Очнувшись, я увидел какой-то подъем наверх. Это была лестница. Край ее был плохо виден. Она, устремляясь ввысь, сходилась в одной точке на черном небе.
Вокруг было много людей, но те, что были ближе, смотрели на меня и улыбались. Почему они были так счастливы я так и не понял. Эти люди подняли меня с пола, отряхнули и одели в темный свитер и штаны, но больше всего мне понравились черные лакированные туфли. Они красиво переливались на свету. Женщина, стоявшая в толпе рядом со мной, взяла меня за руку, и мы пошли к лестнице. Эта женщина была необычайно красива, а на ее лице сияла широкая улыбка.
Я поднялся на первую ступеньку, но удалось мне это с большим трудом. Меня тянули дальше, а я хотел присесть и отдохнуть. Вторая, третья, четвертая ступень. Идти становилось все легче и легче. Через какое-то время женщина остановилась, и мне тоже пришлось убавить ход. Она села на корточки передо мной и глубоко вздохнула.
— Вот ты уже и самостоятельно идти можешь, — говорила она, но идти я пока мог, только опираясь на перила, они предавали мне мистически-невероятной уверенности в себе, — и дальше ты пойдешь один. Это нелегкое испытание, но в конце пути тебя будет ждать награда. Верь мне, она того стоит. Я уверена, что у тебя все получится, Виктор.
Женщина смотрела мне в глаза и вдруг ее ясная улыбка сменилась поникшей гримасой. По ее щекам начали спускаться слезы, словно в дождь, и она обняла меня. Сквозь всхлипы я различил фразу:
— Я очень тебя люблю.
Как я знаю, так себя ведут люди, которые теряют то, что им было очень дорого. Видимо, я дорог этой женщине. Она выпустила меня из своих крепких объятий, достала платок из кармана длинного серого сарафана и вытерла слезы.
— Удачи, Виктор! — сказала она.
— Спасибо.
Я развернулся к ней спиной. Постояв минуту, я выдохнул и начал идти.
— Будь счастлив, сынок!
Я услышал крик и понял, что это был ее крик, но обернувшись, уже никого не увидел.
Сынок? Так получается я сын этой женщины? Но я даже не знаю ее имени. И куда она пропала вместе с людьми, окружавшими меня, когда я очнулся? После всех размышлений, которые принесли разве что гнилые плоды, я решил опустошить голову и идти дальше.
Кажется, что к концу не приблизился ни на йоту, но уже перестал держаться за перила. Теперь они мне кажутся бесполезными. Рядом со мной шли еще люди, но я не обращал на них внимания. Лестница была широкая, и на всей ее ширине кто-то стоял, кто-то шел. Все были заняты делом, а я устремился вперед. В голове все кружили слова матери о награде в конце пути. Было интересно, что же там и эта мысль не давала мне покоя. Может наверху меня ждет мама и все те люди, окружавшие меня? У меня к ним много вопросов.
Из-за своих размышлений я забыл, что нужно идти и стал на месте, как вкопанный. Оглядевшись вокруг, я заметил девушку у перил. Точнее сказать она стояла за ними. Убедившись, что совершаю ошибку, я решил к ней подойти.
— Что ты делаешь? — робко спросил я.
— А не видно?! Какой вообще смысл подниматься вверх?
В ее речи слышалось отчаяние и скребущая душу тоска. Всхлипывая, она продолжила:
— Я устала! Я больше не могу идти. Мне уже надоела эта вечная пытка. Надеюсь, хотя бы так это все закончится…
Я проглотил язык и не нашелся, что сказать. Но уже через пару секунд выдавил из себя вопрос:
— Как тебя зовут?
— Ева, — ответил мягкий дрожащий голосок.
— Меня Виктор. Давай… Я помогу тебе перелезть через перила.
Я протянул ей руку. Ева смотрела на меня большими голубыми, как океан глазами. На ее румяных щеках были слезы, но я не мог больше на них смотреть и вытер их рукавом. Ее лицо выражало страх и удивление одновременно, но я не мог понять, что такого сделал.
Когда Ева стала по другую сторону черной бездны, ведущей в никуда, мы молча продолжили идти.
— Ты помнишь, как сюда попал? — перебила она тишину.
— Едва ли, но точно помню женщину, которая научила меня ходить. Последнее, что она сказала — “Будь счастлив, сынок”, после чего она исчезла.
— А я помню, что очнулась одна, одетая в сарафан.
Сарафан Евы сильно походил на мамин, но был чуть короче.
— Я с трудом поднялась и научилась ходить. Если бы не перила, я точно осталась внизу.
— Попробуй их отпустить. Без перил идти даже проще. А главное — свободней.
— Но Виктор…
— Поверь мне, — перебил я.
Ева резко бросила перила и схватила меня за руку.
— Ты непротив побыть моими перилами? — улыбнулась она.
Я тоже улыбнулся и кивнул в ответ.
Все время, пока мы шли, мы разговаривали и не заметили, что ноги уже подкашиваются. Мы сели на ступеньку перевести дух, но Ева до сих пор не отпускала мою руку.
