XIII.
А потом Уильям обстоятельно рассказывал отъедающемуся после страшнейшей голодовки Джону о том, каких дел в политике натворило известие о гибели экспедиции Хоукинса.
Пока Джон был в рейсе, весь европейский мир перевернулся, а потом встал на дыбы! Еще в 1567 году, в то время, когда Джон выходил в свой поход, король Филипп II отправил в Нидерланды для подавления вспыхнувшего там освободительного народного восстания двадцатитысячную армию лучшего испанского полководца герцога Альбы. Сухой суровый старец знал себе цену и не пресмыкался перед королевской семьей. Служивший верой и правдой еще Карлу I, герцог Альба продолжал так же верно служить и уважаемому им Филиппу II, но вот идиотские выходки полусумасшедшего придурка, наследника дона Карлоса прямолинейный седобородый солдат терпеть не собирался. Этого было достаточно, чтобы дон Карлос воспылал ненавистью к изрубленному в многочисленных схватках бойцу, по возрасту годившемуся ему в дедушки. Узнав о назначении Альбы главнокомандующим карательной армии, этот олигофрен явился к отцу, и потребовал передать командование отправлявшейся в Нидерланды армией ему. Филипп Испанский был суровым королем, но он был отцом этого недоумка, и как отец, жалел его. Поэтому Филипп не стал обижать сына прямым отказом, а вынес вопрос о назначении командующего - чудо, невиданное для Испании! - на обсуждение Кортесов. Кортесы, как называли испанский парламент, естественно в самой вежливой форме рекомендовали принцу остаться дома. Дон Карлос прямо на заседании взбесился и, плюясь и чертыхаясь, стал грозить расправой каждому из депутатов. Его еле удалось успокоить и увести из зала, прежде, чем дон Карлос начал кусать почтенных идальго. Но на этом дело не закончилось. Согласно придворному этикету дисциплинированный герцог Альба перед отправлением в поход пришел к принцу, чтобы попрощаться и засвидетельствовать наследнику престола свое почтение. Однако появление Альбы перед доном Карлосом было для принца равнозначно появлению красной тряпки перед быком. Не успел поклонившийся герцог открыть рот, чтобы произнести прощальную речь, как увидел перед собой перекошенное, брызжущее слюной лицо «чуда природы» и блеск острого клинка занесенного над головой кинжала! Старый солдат среагировал рефлекторно: кинжал принца со звоном отлетел в дальний угол залы, а сам дон Карлос с визгом запрыгал вокруг непоколебимого, словно статуя, старца, пытаясь вправить свою вывихнутую руку...
Позорное поражение изменило поведение принца, но не сделало его более разумным. Испуганный впервые встреченным открытым сопротивлением его выходкам, дон Карлос притих. Однако это вовсе не означало, что он успокоился! В своем больном мозгу принц вынашивал планы мести, которая должна быть ужасной...
Но разве может идиот долго скрывать свои мысли? Дону Карлосу не терпелось поделиться с кем-нибудь своим «блестящим планом», и он посвятил в него дядю - дона Хуана Австрийского. План был потрясающ и неподражаем: дон Карлос собрался тайно бежать из Испании в Нидерланды... Вы думаете для того, чтобы отстранить Альбу и вместо него возглавить испанскую армию? Наивные... Сразу видно, что вам ни за что не подняться до высот замыслов наследного принца! Нет, дон Карлос намеревался перейти на сторону восставших и возглавить их армию в борьбе против вооруженных сил Испании! Это было слишком даже для такого дебила... И дон Хуан Австрийский тут же поспешил к брату, чтобы сообщить ему, каких дел может наворочать по собственной дурости наследник престола. Любящий папа понял: придется выбирать между любовью к сыну и интересами Великой Испанской империи! Филипп мучился от жалости к своему несчастному отпрыску, но он был настоящим, сильным королем, и как король Филипп не мог потерпеть предательского заговора в сердце Мадрида. В результате дон Карлос был арестован и заперт под замок...
