Быстренько собрав необходимые вещи, запас продуктов, налив канистру бензина и проверив бензопилу, Степан с Фролом пошли в тайгу, облагораживать тропу к зимовью. Фрол, напуганный былым происшествием, работал, как бешеный, подгоняя Степана и стремясь уйти как можно дальше.
— Куда торопишься, соседушка, — ухмыляясь в бороду говорил Степан. - Если догадаются — везде найдут. Наймут людей с собаками. Денег у кооператоров хватит.
Фрол, нервно соскакивал, хватал топор, и бестолково рубил сучья.
— Давай, давай, хватит сидеть! — подгонял он охотника.
При таком усердии дело спорилось быстро. Степан даже не предполагал, что всего через три дня выйдут к Гремячему ручью — самой большой преграде на пути к зимовью. Походив вверх и вниз по течению, выбрали оптимальный вариант: свалили через ручей три лесины, стянули их веревками и сбили скобами. Получился неплохой мостик. Решили передохнуть, немного отлежаться: болели руки и спина, тело сковывала накопившаяся усталость.
— Загнал ты меня, Фролка, — кряхтя, ворчал Степан. - Теперь один будешь пахать — впереди сплошной завал бурелома.
— Не дрейфь, Степка, — бодро отвечал напарник, — пройдем через него, как нож сквозь масло!
— Ага, пройдем! — масло-то, — стылое, нож сразу не полезет, — смеясь, отвечал Степан. - Отдыхай, набирайся сил.
А силы потребовалось, действительно, много: небольшая лощина была завалена стволами различных деревьев, направленных вершинами в одну сторону. Словно мощной взрывной волной свалило десятки кедров и лиственниц, создав непроходимый частокол из ветвей и стволов. Пройти верхом было практически невозможно, только под стволами, проползая на четвереньках.
Степан всегда удивлялся необузданным силам природы: тихий, ласковый ветер, иногда превращался в могучую, безжалостную бурю, ломающую и коверкающую столетние деревья. А некоторые, вырывая с корнем, сбрасывал с уступов высоченных скал, устремленных уступами в небо.
Дело шло медленно. Пропилив проход сквозь очередной упавший ствол, приходилось вытаскивать через него чурки — в сторону откидывать было некуда — кругом торчал частокол ветвей.
Фрол заметно скис. Ворча, таскал тяжеленные чурбаки.
Почти три дня потребовалось друзьям, чтобы пройти каких-то двести метров через лощину.
Порядком вымотавшись, наконец, выбрались на вершину лога. И почти без сил повалились в заросли колбы.
— Скока денег зря пропадат, Степка! — с сожалением сказал Фрол, оглядев с высоты лога склон долины, — тыщи, сотни тыщ, лежат под ногами: бери — не хочу!
— Лежат-то лежат. Кто бы только их поднял, — ответил Степан. Ты заметил, что колба стала пользоваться меньшим спросом? Даже наши, местные, едят ее уже реже. Видите ли, пахнет изо рта не очень приятно. Культура, мать их… А сами с крыльца частенько прудонят, ленясь дойти до туалета. России до культуры, как до Пекина пешком!
— Точно, Степка, — истину говоришь! — одобрительно кивнув головой, сказал напарник. Надысь,* иду с магазину, в парке, возле памятника героям Революции сидят пацаны: Федьки сын и Манькин сураз.** Пьют пиво. Да леший бы с имя, пущай пьют, но стали бить пустые бутылки о памятник! Подошел к ним, стал ругать, а оне послали меня на три буквы! Не сдюжила натура: напинал по жопе обеим! Тута же прискакала Манька, и давай орать, что ребенка искалечил. Написала жалобу в ментовку. Приезжал участковый, выписал штраф и пригрозил, что может посадить. Видал я этого мордана в погонах у Маньки — ночами приезжат, тайком. Жрут самогон, а потом трахаютца. Где правду искать, Стёп? У кого?
