Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/08/19/1637
«Ты найдешь ли, упрямое сердце, свой правильный путь?
Образумься, опомнись, красавицу эту забудь.
Посмотри: кто любил, от любви отказался давно,
Только ты, как и прежде, неверной надежды полно».
Мне ответило сердце мое: «Ни к чему руготня.
Не меня ты брани, не меня упрекай, не меня,
Упрекай свои очи, – опомниться их приневоль,
Ибо сердце они обрекли на тягчайшую боль.
Кто подруги другой возжелал, тот от века презрен!».
Я воскликнул: «Храни тебя бог от подобных измен!».
А подруге сказал я: «Путём не иду я кривым,
Целомудренный, верен обетам и клятвам своим.
За собою не знаю вины. Если знаешь мой грех,
То пойми, что прощенье – деяний достойнее всех.
Если хочешь – меня ненавидь, если хочешь – убей,
Ибо ты справедливее самых высоких судей.
Долго дни мои трудные длятся, мне в тягость они,
А бессонные ночи ещё тяжелее, чем дни…».
Маджнун.
Многие из йотунов уже валились с ног, кто-то от усталости, кто-то от ран, нанесённых зубами и когтями варгов. А звери всё прибывали – на месте одного убитого, словно головы у мифической гидры, возникали две, а то и три новых твари. Они появлялись, словно из ниоткуда – за спиной, под ногами, не останавливались ни перед чем, нападали, получали раны и всё равно атаковали. По их оскаленным мордам и обильно капавшей из пастей слюне было заметно, что они очень голодны.
Локи, сражающийся в первых рядах, внезапно почувствовал, как слабеет магический щит Ангрбоды. Его размер неумолимо уменьшался, и всё больше оборонявшихся йотунов оказывались за его пределами. Заметив это, варги возобновили свои атаки с удвоенной силой, нападая сразу целыми группами. Царевич обернулся, чтобы посмотреть, в чём дело, и похолодел. Увлечённая боем, одной рукой удерживая щит, а другой – посылая прицельные заклятия в нападавших хищников, колдунья не замечала, как со спины, где действие щита было особенно слабо, к ней подбирается большая группа белоснежных призрачных тварей, сообразивших, по-видимому, кто именно мешает им использовать их собственную магию. Они уверенно напирали на магический круг так, будто это была простая веревка, расставляя ментальную ловушку для слабеющей ведьмы и явно намереваясь в ближайшее время поживиться её плотью. Уже было хорошо различимо стелющееся впереди них туманное облако, от которого веяло могильным холодом.
– Ангрбода! – закричал Локи, разделавшись с очередным зверем. – Оглянись! Сзади!
Но ветер отнёс его слова в сторону. На раздумья времени не оставалось. Хватило нескольких секунд, чтобы сплести заклинание. Возле его ног образовалась маленькая снежная поземка, которая быстро побежала к тому месту, где находилась колдунья, образовала вокруг неё ровный круг и, набирая обороты, быстро переросла в полноценный торнадо, взвившийся почти до мрачных тяжёлых небес, бережно окутывая женскую фигуру непробиваемой броней, прочной снежной крепостью. Ментальные щупальца варгов в бессильной ярости пытались пробиться сквозь выстроенную защиту, чтобы достать того, кто скрывался в тщательно охраняемом сердце снежного шторма.
А в следующую секунду магический щит Ангрбоды лопнул с тихим мелодичным звуком и исчез.
«Неужели опоздал?» – больно ужалила мысль, и на миг царевича охватила безотчетная паника.
Защиты больше не было. Варги спешно перегруппировывались, собираясь предпринять новую ментальную атаку, которая могла оказаться для всех последней.
– Все назад, ко мне! – рявкнул Локи голосом, перекрывшим шум битвы, и йотуны послушно отступили, сплотившись вокруг него тесным полукольцом, с неподдельным восхищением, а кто и с опаской, взирая на разгневанное божество, являвшее собой весьма устрашающее зрелище.