А между тем дела испанской короны в Европе шли все хуже: нидерландское восстание оказалось не простым бунтом, а настоящей освободительной революцией, наступлением нового нарождающегося буржуазного строя на отживающий свой век строй феодальный. И в этих условиях, когда на борьбу с испанцами поднялось все население Нидерландов, включая женщин и детей, когда нидерландских повстанцев начали поддерживать деньгами, оружием и солдатами протестанты почти всех европейских стран, даже великий полководец Альба уже ничего не мог поделать. Его наемная, состоявшая из профессионалов армия считалась сильнейшей в Европе, и она была таковой до тех пор, пока солдатам платили жалование. А стоили профессиональные солдаты Испании недешево: на содержание только одной бригады наемников у Филиппа уходило более миллиона дукатов, а таких бригад испанский король послал в Нидерланды целых три! Задержка в выплате жалования хотя бы на месяц угрожала тем, что эти наемники могли перепродаться нидерландским купцам и обратить свои алебарды против Альбы...
Именно поэтому Филипп и выслал в восставшую провинцию целый флот, под завязку загруженный звонкой золотой монетой. Но тут - как мухи слетаются на свежевыпавшую кучу навоза - со всех сторон на пересечку курса испанского флота бросились многочисленные пиратские шайки. Это были и вольные пираты, грабившие на морях на свой страх и риск любое попавшееся судно, и получившие патенты на грабеж католиков от правительств различных протестантских стран разномастные «благородные» корсары. Особенно много на пути испанского флота оказалось французских судов - гугеноты Франции охотно протянули руку братской помощи нидерландским протестантам, тем более что эта помощь обещала огромную прибыль. Их король-католик благодушно закрывал на происходящее глаза: подрыв могущества Испании автоматически усиливал позиции французского королевства, а на протесты Филиппа Испанского Карл IX всегда мог ответить, что он не причем - эти проклятые протестанты, не желающие подчиняться даже своему королю, совсем распоясались...
И среди вставших стеной на пути испанцев судов французских корсаров резал своим форштевнем океанскую волну «Замок утешения» Уильяма Хоукинса. Уильям вместе со своим закадычным приятелем Жаком Сором особо свирепствовал при захвате пузатых кастильских «купцов» - он наслаждался начавшейся местью за погибшего много лет назад по вине испанца дорогого папашу... Испанские галеоны метались по Ла-Маншу, словно стая напуганных кур - и отовсюду им грозили французские пушки, а ликующий голос Хоукинса-старшего улюлюкал:
- Ату их! Гони проклятых «эспаньолов» в сторону Англии!..
И гонимые со всех сторон «эспаньолы» были вынуждены повернуть к английским берегам. Они гурьбой втягивались в гавани Фалмута, Плимута, Саутгемптона - подальше от пиратских пушек, поближе к пушкам «дружественной» Англии. Посол Испании Гусман де Сильва летал, весь в мыле, по лестницам лондонского королевского дворца, договариваясь с вельможами Елизаветы о сухопутной переправке англичанами испанских денег в Дувр, где бы их вновь мог принять на борт собравшийся воедино испанский флот. Англичане охотно соглашались разгружать с испанцев золото, а давшая идальго де Сильва аудиенцию Елизавета даже любезно предложила эскортировать своими боевыми судами испанский флот до самых берегов Нидерландов. Такая предупредительность протестантки несколько озадачила никому не доверявшего посла - Гусман де Сильва уже пожалел, что поторопился сообщить англичанам о попавшем в их порты испанском золоте. И тут-то на головы суетившихся вокруг кастильского золота англичан и испанцев обрушилось известие о гибели эскадры Хоукинса-младшего...
