокойтесь, Филомена, – сказал Мануэл. – Я намерен просить вашей руки.
Признание Мануэла, прозвучавшее во внутреннем дворе собора, неожиданная встреча с герцогом де Норонья, а теперь эти слова, произнесенные так решительно и уверенно... Все это было настолько стремительно и вызвало в душе Филомены такие переживания, что ей казалось, будто земля уходит у нее из-под ног.
– Филомена… – обратился к ней Мануэл. – Позвольте мне пойти с вами?
– Да, – шепнула она, словно очнувшись.
Поднявшись по узким улочкам, они оказались напротив темно-бордового фасада особняка де Менезеш.
– Здесь я живу, – сказала Филомена.
Мануэл улыбнулся.
Открыв дверь Филомене, лакей суровым и вместе с тем удивленным взглядом окинул Мануэла:
– Как ваше имя, сеньор? И что привело вас сюда?
Мануэл представился, а затем сказал: Прошу вас, передайте сеньору де Менезешу, что я прошу его принять меня.
– Сейчас его сиятельство заняты. Вам придется подождать.
– Я готов ждать, сколько потребуется. Дело, по которому я обращаюсь к сеньору де Менезешу очень важное. Оно касается Филомены.
Удивившись еще сильнее, лакей ответил:
– Если его сиятельство пригласит вас в дом, сеньор, я вернусь за вами.
Тяжелая деревянная дверь закрылась.
Тем временем Филомена поднялась в свою комнату, где ее ждала служанка Аугушта, молодая мулатка:
– Здравствуйте, госпожа, не беспокойтесь, Клотильда еще не появлялась.
– Хорошо.
Задумчивость, с которой Филомена произнесла это слово, удивила Клотильду.
– Что-то случилось, госпожа?
Филомена утвердительно кивнула в ответ, но ничего не сказала.
Граф Лоуренсо де Менезеш, отец Филомены, принимал герцога де Норонья в небольшой, но очень богато обставленной зале, напоминавшая драгоценный ларец. В центре залы стоял массивный стол из красного дерева с резными ножками, а также два стула с низкими спинками, обитыми темной кожей. Около стены, справа от стола, располагался привезенный из Индии шкаф-контадор с множеством ящичков, в которых хозяин дома хранил некоторые документы, не самые важные. (Наиболее ценные бумаги находились в похожем контадоре в кабинете графа, куда было строго-настрого запрещено входить кому-либо, кроме самого Лоуренсо.) Слева от стола стоял сундук из черного дерева, так же, как и контадор, сделанный индийскими мастерами. Его украшали перламутровые изображения слонов, а также диковинных птиц, сидящих на ветвях пышных деревьев. Деревянный пол залы был покрыт старинным персидским ковром, а стены – украшены изразцами-азулежу, повторявшими один и тот же цветочный узор. Около двери стояли две круглые бело-голубые фарфоровые вазы времен правления династии Мин. Вогнутый деревянный потолок, похожий на крышку ларца, состоял из пяти плоскостей: прямоугольника (в центре) и четырех трапеций, отделенных друг от друга резными балками. В каждую трапецию была вписана аллегорическая фигура: Европа, Азия, Африка и Америка. В прямоугольнике помещались изображения пышных растений и невиданных зверей, а на перекрестьях балок, блестели большие позолоченные шишки.
Теперь герцог и граф сидели за столом друг напротив друга. Две толстые свечи в тяжелых серебряных подсвечниках, стоявших на темно-красной скатерти, покрывавшей стол и доходившей до самого пола, не были зажжены. Массивные деревянные ставни, открывавшиеся внутрь, были распахнуты, поэтому в зале хватало света.
Герцог де Норонья уже сообщил своему дальнему родственнику, что видел, как Филомена шла по улице одна. Узнав об этом, Лоуренсо очень рассердился – он считал, что юной графине, принадлежащей к знатному роду де Менезеш, так вести себя не подобает.
– Я слишком много ей позволяю! Правильно говорили в прежние времена – женщина должна покидать дом лишь три раза в жизни: в день крестин, венчания и похорон!
Герцог де Норонья улыбнулся этим словам:
– Да, прежде нравы были иными.
Хозяин дома и гость обсудили несколько вопросов, а затем герцог, сославшись на неотложные дела, распрощался со своим другом. Вскоре после того, как он покинул залу, туда вошел лакей.
– Ваше сиятельство, – обратился он к графу Лоуренсо, – вас ждет еще один гость.
– Кто бы он ни был, скажи ему, что сегодня я больше никого не принимаю.
