200 гектар!
Представляете? Двести гектар! У хозяйства тогда (2006 год) не было возможности их обработать. Предполагали, что их вот-вот отберут и, поэтому их уступили мне под идею. Земля чахлая. Песок. Только овец пасти, корова не наестся. Но!!! С одной стороны река – песчаный берег, с другой стороны ручей по всей границе. И кое где молодой сосняк. Идеальное место для любых массовых проектов: лагерей, сборов, фестивалей. Ну и конечно, посёлка.
Оформляю. Бумаги в районе. Прости Господи. Слава Тебе. Чо-то зависло. Я в эйфории. Все единомышленники, все друзья, братья православные. «Вижу цель – не вижу препятствий». И… лбом в стену. Звоню Павлу Анатольевичу, (до сих пор сохранились к нему тёплые чувства) и говорю, что вот… задерживают… двести гектар…, и как сейчас слышу его «АХ!!!» в форме «КАААК!!!» двести гектар? Кто??? Собрались и началось. Я пишу «началось» без какого либо негатива, просто по другому, не воспринимаю. Для меня это слово вмещает и долгое, на несколько часов, горячее и напряженное обсуждение по существу и, «вокруг да около», всего проекта, а так же начало заворожительного, восхитительного, полного открытий, путанного и трагического жизненного блуждания. Это сейчас, если оглянуться, следующий далее, кусок жизни вызывает подобные чувства, питаемые благодарностью Господу, а тогда… нет слов…, а будут только главы.
В общем поговорили. Примерно так… Столько гектар?! Тихий голос: да их всё равно отберут. Одному человеку!... что ты с ними (тогда было «Вы») будешь делать? Межевать на посёлок и детские проекты, место – лучше не надо. Есть люди, способные финансировать проект за место в посёлке. Нет…! Мы православные и не будем спекулировать землёй. А через пять лет анастасийцы, подобным методом, рядом, заселили сотни гектар. Прости Господи! Надеюсь это горечь, а не злорадство. Но подленько вылезает, где то тааам, в глубине, гордыня с ухмылкой справедливости – я, же был прав… Тогда, на встрече, я излагал уверенность в энтузиазм, создающий информационное пространство уже привлекающее различные, порой неожиданные ресурсы: социальные, общественные, творческие, интеллектуальные, финансовые. В пику этому, было утверждение, что нужно сначала создать производственные условия, дающие экономические возможности для индивидуального строительства и социального развития посёлка. Помню, даже толковали, каждый по своему, Сергия Радонежского. В общем, энтузиасты не нужны - нужны механизаторы, экскаваторщик, строители. А когда найдёшь спонсоров, зарегистрируем юр. лицо, создадим совет из тебя и нас и т.д.
Вот ещё один камень. Эта ситуация его иллюстрирует; «дааа… идея хорошая, мы не против, найдёшь спонсоров – дадим землю, а с другой сторона слышно – дааа… идея хорошая мы не против, но у тебя ничего нет, когда будет – тогда и поговорим». В общем, расстались друзьями. «Один пошёл искать деньги, другой цистерну спирта». Мне предлагалось найти спонсоров и организовать встречу с землепользователем. Я бы стал это делать но… был уже не единственный вариант. Был выбор. Я подчинялся закону наибольшего благоприятствования. Я ещё упирался, но «дверь захлопнулась». И захлопнулась она совсем по другой причине.
Однако ещё 200 гектар. Сейчас, оглядываясь и переживая уже не первый раз, на обозначенную ситуацию, я понимаю позицию моих оппонентов. Земля возлагает большую моральную ответственность за то, в чьи руки она попадёт. Со мной обошлись терпеливо и уважительно, если иметь ввиду мою самонадеянность, мягко говоря, мои амбиции в душе: – «кааак, вы мне не доверяете?!!!» Я глубоко уважаю этих людей. Не смотря на то, что пока были даже ещё не цветочки, а бутончики в наших отношениях.
А конец конца первого периода начался совсем в другом месте, как мне кажется, в месте, где началось начало. Во как завернул!
Конец конца или … ох уж эти послушания.
Да мне кажется, это была первая «тень на плетень». Всё это время мы, семьёй, жили в лагере. С нами уже жила семья из Франции. Михаил и с ним трое детей. Они были нашим флагом – вот…, смотрите… – из Франции. Грубо? Да. Но, то ли ещё можно найти, если начать стаскивать одёжки с нашей гордыни. Сто одёжек и… толи ещё будет… . Но о Михаиле отдельно. Я же старался, как то быть нужным, но не всегда предоставлялась такая возможность. Куда то съездить, раз – два доверили чистить с детьми территорию храма от сорняков.
Вообще школа сначала, несколько лет, участвовало в восстановлении монастыря. Они жили в палатках рядом и переняли много хорошего из уклада. Но послушание… Простите. Наверняка я буду ошибаться, судить. Это было ново, непривычно, интересно, когда обязанности, поручения, работу, да и вообще любую деятельность называли послушанием. Да это интересно, полезно в воспитательных целях, слово послушание напоминает, подчёркивает, что надо слушаться, пока эта форма отношений не становится абсолютной, превращается в культ. Культ послушания. Знакомо? Я не говорю, что в школе «Образ» был культ послушания, просто оно связано, на мой взгляд, с большим искушением возвести его в степень. И именно моё «послушание» послужило первой ласточкой на безоблачном горизонте.
