Утром Максимову позвонил взволнованный Панфилов и сообщил, что на сцене появился меч. Он постоянно сбивался на тему аванса, но Максимову все же удалось составить для себя следующую картину.
Накануне менты устроили погоню за каким-то подозрительным типом, нарушившим что-то дэпээсное. Чепуховое нарушение, вроде, но тип вдруг стал отрываться и, в итоге, бросил тачку, а сам скрылся. А в багажнике нашли, как сказано в протоколе – «холодное оружие типа меча». Занимается этим делом некий Игнаточкин из следственного отдела МУРа. Естественно, шустрый Эдик уже успел договориться со своими ментами – они любезно ссудили ему вещдок на пару дней.
– Имей в виду, если что с ним случится, не сносить нам головы, – напутствовал он Максимова спустя час, передавая ему меч: – Следствие еще не закончено, а это главная улика!
– Твои менты, альтруисты, да? На, бери, пока дают, – сунул ему конверт Максимов.
А еще двумя часами позже, его можно было найти, в библиотеке Института Истории Цивилизации. Профессор, рекомендованный ему в качестве непревзойденного специалиста по древнему оружию, задерживался, и Максимову ничего не оставалось, как вдыхать книжную пыль, въевшуюся в каждую пору стен этого заведения.
«Книги, в отличие от людей, не любят свежего воздуха», – размышлял он, скользя взглядом по стеллажам с томами.
В зале кроме него находился всего один посетитель – старикан, с виду, классический тип книжного червя. Старикан мусолил палец, переворачивая страницы фолиантов, время от времени чиркая что-то в тетрадочке. Этот динозавр, наверное, был последним, еще не вымершим, но уже обреченным к исчезновению представителем эпохи, использующей бумагу и чернила для хранения информации. Произошло неизбежное: интернет ужаснул академических пенатов и только старая гвардия из последних, увядающих сил цеплялась за прошлое, так и не сумев переключиться на бездушные электронные носители. Здесь, в тиши библиотек, освещенных старомодными зелеными абажурами, без излишней драматичности, неотвратимо приближался закат целой эпохи.
К слову, воображение Максимова рисовало профессора, которого он ждал, именно таким ископаемым. И когда в дверях зала возник элегантный молодой мужчина, он не сразу догадался, что это и есть обещанный консультант. Модный пиджак полусвободного покроя и сорочка отменной выделки делали его больше похожим на преуспевающего бизнесмена.
Между тем, специалист вежливо представился:
– Георгий Иванишин. Можно просто – Георгий...
– Максимов, – ответил Максимов, – Александр. Можно просто – Александр.
– Извините, что заставил ждать.
На интерьере этажа, где находился кабинет Иванишина, как, впрочем, и на всем в этом приюте научных сотрудников, лежала отчетливая печать прошлого века. Этот век, проглядывал из стен, вымазанных по плечо в ядовито-зеленую краску, бил в нос ностальгической смесью запаха растворимого кофе с прогорклым духом застарелых окурков. Из скрипучих дверей внезапно возникали и тут же исчезали за другими, такими же, безмолвные тени, похожие на серых мышей, снующих по выеденным в головке сыра тоннелям. По всему было видно, что историческая наука переживала не лучшие времена.
– Ну, показывайте, что принесли, – бодро предложил профессор, как только они вошли в кабинет.
Помещение неожиданно оказалось напоенным влагой оазисом в пересохшей пустыне многострадальной науки о прошлом – Максимов попал в мир оружия. Стены, стеллажи, шкафы заполняли япон¬ские катаны и тати, персидские шемширы, турецкие ятаганы, романские мечи и спаты, палаши и полутораручные бастарды, луки и арбалеты. А крошечная мортира, прямой наводкой контролировала входную дверь.
Насилу оторвав взгляд от этого арсенала, Максимов вспомнил, зачем пришел, и извлек из сумки пакет.
Когда пакет был вскрыт, взгляду предстал тускло поблескивающий короткий меч. Широкое гладкое лезвие без привычного дола – выемки, идущей вдоль клинка – было сантиметров шестидесяти в длину. Венчала меч крестовидная гарда с огромным синим камнем.
– Знаете, что это за вещь? – сказал Иванишин после минутного молчания. – Перед вами помпейский гладиус, по-русски, гладий... римский меч. Прародитель всех мечей...
– А можно подробней?
– Вообще, мечи существовали и до гладиев. У скифов, у сарматов. Римляне приняли через воинов-ауксилариев придуманную кельтами и германцами спату – она вскоре стала оружием конницы. А гладием сражались пешие воины. Часто мечи освящали на ратные подвиги, им приписывались магические свойства.
Профессор увлекся. Рассказал о многозонной закалке, и о том, как путем многократного складывания и проковки, получают сталь в сотни тысяч слоев; о том, как римляне поставили на поток, своего рода, конвейер, производство легионерских мечей.