– Прошу меня извинить, ваше сиятельство, но позвольте сказать вам, что дело, по которому он хотел бы к вам обратиться имеет отношение к графине де Менезеш, вашей дочери.
Гнев блеснул в глазах Лоуренсо. «Филомена! Что еще она натворила?!» – подумал он. Лоуренсо тяжело вздохнул и велел звать нежданного гостя.
Лакей вернулся за Мануэлом, который все это время стоял у ступеней крыльца:
– Следуйте за мной, сеньор Гомеш!
Они вошли в парадную. Посмотрев на потолок, Мануэл увидел герб де Менезеш, такой же, как на фасаде особняка, только не гранитный, а нарисованный на дереве. Его взгляд остановился на рубиновом перстне, который держала в руке изображенная на гербе дева. Затем он взглянул на стену напротив лестницы и заметил фигуру воина, выложенную из синих и белых изразцов. Жестом одной руки воин приглашал гостей в дом, в другой он держал длинное копье, словно в любую минуту был готов защитить хозяев, не пуская к ним врагов. «Мне здесь точно не будут рады», – промелькнуло в голове Мануэла. Поднявшись по широкой мраморной лестнице и пройдя вслед за лакеем по узкому коридору, Мануэл вошел в небольшую комнату, со стен которой на него грозно смотрели прославленные мужи из рода де Менезеш, чьи лица проступали из темноты портретов, словно из толщи времени. Затем лакей провел Мануэла в залу, где его ждал Лоуренсо де Менезеш. Окинув юношу холодным взглядом, граф встретил его вопросом: «Кто вы и зачем пожаловали в мой дом?».
– Меня зовут Мануэл Гомеш. Я пришел просить руки вашей дочери Филомены де Менезеш, – твердым голосом ответил Мануэл.
– Что? – спросил Лоуренсо, подняв от удивления брови.
– Я пришел просить руки вашей дочери Филомены,– спокойно повторил Мануэл.
– Занятно, – сказал Лоуренсо, с ехидной улыбкой рассматривая простой наряд Мануэла. – И кто же вы такой, Мануэл Гомеш?
– Я сын винодела из Минью... – начал Мануэл.
– Сын винодела! – Лоуренсо рассмеялся, вздрагивая всем телом, отчего заколыхались локоны его длинного пышного парика, напоминавшего огромную львиную гриву.
– Графиня из рода де Менезеш никогда не станет женой человека, который носит деревянные башмаки!
– Извините, я думаю, она другого мнения, – возразил Мануэл, не теряя самообладания.
– В этом доме имеет значение только одно мнение – мое,– резким голосом ответил граф и спросил: Но все же откуда вам известно, что думает моя дочь?
– Сегодня мы виделись… – сказал Мануэл
Граф опять не дал ему договорить. Придя в ярость, Лоуренсо вскочил со стула и проревел: Что?! Как вы посмели встречаться с моей дочерью?
Граф коснулся шпаги.
– Будь вы благородных кровей, я вызвал бы вас на дуэль! – воскликнул он в гневе.
– Я принял бы вызов, – сохраняя внешнее спокойствие, ответил Мануэл.
Невозмутимость юноши окончательно вывела Лоуренсо из себя, и он, заскрежетав зубами, крикнул: Вон! Вон из моего дома!
– Мне жаль, что мы расстаемся так, – сказал Мануэл, понимая, что не найдет с Лоуренсо общего языка. Однако это не означало, что он отказывался от Филомены или отрекался от борьбы за счастье.
Выдворив Мануэла из особняка, Лоуренсо отправился к дочери. Когда он вошел к ней в комнату, она сидела на одной из расшитых серебром бархатных подушек, лежавших на большом персидском ковре, вышивала, облокачиваясь на столик, и беседовала с Аугуштой. Приказав служанке удалиться, Лоуренсо сухо спросил у дочери:
– Правда ли, что вы сегодня выходили из дома одна и виделись с неким Мануэлом Гомешем?
– Да, – робко ответила испуганная Филомена, откладывая вышивку в сторону.
– Как вы посмели? – закричал Лоуренсо.
Филомена молчала.
Тяжело вздохнув, Лоуренсо сказал:
– Ваше поведение бросает тень на честь всей нашей семьи, всего нашего рода. Я не позволю, чтобы моя дочь, которая носит прославленную фамилию де Менезеш, виделась с каким-то… крестьянином. Если вы еще раз упомяните о нем в этом доме, вы отправитесь в монастырь.
