Как ни крути, а наше общество всегда будет делиться на классы людей: бедные, никакие (средние) и богатые… И не стоит этому удивляться, открывая себе глаза на мир, ибо это понятие зародилось еще в древние времена, когда появилось так называемое «имущественное неравенство», не побоюсь столь сложной формулировки своих мыслей...
Однако, как по мне, в данной методике деления людей на черное, белое и никакое есть один весомый недостаток… а именно употребление слов «бедный», «богатый» и «никакой» в их изначальном смысле, что в корне неверно, поскольку, как по мне, нет «богатых» или «бедных», как таковых… Есть те, кому служат, те, кто служит, и те, кто пытается поймать объедки со стола первых и вторых, при чем, если им это удается – результат становиться поистине ужасающим, как для тех, так и для тех.
Так к чему это я… Точно такое же «классовое» мироустройство можно спокойно провести и в нашей второй группе по социологии, философского факультета, где разделение людей по трем вышеприведенным «ролям» произошло в кратчайшие сроки и без лишних задержек. Механизм работает безупречно. У нас есть «богатые» люди – те, кто постоянно находиться в центре всеобщего внимания, выступают этакими «представителями» народа и пользуются своим «богатством» (уважением, харизмой и т.п) ради достижения своих личностных целей… Проще говоря у них есть все. Есть «средние», которые являются основным «инструментом» богатых, и в надежде хоть ненадолго познать жизнь в безупречном раю, топчут друг дружку на пути к великой цели – становление «богатым». Они, кстати говоря, владеют третьей частью тех «достоинств», что присущи первым. Ну и бедняки… этакие волки-одиночки, которые… «бедные», и этим все сказано. Они бедные на друзей, какие-либо отношения, уважение в глазах других (хотя мне, например, это и подавно не нужно), и носят лишь одну единственную функцию – до усрачки напугать «средних», чтобы те, в свою очередь, ни за что не перестали подчиняться богатым и не заслужили пожизненное клеймо изгоя этого самого «общества».
Учитель Дано отложил мое «сочинение» в сторону и тяжело вздохнул.
- И чего эт вы так вздыхаете? – спросил я, скорчив на своем лице неприветливую гримасу.
Учитель Дано, увидев мою физиономию, лишь отрывисто вздохнул, словно пытаясь придушить в себе нарастающий гнев, но быстро взял себя в руки.
- Слушай, Икки, каким было домашнее задание на сегодняшний семинар? – сказал он медленно, коварно улыбаясь, будто готовясь скормить мне эти два листа а4, которые он сейчас держал в правой руке. - Написать сочинение о том: «Какие ты видишь свои дальнейшие (нормальные) отношения с членами своей группы…» - а ты что сделал?..
- «Нормальные» это вы только что сюда приплели, верно? – ехидно усмехнулся я.
- Не перебивай, задохлик! - отчеканил учитель Дано, и я тотчас умолк, решив, что за последнюю неделю увечий синего цвета на моем теле имею предостаточно.
– Ох-х… и почему, интересно, у тебя столь испорченные взгляды по отношению к людям? – наконец, спустя какое-то время, продолжил он, постучав указательным пальцем по деревянном столу.
- Разочаровался в них, вот и все, - хмыкнул я, делая умное лицо, презренно натянув кончики губ.
- Ток девятнадцать стукнуло, а уже разочаровался? Хорош, марафонщик… - покачал головой мой учитель и снова, кажется, принялся перечитывать мое «сочинение».
- Нет, просто реалист. Чем быстрее ты поймешь насколько сильно люди отличаются от твоих надуманных детских идеалов, тем легче тебе дальше будет принимать их такими, какими они и являются на самом деле… Что нет рыцарей на белых конях и тем более сказочных фей, что всячески помогут идти тебе по той сложной и извилистой дороге, именующейся жизнью. Я понял это давно, очень давно, просто не предоставлялась возможности кому-то рассказать, да никто и не спрашивал, знаете ли… - сказав эту невероятную рацею я улыбнулся. Улыбнулся так, как всегда улыбаюсь, когда чувствую, что правда на моей стороне. Мертвый взгляд дохлой рыбы и ехидная, чуточку поддернутая вверх усмешка настоящего дьявола воплоти, которая еле-еле приоткрывает верхнюю часть моих белых зубов, заставляя собеседника либо отвести свой взгляд, либо попытаться выбить мне эти самые зубы.