– Фабричный меч изготовлялся за два-три дня. А штучный, вещь дорогая, оружие аристократа, – подытожил профессор. – На хороший клинок уходило два-три месяца.
– А этот меч конвейерный?
– Этот экземпляр штучный. Обратите внимание на тщательность изготовления. Гляньте, спуски. Обычно они слегка выпуклые, а здесь идеально плоские. Причем, не сточенные, а выкованные. Такой меч не застрянет в щите.
– А он старый?
– Не хотелось бы вас расстраивать, но это маловероятно. Скорее всего, более поздняя реплика. Последние гладиусы датируются пятым веком. Вот посмотрите, видите узор?
Иванишин включил настольную лампу и поиграл лезвием в ее свете. Явственно проступили бегущие по поверхности клинка разводы, похожие на узоры, которые мороз в холодный день рисует на оконном стекле.
– Узорчатая сталь, больше известная под названием «дамасская». Это, так сказать, нестыковка номер один. Дело в том, что такую протравку научились делать…, не ошибусь, если скажу, через тысячу лет после того, как с конвейера сошел последний гладий. Кроме того, этот меч в идеальном состоянии. Сами понимаете, тысячелетний так не выглядит.
Он с сочувствием посмотрел на расстроенного гостя, ожидания которого не сумел оправдать. Потом утешил:
– Не огорчайтесь, по крайней мере, в нашей стране, гладия в таком состоянии никому никогда не доводилось находить. Далековато мы проживаем, если можно так выразиться, от месторождений гладиев. Пожалуй, и в мире, что-то не припоминаю…
– Жаль… Я, кстати, сам имею некоторое отношение к оружию, фехтовал когда-то.
– Понимаю… Но, извините… это такое же отношение, какое имеет водитель автомобиля к его изготовлению.
Он порылся в ящике письменного стола и, достав лупу в латунной оправе, стал скрупулезно разглядывать клинок. Положил меч на указательный палец, подвигал, находя точку равновесия.
– Смотрите, тяжелое навершие смещает центр тяжести к ладони. Есть даже специальный термин для такого оружия… разворотистое. Его поражающий удар – колющий. К тому же меч легкий, меньше килограмма. Новоделы в два раза тяжелей – всё, на стенке висеть. А в бою каждый грамм важен.
– И тем не менее, вы уверены, что это реплика?
– Даже не знаю, что и сказать. Если не принимать во внимание, что такая сталь принципиально не могла быть изготовлена в античный период. Знаете, сталь тогда была, честно говоря, дрянь. Но в остальном не нахожу никаких признаков подделки. Смотрите, вот, видите…, клеймо мастера. А вокруг клейма буквы.
Максимов всмотрелся в надпись. На гарде по-гречески было начертано какое-то слово.
– Это что-то означает?
– Буквально – Альберис. Так называли Эльбрус племена в Киликии Кому понадобилась такая мистификация? – он почесал затылок.
Похоже, сомнение боролось в нем с верой в чудо, что порой не чуждо и профессорам. Поколебавшись, он спросил:
– Можете оставить свою игрушку на несколько дней?
– Боюсь, сейчас нет, – неуверенно произнес Максимов, но вдруг решившись на что-то, сказал: – А если я всё же оставлю его?
– Прекрасно! – обрадовался Иванишин. – Тут нужна соответствующая экспертиза. Попробуем. Между нами, атрибуция оружия является моей второй профессией. Нынче ведь богатые люди хотят знать, во что вкладывают деньги, – усмехнулся он.
– А этим мечом можно сражаться? – спросил Максимов, вставая, чтобы распрощаться.
– Можно, конечно. Рабочий меч.
– И убить человека?
– Можете не сомневаться, – ответил профессор, с интересом взглянув на собеседника. – Надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться им в подобных целях.
– Не беспокойтесь, в наши дни для этого существует немало более действенных способов, – ответил Максимов.
Покинув стены института, он еще долго размышлял о судьбах отечественной науки, в частности исторической, поражаясь многогранности человеческой предприимчивости. Если бы вчера ему кто-нибудь сказал, что можно делать бизнес на «истории», он поднял бы на смех такого чудака.
А через день позвонил профессор.
– Прошу простить за излишнюю самоуверенность, Александр, – начал он, – но, поверьте, если бы вы занимались моей наукой, вы бы точно также…
– А в чем дело? – перебил заинтригованный Максимов.
– Лабораторное исследование металла показало, что он в последний раз был в расплавленном состоянии около двух тысяч лет назад. Не исключено, что ваш гладий датируется первым веком нашей эры.
– Не исключено? Это же очевидно!
– Не горячитесь. В науке так быстро открытия не делаются. Надо еще долго все проверять, сопоставлять... Но это не все. Есть кое-что еще более невероятное. Материал клинка – это молибден-ванади¬евая лигатура.
