Моя бабушка однажды сказала, что лучше бы пораньше научиться готовить пищу. Я послушал её и научился. Не жалею об этом ни минуты.
Моя бабушка сказала, что стоит начать самому выгребать за собой мусор. Я послушался и выгребаю, его, знаете ли, много.
Моя бабушка сказала, что книга это лучший друг человека. Я не послушался сразу, и завел собаку. Но теперь я всё больше читаю. Она была права.
Моя бабушка что-то знала, теперь я уверен в этом.
Я сижу перед монитором компьютера. Лицо моё, как всегда, не гладко выбрито, ещё осталась небольшая бородка. Я восседаю на своем троне и мирно поглощаю пельмени с оливковым майонезом. Сижу, естественно, один и, наконец-то, понимаю, к чему меня готовила бабуля – теперь я бесперебойная система наблюдения за всем миром.
За окном маленькой, ничем не примечательной комнаты, можно даже назвать её коморкой под самой крышей, распластался вечер. Такой уж у меня режим. Ещё недавно я полагал, что вечера похожи друг на друга, как близнецы, но я заблуждался. Если наблюдать за ними долго и пристально, то начинаешь понимать - все они разные. Каждый раз, когда вглядываешься в темноту, осознаешь, что она далеко не одинаковая. Каждый вечер это совершенно другая темнота. А самое интересно, что она начала тоже следить за мной, разглядывать меня и изучать.
Сегодня вечер не похожий на другие, он особенный. Январь и льёт дождь. Это всё глобальное потепление и происки инопланетян. Дождь мерзко моросил над зимним городом, небрежно вышагивая по головам домов, скатываясь по покатым крышам и падая на усыпанную снегом землю. Снег пытался бороться с дождём, но не имел успеха. В итоге, с неба сыпался результат их борьбы, ещё более противный, чем дождь в середине января.
Я провожу пальцами по стеклу, а в спину мне светит искусственное солнце. Мокрая небесная масса продолжает сыпать, оставляя за собой большие лужи. Окна, которых касался дождь гаснут, словно огни людских сердец в глубине старых квартир. В души людей заползает тревога, а холодная темень трогает грустные глаза и приносит горькое наваждение, предчувствие надвигающегося ужаса.
Обеспокоенные лица, в основном молодые, пытаются вглядываться в разрушающуюся на атомы полоску тьмы. Они не видят, они не понимают. От очередной пережеванной и проглоченной пельмени в моём бедном желудке бушует немыслимый торнадо. Моя голова кружится в адской пляске и стонет от даже малейшей мысли о каком-либо виде движения.
Как-то летом я ходил за грибами.
Порядка полутора часов мы с усилиями продирались через подлесок, расположенный неподалеку от дома. Руки, ноги и лицо раздирались ветками многочисленных кустов и деревьев, количество которых увеличивалось по мере продвижения, но, несмотря на это, я улыбался, радовался и был абсолютно доволен происходящим. Со стороны располагавшегося рядом заболоченного озера веяло прохладой, хотя и пахло гниющей травой и тиной.
Ты городской. После годов, проведенных в бетонной коробке, ты вдруг попадаешь как будто в другое измерение, другой мир. Тут нет громких машин, шумных компании, нет телефонов и интернета. Здесь нет серых оттенков, в летних перипетиях существуют только яркие, совсем неблеклые, цвета.
У нас только ведра, корзинки и немного еды и воды. Гигантский костёр на берегу озера. Деревенский самогон, ну как же без него, все пьют, но не я. Алкогольные идеи поселяются в безумные головы. Уже не кровь спешит бежать по венам. Результативный поход за грибами, чудесный вечер, беспощадные комары и пьяные, веселые и, конечно же, безмерно добрые люди. Раньше я любил таких, ведь они быстро засыпают. Просто они не мешают мне наслаждаться этим моментом, не мешают сидеть у воды, не нарушают мирное течение миллиона моих мыслей, не нарушают мерное биение сердца. Озеро сейчас для меня всё.
Мои руки уже все в волдырях, они обкусаны злобными комарами. Ноги, будто сладкая вата, мягко ступают по илистой земле. Я не выбираю дороги, иду наугад, ведь заблудиться нет возможности, всё равно как-нибудь озеро окажется прямо перед моим большим, любопытным носом. Ну вот, забрел в самые густые камыши, тону в грязевой массе, но я у цели. У меня крайне важное дело, и я не обращаю ни малейшего внимания на запах и паутину, жадно окутывающее улыбающееся лицо.
