Бродяга

Анатолий Комиссаренко
Литературный клип на песню С. Шарикова и А. Чака «Бродяга».
(Из серии «Лихие девяностые»)

Бродяга (С. Шариков — А. Чак)

Вот и стал я бродягой на длинных бульварах.
Повстречались мы с ней, она в чёрном прошла.
Обернулась. Во мне, исхудавшем и старом,
Всё ж узнала того, с кем впервые была.

Обернулась. И долго, и странно смотрела.
Подошла и монеты вложила в ладонь…
И угрюмо понёс я иззябшее тело
Поскорее туда, где вино и огонь.

В шумном баре я громче джаз-банда горланил,
В горьких песнях выкрикивал сердце своё.
И всю душу, я памятью горькой изранил,
Пел и пил, но ко мне не пришло забытье.

О наивной, о светлой, как облако, гибкой,
Пел о тонкой, как веточка, девочке той,
Что однажды так щедро, и с милой улыбкой
Поделила вдруг нежное сердце со мной.

Пел я песню, рыдая, о девочке хрупкой,
Что теперь стала в чёрном. Всё пел я о ней,
Что души моей тёмной коснулась голубкой,
И как призрак растаяла в сонме теней.

= 1=

Ботинки, которые он сегодня подобрал у мусорного бака, абсолютно не жали.
Огни витрины ресторана приятно согревали душу после холодящей темноты задворков, в которых он обитал.
 «Спасибо тебе, Господи, жизнь восхитительна!»
Он просил у угла здания, на первом этаже которого располагался ресторан «Клондайк». У самого входа «нищебродам» охрана не позволяла стоять, а за пределами здания их «юрисдикция» заканчивалась.
Борода, длинные волосы, как у Раскольникова, суровый взгляд из глубоких глазниц. Длинный «антикварный» плащ, шляпа в руке тульей вниз: вроде бы не просит милостыню, а, забывшись, позволяет прохожим бросить в неё, что сочтут лишним в карманах.
Не сказать, что посетители ресторана подавали щедро — как раз наоборот, почти не замечали его, а, заметив, брезгливо кривились. Стоял он здесь, любопытствуя на зажравшихся «хозяйчиков жизни», на всплывшую после социальных бурь со дна общества быдломассу и установившую законы курятника: «Сидящий на верхней жердочке кукарекает громче всех и гадит на головы нижесидящих».
Впрочем, ходили в ресторан и нормальные люди: искренне-радостные или задумчиво-деловые, сочувствующие бродяге-неудачнику и нежадно отдающие завалявшуюся в карманах мелочь. Ему нравился искренний смех счастливых людей, задумчивость деловых, запах их парфюма, напоминавший о давних годах…
Даму в чёрном, в печально чёрном одеянии, вышедшую из ресторана, он заметил сразу.
Остановилась, оглядывая улицу. Движение головы… знакомое. Рука, знакомо коснувшаяся волос…
Сердце в груди повернулось как-то неудобно, словно упёрлось в грудину, словно ему стало тесно. Дыхание перехватило…
Господи, сколько лет прошло!
Вытащила мобильник… Вероятно, спрашивала, где авто, которое должно её забрать.
Да, этот небрежный жест с телефоном, склонённая головка…
Ноги понесли его вперёд. Приближаясь к ней, он замедлил шаги.
Подъехало такси.
Она взялась за ручку, оглянулась. Её отсутствующий взгляд скользнул по его «антикварному» плащу, запущенной бороде, длинным патлам… Их взгляды встретились.
Недоумение во взгляде… Удивление… Она узнала его глаза.
Испуг… Недоверие… Неверие… Мучение…
«Нет!» — вскрикнули её глаза.
Он замер. Забыл, что надо идти мимо. Шляпа в руке… Шляпа в руке бродяги, просящего подаяние.
Она увидела шляпу, увидела старый плащ, в каких нормальные люди не ходят… «Нормальные»… Увидела бродягу… Нищего…
Словно в трансе раскрыла сумочку, пошарила в глубине, не глядя опустила в шляпу несколько купюр. Сникла. Безвольной рукой открыла дверцу авто, растворилась в темноте салона.
Дверца несмело прикрылась. Авто уехало.
Да, это она. Такая же тоненькая, изящная… Девочка-былиночка… От слова «было»… Впрочем, нет. Такая же изящная и гибкая, как тростиночка, но более женственная.
И она узнала его глаза. Остальное было не его. Точнее, не того мужчины, которого она знала пять лет назад. Его глаза принадлежали бродяге.

***

За умение обходиться без слов его называли Говоруном. Кивнёт согласно или отрицательно качнёт головой, хмыкнет скептически или улыбнётся одобрительно. Или шевельнёт неопределённо рукой. Или посмотрит так понятно, как другой понятнее и матом не скажет. 
Вообще-то, сначала его обзывали Птицей-Говоруном. Потому что он, как птица из советского мультфильма, знал ответы на все вопросы бродяг, которые его окружали.
Возраст? Нестарый. У бродяг с возрастом просто: старый и нестарый. Если не ребёнок, конечно. Лицо в бороде, щёки загорелые от постоянного пребывания «на воздухе».
Одевался, по бродяжьим меркам, прилично: не в рваньё, и не вонял грязью.
Говорун не любил грязи, ни своей, ни чужой. Летом с помывкой проблем не бывало: все водоёмы твои. Если одёжку простирнуть — отошёл за кусты, чтобы публика не косилась, и стирай себе. Публики надо остерегаться: люди, сбиваясь в толпу, перестают быть добрыми к отличающимся от них. В толпе все — как все, а он — «бич», бывший интеллигентный человек. Подростки, те вообще злые: от нечего делать травят тех, кто не такой, как они.
Зимой можно в баню сходить. Если деньги есть. Но в бане сильно не расстираешься. Трусы-носки сполоснуть, народ терпит. А крупнее что — косятся. Уборщицы, те вообще скандалят: мол, баня — не прачечная. Можно постираться-помыться, спустившись в колодец теплотрассы или горячего водоснабжения, где трубы подтекают. Понятно, что неудобно. Приспосабливался.
Летом жить вообще легко, под каждым кустиком и кров, и дом: завернись в холстинку, да спи. Зимой сложнее. Два года назад он зимовал в плохонькой даче, которую хозяева всю зиму не навещали. Прошлую зиму провёл с «коллегами» в заброшенном домике на краю города. В домике была небольшая печка, и каждый жилец на ночёвку приносил охапку дров. Народ, конечно, неудобный: пьяный, скандальный и вонючий. Но его уважали за суровый взгляд и молчаливость.
Случалось ночевать в подвалах: у труб отопления тепло. Проблема попасть в подвалы: дверцы на замках, дыры-окна забетонированы или заварены.
Этим летом ему повезло: обследуя окрестности новой многоэтажки, он обнаружил плохо закреплённую решётку на подвальном окне. В сухом подвале оборудовал закуток, одна стена которого была тёплой — вероятно, прилегала к трубам горячего снабжения. Здесь он хранил кое-какие вещи и ночевал, когда холодно.
Одевался Говорун в добротную, но вышедшую из моды одежду и обувь, которую жильцы нередко вывешивали и выставляли у мусорок.