– Если не ошибаюсь, это прочнейший сплав?
– Не ошибаетесь. Более того – это прочнейший современный сплав. Можете забирать свой экспонат.
Дома он еще раз развернул пакет. Меч лежал перед ним на столе. С виду – простая вещица. Такие, даже красивее, можно купить в сувенирных лавках. Но если взять в руку, все чудесным образом изменится – словно облачился в любимый костюм, который носишь не первый год. Он притерся к тебе, а ты к нему; нигде не тянет, не поджимает, сидит, как собственная кожа. Именно такое чувство посетило Максимова. Ему даже почудилось, что когда-то, очень давно, его рука уже сжимала эту рукоять, обмотанную подсохшей бычьей кожей. Он долго вглядывался в клинок. Мерцающие блики успокаивали, а камень на навершии радостно просветлел…
…День был солнечным и прохладным. В это время года ночами в горах нередок мороз. Пожухлая трава никак не могла смириться с приближением зимы и, оттаяв под солнечными лучами, весело зеленела на южном склоне, а в тени елей была покрыта серебристым инеем и напоминала бороду старца, расстеленную по склону. Солнце проваливалось за вершину, одетую в белоснежную шапку, и в струях его прощальных лучей ветер закручивал немые радужные вихри снежной пыли.
Потрясенный этим великолепием он не сразу заметил, как по направлению к нему по склону поднимается седой, как лунь, старик.
«Тебе нравится в горах?» – подойдя, спросил старик вместо приветствия.
Александр не удивился его внезапному появлению, потому что понимал, что все это происходит во сне.
«Да», – ответил он так как действительно был поражен красотой горного пейзажа.
«Скоро придет ночь, и ты увидишь Луну и звезды... Они в горах не мигают. Знаешь, откуда взялись звезды?»
«Я не уверен», – ответил он на всякий случай, потому что понимал, что научные представления о происхождении звезд здесь неуместны.
Старик улыбнулся немного снисходительно, но совсем не обидно.
«Рассказывают, однажды великан Айтибарис взял в руки огромный молот и вдребезги разбил кусочек Луны, и мельчайшие серебряные осколки рассыпались по небосводу. С тех пор по ночам они и сияют над миром, безмолвные и холодные. Блеск звезд так слаб, что даже если собрать их вместе, он будет не в силах соперничать с крошечной лампадой у жертвенника. Но сила их немыслимо велика, ибо лампаду легко погасить, для этого достаточно дыхания младенца, но никому еще не удавалось погасить ни одну звезду. Если пойти по Великой Молочной Дороге, то можно дойти и дотронуться до них. Это совсем не страшно, потому что они холодные, как лед на плечах могучего Айтибариса... – Старик вздохнул. – Но я пришел не за тем».
«Зачем же?»– спросил Александр.
«Наверное хочешь услышать легенду об Альберисе? Тогда ничего не спрашивай. Просто слушай».
И старик начал свой рассказ.
Согласно преданию, творцом меча был оставшийся неизвестным оружейник-самоучка. Случилось это давно в маленькой стране, затерянной высоко в горах на окраине Великой Империи. Меч получил имя Альберис, что на языке племени мастера означало – «сверкающий». Клинок и вправду сверкал бело-голубым огнем так, что на него было больно смотреть. Это название кузнец выбил рядом со своим собственным клеймом. Он изготовил меч из волшебного сплава. Твердость лезвия была таковой, каковой доселе не обладал ни один меч в мире. Кузнец хорошо знал рецепты древних. Он умел поймать наилучший момент для ковки, доводя металл до цвета закатного солнца, когда оно садится между двух гор за стеной кузни. Тогда железо становилось мягким, подобно пальмовому маслу, привозимому из далекого Египта. Беспощадно разящее на поле брани, оно смягчало свой твердый нрав и покорялось мастеру, послушно принимая желаемую форму. Он умел правильно закалить клинок. Но главное – это горстка зерен волшебной руды с Пангейских копей. Он купил ее у фракийского купца. Местные жители растирают руду в порошок и изготовляют несравненную синюю краску, называемую «свинцовой синью». Благодарение богам, кузней соединил чудесные свойства этой руды с секретами предков, и изготовил несравненный клинок.
Но однажды во время одной из военных кампаний римлян у мастера отобрали меч и отрубили ему руку, чтобы он больше никогда не смог создать такой же. А его сыновей превратили в рабов и навсегда угнали из дома. Так и не справившись с постигшим его горем, мастер умер.
Иные свидетельствуют – все было не так: мастер выжил и в отчаянии дал зарок никогда больше не создавать такого оружия. А на меч наложил проклятие.
