Окончание. Начало в http://proza.ru/2019/09/08/938
Мы вышли наружу. Из дальних вагонов тоже кто-то выходил, колыхались тени фигур, силуэты казались призрачными, свет словно бы проходил сквозь них частично, преломлялся, рассеивался, восставал концентрическими кругами в глазах. Стены перрона здесь были расписаны египетскими фресками. Каждая фреска словно ячейка гигантских сот кричала нарочито яркими красками. Киноварь соседствовала с бирюзой, кобальт с маджентой. Головы фараонов пересекались с геометрическими орнаментами с силуэтами людей, остроугольными быками, ромбовидными цветами.
Этот контраст красок болезненно резанул меня по сердцу ножом, взывая к жизни похороненное воспоминание о чём-то важном. Серафим пытался скрыть растерянность, но у него это плохо получалось. Он как и я был первый раз в этом месте. Посреди перрона стояли колонны с встроенными в них лифтами, зазывно горели зелёные огоньки – заходи в любой.
Серафим не пошёл к ближайшему, сделал крюк вправо, словно заметая следы. Но это был чисто рефлекторный маневр, мы оба понимали, что здесь предусмотрены все меры контроля. Но, тем не менее, мы тешили себя иллюзиями о том, что система может дать сбой. Серафим нажал кнопку открытия дверей, и мы зашли внутрь. Лицо Серафима побледнело. Я подумала вдруг о том, что он сможет не выдержать подъёма. Просто банально откажет сердце.
Я напряглась, превращаясь в струну, точно так же как перед прыжком с обрыва. Ведь сейчас из преисподней мы поднимались в нечто неизвестное. В пространство неопределённости времени. Серафим и сам не знал толком, как это выглядит в действительности. Оставалось только надеяться, что там есть небо. Оно должно там быть, просто обязано. А иначе как? Не могут же две планеты врасти друг в друга. Так я мысленно успокаивала саму себя.
Но чувства говорили мне совсем о другом. Даже и не говорили, они орали беззвучно о том, что мы в мышеловке.
Когда двери лифта открылись на выход, я тихо охнула. Прямо от дверей лифта вела труба в диаметр человеческого роста. В длине она была около трёх метров и далее упиралась в черноту бетонного тупика. Серафим хотел было дёрнуться обратно, но лифт уже не слушался его, кнопки управления нажимать было бесполезно.
- Вот тебе и северный полюс! – Воскликнула я.
Тупик… Ловушка! И похожа не на мышеловку, а на живоловку. Сердце подкатило к горлу, готовое упасть вниз, в провал безотчётного ужаса. Вместе со страхом пришло предчувствие удушья. В голове что-то щёлкнуло, вспыхнуло картинками хроник газовых камер фашистов. Пришла боль, сотрясающая всё тело в стремительном нарастании пика. Тот шарик, который я нащупала у себя в груди, стал горячим словно огонь, он жёг меня изнутри уже просто невыносимо. Я закричала, упала на каменный пол, пытаясь руками хоть как-то заглушить безумный огонь. Шарик пульсировал под пальцами. Я кричала, и крик словно бы отражался от стен, стены тоже кричали , и мир кричал внутри меня и снаружи… И вдруг всё резко оборвалось в тишину.
- Вероника, что это? – спросил Серафим.
- Что это? – Повторила я, пытаясь встать.
Боль ушла вместе с криком. Темнота озарилась сиянием, исходящим из моего тела. Я вся светилась. Всё моё тело, ноги , руки… И с пальцев стекали крошечные разряды.
- Я вспомнила! Алилуйя! - Прошептала я, подняв руки вверх. – Я вспомнила!
- Что ты вспомнила?
- Что я могу изменять частоту времени.
- И что это значит?
- Это значит, что мы можем выйти отсюда. Мы сейчас с тобой находимся в высокочастотной зоне времени. Ты и я… Словно внутри сферы. За пределами нас низкая частота. И мой палец теперь словно лазер легко разрежет любую преграду.
- А это небезопасно для тебя?
- Не знаю. Не помню... Но страха нет. Пойдём.
Я погрузила руку в бетонный торец тупика, легко, словно в масло, прочертила круг, вытолкнула импровизированную крышку.