= 2 =

Андрей Сергеевич Птицын занимался оптовыми поставками строительных материалов. Бизнес отлаженный, поставщики и клиенты постоянные, транспортные фирмы надёжные.
В городе две крупные фирмы занимались стройматериалами: «Альфа» и «Омега». Его фирма, «Альфа»,  специализировалась на лесоматериалах и пластике, а «Омега» Сергея Саранцева поставляла кирпичи, блоки и сопутствующие товары.
Несколько лет назад они с Саранцевым организовали фирму «Строитель». Птицын был «мозгом» фирмы, занимался бизнесом. Боксёр-разрядник Саранцев руководил «службой безопасности»: в те годы, бывало, и машины в пути пропадали, и конкуренты устраивали разборки.  Всякое бывало…
Фирма стала на ноги, Саранцев забурел. Начал предъявлять претензии, что Птицын ведёт бизнес слишком осторожно, упускает доходные, хоть и рискованные, заказы. В конце концов настоял на разделе фирмы, потребовал себе больше, чем заслуживал. Птицын уступил: на стороне Саранцева были его мордовороты. Но получил больше Саранцев номинально, в денежном исчислении на текущий день: он в бизнесе разбирался плохо. Птицын оставил себе меньшую, но более перспективную часть бизнеса.
Прошло время. Они старались не вторгаться в сферы влияния друг друга по-крупному, изредка встречались, как бизнес-партнёры. Но ни дружбы, ни доверия не было.

***
Птицын оформлял документы в налоговой инспекции.
Напротив, за столиком стояла девушка лет двадцати с небольшим, мучилась над заполнением налоговой декларации, как школьница грызла ручку, тыкала пальчиком в графы, беззвучно шевелила губами и явно ничего не понимала.
Андрей Сергеевич исподтишка наблюдал за ней. Девчушка походила на котёнка, перед которым выложили незнакомую — и потому страшную игрушку. Котёнок ходил вокруг игрушки, протягивал лапку, чтобы тронуть её, но тут же в страхе отдёргивал.
— Новичок? — сочувственно улыбаясь, спросил Андрей Сергеевич.
Умоляюще взглянув на мужчину, девчушка кивнула.
Андрей Сергеевич взял у неё документы. ООО «Блеск». Пару раз он имел дело с этой фирмой. Специализируется на материалах по облицовке стен. Хозяин фирмы Николай Иванович… Фамилию забыл. Спросил доброжелательно:
— Ты кем в фирме?  Бухгалтером?
Чтобы польстить девушке, он явно повысил её в должности.
— Хозяйка… Владелица… — засмущалась девушка.
— Владе-елица-а?! Там же Николай Иванович… — Андрей Сергеевич вопросительно взглянул на девушку, опасаясь задать некорректный вопрос. — Или я ошибся?
— Не ошиблись, — тихо подтвердила девушка. — Папа болеет… Не может… Переоформил бизнес на меня. Работаю под присмотром, так сказать.
Лицо девушки мученически скривилось. Она пыталась удержать слёзы или, хотя бы, не разреветься.
— Тихо-тихо-тихо! — негромко потребовал Андрей Сергеевич, наклонился к девушке, вытащил платочек и прижал к её глазам. — Представляешь, как ужасно ты будешь выглядеть, когда потечёт тушь!
— Не потечёт… Тушь хорошая… — чуть обиженно буркнула девушка. Но желание плакать у неё пропало.
— В бизнесе, как на войне, плакать нельзя. Конкуренты заметят слабость, затопчут. Бумаг не бойся. Пару раз заполнишь, и как семечки будешь щёлкать.
— Папа мне объяснял, но я всё забыла…
— Тебя как зовут?
— Нюша.
— Ответ неверный. Нюша — это кукла из твоего детства. Ты владелица фирмы, Анна Николаевна, бизнес-вумен. Давай, Анна Николаевна, займёмся твоими бумажками.
Спрашивая у девушки контрольные цифры, Андрей Сергеевич привычно быстро заполнил декларацию.
— У вас тоже бизнес? — спросила девушка.
Андрей Сергеевич кивнул.
— Какой, если не секрет?
— Оптовые поставки стройматериалов.
— Успешно?
— Ну… Дело, как говорится, поставлено на рельсы.
— А на каких принципах можно построить оптовую торговлю?
Андрей Сергеевич усмехнулся, недоверчиво качнул головой. Декларацию маленькой фирмочки не может заполнить, а интересуется крупным бизнесом.
— Нужен оборотный капитал для закупки больших партий товаров. Нужны складские помещения. Свои или арендованные на длительный срок. Иначе — срок аренды кончится, выкинут тебя, а товары хранить негде. Надёжные потребители. На авось надеяться нельзя: не пойдёт реализация, товар «сам себя съест».
— Как это, сам себя съест?
— Ну… Аренда, инфляция, усушка-утруска, старение товара…
— А можно вашу визитку? — попросила девушка. — Вдруг нам потребуется что... Оптом.
Обменялись визитками.
— Не плачь больше, — попросил на прощание Андрей Сергеевич, слегка сжав руку девушки у запястья. — Бизнес жесток, слезам не верит, слабых не любит.

***

Второй раз Андрей Сергеевич увидел девушку в фитнес-центре, куда ходил для поддержания формы. Новички среди постоянных клиентов «клуба для состоятельных» сразу выделялись.
— О, Анна Николаевна! Я вас приветствую, — улыбнулся Андрей Сергеевич, подходя к девушке после выполнения очередного упражнения со штангой.
— Здравствуйте, Андрей Сергеевич. Вот… — Нюша смущённо развела руками. — По вашему совету стараюсь быть сильной. Бизнес слабых не любит?
— Я, вообще-то, имел в виду силу духа…
— А сами со штангой работаете!
— Вы правы, Анна Николаевна, физическое здоровье в нашем деле тоже не последнее дело. А для бизнес-вумен очень даже важно выглядеть на сто!
— Вы можете называть меня по имени, Нюшей.
— Нет, имя Нюша мне не нравится…
Девушка удивлённо, готовая обидеться, уставилась на собеседника.
— Я буду называть вас Аннушкой. Надеюсь, вы не разольёте для меня масло?
— Какое масло? — не поняла девушка.
— У Булгакова роман есть, «Мастер и Маргарита». Там эпизодический герой, Аннушка, случайно разлила масло. На этом масле поскользнулся другой герой… Ну и покатилась вереница случайностей, приведшая к нужному для важного персонажа результату.
— Вы хотите сказать, что я эпизодическая героиня? — обиделась Аннушка.
— Нет, я боюсь, как бы вы не разлили масло, на котором я могу поскользнуться, — рассмеявшись, поднял руки вверх Андрей. — У Булгакова тот, что поскользнулся, попал под трамвай, и ему отрезало голову. Ладно, Аннушка, я пойду заниматься. Успехов вам!
Он показательно окинул стройную фигурку девушки снизу доверху, подмигнул ей и показал жестом: отлично!