Долгожданное озеро, а вокруг беспросветная лесная гуща. Из величественных крон, преимущественно покореженных, деревьев как будто бы выползает темнота. Она течет маленькими ручейками, по пути сливаясь в бурлящую чернотой реку. Только тропинки вдоль высокой травы и кустов являются блеклыми островками света, который борется с темнотой. А она сыплется из деревьев, поблескивая полумраком теней на берегах озера, выступающего в этой борьбе главным плацдармом, отражая от своей поверхности небесные светила. Река темноты временами укутывается в туман, покрывая гладкой пеленой воду, бесшумно крадучись, но потом неминуемо терпя поражение на утро. А сейчас вечер и весь свет высасывается тьмой, она ползёт до тех пор, пока не занимает всё от земли до неба и лишь тонкий луч света виден на горизонте в последний миг перед ночью.
Во время своего пути я успел съесть немало гороха, но также много его растерял. Неуверенным, медленным движением притормозил коленями, а затем и туловищем о песок. Я почти проскользил до самой воды, но каким-то образом вырулил и успел сесть. Начал шарить по карманам в поисках любимых семечек, надеясь найти их сейчас, пока ещё не так страшно, а не на утро, когда они бесполезны. После я расслабленно лёг на берегу возле воды, в которую едва-едва проникает свет звезд, но они меня не беспокоят.
На трухлявом дереве, поваленном сильной грозой, полулежала русалка, свесив свой величественный рыбий хвост в воду. Она ухмылялась и подмигивала мне, как старому, но не совсем доброму, знакомому. Я с трудом её различал в почти полной темноте и укутавшем всё вокруг озера тумане. Сказочная девушка было безумно красива. Идеальные черты лица, шикарные длинные волосы, доходящие до талии, плавно переходящей в хвост. Её руки, словно ветки молодой березы, глаза, как два самых прекрасных самоцвета из Индии. Она смотрела на меня и болтала хвостом в воде, приводя её в движение, оставляя ровные расходящиеся в стороны круги. В одной руке русалка держала наполовину опустошенную бутылку дорогого, как я определил на глаз, ликера. Она была весьма задумчива, но не обеспокоена чем-либо.
- “Всё-таки пришёл? Сумел пробраться ко мне?” – её лик был невозмутим, она осталась сидеть на месте, по-прежнему ухмыляясь.
Потом она отвернулась и, смеясь, проронила, – “Я полагала, что ты упадешь где-нибудь там, в лесу, или на поляне возле озера, повалишься наземь и будешь желанным кормом для комаров и прочей мошкары ”.
- “По-другому не мог, куда я денусь от тебя? Не знаешь? Вот и я не в курсе”.
Мне было очень хорошо. Я пригладил волосы на голове, очистил очередную семечку и дотронулся рукой до воды. Русалка вздрогнула от этого, как будто я наглым образом лапал не воду, а её саму в самых непристойных местах, не как истинный джентльмен. Мне почудился негромкий аккуратный шорох на песке. Она сидит уже совсем рядом, почти касаясь моего расслабленного тела. Я сел, заняв более твердую позицию, чем раньше. Русалка же, почувствовав мужское плечо и уверенность, прислонилась ко мне, почти облокотившись, своим изрядно мокрым, бледно-белым боком, цвета недозрелой ягоды. Но она была в самом расцвете сил, хотя не могу точно этого утверждать, ведь никто не знает, когда у русалок наступает этот самый расцвет. От неё привлекательно пахло лесом, красным перцем и дорогими духами из камыша. Запах потихоньку сводил меня с ума, но она, наверное, этого и добивалась. Русалка тряхнула своей изящной шевелюрой, и притягательные волосы упали на мокрую, почти прозрачную от этого, рубашку, в которой она была, и прилипли к ней. Я нервно вздрогнул от неожиданности и возбуждения, подкатывавшего ко мне. В висках перестала биться кровь, она прильнула к другому месту значительно ниже.
- “Знаешь, тут скучно, невыносимо скучно, особенно по ночам. В темноте так мечтательно, и хочется побеседовать, а тебя всё нет и нет. Без тебя всё не так и пустота до самого дна озера, а там ещё тоскливее. Правда, недавно развлекалась, утопила тут одного. На деревне решили, что по-пьяни заплыл далеко и не догреб до берега. Без тебя скучно. А этот бедняга оказался никудышным, никуда не годным собеседником. Он холодный, как и все другие, что с него можно взять. А вот ты теплый, иногда даже горячий. Мне это нравится”.