Но это всего лишь легенда. Никто и никогда не видел этого оружейника. А меч сей пустился в полное опасностей и приключений путешествие по векам.
Первые годы Альберис провел в непрерывных баталиях. Он был солдатом и вел себя, как подобает солдату, служа верой и правдой всем, кому принадлежал, и не задаваясь лишними вопросами. Слава его множилась. И, как часто бывает, вскоре люди наделили его сверхъестественными способностями, доказав тем самым, что истинное положение дел далеко не всегда является важным. Сущность вещам и событиям придают люди.
Альберис заслужил славу непобедимого.
Годы спустя, он попал к одному римлянину из сенаторского сословия. Этот человек не пользовался мечом сам, поскольку страдал ожирением, и мозги его заплыли жиром, как часто бывает у сенаторов. Даже руку при голосовании в сенате он поднимал с трудом. Этот римлянин погиб от перемежающейся лихорадки, спустя год. После смерти меч перешел по наследству к его сыну, лоботрясу и повесе, который проиграл меч в кости какому-то проходимцу в таверне. Тот, в свою очередь, проиграл меч еще кому-то.
Трудно проследить, каким образом Альберис очутился в одной из восточных стран, пополнив коллекцию тамошнего деспота. Заговорщики зарезали деспота тем же мечом.
«Ты предал меня!» – вскричал истекающий кровью владыка. Но это было неправдой. Альберис не предавал его. Его предали люди, которым он верил.
Альберис никогда, никого не предавал. Еще при рождении, с каждым ударом молота, придававшим ему форму, в него капля за каплей вливалось и содержание: не колеблясь повиноваться руке, в которую вложен.
Шли годы. Великая Империя достигла расцвета своего могущества, покорив половину Ойкумены. Но римлянам этого было мало. Военные кампании, затеваемые очередным императором, одна за другой сотрясали мир, и неутомимым воином следовал за ними в потоке времени отважный Альберис.
Люди зачастую не верят в чудеса и силу наговора, но можно не сомневаться – многих, кто обращал этот меч против безвинных и слабых, постигало возмездие. Одни погибали в бою, другие умирали от внезапных болезней, третьи срывались со скал или сходили с ума. Смерть настигала неправедных в самых неожиданных местах. Мало кому выпало спокойно умереть от старости в своей постели. Были и такие, кто погибал, как тот восточный царь, от жала самого Альбериса.
Судьба бросала меч из края в край обширного пространства, на котором простиралась Империя. Мечом сражались вожди многих племен, населявших эти земли; сражались простые воины, сражались и полководцы.
Отважный, презирающий смерть германец Арминий пронзил Альберисом сердце своего сводного брата Маробода – почти библейская история! – а сам погиб от руки женщины, отомстившей за смерть своего любимого.
Хитрый парфянин Готарз отбивался Альберисом от набегов кочевников-алан и сарматов, без счета покрошил черепов, а умер от колик в животе, съев холодные фрукты после жирного плова, приготовленного в честь праздника местного бога Ормазда.
Один из потомков Хасмонеев сражался этим мечом и положил немало врагов прежде, чем пасть в неравном бою.
Бритт Каратакус Бешеный, прозванный так за свой необузданный нрав, заколол двадцать человек в драке, затеянной из-за сущего пустяка – не поделили девчонку. Поплатился и он – будучи пьяным, напоролся на свой же меч. Излишне говорить, что это был Альберис.
Позднее, почти через полтысячи лет, великан Кунимунд, славный король гепидов, любил забавляться этим мечом, протыкая несчастных пленников, как кусок коровьего масла. Вскоре он погиб, так и не сумев одолеть лангобардов и аваров, – заклятие старого мастера было столь жестоким к нему, что даже после смерти он продолжал подвергаться унижению. Альбоин, убивший его, приказал изготовить кубок из черепа бедняги и заставил его дочь, красавицу Розамунду, выпить кровь своего отца из этого сосуда. Но злодей поступил весьма опрометчиво – мстительная Розамунда прикончила обидчика, подослав к нему двух своих любовников.
Доподлинно известно, что меч попал к Ариовисту, предводителю диких свевов. Немало человеческой крови пролил этот душегуб. Но вскоре и он пал от укуса детеныша гадюки – малюсенькой безмозглой рептилии, – когда гнал вандалов и гутонов по леденящим кровь болотам Лемовира.
Летели годы…
На долю Альбериса выпадали и безмятежные времена. Однажды его купил купец по имени Гирейра из Тарраконской Испании, торговавший киноварью и оловом, и увез на родину. Там Альберис успокоился в одном из мона¬стырей.
Через несколько столетий забвения, он вновь вынырнул на Востоке, но окончательно след его затерялся в пустынных нагорьях Серединной Азии.
Полностью книга опубликована на Литрес:
https://pda.litres.ru/uriy-grig-21921600/rimskie-igry/