20
Когда я открыл глаза, солнце уже вовсю заливало комнату, и на часах, тикавших на стене напротив, стрелки почти сошлись на цифре двенадцать. Некоторое время я тупо смотрел на них, не в силах заставить свой мозг заработать на должном уровне производительности. Двенадцать часов? Полдень? Что бы это могло значить для меня? Проспал я или не проспал? И что, собственно, я мог проспать? Голова решительно отказывалась давать мне ответы. Вспомнить хотя бы, какой сегодня день. Кажется, вторник… да, действительно, вторник, потому что… потому что вчера был понедельник… кажется. Раз так, то мне никуда не надо идти. Впрочем, не потому, что сегодня вторник. А потому, что я остался без проекта и без работы. Когда эта идея со всей определённостью дошла до меня, я со вздохом повернулся на бок и снова закутался в одеяло. Не потому, чтобы мне было холодно – погода стояла замечательная, за окном весело чирикали воробьи. Просто мне хотелось… не знаю… отгородиться от всего мира, спрятаться, забраться в нору и лежать, лежать без конца, ничего не делая и ни о чём не думая.
Мною владела какая-то странная, непривычная апатия. Вот уже третий день, как я абсолютно ничем не был занят. То есть совершенно в буквальном смысле – ничем. Даже еду себе не готовил, свалив это на Валю. Свинство, конечно, и тем более свинство, что я отлично всё понимаю. Не то чтобы ей было неприятно заботиться обо мне… но она к этому не слишком приспособлена. Всё-таки при её роли деятельности… Хотя что такого в том, что она модель? У людей много стереотипов в отношении моделей. Будто они всегда очень мало едят и мало весят. Будто к двадцати пяти уже исчерпывают себя. Будто нервы у них становятся ни к чёрту. Конечно, кое-что из этого имеет под собой основания. Однако Валя в этом смысле совсем не похожа на других моделей. Уже хотя бы потому, что она – модель боди-арта. Представляет собой живые картины, преображается в самые фантастические сюжеты. Это если говорить приблизительно, потому что там много тонкостей. Но так или иначе, работа у неё очень отличная от обычных моделей. И деньги там, конечно, совсем не те. Да что говорить, платят ей откровенно мало, особенно учитывая, сколько у неё времени на это уходит. Так что, конечно, я поступил как самая настоящая свинья, позволяя ей весь вчерашний день за мной ухаживать. А она – ничего, ни слова упрёка. Не поймёшь её, иногда из-за какого-нибудь пустяка устроит сцену, иногда же молча снесёт самую откровенную несправедливость. Что, конечно, меня никак не оправдывает.
Однако мысль о Вале не получилась чёткой, живой. Всё во мне словно потеряло единый ориентир, размягчилось, оплавилось. Даже все желания куда-то растворились. Когда мы сидели в кафе и я произносил пафосную речь про своё нежелание отступать… я говорил правду. Мне действительно казалось, что никакие препятствия не способны меня остановить. Но вот прошло уже три дня – и что же? Я валяюсь здесь, в постели, когда время уже перевалило за полдень, и не делаю ничего для достижения цели. Что со мной такое случилось? Какие странные образы, бесконечно предстающие перед глазами, удерживают меня от действия? Я, кажется, знаю ответ, по крайней мере, знал, но забыл. Во сне был один сюжет… но нужно сосредоточиться, чтобы вспомнить. Нечто, связанное с осуждением, общественным осуждением. Какой-то скандал, который освещался во всех газетах… Я морщил лоб, усиленно подгоняя разнежившуюся память. Мне непременно надо было восстановить этот сон, это было очень важно, хотя я не мог бы сказать почему. Возможно, в нём заключалась подсказка… Кажется, там был Владимир Леонидович, но только не такой, как в жизни, потому что… потому что он мог ходить. Да-да, у него были ноги, две ноги, здоровые и целые. Он выступал на суде… говорил очень убедительно, красиво. Его слушали, затаив дыхание. Он показывал какие-то схемы, чертежи, объяснял, пытался доказать… не помню, что именно. Видимо, ненадёжность