Учитель Дано не входил ни в первый, ни во второй список, чем не мало дивил меня время от времени. Он лишь тяжело вздохнул (снова), будто в очередной раз жалея меня, но… жалости мне нужно. Я никогда не нуждался в ней, никогда не просил у кого-то о помощи и не буду просить, создавая этим проблемы другим.
- И чего эт вы так вздыхаете? - спросил я, внимательно изучая каждый мускул на лице своего преподавателя, которого я знаю от силы три недели, но который уже вовсю хочет мне «помочь».
- М? Да так, не важно… - ответил он, поправив стопку бумаг у себя на столе (делая это движение каждый раз, когда пытался уйти от прямого ответа на вопрос).
Я немного помолчал, всеми фибрами души чувствуя повисшую в кабинете неловкую тишину, а затем мерзко скривился.
- Эм, знаете что, учитель… даже не думайте меня жалеть, ибо нет ничего хуже в этом мире, нежели жалость, которая лишь демонстрирует слабость и немощность человека, что не в силах решить все свои проблемы сам, - сказал я «невзначай», сухо и безэмоционально, словно избавляя учителя Дано от какой-либо моральной ответственности за его молчание.
Мой преподаватель удивленно посмотрел на меня, наверняка думая о том, не читаю ли я людские мысли, а после ответил.
- А я тебя и не жалею, Икки, - молвил он, улыбаясь, но глаза его были задернуты серой и мрачной пеленой такой же серой и мрачной печали. – Ты ведь давно уже понял, что в этом мире не бывает «сказочных фей», которые всячески помогали бы тебе идти по столь извилистой и сложной дороге, как жизнь, и попутно тебя утешать…
«Это вы сейчас повторили слова, что я сказал выше, или же просто издеваетесь?..» - раздраженно подумал я, глядя в глаза учителю Дано, но, так уж и быть, решил ничего не отвечать.
- Ладно, мне пора идти обратно в аудиторию. Скоро пара начинается, - сказала я, сунул руки в карманы и неспешно поковылял к двери. Однако, прямо у выхода меня остановила чья-то сильная рука.
- Ну чего вам еще? Я ведь уже пересдал вам сочинение, неужели снова что-то не так? – обернулся я к учителю Дано.
- Знаешь, Икки, я тут подумал… - задумчиво начал учитель. - Может быть, ты просто еще не встречал этих самых «рыцарей на белых конях»? – сказал он мне, загадочно ухмыляясь.
- А может они просто все вымерли, как динозавры, когда человек понял, что честь и совесть лишь очередная преграда на пути к решению абсолютно всех его житейский проблем – лжи и лицемерию? - отрезал я, дернув плечом, и вышел в коридор.
Еще долго я чувствовал на своей спине взгляд серых глаз высокого и худощавого учителя Дано, пока не свернул за угол, и не утопил свое тело в потоке людей, захлебнувшись душной испариной.
Отовсюду доносился приглушенный шум: шаги и стук обуви разносился тихим эхом по длинным, почти что нескончаемым коридорам, пропадая где-то среди потолка, забиваясь в щели между карнизами черной пылью. Солнце, бледное осенью, и неприветливое из-за утреннего дождя, светило в квадратные окна белесым светом, ни капли не согревая.
Я поправил на спине свой рюкзак, на котором весело подпрыгивал деревянный брелок в форме непонятной мне геометрической фигуры – единственное «веселье» на один квадратный метр вокруг меня, и взошел на третий этаж университета, потихоньку приближаясь к своей аудитории, которая вот-вот должна была показаться вдалеке.
Тут в меня врезался какой-то высокий парнишка, извинился, бросив через плечо странную невнятную фразу ради приличия, и убежал… убежал, даже не посмотрев в мою сторону… А стоило, знаете ли. Ибо из-за этого спонтанного «налетчика» я мало того, что оказался на земле, так еще и вывалил содержимое своего портфеля на всеобщее обозрение полу. Пришлось впопыхах собирать тетрадки, путаясь под ногами других студентов, извиняясь за привнесенные им «неудобства» на каждом шагу.
