Увидев ее, я был порядком озадачен. Нет, поймите меня правильно, совы в красноярском Академгородке — не такая уж редкость. Город практически окружен тайгой, и бывали даже случаи, когда зимой на окраинах появлялись не нагулявшие за лето жира тощие и злобные медведи-шатуны. Поэтому я не особенно удивился, увидев спланировавшую на ограду огромную бородатую неясыть с прищуренным левым глазом, делавшим сову поразительно похожей на моего знакомого старого прохиндея с местной радиобарахолки. Птица и сама по всем признакам давно знавала лучшие годы: объемистое и утратившее форму тело обмякло на изогнувшейся от его веса ограде, перья торчали слипшимися пучками, смотревший слегка в сторону клюв был покрыт выщербинами, словно бы его обладательница пыталась проклевать насквозь бетонную стену.
Странно было другое: в клюве неясыть крепко сжимала бумажный конверт, вид которого заставил меня предположить, что перед отправкой написавший письмо случайно засунул его в стиралку вместе с грязной одеждой. С грохотом соскочив с ограды на мой столик в студенческой кафешке, сова, переваливаясь с ноги на ногу, прошествовала в мою сторону, вгляделась мне в глаза безумным взором и, разжав щербатый клюв, уронила конверт в блюдце с кетчупом. Не обращая внимания на мою, должно быть, изрядно ошарашенную физиономию, она деловито выхватила у меня из руки надкушенный хот-дог и, взмахнув гигантскими крыльями, с грацией гиппопотама взлетела на ветвь ближайшего тополя.
Праздничный ужин по случаю последнего дня защиты дипломов был безнадежно испорчен. Тяжело вздохнув, я брезгливо вытер конверт салфеткой и не без опасения вскрыл таинственное послание: в моей памяти еще свежи были случаи с отправкой по почте штамма сибирской язвы. Развернув вложенный в конверт лист бумаги, я поначалу едва сдержал вздох разочарования: это было всего лишь объявление о работе, которое сова, должно быть, вытащила из чьей-то почты. Однако я сразу же насторожился: текст не был распечатан на принтере. Аккуратно написанное от руки настоящей перьевой ручкой на прекрасном английском языке, письмо гласило:
«Элитное британское образовательное учреждение закрытого типа ищет иностранного сотрудника с опытом педагогической работы для обучения детей 11-12 лет. Требования к соискателю: уверенное владение английским языком, отличное здоровье, бесстрашие, хладнокровие, доброжелательное отношение к детям, готовность соблюдать дресс-код нашей организации и возможность быстрого переезда в южную Шотландию до начала учебного года. Особо подчеркнем полный отказ от использования любых электронных устройств в период занятости и требование полной секретности: в случае увольнения сотрудник обязан навсегда забыть о времени работы в нашем учреждении. Понимая все связанные с этим неудобства и невозможность включения данного опыта в свое резюме, мы предлагаем более чем достойную компенсацию, существенно превышающую среднерыночную. Соискателя просим заполнить нижеследующую анкету…»
Покосившись на сову, увлеченно уплетавшую остатки моего хот-дога, я задумался. Чего мне терять, в самом деле? Я простой преподаватель информатики в Сибирском федеральном университете, едва сводящий концы с концами. Несмотря на полутораставочную занятость и доплату за дипломников, получаю я меньше, чем городской попрошайка. И что самое плохое, перспектив никаких. Уйти с головой в науку? Умру с голоду до того, как закончу писать докторскую. Податься программистом? Увы, без опыта промышленной разработки софта в промышленную разработку софта никто меня не возьмет: для меня остается загадкой, откуда в таком случае этот опыт берется изначально. Пожав плечами и стараясь не обращать внимания на гневное бурчание желудка, я принялся заполнять приложенную анкету.
И только вложив анкету обратно в мятый конверт, я сообразил, что нигде — ни в объявлении, ни на самом конверте — не указан обратный адрес. Куда я отправлю письмо? На деревню дедушке? Мне даже нечем запечатать конверт, который, похоже, явился сюда прямиком из XIX века: никакого самоклеющегося слоя. Раньше такие конверты снабжали печатью из сургуча… Откуда-то сверху сорвалась тяжелая капля неопределенного цвета и приземлилась на конверт именно в том месте, где по моим представлениям должна была находиться пресловутая печать. Увы, это был не сургуч.