конструкции тех самых галерей. И всё было хорошо… до определённого момента. А потом по залу пронёсся как бы шелест голосов. В них было удивление, даже негодование. Кажется, я тоже был там, среди зрителей, и видел, как на сцену (почему сцену? ведь это был суд!) взошёл ещё один человек. Сначала я не узнал его… он как-то всё старательно отворачивал лицо. Но потом человек заговорил, и сразу стало понятно, что это Войнов. Он говорил совсем не так, как Владимир Леонидович, отнюдь не так связно и доступно. И, тем не менее, его стали слушать с не меньшим вниманием. А он, будучи доволен, что производит впечатление, начал впадать в ораторский раж. Все чертежи, которые показывал Владимир Леонидович, куда-то вдруг исчезли со сцены, а сам он внезапно очутился в инвалидном кресле, и у него уже не было ног. Всё прекрасное впечатление от его речи рассеялось в один момент. Теперь Войнов правил бал. Он обрушился на несчастного оппонента со всей силой своего красноречия. Он обвинял его… но вот тут я не мог припомнить никаких подробностей. Видно было только, что стрелы попадают в цель: Владимир Леонидович всё ниже и ниже опускал голову в своей коляске. А потом я вдруг услышал своё собственное имя, громко произнесённое Войновым. Это было похоже на удар грома. Все сидевшие вокруг повернулись и начали смотреть на меня. Я потерянно озирался, не зная, куда деться от этих возмущённых, оскорблённых взглядов. Войнов же продолжал говорить, обвинять, высоко воздевая руки. Отдельные слова было практически невозможно расслышать, но смысл их, тем не менее, был очевиден: я допустил ошибку, ложно обвинив его в халатности, и теперь должен понести наказание. Все мои расчёты были неверны, а действия носили явно предумышленный и зловредный характер. Лица толпы становились всё мрачнее, злее… и в этот момент я проснулся.
Да, таков был мой сон, по крайней мере, та его часть, которую я запомнил. Странные, гротескные образы! Но, как бы там ни было, а посыл это видения был вполне ясен. Я ошибался – а Войнов был прав. Однако это белиберда какая-то! Мои расчёты были верными… возможно, выводы кое-где получились чересчур резкими, но сути дела это не меняло. И всё же сон как будто предостерегал меня. Впрочем, говорят ведь, что во сне всё видится ровно наоборот. Так что, может быть… вот только было что-то ещё. Приснилось мне и другое, что я забыл, очень важное, очень… знакомое. Я ворочался в постели, не мог найти себе места, пытаясь вспомнить. В голове царил совершенный сумбур, из которого трудно было извлечь нужную информацию. Образы крутились, перемежались, быстро сменяли друг друга. И вдруг, когда я уже отчаялся найти решение, одно лицо с необыкновенной ясностью нарисовалось передо моим внутренним взором, да так неожиданно, что я даже вскочил с кровати и в волнении забегал по комнате. Да, конечно, вот он, недостающий кусочек пазла из моего сна! Девушка с бездонными синими глазами, которая появилась тогда передо мной словно… словно ангел, охраняющий врата рая. Ну или ада, если уж на то пошло (фу, какая глупость лезет в голову!) И вот теперь – снова она, только уже во сне. Почему я никак не могу с ней развязаться? Я ведь действительно был очень решительно настроен тогда, в кафе. Кричал, что никто и ничто мне не страшно. А теперь мне снова снится эта странная женщина, которая… которая требует остановиться. И я поддаюсь, я отступаю. Становлюсь пассивен, неподвижен, ничего не хочу. Как такое может быть? Неужели она настолько… настолько глубоко проникла в меня? Снится мне по ночам, незаметно проникает внутрь, в моё тело, в мою кровь, отравляет её… Бред, бред, – чуть ли не вслух заговорил я, – ты начинаешь бредить. Может быть, у тебя просто температура. Начало какой-нибудь болезни, вот ты и лежишь, как балка. Я приложил ладонь ко лбу, но не почувствовал, чтобы он был особенно горячим. Надо бы, конечно, померить, да только градусника в доме у меня никогда не водилось.
