БИОГРАФИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК
лиц, упомянутых в письмах из Тобольска
Государыни Императрицы Александры Феодоровны и Её Детей
к Анне Александровне Танеевой (Вырубовой)
Письма приведены в книге А.А. Танеевой-Вырубовой
«Страницы моей жизни»
МАНУХИН ИВАН ИВАНОВИЧ
Где упомянут:
Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны №14 от 23-го Января 1918 г.
Иван Иванович Манухин (19.01.1882, Кашин, Тверской губернии — †1958, Париж) — выдающийся врач-иммунолог, доктор медицины, ученый-исследователь, общественный деятель, потомок старинного купеческого рода, известного своей деятельностью ещё с XVII в.
Дед – Иван Дмитриевич, состоял в первой гильдии по капиталу отца, за 14 лет накопил средства, достаточные, чтобы стать купцом первой гильдии. В 1863 году он с семейством возведён в потомственное почётное гражданство. [Говядинов. Ук. соч.]
Отец Ивана Ивановича — Иван Иванович Манухин (старший), также потомственный почётный гражданин, перепоручил ведение дел служащим, а сам активно занялся общественной деятельностью.
Ещё более известен, как общественный деятель, родной дядя Ивана Ивановича – Николай Иванович Манухин (1850 - 1899), потомственный почётный гражданин города Кашина, общественный деятель, гласный Кашинского уездного земского собрания, Губернского земского собрания и Городской думы, член Городской управы, Городской голова Кашина, в течение 15 лет – Почётный мировой судья. Лично был представлен Государю Императору Александру III и один раз Государю Императору Николаю II. По постановлению Кашинской Городской Думы портрет Николая Ивановича был вывешен в зале Городского общественного дома. [«Почетные граждане Кашина и Кашинского района».]
О плодах общественной деятельности отца в источниках сказано меньше. Но несомненно, что в жизни обоих братьев в соответствии с духом времени, общественное, социальное служение заняло огромное место, вытеснив традиционное занятие купечеством и сопряженное с ним патриархальное мировоззрение, покоившееся на благочестии, глубокой вере предков, духовных традициях. Ну а внешнего было много. Дядя Николай Иванович Манухин остался в памяти кашинцев, как великолепный хозяйственник и благодетель: при нём увеличилось число торговых рядов, построено несколько мостов (Ильинский и Дорогутинский), создан дом престарелых с больничным отделением на 15 коек, открыта первая общественная библиотека. Н.И. Манухин был Почётным членом Правления «Общества вспомоществования бедным ученикам Кашинского духовного училища», а в 1888г., открыл построенный им самим Мариинский детский приют, принимал ответственные решения, касающиеся проведения трассы железной дороги через Кашин, дорога заработала ещё при его жизни; решён вопрос об открытии водолечебницы, и в 1892 г. распоряжением Министра государственных имуществ кашинские минеральные воды объявлены водами, имеющими общественное значение; образован Общественный Банк. [«Почетные граждане Кашина и Кашинского района».]
Иван Манухин также последовал в том направлении, которое было задано предыдущим поколением, предпочтя традиционному купечеству в большей степени социально ориентированное поприще врача и учёного.
Окончил Императорскую Николаевскую Царскосельскую гимназию (1892-1900), Императорскую Военно-Медицинскую Академию (1900-1906); получив диплом врача, был распределён земским врачом в село под Мариуполем (1906). Обстоятельства распределения таковы, что Иван Манухин под влиянием ложно понимаемых идей гуманитаризма, а больше соприкоснувшись с революционной стихией и, видимо, приняв её, ринулся в народ. Именно по этой причине он не сдал выпускных экзаменов и получил распределение в глубинку – скорее всего, это был его собственный выбор.
Как пишет Татьяна Шабаева: «Год адского, каторжного труда без помощников, без выходных, иногда без лекарств, с постоянными разъездами, в том числе ночными, когда все врачебные функции, вся ответственность за несколько десятков тысяч человек – от хирургии до родовспоможения – лежала на молодом враче. Огромная польза и бесценный опыт, который Манухин смог оценить только позднее.» [Шабаева. Ук. соч.]
Согласно постановлению помощника начальника Губернского Жандармского управления г. Мариуполя заключён под стражу в одиночную камеру до выяснения обстоятельств (август 1906); находился под следствием более двух лет; помилован согласно Высочайшему Указу, выданному Новочеркасской судебной палатой (09.01.1909).
Описанные события, очевидно, явились следствием юношеского максимализма с одной стороны, и увлечением идеями большевизма, с другой. Именно юношескими, поскольку в зрелом возрасте, И.И. Манухин полностью излечился от этой духовной болезни, о чём свидетельствуют записки Зинаиды Гиппиус, относящиеся к 1918 г и свидетельствующие о «непримиримости и кипучей ненависти к большевикам» доктора Манухина.
Тем не менее, его дружба с Горьким, дала повод современникам, и в частности Ленину, рассматривать доктора Манухина, как «большевика». Возможно именно это обстоятельство помогло Манухину в дальнейшем оказать помощь многим политическим узникам Петропавловской крепости.
Иван Манухин – отпрыск патриархальной, купеческой семьи. Именно купеческие семьи всегда отличались благочестием. Остаётся загадкой, как юноша Ваня Манухин отшатнулся от своих корней и увлёкся губительным революционным поветрием. Загадка – потому что это было явление массовое. Т. Шабаева указывает на следующий эпизод: «Когда Ване Манухину, мальчику из благополучной и набожной купеческой семьи, было десять лет, у него стало портиться зрение. В надежде на чудо, не желавшая смириться с очками матушка повела его к знаменитому чудотворцу того времени – священнику Иоанну Кронштадтскому. Он указал мальчику Ване с молитвой промывать глаза холодной водой – и с Божьей помощью всё пройдёт. Но ребячья молитва не помогла, и Ваня на долгие годы решительно разуверился в православии.» [Шабаева. Ук. соч.]
Дело не в «ребячьей молитве», а в том, что и Господь Иисус Христос не совершил чуда в Назарете по неверию людей. Отец Иоанн Кронштадтский, окропив святой водой больную девушку Анну Танееву, исцелил её от тяжёлой формы воспаления лёгких, а исцелить юношу Ваню Манухина не смог?
