Неприятный пациент

Владимир Синявский
Он вошёл в кабинет вне очереди, в то время, когда я осматривал женщину с болью в спине.
– Я –  «чернобылец» и имею право обслуживаться без очереди!–  сказал он громко.
Из коридора донеслись возмущённые голоса людей, ожидавших приёма доктора: «Я тоже льготник, инвалид, но ожидаю! Будете после меня!». Но вошедший мужчина закрыл за собой дверь. Я попросил его выйти и подождать, пока завершу осмотр, но вошедший мужчина лет пятидесяти молча сел на край кушетки. После осмотра женщины, я выписал ей рецепты на лекарства и направление в манипуляционный кабинет.
Мужчина пересел на стул, стоявший возле моего стола. Он выглядел неопрятным, в помятой рубашке и с немытыми волосами, от него неприятно пахло дешёвыми сигаретами. Положив на стол свою амбулаторную карту, на которой крупными буквами было написано «Никишин Александр Петрович» и красными чернилами «ЛПА на ЧАЭС» с номером удостоверения. ЛПА на ЧАЭС означает «ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции». Я всегда с уважением отношусь к людям, потерявшим здоровье во благо общества: чернобыльцам, афганцам, инвалидам войны и труда. Поэтому, преодолевая возникшую неприязнь к посетителю, спросил:
– Что Вас беспокоит?
– Голова болит, кружится, тревога, раздражительность, сплю плохо, –  ответил он.
После осмотра я выписал ему бесплатные рецепты на лекарства и посоветовал пройти консультацию психиатра, так как у пациента были явные психо-эмоциональные нарушения, что я и попытался ему объяснить. Однако мужчина довольно резко возразил: «Когда не знаете, как лечить, всегда к психиатру футболите!»
Вздохнув с облегчением, когда неприятный пациент вышел, я пригласил следующего больного. В коридоре опять послышался  оживлённый шум. В кабинет вошла медсестра Наташа. Сегодня она была одна на двух врачей, так как у второй медсестры заболела дочка, и она на работу не вышла.
–  Доктор, время обеда, Вы чай уже пили? –  спросила она.
– Нет, Наташа, даже в туалет некогда было выйти, –  сказал я, вымучив улыбку.
Это был первый год моей работы после интернатуры. Новая восьмиэтажная поликлиника была оснащена современной аппаратурой и укомплектована медперсоналом. Но людей на приёмах было всегда много. В регистратуре выписывали талончики на приём к врачам. На первичный приём давалось восемь минут, на повторный –  двенадцать. Кроме людей, пришедших по талонам, я должен был принять всех льготников (инвалидов, чернобыльцев), больных с «острой» болью, черепно-мозговыми травмами, подозрением на инсульты и потенциальных жалобщиков, то есть скандальных людей, которые, не попав на приём к доктору, шли на приём к главному врачу. В конце рабочего дня у меня были ещё профосмотры.
Посмотрев на меня с осуждением, сестричка выглянула за дверь и громко произнесла, голосом, не терпящим возражения: «Доктор будет пить чай! Перерыв –  пятнадцать минут!» Она обвела собравшихся перед кабинетом людей взглядом, который говорил: «Скажите мне хоть слово, и на приём к доктору сегодня вы точно попадёте с черепно-мозговой травмой!» После недовольного ропота воцарилась тишина. Пока Наталья готовила чай, я вышел на пару минут.
Когда вошёл в кабинет, на столе стояли две чашки чая, «заваренного пакетиками», и лежала пара бутербродов. Посмотрев на сестричку с благодарностью, вытягивая ноги под столом и откидываясь на спинку стула, я глотнул горячий чай.
– Доктор, больных много, а Вы один! И если не будете себя беречь, кто ж их будет лечить? –  логика у Наташи была железная.
Медсестричка была моей ровесницей, но в поликлинике работала уже несколько лет, поэтому периодически давала мне ценные советы по организации моего рабочего дня. После небольшого перерыва, я с удвоенным рвением принялся за приём страждущих.
После того, как были осмотрены ещё около десяти человек, в кабинет вошла пожилая женщина. Я осмотрел её, назначил лечение и выписал направления на анализы. Поблагодарив меня, женщина, виновато озираясь по сторонам,  достала из сумки что-то, завёрнутое в газету и положила свёрток на подоконник.
