Новый год всегда ждешь с нетерпением. Лишь бы дотянуть, всё успеть. Но всё успеть невозможно. Слякоть, темень, суматоха. Елка, подарки, продукты, выпивка. Совсем не до работы, которая так и хочет испортить настроение.
Вернувшись из Москвы, доктор Леонард Евгеньевич Копчик рассказал:
— Гематологический центр не допустил меня к медицинским испытаниям «Марса». Я его включил, показал, а дальше они сами. Обещали закончить испытания в этом году. Будут звонить.
Мы знали, что испытания закончены, по факсу получили проект протокола. Насосу дана высокая оценка, но... есть замечания. Когда успеем их исправить? Конечно же, не успеем. Но протокол еще не был подписан директором Гематологического центра, академиком РАН. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать.
Наступил последний день 2003 года.
Наконец, звонок из Москвы:
— Друзья! Всё в порядке. Вчера в конце дня были у директора. Он раскричался: «Вы что, такой нужный прибор, его надо внедрять немедленно! Никаких замечаний, переписывайте, и утром мне на подпись!» Уже подписали, сейчас высылаем факсом. Приезжайте за насосом. С Новым годом!
Это был поистине новогодний подарок.
После праздников, морозным январским днем нас — меня, доктора Копчика и конструктора Вениамина Попова — вызвал Первый замдиректора института.
— Коллеги! — Михаил Сергеевич Кошелев явно был доволен. — У нас есть насос «Марс». Это заслуга вашей лаборатории. Двигайтесь дальше. Оформляйте Регистрационное удостоверение Минздрава, чтобы медики смогли применять наш насос. Организуйте мелкосерийное производство. Нужно предложить медицинские методики применения насоса, развернуть рекламу. Начнем реализацию — не надо будет выпрашивать деньги в министерстве. Потом продумайте шаги к созданию системы полного экстракорпорального кровообращения.
— Эту систему Вы прозвали, кажется, «мечта идиота»? — переспросил доктор Копчик.
— Да-да, именно, — Кошелев заулыбался.
— В сердечно-сосудистой системе есть неизученные свойства, — сказал Леонард Евгеньевич. — Существует так называемая вариабельность сердечного ритма, то есть сердечный ритм не бывает постоянным. Только за пару часов до смерти человека он почему-то становится ровным. Еще, форма импульса крови в разных частях организма разная...
«Вот какие особенности кровообращения. Хорошо, что у нас есть такой эрудированный кардиохирург», — подумал я.
— Насос «Марс» может реализовать любую форму импульса крови и с любым ритмом, — пояснил Вениамин Попов. — Сделаем как надо.
— И еще, — продолжил доктор. — Медики не могут понять, как сердце своим маленьким желудочком за одну минуту прокачивает всю кровь — шесть литров. Феномен. Считается, что ему помогает организм, но как? А у жирафа? Как поднимает кровь в голову это длинношеее парнокопытное? Ученые не знают. Теперь к вопросу применения насоса. Сейчас мы можем разработать систему регионарной гипертермической химиотерапии для лечения рака. Это когда пораженная часть тела, например нога, в которой меланома, с помощью экстракорпорального кровообращения отключается от организма, в ногу закачивают десятикратную дозу химиотерапии и увеличивают температуру до 40 градусов. Через два часа злокачественное образование разрушается. Для контроля добавляют радионуклид, чтобы химия не попала в организм. Проверяют специальным дозиметром.
— Да-да, Вы об этом говорили.
— Сейчас правительство города объявило конкурс на разработку новой медицинской техники, три лучших лота будут профинансированы.
— Петр Аркадьевич, — обратился ко мне Кошелев. — Вместе с Леонардом Евгеньевичем подготовьте документы, попробуем получить деньги на эту систему. Включите разработку дозиметра, это наш профиль. Поговорите с физиками.
Физики сидят на пятом этаже. К кому же обратиться? Начальником был Слава Никонов, которого я хорошо знал, но он спился и давно помер. Заглянул в телефонный справочник, мало специалистов осталось в отделе. Ах вот, Михаил Осипов, мы вместе работали когда-то в группе «Сириус».
Созвонились, он попросил зайти. Копчик взял рекламный проспект импортного дозиметра, поднялись на пятый этаж. В коридор вела дверь с кодовым замком из-за режима. Она всегда была распахнута, все же свои.
Осипов — раздавшийся, постаревший. Работа с изотопами сказалась, наверное, да и время прошло.
— Петя, дорогой, здравствуй, — мы обнялись, коронавируса тогда не было и в помине. — Как же ты был прав!
— В чем прав, когда?
