Воробей

Геннадий Митрофанов
                Воробей
 

 За свою трудовую жизнь сменил много организаций, освоил много профессий.
 Даже вкладыш в мою «Трудовую книжку» имеет несколько записей. Жизнь бурлила, мы варились в ней, иногда обжигаясь, то остывая. Как-то подсчитал, получилось  десять организаций терпели меня, а я терпел их порядки. По правилам Социалистической морали получилось, я «летун». В те времена искать лучшую работу и более высокую зарплату считалось грехом.
 Сколько людей повстречалось в это время не сосчитать. Всякие встречались, у многих было чему учиться, доводилось встречаться с уникальными специалистами. Я впитывал как губка их науку, позже понял, почему они охотно делились своими знаниями и опытом, им нравился интерес к их умению. Это стало понятно, когда сам стал показывать, что и как правильно делать. Только в наше время мало кто интересуется тонкостями профессии, обидно, что опыт поколений уходит в небытие.
 Работал в одной мастерской по ремонту сельхоз техники, обычная, по тем временам, шарага, несколько слесарей, токарь, не самой высокой квалификации, я занимался сваркой.
Один из слесарей, не высокий, лысоватый мужичок с блеклыми глазами, удивил меня, но это случилось много позже. Работал, всегда молча, в общественных попойках не участвовал, редко матерился. Свою работу делал аккуратно, будь это сборка или регулировка механизмов, подметание территории. Грузили его работой более других, это и понятно: сделает хорошо и ни когда не возражает.
  Порой замечал, его глаза вспыхивали, спина выпрямлялась, принимая гордый вид, потом всё исчезало, снова сутулился и молча, работал. Ко мне относился ровно, что-то подскажет, ответит на вопрос, как-то подарил резьбомер, это инструмент для определения шага резьбы, старый и сильно потёртый. Звали его не по имени, большинство обращались к нему - Воробей, поскольку фамилия была Воробьёв. Я звал его по отчеству, Василич…
 Он спокойно, без всяких обид отзывался на кличку и на отчество, только изредка замечал, на его губах, ироническую улыбку.
   Домой ездил на автобусе, часто выходил на остановке возле почты и входил в здание, что там делал, не спрашивали, привыкли. Жил в глухом переулке, маленький домик, высокий забор. Про его жизнь за забором ни кто, ни чего не знал.
 Так уж случилось, развалилась страна, новая жизнь подхватила новыми событиями. Я совсем забыл про Воробья, и многих других, с кем довелось работать.
  Совсем недавно, почтальон принёс конверт, дал расписаться в книге. На конверте был мой адрес, вместо обратного адреса название нашего городка и подпись. В письме была просьба зайти по указанному адресу в ближайшее время. Адрес был местный.
  Когда стал разыскивать адрес, удивился, это был дом Воробья. Постучал в ворота, вышла женщина средних лет с чёрной повязкой на голове, узнав цель прихода, пригласила в дом.
Вот так моё прошлое напомнило о себе. Возможно, я был первым из тех времён, кто проник за таинственный забор этого дома.
  Обычный дом, уютная тишина, «Проходите в папину комнату,  я сейчас…» женщина указала мне на дверь.
  За дверью была не совсем обычная комната, скорее кабинет. Большие шкафы с книгами, красивый стол. На стенах висели старинные часы с тяжёлыми гирями, в углу стояли напольные часы. Тёмный корпус выдавал их приличный возраст. Мерный ход маятника создавал ещё большую тайну.
  Вошла женщина. « Что, интересно, Вы первый человек, не из нашей семьи, кто видит папин кабинет. Здесь он отдыхал, творил. Пробую разобрать его рукописи, письма, трудно, чего там только нет. Несколько романов, стихи, много исторических записей».
 Женщина открыла ящик стола, достала коробку и протянула мне.  «Это папа просил передать Вам, в случае его смерти. Год назад папа умер, я выполняю его просьбу».