– Это Вам, доктор, «Зубровка». Она полезная! –  почти ласково сказала посетительница.
Я не знал, что такое «Зубровка». Поблагодарив посетительницу, сказал, что не нужно ничего оставлять, но женщина с чувством выполненного долга быстро покинула кабинет. Не бежать же за ней со свёртком?
Вошёл следующий пациент. Мне стало интересно, что же такое «Зубровка»?  И тут я услышал, как по подоконнику что-то покатилось. Повернув голову, я увидел, как оставленный женщиной свёрток падает на пол. Послышался звон разбитого стекла, и кабинет наполнился запахом алкоголя с приятным привкусом какой-то травки.
– «Зубровка», - сказал с явным сожалением вошедший пациент, облизывая губы. –  Эх, доктор… –  я услышал укор в его голосе.
Оказалось, «Зубровка» –  это сорокаградусная настойка на траве Зубровка. Наталья заглянула в кабинет, услышав звон разбившейся бутылки. Втянув воздух в себя и поняв, что случилось, она позвала санитарку для уборки кабинета.
– Дезобработка кабинета! Приходят тут всякие на приём с инфекцией! –  громко сказала она посетителям, выйдя в коридор, –  пять минут ожидайте!
Но уборка мало помогла, и  пикантный запах настойки присутствовал в кабинете до конца рабочего дня, вызывая у одних пациентов благодушное настроение, у других –  настороженное. В воздухе витало: « Уж не пьёт ли доктор во время работы?»
Наконец, рабочий день подошёл к концу. Я посчитал количество принятых сегодня больных: пятьдесят два больных и шестьдесят восемь профосмотров. Всего сто двадцать человек!


***
Осень. Ноябрь. Опавшие листья укрыли землю жёлто-рыжим ковром. Начался мой месяц консультаций больных на дому. В 07.50 сделал выборку из журнала вызовов. Жду до 08.00, сидя в регистратуре. Подошла Нина Сергеевна, невролог, которая осуществляла вызовы на дом передо мной предыдущий месяц.
– Привет, Володя, –  радостно сказала она. Она всегда приветлива и внимательна и к сотрудникам, и к пациентам. –  Там на сегодня опять на Никишина заявку участковый оставил. Смотрела его три раза за месяц. Боль в правом плече. В больницу ложиться не хочет. Три месяца назад та же проблема была. Делали рентгенографию сустава и шейного отдела позвоночника. Начальные проявления артроза, остеохондроза, соответствующие возрасту. Ему пятьдесят лет, вызывает участкового терапевта чуть ли не каждую неделю. Там болезни на копейку, а крика на рубль. Я ему противовоспалительные, обезболивающие, противоотёчные, спазмолитики, и миорелаксанты, и витамины назначала. Не легче. Назначила успокаивающие и транквилизаторы –  сразу легче стало. Одним словом –  «невротик». Так что будь с ним построже, а то совсем на голову сядет, каждую неделю будет невролога требовать. На редкость неприятный пациент!
Пока я поговорил с коллегой, подъехала дежурная машина, и мы отправились обслуживать вызовы. Сегодня двенадцать вызовов. Район нашей поликлиники самый большой в городе. На каждый вызов положено тридцать минут вместе с дорогой. Водитель работает недавно. Да и я только после интернатуры пришёл, район знаем плохо, навигаторов тогда не было, 90-е годы. Поэтому чуть ли не каждый адрес спрашивали  у прохожих.
Адрес Никишина водитель знал наизусть, не первый раз туда везёт доктора. Я поднялся пешком на восьмой этаж, лифт не работал. На пороге меня встретил  мужчина в домашнем халате, с кошкой в руках. Я вспомнил пациента, «чернобыльца», который вне очереди однажды вошёл ко мне на приём.
– Наконец-то, –  возмущённо сказал мужчина, –  пока вас дождёшься, можно умереть.
В квартире стоял неприятный запах дыма дешёвых сигарет. Им пропиталась вся мебель. На столике в зале стояла пепельница, заполненная окурками. Я попросил открыть окно, так как дышать было тяжело. Хозяин квартиры открыл форточку, что-то пробурчав недовольно. Я спросил, на что он жалуется, проверил рефлексы, чувствительность. Всё в норме. Пощупал плечевой сустав, шею. Проявилась лёгкая болезненность.