Сила будто текла в маге, бугрилась под сизой кожей, покрытой блестящей в лунном свете льдистой чешуёй. Растрепавшиеся волосы упали на лицо, скрыв вспыхнувший в глазах дикий огонь, хищная улыбка, почти оскал, поселилась на губах, тело замерло в незавершённом движении смертельно опасного обороняющегося существа, готового защищаться любой ценой. От него исходила угроза, но не такая, какую излучает могучий воин, а другого рода, нечто необъяснимое, от чего захватывало дух и веяло запредельным холодом, и хотелось отступить поскорее, чтобы оказаться как можно дальше.
Внезапно Локи распрямился, расправил плечи, уже знакомым йотунам обнимающим воздух жестом развернул ладони к небу, глубоко вздохнул, запрокинув голову, и резко сжал кулаки, в которых плетями взвилось пламя неприродного, ядовито-зелёного цвета, скручиваясь в огненные бичи. Со свистом рассекая воздух, он хлестнул ими по заснеженной поверхности, и яростное пламя кольцами разошлось от него, как расходятся круги по воде от брошенного камня, снося атакующую волну варгов, расплавляя толстый слой снега и льда практически до самой земли. Послушные воле своего повелителя, огненные потоки шипели и извивались в его руках, и варги с визгом и воем десятками вспыхивали и гибли в их сверкающем потоке. Йотуны с благоговейным ужасом взирали на поляну, на которой бушевали плети волшебного огня. Это было поистине небывалое зрелище – ледяной великан, повелевающий огненной стихией. Локи скалился в жуткой улыбке, по-волчьи показывая все зубы, глаза его превратились в бездонные провалы. В этот момент он был поистине страшен в своём истинном обличье.
Еще немного – и последняя волна варгов была поглощена бушующим огнем. Их осталось совсем мало, не более десятка – выделявшихся на фоне леса бледными тенями. Самые благоразумные или самые трусливые. Внезапно в разгулявшемся между скалами северном ветре послышался тоскливый волчий вой вожака, призывающего стаю. Оставшиеся в живых тут же подхватили его и, сорвавшись с места, скрылись в чаще леса, оставляя позади себя воняющие палёной шерстью обгоревшие останки своих сородичей. Вслед им полетели торжествующие вопли, громкие проклятия и бряцание оружия.
Локи устало опустил руки и разжал вибрирующие от магии кулаки. Огненные плети с шипением втянулись в ладони. Бушевавший на поляне огонь остановился как раз возле тугой петли снежного вихря, охранявшего своё бесценное сокровище, замер, словно ручной пёс, лизнул его и погас.
Помедлив несколько секунд, чтобы прийти в себя, маг бросился к тому месту, где стояла Ангрбода. Снежный вихрь, прорезаемый зелёными вспышками магии, тут же опал по мановению руки своего создателя, открывая его взору скорчившееся тело колдуньи, почти занесённое метелью.
Упав на колени, он принялся отгребать снег, схватил её за плечи, встряхнул – никакой реакции. Отвесил несколько звонких пощёчин – и снова ничего. Она была обжигающе холодной и неподвижной. Посиневшее лицо, заострившиеся мертвенно скулы, сжатые в тонкую полоску белые потрескавшиеся губы. В груди принца отвратительно защемило. Локи схватил её руки, сжал в своих ладонях холодные пальцы, стараясь отогреть, рыкнул приглушенно, пытаясь преодолеть внезапно возникшую панику:
– Вставай! Ну же! Ангрбода! Очнись!
Сгрудившиеся вокруг них йотуны громко и взволнованно что-то говорили, перебивая друг друга, но царевич не мог разобрать ни слова, напряжённо вглядываясь в неподвижные черты, пытаясь разглядеть в них хоть одну искорку жизни.
Внезапно слипшиеся от снега ресницы чуть дрогнули.
– Ей поможет Мать Рода! Неси же её в пещеру Рахги! – услышал он, наконец, как кто-то громко крикнул ему прямо в ухо.
