Автор Доба Каминская
«Охотник и пушнина Сибири», В. Зазубрин в 1925 г. впервые приехал на Алтай. Во время Гражданской войны Пер- митин воевал с колчаковцами, в конце войны был комендантом города Усть-Каменогорск. Страстный таежный следопыт и опыт- ный охотник-медвежатник, знаток охотничьего дела, он в 1923 г. основал первый в стране охотничий журнал «Охотник Алтая». Пермитин рассказал новому другу много интересного о своём родном крае и дал Зазубрину, загоревшемуся Алтаем, адреса друзей-охотников. Особенно советовал побывать в деревне Кру- тихе, у медвежатника и пасечника Агафона Семеновича. Алтай в переводе с тюркского означает «Золотые горы». Изумительная красота Алтая покоряет Зазубрина, «Золотые горы» зовут и при- тягивают писателя, он буквально «заболевает» Алтаем. Здесь он встретил и особый народ: охотников-медвежатников, коренных алтайцев и кержаков-староверцев с их неповторимым, особым таёжным бытом. Зазубрина заворожили рассказы кержаков о Беловодье – легендарной мифической стране свободы и спра- ведливости. Здесь он узнал от бывших партизан о легендарном переходе красных зимой 1921 г. через неприступный Теректин- ский хребет в тыл банды офицера-белогвардейца Кайгородова. Зазубрин часто уходит в горы, участвует в охоте на медведей, постоянно беседует с местными жителями и всё это записыва- ет, записывает, записывает... Постепенно у него вырисовывается план создания на базе этого захватывающего потока информа- ции нового романа, посвящённого алтайской тематике.
Летом и осенью 1926 г. Зазубрин, вместе с большим знатоком востока, монголоведом А.В. Бурдуковым, совершает путеше- ствие по Монголии, где собирает материал для задуманного им романа «Золотой баран».
Вернувшись в СССР, он останавливается в Бурят-Монголии. В Улан-Удэ (тогда Верхнеудинск) Зазубрин выступает перед студентами и молодыми литераторами. По просьбе слушате- лей читает им главы из романа «Два мира». По воспоминаниям, когда Зазубрин, чернобородый красавец, начал читать роман с посвящения своей матери: «Матери – сын. Кровью сердца на-
94
писанная книга», то от этих торжественно-печальных строк мо- роз пробежал по коже. Читал он проникновенно-захватывающе, наизусть целые главы. Слушатели были изумлены его феноме- нальной памятью, увидели в писателе не только талантливого художника, но и блестящего артиста.
В декабре 1927 г. Зазубрин приезжает в Москву, на ХV съезд Коммунистической партии, о котором оставил чрезвычайно ин- тересные эскизные зарисовки. Свои впечатления от увиденного он описал рукой вдумчивого и наблюдательного художника в очерке «Заметки о ремесле», опубликованном во втором номе- ре журнала «Сибирские огни» за 1928 г. В его беглых, но вы- разительных зарисовках и описаниях метко, легко и иронично схвачены живые человеческие характеры и бытовые, неповто- римые детали. Рассказ ведётся от двойника писателя – Зазубрин называет его «мой товарищ» и передоверяет ему самые прово- кационные реплики. В «Заметках» прежде всего выделяется ге- неральный секретарь – Иосиф Сталин. Автор наблюдает за ним, как хищник за добычей, как писатель за своим персонажем. Портрет получается занимательным, внешность генсека описа- на правдиво, без лести и прикрас:
«Спокойное, улыбающееся лицо – рябоватое, серое лицо под низким лбом с негнущимся ершом чёрных волос». Манера поведения – скорее суетливая. «Сталин живее всех в президи- уме. Он бросает реплики ораторам, он разговаривает с соседя- ми, переходит от одного к другому, перемигивается с кем-то в зале»... «Остановится, положит руку кому-нибудь на плечо и слегка покачает – точно пробует крепок ли. Возьмёт за талию или за плечи двоих и толкает их друг на друга». То есть ген- сек коммуникабелен, общителен и явно хочет нравиться окру- жающим, он может подурачиться, пошутить. Он со всеми, он один из всех. Перед кем-то Сталин вроде даже заискивает. Вот Бухарин сошёл с трибуны и «мелкими шажками запрыгал по лесенке в президиум». «Сталин подбежал, слегка приседая и аплодируя. Казалось, он сейчас запляшет». И замечательное ре- зюме этого эпизода: «В эту минуту в Сталине было что-то глу-
95
боко человеческое». Зазубрин и не предполагал, что вскоре ему предстоит трагически расплатиться и за данный им правдивый портрет Иосифа Сталина, и за «Заметки о ремесле», и за своего товарища-двойника и за другие свои «прегрешения». Первого апреля 1928 г. Зазубрин пишет письмо Горькому: «С 1921 года (первое издание романа «Два мира») уже много воды утекло, а я в суете служебной и общественной работы всё не выберу вре- мени для того, чтобы окончательно стать писателем. Но хочется страшно. Весной убегу на Алтай и месяцев пять буду только писать. Хочется кончить книгу, о которой писал Вам в преды- дущем письме (имеется ввиду повесть «Щепки»)». Но чёрные тучи уже нависли над Владимиром Яковлевичем – для него на- чались тяжкие испытания, не менее драматические, чем в годы Гражданской войны. В то время всё большую силу стала наби- рать Росийская Ассоциация пролетарских писателей (РАПП), образованная в 1925 г., генеральным секретарём которой был Леопольд Авербах. О его моральном облике можно судить по характеристике, данной этой зловещей фигуре личным секре- тарём Сталина – Б.Г Бажановым: «...Леопольд очень бойкий и нахальный юноша, открыл в себе призвание руководить рус- ской литературой и одно время осуществлял твёрдый чекист- ский контроль в литературных кругах. А опирался он при этом главным образом на родственные связи – его сестра Ида вышла замуж за небезызвестного Генриха Ягоду, руководителя ГПУ».
РАПП свирепствовала по всей стране. В истории литературы он знаменит прежде всего нападками на литераторов, не соответ- ствующих рапповским невежественным критериям настоящего советского писателя. Они травили таких видных писателей, как Максим Горький, Владимир Маяковский, Михаил Булгаков, Алексей Толстой, постоянно нападали на Ахматову, Пильняка, Эренбурга. Разнузданная погромная деятельность РПППа до- катилась и до Новосибирска. Рапповцы обрушились на творче- ство Зазубрина и на него самого, облекая свои гонения в фор- му борьбы за идеологическую чистоту советской литературы. В газете «Советская Сибирь» появляется статья «Кому светят
96
Сибирские Огни» с агрессивной критикой очерка «Заметки о ремесле». Зазубрина обвиняют в том, что в этой заметке он под- дался чуждому влиянию и выполнил чуждый социальный заказ: увидел на партийном съезде «совсем не то, что увидели делега- ты съезда: «Не заметил бьющего энтузиазма при разрешении коренных вопросов мировой революции». В РАППовском жур- нале «Настоящее» публикуется разгромный фельетон о романе «Два мира» с эффектным названием «Кровяная колбаса», кото- рый, по сути, вообще перечеркивает всё творчество Зазубрина. Утверждается, что в этом романе Гражданская война вылеплена автором из обрезков трупного мяса, печатается ещё ряд статей и рецензий такого же пошиба. Поднимается вой о литературной реакции в Сибири, о том, что «Сибирские огни» протаскивают в массы мелкобуржуазную идеологию.