– Меня уже все врачи щупали и смотрели, ничего найти не можете! У меня внутри болит!  Чему вас только в институтах учат?! –  раздражённо вскричал он. Я по ночам спать не могу, от боли хоть на стенку лезь!
– Но сейчас же почти не болит? –  спрашиваю я.
– Здесь печёт, –  показал он рукой на надплечье и плечо, –  сюда стреляет, –  показал на область локтевого сустава.
– Выпишите мне обезболивающее, «Феназепам» или «Сибазон»! –  требовательно сказал он.
«Феназепам» и «Сибазон» –  это транквилизаторы, препараты с наркотическими свойствами. Некоторые больные с неврозами принимают их длительно, организм привыкает к ним  и возникает зависимость, как от наркотиков.
– Вам надо лечь в больницу, обследоваться, «прокапаться», отвыкнуть от транквилизаторов. Вы же не собираетесь всю оставшуюся жизнь пить таблетки? –  предложил я. На что пациент довольно резко ответил:
– Я –  чернобылец, у меня есть льготы, и у меня нет возможности и желания ходить по больницам. Всё это без толку! А эти таблетки мне помогают.
Не очень приятный пациент. Я молча просмотрел амбулаторную карту пациента: флюорография лёгких есть, ещё год не прошёл, анализы  три месяца назад делал, нашёл и консультацию психиатра с диагнозом «Астено-ипохондрический синдром» и назначенным лечением. Астено-ипохондрический синдром –  это неврозоподобное состояние, когда пациент неосознанно преувеличивает свои болезненные ощущения.  Это состояние возникает, когда человек чрезмерно много тревожится о своём здоровье. У него постоянно где-то что-то болит: то там закололо, то тут ноет, печёт. Такие симптомы пугают больного и он снова и снова обращается за помощью в медицинское учреждение.  Выписал ему направление на «свежие» анализы крови и мочи, консультацию травматолога.
– Я не пойду в поликлинику, у меня сильная боль. Выпишите мне таблетки. По две пачки! –  требовал пациент. –  И у травматолога я уже был.
– Выпишу по одной упаковке. Вам надо лечь в стационар, –  настаивал я.
– Значит снова вас вызову через десять дней, чтобы выписали таблетки. Я –  «чернобылец» и имею право на бесплатные лекарства! –  заключил он, не обращая внимания на мои рекомендации.
Через две недели меня снова вызвали по адресу этого пациента. Он выглядел слегка похудевшим и ещё более нервным.  Вызовов в тот день было пятнадцать. Я уже обошёл тринадцать. Было несколько тяжёлых больных: три инсульта, одно внутричерепное кровоизлияние, вовремя недиагностированное. Пришлось вызывать бригаду «скорой помощи» и организовывать госпитализацию больного в нейрохирургию, что заняло около часа времени. Ещё была консультация «постельной» больной с тяжёлой формой рассеянного склероза. Пациентка не могла самостоятельно ходить, и ей нужна была только запись в амбулаторной карте для будущего переосвидетельствования группы инвалидности, так как постоянную группу ей ещё не дали. Было несколько вызовов от пожилых людей, которым тяжело стоять в очередях к врачам в поликлинике. Они вызывали врачей всех специальностей по очереди на дом. Некоторых беспокоила старость, некоторым просто не с кем было поговорить.
В тот день был вызов на улицу Ломаченко, в частный сектор. Звонка на заборе не было, но дверь во двор была не заперта. Я приоткрыл её и позвал хозяев. Тишина. Никто не отозвался. Решил пройти и постучать в окно. Только вошёл во двор, как из-за угла дома выбежала маленькая собачонка и злобно залаяла. Я остановился и жду. Приоткрылась дверь ветхого дома, выглянула старушка и пригласила войти.
– Тузик, замолчи! –  обратилась женщина к собаке. –  Он не кусается, не бойтесь, –  это уже мне.
Я двинулся к дверям, а Тузик начал прыгать вокруг моих ног, яростно лая. И возле самой двери в дом, таки, умудрился прокусить мою штанину. Скрывшись за дверью в доме, я хотел было выругать хозяйку, что не закрыла собаку. Однако меня остановил вид старушки с милой улыбкой, одетой в новую вязаную кофту, с накинутым на плечи пуховым платком. Она вежливо пригласила меня к столу, стоявшему посреди комнаты.
