Лиза проснулась, как всегда, от надоевшего звонка будильника. "Ненавижу будильник" - подумала она и едва не продавила экран телефона, выключая его.
За окном шёл дождь вперемешку со снегом, низкое серое небо, казалось, давило всей тяжестью именно на неё, будто она была тем мифическим титаном, поддерживавшими небосвод над древним миром. Ветер безжалостно срывал последние листья с продрогших, дрожащих деревьев и уносил их в беспросветную даль.
Унылая улица, унылые прохожие, унылое небо - вот все, что увидела Лиза, как только проснулась. "Ненавижу осень" - подумала она. Невольно продолжая смотреть в окно, она чувствовала себя себя одним из этих прозрачных темных листьев, обреченных на короткий век.
Она потянулась и, будто что-то вспомнив, резко схватила телефон, судорожно открыла страницу в Инстаграм. Сообщений не было. Она перезагрузила страницу и снова с надеждой посмотрела на панель. Ничего.
Недавно она опубликовала фотографию раздавленного голубя с подписью "Смысл жизни". Потом поставила лайк под комментарием "Я тоже так думаю" от неизвестного пользователя. А вчера этот пользователь написал ей в директ. Его слова были простыми, но очень содержательными, как показалось Лизе, в них она увидела как будто ответ на все вопросы, которые мучили её уже давно. Она всю ночь переписывалась с этим пользователем, назвавшимся Олегом, пока не уснула в ожидании нового сообщения. Ей казалось, что только он один во всем мире понимает её. А сейчас она чувствовала себя такой одинокой и ненужной...
Она обречённо вздохнула, поморщилась, отбросила телефон и всё-таки вылезла из-под одеяла. Окинула взглядом исподлобья свою комнату - кровать, всегда неубранная, с валяющимися на ней скомканными вещами; платяной шкаф, исцарапанный старым перочинным ножом, с приклееным изображение героя из позапрошлогоднего ужастика; тумбочка, у которой недостает четвёртого колесика; письменный стол, заваленный разными безделушками, учебниками, канцелярией, тарелками со вчерашним ужином и жестянками от колы; запылившаяся полка книг, к которым не притрагивались уже несколько лет и в углу, на стене за шкафом, - чёрный тканевый чехол с Ямахой. На гитаре Лиза никогда не играла, так же, как и не читала книги с полки, она хранила это, как память об отце, которого не знала. Чьи это были книги, эта гитара? Она привыкла думать, что эти вещи принадлежат отцу, что он однажды вернётся к ней и маме. Давно она поняла, что надежды и ожидания напрасны, но то наивное детское чувство святой веры в родителей все ещё жило где-то глубоко в душе, в тех потайных уголках, которые так не хочется снова открывать, но и забыть из нельзя.
Лиза по привычке подошла к зеркалу. Оттуда на неё глянула бледная, худенькая девушка с острыми плечиками и ссутуленной спиной, с короткими спутанными волосами какого-то черно-сине-зеленого цвета, длинными ресницами, острыми губами и большими зелёными глазами. Заношенная чёрная майка на тоненьких бретельках болталась на ней, как на вешалке, вырез её открывал острые ключицы и верхние ребра. Лицо было совсем юным, но уже изнеможденным и серым, синие круги под глазами говорили о постоянном недосыпании. Лиза скривилась при виде своего отражения и равнодушно сказала ему:
- Ненавижу тебя.
Повернулась и открыла дверь. В нос ударил сигаретный дым - его Лиза терпеть не могла, но мать имела привычку курить дома.
- Опять не умывалась? - бросила ей она, накладывая в тарелку сухую гречку. С некоторых пор Маргарита Матвеевна стала поклонницей здорового питания, поэтому приучала к нему и домочадцев, то есть Лизу и кошку Белку.
Лиза помолчала и заставила себя проглотить пару ложек. На кухне тоже царил "творческий песпорядок", Маргарита Матвеевна работала в редакции одной дешевенькой газеты, поэтому на столе всегда валялись в избытке какие-то заметки для выпуска трехлетней давности, всевозможные записи, номера телефонов, адреса, напоминания вроде: "Заехать к Петровичу!" или "Отдать материал Светке!".
- Нет! - вдруг в голос крикнула мама, разговаривая по телефону с кем-то с работы. - Мне это нужно прямо сегодня! Слышишь, ты? - бездельник!
