Вихры его жестких белесых волос торчали как ежиные иголки. Немытая мордашка, лукавые глаза, острый нос, вынюхивающий, что лежит без присмотра... Я увидела этого мальчишку на вокзале в одну из ночей, когда больше негде было переночевать.
Дядька мой, у которого стояла на квартире, был пьяницей. Пил с размахом, жену ни во что не ставил и бил, ребят гонял. Мне пришлось некоторое время жить в этой семье во время учёбы в городском техникуме. Снимать квартиру за деньги не могла – у родителей не получалось выкроить из своих небольших зарплат достаточную сумму. Брат и две сестры, старше меня, жили отдельно, но родители старались помочь им. Семейная жизнь у всех почему-то не ладилась… Словом, мои родители и дядька договорились, что пока я поживу у него, а уж они как-нибудь рассчитаются… Правда, питалась я на свою стипендию.
Шумные пьяные дядькины загулы, конечно, не позволяли заниматься, но в такие моменты я уходила в сквер или на набережную, садилась на пустую скамейку и учила. Учила, размышляя о том, что застану, когда вернусь.
Однажды пьяный дядька увидел меня там – может, случайно заметил. Он остановился перед мной и закричал. Обвинял в том, что я брезгую им и его семьей, в то время как он изо всех сил старается, чтобы мне было приятно и легко жить в его доме. Он меня кормит, поит, предоставляет ночлег – а я нос ворочу! И, кстати, бесплатно только кошки родятся…
Кричал он, брызгая слюной, налитое кровью лицо и разъяренные желтые глаза всё меньше были похожи на человеческие. Я пыталась слиться с кустами, со скамейкой, чтобы стать невидимой и не слышать дикие слова. Было страшно.
А потом дядька так же быстро убежал.
На другой день, на трезвую голову, дядька не раз извинился - и в результате снова начал предъявлять претензии, доказывая, что и в пьяном виде он был прав. Тетя молча мыла посуду, не поднимая глаз, и не вмешивалась в нашу «беседу». С ее рук не сходили синяки - не успевали. Она и посоветовала мне иногда уходить ночевать на вокзал: порядки там тогда были нестрогие, билеты у сидящих в зале ожидания не проверялись. Добрая женщина, сама страдающая, жалела меня, а ее жалели дети.
Мои двоюродные брат и сестра копировали поведение родителей. Саша часто заводился и по-отцовски скандалил, упрямо добиваясь своего, даже если был уверен, что правда не на его стороне. Зато он часто обнимал мать, заботился о ней, помогал принести воды с колонки во дворе, накрыть на стол – сочувствовал. Его сестра Оля – точная копия матери: бессловесная, терпеливая, преданная. Мы с Олей дружили, и она ни разу не подвела меня. Хорошие ребята.
Ванька появился в моей жизни неожиданно. И так же неожиданно исчез. Но – по порядку.
Сидя спать неудобно. Сколько раз ни делала это, убеждалась: не отдыхаю, если сплю в сидячем положении. А как еще можно спать на вокзальной скамье? Она, конечно, широкая, но покатая, с толстыми шляпками-бугорками болтов, которыми ножки крепятся к скамье, с железными подлокотниками.
Сумка моя, тощая, совсем не смягчала деревянную жесткость сиденья. Но я честно старалась уснуть – утром надо спешить на занятия, а там надо именно заниматься, а не искать укромный уголок, чтобы досмотреть ночной сон. Убедила себя, что сплю.
А сумка моя куда-то поползла… Осторожненько, медленно, но уверенно.
Я мгновенно открыла глаза. Передо мной – улыбающаяся во весь рот, слегка чумазая физиономия незнакомого мальчишки. В его руках – лямка моей сумки, и он не собирался ее отпускать.
- Ты чего? – спросила ошарашенно.
Мальчишка весело подмигнул, продолжая тянуть. Вот это да! Вот это история! Что мне, с ребенком воевать? Задала глупейший вопрос:
- Что ты делаешь?