— «Сириус»-то мы тогда благополучно завалили. Наша работа была лучше, но у конкурентов оказалось согласованное техническое задание, а у нас не было, поэтому договор заключили с ними. Ты же настаивал, что нужно ТЗ.
Я не сразу вспомнил, о чем говорил Михаил, прошло двадцать лет. А у него, видимо, осталось большая рана — потеря перспективной темы.
— Ничего, Миша. Зато я сейчас принес работу. Сделать сможешь?
Мы объяснили, какой дозиметр нужен.
— Да, это можно. Интересно. Я скоро ухожу в отпуск. Потом приходите, будем работать.
Но нам не пришлось работать с Михаилом Осиповым. Во время отпуска он умер.
Старательная Нина Рыбакова подготовила лот для участия в конкурсе правительства города на получение гранта по теме: «Создание перспективной мехатронной системы лечения рака».
Для получения Регистрационного удостоверения насоса вновь обратились в Комитет по новой медицинской технике. Собрали документы, созвонились с Москвой.
— Петр Аркадьевич, — предложил доктор Копчик. — Давайте еще заедем в Институт трансплантологии, где директором академик Шумаков. Они проводят операции на сердце. Покажем насос.
— А как к ним попасть?
— Я знаю заместителя директора по науке, созвонюсь с ним.
В Комитете наш насос рекомендовали на получение Регистрационного удостоверения. Путь к коммерческой реализации был открыт. Но я даже не представлял тогда, в какую трясину влез.
Утром поехали на Щукинскую улицу в НИИ трансплантологии и искусственных органов. За забором большое современное здание института. Зашли с тяжелым насосом в просторный вестибюль. Дежурный нас пропустил, объяснил, куда идти. Прошли мимо стеклянной выгородки с надписью «Музей».
— Здесь впервые в стране проводили операции на сердце, — пояснил доктор Копчик. — В музее отечественные образцы оборудования.
В конце коридора дверь с надписью «Д.м.н. Заместитель директора по научно-учебной работе». Вошли в маленькую комнату. Замдиректора, среднего роста, интеллигентный, в белом халате, встал из-за большого рабочего стола, за которым всю стену занимал стеллаж с книгами.
— Очень приятно, присаживайтесь. Только что проводил операцию, извините, не успел переодеться. Ставьте ваш прибор, рассказывайте.
Собеседник слушал с интересом и приглаживал ногти на холеных руках небольшой пилочкой.
— Хирург должен тщательно следить за своими руками, — ответил он на мой немой вопрос. — Любая ранка может оказаться смертельной.
Доктор Копчик спросил про медицинскую методику, которую можно предложить для применения насоса. Замдиректора показал на книги:
— Любую. Главное, чтобы система функционировала без участия оператора, а лишь ставила его в известность о совершённых действиях. Это веление времени. Сейчас наоборот — система предлагает, а оператор дает «добро». Врач перегружен информацией и совершает ошибки. Сказывается «человеческий фактор»...
Настало время организовывать мелкосерийное изготовление насосов. Пошел на производство, на первый этаж. Через наполненный воспоминаниями механический цех, захотелось ощутить атмосферу физического труда.
— К сожалению, Петр Аркадьевич, мы не сможем делать насосы. У нас единичное производство, — видно было, что начальник сам расстроился от своего отказа. — Но если Вы принесете комплектующие, то собрать мы сможем.
— Правильно, Олег Борисович. Прибавочная стоимость останется в институте. Так еще Соболь нас учил: берете отдельно телевизор и статуэтку. Ставите статуэтку на телевизор и продаете вместе. Но Вам придется сделать монтажную косу проводов. И кожух. А после сборки предъявить ОТК.
— Договорились.
Самая трудоемкая и дорогостоящая часть — насосный модуль. Точная механика, патентованное детище конструктора Попова.
— У меня есть друг, Филипп Алексеев, — предложил доктор Копчик. — Мы в школе сидели за одной партой. Отличник. У него техническое образование, сейчас без работы.
— А он возьмется найти завод для серийного изготовления насосного модуля и потом курировать производство?
— Если возьмется, то справится обязательно.
— Приглашайте, поговорим.
Филипп, аккуратный шатен среднего роста с живым взглядом серых глаз, взялся за дело очень рьяно. Он оказался коммунистом, помощником депутата Законодательного собрания. Через соратников по партии нашел частный завод «Норд», который делал радиоаппаратуру. Там был хороший механический цех. Могли начать делать сразу. Правда, цена кусалась, но при заказе от шестидесяти штук уменьшалась в два раза. Так и должно происходить.
Пришло время подумать об одноразовых расходных материалах. Насосные сегменты из пластиковых трубок должны войти в ТУ для проверки насоса, а потом во все медицинские системы, где будут применяться. Спрос гарантировался большой.