Картина, открывшаяся нам, была точь -в -точь как в ужастиках Голливуда. Видимо, спрутообразное существо транслировало культ своей личности на землю. Да, оно было именно таким, каким его изображают в фильмах: слизистым, мерзким, с щупальцами и большой головой. Слизь стекала на пол, существо раскидало свои присоски по многочисленным экранам, расположенных по округлому периметру комнаты, словно впитывая информацию с них. Для нас оно выглядело застывшим. А мы для него ещё не существовали, как и дыра, из которой мы вышли. Мы сейчас для него были молнией, на которую оно ещё не успело среагировать. Ни глаз, ни рта у существа не было. Видимо, ему органы восприятия заменяли щупальца с присосками. Голова, если это можно было назвать головой, крепилась к каменному постаменту.
Я не могла бы сразу понять, в чём его роль, но рассуждать на эту тему было равносильно потери жизни. Я оглянулась в поисках подходящего инструмента. Но всё твёрдое сейчас казалось мягким. Даже ноги наши начали утопать в каменном полу словно в песке. Экраны! Я с наслаждением обрушила свой разящий кулак на первый экран, он полетел оплавленными осколками вниз вместе с щупальцем. Второй, третий, четвёртый. Падение осколков было медленным, они словно пушинки качались на воздухе. Если бы ещё можно было размозжить голову этому слизняку! Но… Огонь внутри меня угасал. Волна огненного прибоя начала откатываться назад, обратно, собираясь в то самое горячее ядро, которое я снова ощущала в своей груди. Я услышала звон разбитого стекла. Действие моей силы закончилось. Неподдерживаемая щупальцами, голова спрута свалилась с «трона» и стала расплываться в слизистое пятно. И сразу запахло тухлой рыбой.
- Это, видимо, страж, - сказал Серафим.
- Такой хилый. А люди где?
- Ты жаждешь с ними встретиться?
- Не знаю.
- Вероника, тебе плохо?
-Давай выйдем отсюда. Хочу на воздух.
Серафим схватил меня за руку, потащил к дверям выхода. По закону жанра, двери должны были открыть нам прекрасный мир Диадемы с парящими городами и садами. И наши ожидания отчасти были вознаграждены. Двери оказались деревянными, рассохшимися от старости, с грубыми чугунными ручками, но то, что они скрывали за собой, нас изумило.
Мы остановились на пороге, не в силах переступить его. Перед нами раскинулся дивный райский сад. Кроны деревьев уходили ввысь, переливчато пели птицы, нега разлитая в воздухе пахла мятом и ванилью. Сладость и свежесть смешивались, кружа голову. Под ногами вырисовывалась дорожка из кладки крупных жёлтых камней. Стволы деревьев обвивал виноград, с веток свешивались диковинные фрукты. Сквозь кроны лился мягкий рассеянный свет.
- Пойдём, - Серафим взял меня за руку.
И мы пошли по дорожке, которая, казалась, становится просторнее с каждым нашим шагом.
Дорога расширялась, выводя нас к белокаменному дворцу, больше похожему на храм, слышалось уже и журчание кристальной воды. Казалось, что здесь была идеальная чистота, стерильная и пьянящая. Воздух можно было пить, впрочем как и кристальную воду, истекающую из родника. Я сняла комбинезон, бросила его под первый попавшийся куст и осталась в майке с Че Геварой и шортах. Остриженные волосы накололи мне шею. Хотелось умыться, но почему-то я не рискнула окунуть руки в местную воду.
- Приветствую героев, - сказал женский голос.
И хозяйка голоса тотчас же сама вышла к нам навстречу. Это была ослепительной красоты статная темноволосая женщина с изумрудными глазами. Она старательно изображала улыбку, но губы словно плохо слушались её, отчего улыбка более походила на снисходительную гримаску. Одета она была в неоновое белое платье, которое оттеняло её совершенную красоту сиянием ткани. Я напряглась, ведь передо мной возникла представительница типажа женщин, перед которыми я всегда пасую, идеальная персона для манипулирования моим сознанием.
- Вы прошли испытание. Добро пожаловать на Диадему. Это самый главный приз Вашей жизни, - сказала она, снова пытаясь сложить губы в улыбку. На этот раз у неё получилось улыбнуться более-менее сносно.
Вибрации её мягкого голоса рождали во мне неприятное чувство моей беспородности. Я реально ощутила себя оборванкой без роду и племени. Её царственная осанка и манеры ввел меня в ожидаемый ступор простолюдинки. Серафим, похоже, тоже оробел.