Вечером Птицын сидел с бизнес-клиентом в ресторане. Обговорили дела, клиент ушёл, Андрей Сергеевич остался ужинать. Сидя в дальнем углу зала, из полумрака разглядывал публику. В этот ресторан ходили деловые люди, любившие отдыхать без шума. Оркестр играл блюз, солировали саксофон и клавишник.
Андрей Сергеевич увидел, как в зал вошла Аннушка со сверстницей. Огляделись, девушки сели за свободный столик. Вели себя сдержанно, без вычурности и агрессивности, характерных для современной молодёжи. Аннушка отличалась от подруги естественной элегантностью. Платье у неё было скромнее, чем у подруги, но выглядело аристократичнее.
Птицыну захотелось сделать приятное девушкам. По краю зала вышел на улицу. Подошёл к машине такси, стоявшей неподалёку от ресторана, попросил таксиста, протягивая ему деньги:
— Съезди на проспект, купи две хорошие розы на длинных стеблях. Я тебя здесь подожду.
Минут через пятнадцать таксист вернулся.
— Будь добр... — Андрей вложил в карман таксиста купюру и жестом пригласил его ко входу в ресторан. — Вон две девушки сидят, подойди к ним и подари по розе. Говорить ничего не надо.
Таксист понимающе улыбнулся.
Андрей Сергеевич краем зала вернулся за столик.
Таксист неторопливо прошёл к девушкам, естественным движением протянул девушкам розы. Девушки удивлённо посмотрели на таксиста, Аннушка что-то спросила. Таксист улыбнулся, отрицательно качнул головой, развёл руками. Склонив на прощание голову «по-офицерски», ушёл.
Девушки походили на двух синичек, щебечущих о чём-то своём, изредка клюющих крошки угощения со стола.
Андрей Сергеевич прошёл к эстраде, положил перед отдыхавшим за синтезатором музыкантом купюру, попросил:
— Я сыграю мелодию для своих девушек? «Слёзы дождя». Знаешь такую?
Музыкант кивнул, уступил место.
— Свет притуши, пожалуйста.
Музыкант пошёл к выключателю, притушил на эстраде свет.
Андрей Сергеевич переключил регистр синтезатора на фортепьянное звучание.
«Па-пам-м-м...» — несмелыми весенними каплями улетели в зал две ноты. «Па-па-па... Па-па-пам-м-м...» — пролились грустной капелью аккорды.
Мелодия была на самом деле похожа на грустную капель дождя. Хрустальные капельки падали то поодиночке, то звенели гаммами… Утихали… И вновь несмело бежали по клавишам.
В Интернете авторство этой грустной мелодии приписывали Бетховену. Но вряд ли её написал Бетховен — слишком уж она была современна.
Негромкие разговоры в зале утихли.
Капли-ноты журчали-переливались довольно долго, но зал молчал. Финальные аккорды повторились, капельки дождя, словно сброшенные ветром, отзвенели в последний раз… В зале было тихо… Пугливо звякнула вилка о тарелку.
— Для кого эта мелодия? — тихо спросил музыкант у Андрея.
— Для Аннушки, — не вполне выйдя из задумчивости, автоматически ответил Андрей.
Музыкант включил микрофон.
— Мелодия исполнена для Аннушки, — произнёс негромко.
Зал разразился аплодисментами.
Андрей дёрнулся, жестом показывая: «Ну, зачем!». Поняв, что опоздал, безнадёжно махнул рукой.
— Вот… Для какой-то Аннушки такую прекрасную мелодию исполнили, — с завистью проговорила подружка Анны.
— Есть подозрение, что это для меня, — проговорила Анна, вглядываясь в едва различимый в сумраке эстрады силуэт сидящего за синтезатором мужчины.
Подружка удивлённо, а потом с завистью, посмотрела на Анну.
— Один человек недавно сказал, что будет называть меня Аннушкой.
— Аннушка, надо поблагодарить маэстро! — негромко потребовали из зала.
Зал поддержал просьбу аплодисментами.
Аня подождала, оглядываясь. Увидев, что никто не встал, поднялась, поклонилась в сторону затемнённой эстрады. Она вглядывалась в силуэт мужчины на тёмной эстраде, подарившего ей прекрасную мелодию… и признание зала.
— Маэстро, бис! — попросили из зала.
— Маэстро не профессионал, — с улыбкой проговорил музыкант, — поэтому просит прощения, что не сможет доставить вам удовольствия ещё раз.
Аня проследила за уходящим с эстрады «непрофессионалом».
На эстраду вышли музыканты, включили яркий свет…
— Да, это Андрей Сергеевич… — проговорила негромко Аня.
— Ты с ним знакома? — с завистью спросила подруга.
— Виделись мельком. Один раз он помог мне заполнить декларацию в налоговой. И ещё раз, в фитнес-центре.
— Он музыкант, разбирающийся в налоговых декларациях?
— Андрей Сергеевич Птицын владелец фирмы «Альфа». А то, что он музыкант, про то я не знала.
— Ну, тогда ты просто обязана поблагодарить его за музыку! — потребовала подружка. — С такими бизнесменами нужно поддерживать деловые… и дружеские контакты!
После недолгих препирательств с подругой Аня согласилась. Она заказала музыкантам дамский танец, подошла к столику, где сидел Птицын.
— Андрей Сергеевич, спасибо за подарок… Моя подружка жутко завидует мне. Наверное, другие женщины тоже. Вы прекрасно играете… Разрешите… в знак благодарности… пригласить вас на танец.
— Только в знак благодарности? — пошутил Андрей Сергеевич.
— Нет, ну… — девушка смутилась и сердито посмотрела на Птицына. — Я с удовольствием потанцую с вами.
— Я пошутил, не обижайтесь.
Андрей Сергеевич повёл Аню на танцпол.
— Как дела в бизнесе? — спросил он, чтобы поддержать разговор.
— Нормально. Я ведь только исполнитель. Папа подсказывает мне, что надо делать. Если бы не его здоровье… Точнее, его отсутствие…
— Что за проблемы; если не секрет?
— Сердце. Сердечная недостаточность, стенокардия… Но он планирует поездку в Москву: стентирование, шунтирование… В общем, ситуация поправимая.
— Удачи вам.
Птицыну была приятна доверчивость, с которой Аннушка прильнула к нему в танце. Он бережно касался спины и талии девушки, словно оберегал её, чувствовал, как её бёдра касаются его бёдер. Похоже, девушке нравилось льнуть к нему… «Ах ты, глазастая проказница!» — улыбнулся он в душе и смелее притиснул девушку к себе. Чему она вовсе не воспротивилась.
Но танец кончился.
Андрей Сергеевич проводил девушку до её столика. Подружка смотрела на Птицына восхищёнными глазами, ждала, что мужчина сядет за их столик. Да и Аннушка, видимо, хотела, чтобы Андрей Сергеевич составил им компанию.
— Это Надя, моя подружка, — представила спутницу Аннушка.
Андрей Сергеевич кивнул, но не представился. Продолжение знакомства могло выглядеть, как ухаживание с современным намёком на «дальнейшие отношения» в «тёплой обстановке».
— Жаль, но вынужден уйти, — изобразил он максимальное сожаление.
— Жена-дети? — насмешливо спросила Надя.
— Нет, обзавестись семьёй я не успел. Дела бизнеса…
— Даже вечером?
— Для серьёзного бизнеса нет неподходящего времени суток или года, он не признаёт болезней или непогоды, — развёл руками Андрей Сергеевич.