Услышала достойный ответ парнишки:
- Сумку твою тащу, не видишь?!
Я старше, поэтому попыталась достучаться до его совести:
- Сумка моя! Она мне нужна. Отдай.
Сомневалась, что согласится. Но он опять здорово улыбнулся и отпустил злосчастную сумку. И звонко сказал, подмигивая:
- Не плачь, не отберу.
А что, и заплакала бы. Тут, в сумке, не только учебники и тетрадки с лекциями и конспектами, тут деньги (мелочь, но в те времена с мелочью можно было дня два жить спокойно), кое-что из скромной женской косметики.
И еще тетрадь с любовными стишками и красивыми рисуночками – мое тогдашнее увлечение. Почти у всех девчонок, с которыми училась, были такие.
Я рассказала про свой «клад» парнишке. Он попросил показать содержимое сумки. Всё достала. Заветная тетрадь ему понравилась. Взял ручку и изобразил там какие-то каракули. Хитро взглянул на меня и загадочно сообщил, что знает много стишков о любви.
Стал диктовать и велел записывать в тетрадку, например: «Раньше были рюмочки, а теперь бокалы. Раньше были мальчики, а теперь нахалы».
- А сколько тебе лет? – поинтересовалась я.
- У-у, много – двенадцать! Я такой взрослый - меня мамка с папкой боятся! – гордится вовсю. А глазенки невеселые стали.
- Какой же ты взрослый! И что тебя бояться? – смеюсь.
- А я вот из дома часто убегаю. Меня с милицией ищут, возвращают. Дурачки какие-то. Я ведь сам приду домой. Когда захочу. Захочу – приду, захочу – уйду. Чего меня ловить?
- Давай ты и сейчас сам вернешься, а? – предложила я. - Зачем убегать? Тебе плохо дома?
- Ага, пойду домой. Я недалеко живу, - покладисто согласился он, не ответив на вопрос.
Его глаза потухли, как и улыбка, которая спряталась где-то за ушами.
- Сейчас пойду, - пообещал он.
Исчез так же незаметно, как и появился. Пока засовывала тетрадь в сумку, его и след простыл. Я даже пожалела, что избавилась от интересного собеседника. И вообще, жалко парня… Одет мальчишка плохо - тонкая куртка-подергушечка и шляпа-панама. А на улице промозглый осенний ветер, особенно пронизывающий на привокзальной площади с вечера до утра. С этими невеселыми мыслями начала задремывать.
Сумка снова поползла! Открываю глаза – мальчишка стоит рядом. По-прежнему хитро подмигивает и улыбается – широко, радостно! Но дело делает – тянет. Я вцепилась в сумку.
- Как тебя зовут? - спросила, не теряя надежды найти общий язык с наглым мальчиком.
- А тебя? – ответил и наконец отпустил лямку многострадальной сумки.
Я назвала себя. Тогда и он важно представился, вытирая нос:
- А я Ваня Зайцев. Слышала про такого?
- Нет, Ваня Зайцев, пока не слышала. А ты хочешь прославиться?
- Нет, не хочу. А может, и хочу. Не знаю пока. Сначала совсем из дома сбегу. Возьми меня с собой, а! Пожалуйста!
Огорошил! Куда же я его возьму? Сама на птичьих правах в этом городе.
- Вань, мне некуда тебя взять. Дядька очень злой! К моим родителям ты не поедешь – далеко.
- Поеду, - радостно подхватило вихрастое чудо.
Я взъерошила белобрысые Ванины волосы, а они упрямо вернулись на прежнее место - все в хозяина. Ну и парень!
- Ваня, тебе учиться надо! Ты ведь ходишь в школу?
- Иногда хожу. У меня с собой ранец! – опять хвастается Ваня, и невесть откуда в его руках появился ранец. А в ранце – учебники и книги из школьной библиотеки, Ваня радостно продемонстрировал их. И предложил:
- Давай я буду твою сумку носить! Тебе же тяжело. Я и мамкины сумки ношу. Ого какие тяжелые бывают… - сказал Ваня и заметно пригорюнился.