Дело было так. Я жил своими идеями, а так как, по сути, был ноль без палочки, то стремился заручиться поддержкой или хотя бы получить одобрение или совет людей имеющих авторитет и влияние. Я планировал встречи и, так как на буднях все работали, я ждал с нетерпением выходные дни. Я уже разговаривал с матушкой – игуменьей и мне показалось, что вызвал интерес. Поэтому мне хотелось продолжить общение, но я мог пойти только с Татьяной Юрьевной – директором школы и приходилось ждать поездки в монастырь. Наконец дождался. После службы я старался держаться поближе к Т.Ю., но чувствовалось, что я был, как то, вроде лишний. Дети собирались за грибами и мне, на пороге (от ворот - поворот), тоже было предложено сходить туда же. Я не удивился. Накануне говорили, что матушку шокирует моя фраза «информационное пространство» и просили её больше не применять. Я пошёл за детьми, их повёл Алексей Юрьевич, они были далеко, и мне пришлось бы бежать. И вообще, какие грибы, когда у меня ещё несколько встреч, а воскресенье одно. Я сел в машину и уехал.
Помню, день удался, воодушевлённый я вернулся вечером в лагерь и сразу услышал выговор. Это, наверное, только моё впечатление, может быть был просто упрёк? Звучало примерно так: «где Вы были, матушка хотела с Вами поговорить, мы Вас везде искали, Вам дали послушание, а Вы уехали». Мы все были в приподнятом, каждый по своему, настроению, поэтому спор о моём послушании продолжался, гораздо дольше, чем этого заслуживал. Я пытался объясниться, но как часто, оправдываясь, мы невольно обвиняем собеседника, который, в то же время, пытается обвинить нас. И, опять, не это главное. А то, что я предчувствовал, что будет так, предполагал матушкин интерес, где то там, в глубине. Потому что уезжал с чёткой уверенностью, что меня спохватятся, со сладкогаденьким чувством, еле уловимого, удовлетворения. Прости Господи за такое отношение к людям, которые приняли нас и терпели наши страсти. А может быть, я и сейчас просто лукавлю и красуюсь перед собой. Прости Господи.
Но, тем не менее, этот случай был первым, заметным для, меня событием такого характера. Как долго потом я испытывал терпение Т.Ю. и А.Ю. Особенно А.Ю.. Как мужчина целеустремлённый, мастеровитый, он заслуженно не воспринимал меня всерьёз, тем не менее, терпеливо принимал нас, как данность. Другого объяснения я не подберу. Наверное, мы обошлись школе «в копеечку», или хочу верить, что хотя бы - в ноль. Я занимался территорией лагеря, помогал разбирать огромную дворцовую печь и класть новую «русскую», вроде, как бы, числился сторожем. И так, мы с Михаилом из Франции прожили в лагере (там был старый огромный дом) до Нового 2007 года. «Старик ловил неводом рыбу, а старуха пряла свою пряжу». Михаил мужественно ждал, что вот у меня всё получится, хотя уже начал говорить, что вообще не понимает того, что я делаю. Т.Ю и А.Ю. уже не ждали, а просто «взяли паузу». Зима снизила активность и если о округе вся земля была распределена, то чуть дальше от Москвы её было много и нас туда звали. Но зимой куда тронешься? Оставалось ждать тепла.
Михаил всё меньше скрывал своё раздражение. Приехал, поверил, «а воз и ныне там». Сидит в огромном холоднющем доме… Но вот… не чувствую я, прости меня Господи, раскаяния. Я же нашел ему участок, в деревне на берегу широкой реки, отмежевали, обсуждали из чего будем строиться. Продолжааай… Что то я делал не так.
Если тогда, зимой, на селе делать было нечего, то в городе можно было бы, обновить информационную часть проекта. В деревне, из за плохой связи, это невозможно. Так возникла необходимость ехать в город. Под этим предлогом мы и уехали домой, в Красногорск. Бросили Михаила? Да бросили. Ну почему я не чувствую себя виноватым? Уехать можно и нужно было ещё осенью. Мы упирались из чувства товарищества. Но по мере отчуждения Михаила, это чувство теряло почву и тем более, была необходимость уехать. И верно, за зиму появилось много новых людей, было проведено много встреч и, к весне, мы подошли со значительным потенциалом.
Но, все таки, каяться есть в чём… Это чувство, с каким я уезжал в город. Михаил роптал, говорил, что я им командую, протестовал против этого. Мне думается, что он тоже уже решил уехать и, вскоре уехал. Может, ему нужно было оправдание, или он, просто, решил сказать все, что думает обо мне. Ну и ладно, это его. А моё?.. Я опять уезжал, с этим тёплогаденьким чувством, дескать, ну и ладно, поживи сам, раз я такой сякой, а у меня есть чем заняться. Прости Господи за злобу, жестокость и самолюбие. Ведь чувствовал, обратил внимание, если помню, и только сейчас каюсь, чисто теоретически. Каюсь, но не раскаиваюсь. Прости меня Господи, по великой милости Твоей. Во какой я!
Так вот о конце первого этапа. Точка была поставлена в марте, когда я уже назначил встречу на местности, в лагере, самым нетерпеливым «соискателям». Я позвонил в школу по этому поводу и получил отказ в виде предложения дожидаться лета, со ссылкой на А.Ю. После второй попытки стало ясно, что кредит доверия исчерпан.
Зимние встречи в городе, требовали логического продолжения на местности. Меня звали в соседнюю, и пришлось срочно переориентироваться на новые условия. Нас ждали новые земли.
Я оставил дом, подаренный Кошкиным В В, недооформленный участок на берегу реки и всеми мыслями устремился в новое, а всё то, что оставлял, в него не вписывалось.