Жизнь прожить Глава 9

Валентина Карпова
          Сложнее всего оказалось объясниться с Ольгой. Понятное дело, что, как в той песне поётся: «От людей на деревне не спрятаться, не уйти от придирчивых глаз… Не сойтись-разойтись, не сосвататься…», то есть весть о том, что Калина приняла предложение красавчика лесника и то, что они уже якобы даже успели подать заявление о регистрации брака, с быстротою молнии облетела Омуты считай, что в одночасье. Не могла не услыхать про то и Ольга, но… Ни звука, ни намёка, ни в шутку, ни всерьёз. А Антонина при этом чувствовала себя самым настоящим предателем Родины и не представляла – как? Как объясниться, как сказать той о своих разгоревшихся чувствах так, чтобы, во-первых, не обидеть, а, во-вторых, чтобы у неё не возникло и тени сомнения в искренности и правдивости оных?

          - Тоня! – смеялся над её страхами Иван – Зачем ты себя накручиваешь на пустом абсолютно месте? Ей, твоей Ольге, давным-давно до нас и дела нет – живёт, как жила, и в ус не дует, тогда как ты… Аж с лица спала! И потом, уж если ей и предъявлять какие-то претензии, то ко мне, а не к тебе, хотя и в этом случае, в толк не возьму: какие? По поводу чего? Я же ей ни чего не обещал вообще! У нас с нею даже секса как такового не было – целовались только…

          - А почему?

          - Что – почему? Почему – не было? Тонь, она не плохая бабёнка, но, на мой взгляд, слишком уж прилипчивая… Приторная… Не зависимо от того, как бы сложились наши с тобой отношения, с ней я бы однозначно не остался! Не обижайся, пожалуйста, но впредь давай к этой теме не возвращаться – у нас и без обсуждений кого-либо есть о чём поговорить, хорошо?

          - Да я, в общем-то, и сама не из тех, кто обожает копаться в чужом белье, просто… Понимаешь, она всегда откровенно, порой даже слишком, делилась со мной всем, ничего не скрывая, а я…

          - Что? Ну, что ты?

          - Не знаю, но я почему-то чувствую себя очень неуютно рядом с нею… Уволилась бы она, что ли…

          - Ещё раз говорю, - начиная раздражаться, произнёс тот - перестань себя накручивать! Ты ни в чём абсолютно не виновата, и уж тем более перед Ольгой.

          - Вань, а почему ты остановил свой выбор на мне? – и, несмотря на то, что её по-детски наивный вопрос вызвал у него чуть ли не гомерический хохот, продолжила – Нет, ну правда? Я понимаю, что такого рода вопросы более характерны для подростков, но и тем не менее! Ведь тебе с твоей голливудской внешностью и более молоденькие девчоночки с радостью распахнули бы свои объятия.

          - На комплимент напрашиваешься, да? Уж кому бы про этот самый Голливуд помолчать, так это тебе, русалочка моя! Вот ты говоришь – честно… А вся правда как раз в том и состоит, что я до сих пор не верю, что ты обыкновенный человек, всамделишный, а не какая-нибудь высокопоставленная фрейлина подводного царя, да не просто какого-то местного пошиба, а самого Нептуна – владыки всех морей, рек и океанов!

          - Вот что у тебя за несносная привычка всё переводить на шутку, а? – притворно возмутилась Антонина, млея при этом от жарких поцелуев своего любимого Лешего, которыми он перемежал каждое слово.

          Казалось, жизнь вернулась после стольких потрясений в своё привычное русло с той лишь разницей, что теперь Антонина засыпала и просыпалась со счастливой улыбкой на лице, которая появившись однажды, вознамерилась остаться на нём навсегда! Вскоре после похорон деда Игната, они с Иваном начали ремонт в доме, где проживала Тоня до свадьбы. Выбросили из него почти всю старую мебель, перебрали полы, отремонтировали потолок, сделали перепланировку комнат на современный манер, заменили двери и оконные рамы – короче говоря, к зиме дом старостихи (кстати, прозвище незаметным образом сменило свою хозяйку, т.е. стало теперь принадлежностью Антонины, вторым и даже наиболее часто употребляемым омутчанами именем). Иван оказался тем самым Фокой, что был на все руки докой! Без чьей-либо посторонней помощи с шутками да прибаутками посвящали они все свободные от основной работы минутки этому делу. Ночевать ходили то к нему в сторожку, то в дом деда Игната, которым согласно завещанию и в отсутствие пожелавших оспорить оное наследников распоряжалась Тоня.

          И всё бы хорошо, и всё бы ладно, да вот только не осталось в Омутах тех, кому бы искренне порадоваться счастью Тонечки Калина – она и после замужества оставила девичью фамилию. Иван не настаивал на смене, а ей претила всяческая волокита, связанная со сменою документов. Нет, откровенно враждебных выпадов в её сторону не замечалось – она и прежде мало с кем общалась коротко, мало с кем приятельствовала, но вот теперь и того незначительного, что было, уже не наблюдалось вовсе. Зависть сама по себе штуковина весьма неприглядная, а уж тем паче тогда, когда сам «объект» на отношение к себе со стороны общественного мнения ведёт себя так, как это делала гордячка Калина - «ноль внимания да фунт презрения», как говорится.

          Не угомонилось разворошённое «осиное гнездо» даже спустя много месяцев. Всю зиму сердобольные кумушки подзуживали да подначивали Ольгу на всякий лад да манеры, приговаривая шепоточком, так, чтобы Тоня как ненароком не услыхала:

          - Дура ты, Олька, как есть дура! Такого мужика за просто так отдала этой пришлой, рубля не спросивши!