Травля журнала и её главного редактора принимает всё бо- лее разнузданные формы. И над Владимиром Яковлевичем со- бираются грозовые тучи. Уже в июле 1928 г. бюро Сибкрайкома обвиняет «Сибирские огни» и её главного редактора в «непра- вильном, вредном по своим результатам, отражении советской действительности», имея, прежде всего, ввиду «Заметки о ре- месле». Зазубрина снимают с постов главного редактора журна- ла и председателя Союза Сибирских писателей, исключают его из этого союза. На талантливого вожака сибирских писателей обрушился тяжелейший удар. Но дух его не сломлен. И летом он уезжает на полюбившийся его сердцу Алтай. Только тайга и горы, с их искрящимися серебряными вершинами, смогут за- рубцевать глубокие раны в душе и на сердце писателя. Зазубрин опять остановился в деревеньке Крутихе, у старожила-кержака Агафона Семёновича – охотника от Бога. Здесь немного отхо- дит от пережитых потрясений. Из Крутихи посылает весточку в Москву, недавно вернувшемуся из Италии Максиму Горько- му. С болью говорит, что «Сибирских огней», которым отдано столько сил, ему уже «не видать, как своих ушей...». Владимир Яковлевич не жалуется, но сообщает о страшной травле, кото- рой подвергся в Новосибирске. Надеется на будущую встречу
97
своим кумиром. В Крутихе писатель делает первые наброски задуманной им новой вещи об Алтае. Но страстная душа охот- ника опять тянет в тайгу, в мир опасных приключений. Зазубрин забирается подальше в горы, на пасеку Агафона Семёновича. Охотится на медведей, в одиночестве и со старожилами-кру- тихинцами. В Новосибирск вернулся с богатыми трофеями: с огромной шкурой убитого медведя и клыкастым черепом хозя- ина тайги. Максим Горький не оставил опального писателя в беде. По его рекомендации Зазубрина приглашают в Москву, в Госиздат. С середины сентября 1928 г. он в столице. Как редак- тор, начинает работать с рукописями. Находит существенные промахи в работе Госиздата, но его критика воспринимается болезненно, возникает конфликт с руководством и Зазубрин вы- нужден оставить эту работу. Опять жизненная неустроенность и мытарства. В декабре над головой Владимира Яковлевича раз- разилась новая гроза – его исключают из партии «...за участие во внутренней партийной оппозиции». Из далекого Сорренто, где Горький находится на лечении, долетают тёплые слова: «С Новым Годом! И – не падайте духом». Зазубрин возвращается в Сибирь – там любимая жена, подрастает замечательный сын Игорь, свой родной домашний угол. Горькому он пишет: «Во- лею обстоятельств я теперь свободный художник. Буду работать за письменным столом по 10 часов в сутки. Материала у меня бездна. Мне 33 года. Пора попытаться стать писателем. Попро- бую. Писать хочется страшно». И Зазубрин начинает работать над «алтайской вещью». Работает днём и ночью. Особенно он любит ночное время: спокойно спит семья, жена, сын и мать ... на углу рабочего стола писателя клыкастый череп медведя – па- мять об Алтае, память былых охот. Весною 1929 года Зазубрин третий раз приехал на Алтай, но сейчас вместе с давним другом, тоже азартным и опытным охотником Валерианом Правдухи- ным (талантливым литератором и одним из основателей жур- нала «Сибирские огни»). Владимир Яковлевич теперь здесь уже старожил, у него много друзей – таёжных охотников. И Зазубри- ну, и Правдухину необходимо участвовать в медвежьих охотах.