— Мы уже не идем, — заметил я, посмотрев на наши сцепленные ладони.
— Мне так спокойнее, — она улыбнулась.
Вспомнив, что она хотела с собой сделать, я решил не возникать.
Мы сидели и смотрели на бредущую куда-то толпу. Все были какие-то одинаковые, не выражали эмоций. Ева выделялась на их фоне, с ней было и правда спокойнее.
— Знаешь, — я решил завести разговор, — мама, перед тем, как исчезнуть, сказала мне, что в конце пути меня будет ждать награда и, как я думаю, она будет ждать каждого, но для всех она будет разная.
Ева смотрела на меня заинтересованным взглядом, а потом перевела взор на какую- то точку в небе. Она положила голову мне на плечо.
— А людей, идущих вместе, ждет общая награда? — задумчиво спросила Ева, но вопрос был риторический.
— Не знаю, — особо не подумав, ответил я. — Доберемся до верха, тогда и узнаем.
Но позже я задумался над вопросом Евы, ведь я чувствовал к ней какую-то привязанность и терять ее не хотел. Это очень странное чувство, но я решил на нем не зацикливаться.
Поседев еще немного, мы встали и продолжили идти.
— А знаешь что, Виктор? — внезапно спросила Ева.
— Что?
— Ты мне нравишься… Ну, то есть… Я чувствую какую-то симпатию. Ты умный, с тобой интересно общаться, ты добрый и, в конце концов, ты спас мне жизнь.
Где-то на этом моменте я перестал ее слушать, ведь во мне что-то перевернулось. Сердце начало бешено колотиться. У Евы тоже было это странное чувство.
— Я бы хотела увидеть награду вместе с тобой.
Я был в замешательстве. Не знал, что ей ответить.
— Ну, чего молчишь? — недовольно спросила Ева.
— Я… Я бы тоже этого хотел.
— Тогда нам нужно поторопиться! — выкрикнула она.
Ева отпустила мою руку и побежала вперед.
— Погоди! — я рванулся вслед.
Она была так счастлива, это предавало мне уверенности. Мы все бежали и бежали. Кажись, конца этой лестнице не будет, но вдруг я услышал крик Евы:
— Я что-то вижу! Мы уже близко!
На моем лице выступила улыбка, которую ничем не сметешь.
Внезапно Ева остановилась, но потом я увидел, что она стала на последнюю ступень. Я бежал быстро и не смог остановиться рядом с ней, а пробежал чуть дальше. Я обернулся и сказал:
— Ну вот, наконец!
Ева кивнула головой в бок и улыбнулась. Посмотрев прямо, я ничего не увидел, кроме гнетущей пустоты. Я снова обернулся к Еве, но ее уже не было, так же, как и лестницы.
— Ева! Где ты?! — я кричал, что есть сил. — Ева!
Но ответа не услышал. Слышал лишь удаляющееся эхо. Я пошатнулся. Будто сердце перестало гнать кровь по венам, начала кружиться голова. В ответ из мрака начали доноситься шаги.
— Кто здесь? — закричал я.
Меня охватила паника до кончиков пальцев. Я уж было бросился бежать, но начал различать силуэт идущего. Это был человек невысокого роста, одетый в черный балахон с капюшоном на голове. По лбу начал спускаться холодный пот. Все тело тряслось.
— Здравствуй, — сказала фигура.
Голос принадлежал женщине и казался мне очень знакомым. Человек снял капюшон и из него выпали белые бархатистые волосы. Вселивший в меня ужас, оказался моей матерью. На моих глазах начали наворачиваться слезы.
— Мама? — вполголоса произнес я.
— Да. Давно не виделись, — с улыбкой произнесла она.
— Где Ева?
— Пойдем, я тебе все объясню.
Она пошла вперед и мне больше ничего не оставалось, кроме как пойти за ней.
— Еву сейчас встречает проводник, как и я тебя.
— А кто ее встречает?
— Я не знаю, — отмахнулась она.
— И что делают проводники?
— Проводники провожают людей в начале пути и встречают в конце. Я буду вести тебя к награде, ведь ты ее заслужил.
— И что же это?
— Сейчас все увидишь.
Я старался не думать о Еве, но как бы я не пытался, все тщетно. Я был уверен, что только что все должно было быть хорошо. Мне бы еще хоть раз ее увидеть, но вряд ли это когда-нибудь уже случится.
— Вот, пришли.
Перед моими глазами лежал открытый гроб, увенчанный крестом.
— Ляг, отдохни. Дорога была долгой.
Я и в правду устал. Сев на край, мне стало не по себе, но от усталости не хотелось думать.
— Что со мной будет дальше?
— Покой. Тебя отпустят все переживания, мысли, тревоги и ты, наконец, отдохнешь.
Я чувствовал, что начинаю слабеть, но мне было все равно. Устроившись поудобнее, я спросил:
— Как тебя зовут?
— Не важно, — с равнодушием ответил голос.
Стало темно, и я совсем перестал о чем-то думать. Я слишком устал.