ГЛАВА 1
Чувство пробуждения пришло не сразу. Сначала мое сознание ощутило липкую тяжесть прижимающую мозг к затылочной кости черепа, а после и ощущение давящего отека разлившееся по всему телу. Первая попытка открыть глаза провалилась. Веки оказались такими тяжелыми, что мое усилие едва смогло содрогнуть их. Вторая попытка оказалась более удачной, я даже смог увидеть режущий белый свет сквозь слипшиеся ресницы. Но на большее моих скудных сил не хватило.
От борьбы с отекшими веками меня отвлекла тупая боль в спине. Она словно ожидая моего пробуждения старалась не тревожить меня заранее и только увидев дрожащие ресниц в полной мере заявила о себе. Это боль не была результатом какой либо раны. От физических повреждений боль другая, она словно лист тонкой жести с рваными краями и острыми дырами на манер терки шершаво оглаживает пораненное место. Моя же боль словно бурлаки упрямо тянула мою спину куда-то вниз и в сторону стараясь при этом прихватить и поясницу и затекшие ноги. Так мой организм реагировал на долгое лежание на чем-то твердом.
Наверное это был пол, ровный и прохладный. Только пол может так бескомпромиссно прессовать тело уснувшего на нем бедолаги свой огромной плоской поверхностью. И чего бы кто не говорил, про силу тяготения я себя чувствовал так, словно ровная поверхность пола придавила меня, выжимая словно пресс из моего тела последние соки. Коротко стриженный затылок деликатно сплющиваясь о плоскость твердой поверхности принес в мой не совсем еще проснувшийся мозг новую мысль. Его тонкую кожистую прослойку между костью черепа и короткими колючими волосиками холодило металлом. И в этот момент я почувствовал всем своим отекшим телом, что лежу на металлической поверхности. А едва ощущаемый сквознячок рожденный в столкновении прохлады металла и моего тепла щекотал мои обнаженные ребра, ощетинившуюся мурашками грудь и одеревеневшие колени.
Я был голый. Ощущение наготы словно сирена пожарной сигнализации пронзила мое сознание и загудевшие от натуги нейроны выстрелили сложным алгоритмом управляющих импульсов в направлении моих мышц приказывая им сделать все, чтобы это ощущение исчезло. В обычном состоянии я бы уже через секунду вскочил, мои глаза и уши усердно ощупывали бы окружающую реальность, а руки прикрывали бы естество от возможной опасности. Но сейчас я был в необычном состоянии и вся та огромная доза адреналина, что была впрыснута в мою кровь усердно заработавшими надпочечниками не смогла подстегнуть мое тело. Чуть шире раскрылись глаза, едва уловимое движение перекатилось по мышцам от шеи до копчика и на этом реакция кончилась.
Я бы наверное снова провалился в забытье если бы не стремительно угасающая паника. Она словно утопающий из последних сил зацепилась за новую мысль, вернее за воспоминание. В голове лениво всплыла картинка, как я приехал в городской морг забирать тело отца. Меня запустили со служебного входа для осмотра тела и я попал в комнату где на металлических столах лежали трупы. И понимание того, что я сейчас тоже лежу на чем-то металлическом и возможно это разделочный стол патологоанатома, а надо мной уже занесен скальпель так подстегнуло мою психику, что я смог взять вверх над безвольным телом.
В одном судорожном движении распахнулись мои глаза разрывая слипшиеся ресницы и широко открытый рот шумным вдохом задавил рождающийся выкрик. Не что не дает человеку таких сил, как истерика рожденная страхом смерти. Вот и я постепенно обретая ощущение своего тела часто моргая смотрел вверх. Конечно мне хотелось сразу вскочить и прижавшись спиной к какой-нибудь стенке осмотреться, чтобы понять стоит ли мне успокоиться или же наоборот целиком отдаться в объятья напирающего стресса для борьбы за свою жизнь. Но затекшее тело лишило меня такой возможности.