— Да — вздохнув, ответил Степан. - Трудно сейчас правды добиться, всё стало мериться на деньги. Еще хуже будет, Фролка, вот посмотришь!
Замолчали, думая каждый о своем. Отдохнув и подкрепившись хлебом и салом со свежей колбой, продолжили путь.
До конца дня удалось пройти довольно приличный кусок тропы до следующей речушки. Оказалось, здесь тоже надо строить переход. Расположились на ночлег, развели костер, сварили немудреную похлебку из сала и пшена, поели, и легли на хвою под большой елкой. Ночи были еще по-зимнему прохладны. Кутались в теплые тужурки, укрывшись с головой от надоедливых комаров. Степан, по привычке, положил рядом взведенное ружье. Под левую руку — Найду, и задремал.
Собака, набегавшись за день, тоже устала, свернувшись калачиком, укрыла нос хвостом и уснула. Снилась Степану бескрайняя тайга, голубой простор между могучими хребтами. Явственно слышался шум горных речек, плеск хариусов на перекатах. Как вдруг, качнулась земля. Перед ногами разверзлась дымящаяся, черная бездна, невероятной глубины, что даже закружилась голова. Из ее разверзнутой пасти, на Степана уставились громадные, раскосые глаза корейца.
Вздрогнув всем телом, он проснулся. Вскинулась и Найда. Сердце бешено колотилось о ребра, во рту пересохло. Ощущение было, как с капитального перепоя. Приходя в себя, огляделся: Фрол дрых беспробудным сном, умаявшись за день, солнце еще не вышло из-за пиков далеких гор, но стало довольно светло. Туман редкими клочьями заполнял низину, длинными языками поднимаясь по склонам ущелий в небо, превращаясь в густые облака.
«Будет дождь, — отметил про себя Степан, - вернемся в село, переждем, пополним запас продуктов, бензина, и пойдем снова».
Разбудил Фрола, обсудили с ним погоду, и решили вернуться, чтобы не мокнуть. Отойдя от тропы метров на двадцать в сторону, Степан спрятал бензопилу в камнях, замаскировав ветками и мхом, отошел в сторону — не видать.
Позавтракав на скорую руку, покормив собаку, отправились по готовой тропе обратно. Идти было легко. Не мешали сучья, не надо было ползти под упавшими стволами, искать переходы через ручьи. Взошло яркое солнце, осветив огненными стрелами долину. Ожили обитатели: залетали птицы, по веткам кедров запрыгали, играя, белки, начался обычный таежный день. Переходя очередной ручей, Степан обратил внимание, что на глинистом берегу четко отпечатался след олочей,***совсем свежий, не успевший подсохнуть. Подозвав Фрола, показал.
Фрол, недолго думая, сразу определил, что тут ходили корейцы. Только они носят такую обувь. Степан рассказал о своих отношениях с Кимом, о том, что раньше ему продавал пушнину, добытую браконьерским способом. И о просьбе продать Найду. Фрол помолчал, а потом сказал такое, что Степану стало не по себе.
— Стёп, ты извини, соседушка, но я тебе скажу кое-что… Слышал я в деревне о «терках» между тобой и корейцем. Кореец промолвился, что отберет у тебя собаку любым способом.
— А вот это он видел? — согнув руку в локте, и ударив ладонью другой, по сгибу, показал Степан, — да я за Найду глотку вырву этому узкоглазику! Достал, сука! Ходит кругами вокруг нас — вынюхивает мое зимовье.
— Кто ходит? — испуганно подскочил Фрол, — следят за нами, что ли? Пришлось Степану поделиться опасениями насчет корейца.
— Да, Степка, похоже, на тебя открыли охоту. Эти твари от своего не отступятся.
Разговор с соседом не на шутку встревожил Степана. Придя домой, не привязал Найду, как обычно, а отпустил в ограду, наказав: «Сторожи!»
Ночью засверкали молнии, загремело… Ливанул дождь с градом.