***

У Птицына на складе лежала небольшая партия кафеля, которую он взял в качестве «довеска» к основной партии товара, заключая выгодную сделку. Кафель — непрофильный товар — надо было куда-то «спихивать». Для коллег-оптовиков партия слишком мала, рассовывать по магазинам малыми партиями — хлопотно. Он вспомнил, что фирма Аннушки занимается реализацией именно отделочных материалов. С трудом нашёл визитку, позвонил:
— Здравствуй, Аннушка… — начал он.
— Здравствуйте, Андрей Сергеевич! — узнала его Аннушка. — Рада вас слышать.
— У меня на складе образовалась небольшая партия кафеля, — сразу перешёл к делу Птицын. — Товар качественный, но он мне не нужен. Хочу предложить вашей фирме. Отдам по себестоимости… Ну, плюс накладные расходы на логистику. Думаю, для тебя это будет выгодной сделкой.
— Конечно, Андрей Сергеевич! — тут же согласилась Аннушка. — Я вам доверяю.
— Это неправильно, Аннушка. Одно из главных правил бизнеса: «Доверяй, но проверяй!». В бизнесе нет друзей, есть партнёры и конкуренты. Конкуренты, понятно, откровенно хотят получить доход больше тебя. А партнёры… Если будет очень большая выгода,  могут тебя подставить. Как дела на личном фронте? — задал он дежурный вопрос взрослого мужчины к молодой девушке.
— Грущу потихоньку.
— Что так? Никто не ухаживает? — с капелькой ревности сквозь смех спросил Птицын.
— Папа в Москву уехал, на операцию. Я вам рассказывала.
— А… Ну да… Эти операции теперь делают массово. Чуть ли не на второй день выписывают. Так что ничего опасного.
— Всё равно страшно. Сердце всё-таки… А у меня сегодня день рождения! — вдруг похвасталась Аннушка, немного помолчав.
— В ресторан с друзьями пойдёшь? — с глубоко скрытой капелькой зависти к друзьям Анны спросил Птицын.
— Нет, рестораны не в настроение.
— Дома отпразднуешь? С подругами?
— Нет, никто не придёт. Тревожно мне что-то. Дождусь вестей от папы, тогда повеселюсь.
— Не печалься… Всё будет хорошо. Если бы ты праздновала в ресторане, я бы обязательно подошёл поздравить…
— А приходите ко мне домой, поздравить!
Птицын молчал.
— Приходите, правда!
— Неудобно… Сорокалетний дяденька с букетом в руках приходит к молоденькой девушке… Мама девушки смотрит на пришельца подозрительно… Тот пытается оправдаться, что он коллега по бизнесу…
— Я одна дома, — засмеялась Аннушка. — Мама с папой в Москву уехала. Ничего не приносите, ни цветов, ни тортов. Просто так приходите. Развеете мою хандру. Мне интересно с вами общаться. И никаких подарков! Я даже праздничного платья надевать не буду. Встречу вас по-домашнему. И конкретного времени назначать не буду: как соберётесь, так и приходите.
Аннушка назвала адрес, объяснила, как лучше к ней проехать.
— Договорились?
— Договорились… — с некоторой задержкой согласился Птицын.
— На домофоне наберёте номер квартиры — семьдесят пять…
Он был недоволен собой, что не смог отказаться от приглашения. Зрелый мужчина, состоявшийся бизнесмен идёт в гости домой к молоденькой девчонке… Нет, она, конечно, симпатичная, даже привлекательная… Было бы ему лет тридцать… А в сорок… Это полнейший моветон!
Долго мучился вопросом: с чем идти в гости. С цветами? Аннушкины соседи увидят, скажут: старый дурак к девчонке набивается… Её же и скомпрометирует. Обычный подарок для женщин — духи? А вдруг не понравятся! Современная молодёжь — у них своеобразные вкусы. Решил ехать с «туристическим набором»: фрукты-вино-сладости в небольшом количестве. Чисто символически. Купил, конечно, самое изысканное.
Ближе к вечеру побрился, освежился в душе. Проверил, хорошо ли отглажен костюм. Надел белоснежную рубашку… И снял: слишком парадная. Взял светло-голубую, для деловых встреч. Галстук завязывать не стал, чтобы выглядеть «подомашнее», но запонки выбрал платиновые, с голубоватым камнем, в тон рубашке. Подумал, что в запонках будет выглядеть старомодно… Но оставил — очень уж нравились ему эти запонки. Вызвал такси.
К подъезду Аннушки подъехали, когда у двери стояла какая-то женщина.
Птицын долго копался в кошельке, кося глазом и выжидая, когда уйдёт женщина. Ему не хотелось, чтобы она видела, в какую квартиру он пойдёт.
Подошёл к домофону, набрал номер. Услышал радостный голос:
— Входите, я вас видела! У нас третий этаж.
Поднялся на третий этаж. Точнее, взбежал, проскользнул, чтобы никто не заметил. Даже запыхался.
Аннушка ждала у приоткрытой двери.
Торопливо вошёл, вздохнул, перевёл дыхание, когда дверь захлопнулась. Спрятался!
Аннушка была одета в длиннющий, до пола, тёмно-бордовый халат с широкими, по-японски, рукавами. Халат обворачивал девушку чуть ли не вдвое, на осиной талии перехватывался не туго завязанным пояском.
С минимальным макияжем Аннушка выглядела совсем по-домашнему, но очень даже изящно.
— Проходите в зал, — улыбаясь, пригласила Аннушка. — Я рада, что вы пришли. Мне одной было совсем тоскливо.
— Здесь немного вкусностей, — Птицын протянул девушке пакет. — С пустыми руками я чувствовал бы себя очень неудобно.
— Проходите, садитесь на диван, — Аннушка тронула Птицына за локоть и заглянула в пакет. — А я всё это разложу.
Андрей Сергеевич прошёл в зал. Тихо звучала музыка, что-то блюзовое, напомнившее встречу в ресторане. Добротно, без изысков, отремонтированный и обставленный зал, большой книжный шкаф, книги в котором стояли разномастные или сериями по три-пять томов. Явно, поставленные туда не по причине красивых переплётов. Многие довольно потрёпанные, зачитанные.
Птицын сел на диван, раскинув руки по спинке. Расслабился. Ему нравилось здесь.
Аннушка прикатила сервировочный столик с фруктами и сладостями, среди которых стояла его бутылка вина, начатая бутылка «Хеннесси» и два фужера, поставила перед Птицыным. Села рядом. Близко, но не касаясь его. Откинула голову.