Преп. Макарий Египетский, раскрывая основу духовной крепости и здоровья православного христианина, говорит так: «Если не обленимся и не дадим у себя пажитей безчинным порочным помыслам, но волею своею привлечём ум, понуждая помыслы устремиться ко Господу: то, без сомнения, Господь Своею волею приидет к нам, и действительно соберёт нас к Себе; потому что всё благоугождение и служение зависит от помышлений».
Но по всему видать, произошло обратное, духовно обленились русские люди и дали пажить безчинным порочным помыслам, откуда и постигла их духовная болезнь и духовное нечувствие, и омертвление души, и тешили себя мыслию оправдаться от внешних дел.
Но: «Как засыхает ветвь, снятая с виноградной лозы, так и желающие оправдаться без Христа. <…> наше же житие на небесех есть (Филипп. 3, 20), а не в наружном виде и образе, как думаю некоторые. Ибо вот, ум и разумение имеющих образ только благочестия уподобляются миру; у них колебание и волнение произволения, непостоянная мысль, боязнь и страх, по сказанному: стеня и трясыйся будеши на земли (Быт. 4, 12). По неверию и замешательству непостоянных помыслов столько времени колеблемые, как и все прочие люди, одним наружным видом, и телесными преспеяниями внешнего человека, а не мыслями, различаются они от мира сего; сердцем же и умом увлекаются к миру и к земным привязанностям, опутываются бесполезными заботами, не приобретая сердцем небесного мира, как говорит Апостол: мир Божий да владычествует в сердцах ваших (Кол. 3, 15), – мир, который царствует и обновляет умы верных в любви к Богу и ко всему братству [читай: и к людям, и к Отечеству, и к Царю, и ко всему миру – прим. Ю.Р.]. [Преподобный Макарий Египетский. «Духовные беседы»]
Всё сказанное преп. Макарием Египетским относится к русским людям и сегодня остаётся востребованным, как и тогда. Вывод: если нет духовного делания – нет веры, потому как «вера без дел мертва есть». А дело состоит в постоянном выборе между Богом и грехом. Мир предлагает грех. Предреволюционное поколение русских людей в своей массе оставило духовное делание, внутренний духовный контроль, богобоязненность. Контроль надоел, захотелось свободы, но не свободы от греха, а свободы от контроля над грехом. Люди забыли о внутреннем и потянулись на внешнее, предпочтя внутренней аскезе свободу греха, прикрытую делами благотворительности. Внешнего благочестия в жизни было много. Было много замечательных внешних дел, но они не смогли предотвратить катастрофу, поскольку корни бедствий, постигших Русское Отечество, уходили вглубь человеческих душ.
Гуманитаризм внешнего человека заслонил человека внутреннего, и в конечном итоге, заслонил Христа. Живого Бога превратили в мёртвый символ отжившей традиции, форму. Почитание Царя, как Помазанника Божьего также было формализовано – дань традиции, не более. Но от того, что потеряло цену, можно и избавиться без сожаления, если оно излишне обременяет. А Самодержавная монархия стала тягостна, для людей, возжелавших обрести новое сокровище и новый смысл жизни. Благочестие омертвело. Но Христос не мёртвый – Он Живой, Он жил и в душе Ивана Манухина, согревая и помогая ему на жизненном пути, Господь вновь и вновь ставил его перед выбором. И выбор был сделан: доктор Манухин вернулся в лоно Православной Церкви. Орудием промысла Божьего о рабе Божьем Иване Манухине послужила болезнь его жены.
Иван Иванович женился на Татьяне Ивановне Крундышской (22.10.1907), обладавшей незаурядным писательским талантом. Её первые литературные публикации появились в России в 1913 году, в эмиграции она стала известна, как новеллист и литературный критик (литературный псевдоним Т. Таманин).
Будучи студентом, серьёзно занимался экспериментальными исследованиями в области иммунологии под руководством профессора С.С. Боткина. Переехав в Санкт-Петербург, помимо врачебной практики, продолжил исследования иммунной системы человека, сопряжённые с разработкой новых методов лечения туберкулеза. Зарекомендовал себя блестящим врачом-практиком, талантливым ученым-иммунологом и радиобиологом. Открыл новые методы лечения туберкулеза: иммунологический и радиобиологический; трудился над получением вакцины против сыпного тифа, «испанки» и других особо опасных инфекций, изучал механизмы внутренней секреции и долголетия. Свои исследования строил на явлении «лейкоцитолиза», открытом его учителем — С.С. Боткиным. Результаты научной деятельности изложил в диссертации на соискание степени доктора медицины (издана отдельной книгой «О лейкоцитолизе». СПб., 1911), где, в частности, был предложен новый иммунологический метод лечения фибринозного воспаления лёгких — лейкоцитотерапия, суть которой состояла в подкожном впрыскивании вытяжек из лейкоцитов, взятых из крови самого больного (статья «О лейкоцитотерапии при фибринозном воспалении лёгких», 1910). Согласно автору диссертации, лечебный эффект метода заключался в распаде в кровяном русле лейкоцитов с освобождением бактериолизинов, антитоксинов и прочих антител, специфически нейтрализующих возбудитель (пневмококк) и его токсин, а также протеолитических ферментов, помогающих рассасыванию воспалительного инфильтрата в лёгких. Диссертация была успешно защищена (1911), а через год представлена ВМА (Военно-Медицинской академией) к премии им. Ахматова (1912). Рецензировал работу доктора И.И. Манухина академик И.П. Павлов. [Ульянкина. Ук. соч.]
«Для иммунологии рассматриваемого периода характерным было разделение большинства исследователей на два больших лагеря, дискутирующих и конфликтующих между собой на конференциях и в печати. Сторонники «гуморального» направления (его возглавляли главным образом немецкие учёные), отстаивали ведущую роль в иммунитете антител (специфических белков крови) и других т. н. «гуморальных» факторов. Другое — «клеточное», или биологическое направление (во главе которого стоял И.И. Мечников), настаивало на вторичности гуморальных факторов и приоритете в иммунной защите белых клеток крови. Дальнейшее развитие событий показало, что полноценный иммунный ответ включает в себя оба механизма — и гуморальный и клеточный. Работы С.С. Боткина и И.И. Манухина послужили для иммунологии тем материалом, на базе которого впоследствии произошёл синтез представлений о гуморальном и клеточном механизмах иммунной защиты.