Бородатая неясыть, все еще сидевшая в кроне дерева надо мной, довольно ухнула и вновь спланировала мне на стол. На сей раз ее приземление оказалось менее удачным: угодив лапой в кетчуп, она поскользнулась и с грохотом сверзилась с поверхности стола мне на колени. Зашипев и захлопав крыльями, сова забарахталась, пытаясь принять более подобающее положение, вымазала кетчупом мой последний пристойный костюм, больно клюнула в лоб и, взгромоздившись на стол, сцапала изгаженный конверт. Смерив меня напоследок презрительным взглядом, она с трудом подпрыгнула и взмахнула крыльями. Я проводил быстро удаляющуюся неясыть тоскливым взором, тяжело вздохнул и выбрался из-за развороченного стола. Заказывать новый хот-дог уже не было ни малейшего желания.
По дороге на автобусную остановку я взглянул на свое отражение в стеклянной двери корпуса. Все еще кровоточащий шрам у меня на лбу отдаленно напоминал молнию, которую часто изображают рядом с надписью: «Не влезать — убьет!»
***
Полтора месяца спустя, когда я выбрался из своей холостяцкой берлоги за очередным пакетом пельменей, мое внимание привлек скользнувший на самой границе поля зрения силуэт кошки. Мысленно чертыхнувшись в адрес раззяв, оставляющих открытой подъездную дверь, я обернулся в поисках животного. Люминесцентная лампа под потолком замерцала и погасла в лучших традициях голливудских ужастиков, оставив меня в кромешной тьме.
— Репаро! — услышал я резкий голос позади себя, и лампа моментально вспыхнула, залив подъезд ровным голубоватым светом.
Чувствуя себя полным идиотом от необходимости постоянно крутиться вокруг своей оси, я снова развернулся. Рядом с исцарапанной дверью лифта стояла пожилая женщина в причудливом изумрудно-зеленом облачении, вперив в меня строгий взгляд с температурой немногим выше абсолютного нуля. Старомодные квадратные очки отнюдь не делали его теплее, а венчавшая голову остроконечная шляпа заставила меня с опаской сделать шаг назад. Еще не хватало на городскую сумасшедшую наткнуться у собственной квартиры!
— Мистер Гэдфлай, полагаю? — осведомилась визитерша на безупречном английском языке, угрожающе склонив голову и сделав шаг вперед. — Добрый день.
— Гэдфлай?.. — ошарашенно пробормотал я, отшатнувшись.
Через секунду я вспомнил. Заполняя анкету, что я вписал в графу «имя»? Проклятье! Совершенно осовелый в буквальном смысле слова после напряженного дня, я указал там вместо настоящей фамилии свой ник, которым обычно подписывался в интернете. А все из-за английского языка анкеты: как видно, мое подсознание вообразило, что имеет дело с регистрационной формой на очередном форуме.
— Минерва МакГонагалл, директор школы, — представилась женщина. — Мы рассмотрели ваше заявление о приеме на работу. Вы нам подходите. Следуйте за мной, пожалуйста.
Она неодобрительно покосилась на мой лоб, где все еще красовался шрам от совиного клюва, поджала губы и развернулась в сторону лестничного пролета.
— Э… Подождите! — запротестовал я. — Мисс… Миссис… Директор… Я же еще даже не собрался!
— У вас было шесть недель, — с нотками возмущения в голосе отозвалась МакГонагалл, обернувшись. — И вы указали в анкете, что готовы приступить к выполнению своих обязанностей немедленно. Вашему текущему работодателю и прочим заинтересованным лицам вы можете сообщить позднее.
— Но я ведь должен хотя бы взять с собой…
— Все необходимое вы получите на месте. Не заставляйте вас ждать, мистер Гэдфлай, у меня каждая минута на счету.