Я отказалась. Достала деньги и направилась к продуктовому вокзальному ларьку. Ванька остался сторожить мою сумку. На пути к ларьку обернулась и увидела, что Ваня роется в ней.
Купила пакет ватрушек и пошла к насиженному месту. Сумки и парнишки не видно... Огляделась – нет! Поднялась по лестнице на второй этаж зала ожидания – и далеко впереди себя обнаружила его, Ваню. Он вприпрыжку удалялся, слегка согнувшись под тяжестью своего ранца и моей сумки.
Догнала. Оба запыхались, когда я настигла его и вырвала свою поклажу. Ваня закричал:
- Ты чего дерешься, я же тебя искал!
- Ничего себе искал! Где? Куда тебя понесло?! Я, между прочим, еды купила, а ты рванул неизвестно куда!
Разбойник Ванька посмотрел исподлобья:
- Ну так давай есть! Уходишь куда-то, а я сижу голодный!
Вернулись на прежнее место. Поели. Я твердо, очень твердо сказал Ване:
- Пойдем, отведу тебя домой. Не отказывайся, всё равно отведу. Тем более живешь недалеко – пойдем. Выспишься…
Он молча пошел за мной к вокзальным дверям. Сначала рядом, потом немного отстал – и… Сколько ни выискивала в толпе его фигурку в серой тонкой курточке, так и не увидела. Сбежал! Удрученно вернулась на место, села…
Вдруг на мои глаза легли холодные маленькие ладони. Сзади – хихиканье и приглушенное «ку-ку». Я обрадовалась:
- Ванька! Бандит! Ты куда делся? Сказал бы сразу, что домой не хочешь. Зачем расстраиваешь?
Ваня вышел из-за скамьи как ни в чем не бывало. Хитрый-хитрый! Счастливый-счастливый:
- Что, скучно стало? Да, я такой, со мной весело. А ты – домой, домой…
Потом еще долго мы болтали о том о сём, о жизни, о своих увлечениях. Я учила Ваню жить, он – меня.
К утру Ваня начал замерзать, и мы закутались в мою теплую куртку. Щупленький, похожий на воробышка, он быстро пригрелся в тепле и стал клевать носом.
Не хотелось смотреть на часы. Думала, как уговорить мальчишку вернуться домой. И не могла придумать. Когда рассвело, я разбудила Ваню:
- Вставай, засоня! Домой пора! Или в школу! Пойдешь?
Он ответил:
- Сейчас пойду! В школу пойду. А потом домой. Но всё равно сбегу. Ты мне не мешай, денег лучше дай. У тебя мелочь есть, я видел. Дай на жвачку!
Я вяло возразила:
- Не жвачку купи, а что-нибудь вкусное и полезное. И вернись домой, пожалуйста! Ладно?
- Ага, домой. Денег дай! – повторил Ваня. Я насыпала в его ладошку горсть копеечных монет.
Мы попрощались. Я побрела по вестибюлю и оглянулась напоследок. Мой Ванечка опускал полученную мелочь, монету за монетой, в прорезь игрового автомата. Окончательно расстроилась, но не вернулась.
Каждый раз, когда вспоминаю лукавые беззащитные Ванины глаза и его отчаянное вранье, думаю: как хорошо, что мне не хотелось сбежать из родного дома!
Дети «любимого» дядьки при первой возможности освободились от ежедневной повинности - домашнего присутствия. Брат ушел в армию, потом женился и уехал с семьей в другой город. Сестра решила учиться в Москве, осталась там и почти не навещает родителей.
Когда приходится ругать за что-то детей - своих или чужих, с детских лиц на меня смотрят Ванины глаза, и я замолкаю. Где ты, Ванюша? Ты вернулся домой?
2007 г.