От Кореи до Карелии
Завывают ветры белые,
Завывают ветры белые,
Путь-дорогу не найти!
От Кореи до Карелии
Сам не ведаю,что делаю,
Ой,не ведаю,что делаю,
Меня, темного, прости!
А навстречу как подобраны
Идут хмурые, недобрые,
Идут хмурые, недобрые,
Страшно руку им подать!
Не идут, а спотыкаются,
Не поют, а заикаются,
Не поют, а заикаются,
Видно, скоро пропадать!
А навстречу как побитые
Идут хилые да хитрые,
Идут хилые да хитрые,
Строят рожи зеркалам!
А по ним уж как завещано
Все бегут морщины-трещины,
Все бегут морщины-трещины,
Делят их напополам!
От Кореи до Карелии...
Ну и что,одежды порваны,
Зато каждому да поровну,
Зато каждому да поровну,
Разноцветных да заплат...
Летят клочья во все стороны,
Лбы трещат и рвутся бороды,
Лбы трещат и рвутся бороды,
Да все это не со зла...
От Кореи до Карелии
Завывают ветры белые,
Завывают ветры белые,
Путь-дорогу не найти!
От Кореи до Карелии
Сам не ведаю, что делаю,
Ой, не ведаю, что делаю,
Меня, темного, прости!
Группа "Пикник" (песня "От Кореи до Карелии")
Востриков грустил. Он слушал группу "Пикник". Это была его любимейшая рок-группа. Еще в 80-е он был очарован этой музыкой, этими завораживающими звуками. Он был влюблен в эту музыку. Теперь же стал вслушиваться и в слова песен. И стал как будто понимать их, хотя раньше они были для него сущей абракадаброй и он даже не обращал на них внимание, а просто наслаждался музыкой. А сейчас он слушал песню "От Кореи до Карелии" и писал свой текст, на эту музыку... Первую виниловую пластинку "Пикника" Востриков купил в магазине "Мелодия" во второй половине 80-х. Сейчас ему больше нравился "Пикник" с альбомами нулевых годов - "Железные Мантры", "Мракобесие и джаз ", "Говорит и показывает", "Королевство кривых", "Тень вампира". После 2008 года его дискография заканчивалась. Диск MP3, на котором Востриков слушал " Пикник " был 2010 года выпуска и про более поздние альбомы этой группы ему было неведомо...
Востриков грустил. В этой стране, от Кореи до Карелии, ему не было места, в ней он был сам не свой. Нет, ему было где жить. У него был свой собственный, индивидуальный дом, в черте самого города. Города большого, где было все - и супермаркеты, забитые любыми товарами на любой вкус, и кинотеатры, и красивые набережные, и парки отдыха, и школы, и детские сады, и спортивные площадки, и удобный транспорт, и адвокатские конторы, и даже фабрики и заводы. Чего в нем только не было! В этом большом, красивом и современном городе.
...а не было в нем теперь открытых всегда подъездов многоквартирных домов, а не спрятавшихся за железными дверями, закрытыми на замки. Забитых газетами и письмами почтовых ящиков. Виниловых пластинок, продававшихся в магазине "Мелодия". Этого в нем уже не было, как было тогда, в 80-х...
В 1987 году Востриков съездил в командировку в Ереван и там его удивило радушие, гостеприимство местного населения, а о его зажиточности говорило то, что в продуктовых магазинах металлические деньги достоинством меньше одного рубля пользовались явным пренебрежением, при отсутствии их у покупателя сдача с рубля не отдавалась. А на рубль тогда можно было купить четыре с половиной буханки хлеба. Это все равно что, сейчас, в своем городе, в средней полосе России, Востриков зашел бы в продовольственный магазин, и имея на руках всего сто рублей, захотел бы купить лишь одну буханку хлеба, то ему пришлось бы покупать продуктов на все сто рублей. Сдачи с этих ста рублей ему бы не вернули. Но если у него было всего сто рублей? И он бы захотел купить завтра или послезавтра другую буханку хлеба?
Сейчас в ходу перестали быть лишь одно и пятикопеечные монеты. Насколько же обесценился рубль! Впрочем, несмотря на относительную дешевизну продуктов, одежда и другие товары стоили тогда совсем недешево. Брюки в Ереване в то время продавались рублей за сто, а на нынешние деньги это было бы порядка десяти тысяч рублей...
Что еще бросилось в глаза Вострикову в этой командировке в Ереван, это то, что на многих окнах на первых этажах домов были установлены решетки.
В городе Вострикова решетки на окнах в квартирах и офисах на первых этажах домов появились в 90-е. В 80-е они были только на дачах в пригороде, хотя и там далеко не всегда были преградой для злоумышленников. Сейчас решетки ставили уже не везде, появились другие способы защиты от взломов - видеонаблюдение, группы немедленного реагирования. Тогда, в 80-е, в городе ничего этого не было, и решеток на окнах не было, это Востриков хорошо помнил.
А теперь не было уже и прежнего дружелюбия людей, чего греха таить, хуже стали люди...
А вот когда люди стали хуже? На этот вопрос у Вострикова не было ответа. Может быть, они стали хуже уже в эти 80-е или еще раньше ? Так он думал потому что побывал в армии в первой половине 80-х. Тогда еще не российской, а советской армии. Там была разношерстная компания, многонациональная. И в ней царила жуткая дедовщина. К этому явлению, дедовщине, Востриков относился крайне отрицательно. Он бы поставил ее в один ряд с такими явлениями как фашизм, национализм, тюремные "порядки". Востриков не знал наверняка, но имел информацию, что и в современной российской армии дедовщина имеет место быть. И значит, дело тут не в "национальных квартирах"?