— Михаил Сергеевич, — поделился я с первым замдиректора. — Очень выгодный коммерческий проект, как нам сказал профессор в «Центре гемодиализа», — изготовление одноразовых пластиковых магистралей для насоса и медицинских систем на его основе. Работы немного — нужно закупить трубки для медицинского применения, мы знаем где, нарезать нужный размер, простерилизовать и уложить в специальную тару.
— Ну что Вы, Петр Аркадьевич. Этого наш институт делать не станет. Доставайте где-нибудь.
Я обратился к Леонарду Евгеньевичу и Филиппу:
— Друзья! Путь к продаже насоса «Марс» открыт. Но нужны одноразовые насосные сегменты. Они должны войти в технические условия для проверки насоса. Леонард Евгеньевич, вы сможете найти поставщика?
— Да, я уже думал об этом. Мы сами можем открыть малое предприятие по выпуску расходных материалов. Филипп, ты согласен?
— Могу заняться бухгалтерией.
Идея была заманчивая. Мне казалось, насос обречен на хороший сбыт, а с ним будут продаваться и одноразовые расходники.
— Хорошо, — ответил я.
— Как назовем наше предприятие? — спросил доктор Копчик.
— «Заря коммунизма», — предложил Филипп. — Э-э... нет. Просто «Заря».
— Теперь предлагаю упрочить наш «триумвират». Перейдем на «ты». И обращаться по именам — Петр, Филя и Лео. — Лео, ты будешь Генеральным директором «Зари». Договорились?
— Конечно, Петр, — согласился Леонард. — Если трое энергичных умных людей берутся за дело, то всё получится.
Но как бы не так...
Филя быстро оформил учредительные документы ЗАО «Заря». Лео договорился о поставке пластиковых магистралей и специальных упаковок, выписал счет на первую партию, я записал в ТУ на насос «Марс» эти сегменты и убедил Кошелева срочно оплатить счет «Зари». Дело пошло!
Выяснилась судьба нашего лота на конкурсе правительства города. Мы прошли три этапа и были в семерке сильнейших. Тут состязательность закончилась, три первых места определила лично губернатор. Грант просвистел мимо нас.
Через месяц ЦНИИ «Иксприбор» проводил Научно-техническую конференцию. Специалисты шли в актовый зал, я стоял у открытых дверей лаборатории и высматривал знакомых.
— Петя, ты? — окликнул меня интеллигентного вида рыжеватый человек в очках. Я узнал Василия Полякова, он когда-то был аспирантом у Соболя. — Что ты здесь делаешь?
— Здравствуй, Вася. Вот, это моя лаборатория, — с гордостью ответил я. — Заходи.
— Молодец. Рад за тебя, обязательно зайду.
Вася понял суть и новизну наших будущих мехатронных медицинских систем и предложил:
— Петя, ты раскопал грандиозное поле для науки. Интересно исследовать системы в динамике с позиции теории автоматического управления. Прекрасная тема для диссертации. Ты кандидат?
— Нет.
— Иди к Соболю и просись в соискатели. Он тебя возьмет. Я приеду через две недели. Держи визитку, звони...
Из визитки я узнал, что Поляков не только к.т.н. и доцент кафедры систем управления Череповецкого госуниверситета, но еще и член-корреспондент Международной академии наук экологии и безопасности жизнедеятельности. Непонятная академия, не встречалась...
Моя студентка Элина закончила бакалаврскую работу. Молодец, много накопала об электронных датчиках для наших систем. После ее защиты я и поговорю с Соболем о соискательстве. Коль скоро меня назначили начальником научно-исследовательской лаборатории, степень не повредит.
Снова отправили насос на ежегодную выставку «Неделя высоких технологий».
Лео сказал:
— Петр, помнишь, я говорил, что сотрудничаю с малым предприятием. Они взялись сделать на основе современных сверхтонких пленок медицинский оксигенатор, то есть аппарат, который насыщает кровь кислородом. Сейчас они этот оксигенатор сделали. Вместе с нашим насосом «Марс», который может прокачивать кровь через этот оксигенатор, получается система «искусственное легкое». Можем показать такую систему на выставке.
— Конечно, Лео. Обязательно.
По результатам выставки мы получили Диплом I степени и медаль. На этот раз медаль вручили. Диплом был подписан министром образования и науки. О «Марсе» уже узнал наш министр!
— Насос сделан «пердячим паром», — говорил Михаил Сергеевич. Непонятно, что он имел в виду. — Теперь, я думаю, можно начать проектировать насос малого расхода, чета Поповых освободилась.
Я подумал: «Что, тоже „пердячим паром“»?