Однако, ни С.С. Боткин, ни И.И. Манухин не осознавали полного значения своих работ, иначе они не поставили бы себя в столь непримиримую оппозицию по отношению к клеточной (т. н. «фагоцитарной») теории И.И. Мечникова и не оказались бы по существу вне научного сообщества русских иммунологов, патологов, бактериологов, почти единогласно примкнувших к лагерю И.И. Мечникова.
По данным С.С. Боткина, при заражении организма вирулентными микроорганизмами, вслед за резким увеличением числа белых клеток в крови (т. е. лейкоцитозом) и повышением их поглощающей активности (фагоцитозом), обязательно следует их распад, который Боткин назвал лейкоцитолизом. Только тогда, по его мнению, наступает кризис, ведущий к выздоровлению.
Такая картина принципиально меняла уже сложившееся представление об активности и целостности белых клеток в иммунной защите. Вместо фагоцитоза, обязательным условием которого, по И.И. Мечникову, является деятельность живых и целых (т. е. неразрушенных) лейкоцитарных клеток, необходим был их распад — лейкоцитолиз, по С.С. Боткину. В 1892 г. на Терапевтическом конгрессе в Лейпциге С.С. Боткин пытался отстоять свою позицию, но к сожалению, не был услышан ни лидерами клеточного, ни гуморального направлений» [Ульянкина. Ук. соч.].
После защиты диссертации, из-за конфликта с профессором Н. Чистовичем, который сменил С.С. Боткина после его кончины в 1910 году, И.И. Манухин покинул кафедру и уехал с женой, Т. Манухиной, в Париж. В Париже проходил стажировку в Институте Пастера у И.И. Мечникова и в Парижском университете у Анри Вокеза, где в течение двух с половиной лет проводил эксперименты на животных и человеке по изучению возможности усиления иммунных сил организма с помощью слабого рентгеновского облучения селезенки. Вначале он проверил безопасность этого метода на себе самом и коллеге из России, работавшем в Парижском университете. Затем по совету Мечникова стал проводить эксперименты на животных, заражённых туберкулёзом. При этом он получил обнадёживающие результаты полного выздоровления животных при облучении рентгеновскими лучами. Данные парижских экспериментов были описаны в журнале «Русский врач» за 1916.
Консультировал и лечил самого Илью Ильича Мечникова, о чём свидетельствует «Дневник с записями самонаблюдений» великого ученого (Мечникова) за 1913 г.
Появление зимой 1912-1913 г. у Татьяны Ивановны признаков заболевания туберкулёзом (лёгочной формы) побудило Манухиных по совету врачей уехать в горы Швейцарии, затем в Северную Италию (июнь 1913), где они получили письмо с Капри от парижского знакомого А.М. Коваленко. В письме сообщалось о новой вспышке лёгочной формы туберкулёза у М. Горького, и что, по мнению итальянских врачей, положение писателя безнадёжно. В связи с этим, Коваленко просил Манухина приехать на Капри и применить свой метод лечения туберкулёза, до этого испытанный только на животных и на самом себе. Одновременно, знаменитый ученый, бактериолог, учитель Манухина, И.И. Мечников, узнав, что Манухины едут в Италию, также посоветовал ему применить новый метод для лечения М. Горького. Предложение было принято, и Манухины встретились с М. Горьким на Капри (август 1913). В течение двух месяцев в Неаполе, а затем в Сорренто Манухин лечил Горького и свою жену путём облучения селезёнки рентгеновскими лучами. Быстрота и эффективность радиобиологического метода при лечении лёгочного туберкулёза удивили многих, в том числе и самого доктора Манухина: уже через три недели после начала облучения у М. Горького и Т. Манухиной исчезли многие тревожные симптомы болезни, снизилась температура, восстановился нормальный вес.
Вся интеллигенция Неаполя знала о новом методе лечения знаменитого больного и следила за изменениями в его состоянии здоровья. Подробности Манухин описал в специальном докладе, опубликованном весной 1914 года в «Русском слове». Успех применения нового метода при лечении туберкулёза у известного писателя сделало имя доктора И.И. Манухина известным всей России. Семьи Горького и Манухина на два с лишним месяца оказались соединёнными под одним кровом. Они жили вместе на Капри, в Сорренто, Неаполе. Их тёплые и доверительные отношения переросли в дружбу, сыгравшую большую роль в личной судьбе самого Ивана Ивановича и близких ему людей.
Некоторые врачи в России считали метод Манухина шарлатанским, и Горькому пришлось выступать в печати в его защиту. Результатом лечения пролетарского писателя Горького был обеспокоен и пролетарский вождь Ленин. Узнав, что здоровьем Горького занимается какой-то русский доктор, он написал Горькому в 1913 году: «Дорогой Алексей Максимович! Известие о том, что Вас лечит новым способом «большевик», хоть и бывший, меня ей-ей обеспокоило...» Однако Горький не только сам неоднократно обращался к Ивану Ивановичу, но и рекомендовал его другим. В частности, отправил к нему с письмом страдающего от бессонницы Корнея Чуковского.
Встречам с писателем Максимом Горьким И.И. Манухин посвятил свои воспоминания «С. Боткин, И. Мечников, М. Горький», которые были опубликованы в «Новом журнале», Нью Йорк, в 1967 г. после смерти Манухина, и его жены. Примечательно, что эти воспоминания почти дословно совпадают с текстом воспоминаний о Горьком Татьяны Манухиной, опубликованных в 1938 г. в «Русских записках» под псевдонимом Т. Таманин, что свидетельствует, либо о их совместном творчестве, либо о соединении текстов уже после смерти супругов Манухиных.
В декабре 1913 г. Манухины вернулись в Петербург, Горький — через месяц, на Рождество. Сблизившись и подружившись с Горьким, И.И. Манухин стал его личным врачом на долгие годы. Дружеские отношения Горького и Манухиных сохранились вплоть до отъезда последних из России в 1921 г.
В Санкт-Петербурге продолжил практиковать, как врач, при этом пользовался популярностью среди великих князей, министров Царского и Временного правительств, деятелей культуры (М. Горький, Дм. Мережковский и др.). Одновременно занимался общественной деятельностью, чем приобрёл ещё большую известность.