Локи осторожно оплёл руками Ангрбоды свою шею, скользнул рукой под изгиб коленей и, осторожно придерживая под спину, быстрым шагом, почти бегом, понёс, слепо следуя указанному пути, ощущая на затылке холодные, окоченевшие пальцы, сомкнувшиеся в некрепкий замок. Он слышал, что её сердце ещё бьется, но удары были такими слабыми и редкими, что не придавали духу силы. Царевич чувствовал её слабое, прерывистое дыхание, согревавшее его кожу у левой ключицы. Не видя ничего, кроме какого-то йотуна, бегущего впереди, он буквально ввалился в двери, чуть не снеся кинувшуюся к нему Мать Горных Медведей. Сдавленно прорычав какое-то ругательство, маг всё же донёс и бережно положил свою ношу на покрытое шкурами ложе. И сам буквально упал у изголовья, нависнув над нею, упираясь предплечьями по бокам её головы, срывающимся голосом снова и снова повторяя:
– Очнись, Ангрбода, очнись, Хель тебя подери!
Словно издалека до него донёсся строгий голос Рахги, приказывающий набившимся вслед за ним йотунам немедленно покинуть пещеру и не мешать работе чар. Чуть повернув голову в сторону гомонящей толпы, Локи издал такой яростный гортанный рык, что все тут же шарахнулись прочь.
– А ну, добавь света, асгардец, – старуха подошла к постели, бесцеремонно отодвигая мага в сторону, склонилась над лесной девой, обхватила её лицо, приподнимая веки, заглянула в глаза со странно расширившимися, залившими своей чернотой всю радужку зрачками.
Локи яростно щёлкнул пальцами, зажигая над ложем янтарного цвета шар, осветивший бледное лицо Ангрбоды золотистым сиянием. Зрачки не отреагировали на свет. Старая ведунья пробормотала какое-то нехорошее ругательство из йотунского лексикона и суетно полезла в висевшую у неё на поясе сумку.
– Что с ней? – не вытерпел Локи.
– Дура она, вот что с ней, – не отвлекаясь и доставая из кошеля колдовской тауф – зелья и талисманы для ворожбы, – проворчала ведунья. – Нельзя позволять своим чувствам питать магию, это может выжечь душу дотла, что равносильно смерти. Ангрбода всегда умела контролировать свои эмоции. Не знаю, что могло случиться с ней такого, что она забыла главное правило магии. Не знаю, но догадываюсь, – магичка косо посмотрела на царевича.
Всего несколько слов, одна фраза – и он почувствовал, как прерывается дыхание, сжимаются от нехватки воздуха лёгкие. Не в состоянии объяснить самому себе охватившее его отчаяние, он осторожно провёл по щеке Ангрбоды кончиками пальцев, вложив в этот жест нечто большее, чем простую заботу об упрямой колдунье, скользнул по скулам, убирая прилипшие к ледяной коже пряди волос.
– Я могу ей помочь, – тихо сказал он, поднимая на Рахгу глаза, в которых читались страх и отчаяние.
– Твоя помощь только навредит, – отрезала йотунка. – Её организм отреагирует на чужую магию, как на потенциальную угрозу, отвергнет чужеродную целебную энергию другого мага, выскребет, вычистит её из вен. Ты не сможешь её вылечить. Ваши токи несовместимы по своей природе, словно ртуть и вода. – И, глядя на исказившееся лицо принца, добавила, смягчив тон:
– Обойдусь без твоей помощи, юный Лафейсон. Мне не впервой душу Ангры из чертогов Хель вытаскивать. Ты своё дело сделал. Слава богам, что успел вовремя, ещё немного – и было бы поздно. Её душа покинула тело, но она ещё только стоит у врат в Хельхейм. Я спиной чувствую их ледяной холод. Нельзя дать ей войти туда. Времени у нас очень мало. Посиди с ней, а я вернусь вскоре. Мне нужно подготовиться к обряду.