Беспомощно пробормотав, что надо хотя бы перекрыть воду, чтобы случайно не затопить соседей, я двинулся следом. Что, черт возьми, происходит? Я отчаянно нуждаюсь в деньгах, но перспектива этого странного трудоустройства нравилась мне все меньше. На ум почему-то пришла строчка из объявления, говорившая о необходимости соблюдать дресс-код. Это что же, мне придется носить такой же дурацкий прикид? Ладно еще эта средневековая мантия, но шляпа?
— Но куда мы идем? — решился я наконец спросить, когда мы вышли на улицу.
— К ближайшему терминалу местной каминной сети, — отрезала МакГонагал, не вдаваясь в объяснения.
— Может быть, было бы немного быстрее… — подал я голос, заметив, что мы удаляемся от ближайшей автобусной остановки, но суровая директриса не дала мне договорить.
— Трансгрессировать в общественном месте запрещено указом Министерства.
Я понятия не имел, что такое «трансгрессировать», но почему-то покраснел и пробормотал, что, в общем, и не предлагал ничего такого. МакГонагалл даже не обернулась. Решительно свернув за угол, она направилась к выцветшему зданию котельной и, пройдя через ржавую калитку с левой стороны спустилась к пожарному выходу, над которым красовалась таинственная фраза «ПОРОШОК УХОДИ». Спустившись следом, я увидел, что пожилая леди протягивает мне в ладони нечто порошкообразное. Покосившись еще раз на полустертые буквы надписи, я нерешительно подставил ладонь.
— Камины в вашей местности, к сожалению, не в ходу, поэтому приходится использовать котельные, — заметила она. — Запомните: самое важное для успешного перемещения — это четко произнести название пункта назначения.
— И какой же у нас пункт назначения? — с опаской спросил я, припомнив одноименный фильм ужасов.
— Хогвартс, конечно.
***
— Ну что ж, полагаю, проведенных здесь суток вам было достаточно, чтобы принять окончательное решение, мистер Гэдфлай, — обратилась ко мне миссис МакГонагалл, возвышаясь надо мной в своем директорском кресле.
— Мне хватило получаса, директор. Вы же понимаете, что перевернули всю мою картину мира? После такого отказаться невозможно: это лучше, чем должность в Массачусетском технологическом. Однако я по-прежнему не понимаю одну вещь…
— Какую же? — подняла она на меня недовольный взгляд и отложив в сторону перо, которым готовилась подписать контракт со стороны школы.
Портрет некоего Северуса Снейпа на стене за ее спиной картинно — как же еще? — закатил глаза.
— Я же магл… Так ведь это называется? Чему я могу научить ваших детишек? Я даже свою информатику не смогу здесь толком преподавать, потому что электроника…
— Вы себя недооцениваете, мистер Гэдфлай, — с едва заметной усмешкой отозвалась МакГонагалл. — У вас есть главное: огромное терпение, педагогические навыки, отличное здоровье и все прочее, что вы отразили в анкете.
— Но при чем тут мое здоровье?
Она пожала плечами и поставила свою подпись в нижней части листа, после чего пододвинула ко мне контракт и чернильницу. Я неловко обмакнул перо в чернила, от всей души надеясь, что не оплошаю с этим архаичным устройством записи информации и не изгажу кляксами половину листа. Пробежав взглядом текст договора, я замер и, не веря своим глазам, заново прочел заинтересовавший меня абзац:
«Школа чародейства и волшебства Хогвартс в лице директора Минервы МакГонагалл, именуемая в дальнейшем Работодатель, с одной стороны, и мистер Алекс Гэдфлай, именуемый в дальнейшем Работник, с другой стороны, заключили этот договор о следующем. Работник нанимается на работу на должность чучела-мишени для отработки атакующих заклинаний студентами первого и второго курсов…»
Я вспомнил все предшествующие годы своей жизни. Уважение, которое мне оказывали как студенты, так и преподаватели. Надежды, которые возлагали на меня родители задолго до того, как я поступил в вуз. Свои собственные мечты и планы на жизнь. Затем покачал головой, хмыкнул и старательно вывел свое новое имя в нижней части листа.