Месть

Валентина Кочубей
Шёл 1939 год...
В  маленькую    комнатку  месткома  ворвался  Фима  Исаков:
-Слушай,    Алексей,  сейчас  моя очередь  ехать  в  «Белокуриху»!
-  Да,  я  знаю.  Ну  и  что?  Ты  же  прекрасно  знаешь,  что  Аня  Соловьенко  подскользнулась  на  бревне  и  упала  в  реку.  А  по  реке  уже  шла  шуга.  Вода  ледяная.  Она  месяц  лежала  в  больнице,  её  лечили  от воспаления  лёгких,  и  врачи  рекомендовали  ей  долечитья  в санатории в  «Белокурихе».
-  А  мне  плевать,  что  она  упала  в  речку  и  что  её  лечили.  Сейчас  моя  очередь,  и  я  поеду.
-  Слушай,  Фима,  у  тебя  что  Бога  нет  в  душе,  что  ты  так  рьяно  защищаешь  свою  очередь.  Поедешь  в  следующий  раз.  Тебе  же  нужно  провести  время,  а  она  тяжело  больна,  и  врачи  рекомендуют  ей  курорт.
-  Так  не  дашь  путёвки?
-  Нет,  должна  поехать  Аня  Соловьенко.
-  Ну,  хорошо!  Ты  у  меня  поплатишься  за  всё.
-  Перестань  грозить !  Ты  же  знаешь,  что  она  больна…
Исаков  выскочил,  хлопнув  дверью.
Через  две  недели,  вечером  пришли  трое,  постучали.  Бабушка  вышла.
-Кто?
-  Открывай!  Милиция !  Алексей   Григорьевич  дома?
-  Да,  дома.
-  Зови!
-  Тебя  требуют.
-Одевайся,  пойдём  с  нами!
Показали  какие-то  красные  книжечки.
Внучка  со  слезами  бросилась  деду  на  шею.
-Дедушка,  а  ты  скоро  придёшь ?
-Скоро,  моя  хорошая,  скоро.  Как  только  разберутся,  я сразу  приду.
Поцеловала  в  щёки,  в  жёсткие  усы,  мама  забрала  её  на  руки.
-  Не  плачь,  он  скоро  придёт.
-Ему  что -  нибудь  собирать?
--Нет,  не  надо,  там  всё  есть.
-Возьми  на  дорожку.  Пригодятся.
Сунула  два  пирожка.
Высыпала  вся  семья,  поцеловались.
-  Ну,  всё,  хватит.  Попрощались.  Пошли.
В  небольшом  здании  КГБ  втолкнули  в  камеру.
-Подумай!
Ушли,  клацнув  железным  засовом.
Спать  не  мог,  прилёг  на  солому  и  долго  думал : «ЗА  ЧТО?»
Вот  когда  в  Алтайском  Крае  раскулачивали,  я  знал  за  что,  хотя,  какой  я  кулак,  господи!
Хороший  сад,  огород,  лошади:  рабочая  и  выездная.   Но  как  работали:  с  5  утра  и  до  поздней  ночи.  А  кто-  нибудь  знал  об  этом,  только  соседи  да  сирота  -парнишка,  которого  взял  на  воспитание,  когда  умерли  его  родные,  ещё  знали  мои  дети,  которые  тоже  работали  с  утра  и  до  ночи.  Щадил  только  одну  Манечку:  она  была  ещё  совсем  маленькая,  а  остальные  все  работали.  О,  Господи!  А  сейчас- то  за  что?   Ведь  у  меня  ничего  нет…  кузня  на  лесосплаве-  так  и  та  казённая.  Работа  с  утра  до  ночи.   И  всё!  А  ещё  беда – выбрали  председателем  месткома…  Стоп…  Неужели  Фима,  неужели  Фима  что-  нибудь    накрапал?  Вот  дрянь!  Но  я  не  мог  иначе.  Аня  действительно  упала  в  октябрьскую  воду  и  целый  месяц  лечилась  в  больнице  от  воспаления  лёгких.   Вот  дрянь,  неужели  он ?! 
