Декабрь 1989г.
Вселенная не знает отрицаний. Желая добра близким, говорите: "Будь здоров!", а не "Не болей", иначе эффект от пожелания будет обратным. Каждый раз, наступив на грабли, я получаю подтверждение этого правила. И убедилась в этом ещё раз, побывав в одном присутственном месте.
У них в холле висела доска почёта. На ней над рядом фотографий заглавными буквами было написано: "УКТ с АЖП".
Зная о любви советского народа к составлению имён и слов из первых букв лозунгов, я попыталась расшифровать этот лингвистический курьёз. Вспомнила ряд известных примеров: Вилор – Владимир Ильич Ленин, Даздраперма – Да здравствует 1 Мая, Кукуцаполь – кукуруза – царица полей, Лагшмивар – лагерь Шмидта в Арктике, но ни один не подходил. Мне не удалось самостоятельно разгадать эту аббревиатуру и я попросила объяснить смысл этих букв уборщицу, что старательно протирала и без того чистый пол. Она изумлённо посмотрела на меня. Ей казалось, что интеллигентные люди должны знать такие очевидные вещи. Она пояснила: "УКТ с АЖП – это Ударник коммунистического труда с активной жизненной позицией".
– Вот уж не хотелось бы мне попасть под этот укт, – сорвалось у меня с языка.
И что вы думаете, буквально на следующей неделе начальство объявило итоги соцсоревнования. В списке "УКТ с АЖП" была и я. Фото победителей было решено повесить на Доску почёта.
Профсоюз выделил деньги на фотографии. Из лучшей фотостудии, что на Арбате, был приглашен фотограф, который сделал наши снимки в формате А5.
Мне захотелось посмотреть на свою фотографию, прежде чем меня вывесят на всеобщее обозрение. Завотделом показала на стопку фотографий, лежащих у неё на столе. Я перебрала все, поразившись тому, как ужасно выглядели на фото мои коллеги, – толстые, старше своих лет, просто какие-то мордастые чувырлы, которых печатают в криминальных сводках.
Фотографу явно заплатили наликом из профсоюзной кассы. От радости он переборщил с освещённостью, не оставив и тени интеллекта на их лицах.
– Да, но меня тут нет, – сказала я начальнице.
– Как нет? Я подписывала все, и твою в том числе. – Она перевернула стопку и, перелистав, по надписанным фамилиям быстро нашла моё фото и протянула его мне.
– Кто это? – восклинула я. Тётка на фото не была похожа на ту, которую я каждый день вижу в зеркале.
– Евгения Леонидовна! Прошу вас наградить меня НЕ повешением на Доску почёта! – стала я умолять начальницу. – Ну пожалуйста! Я сама себя не узнаю.
Она задумалась, как, не нарушая общий регламент, выйти из этого положения. Наконец она пошла мне навстречу, разрешив сделать новое фото.
Дома я прямо с порога рассказала мужу о своём горе.
– Фотографии не врут, – ответил он, руководствуясь мужской логикой.
– Ты хочешь сказать, что женился вот на этой мымре? Ну тогда я не понимаю, куда ты смотрел! – Достав из сумки фотографию, я протянула ему.
Он, чуть не падая от смеха, выдернул фотографию у меня из рук и разорвал её на мелкие клочки.
– Так! – сказал он, прикинув в уме алгоритм действий. – Времени у нас мало. Нам нужна плёнка, освещение и достойная модель.
Отослав сына в хозяйственный магазин за плёнкой, мне он велел переодеться и навести марафет.
Когда всё было готово, он приступил к съёмке.
Вот уж не думала, что для того чтобы сделать один снимок, затеется такая кутерьма. К поставленной задаче муж подошёл как профессионал. Квартира на целый день превратилась в фотостудию. Чтобы успевать за распоряжениями мастера я позвала подругу. Она была и за стилиста, и за костюмера, сынуля за осветителя.
Муж каждый кадр делал с нового ракурса, заставляя меня входить в образ, меняя позы, а сына, следующего за его указаниями, тягать по всей комнате торшер.
Я уже притомилась переодеваться и менять причёску, а муж, глядя в глазок фотоаппарата, отрицательно качал головой, говоря, что это всё не то. Уже и плёнка заканчивалась, когда он на последнем кадре сказал:
– Вот та женщина, которую я люблю!
Я встрепенулась. Радостно указывая на себя пальцем, я кричала:
– Это я! Я здесь!
– Нет! Женщина, которую я люблю – вот там, – сухо сказал он, показывая на фотоаппарат.
Потом он долго колдовал в ванной, проявляя плёнку и печатая фотографии. Из тридцати шести кадров самый последний был действительно здоровским. На нём я была похожа на актрису, которую не стыдно поместить на обложку журнала.
Довольная результатом проделанной работы, я, такая простодушная дурочка, показала снимок в нашем отделе.
– Это называется пощечина общественному мнению, – увидев моё фото, сказала Ирина Григорьевна.
– Умеешь ты, Синичкина, взбаламутить стоячее болото, – добавила Инга Михайловна.
– Да что тут такого? – возразила я.
– Ага, ничего особенного, просто все люди как люди, а ты – Джина Лоллобриджида! – подлила яду Дроздова.
– Да! Все люди как люди, а ты – звезда! – уточнила Колосова.
– Не вздумай вешаться в таком виде, будь скромнее. Иначе тебя встретят в коридоре и устроят тёмную, – дала дружеский совет Ферапонтова.
Я отнесла фотографию в профком, когда Доска почёта была практически оформлена. Для меня было оставлено место.
Председатель профкома, увидев моё фото, чуть не поперхнулась. Разительный контраст с другими ударницами коммунистического труда бросался в глаза. Сама того не зная, я поставила её в щекотливое положение. Оказавшись между двух огней, она была в замешательстве.
И тогда она приняла соломоново решение – Доску почёта повесили в самый тёмный угол под лестницей чёрного входа.