Мы познакомились на сайте знакомств и довольно быстро закончили наше общение по причине, что я ей показался занудным и без чувства юмора, а она мне - слишком уверенной в себе красивой молодухой без царя в башке и высоко поднятым носом. А потом мы интереса и скуки ради встретились в Новосибирске. В день Ивана Купалы. И всё пошло вообще не так, как до этого даже не предполагалось.
Она оказалась вообще не такой. Близкая и всегда искренняя, с укрепившимся во взгляде за прежнюю жизнь цинизмом, который слетал сразу после начала нашего разговора или когда на её лицо осторожно опускалась моя ладонь. В эти моменты она была просто закрывшим глазами эльфом, купающимся в секундах дурацкой благодати, и плевать на вереницы во внешнем мире проходящих лет. Именно лет, потому что я не всегда был рядом. Не каждый день и даже не каждый месяц. Я приезжал раз или два в год, чтобы вырвать эту женщину из привычного ей мира, взять за руку и повести по совместно выбранным на это время дорожкам. И она была там, где я её ждал. Или сама ожидала меня в тех местах, где я предлагал ей встречу. У неё всегда, без единого исключения, находилось для меня время. Раз или два в год, но именно в тот момент, когда я появлялся в её, и без меня полной всякого женского бардака, жизни.
Не было ни единой попытки прибрать меня к рукам, во всяком случае, её поведение не создавало мне таких картин, на которые немедленно реагируют не в меру чувствительные мужчины, хотя само желание удержать, наверное, было, однако она не ставила мне условий и не обжигала ревностью мою излишне броскую для многих манеру самоподачи, в которой появлялись другие юбки, плечи, глаза, включая ещё какие-нибудь, не всегда прикрытые, части тела.
Пусть в фотографиях, но за моим передвижением по свету всегда безмолвно следили практически все когда-либо встреченные мною женщины, и она это делала тоже, конечно, однако совсем и вообще не так. Она ни разу не поднимала голоса, не пыталась доказать свою исключительность перед bлядским миром, так сказать, всех остальных сучек, не язвила, не становилась бестактна или неожиданно холодна, другими словами, она не занималась тем, чем отличились едва ли не все мои девичьи знакомые, мучающие себя картинками моей возможной близости с любой другой бабой и сжигая в труху то немногое, что к тому моменту мы успевали наделать, надумать и друг другу наговорить.
Да, наговорить. Потому что она не клялась в бесконечной любви, не обещала ждать и никогда не покинуть, она вообще не упоминала вошедшие в проституцию чувств слова, не вылизывала моё мужское самолюбие постоянным и во всём согласием, но и не пропадала без объяснений, не демонстрировала мне созданную на бабьих сериалах вселенную, в которой место лишь для единственного и только если он сейчас же появится с видавшим виды белым конём и уже задуманными детьми - ничего подобного, из моих появлений она создавала общее ощущение уюта на отведённое нам время, она готовила еду, наряжалась на прогулки, с удовольствием смеялась и даже баловалась, она беспрекословно приняла древнейшую и почти забытую веру мужской руки, подаваемой женщине на любых лестницах и в случае выхода из кареты или автомобиля, она с интересом слушала и задавала вопросы, если действительно хотела поговорить или что-то узнать, а когда моя грозовая природа начинала громыхать, доставая до её испуганного лица, она темнела глазами и затихала прямо передо мной, не делая ничего, совсем ничего, она лишь смотрела и ждала, когда пройдёт моё приобретённое сумасшествие, которое, если четно, пугало не только её, но и меня тоже. При всём этом, и даже когда она плакала, звучно сморкаясь в салфетку, она оставалась абсолютно и безоговорочно своим человеком. Именно своим. Близким. Жарким и Особенным. Родным. Эта женщина казалась недосягаемой и невозможной в своей уникальности, неправильности даже, потому что ничего подобного я и представить себе не мог, но к чему я всегда, ещё с первого опыта общения с женской эволюцией, безуспешно тянулся. Найдя всё искомое в ней.
С момента нашей первой встречи она не терялась с моего горизонта. Независимо от того, где я был и что делал. Речь не идёт о моём наплевизме в отношении чужих ощущений, такого никогда не было и ни за что не произойдёт, но я мог пропасть на долгое время, не переставая время от времени получать от неё короткие сообщения с фотографиями, на которых она появлялась одетая и не очень, глаза на весь экран или прижатый к этому экрану нос. А ещё там были описание её вечера или дня, очередные будни с работы или история с милиционером, доведшим её до слёз. После таких рассказов хотелось кого-нибудь убить, но я не имел права делать это каждый день, поэтому просто звонил ей и мы разговаривали до тех пор, пока она не успокаивалась. А если мой путь географически приближался к Сибири, я задавал вопрос, можем ли мы встретиться. И всегда получал положительный ответ. Ни единого случая загадочного молчания или желания за что-то проучить. Ни одного. Она отвечала сразу и появлялась там, где я её ждал.
Это фантастика, знаю. Прежде всего для таких ошпаренных женской действительностью мужчин, которым и в голову не придёт, что существует мир невыжранных мозгов, сохранённых нервов, возможности быть знакомым с другой женщиной, соседской девочкой или её древней бабулей, обсуждая весь пёстрый мир с его такими же разноцветными болезнями, оставаясь в спокойной уверенности за наступающий день. С этим человеком. Где бы он в данный момент ни находился.
Спасибо тебе. За то, что ты вот такая есть. Поскольку именно твоим существованием ты делаешь разноголосый женский мир лучше. С надеждой, что подобные тебе ещё шастают по свету, страдая от мужского несовершенства и нескончаемой бабьей дури или же расцветая от сказанных кем-то действительно значимых слов. Оставаясь согласно и независимо от них Женщинами, благодаря и ради которых у мужчин появляется дополнительное право и замечательная возможность ещё и ещё раз появиться на свет. Чтобы заслужить непростое право назвать одну-единственную из женщин совсем и окончательно своей.
GC