  Открыл коробку, что-то было завёрнуто в мягкую, белую ткань, когда развернул, не смог сдержать возглас удивления, наружу вырвалось такое: «Ах»!!!
  Это были каминные часы. Загадочный малахит с литой бронзой, белая эмаль циферблата, ажурные стрелки…. Я даже испугался немого, не перепутали ли чего.
  Женщина улыбнулась на моё смущение, повернула часы тыльной стороной. Латунная табличка сообщала, что часы подарены действительно мне, подпись вообще смутила меня:…от графа Шахова!
  Поняв мой вопрос, женщина ответила спокойно: «Да, папа потомок графов Шаховых, установлено точно».
  « Он был очень интересный и загадочный человек, много читал, писал письма, много писем приходило к нему. Если не было работы по дому или во дворе он надевал фрак, и что-то писал за своим столом, на дни рождения, наши и свои, всегда был во фраке, торжественно вручал подарки, как было красиво при свечах за вечерним столом.
  Когда папа писал, мы его не отвлекали, читал письма, сам много отправлял. На наши вопросы отвечал коротко, погодите, узнаете всё, когда время настанет. Мы привыкли и не задавали более вопросов.
  Иногда папа рассказывал интересные истории из прошлого, но мог неожиданно прервать рассказ и уйти в свою комнату, порой на всю ночь».
  Вот он, Воробей-то, кто мог предполагать такое о мрачноватом человеке. Только вспомнилась его ироническая улыбка и блеск в глазах. Как он умел прятаться.
  «В отпуск папа всегда ездил один и мы не знали, куда и зачем он поехал.  Порой привозил много книг, часы, какие-то мелкие вещи. Большая часть наших денег уходила на такие дела.
  Эти часы, он сказал перед смертью, точно принадлежали Шаховым, теперь они Ваши. Он хвалил Вас, говорил: « В его глазах мысль есть, упрямый».
  Когда я уже привык к мысли, что Воробей - граф Шахов, спросил, а почему тогда фамилия была Воробьёв?
  «Его мама часто переезжала с ним с одного места на другое, скрывала происхождение, Рассказывала ему о своей семье, прошлом и просила молчать, видимо тогда ещё он научился ни чего о себе не рассказывать. Их арестовали уже в тридцать седьмом, просто за компанию, Они уже были как Воробьёвы, маме удалось раздобыть справку после революции, что они погорельцы, вот и стали Воробьёвыми. После ареста их разлучили, папа пробовал искать следы своей мамы, но архивы закрыты, все ответы были одинаковы - «Нет сведений».
  До самой войны папа работал на заводе при лагере, делали какие-то машины для геологов, много он не рассказывал про те времена. Когда началась война, его,  с группой благонадёжных, отправили на фронт. Там его несколько раз ранили, но легко, после лечения вновь воевал.
  Женщина открыла шкаф, достала коричневый пиджак с медалями и орденом. » Папа редко надевал свои награды, прицепит одну медаль в День Победы и потом её снова в шкаф к остальным. Помните у Дюма, когда кардинал вручал диплом лейтенанта мушкетёров этой храброй четвёрке, как Атос ответил: « Для Атоса это много, а для графа Де Ля Фэр мало». Так и папа говорил, для графа Шахова это мало, для Воробьёва – много». Не слабо сказано!
  За окном стемнело, пора было уходить. Поблагодарил за подарок, ещё раз осмотрел комнату, загадка конечно, человеческая судьба.
 «Мы уезжаем отсюда, поедем в деревню, где раньше было имение Шаховых. Папу там похоронили, он так хотел. Там красивые места, будем жить рядом, на его родине.
 Спасибо что пришли, папа будет доволен….»
  Вот так, бывает, аукается прошлое, кажется, я ни разу не назвал его воробьём, что-то останавливало, внушало уважение. Мир тебе граф Шахов.
                Анадырь  2012 г.