- Вы голодны? Приглашаю Вас к столу, - сказала незнакомка.
- Мы немного запылились, нам бы помыться, - сказал Серафим.
- Да, да, конечно. Я Эва, зовите меня так. Вы мои долгожданные гости.
Наверное, я сильно устала после изменения частоты времени. Казалось мне, что дремота буквально закрывает мои глаза. Тем более, что я не спала уже, наверное, сутки, не считая того короткого сна на плече у Серафима. Воспоминание о сне кольнуло уколом привычной тоски о моём любимом Сёмке. С ним бы я прошла огонь и воду! Но сейчас рядом со мной тоже был друг, верный словно Санчо-Панса. И у кого? У меня, у Дон-Кихотихи. И я… С кем же я рискнула сразиться? Со спрутом, сделанном из тухлого рыбного желе? Омерзительное существо! Разве может такая гадость скрывать вход в райский сад?
- Вероника, это всего лишь вода, чего ты боишься? – Серафим умыл лицо под струёй крошечного водопада.
Я не смогла последовать его примеру и сполоснула руки остатками газировки из пластиковой бутылки, которую Серафим предусмотрительно засунул в карман своего комбинезона ещё в поезде.
Зва , глядя на это, не произнесла ни слова и жестом пригласила нас следовать за ней. Сказка продолжалась. Чрево дворца внутри выглядело так же роскошно, как и его оболочка.
Богатый стол в большом, торжественно убранном в атласные воланы зале, был уставлен всевозможными яствами. Он имел форму буквы Т и явно предназначался для кормления знати, которую мы пока нигде не видели. Пока мы робко осматривались, Эва исчезла в складках драпировки. Прошло несколько томительных минут, можно было, наверное, и приступить к еде, но мы решили дождаться, когда она вернётся.
Вместо Эвы в зал вошёл мужчина, очень красивый, похожий на Бога с серыми внимательно прищуренными глазами и округлой короткой бородкой на холёном лице. Он напомнил мне Бога не только лицом, но и одеянием в виде красного хитона с накинутой сверху синей хламидой. Без предисловий и объяснений он пригласил нас к столу:
- Угощайтесь, дорогие гости.
Он сел во главе стола, мы с Серафимом присели чуть поодаль от него. Я снова ощутила биение своего внутреннего горячего шарика. Пришли воспоминания о том, что это маленькое ядро - плоть от большого земного ядра, словно цветок на невидимом стебле… Серафим уже накладывал что-то умопомрачительно вкусное в свою тарелку, я же медлила. Воспоминания о слизистом спруте продолжали вызывать лёгкую тошноту.
- Моё имя Аид, - сказал мягко мужчина.
- Бог смерти?
- В каком-то роде да. Я живу на границе миров между жизнью и смертью. Здесь переход.
- Так люди же не умирают? – Спросил Серафим.
- Конечно. Земля это сад душ. Они как плоды очень вкусные. Их можно есть бесконечно, они не умирают… А Тела… А что эти тела? В них мало ценности, хотя есть очень ценные экземпляры.
Он говорил уже больше со мной, Серафим засыпал. Сидя за столом он буквально уронил голову в тарелку наполненную разнообразными травами и кусками мяса, политыми красным соусом .
- Вероника, я хотел бы тебе показать эти тела.
Я знала, что нельзя оставлять Серафима. Но мне не пришлось выходить из зала. Аид взмахнул рукой, и стена отъехала в сторону, открывая полки с контейнерами-ячейками, в которых лежали тела… Они были погружены в некую прозрачную жидкость, поддерживающую их на плаву.
- Тут есть один ценный кадр для тебя. – Он пальцем указал на одну из ячеек.- Узнаёшь любимого?
- Семён? Но это невозможно!
- После катастрофы я восстановил его. И теперь он больше жив, чем мёртв. Смотри, какой он красавчик. Какие мышцы, личико, глазки. Вот и детский шрамик на запястье, я его оставил, специально для тебя. А всё остальное отшлифовал.
- Он разбился на мотоцикле.
- Я в курсе, тёплая ты моя…
- Я не твоя!
- Неужели? А вот на эти тела посмотри. Узнаёшь?
- Эва и Богдан?
- Ты догадливая девочка.
- Что это значит?