Лесосплав,   есть  лесосплав,  работали  не  только  мужчины,  но  и  женщины:  надо  было
  чем-то  кормить  семью.    А  у  Ани  муж  умер,  осталось  трое  ребятишек,  а  работа  была  только  на  лесосплаве.  Когда  она  уехала  в  «Белокуриху»,  детей  взяли  соседи,  хотя  и  самим  было  выжить  нелегко.  Сосланных  было  очень  много.  Ах  Фима,  Фима,  неужели  ты  пошёл  на  такую  подлость?
Из  Алтайского  Края  привезли  их  сюда,  в  Искитим.  Поселили  в  какую – то  брошенную  развалюху,  подремонтировали  и  стали  жить,  надеясь, что  им  скоро  разрешат вернуться  домой.   Но  о  доме  вскоре  пришлось  забыть,  нужно  было  хоть  чуточку  отстроиться.  Но  и  это
уже  было  невозможно   И  ещё  горе  :  куда –то  опять  повезут.   А  куда  ?  Неизвестно!    Душа  болела.    Как  она  там  одна , с  детишками?  Они  ещё  небольшие.  Господи,  дай  ей  силы  управиться.  Маняше  вообще  только   четырнадцатый  годок.  Господи,  помоги  ей!
Утром  привели  в  какой – то  кабинет,  долго  расспрашивали,  а  потом  рассуждать  не  стали:
-На  урановые,  откатчиком  вагонеток.
-Но  я  кузнец,  и  сказали,  что  я  высокой  квалификации.
Кузнецы  нам  там  не  нужны.    Откатчиком  вагонеток,  в  карьер.  И  разговор  короткий.
-Вы  хоть  объясните,  по  чьей  вине  я  здесь?
-  А  тебе  не  всё  равно?
-Вы  поймите,  я  был  тысячу  раз  прав.  Аня  больная,  ей  нужно  было  в  «Белокуриху»,  так  рекомендовали  врачи.  Я  не  мог  соблюдать  очередь.  Алексей  начал  понимать,  по  чьей  вине  он  здесь.  Кто  написал  на  него  бумагу.
-Ты  Бога  вспоминал?
-  Да,  я  сказал,  что  у  Исакова  нет  бога  в  душе.
-Ну  вот  за  это  и  пойдёшь  в  карьер.
-Сталин  бы  меня  оправдал!
-Эк , куда  хватил!  Сталин  далеко,    до  него  не  достучишься,  а  мы  здесь ! И  вот  тебе  наш  сказ: пойдёшь  в  рудники,  откатчиком  вагонеток.
Скрутили  руки,  пару  раз  ударили,  чтобы  не  зарывался  и  отправили  с  конвоем  на  вокзал.
Ехали  в  телячьих  вагонах,  на  соломе.  Ехали  очень  долго.  В  сутки  два  раза  выпускали  по очереди  из  вагонов  на  каких – то  станциях,  чтобы  сходить  по  нужде.  Кормили  какой -  то  баландой  или  макаронами.
  Спать  Алексей  не  мог :  все мысли  были  о  доме,  о  жене:  Господи,  справится  ли  она,  дети –то  еще  не  взрослые,  за  ними    нужен  уход  и  уход.  Да  и  хатёнка  паршивенькая:  как  они  перезимуют,  дров  не   заготовил.  Всё  думал : «Успею,  успею ,   не  успел».
К  7  ноября  1957  года  пришла  бумага  :  «Ваш  муж,  Третьяков  Алексей  Григорьевич  умер    в  январе  1950  года.  В  связи  с  отсутствием  состава  преступления  он  реабилитирован  посмертно» .    И  выслали  200  рублей,  которые  он  заработал  на  руднике.  Вот  и  всё,  что  осталось  от  самого  дорогого  человека  на  Земле.