Сегодня пошла в концерт. В Манеже у нас такая практика пошла, устраивать концерты, когда зрители прямо между музыкантов сидят, и свет гасят. Такое, значит, восприятие музыки только на слух, не глядя. Чтобы больше раскрывалось и впитывалось. Новое веяние. Интересное очень. Прогрессивное.
Вот я и пошла. Место себе выбрала удачное. Слева от меня, прям совсем рядом молодой такой виолончелист. Приятный во всех отношениях. А справа — скрипачки, две девушки. Милые, интеллигентные. Ну скрипачки. Добавить нечего. Сзади у маня вот что, за правым ухом уселись дудки всякие в ассортименте. Те, что послабже, флейты там и кларнеты, те подальше, а вот сразу над ухом-то, там медные сидят, тромбоны — три штуки, трубы — тоже три и еще какие-то. А как раз за левым ухом устроились ударники. Их трое было, один с нормальным прибором, барабанчики всякие и литавры с тарелками, другой со здоровыми такими барабанищами, медными, на ножках, ну чисто казаны огромные, если б плов в таких готовить, дак, пожалуй на дивизию бы хватило. Ну и сзади за ними еще парнишка с каким-то ксилофоном что ли пристроился. Там еще другие музыканты были и даже рояль, но он где-то впереди оказался, и мне из-за спин-голов его почти не видно было.
Ну, вот и играть начали. Лампы и правда в зале погасили. Там и стены нарочно черные, для полной атмосферы погружения. Правда крыша стеклянная, так оттуда какой-никакой свет падает. Пока оркестр Рахманиновым разминался, еще светло как-то было. Сидим слушаем. Погружаемся. Только парень с виолончелью, слышу, шипит что-то. Что, думаю. Наклонилась к нему, а это он оказывается мне: «Отодвинтеся, - шепчет, - мамаша, я смычком двигать не могу». И правда, все норовит смычком этим самым мне в левый бок въехать. Ну я вправо телом подалась. Дак там скрипачка свой смычок мне в ухо всунуть норовит. Приходится как-то подлаживаться под них, вот я то влево то вправо клонюсся. Талией вправо отъезжаю, а голову от скрипачки влево отдергиваю. Ламбада такая.
А как оркестр за Бетховена взялся, тут вовсе стемнело. Ну полный мрак. Только дирижер, подсвеченный как музыкальный фонтан, руками размахивает, фонтанирует. А Бетховен, это вам не что-нибудь там, это такая музыка, это ого-го, какая музыка. Он ведь глухой был, как пень, поэтому все старался погромче, погромче завернуть. Вот я, значит, сижу, телом пританцовываю, уже и в ритм вошла, легко так стало. Все время в тонусе, не расслабляться. И тут мне в правое ухо тромбоны со всей дури как вставили, я аж приглохла. Дай думаю, гляну, чё они там. Повернула голову-то вправо и шею тяну, чтоб из-за голов на этих распоясавшихся тромбонеров (или тромбистов?) посмотреть. А тут скрипачка как раз смычок в мою сторону вытянула, я в темноте не вижу ни черта, и она, наверное, тоже, и смычком мне в правый глаз и въехала. Я дернулась, а мне слева этот с виолончелью раз кулаком прям под дых. А тут как сзади бахнет, трах-бах-тарарах! Это ударники хором вдарили. Тут я под стул и покатилась. Ну, думаю, хватит с меня экспериментов, буду к выходу отползать. И поползла.
А легко ли в темноте дорогу сыскать, на четвереньках да еще с одним глазом. Помню, что дверь как раз за ударниками была. Поползу на слух. А оркестр как раз паузу взял, музыкальную. Примолкли все, один рояль блямкает. Черт, где ж тут ударники-то эти? Вдруг, чувствую, головой во что-то уперлась. Стена, наверное. Вот и славно, сейчас на ноги поднимусь и по стеночке — до двери. Руку вверх вытянула, скобу какую-то нащупала и поднимаюсь. Только это не стена оказалась, а барабан, и не скоба, а тарелка у барабанщика. Только я носом до нее дотянулась, он тут по ней и шарахнул. Так звезданул, что мне весь мозг этим бздынем и вынесло. Я под казаны закатилась, пальцами уши заткнула, и сквозь пальцы и звон в голове слышу, как кто-то орет, громко так орет, на одной верхней ноте: «А-А-А!» Мать честная, да это я ору. Стыдно стало, я рот захлопнула, да, видать, поздно спохватилась. Все повскакали, заметалися во мраке кромешном, стулья на пол полетели и все остальное. Только фонарики телефонные мелькают. И тут уж все орут в панике.
Ну я из-под барабанов тихонечко вылезла, юбку с головы на положенное место поправила, и к выходу неспешно подефилировала, будто я тут ни при чем.
А и правда, я-то тут при чем? Это все музыка.