Я подошёл к окну, выглянул на улицу. Тишина, благодать! Прекрасный тёплый июньский день, пустынные в рабочий час улицы. И с чего, собственно, я вздумал захандрить? Вот уже и оправдание в виде болезни начал придумывать. Ерунда это всё, я здоров, дело тут в другом. Кем бы ни была эта странная девушка, какие бы цели ни преследовала, она нашла моё слабое место и ударила в него. То есть “нашла” – не то слово, конечно, потому что ничего она не искала, а просто знала, чем воспользоваться. Откуда, каким образом – мне не хотелось даже задумываться о таких деталях, я их принял, как факт. Но она з н а л а, что я не уверен в себе. В этом всегда была моя проблема. Со стороны, наверное, кажется, что я – самоуверенный молодой человек, склонный идти напролом и добиваться своих целей. Только вот на самом деле этот мой “пробивной” характер основывается как раз на обратном. Я никогда не уверен в собственной правоте. Даже когда все мои доводы совершенно точны, где-то глубоко внутри всё равно шевелится бес сомнения. Другой на моём месте уже наверняка бы получил парочку пусть пустяковых, но собственных проектов. А я – не получил, потому что сомневаюсь, смогу ли эффективно их разработать. И так во всём, так и с этими проклятыми галереями. Ведь расчёты Войнова действительно содержали в себе серьёзные недочёты. Достаточно серьёзные, чтобы главный инженер подобный проект завернул. Но были ли они критическими, вот вопрос? В этом я не был уверен, не мог быть уверен. Просто потому, что у меня не было достаточно опыта в работе с подобными конструкциями, как, собственно, и у Войнова, однако это уже другая история. И, тем не менее, я пошёл на открытый конфликт с рабочей группой, а потом обратился к Владимиру Леонидовичу за помощью. В какой-то степени все мои действия объяснялись страхом перед своей собственной неправотой. Это как человек, боящийся волков, начинает громко напевать и стучать палкой по стволам деревьев, проходя ночью через лес. Желает показать, прежде всего самому себе, что никто и ничто ему не страшно. И она почувствовала мой страх.
А что если… что если и не было на самом деле никакой девушки с синими глазами? Что если я сам придумал, вообразил её, чтобы только не возвращаться к Владимиру Леонидовичу, не брать на себя ответственность? Ведь такое вполне возможно, наш мозг горазд на самые удивительные выдумки. Да-да, это многое может объяснить: и её способность дематериализовываться, и мои сны… Но даже если она существует в действительности, это вовсе не повод так позорно отступать. Пусть в моих расчётах нет той определённости, которую я старался им придать. Войнов ведь тоже не без греха, и это уже не плод моего воображения. Тут речь идёт не о моих или чьих-то ещё амбициях, не о том, кто прав, а кто нет. Речь идёт о безопасности людей. Да, я знаю, эти слова часто говорят ради красоты. Я и сам, стоит признать, иногда кидался ими слишком легко. Но в данном случае всё обстоит именно так. Неужели мне не удастся найти в себе достаточно твёрдости, чтобы преодолеть это марево хандры? Хоть раз в жизни совершить поступок, не сомневаясь и не изводя себя критикой? Стою тут полуодетый, нечёсаный, с заспанными глазами, в то время как давно уже можно было решить вопрос в ту или иную сторону. Ну пусть даже Владимир Леонидович снова меня прогонит и решительно откажется помогать в этом деле. С чего я, в конце концов, взял, что он – мой единственный шанс? Если я прав… если этот сон – всего лишь сон, игра воображения, то на Войнова можно будет найти управу. Не всесилен же он, в самом деле, и за пределы города его влияние не распространяется. Мне всё равно не обойтись без помощи, но, право, я преувеличиваю значение этой помощи. Стоит лишь проявить достаточно настойчивости, и проект будет переделан. Вот только не довелось бы мне снова столкнуться с этой девушкой из видений!