Олеся Николаева
В связи с чудесным исцелением моих глаз, вспомнила этот триптих, из которого уместно опубликовать первую часть.
РАВЕЛЛО
1
Помнишь ли ты городок Равелло,
взбежавший на гору к небу?
Помнишь ли синьору Альберту, которая на вилле Бланка
накрывала нам завтрак, варила горчайший кофе,
расплетала на открытой веранде,
повернутой с высоты к морю,
вьющиеся хищные побеги в колокольчиках –
пунцовых и синих
и то и дело, раздувая пышную грудь, зычным голосом, перекрывшим пение птиц,
звала своего сына:
– Оттобелло! Оттобелло! Отзовись, где ты?
Помнишь ли, как ходила она в белый собор
к Пречистой Деве Марии
и в монастырь святого Бонавентуры
и все просила о сыне своем – отроке Оттобелло,
который еще во младенчестве потерял зренье,
лишился света очей своих
и теперь блуждал в этом сумраке, нашаривая дорогу палкой,
и непрестанно плакал?
– О, Оттобелло, не плачь, – умоляла синьора Альберта. –
И голос ее заливал собою Равелло.
– Отчаянье не носи в сердце, не скармливай ум обиде,
не корми слезами угрозу, не будь, как нечестивый
синьор Джузеппе, –
кощунник и святотатец:
у него молнией спалило сырную лавку,
так он совсем тронулся, совсем обезумел, –
то бил себя в грудь, сидя на пепелище,
то кричал на все Равелло Творцу,
чтобы Тот сделал вовсе не бывшим все то, что было...
А потом ворвался в собор к статуе Пресвятой Девы,
оторвал от нее Младенца и, подняв его
над своей головою,
закричал: “Не отдам Его тебе, Мария, доколе
не вернешь мою сырную лавку,
ибо ее попалил огонь, посланный с неба!”
– Нет, дорогой Оттобелло, – повторяла синьора Альберта. –
И потом – разве он чего-то добился?
До сих пор пьет вино печали с запахом гари,
давится хлебом дерзости, на котором копоть...
А вот мы с тобой отправимся на могилу
к одному блаженному брату Джиамбуоно
и попросим его принять наши обеты.
Скажем ему: если Бог, по заслугам твоим,
блаженный Джиамбуоно,
дарует зренье отроку Оттобелло,
то мы отольем два прекрасных восковых глаза
и принесем их в дар на твою могилу”.
Так говорила славная синьора Альберта,
и через весьма малое время и у виллы Бланка,
и на площади перед белым собором, и у монастыря
святого Бонавентуры,
и, наконец, у кладбища, где покоились блаженные братья,
можно было слышать голос доброй синьоры,
можно было видеть на всех дорогах,
как она проносит на вытянутых руках, на открытых ладонях
два огромных восковых глаза,
как кладет их бережно, по обету,
на могилу святого брата.
А за нею, отставая почтительно на полшага,
следовал безо всякого преткновенья
сын ее Оттобелло
и смотрел он так, веселя хрусталик, на все творенье,
словно бы притрагивался ко всему трепещущей роговицей,
собирая золотую пыльцу света
в колбочки нежнейшей сетчатки.
И тогда – помнишь ли – погорелец из сырной лавки
возвратил в раскаянье Украденное из собора,
ибо все Равелло встало возле его хижины на колени,
восклицая: “Джузеппе, верни Пресвятой Деве Сына,
верни, наконец, Матери Божией Младенца!”
И почувствовав себя, словно оный Ирод,
затворился он тотчас у святого Бонавентуры
умерщвляя плоть неистовую бичеваньем.
Картина Франческо дель Косса.
***
С.Ф.
Я всегда считал, что Олеся поэт-пророчица. Вот она и напророчила себе исцеление двух глаз, задолго до сего чудесного события. В будущем исследователи будут изучать пророчества поэтессы, в каком десятилетии по её рождестве они были написанные и в каком сбылись, раскрывать смыслы и значения рифм. (Жаль, что нельзя заказывать пророчества, я бы попросил напророчествовать о разрешении ситуации с квартирой. Только не на два метра к одному.)
"Помнишь ли ты городок Равелло,
взбежавший на гору к небу?
Помнишь ли синьору Альберту, которая на вилле Бланка
накрывала нам завтрак, варила горчайший кофе,
расплетала на открытой веранде,
повернутой с высоты к морю,
вьющиеся хищные побеги в колокольчиках –
пунцовых и синих
и то и дело, раздувая пышную грудь, зычным голосом, перекрывшим пение птиц,
звала своего сына:
– Оттобелло! Оттобелло! Отзовись, где ты?"
***
"Итальянские пейзажи! Только пения тенора не хватает! Солнечное бытие.
"Помнишь ли, как ходила она в белый собор
к Пречистой Деве Марии
и в монастырь святого Бонавентуры
и все просила о сыне своем – отроке Оттобелло,
который еще во младенчестве потерял зренье,
лишился света очей своих
и теперь блуждал в этом сумраке, нашаривая дорогу палкой,
и непрестанно плакал?"
***
Другая сторона медали. Жизнь не пастораль или марина! Серьёзная драма в солнечных лучах.
***
" О, Оттобелло, не плачь, – умоляла синьора Альберта. –
И голос ее заливал собою Равелло.
– Отчаянье не носи в сердце, не скармливай ум обиде,
не корми слезами угрозу, не будь, как нечестивый
синьор Джузеппе, –
кощунник и святотатец:
у него молнией спалило сырную лавку,
так он совсем тронулся, совсем обезумел, –
то бил себя в грудь, сидя на пепелище,
то кричал на все Равелло Творцу,
чтобы Тот сделал вовсе не бывшим все то, что было...
А потом ворвался в собор к статуе Пресвятой Девы,
оторвал от нее Младенца и, подняв его
над своей головою,
закричал: “Не отдам Его тебе, Мария, доколе
не вернешь мою сырную лавку,
ибо ее попалил огонь, посланный с неба!”
***
Библейско- Дантевско- Достоевский уровень. Анти-Иов, итальянские "Бесы"!
***
А за нею, отставая почтительно на полшага,
следовал безо всякого преткновенья
сын ее Оттобелло
и смотрел он так, веселя хрусталик, на все творенье,
словно бы притрагивался ко всему трепещущей роговицей,
собирая золотую пыльцу света
в колбочки нежнейшей сетчатки."
***
Дивный образ! Такого не придумаешь!
Нежнейшее чудо! Почти образ нетварного тихого свет