Мама всегда так беседовала с коллегами. "Ненавижу, когда она орёт", - подумала Лиза. Она быстрее выпила свой кофе и поспешила забиться свою комнату. Там ничего не изменилось - те же бардак и пыль. И никаких сообщений. Натянув джинсы и толстовку - первую попавшуюся в руки, - она снова подошла к зеркалу. Чуть-чуть пригладила волосы и, бросив взгляд на засохшую тушь и подводку, махнула рукой, схватила сумку и выбежала через коридор на лестничную клетку. В подъезде было грязно и темно. Лиза столкнулась на лестнице с соседкой, спешившей на работу.
- Доброе утро, Лиза, - приветливо сказала она.
- Здрасьте, - буркнула та, сильнее натягивая капюшон на глаза. "Ненавижу притворство" - подумала она.
Когда она открыла дверь, в лицо ей ударил холодный ветер: он обжигал лицо, ерошил волосы, забирался под куртку, леденил пальцы. Лиза перемахнула через лужу и пошла быстрым шагом вдоль двух рядов автомобилей, в тесном проходе. Она надела наушники и включила музыку.
На тротуаре, куда она вышла из своего двора, уже было много народу. И все спешили. Чувствуя, что и её увлекает это суетливое движение, Лиза недовольно подумала: "Ненавижу толпу". Она свернула в соседний двор и пошла уже окольным путём. Но вовсе не для того, чтобы сократить путь, а наоборот. Идя этим утром в школу, Лиза думала о положении вещей.
Каждый день - двойка по алгебре или геометрии. Остальные предметы - между двойкой и тройкой. Учителя ругают, читают нотации, грозятся выгнать из школы... В классе девчонки смеются над её одеждой и фигурой, дразнят "доской". Вот уже полгода она безнадёжно сохнет по "клевому парню", этим её тоже постоянно попрекают. Впрочем из-за него и все эти двойки... А тут ещё новая напасть - бросила Сонька - лучшая подруга, с которой они учились с первого класса. "Мне с тобой скучно", - сказала она Лизе "на прощание".
"Ненавижу Соньку" - подумала Лиза, сжимая зубы.
Ей совершенно не хотелось идти в школу. Особенно к первому уроку - алгебре. Да и зачем вообще туда идти? За очередной порцией оскорблений? Она кружила по дворам, не обращая внимания на так и сыпавшиеся сообщения от Лёньки, которые спрашивали на разные лады: "Где ты?", "Что случилось?", "Почему не пришла?". "Нудила", - подумала Лиза.
Однако, в конце концов, она всё-таки дошла до школы. Переступив порог, она физически ощутила, как на её плечи свалился груз негатива, словно загустевший воздух. От стола охранника к ней метнулся какой-то парень и без приветствия взволнованно выпалил:
- Лиза! Наконец-то! Где ты была?!
Лиза нехотя подняла на него глаза. Перед ней стоял худощавый паренёк в больших очках. Его очень светлые волосы, брови и ресницы были почти незаметны на бледном лице с желтоватыми веснушками. Маленький нос, тонкие губы, острый подбородок. Выделялись только синего цвета глаза - живые и проницательные. Он все время сжимал и разжимал длинные тонкие пальцы с большими суставами и одергивал рукава свитера. Вид у него был простой и неброский, многие назвали бы его некрасивым, пожалуй, это действительно было так, но он был приятен. И те, кто его близко знал (а таких, как можно догадаться, было очень и очень немного), всегда замечали, что его лицо делают симпатичным умные глаза.
- Привет, Лёнька, - равнодушно бросила Лиза, проходя мимо него к огороженной железной сеткой раздевалке.
Лёньку она знала давно, ещё больше, чем Соню. Это был её друг детства, раньше они жили в одном дворе, очень близко дружили. С появлением Сони Лиза стала все меньше времени проводить с ним, пока, наконец, совсем перестала видеться во внешкольное время. Отчасти этому способствовал и его переезд в другой район. Она увлеклась гламурными разговорчиками, сплетнями и пустым хихиканьем в кругу Сони и её подружек, он увлекся музыкой и писательством, пути их все больше расходились и разошлись бы совсем, если бы Лёнька не поддерживал их отношения так настойчиво и неотступно. Порой Лизу это раздражало, порой просто бесило, но порвать с ним она бы никогда не решилась. Между ними существовала связь, и они это знали.
- Я волновался, - продолжал Лёнька, следуя за ней по пятам. - Не могла написать, что опоздаешь? И почему ты опоздала, кстати?
- Слушай, я же не ребёнок! - вспылила Лиза. - Я взрослая! Захотела и опоздала. - Она вздохнула. - Алгебра же была, - продолжила она, но по-прежнему равнодушно.
- Знаешь, - вдруг замялся он. - Я не осмелился тебе сказать... Ну, в общем... Первым уроком была история, алгебра вторым будет...