- Неужели ты разучилась думать? Я помогу тебе. Всего лишь минута, подожди немного, и я явлю тебе чудо воскресения.
Он исчез за ширмой. И буквально через несколько секунд появился в облике Семёна. У меня даже сердце не ёкнуло. С виду Семён… Но глаза и походка выдавали чужого. Тёмные зрачки залили всю радужку, отчего казалось, что на меня смотрят две маленьких чёрных дыры.
Я опустила взгляд на его руки. Сверху на кисти заметила поблёскивающий шрам.
- Слизь, ты не вытер слизь… Слизняк… Ты слизняк, который живёт в телах.
- Умная. Но всё равно дура, - рассмеялся чужак.
И в гримасе его смеха окончательно исчезло лицо Семёна, передо мной было нечто отвратительное.
- Дура. Тебе многого не понять. Всех моих комбинаций не предугадать. Ты идёшь по линии игры, намеченной мной. Я – автор твоих жизней. Богдан был управляемой мною моделью. Ведь я умею попадать не только в тела, но и в мозг…. На расстоянии. Иногда не стоит спускаться вниз, если можно оставаться здесь и быть в нескольких телах одновременно и кружить их в танце смерти, переплетать эмоциями. Считай, что я спрут. Тот самый, которого ты вроде бы как героически победила Это тебе была картинка, иллюзия… А ты поверила, ты растратила свою неведомую силу на борьбу с пустышкой. Мало того ты сама пришла ко мне на сепаратор. Я ведь пущу твою душу по ветру, я разнесу её в крошки! Вы рождаетесь и думаете, что Вы могущественнее меня? Это я придумываю вам сказки про этот мир, а вы в них играете, и я наслаждаюсь вашими страданиями. Но если вы замахнётесь на создателя, вы исчезнете навсегда. Всех дурочек, подобных тебе, ждёт сепарация. И это неотвратимо, как и моё могущество.
- Ты не Семён, ты его оболочка.
- Да. Сейчас да. Но было время и мы с тобой любили друг друга. Ты отдавалась мне, когда я управлял им. Это я был в его голове, когда он любил тебя и когда на мотоцикле падал с обрыва, ты ведь тоже падаешь с обрыва…
Он засмеялся утробно…
- Ты был в голове, но не в сердце у Семёна!
- В голове… А сейчас я у него в сердце.
- Неправда! Нет!
- Нет или да… Эти слова имеют значение только для тебя, для меня это просто команды. Ты тоже прыгала с обрыва, потому что я заставлял тебя это делать.
- Врёшь! Я знаю, что это моя душа звала меня.
- Твой шарик? От того, что он раскрылся, ума у тебя не прибавилось! Здесь некуда летать. Здесь нет неба. Здесь рай и вечный свет, но неба нет. И сказки о Диадеме возбуждают только наивных дурочек и дураков, таких как ты и твой Серафим. Мотыльки летят на свет, ну а света в свете нет.
- Я не могла любить тебя! Ты не Семён. Куда ты дел его душу?
- Куда? Обожаю комбинации. Душа твоего Семёна в теле, которое заснуло за столом мертвецким сном. Он и не догадывается, как я могу тасовать людей и кукол. Это я прилепил его к тебе, чтобы вы голубки здесь в райском саду нашли вечное успокоение. Я развею ваши души вместе. Вы умрёте в один день, один час, в одно мгновение. Вообразили себе, что есть куклы и люди… Нет никаких людей, на самом деле Вы все мои куклы. Куклам разрешаю пожить на поверхности, ну а рабочим куклам, , которые называют себя людьми внизу. У меня два мира и оба в подчинении мне.
- Я так понимаю, наши души с Семёном Вам чем-то не угодили.
- Вы не славите создателя, Вы покушаетесь на его роль. Не Вы первые это делаете. И не первый раз я распыляю таких дураков, как вы. Вы сами приехали ко мне, заглотнули наживку. Это моя игра, и в ней правила устанавливаю я. Я живу в ней иногда, спускаясь вниз в этих костюмах, но часто просто управляю дистанционно.
- Так ты управлял тогда, ты не был в теле Семёна. Он любил меня, а ты не способен любить. И сейчас в Серафиме не ты. Там его душа, душа моего любимого. Хоть ты и управляешь его головой, душа тебе не дана!
- Мне всё дано. Душа подчиняется уму. Вам ли со мной тягаться?