Я старался как можно быстрее вернуть подвижность своим мышцам, но это оказалось не так просто. Застоявшаяся кровь в них кровь словно загустела и не желала вливаться в привычный с самого моего рождения бег по системе кровообращения. И мне пришлось словно беспощадному диктатору брать онемевшую баррикаду за баррикадой. Взбунтовавшиеся ткани моих мышц осыпали меня веерным огнем колючей боли, взрывали судорогой свои позиции, но отступали. Я кривил от напряжения рот и смотрел в потолок.
Потолок. Я никогда не видел такого странного потолка. Он был довольно высоким и немного кривоватым из-за стыков бетонных плит. Лампочки висели редко и все ближе к обшитым потемневшей от времени вагонкой стенам, а вся центральная часть потолка была испещрена отверстиями разного диаметра. Вернее не отверстиями а трубами, которые поотрезали почти вровень с потолком. Одни из них были чуть толще пальца в другие спокойно бы пролез довольно толстый человек. У широких труб отверстия были забраны решетками и на их тонких прутьях висели какие-то обрывки и высохшие капли чего-то бурого и неприятного.
Я повертел головой и увидел что, эти трубы торчат по середине потолка по всей длине помещения. А помещение оказалось довольно длинным, скорее похожим на коридор. Эту версию подтверждали двери в стене напротив, их было много и все они были по казенному выкрашены в один темно-коричневый цвет почти сливающийся с тускло черной окраской стены. Но это было не главным, что я увидел. Первое в чем я убедился это то, что лежу я и впрямь на холодном металлическом полу. Он словно дюралевый вкладыш закрывал собой всю площадь длинного помещения и его бортики закрывали стены на высоту около полуметра включая дверные проемы. Это была своеобразная ванна длинной около двадцати метров и шириной чуть больше трех с дыркой стока у меня в ногах и небольшим уклоном в ту сторону.
И таких сточных дыр было много, ровно по количеству лежащих без движения голых тел. Я почти смог сесть, но инстинкт самосохранения подсказал мне, что не стоит так сразу показывать, то что я пришел в себя. Немного приподнявшись на локтях и вытянув шею я осмотрелся. Слева и справа от меня в металлической ванне лежали человеческие тела. Тут были мужчины и женщины, почти все они лежали словно оловянные солдатики вытянувшись вдоль своей оси. Я насчитал восемнадцать человек вместе с собой, десять мужчин и восемь женщин. В женские тела я старался не вглядываться, хотя в их наготе не было никакого эротизма. Наоборот недвижимость схожая со смертью в каждой фигуре выпячивала недостатки и неприглядность пряча под собой все что могло бы порадовать взгляд. Мужчины выглядели не лучше. Если у женской фигуры даже у самой неухоженной и неприятной мой взгляд все равно цеплялся за обнаженные соски и лобковые пучки волос, то в мужских телах во мне все вызывало оторопь.
Все мои соседи были без сознания, почти в каждом теле я заметил едва уловимое движение грудных клеток, но пара тел показались мне по настоящему мертвы. Это был мужчина средних лет с большой плешивой головой и огромным пивным животом, его лицо и шея были покрыты засохшей рвотой. Сам он был неживого серого цвета и его грудь была неподвижной. Вторым мертвецом была женщина и если в случае толстяка я еще допускал свою ошибку, то в этом случае вне сомнения женщина была мертва. Ее светло пшеничные волосы были испачканы бурой засохшей кровью, чья тонкая сухая полоска скрывалась в темноте слива. Вместо лица в ее голове зияла огромная мясная дыра с заветревшимися краями.