Неудобства… Как я уже говорил, я не люблю создавать своим присутствием проблемы другим людям. Придерживаясь где-то у себя в голове искаженной трактовки пословицы: «За добро платят добром», - не путаешься под ногами – не путаются у тебя… А добавив к вышесказанному стиль заядлого одиночки, который я успешно веду с седьмого класса, выходит - что у меня под ногами почти никто никогда не путается, чему я несказанно рад…
Вот только, знаете ли, бывают иногда моменты, когда ты выходишь из созданной тобой «зоны комфорта»… Не по своей воле, конечно, какой человек, спрашивается, насильно захочет лишить себя того, что он выстраивал долгие годы, но выходишь… У всех это бывает по-разному. И я, например, принимаю это с тошнотворной улыбкой, полной иронии к самому себе, и, что называется, с головой ныряю в бассейн под названием «общество».
Кстати, на счет него. На счет общества. Как вы могли уже догадаться, а может и не могли - я вхожу в последний, названный мною «класс» людей, что можно определить по моим, весьма «нестандартным» взглядам на жизнь. И, кстати, на счет жизни! Она, знаете ли, кроме абсолютно обыкновенной внешности: черных волос (немного торчащих в разные стороны) среднего роста, и малость сутулых плеч, наделила меня еще одной невероятной способностью: видеть и обнажать истинную сущность человеческих душ.
Скажите: а не сильно ли я много о себе возомнил, этакий Сократ двадцать первого века? Так вот - ни капли. Я просто уверен в себе и в своих убеждениях, таких как, ну, например: что в современном мире добрых людей попросту нет. Каждый так или иначе думает только о себе, поскольку еще на самом подсознательном уровне у нас заложен инстинкт самосохранения (исходя из той известной теории о том, что мы походим от обезьян), и ради этого, ради собственного выживания мы пойдем на все! Даже на убийство.
И не пытайтесь меня в этом переубедить! За свои девятнадцать лет я, к сожалению, повидал слишком много. Я никогда не пытаюсь доказывать то, в чем ничего не смыслю или то, в чем не смылю на все 100%. А еще я упертый, как баран, и своим принципам изменять не привык, посему, если вы считаете по-другому – ну что же, считаете. Не зря же кто-то там сказал, что у каждого человека своя правда, и я с этим полностью согласен! Я не согласен лишь с тем, чтобы другие лезли в мою правду со своей, прикрывая это наивным предлогом «поумнеть» или же «измениться»… Говоря так, люди лишь хотят, чтобы мы стали быть похожими на них, ибо такими, какими мы есть сейчас – тяжело управлять. Они просто давят на нас удобной им ложью, заставляя не «умнеть», дорогой друг, а идти на душевный компромисс с самим собой.
Поэтому, просто смиритесь с тем, что я никогда не поумнею, и на этом все. Да, вполне вероятно, что после такого заявления ярлыки общества мне обеспечены, типа: нахал, мудак, идиот или нечто подобное, однако и в этом случае выиграю только я! Почему? Потому что любая слава – уже считается славой. Да и, разве не лучше людям заранее знать какой ты человек, считывая информацию с этих самых ярлыков, чтобы потом не пожалеть о знакомстве с тобой? О знакомстве с идиотом?
Вешая на нас ярлыки, они сами фильтруют поток людской массы, которая каждый день окружает нас со всех сторон. Они делают за нас нашу же работу, отсеивая тех, кто не достоин – самих себя. Лично я считаю, что только выиграю от того, что ко мне не будут лезть все подряд, навязывая мне свои идеалы, проблемы и тягость мирской жизни.
Я быстро поднял последнюю тетрадь, которая отлетела дальше остальных и по которой уже изрядно потоптались другие студенты, и бегом кинулся на пары, поскольку неожиданно весь коридор пронял дикий и восторженный крик звонка.
Подбежав к нужному кабинету, я быстро открыл дверь и ввалился внутрь – в большом белом помещении с деревянным полом было полно народу, но на меня никто даже не посмотрел. Бросив кроткий взгляд в сторону кафедры и удостоверившись, что учителя все еще нет, я поспешил занять свое место за пятой партой последнего ряда, что притаилась у квадратного окна наружной стены, и затих там, как субмарина на глубине в тысячи миль.