Лиза обречённо откинула голову. Зря она мерзла. "Ненавижу алгебру" - подумала она. Лёнька стоял рядом с виноватым видом, будто это он поменял уроки местами.
День не проходил, а тянулся. Бесконечно долго. Снова колкости и насмешки одноклассниц, снова двойка по алгебре, снова недовольные учителя. А Лёнька ещё заладил: "Лиза, ты же не глупая! Я знаю тебя - ты умная и способная девушка, тебе немного только постараться надо. Ну, хочешь, я помогу тебе с этой треклятой алгеброй?". Она лишь отмахивалась. Домой он всегда провожал её, насколько это было возможно. Вот и сейчас, выйдя за ограду они пошли рядом. Лиза молчала, с отстранённым видом слушая Лёнькину болтовню. Он снова что-то рассказывал о музыке и основах композиции, потом о стилях речи и правилах постановки тире... Какое ей было до этого дело? А он ещё спрашивал её о чем-то, пытаясь заинтересовать, упорно не замечая её отрешенного взгляда. "Ненавижу его болтовню" - подумала она. Когда они дошли до поворота в другую улицу - места, где расходились их дороги - Лёнька вдруг осекся и взволнованно посмотрел на спутницу.
- Знаешь, - неуверенно начал он. - Я хотел бы тебе кое-что сказать...
- Да, да, до завтра, - по обыкновению сказала Лиза, даже не услышав его последних слов.
Она свернула, прибавила шагу, оставив Лёньку в полном замешательстве. Она была рада наконец-то остаться со своими мыслями. А точнее, со своим телефоном. Такой маленькой штуковиной, в которой жило существо вдруг всецело поглотившее жизнь Лизы. На панели горела красная единичка - наконец-то!
"Прости, что не отвечал - были срочные дела. Обещаю, больше этого не повториться".
И это оказалось правдой. Существо больше не оставляло Лизу одну, оно всегда было рядом - в руке, в кармане, на столе перед глазами. Оно всегда что-то говорило: отвечало, внушало, учило, успокаивало. За несколько недель оно стало лучшим другом Лизы, которому она доверяла больше, чем себе. Она верила ему, она думала, как оно, она соглашалась с ним. А существо понемногу, шаг за шагом, незаметно отравляло её и без того раненую душу мыслями о безвыходности, об одиночестве, о предательстве. Оно убивало в ней жизнь. Поэтому, когда существо предложило прыгнуть с крыши одновременно, потому что жизнь - это лишь путь к смерти, так какая разница, когда она наступит - раньше и позже? - Лиза написала: "OK. Я давно об этом думаю. Когда?". "В четыре двадцать, завтра" - ответило существо.
Следующий день была суббота. Пасмурная, не очень холодная погода. Под ногами мешался мокрый снег, редкие маленькие снежинки устало падали на землю, тут же смешиваясь с остальной бесформеный массой. Солнце только угадывалось за плотной пеленой облаков, огромным, но холодным шаром описывая низкую дугу. Прохожие были мрачны и угрюмы, на проводах сидели нахальные галки и оглашали дворы отвратительным карканьем.
Лиза шла, сосредоточенно смотря перед собой. Что она чувствовала? Ничего. Абсолютно ничего. Опустошонность и безразличие - вот слова, в которых можно было заключить её целиком. Без существа она не думала и не чувствовала, не жила - лишь физически существовала. Она знала куда идти. Корявая семиэтажка грубо обрисовывалась перед ней на фоне серого неба. Она и сама не помнила, как очутилась на крыше. Она вытащила телефон.
"Ты на месте?" - спросило существо. "Да", - она отправила фотографию, в ответ получила почти то же самое - невысокий "бордюр" и дальше - уходящее вниз серое пространство. "Готова?". "Да". "Тогда ровно в четыре двадцать", - напомнило существо и замолчало.
Молчала и Лиза. Для неё все было просто. Когда телефон покажет нужное время она просто шагнет вперёд, а остальное - уже неважно. Не было страха, не было волнения, было ожидание. Она вся натянулась, как струна, каждый нерв её был напряжен и ждал сигнал от мозга.
Четыре пятнадцать...
Четыре шестнадцать...
Четыре семнадцать...
Четыре восемнадцать...
- Лиза! - вдруг раздался чей-то живой, внезапно звонкий голос, яростной стрелой рассекая густой, неподвижный душный воздух.
Лиза стояла на самом краю крыши. От неожиданности она выронила телефон. Он с едва слышным жалобным стоном исчез внизу.