После начала Первой мировой войны, хотя и был освобождён от военного призыва, по собственному желанию, отказавшись от обычной врачебной практики, переехал с женой из Санкт-Петербурга в Киев, где возглавил лазарет И.Н. Терещенко для инфекционных больных, превращённый в военный госпиталь. Свой богатый опыт и знания успешно использовал для лечения раненных солдат. Одновременно на деньги Терещенко продолжил свои научные изыскания, по сути создав на базе военного госпиталя научно-исследовательский центр (1914). Разработанные им методы лечения применил к распространённым на фронте формам инфекции: столбняка, тифа, холеры.
За подвижнический труд удостоен ордена св. Анны, однако, будучи совершенно равнодушным к почестям, отказался от награды. В то же время, по его представлению Красный Крест наградил орденом Св. Станислава аптекаря Арцимовича.
Вместе с ним работала и его жена — Татьяна Ивановна Манухина в качестве «фронтовой сестры милосердия». Дважды недуги жены подвигали Манухина на научный подвиг: это реабилитация его способа лечения туберкулёза осенью 1913 г. на Капри; и открытие в самое холодное и голодное время 1919 г. в Институте экспериментальной медицины Петербурга «микроба испанки» (вируса гриппа), от которой в сентябре 1918 г. чуть не умерла Татьяна Ивановна. («Испанка» — устаревшее название гриппа, бытовавшее вплоть до начала ХХ века. В 1918-1919 годах во время невиданной пандемии испанки от неё умерло около 20 миллионов человек, больше чем на полях сражений во время первой мировой войны. Смерть наступала в результате острого воспаления и отёка лёгких). [Демидова. Ук. соч.]
Недуги «подвигли» доктора Ивана Манухина не только на научный подвиг, но и на подвиг молитвенный. Татьяна Шабаева упоминает важный эпизод: «Он вернётся к вере спустя тридцать лет [со времени разочарования в Православии в юношестве], когда после его стихийной и горячей мольбы к Богородице оправится от тяжёлого гриппа-испанки его умирающая жена». [Шабаева. Ук. соч.]
Вот, что произошло: доктор Иван Манухин обрёл в своём сердце подлинное сокровище – Христа, Бога Живаго! Господь посетил раба Божьего заблудшего Иван за его чистое, доброе, жертвенное сердце, за его простоту, честность и открытость, за его искреннюю любовь к человеку!
После эвакуации лазарета в Москву отстранён от должности главного врача владельцами лазарета — Е.М. и П.И. Терещенко, которые обвинили доктора Манухина в неоправданно высоких финансовых тратах на приобретение дорогостоящего оборудования для проведения исследований (1915). Уникальные исследования во благо российской медицины были прекращены, что крайне отрицательно сказалось на душевном равновесии доктора Манухина.
С большим оптимизмом встретил февральскую революцию. Стал одним из участников создания «Свободной ассоциации для развития и распространения положительных наук», в состав оргкомитета которой вошли выдающиеся учёные России: академики В.И. Вернадский, И.П. Бородин, И.И. Павлов, А.Н. Крылов, профессора А.С. Догель, Д.К. Заболотный, С.И. Метальников, В.Л. Омелянский, Н.П. Кравков и писатель И.А. Бунин (март 1917). Избран секретарём оргкомитета Ассоциации, открытие которой состоялось в Михайловском дворце.
Ассоциация ставила своей целью содействие развитию и совершенствованию точных наук, популяризацию научных знания в широких народных массах, помощь практическому внедрению открытий и изобретений, способствование созданию сети научно-исследовательских институтов.
На открытии Ассоциации доктор Манухин сделал доклад о необходимости расширения сети научно-исследовательских институтов в России, название доклада «Исследовательские институты и научное творчество» (09.04.1917).
Вместе с Мережковским и Горьким участвовал и в создании Комитета по охране памятников старины, в состав которого вошли многие выдающиеся архитекторы, художники, сотрудники Эрмитажа и др. Некоторые заседания этого комитета проходили на его квартире.
Считая долгом совести заботиться о страждущих, оказавшихся в губительных для жизни и здоровья обстоятельствах, принял предложение стать врачом Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (весна 1917). Отныне поле его деятельности — узники Трубецкого бастиона Петропавловской крепости: бывшие члены Царского правительства и связанные с ними так или иначе лица. Одним из условий своей работы он выдвинул именно её благотворительный характер — то есть труд его не оплачивался.
Манухину удалось добиться от Чрезвычайной комиссии разрешения посещать камеры без сопровождения солдат, а также улучшения рациона питания заключённых. Ему приходилось буквально воевать с охраной, которая не доносила пищу до арестантов.
Одним из пациентов был 69-летний Борис Штюрмер, бывший председатель Совета министров. Будучи бежецким помещиком — его имение в селе Байково находилось в десяти километрах от Кесовой Горы, Борис Владимирович вёл активную общественную жизнь в Кашине, где родился И.И. Манухин. Узнав, что он смертельно болен, а в крепости над ним издеваются, Манухин начал хлопотать о переводе Штюрмера в больницу. На переговоры и уговоры ушло два дня. В итоге доктор своего добился, но было поздно: больной скончался. [Герасимова. Ук. соч.]
Благодаря активной деятельности доктора Манухина, его поручительствам, близкому знакомству с М. Горьким, ходатайствам перед Л.В. Луначарским и другими видными социал-демократами спасено от смерти и вызволено из тюрьмы немало людей, арестованных Временным правительством, а затем большевиками, в т. ч. А.А. Танеева-Вырубова, члены семьи генерала Рузского (мать, сын и три дочери), группа министров Временного правительства и многие другие.
После прихода к власти большевиков, сотрудники Политического Красного Креста уговорили Манухина продолжить свою деятельность в Петропавловской крепости (октябрь 1917). Своих подопечных под предлогом их слабого здоровья он переводил в другие тюремные больницы (чаще всего в «Кресты») или в частные лечебницы, оттуда было легче выйти на свободу. Некоторым из его пациентов (А.А. Танеевой-Вырубовой, Е.В. Сухомлиновой) удалось бежать за границу. Манухин дал свыше 20 поручительств, необходимых для освобождения заключённых из крепости.
