Антон и Класта даже не думали, что вернуться в первый лагерь предзонников будет так сложно. Позади осталось по крайней мере километров семнадцать.
— Мы в своем роде — убегуны, — с трудом проговорил Антон, Когда они с Кластой, обессиленные, упали в траву.
— Не поняла.
— Ну, беглецы, за которыми будут охотиться до скончания века, — пояснил Антон.
Класта усмехнулась, перевернулась на спину и положила голову на руки. Судя по тому, как она уже тихо дышала, ей было хорошо. Она ничего не ответила Антону. Когда он на локте приподнялся, то увидел, что Класта спит.
Решил не будить, а сам прислушивался к каждому шороху. Вокруг было спокойно и умиротворенно. Его тоже потянуло на сон, но Короленко решил во что бы то ни стало, держаться. Он отвечал не только за свою «шкуру», но и за Класту, за свою, еще не родившуюся, но растущую доченьку.
Прошло не больше получаса, как вдруг Класта раскрыла глаза, насторожилась. Антон пока ничего не чувствовал. Она ничего не сказала Антону. Лишь спустя минуту опасность почувствовал и Антон. Мигом вскочил. Класта уже была на ногах. Она ощущала, что опасность идут отовсюду, и пути к отступлению уже практически нет.
— Бежим! Чего стоишь? — быстро сказал Антон. — Здесь оставаться опасно.
— А некуда.
— Не понял.
— Нас обложили аборигены со всех сторон. Разве что на севере чуть спокойнее, но туда нам нельзя. Там непролазные болота.
— Значит, будем драться, поскольку мы дичь для них.
Класта вымученно улыбнулась, затем сосредоточилась. Транс продолжался недолго.
— Такую ораву при всем желании и знании хоть и тысячи единоборств, мы вдвоем не одолеем.
Девушка вместо того, чтобы уносить ноги, села в траву, охватила колени руками. Затем уткнулась в колени подбородком. В ее глазах было безразличие. Охватившая апатия настолько овладела ею, что она словно напрочь отключилась. Возможно, была где-то далеко-далеко, и ничего в этом мире для нее существовало. Такую Класту Антон видел впервые.
— Все равно будем драться, — упрямо казал Антон, на что в ответ получил ехидную усмешку только что вернувшейся, словно из небытия Класты.
— Ты что, не предзонница? Ведь это ты учила меня не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Забыла о том, что говорила мне в яме?
— Но я, — устало произнесла девушка. Ей действительно напрочь перехотелось хоть что-то предпринимать для своего освобождения. Словно кто-то взял и нахально перекрыл девушке этот канал мышления.
— Действительно не ты, — сразу согласился Короленко. — Это полковник Ковров, когда я был в учебке. Он все время нам об этом талдычил. А в яме ты говорила почти об этом же, но другими словами. Но все равно, быстрее, черт бы тебя побрал. Сматываться надо, а ты как раз некстати, ударилась в меланхолию. Я тебя не узнаю, Класта! Ладно, о себе ты можешь не думать, а подумала ли ты о нашей крошке, о том, что ей хочется родиться и увидеть папу не через твои глаза, услышать его не через твои уши, а самостоятельно...
Последний довод Антона тут же убедил Класту. Девушка вскочила на ноги и, Короленко это видел, была готова на все.
Что-то мелькнуло слева от Антона. Мига оказалось достаточно, чтобы определить, что его и Класту основательно засекли. Теперь время пошло как бы шустрее. Нужно было быстрее соображать, четче ставить задачи отхода и «ухода» от столкновения с аборигенами. Пока это получалось. Но надолго ли? Ни Антон, ни Класта не знали.
Волны жестокости все чаще и чаще накатывались на них со всех сторон, а, когда ребята находили брешь и бросались в нее, стихали. Однако «провалов» у аборигенов становилось все меньше, а «петля» ощущения зла и отчаяния все туже затягивалась вокруг Антона и Класты.
Аборигены на этот раз не торопились. Они не нападали ни по одиночке, ни скопом, а все четче и увереннее сжимали вокруг беглецов кольцо.
— Ты все-таки хочешь прорваться? — спросила Класта, когда они с Короленко в очередной раз на время «ушли» от почти невидимых преследователей.
— Не вижу в этом ничего плохого.
— Родовая память подсказывает мне, что ничего не получится. Ищейки аборигены отменные. Они нас вычисляют коллективно по выносу энергетической волны, одновременно скрывая свои маршруты передвижения и планы возможного захвата. Ты чувствуешь, как они настроены?
Антон ничего не сказал Класте. Он был весь внимание. С того момента, когда он почувствовал опасность, прошло полтора часа. С аборигенами после побега они еще не сталкивались «лоб в лоб», но те были настолько близко, что Антон, как и Класта решил пока ничего не предпринимать. Игра в кошки-мышки только изнуряла. Класта была права. Смыться было проблематично, хотя и до сих пор Антон не исключал этой возможности, ставил на первый план. Пусть даже они пойдут через болото...
Короленко решил затаиться и ждать. Так ему рекомендовала и Класта.
Когда Антон и Класта перестали «метаться», аборигены тут же зашевелились. Скорее всего посчитали, что беглецы вконец вымотались, и за это первые смельчаки были наказаны. Аборигена, голова которого лишь на миг появилась из-за ствола крупного дерева, сразил пущенный Кластой камень — метательных шаров у Класты и Антона не было. Второго аборигена, почти налетевшего на Короленко и чуть замешкавшегося, Антон перебросил через плечо и нажал на точку сна: пусть часа четыре поспит, потом оклемается. Антон не хотел крови, хотя вскоре понял: без крови и увечий не обойтись.
Когда перед беглецами уже лежало порядка десяти аборигенов — кто с переломанной рукой, кто с пробитым черепом, а кто и с тем, и с другим, нападавшие умерили свой пыл и отошли. Хотя, волна жестокости, набегавшая на Класту и Антона с завидной постоянностью, перехлестывала через край.
Остались мелочи — дать деру. Но им просто казалось, что все беды позади, и путь впереди приоткрылся. Не успели Класта и Антон пробежать и тридцати метров от места побоища, как их окружили улыбающиеся рожи не менее полсотни пленителей.
— Будем снова драться? — только и успел спросить у девушки Антон, и тут же упал, как подкошенный. Класта упала рядом с парнем.
Что-то было не так в этом мире. Нечто мешало им. Класте и Антону, всем предзонникам. Понятно, предзонники и здесь, на Прародине, пришлые, чужие. Возможно, так уж определено кем-то, неизвестным, что предзонники должны были всю жизнь мыкаться, сражаться за свое существование. За то, чтобы выжить... Некто устроил своеобразное игрище, и развлекался... Собрал воедино массу мыслящих, и «бросил» на произвол судьбы. Мол, выживите — живите, а нет — ваши проблемы...
Водопад мыслей ниспадал куда-то вниз, и там, внизу, разбивался на тысячи, миллионы искринок, ломаных мыслеобразов, которые, как в сплошном тумане уносились в неизвестность...
Короленко то приходил в себя, то снова впадал в забытье.
Его куда-то несли. Но куда? Тело покачивалось в такт ходьбы. Посмотреть бы, «прицениться». Глаза не раскрывались. Словно кто-то взял и склеил веки. Хотя слуха не лишил. Под ногами у несших его, шуршали листья, или, может, что-то другое. Единственное, что Антон понял, его несут куда-то вниз. Понял, и снова провалился в беспамятство.