— Петр, в Онкологическом институте на Песочной собираются делать операцию регионарной гипертермической химиотерапии, — Лео был в приподнятом настроении. — Там понадобится наш насос «Марс».
— Бери, нам нужна апробация насоса.
— А как его вынести?
— Я выпишу пропуск. И накладную, чтобы не пропал. Захвати копию регистрационного.
— Да, без него в операционную не пустят...
Операция прошла успешно. Лео рассказал:
— Знаешь, Петр, все было сложно. Началось с того, что не было санитарки и мне пришлось мыть пол в операционной. Представляешь?
— О-го! Приятного мало. А как нагревали кровь до сорока градусов?
— Под водопроводом. Сначала, кстати, горячей воды не было. Чуть не отложили операцию. Трубку положили в тазик, и я два часа следил за температурой. Насос отработал очень хорошо. Я его оставил, скоро еще будет операция.
Профессор Соболь на просьбу взять меня соискателем ответил:
— Шелестин, тебе давно пора стать к.т.н. Мне надо название и план подготовки работы. У тебя кандидатский минимум сдан?
— Английский и философия.
— По специальности подготовишься, я дам вопросы. Да, в твоей ситуации сначала пишут автореферат, а потом саму диссертацию. Неси скорее, все зависит от тебя...
Завод «Норд» сделал насосные модули.
Тут помог Крыленко, предложил раскраивать металлические листы для кожухов на мощном лазере. Раньше слесарь делал одну такую заготовку в течение недели. Нам сделали пять заготовок за полдня.
Докупили необходимые комплектующие и на производстве «Иксприбора» собрали пять новеньких насосов «Марс». Теперь у нас были шесть образцов, но продать мы их не могли, поскольку они сделаны на деньги министерства.
Лео предложил:
— Пора исследовать насос на травму форменных элементов крови. Мы должны знать, какие сдвиговые напряжения возникают в потоке.
— Да. Гемолиз крови — кажется, это так называется? Но как его определить?
— Есть специалист, Андрей, на кафедре гидродинамики занимается такими исследованиями для искусственных клапанов сердца. Заинтересовался нашим насосом, приглашал посмотреть оборудование.
Рассказали Михаилу Сергеевичу, он дал добро на проведение исследований. Оформили Андрея к нам в лабораторию по договору подряда.
Позвонила Люда:
— Петя, зайди в библиотеку, мы тебя ждем.
Оказалось, что Луиза Чайкина приехала из командировки.
— Лузочка, где ты была?
— Я на Байконуре была, видела запуск «Союза».
— Как же ты туда попала?
— Директор меня взял. Я привезла подарки. Вот: маленький верблюд, смотри, какой хороший; значок гостя Байконура.
— Спасибо!
Роману Андреевичу понравилась бакалаврская работа студентки Элины, и он не только зачислил ее в магистратуру, но и попросил меня стать руководителем еще двух бакалавров. Пришлось поработать мозгами, а когда я принес начало моей диссертации, профессор Соболь заметил:
— Я не правлю работы моих аспирантов, не до того, но твою править буду. Потому что ты Шелестин! А как у тебя с публикациями?
— В этом году докладывал на научно-технической конференции, готовим статью в научный журнал.
В конце года «Марс» направили на выставку-семинар в Москву во Всероссийский выставочный центр — так стали называть легендарную ВДНХ. В числе организаторов был профессор Соболь. Я доложил о насосе. Выставка проводилась в очень большом зале. Там под потолком витал дрон на базе дирижабля.
Я спросил:
— Где найти Романа Андреевича?
— Он пошел играть в дирижаблик, — ответили мне.
Создателей насоса «Марс», в том числе меня и доктора Копчика, наградили Золотыми медалями «Лауреат ВВЦ».
2004 год закончился на позитивной ноте.
Наша лаборатория располагалась напротив Николая Николаевича Крыленко, нашего непосредственного начальника. Там секретарь, направо его кабинет, налево сотрудники отдела. У них кулер, мы приходили пить кофе.
Как-то Николай Николаевич заглянул к нам с моделью самолета в руках:
— Петр Аркадьевич, пойдемте пустим этот китайский самолет в том сквере, на который вы смотрите из окна.
— Спасибо, Николай Николаевич. Сейчас не могу, в другой раз. А что за эксперимент, если не секрет?
— Не секрет. Мы разрабатываем аппаратуру для этого самолета, чтобы использовать его в качестве дрона!
Господин Крыленко вместе со своим начальником отдела по колено в снегу добрались до середины газона. Первый запуск самолета получился неудачным. Во второй раз самолет застрял на дереве. В третий раз упал, и у него отломалось пенопластовое крыло. Плохую игрушку сделали китайцы, не летает.