Генуэзский банкир Спинола, у которого Филипп II позаимствовал часть перевозимых в Нидерланды денег, очень обеспокоился судьбой своих дублонов, когда с далеких берегов Америки до Испании донеслись слухи о битве в Сан-Хуан-де-Улоа. Чтобы сохранить с англичанами хорошие отношения, он тут же написал письмо адмиралу Винтеру, в котором извещал адмирала о гибели его зятя. Адмирал Винтер поспешил к дочери, чтобы утешить ее в горе. Дом Хоукинсов наполнился воем и рыданиями. Уильям Хоукинс, появившийся в Плимуте под своим родным флагом сразу же вслед за испанцами, словно он и не имел отношения к их бегству, узнав о гибели брата, был безутешен. Но Уильям оставался Уильямом: скрипя зубами от ярости, вытирая на ходу слезы горя, Хоукинс-старший сразу бросился к госсекретарю Уильяму Сэсилу с известием о разгроме королевской экспедиции. Действия Сэсила были стремительны - он тут же наложил секвестр на находившиеся в английских портах испанские деньги. Напуганный этим до неприличия посол дон Гуэро спешно отписал жалобу герцогу Альбе. Старый солдат действовал по-солдатски: он отдал приказ своим наемникам захватить всю английскую собственность в Нидерландах. Ликующий Гусман де Сильва явился к Елизавете, требуя во избежание еще больших неприятностей возвращения испанских денег. Но взбешенная гибелью своей эскадры и бесцеремонностью испанцев Елизавета в ответ на требования Гусмана наложила эмбарго на все испанское имущество в Англии. Англичане ничего не теряли: стоимость испанской собственности, находившейся в их руках, была намного выше доставшейся испанцам в Нидерландах! А разъяренная «Рыжая Лиззи» продолжала действовать с прежней свирепостью - уже не только деньги и товары, но и испанские корабли, отстаивавшиеся в английских портах, были захвачены ее солдатами. Моряки Кастилии, находившиеся на этих судах, длинной цепочкой потянулись в сторону ближайшей тюрьмы... И под звон их кандалов Уильям Хоукинс мстительно строчил прошение за прошением на имя королевы, умоляя Ее Величество возместить понесенные семьей убытки из средств, полученных при захвате испанского имущества.
Но тут в порт вернулась «Юдифь» Дрейка, и вопрос о компенсации повис в воздухе. Никто не знал точно, жив Джон, или погиб, поэтому королева отмалчивалась, ничего конкретного не сообщая Уильяму. Теперь же, когда Джон Хоукинс вернулся домой, надежды на получение денег больше не было. Да, он понес убытки, но ведь убытки понесла и королева! А то, что Джон сильно пострадал в этом походе не только финансово, но и физически... Что ж, он знал, на что шел, когда отправлялся в поход!..
XIV.
Итак, теперь, после разгрома экспедиции Джона и захвата находившегося в Англии испанского имущества, уровень отношений между Испанией и Англией стал предельно ясен. Все ждали немедленного ответа Филиппа II, ответа, который должен быть заставить Англию содрогнуться... Но Филипп молчал. Он ничего не предпринимал против взбесившейся малютки-Англии, будто его и не ограбили только что самым наглым образом. Убийственный конфликт между царственными домами неожиданно для всей Европы «рассосался» мирным путем: вместо того, чтобы бросить на Елизавету всю свою армию и флот, Филипп удовлетворился тем, что англичанка вернула банкиру Спиноле его дублоны, и стал посылать деньги армии Альбы сухопутным путем, хотя это и было страшно медленно и ужасно дорого. Короли и банкиры Европы недоумевали: что случилось с грозным испанским королем? Почему он ведет себя не как свирепый лев, а как кроткий ягненок?
А ответ был прост. Испанского короля постигли два ужасающих удара в личной жизни. Они последовали почти одновременно, один за другим, и на фоне человеческой трагедии Филиппа английская суета вокруг каких-то там денег выглядела просто бессмысленной возней!
Король Филипп в самый разгар этих событий потерял своего полусумасшедшего, но, тем не менее, горячо любимого сына. Запертый в своих апартаментах «заговорщик» дон Карлос дал выход нараставшему буйству. Он бил стекла в окнах, рвал дорогие атласные простыни, швырял принесенную ему еду в головы лакеев, гордо объявляя политическую голодовку. Однако, оголодав за несколько дней, принц требовал принести себе пищи и начинал поглощать ее в невероятнейших количествах, запивая все это литрами ледяной воды. Результат не заставил себя ждать: с доном Карлосом случился заворот кишок, и наследник испанского престола скончался в страшнейших болях, буквально не вставая с ночного горшка... Внешне Филипп перенес этот удар судьбы достойно; только его молодая беременная жена Елизавета знала, чего на самом деле стоило это горе «железному королю». Но не успели испанцы снять траур по дону Карлосу, как по улицам Мадрида вновь двинулась похоронная процессия: еще не оправившийся от смерти сына Филипп хоронил свою обожаемую женушку - Елизавета Валуа умерла при родах очередной дочери (явление в те времена архиобычное). Потеря молодой красавицы, которую Филипп любил больше жизни, полностью отвлекла испанского короля от английских неурядиц - ведь ему предстояло не только оплакать эту страшную потерю, ему предстояло теперь вновь заняться подбором жены - сына-то у Филиппа теперь не было никакого...