- “Я даже не знаю, как тебя зовут. Мы не знакомы. Я не помню тебя. Откуда ты меня так хорошо знаешь, что с таким нетерпением ожидаешь?”
Мне стало не по себе, слегка начало мутить. Я встретился с ней взглядом и мои зрачки сильно расширились. В глазах начали вспыхивать огни, взрываться петарды. Я забыл свой номер телефона, чёткость картинки стала барахлить, и контакт с реальностью утрачивался с каждой секундой. Неожиданно в голове начали всплывать обрывки прошлого: наших встреч, свиданий, долгих разговоров и томных ожиданий, поцелуи, объятия, взгляды. Я её знал, но всего не мог вспомнить, да видимо и не должен был.
- “Мы знакомы, и ты даже не представляешь насколько хорошо. Вечером, в каждой капле проливного дождя, который льёт в твоем городе, у твоего окна, нахожусь я. Река темноты это моя мать, а я живу в этой реке. В тёмное время суток я всегда смотрю на тебя со скользких подоконников, я падаю тебе на голову со всей своей любовью и надеждой. Каждый раз, когда ты смотришь в ночь, ты смотришь на меня, и ты тоже ждёшь наших встреч и всего, что их сопровождает. Ты ждёшь туман, который окружает нас и оставляет наедине в этом огромном мире. Ты ждёшь возможности, хоть какой-нибудь, и ты её не должен никогда упускать”.
Русалка, окончательно убедив меня в правоте своих слов, закончила говорить. Она доведенным до автоматизма движением нежной руки отбросила пустую бутылку в заросли камышей. Дело подходило к утру. Ночь летом такая короткая, хотя и наполнена соблазнами длиной в зимнюю ночь. Близость рассвета, и соответственно окончания встречи, придавало её верхней части тела почти прозрачный цвет. Но это не был цвет смерти, увядания чего-то, он был наполнен приятным теплом и бурлящей жизнью. Поцелуи уходящей девушки обжигали всё, чего только касались. Губы, шея, плечи, руки, грудь и всё остальное горели в желании продолжения чуда.
- “Любимый, я передам привет, обещаю” – В ярком, нежданном свете восходящего солнца, её большие манящие глаза блистали. Она в последний раз улыбнулась мне, изящно скользнула по, не остывшему после ночи, песку и исчезла в глубине леденящего озера.
И вот я сижу дома, в старые, покосившееся окна барабанит дождь. Моя голова готова лопнуть от одной мысли о движении. Я не могу ни о чём думать. Всё тело пронзает беспощадный спазм. Я в городе, снова в проклятом, всеми забытом городе.
А вода продолжает бить по окну, она словно стучится в него. Дождь хочет попасть ко мне. Я сижу, и не знаю, что мне делать. А он продолжает, сначала тихо, а потом всё сильнее и настойчивее. Дождь с ветром заодно рвёт крыши домов, корёжит деревья и бросает сухую листву, вывернутую из-под снега, и ветви вместе с крупными каплями в стекло. Он ждёт, и мне никуда от него не скрыться. Дождь стоит несокрушимой стеной перед окном, уже не тонко намекая, стуча и колотя ногами по оконным рамам. Он наклоняется настолько низко, как только может, заглядывает ко мне, и требует ответа. Мой дом с трудом стоит на своём месте. Мне кажется, что ещё немного и он улетит в страну Оз, захватив меня с собой, а я и не против. Дождь так близко, что нужно просто протянуть руку и коснуться его лица, ощупать его форму. Струящийся клубок воды нарастает, увеличивая свою мощь, и я сдаюсь.
В беспомощности, с трудом щелкая задвижки, я открываю окно. Нескончаемый поток дождя накрывает меня, обступая с ног до головы, как-то пробираясь сзади на спину. Я весь в дожде – я сам уже дождь. Посреди комнаты растёт лужа, но мне на неё наплевать. Стихия беснуется вокруг меня, проникая всюду, заливаясь в уши, нос и рот. И вот я уже ощущаю запах леса и камышей и чувствую жгучие, обжигающие всё поцелуи на своём теле. Я счастлив.
Я слежу за всеми и вся, ведь я бесперебойная система наблюдения за миром.
Моя бабушка что-то, а может быть и больше, знала.