Птицын едва успел отодвинуть руку назад, а то бы получилось, что он обнимает девушку. От её волос пахнул тонкий, ненавязчивый аромат парфюма. Что-то юношеское заволновалось в душе Птицына.
— Папа сказал, что это на самом деле «Хеннесси», — кивнула на столик Аннушка. — Говорят, один из лучших в мире коньяков. Налейте мне глоток коньяка.
Андрей Сергеевич налил в один фужер совсем немного, в другой побольше.
Аннушка взяла фужер, снова откинулась на спинку.
— Тостов говорить не будем… Если разговаривать не хочется — просто помолчим. Спасибо, что зашли, избавили меня от одиночества. У меня сегодня грустное настроение. Послезавтра у папы операция… Да, вы уже говорили, что такие операции отработаны, делаются, как на конвейере… Всё равно страшно.
Аннушка шевельнула рукой, омывая коньяком стенкам фужера, вдохнула аромат напитка, выпила капельку.
Птицын тоже глотнул. Коньяк был мягким и ароматным, чуть обжог язык. Жжение моментально прошло, во рту осталось приятное послевкусие.
Птицын шевельнул кистью и невольно прикоснулся к плечу девушки. Прикоснулся ещё раз, ободряюще.
— Вы прекрасно сыграли в ресторане. Профессионально, — с долей зависти произнесла Аннушка.
— В детстве ходил в музыкальную школу, участвовал в конкурсах, побеждал. В юности писал стихи, как и положено восторженным юношам. Родители видели во мне музыканта… Но… Во мне не было таланта… Я решил, что быть хорошим музыкантом, каких много, и бедным — не моё будущее. Пошёл в бизнес. Что-то мне удалось…
Птицын умолк. Молчала и Аннушка. Молчание было приятным, как запах коньяка, который они отпивали по капельке.
— Я первый раз за много лет день рождения отмечаю без родителей, — помолчав, пожаловалась Аннушка. — Это так тоскливо! Хорошо, что вы пришли… Спасли от одиночества.
Птицын едва заметно встряхнул девушку за плечо. Его кисть уже как-то привычно лежала на плече Аннушки.
«Без папы и без мамы не может, — подумал он об Аннушке, как о ребёнке. — Владелица фирмы… Бизнес-вумен…».
— Мне с вами так спокойно. Я чувствую себя… защищённой.
Аннушка осторожно, словно опасаясь, не спугнёт ли, положила голову на плечо Птицыну.
Андрей Сергеевич замер.
— Я, наверное, похожа на доверчивую птичку, севшую на руку отдыхающего в парке мужчины…
— Ты… — Андрей Сергеевич кашлянул, чтобы привести в порядок севший вдруг голос, — владелица фирмы. Бизнес-вумен. Для бизнесмена быть похожим на доверчивую птичку опасно. Бизнесмен должен быть ходячим калькулятором, всё просчитывать. Иначе конкуренты обыграют и съедят.
— Здесь я не бизнес-вумен. Здесь я просто слабая, перепуганная девчонка, которой хочется свернуться клубочком и почувствовать защиту сильных рук.
Головка Аннушки удобнее устроилась на плече Птицына.
— Двадцатилетней девушке сворачиваться клубочком под защитой рук сорокалетнего мужчины это… не камильфо.
— Ну, мне не двадцать, а двадцать два… Двадцать три уже! «Не камильфо», это что-то вроде «неправильно»?
Андрей Сергеевич не шевелился.
— Я очень даже взрослая девушка. Насчёт вашего возраста… Я знаю сверстников, которые выглядят развалинами по сравнению с вами. А насчёт «камильфо»… Для меня важны душевные отношения, а не выходы на публику. Публика пусть тусуется в ресторане, хвастает друг перед другом платьями и костюмами, подделками под «фирму»… И не трогает своими липкими пальцами и взглядами мою душу.
Андрей Сергеевич вздохнул и чуть сжал плечо Аннушки, словно соглашаясь с её словами.
— Пойду кофе сварю, — задумчиво сказала Аннушка, тихонько отстранилась и ушла на кухню.
Птицын слышал, как звякала посуда, фыркнула зажжённая конфорка, как ходила туда-сюда Аннушка… Наконец, на небольшом металлическом подносе с ручками принесла две чашки ароматного кофе, сахарницу и сливки в кувшинчике, поставила поднос на столик, опустилась на колени напротив. В халате с широкими рукавами девушка походила на японку.
— Хочу коньяк! — потребовала с детской капризностью.
Птицын налил в её бокал глоток, себе побольше.
— Чтобы всё было хорошо, — задумчиво проговорила она, прикоснулась бокалом к бокалу Птицына, выпила залпом. Придерживая полы халата ладошкой, села рядом с Андреем Сергеевичем, лицом к нему. Прильнула к груди, уютно, как ребёнок.
У Птицына перехватило дыхание.
— Можешь думать, что я всё просчитала на калькуляторе… Как ты учил… И приняла решение… Как бизнес-вумен…
Птицын даже не заметил, что Аннушка с «вы» перешла на «ты», так это естественно произошло. Он скосил глаза вниз. В разрезе доверчиво приоткрывшегося халата увидел её грудь. Оттопырившийся сосочек.
Нежность…
— Я сегодня подарю тебе… — проговорила Аннушка негромко, почти шёпотом, — ключик от моей сокровищницы наслаждения…
Андрей Сергеевич перестал дышать и замер, сомневаясь, правильно ли понял Аннушку. Она говорила об этом настолько просто…
— Этот ключик хранился в сейфе, я его ни разу не доставала… Ты будешь первым, кто посетит её… Будь, пожалуйста, нежным…
Она взяла его ладонь, утянула за пазуху, накрыла мужской ладонью грудь.
Ладонь ощущала шелковистую кожу девушки… Горошинку сосочка… Все чувства Птицына сконцентрировались в его ладони… Рука, не желая слышать запретов разума, опустилась ниже, на животик… Ослабнувший поясок соскользнул…
— Дыши… — с улыбкой прошептала Аннушка. — Задохнёшься ведь!
Сдерживая себя, заставляя не торопиться, продлевая наслаждение, Птицын разворачивал халат, как золотую обёртку вкуснейшей конфеты, отдаляя миг, когда можно будет вкусить её сладость.
Ладонь скользила по телу девушки, словно по изгибам скрипки великого мастера… Обнажилась упругая, кругленькая ягодичка… Появилось на свет бёдрышко, словно выточенное из слоновой кости…
Аннушка томно, с постаныванием, потянулась, будто просыпаясь… Повернулась на спину… Полы халата скользнули в стороны…