Оставшись с лежащей в беспамятстве колдуньей один на один, Локи склонился над ней, поднеся под нос ладонь, пытаясь уловить слабое дыхание. Длинные волосы цвета тёмной бронзы, потускневшие и спутанные, но всё ещё выглядевшие роскошными, разлились вокруг головы Ангрбоды, переливаясь тусклыми металлическими бликами в колеблющемся свете факелов. Он провел ладонью по плечу, шее, аккуратно заправил за ухо еще одну налипшую на скулу прядь. Всё ниже склоняясь к её лицу, проклиная себя за малодушие, беззвучно выдохнул: «Прости», и приник невесомым поцелуем к тонким, бескровным губам, чей вкус ощущал лишь однажды.
За спиной раздался шорох, и Локи резко отпрянул от постели. Рахга вернулась, облачившись в странный длиннополый кафтан, сшитый из цельной шкуры медведя и увешанный множеством украшений, позвякивающих при каждом её движении. На голове её, как колпак, была надета снятая чулком шкура с медвежьей головы. В руках она держала большой бубен – круглый деревянный обод, обтянутый кожей какого-то животного, испещрённой рисунками, изображавшими, при ближайшем рассмотрении, примитивные картинки путешествий между мирами. Вид у старухи был престранный и, несмотря на трагичность момента, Локи не выдержал и усмехнулся, хотя усмешка вышла кривой и неправдоподобной. Мать Рода бросила в его сторону подозрительный взгляд, но промолчала.
Йотунка подошла к сложенному в центре пещеры очагу и подожгла пучок каких-то трав, бросив их затем тлеть в каменную ступку. Нос мага тут же обожгло вяжущим запахом дыма. Затем она раскрошила туда же какие-то комки, по виду напоминавшие исцеляющие камни асов и, надрезав своё запястье, капнула несколько капель крови. Локи понял, что старая Рахга была не только Матерью Рода Медведей, но и висендаконой – ворожеей, владеющей сейдом, и скорее всего, ему выпала редкая возможность присутствовать при самом настоящем древнем гальдре*. В своих книгах он не раз читал о том, что йотунские сейдконы во время своих шаманских обрядов могут путешествовать между мирами, призывать и изгонять духов и даже спускаться в чертоги Хель и возвращать души ушедших. Несколько мгновений он сидел, зачаровано глядя, как над ступкой вспыхивают синие и зелёные искры, пока Рагха размахивала руками, разгоняя дым во все стороны. Как он предположил, дым должен был изгнать препятствующие магии силы и открыть дорогу заклинанию.
– Раздень её, – скомандовала Рахга, беря ступку в руки и тщательно перетирая её содержимое.
Царевич осторожно потянулся к застежкам куртки Ангрбоды, расстёгивая их до уровня ключиц.
– Полностью, – и, видя недоумение на лице юноши, нетерпеливо добавила: – Быстрее, асгардец, время дорого.
Принц подчинился и торопливо, пока не исчезла решимость, чувствуя, как внутренности сворачиваются в тугой узел от шелковистой прохлады влажной кожи, невесомо провел по плечам, скользнул вдоль рёбер, на секунду задержался у пряжки ремня и опустился к замшевым сапогам, плотно облегавшим стройные икры. Повинуясь магическому приказу, многочисленные застежки послушно раскрылись, распались складки ткани, обнажая бархат смуглой кожи. Почувствовав, что в горле окончательно пересохло и стало трудно дышать, он замер, отчётливо скрипнув зубами от вида стройных, сильных ног, оголенного впалого живота и призывно выступающих косточек на бедрах.
– Ты что, парень, голой девки не видел? – услышал он ворчливый голос старой Рахги и, уязвлённо дернувшись, как застигнутый на месте преступления воришка, отошёл в сторону.
Старуха подошла к лежащей неподвижно колдунье и стала методично наносить тёплую пасту из своей ступки на различные точки её тела: в центре лба, чуть выше бровей, над верхней губой, в ямку между тонкими, торчащими ключицами, в центре груди, в солнечном сплетении, на животе чуть ниже пупка, на ступни ног. Последнюю порцию пасты она размазала по тыльной стороне ладоней Ангрбоды, не переставая при этом нараспев бормотать какие-то заклинания.