- Вовремя притопали, — подумал он, засыпая под мягким и теплым боком Марии.
На следующий день пошел к соседу. Пора было идти в тайгу, продолжать работу.
Фрол дрых, беспробудным пьяным сном. На столе валялись остатки ночного пиршества: огрызки огурцов, открытые, выеденные наполовину банки кильки, перья лука, клубни вареной картошки. Сиротливо стояла пустая банка из-под самогона.
Степан с трудом растолкал Фрола.
— Подъем, алкашина, тайга зовет!
Фрол протер кулаками слипшиеся веки, и уставился на него мутным похмельным взглядом.
— Не, Стёп, усё, не пойду, — ответил он. И, чуть помолчав, добавил: «Не хочу брать грех на душу».
— Какой грех? Ты о чем, Фролушка? — ласково спросил Степан.
Фрол в ответ промычал что-то нечленораздельное, охватив руками голову, и, повалившись на подушку, затих. Степан вышел из избы: что спросишь с запойного?
Подался к дому.
— Стёп, погоди! — услышал он на улице голос жены Фрола, - да погоди ты ради Бога! Запыхалась тебя догоняя.
— Что за гульба у вас сегодня? — спросил Степан, — Фрол лежит в отрубе.
— Ой, Степка, не говори! — запричитала Стешка, — горе пришло в дом!
— Стой, погоди, не разводи сырость! – остановил её причитания охотник, — расскажи толком!
— Ой, Стёп, — снова начала она, — Фрол совсем с катушек слетел: обещал корейцу украсть для него Найду.
— Ты подумал, на чо он гулят? — этот змей узкоглазый дал ему денег, сказав, что заплатит еще тыщу, если он приведет к нему собаку.
Степан, замерев от нехорошего предчувствия, слушал продолжающую причитать Стешку. В памяти мигом встали события, которые произошли недавно.
— Ладно, Стеш, не скули, возьмешь завтра расчет, у Марии, что я должен Фролу, больше я его с собой не возьму! — сказал Степан, круто развернувшись, пошел прочь.
Дома, не мешкая, собрал рюкзак, канистру с бензином, и быстрым шагом пошел из села. Всю дорогу душу не покидала тревога: «Что будет дальше? Остался один… Вот же предатель Фрол! Сроду не подумаешь».
Дошел до места, с которого возвратились с Фролом, взял из схрона бензопилу, пошли с Найдой дальше. Теперь одному было труднее вдвойне: тяжелые бревна через ручьи и речушки уже не потащишь.
Пришлось валить лесины, которые рядом. Через три дня работы Степан уже пожалел, что связался с этим тяжелым делом, но деваться было некуда: тропа нужна!
Вновь спрятав бензопилу, Степан с собакой вернулись в село за продуктами и бензином. Отдохнув сутки, отправились снова в тайгу.
Дойдя до места последней работы у ручья, он с удивлением увидел, что бревен, которые лежали поперек его — нету! Это было уже слишком! Степан понял, кто за ним следит, и кто начал вредить.
Взведя курки ружья, пошел по кругу, пытаясь обнаружить следы незваных гостей. Найда вначале уверенно взяла след, а потом остановилась, зачихла, прочищая ноздри. Охотник наклонился, взял горсть старых хвоинок, понюхал. «Так, понятно, гаденыш, смазываешь подошвы олочей смесью перца, табака и камфары, чтобы собака след не взяла? Ну что ж, поохотимся друг на друга — достал ты меня! Законы в тайге суровы: если на тебя открыли охоту, то тут, кто кого…».
Степан снова не пошел по направлению к зимовью, до которого осталось пара километров, а свернул в сторону, с намерением сделать крюк и вернуться на тропу.