Мой начальник не вникал в суть наших работ, только распределял на все направление деньги договора с министерством по насосу «Марс». Позже они заключали свои договора, но нам эти деньги не доставались.
Однако однажды он направил свою сотрудницу Анну Петровну — она сидела в нашей комнате и работала над кандидатской диссертацией — встретиться со специалистом из США, который, как сказали, заинтересовался нашим насосом. Понадеялись, что он начнет продвигать его в Америке. Хотя известно, что там признают только свою медтехнику. О встрече я узнал в последний момент, когда подошла служебная машина, поскольку Анна Петровна вдруг попросила Николая Николаевича направить также и меня.
Тут до меня дошло, почему Анну Петровну «подселили» к нам. Конечно, Шелестин уже пенсионного возраста. Крыленко, наверное, думал потом заменить меня на вновь испеченную кандидата наук. Ведь, казалось, так просто:
— Смотри, как организует работу Шелестин, и делай как он.
А специалистом из Америки оказался наш соотечественник, он 10 лет назад уехал из Питера. Поговорили об общих знакомых…
Лео продолжал использовать «Марс» в операционной и однажды рассказал:
— Вчера благодаря насосу спасли жизнь пациенту. Операция пошла неправильно, успели подключить «Марс». Хорошо, что он был.
— Ну... запиши в заслугу насоса сей подвиг...
Пришла пора заняться медицинским насосом малого расхода. Его назвали «Меркурий». Доктор Копчик составил техническое задание. Конструктор Попов и его группа разработали документацию, передали Олегу Борисовичу в опытное производство. Был изготовлен макетный образец.
— Петр, есть серьезный разговор, — обратился ко мне Лео. — У меня закончился срок докторантуры, надо устраиваться на работу. Диссертацию я завершу не раньше, чем через полгода. Ты сможешь взять меня на постоянную работу?
Кандидат, почти доктор медицинских наук, консультант-кардиохирург был крайне необходим для продвижения нашего насоса. У него был опыт продаж медицинской техники. Да и генеральный директор ЗАО «Заря», хотелось бы, чтобы был рядом.
— Лео, ты хорошо проявил себя в нашей работе, будем просить Кошелева взять врача в штат нашего института.
— А как же твой начальник, Николай Николаевич?
— Крыленко сделает то, что ему скажут. Не бери в голову.
Благодаря Михаилу Сергеевичу доктора Леонарда Евгеньевича Копчика приняли в мою лабораторию на должность главного научного сотрудника.
Потом удалось принять его однокашника Филиппа Алексеева. Он стал заместителем начальника лаборатории, моим заместителем — грядет серийное производство и продажа насосов и мехатронных систем на его основе.
Друзья оказались в ЦНИИ «Иксприбор» и стали часто заглядывать в кабинет Михаила Сергеевича. Как-то раз я спросил:
— Ребята, что вы там делаете?
— Нет-нет, мы не бываем у Кошелева, — ответил Филя.
Это было неправдой.
Мне позвонил брат:
— Петя, у меня был доктор Копчик, оставил инновационный проект на какой-то газовый хроматограф «Свет». Чушь какая-то, кому-то понадобились деньги.
— Не знаю, Федя, что за проект. Мне Леонард ничего не говорил.
Из Череповца приезжал Василий Поляков. Заключили договор о научно-практическом сотрудничестве с Череповецким университетом.
Вася рассказал:
— У нас собраны стенды для исследования динамических характеристик полимерной магистрали как звена автоматизированной системы искусственного кровообращения. Магистраль берем разного диаметра, наполняем жидкостью, по вязкости близкой к крови. Проводим исследования, привлекаем студентов. Интересно, что на частоте примерно 60 герц обнаружен резонанс.
— Да ты что? Так, может быть, и в кровообращении есть резонанс? Как раз при пульсе 60. Возможно, это и позволяет организму прогнать всю кровь за одну минуту. Доктор Копчик ведь говорил про загадку медицины.
— Это надо исследовать...
Осенью насос «Марс» был представлен на международной выставке-конгрессе «HI-TECH», и наш институт был награжден Гран-при с вручением хрустального кубка!
Оказалось, что жена председателя комиссии конкурса страдала почками, а насос может быть использован при гемодиализе. Лео постоянно был на выставке, он хорошо объяснил комиссии преимущества насоса.
В конце года Копчик защитил докторскую диссертацию. Треть его работы была связана с насосом «Марс». Теперь можно было развернуть рекламную кампанию с использованием полученного Гран-при, выяснить потребность в насосах «Марс» и попросить у института денег для изготовления образцов на продажу. Еще надо провести испытания насоса для сертификата соответствия по ГОСТ Р и получить для института лицензию на серийное производство.