Манухин выхлопотал в ЧК разрешение на посещение и медицинское освидетельствование великих князей Павла Александровича, Дмитрия Константиновича, Николая Михайловича, Георгия Михайловича и князя Гавриила Константиновича, находившихся в тюрьме на Шпалерной. После его неоднократных просьб Максим Горький ходатайствовал перед Лениным об их освобождении вследствие ухудшения здоровья. Горькому удалось добиться разрешения Ленина на перевод в частную клинику, князя императорской крови Гавриила Константиновича Романова (президента Академии художеств России). Горький предоставил князю Гавриилу Константиновичу приют в своем доме, а потом выхлопотал разрешение на его выезд за границу.
Большими усилиями и настойчивыми стараниями доктора И.И. Манухина и писателя М. Горького из Петропавловской крепости была освобождена морганатическая жена Великого князя Михаила Александровича — Н.С. Брасова (ур. Шереметевская).
Большего сделать не удалось, т. к. полученное Горьким в Москве у Ленина разрешение на освобождение остававшихся в тюрьме великих князей опоздало. В ночь, когда Горький вёз на поезде из Москвы в Питер спасительный документ, все они были расстреляны (январь 1918). Известие об этом, полученное на вокзале, совершенно подкосило писателя. Манухин в своих воспоминаниях передает дословно рассказ Алексея Максимовича:
— Я примчался на вокзал с бумагой, подписанной Лениным. Очень торопился, чтобы успеть на петербургский вечерний поезд. Случайно на платформе мне попалась в руки вечерняя газета. Я развернул её... — расстрел Романовых!.. Я обомлел... Вскочил в вагон... Дальше ничего не помню. Очнулся глубокой ночью в Клину, один в пустом вагоне на запасном пути...
«Горький вернулся домой совсем больной и сейчас же вызвал меня. Застал его в постели с высокой температурой. Мы оба были потрясены. Горький казался душевно совсем измученным, подавленным. Он понимал, что все старания его освободить великих князей только ускорили их гибель», — пишет И.И. Манухин. [Манухин. Ук. соч.]
Упоминание доктора Ивана Манухина в письмах Государыни к А.А. Танеевой-Вырубовой могло появиться исключительно благодаря самой Анне Александровне. Только она могла рассказать Александре Феодоровне о своём спасителе, о замечательном умном человеке широкой души и доброго сердца, без участия которого в судьбе Анны Александровны вряд ли могла состояться переписка между Анной и Императрицей-узницей.
Сам Иван Иванович, будучи глубоко потрясён всем увиденным в казематах Тубецкого бастиона, так описал свои впечатления от встреч с заключённой Анной Вырубовой и своё отношение к ней: «Среди заключенных — две женщины: А.А. Вырубова и Е.В. Сухомлинова. Общее впечатление: болезненного вида, измученные, затравленные люди, некоторые в слезах... <…> Е.В. Сухомлинова и А.А. Вырубова держали себя с самообладанием. Суховатая, очень сдержанная Е.В. Сухомлинова всегда была неразговорчива. Её соседка по камере А.А. Вырубова производила впечатление милой, очень несчастной женщины, попавшей неожиданно в кошмарные условия, которых для себя она никогда ожидать не могла и, вероятно, даже не воображала, что такие на свете бывают. Убедившись, что я готов в несчастье ей помочь, она была со мною откровенна. Свою связь с Распутиным она категорически отрицала, и, несомненно, так это и было: она говорила правду. Но от разговора о Распутине она всегда уклонялась».
Рассуждая о политических узниках Трубецкого каземата, доктор Манухин продолжает: «За мою мысль о вывозе их они ухватились, как за якорь спасения. Я предупреждал, что буду объективен и постараюсь вывезти, учитывая состояние здоровья каждого. Пришлось, однако, в силу обстоятельств сделать исключение для А.А. Вырубовой.
Положение А.А. Вырубовой в крепости было хуже всех. Настроенная против неё часть охраны и гарнизон её ненавидели и ненависть свою всячески проявляли. Было ясно: если жертвы будут, первой из них будет А.А. Вырубова.»
Так много приложив усилий для вызволения Анны Александровны из тюремных застенок, Иван Иванович был готов вновь оказать ей помощь и внимательно следил, как складывались её судьба. То, что было ему известно, касательно Анны Александровны, он отразил в своих воспоминаниях:
«Должен отметить, никто из заключенных монархистов вначале не обнаруживал тяготения бежать за границу. Единственное стремление их, пожалуй, было пробраться на юг — в Крым или на Кавказ. Некоторые и этого стремления не имели. Так, например, А.А. Вырубова не покинула Петрограда. В конце августа Временное Правительство постановило выслать её за границу, об этом появилось сообщение в газетах с указанием дня и часа её отъезда. В Финляндии на станции Рихимякки громадная толпа солдат ссадила её с поезда и её отвезли через Гельсингфорс на императорскую яхту «Полярная Звезда», которая направилась в Свеаборг. Снова надо было вызволять А.А. Вырубову из беды. Целый месяц ушёл на хлопоты, и в конце сентября Н.И. Танеева (мать Вырубовой) добилась освобождения дочери через Троцкого. А.А. Вырубову из Свеаборга вернули, доставили в Смольный и вновь отпустили. Однако угроза неминуемого нового ареста тяготела над нею по-прежнему, и мне пришлось, вскоре после октябрьского переворота, пойти в Смольный к Ленину и просить его дать распоряжение соответствующим властям, чтобы Вырубову больше не арестовывали. После этого А.А. Вырубова целый год спокойно прожила в Петрограде, а затем Чека вновь её арестовала, выпустила и опять арестовала в 1919 году. Когда её пересылали с Гороховой в какую-то другую тюрьму, ей удалось дорогой положительно чудом убежать от сопровождавшего её солдата. С тех пор она уже скрывалась в разных частях Петрограда, и в конце концов ей удалось переправиться за границу.» [Манухин. Ук. соч.]