А тут еще по Испании поползли слухи... Душа человеческая вмещает в себя не только великое. Души многих людей грязны и черны - не души, а так себе, душонки... Ну не верили люди, что могут любить друг друга супруги, разница в возрасте у которых двадцать лет! Шептались сально, вспоминая, что когда-то Елизавета Валуа числилась невестой дона Карлоса. Высчитывали разницу в днях между смертью принца и королевы. Только даже в самой грязной душе живет тяга к прекрасному, любовь к красивой сказке. И рождалась безумная, хоть и красивая легенда о том, как злой отец разлучил любящие души молодых людей, как надругался над их любовью, убив в ревности собственного сына. О том, как юная мачеха, не стерпев смерти любимого пасынка, покончила с собой... И никто не вспомнил об уродстве и безумстве дона Карлоса, отталкивавшего от себя всех девушек, никто не подумал о добром имени и чести верной супруги испанского короля. А каково было слышать легенды о своих «злодействах» и об «изменах» королевы порядочному мужу и любящему отцу, потерявшему сразу и сына, и жену - каково было королю Филиппу?.. Так что, не до английской наглости было сейчас великому страдальцу, оплеванному и современниками, и многими историками...
XV.
А между тем в лондонском доме Хоукинсов шла обычная для вернувшихся из долгого плавания моряков попойка. Отъевшийся и вставший на ноги Джон отмечал спасение в компании со своим закадычным дружком - Френсисом Дрейком. Захмелевшему Френсису не давал покоя один вопрос: почему Джон отказался от организации нового похода - «похода мести» в воды испанской Америки, который предложили Хоукинсу провести его компаньоны Лионел Дакетт и Томас Лодж. Дрейк не верил тем слухам, что поползли по Лондону: будто испугавшийся поражения Джон заявил, что больше не будет выступать против испанской короны, и даже завязал дружеские отношения с послом Испании доном де Сильвой...
- Так ты, говорят, все простил этим гнусным испанцам? - допытывался захмелевший Френсис у лениво блаженствовавшего от выпивки и закуски Хоукинса. - Ты, поговаривают, даже сделался их другом-приятелем?
- А почему бы и не простить? - хитро подмигивал Дрейку поумневший после поражения Хоукинс. - В Библии ведь как сказано: «Забудь врагу твоему прегрешения его». А я чту Библию. И я не злопамятный: отомщу, потом забуду...
- О-хо-хо! - облегченно хохотал во всю свою луженую глотку Дрейк. - Он не злопамятный... Все забудет - только отомстит, и забудет! Ну, ты даешь...
И пьяный Френсис весело стукал своей кружкой о кружку Джона с такой силой, что темный эль волной переплескивался из его кубка в кубок Хоукинса.
- Ну... За «содружество» наций! Кстати, познакомь меня с этими толстосумами - Дакеттом и Лоджем... Что-то мне очень захотелось опять прогуляться в Новый Свет, напомнить испанцам о том, что мы еще живы. Так может, эти купцы помогут мне деньжатами в организации похода?.. Слушай, может, и ты поможешь?
Хоукинс задумчиво крутил ус, цепко изучая лицо Дрейка совершенно трезвыми глазами:
- Ну почему же не помочь боевому товарищу и деньгами, и советом... Особенно, если после похода я смогу получить свою долю процентов! Но - при условии: о моем участии в деле никому ни слова! Чтобы все было в секрете...
Дрейк, наливая в кружки новую порцию спиртного, согласно кивал головой, узил в хищном прищуре глаза, и говорил новый тост - словно шпагой рубил:
- Чтобы наша месть удалась!
Хоукинс же змеино улыбался в усы, неторопливо поцеживая из кружки:
- Какая-такая месть? Ты это о чем? Я вот тут самому королю испанскому, дону Филиппу Второму, решил союз предложить... против тебя!..
И из Англии к берегам Испании понеслось на всех парусах посыльное судно, отвозившее королю Филиппу секретную почту от его посла. Посол перед отправкой велел капитану корабля торопиться: ведь он везет государю известие величайшей важности, известие, которое полностью изменит положение Англии, вернув Кастилии былое могущество!