И что было доподлинно известно Вострикову - это то, что ничего подобного в армии конца 40-х, начала 50-х годов не было! Не было этого!!! Когда как-то в разговоре со своим отцом он коснулся этой темы, тот никак не мог взять в толк, понять, что это такое? Как это возможно? Унижать своего ратного товарища лишь за то, что он другого срока призыва на службу или слабее физически? А разве это не подло? Востриков помнил, что у отца сохранились письма его сослуживцев, он читал их раньше, а сейчас не мог припомнить, что с ними сталось. Может быть и лежат где-нибудь в ворохе заброшенных вещей, а может быть и выброшены в суматохе... Он помнил лишь, что в тех письмах, простых деревенских и городских парней, было какое-то благородство, чистота помыслов, всякое отсутствие ненормативной лексики. А обращались к его отцу так - Аркаша (отца звали Аркадий).
Самое главное, чего не было у Вострикова и отчего он грустил больше всего - не было у него любимой женщины и не было работы. С женой он развелся лет 15 назад, сожительница, которая была после жены, давно ушла от него, надоели его пьянки, потери работы. У единственной дочери было двое своих детей и она приезжала к нему нечасто. Не было у Вострикова еще и прописки. Как развелся с женой и съехал от нее, он сразу же выписался, а прописаться здесь, в своем собственном доме оказалось не просто. Дом этот был не совсем дом, а половина дома, и чтобы получить прописку, требовалось разрешение хозяев другой половины дома. А еще за отсутствие прописки взымают штраф. Вот и получается замкнутый круг. Чтобы устроиться на работу нужна прописка. А чтобы получить прописку нужны деньги, следовательно, надо работать.
Все эти годы, после развода с женой, Востриков с перерывами, но все же работал, неофициально. Чтобы работать неофициально, прописка может и не потребоваться. А теперь уже и здоровье не позволяло ему работать как прежде. Хотя ему было всего 56. Или уже 56?
Теперь, по новому законодательству, пенсия ему "светила" лишь в 65. И это при условии, что будет прописка. И при наличии трудового стажа, которого у него как будто хватало. Ведь тогда, в 80-е он работал, потом и в 90-е на ликеро-водочном заводе, где и приобрел свое пагубное пристрастие к крепким напиткам, из-за чего под откос пошла семейная жизнь. Да еще завел любовницу, какой жене это понравится...
Тогда, во второй половине 80-х, он увлекся Ельциным, голосовал за него. А теперь этот народившийся 28-летний капиталистический Уродец, назвавший себя социальным государством, не давал ему работу. Никакую. Даже сторожем у него не получалось устроиться. Да теперь он и смог бы работать лишь сторожем. Но официально, по Трудовому Кодексу, без прописки устроиться нереально, практически невозможно. А неофициально, сторожем - таких вакансий очень мало, да и там отсутствие прописки может вызвать сомнения у работадателя. И сторож нынче специальность весьма востребованная, поскольку людей пенсионного и предпенсионного возраста много, и они охотнее идут в сторожа, чем в дворники.
Востриков слушал песню "Мракобесие и джаз" из одноименного альбома "Пикника". Мда, вот такое тебе, братан, и мракобесие и такой, тебе, братуха, и "джаз"... Осенью и зимой он, чтобы согреться включал старенький, допотопный масляный радиатор. Востриков им пользовался бесплатно, провода шли мимо счетчика. Газовый котел был включен на минимум, за газ ведь надо платить. Воду за неуплату отключили. И дров для бани не было.
Востриков хотел туда, в 80-е. Тогда у него была любовь, молодая жена, работа. Одно время он работал на секретном полувоенном заводе и гордо мог именовать себя : я " представитель заказчика", были командировки по Союзу, в Ереван, Минск... Теперь у него не было работы и почти не было шансов получить ее. А тогда работу предлагали даже насильно: два месяца не работаешь, значит, ты тунеядец и место твое в тюрьме. И от алкоголизма можно было полечиться - были тогда такие... назывались ЛТП (лечебно-трудовые профилактории). И отсутствие прописки не допускалось - по любому где-нибудь бы прописали.
Если бы у него были сейчас деньги, он бы напился. А под песню "От Кореи до Карелии" только и пить. Горькую. Он написал свой текст к этой музыке...
Велика Россия-матушка,
Дуют ветры здесь студеные,
Дуют ветры здесь студеные,
И дороги здесь во мгле!
Велика Россия-матушка,
Ой, бедомая да темная,
Ой, бедомая да темная,
Ее, грешную, прости!
Отовсюду смотрят искоса,
Зло творят они по-быстрому,
Зло творят они по-быстрому,
Как словами передать!
Не стоят они, а прыгают,
А идут, так спотыкаются,
А идут, так спотыкаются,
Вместе с ними пропадать!
Отовсюду смотрят искоса,
Да завистливо, по-хитрому,
Да завистливо, по-хитрому,
Кривизна здесь в зеркалах!
А на них повсюду трещины,
Видно, было так завещано,
Видно, было так завещано,
Разделить бы пополам!
Велика Россия-матушка...
Ну и что, одежды скромные,
Зато ладные да крепкие,
Зато ладные да крепкие,
Да и пусть что из заплат!
Распрямились во все стороны
И летят по небу ангелы,
И летят по небу ангелы,
Все ведь это не со зла...
Велика Россия-матушка,
Дуют ветры здесь студеные,
Дуют ветры здесь студеные
И дороги здесь во мгле!
Велика Россия-матушка,
Ой, бедомая да темная,
Ой, бедомая да темная,
Ее, грешную, прости!