          - Ой, да что он товар что ли какой рубли-то за него спрашивать? – отмахивалась та от досужих сплетниц поначалу – Да и не был он моим никогда! Лопочете всякую ерунду! Нет бы порадоваться за людей, а вы… Посмотрите лучше на неё – словно лампочка внутри зажглась, аж светится вся! Вот что любовь с человеком делает!

          - Она-то светится - это да, это правда! Ещё бы ей не светиться! – не унимались старухи – Такого «электромонтёра» себе отхватила ни за что, ни про что! Небось, не по одной лампочке по ночам-то вкручивает… Вот же, скажи на милость... ох, и везёт же бабе – слов не подобрать, как везёт! Мало ей что старостихин домище оттяпала, так теперь ещё и Игнатов к рукам прибрала. Молодец Тонька, нечего сказать, молодец! Своего не упустила, и чужое своим сделать сумела. А вот ты – дура, растрёпа губошлёпая… Мало, что жениха самолучшего упустила, так ещё и ворочаешь тут на неё за голимую зарплату, пока она на белых простынях кувыркается…

          Но Ольга всё держалась, потому, что привыкла, потому, что это было ей удобно – работа рядом с домом, да и зарплата, что бы там ни говорили, а вполне себе на уровне, грех обижаться. Но больше всего из-за того, что лучше остальных в Омутах знала свою хозяйку, общаясь с ней почти ежедневно. Долгое время у неё и в мыслях не мелькало даже слабого подозрения на коварство или нечто подобное со стороны Антонины хотя бы потому, что не один раз наблюдала, как мужики «клевали» на неё, едва случись она рядом. А потому она и нисколько не удивилась тому, что Ванечка не стал исключением - он, что, из другого теста, что ли? Немного обидно было за то, что Тонька не призналась первой в бурно развивающихся отношениях с Иваном в то время, как она сама пела ему тут дифирамбы, скрывая почему-то то, что давным-давно с ним знакома и даже утверждая обратное… Но вот такая она, эта Калина, как та улитка: всё своё с собой ношу… Но «вживлённый» досужими старухами поганенький «червь недовольства и сомнения» мало-помалу, а начинал делать своё дело, начинал беспокоить и без того неустойчивую психику, нет-нет да и ворошился где-то там, внутри…

          Так продолжалось вплоть до 8 марта, но уже на следующий день Ольга подала заявление на увольнение. Наверное, она ждала, что Тоня примется отговаривать её от столь радикально принятого решения… Но этого не случилось – та просто молча подписала бумажный листок-заявление, в котором, собственно говоря, не имелось никакого смысла, поскольку магазин являлся частным предприятием, а в конце рабочего дня уже отдала надлежащим образом заполненную трудовую книжку и причитающуюся той сумму – часть зарплаты плюс, так сказать, процент «выходного пособия», хотя вполне себе имела право его не выплачивать. И всё это молча, не глядя в глаза. Словно и не стояли они за одним прилавком столько лет, словно не вели никогда отстранённых разговоров, словно не с нею она, Ольга, делилась своими удачами и провалами на «любовном фронте», подробно и в деталях обсуждая очередного, а их было немало, своего ухажёра, словно не в её жилетку она  плакалась после расставаний… И вот, наверное, именно это и показалось обиднее всего. Наверное… Однако ни та, ни другая так и не произнесли вслух слов своих претензий или оправданий, каких-либо объяснений…

          С уходом Ольги в Антонине что-то как будто надломилось внутри, хотя, казалось бы, с чего и почему? Наоборот бы ей нужно было бы порадоваться, вздохнуть с облегчением, хотя бы потому, что сама желала именно такой развязки. Но и тем не менее… Желание продать магазин, однажды вспыхнув, лишь крепло день ото дня. Однако объявление о продаже было ею размещено лишь в начале лета после предварительных и неоднократных консультаций со специалистами о реальной стоимости как самого помещения вместе с размещённым в нём дорогостоящим оборудованием, так и дальнейших перспектив развития данной торговой точки, учитывая выгодность её местонахождения. Озвученная ими приблизительная сумма оказалась весьма внушительной, но запроси реальный покупатель даже вздорно солидную скидку, она бы без раздумий пошла на неё, лишь бы как можно скорее завершить предполагаемую (совершаемую) сделку. Всё чаще и чаще магазин оставался закрытым. Всё реже и реже обновлялся ассортимент его полок и один за другим прекращали своё действие ранее заключённые договоры на поставку в ЧП «Калина» продукции, производимой, к примеру, на молокозаводе, а потом уже и на хлебозаводе.

          Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает… В ночь с тридцатого на тридцать первое июля магазин Антонины, вспыхнув свечой, выгорел полностью… И всё бы ладно, если бы не два трупа, которые обнаружились среди дымящегося пепелища… Женский и мужской… В женском легко и без проведения каких-либо экспертиз сразу же и на месте опознали Ольгу – по иронии судьбы лицо которой почти не пострадало вовсе, а вот мужской… Чудны дела твои, Господи… А вот мужской труп являлся останками Алексея Степнова! Да-да-да, того самого насильника Антонины, но – как?! Что свело этих двоих вместе? Где и когда они смогли познакомиться? Почему и как оказались внутри магазина? Что случилось между ними в эту страшную с роковым исходом для обоих душную ночь июля? На все эти и множество других вопросов предстояло ответить следствию. Впрочем, на один из них ответ найти не представлялось сложным вообще, а именно: каким образом данная парочка проникла в помещение закрытого на несколько замков здания! Скорее всего, у Ольги остался запасной комплект ключей, а как отключить сигнализацию (впрочем, Тоня не вполне была уверена в том, что та была включена) так, чтобы никого не потревожить
 её резкой сиреной, та, безусловно, знала.