Выкормыши в спину роста экономики

               
     - Благословение кефальной низменности банки Хаджибвея Салмана Кутаисского на вас, люди, - возглашал впродоль и вольно пророк Замотай, возлагая бобровые шкурки на приникших к глинобитной мраморнице - перламутрице кальмаров, проповедуя слово Божие во славу херастой Годохмы. - Каловые массы оджибвеев да низвергнутся на думающих плохо по поводу сему, - надевал кружевные подвязки Диты фон Тиз пророк себе на запястья и прыгал в самый омут, где и поджидала его Сомик.
    - Не балуй, - снисходительно рокотал отдаленным гулом толерантных вероучений встать и идти на х...й пророк, обретая Всесвятость заглавности отринутой чепухой рунета, картофельными глазками Керви проращиваемой сквозь гумус злоупорных в ересях несогласных, отнявших и титьки уже у адресата этой гадкой, как настроение автора сказочки. Здесь пророк несколько утормаживался потоком фантазии, мешаясь грамматикой и синтаксисом, велящими ходить боком и ставить запятые между краев деепричастий, тряс головой, ожидая сопоставления среднего уха, ответственного за координацию, и влажного по сути своей кашля, после которого хочется сплюнуть.
    - Шалишь, - тоскливо кричал пророк, прислушиваясь к мышиной возне на планете. Великие замыслы удабривались жмыхом, колющим голень шагающих вдаль колонн, несущих стяги и ярость, ирригационные направления суховеистых воронежских пространств неизбежно натыкались на такую х...ню, что Замотай вполне закономерно подозревал злоумышления ярославских роботов, торчащих деревянными ушами из любой впадины в земле. Сидят и ждут. Подумает пророк о любой чепухе - роботы воруют мысли и через жопу воплощают, сводя своих создателей с ума.
     - Интересно, какой у нас ум, - толково выдвигал постулаты генерал Рагозин, безотносительно разложившись на гранулы от  " Нескафе " и кристаллики йода, - если мы делаем говно, сами мы говно, дети у нас говно, роботы говно ...
     - И вас всех надо бы повесить, - добавлял Ленин, раскачиваясь на древних стенах Кремля первомайским деревом всех девственниц, увитых плющом и корейкой, венками из незабудок и квадратными касками Ваффен СС.
     - Никто нас не повесит, - отвечал ему из третьего тома Всемирной истории Егера товарищ Сталин, самовыносясь из Мавзолея каждую пятницу совершенно по Гладкову композитору, орудовавшему в лихих девяностых в креслице инвалидном на Площади трех воксалов, утративших заглавность наоборот Всесвятости пророка, под синтезатор и упругие строем строки  " На полях Гиндукуша лежали ребята, из отрезанных бошек сложили арык и текет теперь вода пиз...то, жаль, что отменили башлык ". - Говно народ жрет говно и не свергнет говно, иншалла, а нащот башлыка сразу скажу : зря.
    - Ничего не зря, - грозил мускульной мощью шаман Кужегот Фенаминыч, подбалочным удавленником болтаясь в Предуспенском соборе, еще и непостроенном за недомыслием духовника президента, решающим прямо сейчас пироговский вопрос : бить детей по рожам или сразу давить, как гнид, - башлык не только головы скрывал, но и знаки различия, включая плексигласовые козырьки у каракулевых папах.
    Дохлая падло Заворотнюк тихо охала, подозревая слово  " насрать ", рождающееся у каждого, кто подумает о папахах и козырьках, Бари Алибасов оживал, спущая стеклоочистительность в вантус, а наступившая пятница не оставляла ни единого шанса уберечься от лицезрения вечного усатого жида, внаоборотность зазеркальной Алисе упаивающего всех гноем и сукровицей. Календерь чихал и переходил в хренов шаббат, долбанная Машка Шарапова интеллектуально хрюкала и рылась в ширинке Гилкса, надеясь найти пару лишних миллионов. Но не находила даже яиц. Тоже вздыхала заворотнюково и шла в ближайший паб, где на нее косились жирные мулаты из Макао, а в загаженном нужнике эпилептически бились лиловыми залупами абхазские беженцы, бежавшие от гнева Кадырова. Он очень не одобрил вид прически, опубликованный одним из абхазов в Инстаграм, и насупил грозно бороду с волосатой подмышкой, если бы не вмешательство министра Лаврова, то не видать островам Ваунату подписного издания лондоновских  " Сказаний " никогда.
     Пророк выскакивал из омута и долго прыгал по берегу, вытрясая всю эту херню из головы и памяти.