В начале 2006 года институту выделили финансирование на комплексный проект. Среди прочего он включал медицинские системы с использованием насоса «Марс». Запустили в производстве шесть образцов насоса.
Нашу лабораторию перевели с третьего этажа напротив Крыленко на пятый, подальше от начальства, в аналогичную комнату, но с выгородкой, в которой поместился мой стол.
Друзья Лео и Филя постоянно пропадали у Первого замдиректора Кошелева, выполняли какие-то его поручения, что-то затевали. Я позвонил Михаилу Сергеевичу, мол, где мои сотрудники? В ответ он на меня просто накричал. Отношения испортились.
Я не мог понять, почему так случилось. Доктор Копчик, вероятно, своей медицинской харизмой подмял замдиректора. Как выяснилось потом, директора тоже. Но всё по порядку.
В этот момент у меня личное наложилось на служебное. Понадобилось на полгода съездить в Америку к дочери Насте. Пришлось уволиться.
Перед отъездом я сказал Лео и Филе:
— Ребята, вы всё знаете. Занимайтесь только насосом «Марс», в этом наше будущее. Пусть трудно, но это наше дело. От ваших походов к Кошелеву ничего хорошего не выйдет, уверяю вас. Я обязательно вернусь.
В Штатах Настя устроила меня сидеть со стариком.
Периодически я звонил верной сотруднице Нине Рыбаковой. Однажды она рассказала:
— Вы слышите, Петр Аркадьевич? Я не хотела Вам говорить, но это уже выходит за все рамки.
— Что-то случилось?
— Да Копчик часто пьяный. Вчера вообще не уезжал домой, я утром пришла — а он спит на стульях. Хорошо, что мы далеко от Крыленко, он не видел.
Вот еще напасть. Пьющим сотрудникам нельзя доверять. А ведь при мне не было, не замечал.
Филипп Алексеев, заместитель начальника лаборатории, в мое отсутствие мог занять место начальника лаборатории, но этого не сделал. Произошло другое.
— Петр Аркадьевич, — объяснил Первый замдиректора Михаил Сергеевич Кошелев, когда я, вернувшись из Америки, пришел к нему с заявлением о приеме меня начальником лаборатории, — мы сейчас принимаем пенсионеров только временно по контракту сроком на один год. А потом продлим.
Я понял, что могут и не продлить.
В лаборатории появились трое пожилых специалистов, один из них кандидат наук. Лео сказал:
— Эти сотрудники занимаются хроматографом «Свет». Я с ними работаю. Так распорядился Кошелев.
Я поехал к брату, взял у него загадочный инновационный проект, который оставил ему Копчик. Вот, написано складно, черным по белому.
«Проект имеет целью завершение опытно-конструкторских работ с последующей организацией производства и продаж промышленных газовых хроматографов (далее ПГХ) нового поколения».
Далее по тексту проекта.
«Намечаемый рынок: предприятия топливно-энергетического комплекса, нефтегазовой разведки и добычи...
Потребность в финансировании для завершения разработки, изготовления опытных образцов и подготовки их к сертификации составит до 100 000 USD в течение 12 месяцев»!
Вот так! «Пердячим паром» Лео и Филя ПГХ «Свет» не сделают. И вообще не сделают. Как они завершат разработку, как по чужой документации изготовят опытные образцы и подготовят их к сертификации? Даже если бы институт дал необходимые финансовые и другие ресурсы. А что, собираются выделить такие деньги? Поистине, доктор Копчик, делай как Шелестин, и у тебя все получится! С чужим прибором, там «конь не валялся», хотя родной медицинский «Марс» уже можно продавать, получать желанную прибыль.
Но как на это пошел Первый замдиректора Кошелев? Вот в чем вопрос. Я спросил об этом у Лео после того, как он долго объяснял одному из новых сотрудников, по сути ничего не понимая, что говорить начальнику производства про хроматограф.
— Петр, ведь здесь заложены миллиардные прибыли. Мы уже оформили патент на изобретение.
— Неверно, Лео, — ответил я. — Наши прибыли заложены в «Марсе». И в ЗАО «Заря», гендиректором которого ты являешься. А не в хроматографе «Свет».
Наступил 2007 год. Направили насос «Марс» на сертификационные испытания по ГОСТ Р. Там были требования по помехоустойчивости и помехозащищенности. Мы их прошли на пределе, пришлось изменить внутреннюю компоновку блоков. Требования по шумности, источником которой был шаговый двигатель, не выполнили — на некоторых режимах шумность была превышена. Сертификат мы получили на два года с обязательством устранить замечание.