Анна Александровна обязана доктору Манухину не только физическим спасением от тюремного произвола, а возможно, и неминуемой гибели из-за в конец расстроенного здоровья, но и спасением своей чести. Доктор Манухин провёл медицинское обследование своей пациентки-арестантки, в результате которого было установлено, что Анна Вырубова, над которой висело жесточайшее обвинение в безнравственной жизни, Анна Вырубова, носившая в умах толпы клеймо развратницы, «наложницы Распутина» и даже «царской подстилки», та самая Анна Вырубова – была девственницей. Заключение доктора Манухина разрушило горы грязных обвинений, тяготевших над Анной Александровной и жестоко мучивших её на протяжении многих лет. Анна Александровна в своих воспоминаниях многими тёплыми словами выразила благодарность дорогому доктору И.И. Манухину:
«Уже некоторое время солдаты стали относиться с недоверием к доктору Серебрянникову, находя излишней его жестокость. Они обратились с просьбой в Следственную Комиссию сменить его, и так как тогда воля солдат была законом для правительства Керенского, то доктора заменили человеком, который был известен, как талантливый врач и в смысле политических убеждений человек им не опасный, разделявший мнение о «темных силах, окружающих Престол». Но одного Керенский, по всей видимости, не знал: что у доктора Манухина было золотое сердце и что он был справедливый и честный человек.
Серебрянников сопровождал доктора Манухина при его первом обходе и стоял с лиловым, злым лицом, волнуясь, пока Манухин осматривал мою спину и грудь, покрытую синяками от банок, побоев и падений. Мне показалось странным, что он спросил о здоровье, не оскорбив меня ничем, и, уходя, добавил, что будет ежедневно посещать нас. В первый раз я почувствовала, что со мной говорит «gentlemen». Когда он ушёл, то в душе словно что-то растаяло, и, упав на колени, я в первый раз молилась и заснула.
Все мы, заключённые, буквально жили ожиданием его прихода. Обыкновенно вскоре после 12-часовой пушки он начинал свой обход, и каждый из нас, стоя у дверей камеры, прислушивался к его голосу, когда, обходя, он здоровался с заключенными, ласково спрашивая о здоровье. Для него все мы были пациенты, а не заключенные. Он потребовал, чтобы ему показали нашу пищу, и приказал выдавать каждому по бутылке молока и по два яйца в день. Как это ему удалось, не знаю, но воля у него была железная, и, хотя сперва солдаты хотели его несколько раз поднять на штыки, они, в конце концов, покорялись ему, и он, невзирая на грубости и неприятности, забывая себя, своё здоровье и силы, во имя любви к страждущему человечеству всё делал, чтобы спасти нас. Вообще после его прихода к нам, несмотря на ужас тюрьмы, существование стало возможным при мысли, что доктор Манухин придёт завтра и защитит нас.
Моё сердце болело и мучило; принимала разные лекарства, склянки стояли в коридорах на окнах. Лекарства нам давали солдаты, так как мы не имели права брать бутылку в руки. За лекарства платили нашими деньгами, которые лежали в канцелярии. Когда комендант их проигрывал, покупал лекарства доктор Манухин на свои деньги. Раз в неделю «старший» обходил нас, и мы давали записку предметов первой необходимости, как то: мыло, зубной порошок, которые покупались на наши деньги. Бумагу выдавали листами, контролируя каждый, и если портили, то надо было лист бумаги отдать обратно, чтобы заменить другим. И всё же я ухитрялась иной раз припрятать клочок, на котором писала письма родителям. Вначале «старший» отнимал от меня и то малое, что полагалось.
Допросы Руднева продолжались все время. Я как-то раз спросила доктора Манухина: за что мучат меня так долго? Он успокаивал меня, говоря, что разберутся, но предупредил, что меня ожидает ещё худший допрос.
Через несколько дней он пришёл ко мне один, закрыл дверь, сказав, что Комиссия поручила ему переговорить со мной с глазу на глаз, и потому в этот раз солдаты его не сопровождают. Чрезвычайная Комиссия, говорил он, почти закончила рассмотрение моего дела и пришла к заключению, что обвинения лишены основания, но что мне нужно пройти через этот докторский «допрос», чтобы реабилитировать себя, и что я должна на это согласиться!.. Многих вопросов я не поняла, другие же вопросы открыли мне глаза на бездну греха, который гнездится в думах человеческих. Когда «допрос» кончился, я лежала разбитая и усталая на кровати, закрывая лицо руками. С этой минуты доктор Манухин стал моим другом, — он понял глубокое, беспросветное горе незаслуженной клеветы, которую я несла столько лет. Но сознание, что один человек понял меня, дало силу терпеть и бороться. Мне было легко с ним говорить, точно я давно знала его.» [Танеева. Ук. соч.]
Жизнь семьи Манухиных в годы гражданской войны была тягостной. Чтобы прокормить себя и больную жену, вынужден был подрабатывать в нескольких местах, оказывая врачебную помощь теперь уже всё больше простым людям: служащим, рабочим, ремесленникам. Квартира Манухиных попала под «уплотнение», и, несмотря на протесты доктора Манухина, новым жильцам выдали ордер на манухинский рентгеновский кабинет. Удивительно, что именно в это тяжкое время доктор Манухин решил вновь вернуться в науку. Известный ученый Д. Заболотный, руководивший в те годы эпидемиологическим отделом Института экспериментальной медицины (ИЭМ), охотно отозвался на просьбу учёного и предоставил ему место своего помощника. Одной из тем исследований Манухин выбрал поиск возбудителя особо опасного инфекционного заболевания «испанки», от которого осенью 1918 чуть не погибла его жена; он участвовал также и в др. научных программах Института. Из-за разрухи транспорт в 1919 практически не работал, и учёному приходилось часто добираться до Института пешком в «дальнюю даль» Каменноостровского проспекта, где расположен ИЭМ. Иногда Манухин оставался ночевать в лаборатории и спал на лабораторном столе.