Поэтому капитан посыльного судна гнал свою «лоханку» вперед, выжимая из нее всю возможную скорость. Но тут на его пути вырос... ощерившийся пушками крутой борт «Замка утешения»! А с этого борта в рупор ласково промурлыкал бархатный голос Хоукинса-старшего:
- Эй, «эспаньол», ты куда это так торопишься? Давай посидим, пивка попьем...
Напуганный видом пушек, но еще больше славой этого бесстыдного разбойника, испанец послушно остановился. Однако, когда поднявшийся на его палубу Уильям барственно предложил «эспаньолу»: «Давай-ка, посмотрим, что тут у тебя есть?», капитан попытался заартачиться:
- Вы не смеете меня останавливать... А тем более - грабить... Я везу почту посла... О вашем поведении узнает сама Елизавета Английская...
Но наслаждавшемуся жизнью Уильяму совсем не хотелось слушать писклявое тявканье у своего уха, и он грубым пинком прямо под зад вышвырнул испанского капитана из его же каюты:
- Ребятки, придержите эту болонку на палубе, пока я здесь пошарю...
Под удаляющиеся повизгивания «эспаньола» Уильям выгреб из ящиков стола в свои обширные карманы все золото и драгоценности, а потом лениво вскрыл стоявший в углу большой ларец:
- Ага, видимо, это и есть секретная почта испанского посла... Только на кой мне все эти бумажки? Сжечь их, что ли - просто из чувства мелкой пакости...
Однако, доставая из-за пазухи огниво, Уильям разглядел среди груды писем одно, на сургуче которого была оттиснута печать со знакомым ему рисунком семьи Хоукинсов.
- Ба, да никак это письмо моего братца Джона... Интересно, что еще удумал наш маленький паршивец?
И Хоукинс-старший преспокойно взломал сургуч, развернув исписанную мелким почерком бумагу. Бегло пробежав глазами цветистое витиеватое обращение брата к самому королю Испании Филиппу Второму, Уильям вцепился взглядом в последующие строки:
«Ваше католическое Величество! Я решил воспользоваться любезностью Вашего посла, великодушного дона Гусмана де Сильва, чтобы покаяться перед Вами, хранителем и защитником истинной веры, в совершенных мною прежде прегрешениях. Обманутый введенной в моей стране отступником Генрихом Восьмым в ранг официальной государственной религии гнусной ересью, а так же поучениями и поведением моего нечестивого старшего брата, я обратил свое оружие против Вашего Величества, о чем теперь горько сожалею. Урок, преподанный мне Вашими верными слугами в бухте Сан-Хуан-де-Улоа, и мои собственные размышления об избранном жизненном пути ужаснули меня. Я понял, что продолжая жить далее в этом духе, обрекаю себя на вечное горение в Геене Огненной. И раскаялся. Решив вернуться в лоно католической церкви, я униженно прошу Ваше Величество помочь мне встать на истинный путь, дав возможность искупить мои прошлые грехи верной службой Вашему Величеству. Так как я имею достаточно большой вес в английском обществе и вхож даже во дворец королевы Елизаветы, польза, которую я мог бы Вам принести с Вашего высочайшего разрешения, обещает быть огромной. Простите меня и моего неразумного брата, который сам не ведает, что творит но, тем не менее, остается для меня любимым родственником. И тогда я обязуюсь охранять всеми имеющимися в моем распоряжении 16-ю кораблями, на палубах которых находятся 500 вооруженных солдат, подступы к испанской Америке от кораблей любой другой нации. За эту нужную Вашему Величеству службу я прошу лишь самого малого вознаграждения: Вашего разрешения на мое участие в доле вест-индской торговли, особые привилегии в сравнении с другими иностранными купцами, а так же возмещения убытков, понесенных мною в бухте Сан-Хуан-де-Улоа. Если Вы сочтете возможным дать мне то, что я прошу, я готов вступить в заговор против нечестивой еретички Елизаветы Английской, который, как мне стало известно, составлен агентом папы римского банкиром Ринольди и послом Вашего Величества. В нужный момент я приму участие в свержении этой грешницы и поддержу своими кораблями и людьми высадку на побережье Англии армии Вашего Величества...»