И тут - будто порыв свежего ветра ворвался в давно заброшенный чердак, будто наконец взошло солнце после кажущегося бесконечным предрассветного часа; Лиза словно резко открыла глаза, просыпаясь от ночного кошмара ярким утром, словно жадно глотнула воздуха полной грудью после долгого погружения - порвалась эта пуповина, связывающая её с этим странным, чуждым и враждебным ей существом, рассеялась, как дым эта завеса, скрывающая от неё мир...
Лиза стояла на крыше высотки и миллионы мыслей, как прежде, роились в её голове, миллион чувств и эмоций, как прежде, наполняли её душу. Солнце, прорвав облачную пелену, озарило алым отсветом безликий зимний город, и он зарделся застенчивым румянцем, несмело и стеснительно улыбаясь любимому светилу. Алые блики упали и на её лицо. И оно тоже порозовело, и безудержная улыбка появилась на обветренных губах.
А внизу кто-то снова громко крикнул её имя, но звали, конечно, не её. Лиза стояла, раскинув руки и вдыхала полной грудью ставший вдруг прозрачным воздух. "Люблю закат" - подумала она. Солнце садилось, но её собственное солнце - только вставало.
Лиза тихо открыла дверь в дом. О чем-то рассуждал телевизор, мурлыкала кошка у ног хозяйки. На кухне сидела Маргарита Матвеевна над своими статьями. Даже не взглянув на дочь, она кивнула на кастрюлю на плите. Лиза с улыбкой подошла и приподняла крышку. Так и есть. Опять овощной суп без мяса. Лиза только сильнее улыбнулась - ещё немного и ей казалось, она засмеется. Она подошла к матери сзади и крепко обняла её.
- Лиза, - растерянно пробормотала та в полном замешательстве. - Лиза...
- Я люблю тебя, мам, - просто сказала Лиза. - Только ты больше не готовь всю эту гадость, хорошо?
Она отпустила мать и, не обращая внимания на её ошарашенный вид, пошла к себе. На пороге обернулась и сказала:
- И - да, кури в окно.
И ушла в комнату.
На следующий день Лёнька проснулся от звонка городского телефона. Ещё ничего не понимая спросонья, он сказал:
- Алло! Кто это?
В ответ прозвучал какой-то знакомо-незнакомый голос:
- Лёнька, это ты? Это Лиза.
- Какая ещё Лиза? - уже начиная просыпаться, но все еще ровным счетом ничего не понимая, проговорил он.
- Ну, Лиза. Лиза Самойлова. Не узнал?
- Лиза?! - воскликнул он, окончательно проснувшись. - Но... Что случилось? Где твой мобильник?
- Далеко, - странно сказала Лиза. - Я хотела сказать, что если твоё предложение ещё в силе, то я бы им воспользовалась.
- Алгебра?
- Ага.
- Ладно. Но всё-таки что произошло? - не унимался Лёнька.
- Ничего особенного. Я просто спрыгнула с крыши...
И она повесила трубку.
Через час Лёнька поднимался по неосвещённой лестнице Лизиного дома. Он всю дорогу думал над её последними словами, но так и не нашёл им объяснения. Преодолев последние ступеньки, он позвонил в дверь. Ему открыла Маргарита Матвеевна.
- Леонид! Рада тебя видеть, - улыбнулась она. - Проходи, проходи, Лиза у себя. Кстати, ты не знаешь, что с ней произошло? - вдруг понизив голос спросила она, пропустив его в прихожую.
- Да я, Маргарита Матвеевна, и сам не знаю, - искренне пожал плечами он. - Она меня сегодня утром срочно вызвала помочь ей с алгеброй.
Он растерянно рассмеялся. Маргарита Матвеевна тоже улыбнулась и, покачав головой, скрылась в кухне. Лёнька пошел дальше по коридору. В квартире плавали соблазнительные запахи жареной курицы и выпечки, и он, успевший лишь глотнуть кофе с утра, невольно сморщил нос от разыгравшегося воображения.
- Кто вызывал гуманитарную помощь? - громко спросил он, постучав в дверь Лизиной комнаты.
- Лёнька, это ты? Заходи, - раздался необычно звонкий и весь какой-то яркий голос Лизы.
Он открыл дверь и вошёл. На аккуратно заправленной кровати лежал расстегнутый чехол, в нем отсвечивала мягким желтоватым светом матовая дека гитары, золотисто поблескивали струны. Дверцу старинного платяного шкафа поверх предыдущих заметок перечеркнуло большое сердце - размашистое и пылкое, казалось, художник хотел заключить в нем любовь ко всему миру. На тумбочке, у которой одно колесико было шире других и потому бросалось в глаза, стояла миниатюрная фарфоровая вазочка - белая с розоватым перламутровым оттенком. Полка с книгами поблескивала влажными разводами недавней уборки, где в забавном и непостижимом соседстве стояли "Тёмные аллеи" и "Светлая страница"...