***

— Аннушка всё же пролила масло… — пробормотал Птицын, нежась в объятиях девушки.
— Не бойся, трамвай тебя не переедет, — улыбнулась Аннушка. — Потому что ты не Берлиоз, который поскользнётся, а Мастер. 
— Ты прочла «Мастера и Маргариту»?
Птицыну было приятно, что Аннушка заинтересовалась книгой, которую он упомянул лишь вскользь.
— Конечно. Должна же я знать, о чём ты говоришь.
— Ну, если я не Берлиоз… Тогда ты — булгаковская Маргарита.
— Только я не ведьма.
— Нет, конечно. Ты — моё наслаждение!

= 3 =

Однажды вечером Аннушка примчалась к Птицыну на квартиру возбуждённая и радостная:
— Андрей, я такую сделку провернула! Я оптом по-дешёвке приобрела партию товара! Отмечаем?
Аннушка протянула Птицыну пакет, в котором лежала бутылка коньяка, фрукты и конфеты.
Птицын недоверчиво взглянул на Аннушку, взял пакет, поцеловал девушку в уголок губ.
— Ты что, не рад? Почувствовал во мне конкурентку?
— Нет, конкурентку я в тебе не чувствую. Мы с тобой, как ученик и сенсей в японском дзюдо. Расскажи-ка, что приобрела, на каких условиях и прочее. А потом, если это на самом деле выгодная сделка, я порадуюсь за тебя. Папа одобрил сделку?
— Он в Германию уехал на два месяца, на реабилитацию… Я сама приняла решение. А в подробности посвятить тебя не могу: коммерческая тайна.
Аннушка засмеялась, увидев тень разочарования на лице Птицына.
— Шучу, шучу… Накрой стол, я вымою руки и всё расскажу.
Птицын открыл коньяк, помыл фрукты, достал фужеры. Прибежала радостная Аннушка. Вытащила из сумочки бумаги:
— Вот документы, — с гордостью подала бумаги. — Разливай коньяк!
— Да-да… Только взгляну мельком…
Аннушка, как девочка, ожидающая реакции человека, попавшегося на её проказу, наблюдала за серьёзным лицом Птицына, вчитывающегося в бумаги. Не видя появления радости на его лице, поскучнела.
— Проблема вот в чём… — не отрываясь от бумаг, заговорил Птицын. — Ты попалась на распродажу неликвида. Владелец спихнул тебе то, что ты не сможешь реализовать до следующего года. Товар сезонный, спрос на него сейчас практически нулевой. Хранится где?
— Мы с владельцем подписали договор, что товар будет храниться у него на базе.
Птицын недоверчиво взглянул на Аннушку:
— Какой срок?
— Два месяца… — как провинившаяся девочка, сознающаяся в проступке, сообщила Аннушка.
— Особые условия были?
— Если товар не будет реализован или вывезен в течение двух месяцев, он перейдёт в собственность владельца базы.
Птицын смотрел на Аннушку, как на сумасшедшую.
— У тебя что… — он едва сдержался, чтобы не закончить фразу: «…мозгов нет?».  — Ты не сможешь реализовать товар за два месяца! И очень трудно найти хранилища для такой партии. Плюс огромные траты на перевозку… А это что?! — Птицын с ужасом вчитывался в очередную бумагу.
— Я взяла кредит, чтобы оплатить товар… — потерянно прошептала Аннушка.
— Боже мой… Ну почему ты не посоветовалась с отцом! — простонал Птицын. — Или со мной, на худой конец!
— Я думала… Что ты, как конкурент…
— Аннушка, милая… Какая ты мне конкурентка?! Ты неопытная девчонка…
— Мне сказали, что «Альфа» и «Омега» раньше были одной фирмой, ты разделил фирму… Не в пользу партнёра…
— Боже, какой идиот тебе это наплёл? Инициатором раздела был не я. И фирму разделили на условиях Сергея Саранцева. Причём, с материальной пользой в его сторону, и немалой. Проблема в том, что он спортсмен, а не бизнесмен. И поэтому моя фирма достаточно быстро стала прибыльнее его фирмы. И потом… Аня, разве я похож на сволочь? Я что-то плохое делал для тебя, для твоей фирмы?
— Но ты же сбросил мне партию кафеля, который тебе не был нужен! — обиженно укорила Аннушка.
— Да, не был нужен. Но эту небольшую партию ходового товара я уступил без навара для себя, с перспективой на выгоду для тебя…
Они некоторое время сидели молча.
— Ань, я не знаю, как тебе помочь. Ты даже в полцены не сможешь реализовать товар — не сезон. Огромный кредит под бешенные проценты… Ну почему ты не позвонила отцу?!
— Он бы запретил мне… Партия слишком крупная…
— И правильно бы сделал! Звони сейчас. Может быть, у него есть знакомые, которые хотя бы по частям раскупят товар тебе в убыток. От него надо избавляться.
— Не могу… — Аня тихонько заплакала. — У него сердце…
Птицын обнял девушку, похлопал по спине, как успокаивают обиженного ребёнка. Тяжело вздохнул.
— Ладно… Два месяца впереди…
— Андрей, а у тебя на складах мест не найдётся?
— Понимаешь… Складские площади работают эффективно лишь тогда, когда они постоянно заняты. По мере того, как товар убывает, на его место тут же прибывает новый.
— А ты не можешь тормознуть прибытие?
— Чтобы иметь гарантированных поставщиков, нужно оплачивать товар заранее. Только в этом случае товар можно взять по выгодной цене. Я оплатил товары на месяцы вперёд. Точно так же сделали и те бизнесмены, у которых я закупил товары. Я тормозну — они понесут убытки, покажут себя необязательными для своих поставщиков. Предъявят претензии мне. Это грозит неустойкой и потерей доверия. Ты в «Омегу» к Саранцеву, случайно, не ходила? У него могут быть свободные складские площади.
— Ходила, — безнадёжно буркнула Аннушка. — У него условия драконовские. И деньги за полгода хранения… А у меня денег нет.
Птицын представлял, какие деньги нужны, чтобы оплатить аренду складских площадей на полгода вперёд. У него на балансе фирмы в данный момент таких денег не было. Да и не будет — всё уйдёт на погашение взятых кредитов. Но, тем не менее, он предложил:
— Давай я оплачу. В виде кредита. У тебя деньги появятся, отдашь.
Аннушка категорически отказалась.