Достав из кармана рубашки черную ручку, а также одну из пожеванных чужими подошвами тетрадку из своего портфеля, я принялся покорно ждать того злосчастного момента, когда в аудиторию должен будет зайти учитель…
За плечи меня хватал сон, в глазах двоилось – признаки лени, проявляющиеся в моменты крайне дурного настроения, которое идет бок-о-бок с моим мировоззрением. Мне было скучно и это меня нервировало.
Вот прошло еще пять минут пары, а от того, кто должен, по сути, отрабатывать здесь свою зарплату, обучая недальновидных студентов всяким мирским премудростям, ни слуху, ни духу…
Да, признаюсь, есть за мною один грешок, а именно я просто терпеть не могу людей, которые безответственно ставиться к своей работе, какая бы это работа ни была. И чтобы сразу избавить вас от причины тотчас поливать меня грязью за такое «резкое» заявление, я приведу вам элементарный пример, дабы подтвердить свои слова.
В общем, если ты опаздываешь – то причиняешь неудобства тому, с кем, допустим, назначил встречу, то бишь начинаешь рушить его планы, в которые твое опоздание ну никак не входило. Соглашусь, ты можешь сделать это ненамеренно, опоздать по случайности, однако делать что-то ненамеренно – то и означает, что путаться у людей под ногами, мешая естественному ходу вещей, что, как вы знаете, идет против моего жизненного кредо...
Впрочем, интеллектуальные рассуждения на данную тему мне не сильно помогли. К тому же, мусолить ее уже в третий раз за этот месяц было как минимум странно, а как максимум – глупо, ибо все равно подобных слов тому, кто рушит тебе все эти планы, - ты все равно не скажешь. Обидеться, расстроиться, а в нашем случае – завалит на экзамене, что выглядит не очень перспективно. Может я по-своему и странный (хотя, что, нынче, в современном мире можно посчитать нормальным), но далеко не дурак, чтобы развязывать войну с превосходящим меня по силе противником. Поищите другого.
Именно поэтому я стал блуждать взглядом по аудитории, относительно быстро наткнувшись на небольшую группку людей, что весело болтала себе у кафедры. Да, дорогие друзья, именно «группку людей», не приятелей, не знакомых и даже не друзей… Люди, а точнее «богатые» люди, люди с первого, названного мною класса, сейчас весело болтали у доски, смеясь и подтрунивая друг дружку, натягивая на лица абсолютно фальшивые улыбки, которые такие же пустые, как и их «видимые отношения».
Ведь, если задуматься, то у всех этих… пяти человек – нет ничего общего. Их связывает только статус и инстинкт, который постоянно твердит им: ищи себе подобных, ибо, как мы все знаем – жить, хотя нет, выживать в кучке всегда легче.
Они все разные, но, понимая, что по одиночке ничего из себя не представляют (как и все люди, впрочем), стараются держаться вместе, «помогать» друг другу и тому подобное, преследуя, при этом, абсолютно эгоистические намеренья.
Ну, возьмем, например, Мишеллу – типичный «богатый» человек, природа одарила ее красотой, изяществом, тонкой натурой и… и все. Все, что у нее есть – это красота… божественная красота! Дальше своей красоты – она ничего не видит, но при этом имеет море «друзей», «приятелей», «поклонников», которые, стремясь подражать ей или же стать лучше нее, чтобы их заметили, постоянно мельтешат вокруг, дабы заслужить уважение своего кумира! Все девчонки нашей группы… да что там… первого курса, пользуются теми же косметическими средствами, какими пользуется Мишелла, стараются одеваться также, как и она, думая, что смогут стать ею. Что смогут стать такими же популярными! Мишелла для них есть закон и образец, которым пренебрегать – себе же делать хуже. И здесь встает самая главная проблема: стремясь стать лучше, подражая кому-то, ты на самом деле лучше не становишься. Ты превращаешься в худшую копию оригинала, вот и все.
Понимая это, понимая, что с ее мнением считаются, красотка-Мишелла этим пользуется, управляя таким образом людьми. В этой «группе богатых» людей она занимает отведенную ей нишу «статуи», прибывая в немом положении, и глупо улыбаясь на все, что происходит вокруг нее, отмалчивая то, о чем не смыслит (в основном все). Она просто знает, что когда придет время - ее мнение станет важно, и она пользуется этим.