– Проходите, доктор, выпейте со мной чайку с печеньем. На дворе холодно, а у меня чай с мелиссой и липой, лечебный, и печенье я сама испекла.
У меня, конечно же, не повернулся язык возмутиться по поводу разодранной собакой штанины, по поводу того, что рабочий день подходит к концу, а у меня ещё много не обслуженных вызовов. Я присел за стол с улыбкой. Чай, действительно, был горячим и вкусным. Но у водителя рабочий день тоже заканчивался, и в отличие от меня, он ставил машину в гараж минута в минуту. Оставшиеся вызовы приходилось обслуживать пешком, поэтому, наспех выпив чай с парой печенюшек и поблагодарив за гостеприимство, спрашиваю:
– Что же Вас беспокоит?
– Не беспокойтесь, доктор, у Вас и без меня проблем хватает. А мне уже легче. Иногда поясница болит, а у кого она не болит в семьдесят лет? –  бесхитростно сказала женщина.
Назначив ей таблетки, я посмотрел на штанину и пошёл к машине.
И вот я снова у Никишина. Его лицо показалось мне одутловатым, а голос слегка осипшим. Попросил его присесть и хотел начать осмотр, но пациент возмущённо на это отреагировал:
– Ищете причину, чтобы не выписать лекарства?! А у меня уже пальцы на руке онемели!
Я посмотрел на часы: рабочий день уже закончился, у меня ещё один вызов. Взглянув на пациента, устало спросил:
– У Вас голос осип?
– Слегка простыл. Выпишите мне ещё от горла таблетки, - требовательно сказал Никишин.
Мне не захотелось с ним препираться. Я выписал лекарства, записал вызов терапевта и, чувствуя энергетическое опустошение, побрёл пешком на последний вызов. Автомобиль давно уехал в гараж.
Когда я пришёл по нужному адресу, позвонил в звонок, дверь открыла женщина лет сорока. Она была в тёмной одежде и с чёрной косынкой на голове.
– Добрый день, доктора вызывали? - спросил я.
– К нам вчера приходила участковый врач. Наверное, она Вас вызвала. Но сегодня уже не нужно, –  сказала она, вытирая слёзы. Я извинился и ушёл.
На сегодня это был последний вызов. На улице моросил мелкий осенний дождь. Опавшие листья коричневой кашей прилипали к подошве обуви. Прохожие спешили по своим делам. Под козырьком подъезда, пережидая дождь, смеялись  и обнимались подростки. Вдохнув свежий осенний воздух, я улыбнулся, когда увидел молодую женщину, которая толкала впереди себя большую коляску с двойняшками, тихо сосавшими большие пустышки. Вечерело. Я поспешил домой.
Прошёл первый месяц моих вызовов на дом. Следующие три месяца - работа в поликлинике. Через две недели ко мне в кабинет вошла Нина Сергеевна. Она была расстроена и озабочена.
– Представляешь, вчера опять вызов к Никишину был. Зашла и не узнала его: похудел, лицо и шея одутловатые, справа –  зрачок узкий, глаз запал. Синдром Горнера! А он мне с порога:
– Опять Вы? Можете не разуваться и не проходить. Сейчас принесу стул, выпишите рецепт!
А сам прижимает руку к туловищу и кашляет. Я хоть и была на него злая, но тут меня чуть в холодный пот не бросило. Говорю ему:
– Ничего больше Вам не выпишу! Сейчас поедем вместе в больницу.
– Я на Вас жалобу напишу! –  вскричал больной.
Я спокойно ему объяснила, что обязательно надо сделать рентгенографию лёгких, и если там ничего нет, я сама вызову и оплачу ему такси. Мы поехали в поликлинику, сделали снимок, а там подозрение на опухоль верхушки правого лёгкого, с распадом. Отвезли его в онкологический диспансер. Сегодня сделают томографию.
На следующий день мы узнали, что у Никишина рак верхушки лёгкого, так называемый «рак Панкоста», с метастазами  в шейные позвонки, верхние рёбра, плечевое нервное сплетение и лимфоузлы. Ему было проведено оперативное лечение, назначена лучевая и химиотерапия, но пациент умер через месяц.
Вот такой случай на заре моей врачебной деятельности запомнился мне на всю жизнь. Каким бы пациент не был: неприятным или психически больным, никогда не стоит скептически относиться к его жалобам.