Глава 3 Заморский принц

Петр Ингвин
     Властительница помыслов. Отрада для глаз. Соловей зачерствевшей души. Какими только эпитетами не награждал Борис Елену, когда от случайного прикосновения в груди пели птицы, и сердце сжималось, будто на него конь наступил.
     Ничто не предвещало событий, перевернувших мир с ног на голову. Или наоборот — с головы на ноги? Для Бориса очевидным было второе. Раньше он не знал, зачем живет, за жизнь принимал громкие слова о величии, а приказы отца ставил выше собственного счастья. Все изменилось. Зрелая красота Елены потрясла его, изменила мировоззрение. Он считал женщин пустышками, что годились лишь для отдыха после битвы. С Еленой расставаться не хотелось. Она вспенила мозг, в глазах плясали красные пятна, в животе играла свирель.
     Отдать дракону? Елену?!
     Дракон приказал Борису взять двух гридней и отправиться за новой девушкой: «Найти и привести самую лучшую на свете». К заданию прилагалось дополнение, где вводились не менее расплывчатые определения «прекрасная» и «особенная». Как сочетать последние два взаимоисключающих понятия, Борис не знал. Красота везде одинакова, это когда каждая часть тела совершенна, и разница только в росте, цвете волос и прическе. А слово «особенная» подразумевало отличие от остальных. С какого конца начать: собрать всех прекрасных и выбрать ту, что выделяется больше других, или искать красивую среди особенных? Здравый смысл подсказывал, что это будут разные женщины. Наличие двух кандидатур перечеркивало первую часть требования: привести «самую лучшую». Но главное — вторая его часть, «лучшую». А как определить? И вообще, лучшую — в каком смысле?! Ничего себе распоряженьице.
     Слух про новеньких, что поселились на чертовом болоте, принес сельский житель. Сам же вызвался отвести. Девушка, говорил, просто чудо. Умница и красавица, каких свет не видывал. «Девушка-цветок». А еще селянин намекал на ее божественное происхождение.
     Понятно, помощь оплачивается, и если посланцы дракона не возьмут чужую — могут забрать свою, вот и лезут из кожи, чтобы угодить. И рожа у добровольного проводника уж больно разбойничья, как бы в западню не завел.
     Все время держались начеку, друг друга прикрывали, проводника от себя не отпускали. Болота миновали с трудом. Несколько раз кто-то падал с тропы, вытаскивали общими усилиями. А проводник чувствовал себя как рыба в воде. Еще и напевал в пути, и голос у него — заслушаешься, даже забываешь, куда и зачем идешь.
     Борис не верил, что все окажется правдой. Не ожидал увидеть такую красоту. Собственно, вовсе не красота поразила. А что тогда? Бездонные глаза — мечущиеся в отчаянии и все равно звавшие к любви, потому что не умели быть другими? Правильная фигура, где все на своем месте и просится в руки? Чеканный профиль, что подошел бы богине? Может быть, она и есть богиня? Пусть боги и стараются не вмешиваться в дела людей, но «стараются» не значит, что не вмешиваются. И полукровки периодически появлялись. Борис лично не встречал, но слухи на этот счет ходили упорные.
     Как только болота закончились, проводник заставил всех укрыться в яме за кустами:
     — Девицу охраняет страшный оборотень. Обычно он ничем не отличается от человека, но едва решит, что ему или опекаемой девице что-то угрожает, все меняется: он обращается в чудовище, и все живое вокруг погибает. Даже цветы вянут. Девица-краса тоже страдает от этого. Мы доброе дело сделаем, что спасем ее от чудища лесного.
     — Как узнаем, что оборотень отлучился? — спросил Борис.
     — Нужно дождаться, когда он отправится за дровами.
     Прошло несколько долгих часов, прежде чем стук топора возвестил, что время действовать настало.
     Дошли быстро, проводник указал на мелькнувшую среди деревьев крышу избушки:
     — Там.
     — Федот, присмотри за ним, — распорядился Борис насчет проводника.
     Со вторым гриднем они прокрались к избушке и с веревками и кляпом ворвались внутрь.
     Дело спас напарник, иначе Борис все бы испортил. Потому что ноги застыли на пороге, а руки опустились.
Это было больше чем чудо. Проводник прав, без богов не обошлось. Платье из невероятной материи открывало плечи и великолепные лодыжки… и даже выше, что невероятно. Допустим, это домашняя одежда, ведь чужие здесь не ходят, и никто не увидит. Как же тогда выглядит выходная?!
     А обувь — непредставимая, на высоком тонком каблучке? А взгляд? А губы?
     И цветок на плече.
     Прекрасная и особенная. Не юная и смазливая, каких сразу представляешь, когда надо выбирать на вкус дракона. Скорее, ровесница Бориса — лет под тридцать, а то и больше. У красивых женщин внешность и возраст никак не соотносятся.
     Ничего лучше нельзя представить. Проводник получит свою награду.
     Кляп, залом, веревки… Добычу Борис нес перекинутой через плечо, напарник прикрывал.
     Проводник торопил:
     — Уходим. Оборотень быстр, как рысь, и драться горазд, словно его боги учили. Если догонит — порвет в клочья. И копье кидает, будто с ним родился.
     — А Борис — лучший лучник в драконовой дружине, — высокомерно выдал Федот.
     И все же они не мешкали.