Мои локти загудели от нагрузки и я лег обратно. Конечно увиденное меня напугало не на шутку и мне следовало бы вскочить и попытаться выбраться из этого зловещего места, но сил на это не было. Только сейчас я понял на сколько я слаб. Немного физических усилий и мои руки уже трясутся от напряжения. Обретя контроль над свои телом я осознал на сколько я беспомощен. Чувство опустошения распирало меня изнутри переливаясь в моих ушах тихим перезвоном с чувством голода и жажды. Надо немного полежать и набраться сил. Я никогда не отличался спортивностью или целеустремленностью, но сейчас надо было собрать всю свою волю в кулак.
Стоп. Я никогда не отличался спортивностью. Я приподнялся и еще раз осмотрел себя. Мое тело и вправду не обладало выдающейся мускулатурой, оно было обычным пусть немного полноватым, но все же вполне физически развитым. Почему я решил, что это не так, а главное почему мне не знакомо это тело. Я внимательно осматривал себя. Ничего не цепляло меня, ни родинки, ни большой шрам на ребрах. Это было не мое тело, вернее я не знал мое это тело или нет. А самое страшное я не знал кто я.
Я рухнул обратно гулко стукнувшись головой о металл и постарался успокоиться. «И так, еще раз. Как меня зовут?» Я очень аккуратно и спокойно еще раз задал себе этот вопрос. Я словно услышал, как работает мой мозг. Мне казалось, что я не только слышу шуршание множественных шестеренок и тихое цыканье маленьких пружин, но и чувствую гулкие удары маятников о костяные своды моего черепа. К моему сожалению ответа не последовало, но я помнил о морге и отце и это давало мне надежду. Я еще раз постарался успокоиться и несколько раз глубоко вдохнув я постарался представить себе образ отца.
Сначала в моем сознании на бедно-голубом фоне размашистыми мазками стал проявляться образ невысокого сухого мужчины. Сначала резкость обрел грязно-бежевый самосвязанный свитер с высоким горлом, под ним словно из тумана проступили вельветовые черные брюки. Потом большие крепкие кисти рук с узловатыми пальцами и крупными трубками вен. Еще секунда и над высоким горлом свитера появились большие тяжелые очки, копна седых почти белых волос и добрые все понимающие глаза. Я почти заплакал, потому что вот они родные мне с детства глаза. Только отец так смотрит на свое дитя, а это значит что я его помню и скоро вспомню все остальное.
Но через мгновение резкий образ мужчины поплыл словно маслянистое пятно на воде. Волосы потемнели и скатились на бока обнажив высокую блестящую лысину, свитер рассыпался на гнилые нитки обнажая грязную серую майку обтягивающую плотный живот, а вельвет обвис старыми тренировочными трико. Очки словно вплавились в новое лицо, свернув набок толстый приплюснутый нос, а глаза превратив в две по свинячьи узкие злые гляделки. Крупные кисти стали маленькими и толстыми теряясь на фоне широких плеч. В этих образе жило постоянное недовольство и желание наказать и все это было мне до боли знакомым. До жгучей боли от многочисленных побоев ремнем и палкой.
Я почти заплакал от обиды и страха, но и этот образ исчез. Он был смят словно газетный лист становясь все меньше и изломанней, пока рубленные многочисленные грани не похоронили в своей глубине тяжелый ненавидящий взгляд маленьких глаз. Образ скомкался в маленькую точку и стал расти в новое нечто. Это была большая бело-черная спираль, кружившая мой взгляд и сознание вокруг своего центра. Скорость вращения и размеры спирали возрастали все больше пока в одно мгновение это образ не рассыпался на большие черные буквы на белом фоне. Они валялись почти хаотично, многие были перевернуты, но все же я смог прочитать надпись: «У тебя никогда не было отца».
- «Просыпайтесь», - сквозь сон проступил ласковый голос: «Просыпайтесь, молодой человек».
Я понял, что уснул и проснулся. Открыв глаза я понял, что нахожусь все в том же помещении, среди тех же голых людей, но надо мной склонилась миловидная пожилая женщина в белом медицинском халате и с искренней улыбкой говорила: «Просыпайтесь. Вот и молодец, мой хороший».