Или, ну скажем, Кристофер, - спортсмен, великий игрок в футбол, любимчик девушек, строен и мускулист, всегда заводит разговор первым, задает всем хорошее настроение, проявляет инициативу в любых видах мирской деятельности и вообще образец истинного первопроходца! Кто первый выступит на семинаре? Конечно же, Кристофер! Его любят и уважают, он «богат» в своем каком-то роде, но на деле… он просто пытающийся казаться чем-то большим, чем является на самом деле, классический легкомысленный дурачок, создающий вокруг себя много шума, чем и нажил себе популярность. Пустой шум и старание быть во всем первым, друзья, - не одно и тоже.
Еще он не может жить без спорта, но… лишь потому, что его единственные достояния – пинать мяч и быть громче других. Ничего не скажу, достоинство «быть громче других» порой очень выручает в сложных ситуациях, но не тебя, а других. Например, когда уличные псы побегут не за кем-нибудь, а за тем, кто сильнее всех дразнил их, то есть за тобой. Роль Кристофера в данной «группе» уже чутка побольше, нежели у Мишеллы – он создает некий звуковой барьер, который весьма хорошо выручает «богатых» людей в те неловкие моменты гробового молчания, когда каждый пытается отчаянно найти хоть какую-нибудь причину продолжить свой пустой разговор, который не интересен ни одному субъекту, в нем участвующего.
А все потому, что «статус» просто не может позволить высшим мира сего молчать, демонстрируя этим самым свою никчемность и... схожесть на простых людей, с их житейскими проблемами. В такие затруднительные моменты и приходит на помощь Кристофер, и мы скажем ему за это большое спасибо.
Следующим в списке идет Брайан. Вот здесь уже интересней. Он хорошо учиться, точно также хорош в спорте, как и выше упомянутый мною «генератор электричества», красив и смышлен. Но самое главное – он обладает некой особой способностью, что воздействует на окружающих его людей, заставляя бесконечно уважать и чтить Брайана, а именно харизмой. Вот только не все так просто, как кажется на первый взгляд…
Как вы уже могли догадаться, он лидер этой компании. Верный, ответственный и всегда готовый поддержать других в беде… эм… хитрющий нарцисс. Осознавая свое доминирующее положение над абсолютно всеми (и даже над теми, кто находиться в числе его «клана»), парень ловко тасует карты, которые ему вручили его же поданные, сплачивая всех вокруг одной и той же идеи – Брайана.
Его истинная натура – диктатор с отрой нехваткой внимания, чем и обусловлена его чрезмерная тяга к «знаниям» и к окружению себя марионетками, которые будут хлопать, когда им прикажут, и плакать, когда этого захочет кукловод. Однако, проблема в том, что «власть» его имеет свойство распространяться лишь на первые два класса: «богатых» и «никаких». Мы же, одиночки, или «бедные», за версту чуем, когда нами пытаются помыкать, ибо всю жизнь полагались только лишь на самих себя и никого более. Нам не нужны лидеры, ибо все равно твоя жизнь полностью зависит от тебя самого, а не от Брайанов.
Четвертый пациент – это Майкл, мой любимчик. Веселый, жизнерадостный, оптимист, ищущий во всем лишь хорошее и забавное. У него никогда нет никаких проблем, а на все он смотрит через призму синего неба, чем и привлекает к себе окружающих… Проще говоря, гороховый шут, существующий лишь для того, чтобы развлечь на досуге новой порцией скачанных с интернета анекдотов или просто рожей. Среди «богатых» его уважают и держат лишь за это.
Также он всегда чрезмерно дружелюбен и внимателен к другим, с чего можно понять, что его крайне заботит мнение других о себе. Ну а все, что он имеет – лишь имитация всего того, что его окружает. Этакая сборная солянка, с вечно не сходящей лыбой. Поверьте же на слова тому, кто в этом хоть немного, но смыслит… Я скажу так: «Нет. Настолько жизнерадостных людей в мире просто не бывает, и лишь полные идиоты не имеют никаких проблем».