За столом, на котором в порядке лежали учебники и тетради сидела и сама хозяйка комнаты. На Лизе было бирюзовое платьице в зелёный цветочек, волосы, уже ставшие у корней прекрасного каштанового цвета, были собраны в аккуратный пучок, на розовом лице зеленели два радостных глаза.
- Привет, - сказала она, вставая и подходя к нему в какой-то нерешительности. - Спасибо, что пришёл.
Она улыбнулась, продолжая смотреть на него.
- Да ладно, что уж там, - скромно ответил Лёнька, тоже не спуская с неё глаз. - Что с тобой? - немного помолчав, все же спросил он.
Лиза вдруг громко и от всей души рассмеялась. Потом села на кровать, взяла гитару, сыграла наугад несколько нот - не очень складно и не очень чисто, зато задорно и весело. Лёнька даже не поморщился от такой непрофессиональности, что случалось с ним непроизвольно, столько жизнеутверждающей радости было в этих нотах.
- Ты научишь меня? - спросила Лиза, вставая.
- Играть? - опешил Лёнька. Он никогда бы не подумал, что Лиза заинтересуется музыкой. - Да на гитаре-то я и сам только немного умею, - начал он оправдываться и вдруг ему пришла в голову безумная, как ему показалось, идея: - Ты уж лучше записывайся к нам в школу.
- А меня возьмут? - недоверчиво спросила она.
- Конечно! - с жаром, но не веря своим ушам, воскликнул Лёнька.
Он вдохновился и снова начал рассказывать ей обо всем на свете - ведь больше некому было, но на этот раз Лиза слушала его с настоящим вниманием, часто спрашивала его о подробностях, смеялась или просто кивала головой. "Люблю его слушать" - думала она. Ей вдруг стало понятно каждое его слово, каждое чувство или переживание, она вспомнила, как слушала его с замиранием сердца много лет назад, когда они были ещё детьми. К ней вдруг вернулось это детское ощущение лёгкости, желания оторваться от земли и взлететь куда-то высоко-высоко...
Алгебра осталась на потом, зато сколько было сказано простых, но тёплых и нужных им обоим слов. Этого ледяного барьера, возникшего между ними, снова не стало, и Лиза поняла, что ей не хватало все это время своего старого и верного друга.
- Кстати, - неожиданно осекся Лёнька, посмотрев на Лизу. - Что ты имела в виду, когда утром сказала, что спрыгнула с крыши?
Лиза как-то странно улыбнулась и отвела взгляд. Она посмотрела в окно на яркий зимний день, на замерзшие деревья, будто сделанные из тончайшего чёрного стекла, на бледное, вымороженное небо, которое сочилось приглушённым, но вместе с тем слепящим светом, на снующие автомобили, на людей. Она вздохнула и, повернувшись, сказала:
- Я спрыгнула с крыши.
Лёнька ни о чем не спросил. Слишком уж красноречивым был её взгляд, ставший вдруг таким живым и радостным.
Дверь приоткрылась, впуская в комнату запах обеда и жар от плиты.
- Ну, вы, философы, - весело позвала их Маргарита Матвеевна, заглядывая в комнату. - Обедать-то будете?
Они пообедали в светлой, тёплой, вкусно пахнущей кухне, под довольное мурлыканье сытой Белки. Потом всё-таки сделали алгебру, и решили прогуляться в парке.
Они вышли на лестничную площадку. Её освещал прямоугольник света - открытая соседская дверь.
- Добрый день, Александра Анатольевна! - крикнула Лиза поднимавшейся по лестнице соседке.
- Ох, Лизочка, здравствуй, - растерянно произнесла та, не понимая такой перемены.
А Лиза и Лёнька уже спускались к двери, и Лиза шепнула ему:
- Хорошая женщина, она мне нравится.
На улице было морозно и по-зимнему ярко от снега. Солнце уже садилось, тени удлинялись и темнели, небеса окрасились в бледные оттенки розового и оранжевого. Они шли по улице среди людей, на чьих лицах тоже играли отсветы заката, от чего они становились живыми и радостными. В чистом воздухе будто висел перезвон от хруста снега и толстых курток. Они шли по заснеженному парку, в молчании смотря вокруг. Лиза чувствовала, что Лёнька напрягся, и с удовольствием заметила, что, как и в прежние времена, она без слов его понимает. Поэтому она просто взяла его за руку. Просто посмотрела ему в глаза. Просто улыбнулась. "Люблю его" - пронеслось в ее голове.