Спрятав бензопилу и канистру с бензином, они с Найдой пошли вверх по ручью. Пройдя в кедровники, Степан залег за большими валунами, приготовившись наблюдать. Примерно через час он увидел, как закачалась веточка рябины метрах в пятидесяти впереди. «Кажется, идет, тварь. Сейчас и поговорим! Степан взвел курки ружья, рядом уложил собаку. До рези в глазах вглядывался в зеленые заросли. Вдруг каким-то шестым чувством Степана швырнуло с камня на землю. Послышался характерный звук ружейного выстрела.
Урча злым шмелем, пролетела самодельная свинцовая пуля, смачно чмокнув по стволу кедра. Посыпалась кора и хвоинки.
Степан выглянул, и увидел в стороне, в зарослях метелочника, облачко дыма от выстрела. Пальнул туда из обеих стволов. Снова залег за камень, перезаряжая оружие. Перезарядив, ползком, стараясь не задевать тонкую поросль кустарников, сменил место дислокации.
Снова послышался звук выстрела. Над головой прошуршала картечь, срезая веточки акации. Степан не ответил выстрелом, а переполз дальше. Найда нетерпеливо взвизгивала, стараясь убежать. Приходилось ее сдерживать. «Да цхан подра!» (принимай мое копье!) — послышался знакомый голос корейца.
— Щас, тварь, приму! Усерешься, со своим копьем! — со злобой крикнул он.
В ответ прогремел новый выстрел.
— Степана, давай мине твоя собака, и я уйду! — снова послышался крик корейца.
— А, ху-ху, не хо-хо? — в ответ крикнул Степан, — обломишься!
Снова прогремел не прицельный выстрел. Неизвестно, чем бы закончился поединок Степана с корейцем, как неожиданно из кустов, где прятался кореец, раздалось рычание, возня, выстрел, и жалобный крик. Все стихло. Найда рвалась из-под руки Степана к лежке корейца. Выждав немного, охотник ползком сменил место, укрывшись за камнями, специально пошевелил тонкий куст черемухи. Реакции не последовало.
«Что там произошло? Почему послышалось рычание и крик?» — думал он. Пригнувшись, прячась за камнями, зная коварство и хитрость корейцев, Степан подошел к месту, откуда он стрелял. Глазам предстояла трагическая картина: кореец лежал на спине в луже крови с разорванным горлом, не нем лежал волк с торчащим из груди ножом. Найда подбежала, закружилась поскуливая вокруг. Степан узнал по откушенному уху старого знакомого — жениха Найды.
Собака села возле трупов, подняла морду, и неожиданно завыла, совсем по-человечьи, по-бабьи, с причитанием и всхлипами.
Охотник с удивлением увидел возле ее глаз мокрые полоски: собака плакала!
Зря говорят, что животные не могут сопереживать. Сопереживают все, наделенные высшей нервной деятельностью.
Степан стоял потрясенный: « Надо же, отблагодарил нас волчара. Спасибо тебе!»
Взял рюкзак корейца, вытряхнул содержимое. Обратил внимание на небольшой кожаный мешочек. Развязал, высыпал на ладонь небольшие, с горошину, камешки желтого цвета. «Золото? — забилась в голове мысль, — откуда? В наших местах его вроде бы нет, по крайней мере, ни от кого не слышал… Надо отнести золото в милицию и сообщить, что корейца порвал волк, — подумал Степан».
Обложив останки корейца камнями, укрыв ветками, поднял труп волка и решил похоронить. Найда бежала следом, не отрывая взгляда. Нашел небольшое углубление между камнями, уложил тело, засыпал валунами покрупнее.
— Спасибо тебе, волчара. Возможно, ты спас мне жизнь, — задумчиво произнес охотник.
— Пошли, Найда, в село. Позвоню в милицию, пусть разбираются. Мне потом разборки и стычка с братьями Кима ни к чему.
Еще раз оглядев место происшествия, пошли по тропе домой.
* надысь - в просторечии - недавно.
** сураз - незаконнорожденный ребенок.
***олочи - корейская кожаная обувь.
(продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/23/152)