Затем сейдкона подошла к очагу, расположенному в центре пещеры, и, поклонившись огню, стала прогревать над пламенем свой бубен, поворачивая его во все стороны, периодически постукивая по нему, словно проверяя звучание. Наконец, убедившись, что инструмент звучит как надо, она трижды прокрутила его на левой руке и, закрыв глаза, пошла вокруг очага, совершая странные, не слишком приличные, с точки зрения Локи, телодвижения бёдрами, сопровождая каждый шаг ударом в бубен и монотонным пением. Прислушавшись к гортанным звукам йотунского языка, царевич с удивлением и некоторой брезгливостью понял, что сейдкона обращается к своему покровителю, духу Великого Медведя, с просьбой помочь вернуть заблудшую душу, обещая ему за помощь мистическое совокупление.
Медленные движения Рахги становились всё быстрее, превратившись, в конце концов, в быстрое кружение вокруг очага. Бубен зазвенел с новой силой, и песня её набирала силу, становясь всё напевнее и шире. И, наконец, уже было не разобрать, где её голос, а где голос бубна, где мелькает её тень, а где тень бубна. Сейдкона слилась со своим магическим инструментом, став такой же лёгкой и стремительной, как он, словно скинув сразу несколько веков. Казалось, ещё мгновение, и она взлетит и унесётся в неведомые выси.
Наблюдавший за ритуалом Локи почувствовал, как по его телу снизу вверх поднимаются вибрации, словно своими стопами он ощутил дыхание Матери Земли. Эти вибрации медленно перемещались по его телу, поднимаясь всё выше и выше, с каждым разом привнося в его сознание что-то новое. Он чувствовал, как укрепляется его воля, растёт и крепнет внутреннее спокойствие, очищаются помыслы, мышцы наливаются новой силой. Он ощутил покалывание в области между бровями, голова его сама собой откинулась назад, и сознание устремилось вверх, к небесам. Внезапно ему показалось, что ноги отрываются от земли, и он поднимается в небесные выси. Бубен неистово зазвенел и загрохотал, Рахга громко закричала, и магу почудилось, как крику этому вторит огонь в очаге, сосны в бору, звёзды и луна в небесах, сама земля и само небо. А он всё летел и кружил, не касаясь земли.
Наконец, звуки стихли, и Локи очнулся, приходя в себя, с трудом соображая, где он и что с ним. Принц потряс головой, пытаясь прояснить сознание. Он увидел старую сейдкону, упавшую без сил возле ложа, на котором всё также неподвижно лежала Ангрбода. Превозмогая головокружение, царевич бросился к Рахге. С трудом подняв голову, она протянула ему прозрачную бутылочку с янтарной жидкостью, зажатую в старчески дрожащей руке.
– Быстрее, – задыхаясь, проговорила она, – влей ей это в рот.
Локи зубами выдернул пробку, подбежал к лежащей без чувств колдунье и, безжалостно разжав ей челюсти, влил в неё всё содержимое из пузырька и присел рядом в тревожном ожидании. Поначалу ничего не происходило, но через несколько минут по телу Ангрбоды прокатилась судорога, грудь стала мелко и часто вздыматься, из горла вырвался протяжный стон. Внезапно распахнув глаза, она резко села на ложе, прижимая руки к горлу и судорожно кашляя.
– Держи её, – еле слышно прошелестела старуха, медленно и тяжело поднимаясь с пола.
Локи несильно надавил на плечи, чтобы дева перестала порываться, уложил её обратно на шкуры и отпустил только тогда, когда сопротивление стихло, и она смиренно затихла и обмякла.
Рахга, шаркая ногами, словно сразу состарившись на тысячелетие, подошла к кровати, деловито пощупала пульс, заглянула колдунье в глаза. Постепенно на бледном лице Ангрбоды появился лёгкий румянец, напряжённые черты расслабились, веки отяжелели, прикрывая затуманившиеся глаза, и она уснула.