Василий Поляков в Череповце сделал стенд для исследования адаптивных мехатронных перфузионных систем. Как раз по теме моей диссертации, которую я забросил. Неудобно перед профессором Соболем.
«Посторонние» сотрудники, которые работали с хроматографом «Свет», вскоре перестали появляться.
Секретарь Крыленко передала мне копию приказа директора — главного конструктора Кропота о создании рабочей группы для проведения сертификации и продвижения медицинской техники японской фирмы «Каватачи» на российском рынке. Руководителем группы назначен Первый заместитель директора Кошелев. Членами группы — начальник отдела внешнеэкономических связей и трое сотрудников отдела, в том числе Луиза Чайкина, а также сотрудники моей лаборатории Филипп Алексеев и Леонард Копчик.
Я поинтересовался:
— Лео, что за медицинскую технику собирается продвигать эта ваша группа и как?
— Японский биохимический анализатор S-40 фирмы «Каватачи».
— А что это такое?
— Это очень интересный прибор. Нового поколения. Может проводить экспресс-анализ одновременно лимфы, мочи и крови. За несколько минут.
Я подумал: «А кала не может? Наверное, нет. Странно, японцы могли бы и придумать, прибор стал бы совсем универсальным».
— Так как продвигать-то думаете, в чем состоит задача?
— Мы проведем клинические испытания анализатора, получим российский сертификат. Прибор имеет колоссальную потребность, будем монополистами по продажам. Вся прибыль достанется нам.
Явно директор поверил сертификату менеджера по продажам медицинской техники доктора Копчика. Кстати, если у них все получится, то это упростит продажу «Марса».
— А как же «Свет»?
— Хроматограф был ошибкой, — ответил Лео.
Вот так. Ошибка. Финита ля комедия.
Ребята развернули бурную деятельность. Оказалось, что для проведения анализов необходимы жидкие реагенты, которые прибыли из Японии вместе с анализатором S-40 — компактным прибором в обтекаемом светло-сером пластмассовом корпусе. Эти реагенты необходимо было хранить при строго определенной температуре, для чего купили двухметровый холодильник. Его поставили у нас в комнате, вместе с реагентами мы стали охлаждать там напитки в летнюю жару. А лето было жаркое.
Это не всё. Приобрели еще центрифугу, круглую, как большая кастрюля.
С Луизой Чайкиной мы встретились в библиотеке:
— Петя, в институте пройдет совместный с японцами семинар «Профилактика заболеваний, связанных с образом жизни. Меры, применяемые в России и Японии».
— Лузочка, ты шутишь???
— Нет. Завтра, 26 июня, в 11 часов, в нашем актовом зале.
— Потрясающе! Спасибо, я приду.
— Приходи. Для сотрудников вход свободный.
Утром я появился на семинаре, зарегистрировался. Мне, как и каждому участнику, вручили увесистую папку с материалами. Председательствовал наш Кошелев. Он и специальный японский советник приветствовали собравшихся. Три японских профессора сделали пять докладов, в том числе по теме «Изменения сердечно-сосудистых заболеваний жителей Японии и проблемы, связанные с ними» — какая актуальная для Петербурга тема! Еще был доклад российского врача ультразвуковой диагностики «Метаболический синдром и факторы риска развития атеросклеротических заболеваний у женщин репродуктивного возраста». Потрясающе нужная «Иксприбору» тема! А доклад доктора Копчика, с грамматическими ошибками на слайдах, был такой: «Роль и значение клинического анализатора S-40 Каватачи в комплексной системе охраны здоровья населения Санкт-Петербурга». В материалах семинара нашлась и статья с таким же названием. Авторы — Кошелев, потом японская фамилия, затем Крыленко, Копчик, Алексеев — он представлен как руководитель группы перспективных проектов и начальник отдела внешнеэкономических связей института. Они хорошо разбираются в охране здоровья населения Санкт-Петербурга с использованием анализатора S-40.
В зале присутствовали человек двести, были дискуссии.
Отдел внешнеэкономических связей института хорошо организовал бессмысленный семинар.
Как-то доктор Копчик пришел на работу возбужденный. Я спросил:
— Лео, что случилось? Расскажи.
— Случилось, Петр, случилось. Мы ведь проводили клинические испытания анализатора S-40 в лаборатории нашего Первого меда.
— Знаю, и что?
— Так вот. Сегодня приехал специалист фирмы «Каватачи» узнать, как дела. Ну, я ему показал протоколы испытаний, аж восемнадцать штук. Вот, проводили анализы, конкретные пациенты, замечаний нет. Персонал прибор освоил. А он взял да открыл на анализаторе специальное такое окошечко. Там, оказывается, фиксируется наработка прибора. Японец понял, что анализатор ни разу не включали! Ни разу! Петр, ты бы видел его лицо!