– Но отец... – начала она
– Не смейте мне перечить! – приказал Лоуренсо и вышел из комнаты. «Неслыханно, – пробормотал он, – направляясь в кабинет, – Никакого порядка…»
Оставшись одна, Филомена достала из столика лист бумаги и написала следующую записку:
«Сеньор Мануэл, для меня нет ни счастья, ни самой жизни без Вас.
Ваша Филомена»
Затем она позвала темнокожего мальчика-слугу и сказала ему: «Беги в Алфаму, к Королевскому фонтану, откуда наши слуги приносят воду. Неподалеку есть небольшая таверна. Она называется «У фонтана». Над дверью ты увидишь табличку с названием и две лавровые ветки… Найди там сеньора Мануэла – ты много раз видел его около собора – и отдай ему записку. Будь осторожен – о записке никто не должен знать. Если ты справишься, я дам тебе вкусное пирожное».
Довольный мальчик побежал в таверну…
Мануэл, вернувшись из особняка де Менезеш, поднялся к себе в комнату, и погрузился в раздумья. Он вспомнил, что однажды Филомена писала ему, что хотела бы посетить Серран, поместье Гомешей в Минью, и решил: «Я могу увезти ее туда». «Вот только как это устроить? Где найти экипаж? Как покинуть город незамеченными? Как предупредить Филомену?» – эти и множество подобных вопросов занимали мысли Мануэла, когда в таверне появился мальчик-слуга.
Обойдя весь зал таверны и не увидев Мануэла, мальчик, не решаясь сесть ни за один из столов, встал у стены и решил подождать. Заметив его, Анастасио спросил: Как ты здесь оказался, малыш? Ты, наверное, голодный? Хочешь хлеба с сардинами? Или кашки?
– Спасибо, сеньор, я не голоден. Я ищу своего друга, сеньора Мануэла, – ответил мальчик с трогательной серьезностью в голосе.
– Ну и ну, – удивленно сказал старик Анастасио.
– Позовите его, пожалуйста…
Мало понимая, что происходит, Анастасио все же поднялся к племяннику.
– Манэл! Спустись-ка!
– Дядя, я сейчас немного занят. Что-то срочное?
– Нет, нет. Просто ищет тебя какой-то арапчонок…– ответил Анастасио, собираясь уходить.
Догадавшись, кто ждет его внизу, Мануэл тотчас вышел из комнаты и через минуту уже был в таверне. Получив записку Филомены, он убедился в том, что не напрасно размышлял над тем, как уехать с ней в Минью. И вместе с тем его охватило еще большее волнение – он не знал, как осуществить этот план. Всю ночь Мануэл обдумывал всевозможные варианты, но все они представлялись ему слишком опасными и мало осуществимыми. Наконец, он вспомнил о Родриго: «Больше мне не к кому за помощью. Но согласится ли он помочь?»
Дождавшись утра, Мануэл отправился к особняку Тавареш. К счастью, Родриго был дома. Однако, встретивший Мануэла слуга – тот, который когда-то помогал ему надеть парик – сказал, что господин еще спит. Только через несколько часов Родриго принял друга в своем кабинете. Фидалго был очень рад видеть Мануэла.
– Как прекрасно, что вы зашли! – затараторил Родриго. – Я хотел прислать вам ваши вещи, но, к сожалению, мне не известен ваш адрес. А посылать их в таверну, сами понимаете, неудобно.
Родриго позвонил в колокольчик и приказал слуге: Принеси вещи сеньора Мануэла Гомеша!
Мануэл давно забыл о своей одежде, которую перед поездкой в театр оставил в особняке Тавареш. Теперь он тем более о ней не думал.
– Я тоже очень рад вас видеть, сеньор Тавареш, но я пришел не за вещами… – сказал он.
– Конечно, не за вещами! – не дал ему договорить Родриго. – Наверное, вы одумались, и решили все же сходить со мной на бой быков.
– Нет, извините. Я нуждаюсь в вашей помощи, – сказал Мануэл, по голосу которого несложно было понять, что речь пойдет о чем-то очень важном.
Лицо Родриго тотчас стало серьезным. Он внимательно выслушал Мануэла, а потом сказал:
– Друг мой, я хотел бы предостеречь вас. Мне кажется, вами движет страсть, а она, поверьте, долго не длится и больно обжигает.
– Нет, сеньор Тавареш, мной и Филоменой движет не страсть, а нечто намного большее. Нами движет любовь.
– Дай Бог, чтобы это действительно было так! Но все же, вы играете не по правилам: общество, в котором мы живем, не примет вашего поступка, поэтому, совершая его, вы рискуете разрушить жизнь и себе, и своей возлюбленной. Уверены ли вы в том, что риск оправдан?