В этот период времени И.И. Манухин дружил с поэтессой Зинаидой Николаевной Гиппиус, которая была соседкой Манухиных по подъезду дома на Сергиевской улице, расположенного рядом с Таврическим дворцом, где заседало Временное правительство. Гиппиус писала о докторе Манухине и его деятельности в «Петербургских дневниках», рассказывающих о жизни русской интеллигенции в Петрограде в 1919 г.:
«И. И. — редкое соединение очень серьёзного учёного, известного своими творческими работами в Европе, и деятельного человека жизни, отзывчивого и гуманного. Типичные черты русского интеллигента — крайняя прямота, стойкость и непримиримость — выражались у него не словесно, а именно действенно. <...> Деятельная, творческая природа И. И. не позволяла ему глядеть на совершающееся сложа руки. Он вечно бегал, вечно хлопотал, кому-то помогал, кого-то спасал. Он делал дела и крупные, и мелкие, и ни от чего не отказывался, лишь бы кому-нибудь чем-нибудь помочь. При всей своей непримиримости и кипучей ненависти к большевикам, при очень ясном взгляде на них он не впадал в уныние, он до конца — до дня нашей разлуки — таким и остался: жарко верующим в Россию, верующим в её непременное и скорое освобождение. Зная всё, что мы переносили, какие тёмные глубины мы проходили, я знаю, какая нужна сила духа и сила жизни, чтобы не потерять веру, чтобы устоять на ногах, — остаться человеком. С нежной благодарностью обращается мысль моя к И.И. Он помог нам — он и его жена — более, чем сами они об этом думают». [Гиппиус Ук. соч.]
З.Н. Гиппиус отразила бедственное положение семьи Манухиных в этот период времени:
«Дома у И. И. полный развал. Они с женой вдвоём, без прислуги, в громадной ледяной квартире с жестяной лампочкой. <...> Кашляющая, близорукая, слабая жена И. И. моет посуду во тьме, в гигантской нетопленной кухне. Но она физически не может ничего делать, как и я. Сам И. И. целый день таскает на плечах на 5 этаж дрова свои (запас ещё с лета остался, надо всё перетаскать, ведь каждое полено, как золотой». [Гиппиус. Ук. соч.]
Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский бежали из Петрограда 24 декабря1919, что подтолкнуло Манухиных также приняли решение уехать из России. Судя по записям в дневниках Гиппиус, накануне эмиграции Манухина его взаимоотношения с Горьким совсем разладились. Тем не менее, весной 1920-го писатель из-за обострения болезни был вынужден вновь прибегнуть к его услугам. После очередного сеанса рентгеновского облучения Татьяна Манухина обратилась к Горькому с просьбой помочь им с мужем уехать за границу (весна 1920). Бедственное положение семьи Манухина нашло отклик в сердце старого друга и пациента и, пообещав содействие, Горький написал Ленину о необходимости командирования Манухина во Францию, в Институт Пастера, в связи с необходимостью «дать возможность работать по изысканию сыворотки против сыпняка» (март 1920). От Манухина потребовали «представить Наркомздраву Семашко изложение способа предполагаемых изысканий, от результатов рассмотрения которого зависит решение». Решение было таково, что советская власть с подачи Горького готова была предоставить доктору Манухину Павловский дворец для размещения лаборатории, вивария и поликлиники. Но Иван Иванович не мог позволить себе покуситься на великолепный архитектурный памятник даже ради реализации своих творческих планов. От предложения пришлось отказаться, тем более, что условия для свободного научного творчества, которые он имел в Пастеровском институте у Мечникова, не могли быть повторены в Советской России.
Горький, который очень высоко ценил талант доктора Манухина, в письме от 21.11.1920 уже с нескрываемым раздражением на волокиту с выездной визой для Манухина обратился к Ленину: «До сего дня д-р Манухин, командировка которого в Институт Пастера разрешена ещё в сентябре, не может выехать, ибо особый отдел ВЧК не дал визы. Нужно аннулировать командировку, чтоб Манухин мог приняться за работу в России, или же отпустить его. А. Пешков».
После неоднократных обращений Горького к Ленину семья Манухиных покинула Россию (декабрь 1921). Официально Иван Иванович уезжал в заграничную командировку, хотя командировки были отменены декретом Ленина ещё в 1919 г. Семья Манухиных переехала во Францию и поселилась в Париже (январь 1921), где И.И. Манухин занимался частной практикой, лечил Дмитрия Мережковского, продолжил научную деятельность, принял деятельное участие в работе Комитета помощи русским писателям и учёным.
О жизни Манухина в Париже имеются весьма неполные и противоречивые сведения. Справочник «Русские во Франции», изданный в Париже в 1937, приводит имя И.И. Манухина в списке врачей, являвшихся членами Общества русских врачей им. Мечникова в Париже, указывая в графе «специальность» — «внутренние болезни и туберкулёз».
Несмотря на то, что некоторые из институтов Парижа имели традиционные научные связи с Россией ещё с дореволюционных времён, тем не менее, западные институты и университеты встречали эмигрантов из России без большого энтузиазма. Возможно по этой причине, доктор И.И. Манухин, находясь в Париже, не продолжил исследовательскую деятельность в Институте Пастера, что следует из письма Горького к Константину Федину от 29.03.1932: «Манухина я потерял из вида. Знаю, что он всё ещё в Париже, но в Институте Пастера — не работает...».
Известно также, что И.И. Манухин попытался принять участие в судьбе своего благодетеля. Он сообщил писателю, что Лига прав человека и граждан получила для М. Горького разрешение на въезд во Францию, и что он был бы счастлив вновь лечить Горького своим методом (май 1924 г).
Многие исследователи считают И.И. Манухина масоном, ссылаясь на книгу Нины Берберовой «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия». Однако, в тексте книги со ссылкой на З.Н. Гиппиус, как один из источников информации, утверждается лишь следующее: «Манухин Иван Иванович. Доктор медицины. В начале XX века член фракции большевиков. Популярный врач в Петербурге, лечил литераторов, от Мережковского до Горького. У него в квартире скрывался Ленин в 1917 г.». [Берберова. Ук. соч.]
Поскольку никаких доказательств и подробностей не приводится, можно смело предположить, что утверждение о принадлежности Манухина к масонам имеет под собой то же основание, что и утверждение о его принадлежности к большевикам, как и сплетня о том, что в его квартире прятался Ленин — если это не откровенная ложь, то, несомненно, явное заблуждение. По поводу Ленина дал пояснение сам Манухин в своих воспоминаниях, указав на то, что это прямое передергивание фактов. В его квартире действительно нашёл убежище, но не Ленин, а Луначарский. На просьбу приютить Ленина, Манухин дал категорический отказ.