Все-таки у нас с Копчиком отношения оставались доверительные.
Вскоре работы с анализатором S-40 были прекращены. Зато в нашей лаборатории остался новый холодильник. Позже его перенесли в кабинет Кошелева. А центрифуга пылится на стеллаже у Людмилы в библиотеке, другого места ей не нашли.
Меня вызвал Крыленко:
— Петр Аркадьевич. Насос «Марс» будет выпускаться дочерним предприятием нашего института «Иксплюс». Надо перевыпустить документацию. Насос будет называться ПН-1. «Перфузионный насос - 1». Директор получил хорошее финансирование на эту работу.
Сказано — сделано. Через месяц документацию перевыпустили. Наконец-то лед тронулся. Но кто будет делать насосы?
С «Марсом» мы проводили доработку по снижению шумности. Готовились к оформлению лицензии на серийное производство. Здесь я был спокоен, ведь институт делал космическую технику, основные блоки насоса должны были делать соисполнители. Я уже все обговорил с Главным инженером, мы хорошо знали друг друга еще по совместной работе на космодроме Байконур.
Тем временем Лео и Филя затеяли новое дело. Изготавливать с использованием лазеров стенты для проведения коронарного стентирования. Стенты — это пружинки, которые в сжатом состоянии доставляются в тело человека к месту сужения сосуда и там расправляются, восстанавливая нарушенный кровоток. Лео носил в кармане несколько образцов и с восхищением их показывал.
— Вот, Петр, посмотри. Мы сможем их делать и продавать. Прибыль от таких стентов в мире на третьем месте после оружия и наркотиков. Уж тут-то мы не прогорим.
— Где же сделали эти пружинки?
— Не пружинки, а стенты. Их сделал один специалист в лазерном центре. Правда, он недавно уволился. Но что-нибудь придумаем.
— Лео, дорогой. Ни один нормальный специалист в России не сможет гарантировать, что такой стент не развалится внутри человека. И зарегистрировать в Минздраве то, что ставят внутрь человека, невероятно сложно, ты же знаешь.
— Ничего. Кошелев уже дал добро на эти работы.
Вскоре была организована рабочая группа из трех человек: Филипп Алексеев, руководитель, Леонард Копчик и вновь принятый молодой энергичный кандидат наук по лазерам. Группе выделили комнату рядом с нашей лабораторией.
Как-то я встретил в коридоре директора — главного конструктора Кропота. Он шел с большим трудом, держась за стенку. Подробности я узнал в библиотеке, где Люда и Луиза говорили об этом:
— Директор плохо ходит из-за плазмафереза, который ему посоветовал доктор Копчик. Это омолаживает организм, но не всем можно делать. Кстати, Петя, доктор почему-то называет тебя «старый маразматик», сама слышала.
— Видишь, Луза, что значит сделать доброе дело неблагодарному человеку.
— И какое же доброе дело ты ему сделал?
— Как какое? Я его на работу взял, думал, будем вместе делать медицинские системы. А он занялся не делом, а какими-то «коммерческими прожектами». Увлек этим Кошелева, да и директора тоже...
Казалось бы, просто. Сделай добро человеку, и он ответит тебе тем же. Но это, увы, никогда не происходило.
Лео пришел с очередным откровением:
— Петр, нам не удастся зарегистрировать стенты в Минздраве. Но вот что я думаю. Одна польская фирма производит стенты и предлагает нам быть их дилерами. Что если нам продавать наши стенты, пользуясь их регистрацией?
— А почему ты за глаза называешь меня «старый маразматик»?
— Так это... я проверял твою подругу, — нашелся что ответить Лео. — Молодец, рассказала.
— Ничего себе проверочка. Я мог и обидеться. А по поводу польской регистрации, ты же сам учил, когда рассказал о гибели Королёва на операционном столе, что если собираешься делать «левую» операцию, подумай, что будешь делать с трупом. Когда стент развалится внутри человека и он погибнет, то быстро поймут, что был не польский стент.
В конце года меня вызвал Крыленко и сообщил:
— Петр Аркадьевич, 31 декабря Ваш контракт заканчивается. Мы его продлевать не будем.
Понятно. Кто поработал? Кошелев, Копчик? Сейчас это неважно. Найду в институте другое место. Но в начале года ни у кого нет денег, это известно. Надо оттянуть время. Аркадьич не такой простой.
— Николай Николаевич. Мне надо завершить доработку «Марса» по снижению шумности. Давайте продлим контракт на два месяца, до первого марта.
Холодным голосом Крыленко ответил:
— Хорошо.