Осталась неделя до банкротства. Аннушка запаниковала: товар реализовать не смогла, складов для хранения большой партии товара не нашла, кредит горел.
Птицын съездил к хозяину склада, где хранился товар Аннушки, предложил ему продлить договор по хранению товара.
— Товар твой? Нет, — обрезал его хозяин. — Был бы твой, может, и поговорили бы. Сам понимаешь, девчонка лоханулась. А я на этом наварю хорошие деньги.
Птицын предложил Аннушке:
— Я возьму кредит, выкуплю твой товар…
— Нет, — обрезала его Аннушка. — Если я узнаю, что ты… Я не знаю, что я с собой сделаю. По крайней мере, это будет последним днём нашего знакомства.
Она знала положение финансовых дел «Альфы»: Андрей как-то признался, что набрал кредитов столько, что новых ему банк может дать только под жуткие проценты и грабительские залоги. Правда, деньги все вложены в хорошие поступления. Но нужно время, чтобы пошла прибыль.
До банкротства оставалось три дня. Птицын отправился к бывшему компаньону Саранцеву.
Прошёл в офис мимо секретарши.
— Здорово, Серёга, — произнёс как можно нейтральнее, протянул руку.
— Здорово, Андрюха, — с каплей удивления ответил Саранцев, пожимая руку бывшему компаньону. — Сто лет не виделись. Какими судьбами-нуждами? Можешь не говорить, что случайно, всё равно не поверю.
— По делу, конечно, — не стал вилять Птицын. — Знакомый мой, — приврал он немного, — у него магазин керамики на Производственной улице, ты, наверное, знаешь…
— Знаю, — кивнул Саранцев и выжидательно уставился на Птицына. — Мой клиент.
— В общем, у него нелады с сердцем. Недавно ездил в Москву, стент поставил…
— Это что за хрень?
— Ну… типа искусственного сосуда в сердце, чтобы инфаркта не было.
— Ни хрена се! — удивился Саранцев.
«Как был ты спортсменом необразованным, таким и остался», — подумал Птицын и продолжил:
— В общем, со здоровьем у него совсем плохо, оформил он бизнес на дочь и уехал лечиться в Германию.
— Ага, дочка молодая, да сладкая, — осклабился Саранцев и подмигнул Птицыну.
— Дочка по неопытности напортачила с закупкой оптовой партии товара, — Птицын не отреагировал на реплику и подмигивание Саранцева. — Сдаёт партию ниже себестоимости.
— А-а! Приходила она ко мне. Ничего фифочка. Просила аренду. А теперь продаёт?
Саранцев посмотрел на Птицына заинтересованно.
— Не хочешь товар взять? — как бы между делом спросил Птицын.
Саранцев посмотрел на бывшего партнёра недоверчиво.
— А что сам не возьмёшь?
— Партия большая, товар по твоей части. А мы с тобой, вроде, по-крупному не конкурируем.
— А подвох какой? Не поверю, чтобы дело было без подвоха.
— Подвоха нет. Есть нюанс: товар несезонный, пролежит на складе несколько месяцев, пока на него спрос появится. Но у тебя же есть пустые площади…
Птицын удочку забросил наугад, но, судя по задумчивому выражению лица Саранцева, пустые площади были.
— А если подробно? — заинтересовался Саранцев.
Андрей выложил ксерокопии документов с расценками и объёмами.
Саранцев просмотрел бумаги, поскрёб небритую щеку, скривился в раздумье.
— Я бы мог взять партию… — он выжидающе посмотрел на Птицына.
— И второй нюанс…
Саранцев восторженно хлопнул себя ладонями по ляжкам и выстрелил в Птицына пальцем:
— Я же говорю: дело с подвохом!
— Нет, просто товар надо вывезти за сегодня и завтра. Естественно, оплата тоже сегодня и завтра.
— Больше «нюансов» нет? — Саранцев испытующе уставился на Птицына.
— Больше нюансов нет.
— Точно?
— Точно.
Саранцев долго думал. Наконец, сказал:
— А мой «нюанс» в том, что деньги на счету появятся только через неделю.
Теперь думал Птицын.
— А если я выкуплю товар, ты перевезёшь его к себе, а через неделю выкупишь у меня.
Саранцев замер в раздумьях.
— А чего ты так выкручиваешься с этим товаром? — наконец, подозрительно спросил он. — В чём твой интерес?
— Я ж тебе сказал: мой знакомый, сердечник, дочка напортачила. Он в Германии, пока ничего не знает. Приедет, узнает, помрёт мужик. Она, глупая, договор кабальный по незнанию подписала: если товар от хозяина не вывезет до послезавтра, теряет его.
— Во дура! — удивился Саранцев. И снова надолго задумался.
Птицын знал, что мысли у его бывшего компаньона ворочаются очень медленно, поэтому терпеливо ждал результата.
— А что покупать-перекупать? — Саранцев испытующе стрельнул глазами на Птицына. — Пусть наши бухгалтера оформят товар сразу на меня. Я за два дня товар вывезу. А через неделю у меня деньги появятся, перечислю тебе.

Банк Птицыну кредит не давал, потому что на нём уже висели два кредита под залог квартиры и автотранспорта. Подписав залог на складские помещения, Птицын взял огромный кредит на один месяц. Саранцев перечислит ему деньги через неделю. На всякий случай он «дал» Саранцеву дополнительный срок ещё на неделю. Ну и, чтобы гарантировать всё, удвоил общий срок.

***
На следующий день вечером Аннушка заехала к Птицыну. Была она спокойна, уверена в себе. Здороваясь, холодно подставила щёку для поцелуя, а не кинулась в объятия, как обычно.
— Я решила свою проблему, — буднично сообщила она, присаживаясь за кухонный стол.
— Да? — Птицын сделал вид, что ничего не знает о перекупке товара. — Расскажи, как… Если не секрет, конечно.
— Саранцев позвонил. От него приехали два бухгалтера, оформили всё. Саранцев даже вывезет всё своими машинами. В общем-то, неплохой он человек…
Ночевать Аннушка не осталась.

***
Прошла неделя. Саранцев молчал.
Птицын позвонил ему, напомнил о деньгах.
— Какие перечисления? — искренне удивился Саранцев. — А… С той девчонкой… Но, по-моему, я тебе ничего не должен. Бухгалтера всё оформили, я товар перевёз к себе… Нет, если за мной есть какие долги, пришли своего бухгалтера с бумагами… Я всё подпишу, если забыл о чём…

Поставщики задержали партию товара. Товар не прошёл к потребителям. Птицын не получил деньги. Не смог вовремя погасить кредит. Банк предъявил претензии… Дальше всё обрушилось, как карточный домик. В короткий срок Птицын лишился всего.

