Вот ты говоришь...

Паша Блюм
Вот ты говоришь: «Не спали, значит, не интересно…».

Зато дышали одним воздухом много лет. Где те, с кем спали? А тут много рядом прожитых лет - много лет воспоминаний.
Представь, тебе тринадцать, и ты считаешь себя самой умной и красивой, а на самом деле у тебя всего один сарафан, который ты вечером стираешь, а утром надеваешь еще влажным, вечно грязные девичьи пятки, потому что ты все время месишь грязь босиком, и светлые волосы до плеч, которые ты время от времени вспоминаешь расчесать.
А ему двадцать семь (страшно взрослый!), у него черная борода, зеленые глаза и тонкие каштановые волосы, и он говорит с тобой, как со взрослой, о вещах, о которых ты даже и сейчас не имеешь ясного представления.
Он приходит к твоей бабушке и спрашивает: «Луиза Генриховна, а можно мы с Марусей погуляем?», - а ты уже замираешь от восторга, потому что знаешь, что он будет кормить тебя с рук малиной, переносить на руках через разлившуюся реку, целовать в уголок рта на лесной дорожке, а еще вы будете лежать рядом на печке, есть огурцы с медом, и Пелагея Трофимовна, его мама, будет говорить: «Ну какие же вы с Антошкой  одинаковые!» А еще он придет поздно вечером поболтать с тобой на крылечко (три версты, конечно, не бог весть что, но все равно приятно), а на завтра покажет тебе косулю в лесу, кабана, бобровую запруду…
А потом он уедет в какой-нибудь Париж или Рим и будет звонить тебе по ночам, а тебе уже тогда будет пятнадцать, и ты будешь часами разговаривать с ним по телефону, спрятавшись под одеяло, а мама, натурально, будет ругаться.
А потом тебе будет уже шестнадцать, и ты будешь лгать маме, что едешь с подругой Настькой (будущей папиной любовницей) к ней на дачу, а сама – в Москву. А в Москве весна, клейкие молодые листочки, майские праздники и совершенно неописуемое ощущение молодости и счастья. Вся Москва будет исхожена вот этими ноженьками, а старую профессорскую квартиру на Садовой-Сухаревской, проданную несколько лет тому назад, до сих пор жалко как вишневого сада. Ты, конечно же, будешь мысленно примерять на себя его красивую звучную фамилию (пожалуй, единственную, что пыталась примерить), но уже тогда будет тебе совершенно точно известно, что кровь родная – не водица - против первой любви единственной сестры не попрешь - , а потому, чего и примерять напрасно… И эта горечь много лет будет окрашивать радость неожиданных встреч, несказанных слов, пройденных вместе старых московских улочек. Останется очень много воспоминаний, страшно много. Даже не воспоминаний – ощущений, запахов, звуков. У него будут какие-то дамы (доподлинно известно только об итальянской Антонелле-Сатанелле, по меткому выражению младшего братца). Ты тоже будешь с завидным постоянством выходить замуж. А потом тебе уже будет двадцать пять или что-то вроде этого, и он приедет в твою огромную квартиру, будет пить водку с твоим очередным мужем, а потом скажет, что он просто хочет разделить с тобой все…
Любви между нами не было, мы просто дышали одним воздухом…

А ты говоришь…
04.06.08