Мать Рода ласково накрыла Хозяйку Ярнвида тёплой медвежьей полостью и обернулась к магу, стоявшему рядом с удручённо-измученным видом, заложив руки за спину и сцепив пальцы в замок. Он неотрывно смотрел на спящую, и ничего, кроме тревожной нежности, не было в его взоре.
– Всё хорошо, – мягко проговорила Рахга, касаясь руки принца. – Теперь она будет спать сном глубоким и целебным, из тех, что крепче младенческого и спокойнее вечного. Да и тебе, Твое Высочество, отдохнуть не мешало. Можешь остаться. Место у меня много, хватит всем.
Тёмные, как беззвёздная ночь, глаза её неотрывно следили за асом, словно сейдкона надеялась пробраться под его изрезанную татуировками кожу, куда-то к самому сердцу, и понять, что же на самом деле сейчас чувствовал этот пришлый, чужой бог.
– Нет, спасибо, – Локи выдохнул, отводя взгляд куда-то в сторону, – не сегодня и не здесь. Нужно многое ещё сделать. Время помочь раненым, подготовить тела погибших и сложить погребальные костры.
С этими словами он нарочито медленным движением развернулся, стараясь смотреть куда угодно – на увешанные амулетами стены, пылающий очаг, высокий закопченный потолок, но только не на застеленное медвежьей шкурой ложе у противоположной стены, на котором неподвижно лежала Ангрбода.
Когда тяжёлая, обитая коваными полосками железа, дверь закрылась за спиной асгардского принца, Рахга тяжко вздохнула. В этом чужаке было столько всего намешано несовместимого по своей сущности: холод в глазах и яркое пламя в душе; презрительная, высокомерная усмешка и заразительная улыбка; неконтролируемая ярость и поразительное умение держать себя в руках. Всё это не могло не завораживать, не привлекать, не приковывать. Но был внутри него какой-то надлом, остро чувствующийся в его ауре. Мать Рода глубоко вдохнула воздух – пахло разбитым сердцем и одиночеством.
* * *
Едва вырвавшись из цепких объятий йотунов и йотунок, старавшихся высказать ему слова благодарности и признательности, Локи вернул себе свой истинный облик и скрылся в единственном месте, где он мог побыть в одиночестве, чтобы обдумать случившееся – среди Камней Сейда в Храме Солнца, куда не было доступа простым жителям Ярнвида.
Усевшись прямо в снег, он начертал в воздухе руну огня, и перед ним вспыхнул небольшой костёр. Царевич откинулся спиной на холодный шершавый камень и поморщился – боль в теле после схватки, похоже, будет напоминать о себе ещё несколько дней, но никаких серьёзных повреждений не было, он чувствовал это. Тихое потрескивание огня и мерное сопение лежащего рядом Фенрира согревало тело и душу, помогало думать.
Итак, пришло время разобраться в самом себе. Что же ты делаешь, Локи Одинсон? Или уже всё-таки Лафейсон? Что произошло с тобой сегодня? Или это произошло гораздо раньше? Кем ты стал? На самом деле – кем? И чего ты теперь хочешь? Он задавал себе вопрос за вопросом, и они повисали над его головой на незримых нитях, грозя обрушиться вниз и погрести под собой всё то, что он так отчаянно сберегал в душе после своего побега из Асгарда.
Вглядываясь в магическое пламя, извивающееся синими и желтыми языками, похожими на лепестки цветов ириса, Локи медленно погружался в глубины своей памяти, слой за слоем отметая всё малозначащее и стремясь докопаться до правды. Перед глазами оживали картинки недавнего прошлого – первые дни в Йотунхейме, наполненные настоящим безумием. Его сознание, пребывающее в иллюзиях, тело, обессилевшее без магии. Отвратительно пустые дни, приносившие с рассветом лишь новую порцию острой боли. Бессонные ночи, наполненные одним и тем же эфемерным, летучим, тонким образом девушки, что вошла в его сердце, душу и разум, став его неотъемлемой частью. Мучительные воспоминания о её глазах, горячих поцелуях, прикосновениях, от которых кровь закипала в жилах. Её имя, которое, словно яд, проникало в сознание, привязывая к прошлому неразрывными цепями. Тоскливое осознание своей вины за внезапно принятое решение: он должен отпустить её, ведь он – монстр, чудовище, один вид которого приводит в ужас.
