Стражник же заставил с Уилли вмиг проститься,
Камеру закрыли, Уилли звал меня,
Не могла вернуться, чтоб слова услышать,
Что сказать пытался, стражника кляня…
Громкий этот голос слышала я точно,
Так меня схватили, привязали вмиг -
Сколько бы ни били – слышала глас четкий,
Ведь он в подсознанье яростно проник…
Я почти свихнулась, отпустили снова,
Но ведь эти твари навязали волю…
И пускай плоть плоти вдруг моей отпала,
Собрала я кости…. То не кража ведь,
А в костях тех жизни и души отрада,
Забрала у стряпчих, чтобы их сберечь…
Их похоронила во дворе церковном,
Глубоко копать пусть старой не судьба,
Да воскреснет Уилли, в трубный час священный,
Стряпчий не узнает в храме - не беда!
Если же узнают, древе на треклятом
Уилли вновь подвесят! В душу грех взяла?
«Боже милосердный, состраданье дай мне!»
Библию прочтите, станется оправдан
Богом мой поступок! Милостив вполне!
Стряпчий приговор ведь властью своей зАдал …
Чем прогневал Бога! «Боже милосердный!»,
«И последний первым станет завсегда»,
Принял коль страданье…, в снег и бурю властно,
А Христос с той чаши пил наверняка!
Слышали ли? Правда? Что не отказался,
Он своим раскаяньем в тяжких тех грехах,
Слышали, когда ведь буря начиналась,
То в низине ветер, с плачем завывал,
Или об Избраньи, иль об Отверженьи!*
Но в аду конечно, Уилли не гореть!
Ибо я надеюсь, Бог проявит милость,
Ведь молилась Уилли душу уберечь!
Пропадет коль Уилли, то скажите, как же,
И смогу ли душу я свою сберечь!
Я узнала тайны Бога в тьме кромешной!
Вы же не рожали, а ведете речь?!
- Леди, вы хотите показаться доброй,
Я же вас не слышу! Голос на ветру!
Уилли в тьме кромешной призывал нас! точно!
А теперь из церкви глас пронзает нас,
Сотрясая стены! Не из клети** глас!
- Уилли, бедный Уилли, я к тебе иду,
А Луна вновь скрылась, слышу глас! Бреду!
* Речь идет о предопределении в результате Страшного суда, куда направиться душа усопшего в Ад или Рай.
*Клеть – подвесная клетка для преступников в тюрьмах
ОРИГИНАЛ:
And the jailer forced me away. I had bid him my last goodbye;
They had fasten’d the door of his cell, “O mother!” I heard him cry.
I could n’t get back tho’ I tried, he had something further to say,
And now I never shall know it. The jailer forced me away.
Then since I could n’t but hear that cry of my boy that was dead, 45
They seiz’d me and shut me up: they fasten’d me down on my bed.
“Mother, O mother!”—he call’d in the dark to me year after year—
They beat me for that, they beat me—you know that I could n’t but hear;
And then at the last they found I had grown so stupid and still
They let me abroad again—but the creatures had work’d their will. 50
Flesh of my flesh was gone, but bone of my bone was left—
I stole them all from the lawyers—and you, will you call it a theft?—
My baby, the bones that had suck’d me, the bones that had laugh’d and had cried—
Theirs? O no! they are mine—not theirs—they had mov’d in my side.
Do you think I was scar’d by the bones? I kiss’d ’em, I buried ’em all— 55
I can’t dig deep, I am old—in the night by the churchyard wall.
My Willy ’ill rise up whole when the trumpet of judgment ’ill sound,
But I charge you never to say that I laid him in holy ground.
They would scratch him up—they would hang him again on the cursed tree.
Sin? O yes—we are sinners, I know—let all that be, 60
And read me a Bible verse of the Lord’s good will toward men—
“Full of compassion and mercy, the Lord”—let me hear it again;
“Full of compassion and mercy—long-suffering.” Yes, O yes!
For the lawyer is born but to murder—the Saviour lives but to bless.
He ’ll never put on the black cap except for the worst of the worst, 65
And the first may be last—I have heard it in church—and the last may be first.
Suffering—O long-suffering—yes, as the Lord must know,
Year after year in the mist and the wind and the shower and the snow.
Heard, have you? what? they have told you he never repented his sin.
How do they know it? are they his mother? are you of his kin? 70
Heard! have you ever heard, when the storm on the downs began,
The wind that ’ill wail like a child and the sea that ’ill moan like a man?
Election, Election and Reprobation—it’s all very well.
But I go to-night to my boy, and I shall not find him in Hell.
For I car’d so much for my boy that the Lord has look’d into my care, 75
And He means me, I ’m sure, to be happy with Willy, I know not where.
And if he be lost—but to save my soul, that is all your desire:
Do you think that I care for my soul if my boy be gone to the fire?
I have been with God in the dark—go, go, you may leave me alone—
You never have borne a child—you are just as hard as a stone. 80
Madam, I beg your pardon! I think that you mean to be kind,
But I cannot hear what you say for my Willy’s voice in the wind—
The snow and the sky so bright—he us’d but to call in the dark,
And he calls to me now from the church and not from the gibbet—for hark!
Nay—you can hear it yourself—it is coming—shaking the walls— 85
Willy—the moon’s in a cloud—Good-night. I am going. He calls.
© Copyright: Константин Челлини, 2019