– Родриго, благодарю вас за неравнодушие к нашей судьбе. Признаю – мое решение рискованно, оно не соответствует тому, что вы назвали бы «правилами игры». Но все же я и Филомена должны рискнуть – от этого зависит наше счастье. Я точно знаю, что, когда мы уедем в Серран, в Минью, наши жизни не будут разрушены – напротив, настоящая жизнь для нас только начнется.
– Вы не сомневаетесь в этом?
– Нисколько.
– Я искренне желаю, чтобы вы были правы, мой друг, – сказал Родриго и через несколько мгновений продолжил, – Вы можете положиться на меня, я готов предоставить вам экипаж, на котором вы уедете из города. Назовите мне время и место, где он должен вас ждать.
– Как можно скорее, около Портас-ду-Сол.
– Тогда: завтра в полночь.
– Спасибо, Родриго! Вы так много готовы сделать для нас! Как я могу вас отблагодарить?
Фидалго улыбнулся в ответ:
– Не забывайте писать мне из Серрана!
Теперь Мануэлу нужно было предупредить Филомену, и вскоре он придумал, как это сделать. В одном из писем Филомена упоминала, что ее любимая служанка – мулатка Аугушта – каждый день ходит на рынок за свежими фруктами. Поскольку работавший в таверне Шику был знаком с многими слугами из особняков, расположенных в Алфаме и рядом с ней, Мануэл спросил у него:
– Шику, знаешь ли ты Аугушту из дома де Менезеш?
– Как же мне не знать такую красавицу! – ответил с улыбкой повар.
– Тогда ты можешь мне помочь.
– С удовольствием, сеньор Мануэл, – сказал Шику.
Мануэл рассказал повару, что ему нужно было сделать.
На следующий день, выполняя просьбу молодого Гомеша, Шику встретился с Аугуштой на рынке и передал ей записку Мануэла, предназначенную для Филомены. Девушка спрятала ее в корзинку со спелыми персиками, которую принесла своей госпоже.
Заметив небольшой аккуратно сложенный листок, Филомена быстро развернула его и прочла:
«Филомена!
Если вы хотите связать свою жизнь с моей, если это принесет вам такое же счастье, какое может принести мне, прошу Вас уехать со мной в Серран.
Я буду ждать Вас рядом с особняком де Менезеш сегодня в полночь.
Любящий Вас,
Мануэл»
Она улыбнулась, ее глаза засияли от радости, которой нельзя было скрыть. И все же Филомена была вынуждена вести себя так, словно ничего не произошло. Остаток дня, который казался ей бесконечным, она провела за рукоделием и разговорами с матерью и с Аугуштой.
В доме де Менезеш было принять ложиться рано, поэтому в десять Филомена уже была в постели. Конечно, она не спала. Около половины двенадцатого она встала, надела простое домашнее платье и темную мантию и пошла к черному входу. Она боялась разбудить отца, мать, брата или кого-нибудь из слуг, но все в доме уже крепко спали. Все, кроме Аугушты, которая проснулась, услышав шорох платья своей госпожи и увидела, как Филомена со свечой в руке спускается по черной лестнице. Оглянувшись, графиня заметила, что девушка смотрит на нее, и поднесла палец к губам, этим жестом прося служанку молчать. Та на прощание улыбнулась госпоже, не произнеся ни слова, перекрестила ее и снова легла спать.
Мануэл уже ждал Филомену напротив особняка де Менезеш. В городе было темно, лишь в окнах некоторых домов и церквей мерцал неяркий свет. Пока они шли к улице Портас-ду-Сол, туда, где их ждал экипаж, присланный Родриго, им все время казалось, что за ними следят. И Мануэл, и Филомена словно чувствовали на себе чьи-то внимательные взгляды. На самом деле на них смотрела разве что большая серебристая Луна, но и та была слишком высоко, чтобы их разглядеть.
Вдруг Филомена заметила, как что-то блеснуло ярким изумрудно-зеленым светом совсем рядом с ней. Она испугалась и крепче схватилась за руку Мануэла. Через несколько мгновений он увидел в неярком свете, проливавшемся из окна, маленькую серую кошачью мордочку. «Не бойся. Это просто кошка», – шепнул он Филомене, и они продолжили свой путь.
Через несколько дней Мануэл и Филомена были в Минью. Падре Франсишку Шавьер обвенчал их в маленькой церкви, где когда-то крестили Мануэла. В Серран они приехали мужем и женой.