Пятая часть сего общества – Люси Хартер. И сейчас я не просто так употребил имя с фамилией одновременно, ибо эта девушка поистине заслуживает этого. Вот она уже богата во всех смыслах! Посему я и решил назвать ее по имени и фамилии. Ибо не пристало черни, вроде меня, называть ее только по имени. Она заслуживает большего, что же… Мне не тяжело добавлять к ее имени и фамилию.
Люси Хартер является полной противоположностью Мишелле. И в отличии от нее, вертит не девушками, а парнями своей красотой, которой легко подкупить недалекого человека. Притворяясь миленькой и наивной, она пользуется всеми парнями из «среднего» класса, заставляя делать ей различные подарки, дз, давать списывать, называть строго по имени и фамилии (весьма важная деталь) и прочее, словно вселенная крутится вокруг нее – Люси Хартер, и ее очаровательного личика, за которым скрывается жадная и самодовольная вампирша, разбивающая сердца людей, как фарфоровые стаканчики…
Хах, но самое страшное – это то безумие, которое она порождает вокруг себя. Пользуясь своим материальными богатством и положением (да, я не оговорился, в том числе и материальным), Люси Хартер не видит разницы между добром и злом, плохими, вычурными, заносчивыми поступками и обыкновенной человеческой моралью.
Впрочем, что толку ее винить? Деньги – эта страшная сила, способная менять людей на глазах. Соглашусь, иногда в хорошую сторону, однако так они меняют только сильных людей. Слабых же – они ввергают в безумство. Безумство безнаказанности за свои поступки, безумство в том, что деньги – решают все проблемы и ими можно купить все… Всему есть цена! Впрочем, вот здесь попрошу придержать коней… Да, всему есть цена. Всему, кроме одного, Люси Хартер: нет цены тому, что люди привыкли называть душой. Да, ее можно забрать, можно изничтожить, ее можно искалечить… Но, купить или же взять напрокат – никогда. Ты бездушна. Вот и живи с этим.
Знаете, я мог бы часами продолжать безразлично вводить людей, предоставленных мне сейчас на всеобщее обозрение, в категории истинных придурков, лицемеров и лжецов… однако, именно в этот момент мои размышления резко оборвал громкий «хлоп» где-то со стороны дверного проема, и в аудиторию влетел учитель Дано.
Я тяжело вздохнул и принялся молча записывать под диктовку тему нашей лекции. Все дальнейшие события прошли в более-менее быстром темпе, пересказывать которые не вижу особого смысла, если говорить коротко: то мы с моей скукой и опомниться не успели, как пара закончилась, а с ней и весь сегодняшний учебный день.
Мое тело встало из-за стола и поспешило убраться из аудитории, дабы не вызвать у своего «любимого учителя» внеочередное желание пристать ко мне со всякими расспросами.
Проблема была в том, что Дано Уильям Феербах – полное имя нашего учителя Дано, кроме роли, уже очевидной вам, играл еще и второстепенную роль «Главы председательского комитета по адаптации студентов-первокурсников на первом году их обучения в университете» (даже не пытайтесь осмыслить вышесказанное словосочетание, ибо у меня на это ушел целый месяц, и тем не менее целесообразность этого комитета все еще остается для меня тайной, покрытой мраком…). А так как я, ваш покорный слуга, являлся самой очевидной и непреодолимой проблемой, которую комитет должен гипотетически во чтобы-то ни стало решить – Феербах Ульям и вязался за мною хвостом практически каждый божий день.
Я выскользнул из аудитории подобно истинному трусу, оглядываясь по сторонам, и семимильными шагами засеменил прочь. Услышав, что позади меня раздались неугомонные: «Икки, подожди!» - я ускорился еще сильнее и, как результат неоправданной спешки, попал в небольшую аварию, влетев в что-то твердое, напоминающее человеческое тело. Мир перед моими глазами перекувыркнулся, и я тотчас оказался на полу.
«Какое-то дежавю», - пробормотал я, потирая левый бок и кое-как привставая на ноги.
- Ты вообще смотришь, куда идешь?! – внезапно раздался девичий голос позади меня.
Я удивленно развернулся и увидел перед собой, как ни странно, девушку, точно также прибывающую на полу, как и я всего секунду назад.