Дальше Уильям читать не стал. Сворачивая письмо, он только качал своей седой шевелюрой, задумчиво приговаривая:
- Ну-у, голова... Надо же, чего придумал! Это ж какие «бабки» он стрясет с недоумка Филиппа... И безо всякого риска попасть под испанские пушки! Умен братец, умен... А я постарел - мне бы до такого додуматься...
Расплавив над свечой сломанный сургуч, Уильям оттиснул на бумаге своим перстнем знак Хоукинсов, и бросил письмо назад в ларец.
- Повезло капитану... Жаль только, он так и не узнает, почему ему так повезло! Эй, ребята! - заорал Уильям, выйдя на палубу. - Выгребите у испанца все ценное, что есть в трюме, и пусть проваливает ко всем чертям...
Матросы Хоукинса не поверили своим ушам, однако перечить грозному командиру не стали. Странно, конечно, что сегодня старик такой добрый. Но вообще-то у него уже с утра было хорошее настроение...
XVI.
Елизавета Английская, сидевшая в зале своего дворца в окружении советников, мучилась политической проблемой: недавно к ней посватался правитель далекой Московии царь Иван IV, более известный своим подданным, как Иван Грозный. Конечно же, русский царь, никогда не видевший Елизаветы, несмотря на все свое любвеобилие, не мог пылать к английской королеве амурными чувствами. Просто ему был нужен союзник в политической борьбе, на которого можно бы было опереться в тяжелую минуту. Только зачем Елизавете чужие проблемы? Своих, что ли, мало? Да и чем ей, в случае чего, может помочь далекая Московия, расположившаяся на самой окраине мира? Вот Елизавета и дала отказ Ивану, как уже не раз отказывала другим европейским монархам. Но дерзкий московитянин на отказ разъярился, и в ответном письме обозвал королеву Англии «пошлой девицей»... Теперь обиженная Елизавета мучилась мыслью: отвечать на оскорбление, или попросту «не заметить» его? Объявлять войну заснеженной Московии или, как ни в чем ни бывало, продолжать с нею морскую торговлю?
Да, оскорбление было страшным! Страшным для любой женщины, а уж тем более для «королевы-девственницы», которая на самом деле несла подобное звание не так уж добровольно, как она всем это демонстрировала... Елизавета вновь и вновь брала в руки письмо свирепого московитянина, близоруко щурилась на непонятные - не латинского алфавита - буковки, убеждая вздрагивающим от еле сдерживаемых слез голосом своих сановников:
- Нет... Ну, нет же... Не мог русский царь обозвать меня «пошлой девицей»!.. Это переводчик что-то напутал...
В конце концов, сановники пришли к «соломонову решению»: переводчика за плохое знание языков наказали, а «пошлую девицу» перевели как «простую девушку», что выглядело менее обидно. В таком переводе письмо русского царя и отправилось в лондонский архив...
После успешного разрешения этого оскорбившего королеву конфликта совет занялся другими важными делами. Лорд Уильям Сэсил Бэрли только что закончил порученную ему королевой разработку проекта «39 статей», который должен был стать ответом на буллу папы римского Пия V об отрешении Елизаветы от власти, как незаконнорожденной, и отлучении ее от церкви, как еретички. Глава католиков надеялся, что его булла освободит англичан от присяги верности Елизавете, и подданные королевы перестанут повиноваться ей. Однако благодаря тому, что отец «Рыжей Лиззи» Генрих VIII в свое время реформировал церковь страны в протестантскую, не подчиняющуюся Риму, булла «не сработала»: многочисленные протестанты над ней просто посмеялись, а английские католики не посмели взбунтоваться. Ведь папа Пий далеко – в Риме, а плаха с топорами и виселицами – вот она, совсем рядом – стоит на площади, дожидаясь новых жертв… Тем не менее Елизавета, желая усилить свое государство путем примирения глядевших друг на друга волками английских католиков и протестантов, поручила самому опытному своему сановнику создать такой свод правил, который по возможности удовлетворил бы и тех, и других. В стремлении не допустить окончательного раскола населения Англии и начала гражданской войны лорд Сэсил постарался на славу: его статьи признавали и католические, и кальвинистские догмы, что должно было примирить бурлившие страсти и религиозные споры. Поэтому обсуждение каждой написанной им статьи и принятие ее голосованием шли быстро. Не вызвало особых дебатов и предложение введения единообразного богослужения на английском языке - все понимали, что эта мера послужит укреплению единства нации.