98
Им требуются новые сильные ощущения, чтобы правдиво опи- сать медвежью охоту в своём творчестве. Ведь Зазубрин работа- ет над будущим романом «Горы» об Алтае, а Правдухин приехал на Алтай перед завершением своей книги «Годы, тропы, ружьё» и ему нужно описание медвежьей охоты. Друзья забираются в горы, в тайгу, охотятся на медведей, набираются новых острых и незабываемых впечатлений. Поездка на Алтай дала Владимиру Яковлевичу новый заряд энергии. Но в Новосибирске журналы и издательства его теперь не жалуют. Опять вернулись из редакций двух журналов нечитанные рукописи. В одном из издательств о романе «Два мира» так прямо и сказали: «Хорошая книга, да... ху- дая слава у писателя». Материальная база семьи подорвана. Что- бы существовать, надо переиздавать этот роман. И зимой 1930 г. писатель надолго, на несколько месяцев, уходит в сибирскую тайгу – с ружьём и зверовой собакой, лайкой. Бродит по самым глухим таёжным местам, охотится на медведей. Беседует в дерев- нях с крестьянами, делает много записей. По возвращении домой вновь самозабвенно работает над новой книгой. Горький помог с седьмым изданием «Двух миров», что позволяет Зазубрину с се- мьёй протянуть ещё один год. Он пишет Алексею Максимовичу: «Осенью убью в тайге пару, тройку медведей, закопчу их окорока и, разрешив таким образом мясную проблему, перееду под Мо- скву». И осенью 1930 года Зазубрин покинул Сибирь. Завершил- ся 12-летний сибирский период его жизни. Владимир Яковлевич завершает работу над первым вариантом своего нового романа по алтайской тематике «Горы» и в июле 1931 года приезжает к Горькому, в Горки. Здесь он читает этот роман Горькому в присут- ствии других писателей. Роман получил положительную оценку. Позже Горький напишет: «Горы – очень сильная вещь, по моему мнению, и я очень рад тому, что вы написали такую большую книгу». Особенно понравились Горькому зазубринские медведи. Но недоброжелательный критик, с пера которого уже не раз ка- пали грязные чернила на страницы книг сибирских писателей, с желчью отозвался о романе. После этого писатель начинает пере- делывать весь роман заново. Для сбора нового материала Зазу-
99
брин осенью 1931 года снова выехал в Горный Алтай и оставался там два месяца. Роман был завершён в Москве и опубликован в 1933 году в журнале «Новый мир», а через год вышел отдельным изданием. В романе описаны основные драматические события в жизни Горного Алтая в нескольких исторических измерени- ях, в совокупности многих социальных и духовных проблем. Перед читателями проходят люди разных эпох, народностей, ве- роисповеданий. В плоть романа органически входит алтайский фольклор и символический образ гор. Но жизненные грозы не утихают, накатилась ещё одна беда: заболел туберкулёзом сын Игорь, ему становится всё хуже и хуже, он буквально «сгорает», туберкулёзный процесс развивается стремительно. Но вновь по- мог Максим Горький – он позаботился, чтобы ребёнка отправили на лечение в специальный санаторий, и это спасло его жизнь. Мальчик там выздоровел и окреп. Игорь Зазубрин (1922–1942) был необыкновенно талантливым и целеустремленным челове- ком. С детских лет он увлёкся эпохой доисторического существо- вания животного мира. На его выдающиеся научные способно- сти обратили внимание сразу же после поступления юноши на учебу в Московский университет: ещё первокурсником Игоря пригласили принять участие в готовящейся в университете науч- ной экспедиции. Но нагрянувшая война всё изменила. Игорь был призван в армию и погиб под Сталинградом в 1942 году, в 20 лет. Погиб будущий большой учёный, о котором Максим Горький, так хорошо знавший Игоря с детских его лет, говорил, что к тридцати годам тот обязательно будет академиком
В 1932 году Зазубрин участвовал во встрече писателей со Ста- линым в особняке Максима Горького. Встреча была неформаль- ной – с банкетом, угощениями и большим количеством спиртного. Сталин поднял там тост за писателей, «инженеров человеческих душ». Эта встреча была примечательна относительно вольным поведением приглашённых писателей, которые прониклись не- формальным характером встречи и становились подчас весьма откровенными. И в какой-то момент Владимир Яковлевич решил высказаться против всесильной тогда государственной цензуры,
100