Вот только… это была крайне непростая девушка, и чем дольше я стоял над ней в позе «абсолютного недоумения» – тем меньше у меня оставалось шансов выйти из ситуации целым и невредимым… Почему? Да потому что это была ни кто иная, как Глава студенческого парламента, отличница, красавица (во всех видимых и невидимых формах), спортсменка и милашка, истинная леди, но в то же время гордая львица, держащая свой прайд в железных тесках – Алиса, чтоб ее, Беанна Уайт – та, чье руку и сердце (как это заведено) просили все, а она (как это заведено, но с противоположной стороны) твердо всем отказывала.
Этикет, очевидно, требует, чтобы я, кроме пустых россказней о ее абсолютных достижениях, еще немного описал вам ее внешность, что же: у нее были черные длинные волосы, синие глаза, тонкие, малость аристократические черты лица, ну и злая-злая физиономия, которая сейчас смотрела на меня и сто процентов хотела испепелить взглядом.
Понимая, что ее гнев вполне себе обоснован, я, хотя и боролся с чувством убраться отсюда подобру-поздорову, пока еще не поздно, все же включил на минуту того самого «джентельмена», которого всячески пытался убить в себе в подобные моменты, и подал ей руку.
- Прости… я не заметил тебя, – искренне сказал я, ибо, к сожалению, на самом деле не имел глаза затылке.
- Что еще значит это твое «не заметил»?! – возмутилась девушка, оттолкнув мою руку, и сама поднялась на ноги. Она продолжала злобно изучать меня взглядом, однако в веду моей невероятной способности: никогда не привлекать к себе лишнее внимание – узнать Беанна Уайт меня так и не сумела, хотя достаточно часто видела на просторах нашего закадычного университета, да и вне его.
Мне же, в свою очередь, хотя я и был сделан из самой, что ни на есть, крепкой душевной стали, стало даже как-то немного обидно, что жест моей доброй воли расценили, как попытку изобразить из себя «не совсем виновного».
- Хах, ну смотри, «заметить» – это глагол, - начал было я тянуть свою любимую песенку, однако, как в плохой комедии, меня быстро перебили. Перебили крайне нежелательные свидетели моего «столкновения» с Главой студ. парламента, обступив, словно аборигены жертвенный костер. Меня окружило три здоровых парня весьма угрожающей наружности и весьма, смею заявить, явными признаками к необоснованному насилию, судя по бойкому и пестрому наряду их тел, а также безумному огоньку в глазах.
- Хэй, отвечай на вопрос, когда тебя спрашивают! – возмутился один из парней, выступая вперед.
- Вообще-то я как раз собирался на него ответить… но, теперь, когда меня окружают люди, не понимающее человеческий язык, - это будет… весьма затруднительно, - сказал я, что думал, понимая, что каким бы не был мой ответ - к нему все равно прикопаются.
- Ишь какой дерзкий, урод! – возмутился главный и быстро поднял меня за шкирки в воздух.
Вокруг раздались удивленные возгласы студентов.
- Прекрати, Билл! – резко и властно прозвучал все тот же дивный девичий голосок из-за спины моего «удержателя».
Я мерзко скривился: «Сейчас скажет, что я не стою того…»
- Он не стоит того, - прозвучало следом, и я, сам того не понимая, расплылся в ехидной улыбке: «М-да, мы, одиночки, настолько ничтожны в глазах «великих людей», что не заслуживаем даже их «величайшей кары»… Весьма удобно».
- Так он еще и лыбиться, урод! – раздалось гневное.
«Слушай, я конечно не красавец, но второй раз называть меня уродом – это уже как-то странно».
- Отпусти его, - уже громче потребовали у парня и, тогда уж, немного помедлив, человек с именем Билл злобно поставил меня на землю, оттолкнув прочь и напоследок прифутболив мне мой портфель ногой, который я, признаться, очень даже ловко словил.
- Чтоб больше не попадался мне на глаза! И не смей больше приближаться к ней! – гневно сказали мне.
«Ну вот, теперь меня еще и лишают права на свободное перемещение в пространстве…» - подумал я, а вслух добавил.
- Хах, да разве к ней вообще кто-то может подойти, когда возле нее такой личностный эскорт бегает?