- Всё же, наверное, я могу тягаться с тобой. Ты ведь предпочёл на нашем пути поставить спрута, значит, боишься моей силы?
- Боюсь? Твоей силы… Её уже нет. Может, вернёшься к столу, подкрепишься? А вдруг она появится снова? Как же вы все скучны и предсказуемы! Как же Вы мне надоели. Распыление. Только распыление. Навсегда. Безвозвратно. И вы сделаете это сами. Тут за стенкой открытый космос. Сами выйдете и сами исчезнете без следа. Иди, буди своего дружка.
- Слизь вытри! Сочится из тебя мерзость.
- Потрепыхайся, рыбка. Ты на суше, нырнуть в водичку не получится… А ведь как ныряла, как ныряла… И всё зря, ай-яй-яй… Низшие существа, пшли вон отсюда. Даже умереть по нормальному не можете. И тела мне ваши не нужны, один урод, другая плешивая, без волос. Стереть и забыть.
Он захохотал, и между мной и им упала разделительная стена, как плаха, отсекая меня от него.
Шарик души загорелся, окружая меня сиянием, в голове начали собираться пазлы, быстро и феерично складываясь в картинку воспоминания. Я бросилась назад, в зал. Серафим спал, уткнувшись головой в стол, на котором сейчас было лишь гниющее мясо в ошмётках чёрной разложившейся зелени.
Я вытащила из-за стола обмякшее тело Серафима. Я легла и обняла его, наши души соединились. Наши шарики сплелись в диполь… Наша с ним любовь, от неё не осталось воспоминаний, всё перечёркнуто аварией, но дальше за ней, глубже цветущий луг , звёзды … Откуда я взялась? Память побежала ручьём по иссохшим руслам, там…. Там пронзило меня сладкой болью воскрешения. Покатились кадры прошлых веков. Передо мной встало лицо Тихо Браге. Его небесный замок Ураниборг, на острове Вен. И вспышка Сверхновой в созвездии Кассиопеи и Волосы Вероники, туда, куда он направлял свой взгляд. Я слышала, как бьётся его сердце, я осязала его рукой прикосновение к холодному металлу квадранта. Кадры, метки, смыслы, ядра, всё вспыхивало внутри меня узловыми точками памяти, все соединялось в одну смысловую цепь. Я уже была здесь и там... Мою душу распыляли много раз… Душа. Я и есть душа. Я и есть этот горячий шарик, что привязан к огненному ядру планеты… Я – ядро. Я - суть.
Наши сердца с Серафимом связались в единое, они бились как два крохотных ударника, каждый в своей частоте, но в едином ритме. Я уже знала, что произойдёт. Настанет миг, и исчезнут все декорации, мы останемся на каменном плато, которое и есть космический причал, нашу единую душу разорвёт взрывом. И это будет взрыв сверхновой, там вдалеке… Звёзды далеко, но для нас они близко, потому что мы сами и есть звёзды… Взрыв…Все части разлетаются и ты цепляешься за одну из них самую главную.
И в этой главной части нас двое, мы чувствуем друг - друга… А остальные наши части вспыхивают новым звёздным скоплением… Мы парим в космосе… Мы не видим расстояний… Впереди созвездие волос Вероники, моё родное созвездие. Там сияет моя звезда Диадема. Двойная звезда… И нас двое…Но мы вместе. Это наше начало, наш исток. Мы возвращаемся к нему.
Эпилог.
Мы парили в высоте прозрачного неба, потом зависли в шёлковых травах, не приминая их, слегка покачиваясь на верхушках, обдуваемых тёплым нектарным ветром. Так интересно быть и планетой и звездой и человеком одновременно. Но сейчас мы были людьми. В небе нашей планеты сияли два солнца. У нас практически не было ночи. Я смотрела в твои глаза, там плескались озёра нежности и тайны. Наши души были рассыпаны по разным мирам, сияли звёздным миражом галактик и скоплений. Вот и пушистая головка одуванчика, пока целая. Но если подуть, то разлетится в разные стороны.
Там на земле тоже остались крупицы наших душ, как якоря, к которым нам предстоит вернуться. Мы ещё так мало знаем про этот мир. В нём бесконечно много тайн и всяких разных поворотов и виражей. В нём есть и боль, и несвобода, и страх. Но самое главное, что в нём нет тупиков смерти, в нём всегда есть продолжение.