Таким образом, И.И. Манухин не был ни масоном, ни большевиком, напротив, согласно той же Берберовой, «он был известен в Париже как частый посетитель собора на улице Дарю». «На этой улице, как известно, расположен кафедральный русский православный храм Александра Невского» [Ульянкина. Ук. соч.].
О духовном выборе И.И. Манухина свидетельствует и Максим Горький. В письме к К.А. Федину (от 29 марта 1932 г.) он указывает на то, что Манухин: «уверовал в Христа и «православие», был членом какой-то церковной организации, затем будто бы откачнулся от всего этого». Интересно, что первую часть предложения Горький построил, как утверждение, тогда, как вторую, лишь как предположение.
Причина всех обвинений в масонстве и большевизме заключена в его дружбе с Горьким, считавшимся своим в большевистской среде. Всем обвинителям дал простой ответ сам доктор Манухин в 1934 г. в письме в редакцию ежедневной русской эмигрантской газеты «Последние новости», издаваемой в Париже: «Как бы отрицательно ни относиться к последующей коммунистической деятельности М. Горького, надо признать освобождение князя Гавриила Константиновича его «добрым делом» (...). Таково заключение, которого требуют справедливость и историческая правда» [«Российские учёные и инженеры в эмиграции»]
И.И. Манухин написал воспоминания, и отправив текст в редакцию, долго переписывался с изданием, добиваясь публикации. Часть воспоминаний удалось напечатать еще при его жизни (1958).
Скончался Иван Иванович Манухин 14 декабря 1958 года во Франции, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в Париже, где ранее был похоронен его брат Александр, а в 1962 году — жена, Татьяна Манухина.
Супруга И.И. Манухина, Татьяна Ивановна Манухина, писатель и литературный критик, была известна в эмигрантских кругах своими литературными эссе («Друг человечества», 1938; «Замятин Е.И.»,1939; «Монахиня Мария», 1955; «Светлой памяти митрополита Евлогия», 1960 и др.), критическими заметками, романом «Отечество» (1933). Публиковалась под псевдонимом Т. Таманин. Её литературные наклонности горячо поддерживала Зинаида Гиппиус. Т.И. Манухина — автор книги «Святая благоверная княгиня Анна Кашинская», изданной Никитой Струве в 1954 году в Париже и переизданной в 2009 году в Твери.
В Париже Татьяна Ивановна посещала религиозно-философский кружок Н.А. Бердяева, где встретилась и близко сдружилась с Елизаветой Юрьевной Скобцовой, в первом браке Кузьминой-Караваевой (монахиней Марией). Принимала активное участие в различных эмигрантских благотворительных и церковных организациях, дважды в качестве журналистки участвовала в экуменических конференциях в Лозанне (1927) и Эдинбурге (1937). Суть её духовных исканий коротко выражена следующей формулировкой, принадлежащей самой Т.И. Манухиной, но несколько перефразированной её современным биографом Г.С. Гадаловой: Т.И. Манухина «считала необходимым “пробиться через всю клерикальную скорлупу к живому ядру — католической мистике, столь своеобразной, неповторимой, огненной”, поскольку, соприкасаясь с инославной святостью, с живыми душами, мы “воспринимаем их как просвещающее нас и восхищающее новое “знакомство”». [Гадалова. Ук. соч]
Двоюродная сестра Т.И. Манухиной, Ольга Ивановна Кошко, исполняя волю И.И. Манухина, передала оставшуюся часть ещё неопубликованных воспоминаний в редакцию «Нового журнала» (Нью Йорк, США). Посмертное издание полного текста воспоминаний Манухина о русской революции, о его учителях С.С. Боткине, И.И. Мечникове, о Максиме Горьком было осуществлено в 1963, 1967 годах, в США, в 3-х номерах «Нового журнала».
Весь семейный архив И.И. и Т.И. Манухиных был передан О.И. Кошко в Бахметьевский архив Колумбийского университета США.
В России вышла книга Алексея Владимировича Говядинова, внучатного племянника И.И. Манухина, «Жизнь и призвание доктора И.И. Манухина» (Издательство: Русский путь, 2015 г).
Источники:
1. Берберова Н. «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия». Издательство: Директ-Медиа. 2018.
2. Гадалова Г.С. «Т.И. Манухина — писательница и журналистка XX столетия» —статья на сайте «Библиотека Якова Кротова».
3. Герасимова Оксана. «Чудо-доктор Иван Иванович» // Из материалов Кашинской краеведческой конференции. Руководитель проекта Людмила Ахокас. Текст эл. журнала Tverlife, рубрика «Здоровье», 26.11.2013.
4. Гиппиус З. Дневники. Редактор: Богат Ирина, Чуткова Виктория. Издательство: Захаров, 2017.
5. Говядинов А.В. «Жизнь и призвание доктора И.И. Манухина». М: Русский путь, 2015 г.
6. Демидова О.Р. Сопроводительный текст к книге воспоминаний Татьяны Манухиной «Путешествие из Петербурга в Париж в 1921 году» / Даугава (Рига). 2000. № 6.
7. Манухин И.И. «Воспоминания о 1917-18 г.г. Моя деятельность помощи заключенным во время революции». «Новый журнал». № 54. Нью-Йорк, 1958.
8. «Манухин Иван Иванович (1882 - 1958)» — статья на сайте «Социальная сеть города Пушкин».
9. «Почетные граждане Кашина и Кашинского района». // Сайт: Муниципальное учреждение культуры «Кашинская централизованная библиотечная система», http://kashin.tverlib.ru/honorary
10. «Российские учёные и инженеры в эмиграции. Под ред. В.П. Борисова. Издательство: ПО Перспектива, Москва, 1993.
11. Танеева А.А. Страницы моей жизни. М: Благо, 2000.
12. Ульянкина Т.И. «Загадка И.И. Манухина — российского врача, учёного и общественного деятеля». Российские учёные и инженеры в эмиграции. Под редакцией В. П. Борисова. ПО «Перспектива», Москва, 1993.
13. Шабаева Татьяна. «Русский врач на родине и в эмиграции». Литературная газета. № 27 (6515). 01.07.2015
14. Преподобный Макарий Египетский «Духовные беседы», перевод с греческого, репринтное издание, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994 г.