«Ты слышишь меня, Сигюн? Беги. Беги прочь. Забудь обо мне и живи своей жизнью, предавая забвению воспоминания обо мне...».
Ему казалось – она стала для него сладким недостижимым воспоминанием из прошлого, в которое он уже больше никогда не попадёт, не увидит, не почувствует снова.
Червь сомнения точил его разум, выгрызая в нём немыслимые лабиринты, в которых его мысли путались, не имея возможности найти выход. Когда всё начало меняться?
Всё пошло кувырком с того момента, когда в его жизнь вошла Ангрбода – колдунья с ледяными, как и у него самого, глазами, но почему-то мягкими, обжигающими прикосновениями, непокорная и свободолюбивая, как северный ветер. Их отношения с самого начала были отравлены её ложью и обманом. Ему никогда не забыть той ночи, что закончилась сцепленными на глотке пальцами, ссадинами по всему телу и обидными фразами, что они наговорили друг другу в порыве иступлённого гнева. Оскорбленная гордость, ярость и обида привели к тому, что он возненавидел её и стал возводить между ними нерушимую стену, плеваться ядом, бросаться колкими словами и обвинениями, подспудно желая ранить её так же, как и она его, заставить её страдать куда сильней, чем вся та боль, что скопилась в нем самом.
Но что-то пошло не так. Нет, она не ломилась сквозь двери, не ломала стены, что он выстроил вокруг своего сердца, она как будто и не стремилась туда даже. Ангрбода отлично знала, что ей нет места в его жизни, и не желала навязывать свое общество тому, кто в нём абсолютно не нуждался. Но каким-то невероятным образом ей удалось вытащить его из водоворота зла, который он сам сотворил вокруг себя, увести его от вечных воспоминаний о том, как любил, как чувствовал, как жил. Она показала ему путь в новый мир, где бы он мог начать жить с чистого листа, перестав считать себя всем и всему чужим. И что-то в нём сломалось. Его стало неумолимо тянуть к ней, и он постоянно осуждал себя за это чувство, ненавидел, презирал собственную слабость. Его тошнило от своих желаний, возникавших, когда он смотрел на Ангрбоду, от воспоминаний о шорохе снимаемой и разрываемой одежды, о жаре женского тела, прижимаемого к постели, бархате её кожи, дразнящих поцелуях... Он чувствовал себя предателем и всеми силами пытался побороть свои чувства, оживляя в уме совсем другие воспоминания, что крепкой бронёй до сих пор охраняли его сердце. Жестокостью злословия, подчеркнутой холодностью, грубостью – всеми способами он отталкивал её от себя, твердя, как заклятие, что так будет лучше.
Но сегодня, увидев безжизненное тело Ангрбоды, он вдруг почувствовал, как эта броня пошла трещинами, разорвалась с треском и болью, обнажив живое, истекающее кровью сердце. Могло ли так случиться, что он ошибался? Страшно, чудовищно ошибался? Или всё гораздо хуже, и правда ещё ужаснее, чем он предполагал? И ничто уже его не излечит от этой зависимости, оборвать которую нужно собственноручно, пока не стало еще хуже.
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Гальдр – в старонорвежском первоначально означало «кричать» или «крик», то есть «заклинание» или «магическая песнь». Позже это стало означать волшебство вообще. Однако в своём изначальном смысле Гальдр – это именно словесная магия. Гальдром можно называть только магические песни и заклинания, произносимые вслух. Именно факт произнесения, то есть воплощения мысли, намерения наделял эту мысль реализационной силой.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2019/09/21/1546