= 4 =

— Бралелло, ты куда? — остановил Говоруна охранник, скучавший в холле ресторана.
— Хеннесси в твоём заведении подают? — спросил Говорун, показывая купюры. — Захотелось вкус молодости вспомнить.
Охранник хмыкнул, молча отвернулся.
Говорун вошёл в зал. Сто лет здесь не был. Интерьер совершенно другой. Лишь эстрада с оркестром и барная стойка на прежних местах, и выглядят почти так же, как в старину.
Говорун подошёл к барной стойке, сел на высокий стул.
— У нас всё дорого, — скептически взглянув на «антикварное» одеяние клиента, предупредил молодой бармен.
— Минералки плесни в стакан, — попросил Говорун, нахохлившись и прикрывшись шляпой, как гриб-боровик.
— Мужик, ты ничего не попутал? — насмешливо спросил бармен. — У нас стакан минералки стоит, как комплексный обед в забегаловке для таких, как ты.
— Мальчик, — Говорун медленно поднял глаза и взглянул на бармена из под шляпы. — У вас клиентов через одного обслуживают? Или мне метрдотеля позвать?
— Ладно… — пожал плечами бармен и указал на дверь в холл, где прохаживался охранник. — Вон там наш парень стоит. Если что, он такую трёпку тебе устроит…
Бармен небрежно плеснул в стакан минералки, толкнул стакан Говоруну.
Говорун отпил глоток минералки, поставил стакан на стойку, подложив под него пятитысячную купюру.
Лицо бармена переменилось на услужливое.
— Хеннесси, — заказал Говорун. И, направив указательный палец в лицо бармена, предупредил: — Не вздумай набодяжить!
Бармен с удивлением покосился на бродягу, достал с витрины бутылку, распечатал. Хеннесси заказывали редко, дороговатый напиток. Достал рюмашку, намереваясь налить коньяк в неё.
Говорун насмешливо уставился на бармена. Парень смешался, убрал рюмашку, достал коньячный бокал, налил на четверть, поставил перед Говоруном на салфетку.
Говорун поднял бокал, прижал большой палец к его стенке на уровне напитка, посмотрел прозрачность. Вдохнул аромат напитка. Посидел некоторое время с закрытыми глазами, наслаждаясь запахом, пахнувшим из счастливого прошлого. Пригубил, пустив благородный напиток по языку. Подождал, пока лёгкое жжение превратится в коньячное послевкусие.
Бармен, ожидавший, что бродяга «махнёт» коньяк одним глотком, как пьют самогон, с удивлением наблюдал за неторопливым исполнением ритуала, который может выполнить только знаток коньяка. На странное одеяние клиента он перестал обращать внимание: люди сейчас всякие… Иной раз не похожие на серую, поблёскивающую золотыми побрякушками, массу. По телевизору как-то показывали, что владелец какого-то крупного западного банка ходит в дырявых носках: ему пришлось разуваться при входе в японский храм.
— Закусить? — спросил он клиента.
Говорун насмешливо взглянул на бармена и промолчал.
Вспомнил её. Почему она в чёрном? Отец умер? Или мать… Вряд ли по другому поводу она надела бы траур. Сколько лет прошло с тех пор… Да-а… «Лихие девяностые»…
Его бизнес рухнул в одночасье. Обыденность для тех лет. Она так и не узнала, кто спас её от разорения. Он не сказал. А что говорить? Саранцев скрыл свою подлость. «Альфа» обанкротилась так, будто владелец не справился с бизнесом.
Потеряв всё, он не стал бороться. В душе что-то надломилось. Выгорело. Обуглилось, как от паяльной лампы. Друзей не было… Какие друзья в бизнесе? Пауки в банке… Готовые сожрать друг друга. Саранцев улучил момент, вонзил свои ядовитые хелицеры ему в загривок. Родителей нет. Семьи нет. Не для кого жить.
Она тогда ушла к Саранцеву. Он на неё не в обиде. Глупо было бы ему, сорокалетнему, претендовать на любовь двадцатилетней девчонки.
Говорун допил коньяк и жестом указал бармену налить ещё.
Прекрасный напиток!
По телу разлилась сладкая расслабуха. Голову заполнило блаженство.
Как мало человеку надо, чтобы почувствовать блаженство!
С эстрады донеслись звуки саксофона, синтезатор звуками фортепьяно поддержал его в блюзовом стиле…
Говорун потёр ладони, размял пальцы. Ему вдруг захотелось сыграть на синтезаторе. Много лет не играл. Интересно, смогут пальцы, или безвозвратно утратили подвижность?
Он залпом выпил коньяк. Бармен неодобрительно покосился: такой напиток нельзя хлестать, как самогон!
Втащил ещё одну пятитысячную купюру, сунул её под стакан с минералкой.
— Слушай, друг, — попросил он бармена. — Сходи к музыкантам, заплати, сколько они там за заказ берут… Скажи, клиент хочет сыграть… На синтезаторе… Что-то классическое… Сам понимаешь, в таком прикиде они меня турнут… Я умею…
Бармен, понявший, что бродяга знает толк в коньяках, не засомневался, что этот — сумеет.
Парень сходил к эстраде, пошептался с клавишником, скоро вернулся.
— Можешь сыграть одну вещь. Но если «собачий вальс» начнёшь бацать, они тебя попрут.
Говорун обрадовался, будто получил долгожданный подарок. Указал пальцем, чтобы бармен ещё раз налил. Пригубил пару раз, словно оттягивая важный момент. Наконец, решился. Неторопливо направился к эстраде. Сел за клавиши. Замер на мгновение. Сдерживая нервную дрожь в руках, помял пальцы, коснулся клавиш…
— Пам-пам-пам… — раздались несмелые звуки.
Помнят! Помнят пальцы эти прикосновения!
«Па-пам-м-м...» — пара капель несмелыми нотами оторвались от клавиш. «Па-па-па... Па-па-пам-м-м...» — пролились частыми капельками аккорды. «Слёзы дождя»… Мелодия плакала.  Хрустальные слёзки нот капали то поодиночке, то звенели гаммами… Утихали и срывались вновь, словно от горьких воспоминаний… Слёзы музыки капали, как осенний дождь… Нескончаемо, тихо… Под эту длинную мелодию можно было о многом погрустить… Наконец, пробежав по клавишам в последний раз, «Слёзы дождя» утихли.
Молчал зал. Не бряцали вилки о тарелки. Не спорили пьяные голоса. Не восторгались экзальтированные женщины.
К Говоруну подошёл клавишник.
— Лет пять назад эту мелодию у нас играл один… мэн. Или больше пяти. Он сыграл её тогда для девушки. Для Аннушки. А ты для кого играл?
— Я? — словно очнулся Говорун. — Нет, ни для кого. Так… Вспомнилось… Лет пять назад… Или больше…
Клавишник вгляделся в лицо Говоруна, тяжело вздохнул, положил ладонь на плечо.
— Ты… Играй, если хочешь. Хорошо играешь.
Сел неподалёку, ссутулился. Вздохнул, покачал головой.
Зал молчал, словно задумавшись в грусти.
Говорун потёр пальцы, почувствовав, что они размялись. Переключил регистр на «органный» звук и выдал вступление к «Ре-минор» Баха.
— Та-та-та-та-а-а-а… — вострубил орган, пробуждая от дрёмы даже тех, кто был уже в изрядном подпитии…
— Та-ра-ра… Та-та-та-та-а-а!
Зал оживлённо загомонил, забряцал столовыми приборами.
Нет, «Токката-аппассионата» Баха, это не для пьяненькой публики…
Говорун переключил регистр, синтезатор зазвучал простеньким голосом гармошки. Запел:
 
 О красивой, о тонкой, как тросточка гибкой,
И как облачко лёгкой, о девочке той,
Я пою, что однажды так щедро, с улыбкой
И душою, и телом слилася со мной.

Неясная музыка и неслаженные слова вертелись у него в голове давно, а тут вдруг оформились и сложились! И полилась из души песня:

Моя песнь о наивной, о девочке хрупкой,
Подарившей мне счастье. Расстался я с ней.
Ты души моей тёмной коснулась, голубка,
И как призрак растаяла в сонме теней.

Говорун замолчал.
— Чья это песня, маэстро? — услышал Говорун голос пожилого клавишника и удивлённо обернулся.
— Ничья.
— В смысле… Дворовая, что-ли?
— Ну, вроде того.
— Ничья, значит. Запиши слова, мы исполнять будем.
— Нет слов. И песни нет.
— Как, нет. Ты же только что спел!
— Да это так… Экспромт.
— Ничего себе… экспромт!
Клавишник хмыкнул и задумался.
— Не обижайся, ежели глупость ляпну, — клавишник словно запнулся. — По-моему, твоя работа не соответствует твоему таланту.
— У меня нет работы. Нет таланта, — Говорун криво улыбнулся. — Нет жизни.
Долго молчали.
В зале раздались жидкие хлопки, которые могли означать просьбу к музыкантам сыграть что-нибудь. Волной накатили и стихли аплодисменты.
— Жизнь многообразна, — словно рассуждая, проговорил клавишник. — Талант у тебя есть, это я как музыкант говорю. За такой «экспромт» исполнители готовы деньги платить…
Подумав, он предложил:
— Слушай, нам клавишник нужен. Я уже не справляюсь, возраст. Берись за это дело, а? Какое-то время поработаешь без оформления, если понравишься публике и хозяину, оформим. Зарплата достойная. Я много лет тут работаю. В стиле импровизации.
Клавишник улыбнулся, приобнял Говоруна за плечи и встряхнул.
— Сыграй нам ещё что-нибудь!

                2019 г.