- Что ты сказал?! – Билл хотел было снова приблизиться ко мне, но тут…
- Прекратите вы оба! – голос учителя Дано прозвучал в моих ушах строго и громко. Не прошло и пяти секунд, как между нами уже встал профессор Ульям Феербах. – Или вы хотите к чертям вылететь из университета?
Мы оба стратегически промолчали.
- То-то же, чтобы больше не устраивали здесь разборок на пустом месте. Пойдем, Икки, я провожу тебя.
- Что? А разве у вас больше нет пар? – удивился я такому резкому заявлению.
- Уже нет, ваша была последней, - ответили мне, и я был вынужден последовать за учителем, параллельно чувствуя у себя на спине с десяток укоризненных взглядов.
И только когда мы благополучно спустились на первый этаж, приближаясь к выходу, учитель Дано наконец обратился ко мне.
- Как тебе сегодняшняя пара?
«Неужели специально начал разговор с нейтральной фразы, чтобы после перевести разговор на произошедшее в коридоре?»
Я скривился.
- Да вот, если бы никто не опаздывал…
- А-а-а, я знаю, о чем ты… - рассмеялся учитель дано, выходя на улицу. - Прости, Икки, все мы люди. Бывает, и за мной грешок проскакивает.
- Такое себе оправдание, - ответил я, шагнув следом.
- М? Что ты имеешь в виду?
- Вы уверенны, что хотите узнать мое мнение на этот счет? – дал шанс я своему собеседнику.
- Ну, попробуй, - беззаботно, даже слишком беззаботно ответил Феербах.
- Хм, ну тогда слушайте: как по мне, оправдывать все свои проступки, грехи и изъяны словосочетанием: «Все мы люди», - такая себе идея. Ведь в таком случае, по сути, можно делать все, что только душе угодно, и не важно хорошо ли это или плохо, а после просто оправдаться тем, что, конечно же, простой человек и тебе свойственны ошибки.
Учитель Дано удивленно посмотрел на меня, а я продолжил.
- Ведь, вам не кажется, что намного легче жить, зная, что тебе дано право на ошибку, а то и две, а то и на десять. Понимая, что ты человек – ты автоматически даешь себе это право, словно оно есть нечто нормальное, обыденное и тому подобное. Сначала ты не сильно обращаешь на него внимание, пользуешься им лишь в крайних случаях, но потом – начинаешь злоупотреблять. Но, если задуматься, то кто сказал, что мы реально имеем это право? Ведь мы сами его же и придумали. Мы сами усомнились, можно сказать, в своей человеческой идеальности, ибо идеальным быть тяжело.
Когда я закончил говорить, на лице моего учителя, а также Главы председательского комитета по адаптации чего-то там… застыло что-то такое, что по-другому, как безграничным изумлением, данное выражение попросту не назвать.
- М-да, Икки… ты конечно…
- Странный?.. – попытался я предугадать мысли своего собеседника.
Учитель Дано покраснел.
- Бросьте, в этом нет ничего удивительного. Мне об это часто говорят, хотя и не в такой «мягкой форме», - я криво усмехнулся.
- Нет, Икки, ты не странный, - внезапно оборвал мне Ульям Феербах. – Ты просто честен с собой… а это, дорогой, далеко не так странно, как кажется на первый взгляд.
Пришла моя очередь удивляться. Мы с учителем Дано шли по центральной улице города уже больше получаса.
- В таком случае… как же я должен был ответить? – спросил он у меня.
- Это же очевидно. Сказать, что такого больше не повториться, - улыбнулся я и остановился возле пешеходного перехода. Мимо нас мчались с дикой скоростью автомобили. Где-то вдалеке из-за рога здания показалась крыша красного грузовика.
- Ясно, я запомню это, Икки. Спасибо.
- Оставьте благодарности при себе. Я лишь сказал то, что сам думаю.
- Сам думаешь?.. – повторил мои слова учитель, задумавшись. – Что же, это очень хорошо. Я не ошибся в тебе, Икки, ты достоин того, чтобы участвовать.
- Участвовать в чем? – поинтересовался я, но так и не получил ответ на свой вопрос, ибо внезапно меня кто-то со всей силы толкнул чем-то небольшим и плоским в спину, похожим на камень, и я кубарем полетел просто на бампер красного грузовика: «Мама», - только и успел подумать я, пока перед моими глазами не застыл мрак.