- А еще я предлагаю, - прошамкал престарелый лорд Бэрли, верно служивший еще отцу Елизаветы Генриху VIII, - все же ввести наказания для католиков, отказывающихся признать верховенство королевы в делах церкви. В стране должен быть один господин. Пока их двое, грызня и ссоры неизбежны! Тогда любые буллы римского папы уже не будут нам страшны…
- Верно! - загудел совет. - Королевская власть превыше всего. Пусть церковь покорится государству и служит его усилению, а не распаду. Те же, кто будет продолжать мутить воду, пусть отправляются на плаху или в эмиграцию...
- Есть еще одно предложение, - поднял руку сэр Френсис Уолсингем. Обычно молчаливый и незаметный, всегда ходивший в черной одежде, этот лорд вел себя тихо и скромно. Но от внимательного взгляда его умных глаз начинало бить нервной дрожью самых богатых и влиятельных сановников. Уолсингема уважали и боялись даже самоуверенные и наглые фавориты Елизаветы: он пользовался полным доверием королевы и одним своим словом мог перечеркнуть судьбу любого очередного счастливого любовника «королевы-девственницы». Уолсингем руководил секретной службой Елизаветы, отвечая за успешные действия и разведки, и контрразведки. Маленькие холеные ручки этого тихони накрыли невидимой паутиной стукачества и доносов всю Европу, и благодаря ему «рыжая Лиззи» уже вечером знала, в чьей постели проснулся сегодня король Франции и что ел на завтрак король Испании...
- Есть еще одно предложение, - сказал Уолсингем. - Вы знаете, что на днях моей службой было предотвращено покушение на Ее Королевское Величество. После пыток покушавшиеся признались, что они принадлежат к Ордену иезуитов, созданному для беспощадной борьбы с протестантским движением. Так вот, я предлагаю принять закон о запрещении иезуитам появляться в Англии. Пусть верные слуги папы римского, эти «рыцари кинжала и яда» знают, что здесь их ждет только смерть!
Когда и это предложение было принято, Елизавета благосклонно кивнула, отпуская советников. Лорды вышли из зала, но сэр Френсис остался. Едва дверь за последним из лордов закрылась, Уолсингем поклонился королеве:
- Ваше Величество, я осмелюсь просить Вас дать немедленную аудиенцию вашему моряку и моему другу Джону Хоукинсу. Он ждет в приемной - пришел с покаянием.
- С покаянием? В чем?.. - удивилась заинтригованная Елизавета. - Что ж, впустите его.
Джон от самых дверей с грохотом бухнулся перед королевой на колени:
- Ваше Величество! Я должен покаяться в предательстве! Я поступил на службу Его Величества испанского короля и участвую в заговоре на Вашу жизнь, составленном банкиром Ринольди и послом Испании доном де Сильва. Все заговорщики мне известны. Их можно арестовать хоть сейчас. Однако, посовещавшись с сэром Уолсингемом, мы пришли к выводу, что двойную игру можно продолжить - тогда мы узнаем имена новых предателей, втягиваемых Ринольди и де Сильвой в заговор. Да и лишние деньги не помешают: Филипп II шлет мне большие суммы на выплаты шпионам...
Елизавета от услышанного расхохоталась; Уолсингем только скромно улыбнулся.
- И как же с вами расплачивается мой брат Филипп за столь верную и эффективную службу?
- Его Величество вновь женился, и на радостях выплатил мне компенсацию за убытки, понесенные в Сан-Хуан-де-Улоа - 40 тысяч фунтов стерлингов. Кроме того, король Филипп удостоил меня дворянства, прислав патент на титул гранда. Так что, теперь я - дон Хоукинс! - осклабился Джон.
- Щедрая плата за то, что вы продолжаете работать на меня! - Вытирала кружевным платочком выступившие от смеха слезы королева. - Ей-Богу, я бы за это доставленное мне веселье тоже удостоила вас дворянства, но боюсь, в этом случае мой брат Филипп все поймет и прекратит сотрудничать с вами. Так что со званием «сэр» вам придется подождать, довольствуйтесь пока званием «дон». А что касается заговора... Продолжайте в нем участвовать. Мне очень интересно, кто же еще захочет стать моим врагом...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…