     Проводник сначала прятал рожу, но около елки, куда вышли для отхода за болота, испуганный взгляд жертвы уперся прямо в него. Тот развел руками: я, мол, человек подневольный и вообще тут ни при чем, это все драконовы слуги.
     Проводник сказал, что ее имя — Елена. Елена Прекрасная — сразу назвал про себя Борис. Сначала она мычала и брыкалась, но кляп и веревки делали свое дело. Будущий подарок дракону смирился с неизбежным.
     В дороге через болота Борис никому не отдал Елену, нес бережно, как хрустальную, на островках, где останавливались отдохнуть, следил, чтобы ей было удобно. Даже путы немного ослабил. А когда остались два последних перехода, вообще снял. Но только веревки, потому что стоит ей закричать, и отозваться может кто угодно. От оборотня ушли, но никому не ведомо, кто и что поджидает в раскинувшемся впереди лесу. Кляп, для надежности привязанный веревкой вокруг головы, остался на месте, в одно движение его не скинуть, даже имея свободные руки.
     Но свободными руками можно было вытащить у Бориса оружие и угрозами принудить к чему-то. Он сознательно пошел на такой риск. Это было доверие и намек на общность судьбы: «Я не причиню тебе зла. Я хочу помочь. А если что-то произойдет, мы умрем вместе».
     Борис оберегал Елену от тряски и воды, на последнем островке разрешил полежать, чтобы прийти в себя. В ответ она бездумно тянулась к нему, как единственному, кто защитит. И он защищал. Когда Федот поднял на нее руку, чтобы поторопить, по воле Бориса чуть не остался без руки.
     При выходе к лесу проводника вперед не отпустили:
     — Против тебя ничего не имеем, твоя преданность дракону вне сомнений, но мы не верим никому. Это наша обязанность. Не отходи дальше, чем на два шага. Если впереди ждет засада, ты умрешь первым.
     К твердой земле Борис нес Елену на руках. Его шею оплели покрывшиеся мурашками прохладные руки. Он вдруг почувствовал себя счастливым.
     Она не могла быть простой женщиной, рожденной человеком от человека. Дракон хотел особенную — Елена была именно такой. Простая женщина не может не понимать, что распущенные волосы — это непристойно. Но русая грива Елены свободно развевалась, и если бы не руки Бориса, то волоклись бы через воду и грязь. Ни платка, ни даже косы, и при этом — детская непосредственность и непередаваемая чистота. Если добавить сюда сбивавшую с ног женственность, то смесь получалась невыносимая.
     Искусительница с лицом ребенка. От этого холодело в груди и непроизвольно сжимались руки. А в руках была она…
     Елена словно не понимала, что делает что-то не так. Ее не смущали ни распущенные волосы, но голые ноги. Федот уже дважды оступался, заглядевшись на безукоризненные коленки, его вылавливали и, мокрого и грязного, вытаскивали на тропу. Но без помощи Бориса. Он держал Елену.
     А когда ее волосы откидывались…
     На плече иногда выжигают клеймо, и в голову невольно лезли нехорошие мысли. Нет, ясно, что это не то, Елена никогда не была ни рабыней, ни каторжанкой. Ожоги и их последствия отсутствовали, кожа была чистой, но на плечо с шеи спускался невероятный алый цветок. С темным стеблем и зелеными листьями. Цветок был частью кожи, как загар или румянец.
     Елена. Аленка. Аленький цветочек. Чудо, найденное в лесу.
     Отдать дракону?!
     Не сразу дошло, что эта мысль засела занозой и лишила покоя. Борис отбрасывал ее — она возвращалась с подругами. К «не отдавать» пришли в гости «украсть» и «бежать». И не собирались уходить.
     На выходе из болот были приняты все меры предосторожности, но, к счастью, снаружи никто не поджидал. Это радовало: шалопутный взгляд проводника и весь его жуликоватый вид с самого начала навевали нехорошие мысли. Впереди, насколько помнил Борис, тропа вела через опасные дебри, засаду можно ждать на любом участке. До постоялого двора, где оставили коней, чтобы не бросать в лесу перед уходом в болота, добираться почти сутки. В дороге придется ночевать. Довезет ли Борис Елену живой и невредимой? Второй вопрос: нужно ли так безответственно рисковать ради драконовой прихоти? Отсюда вытекает третий вопрос: что делать?
     Ответ не понравится ни дракону, ни отцу.
     Для передвижения через лес вытянулись в цепочку: проводник прокладывал путь, за ним шли двое настороженных гридней — один с обнаженным мечом, второй с луком наизготовку. Замыкающими двигались по тропе Елена с опекавшим Борисом. Через несколько шагов он сдвинул ее рукой в сторону, натянул лук, и две стрелы поочередно нашли свои цели. На малом расстоянии граненый бронебойный наконечник пробьет любые латы. К тому же, Борис знал слабые места доспехов своих сослуживцев.
     Третья стрела осталась на месте — пока Борис расправлялся с гриднями, проводник сбежал. Только что был — и нет его, будто растворился. Лесной житель, не иначе. Наверняка, соврал, что селянин. В первую очередь надо было проверить место жительства доносчика, а не желанный и так волшебно оправдавшийся слух.
Жаль, что так вышло. Свидетеля оставлять не хотелось. Теперь дракон точно узнает, кто украл у него добычу. Очень-очень жаль. А в замысле все было так просто и безупречно…
     Борис освободил Елену от кляпа.
     — Прости, не мог вынуть его раньше, — он выбросил тряпку и веревку, — на меня уже косились и могли заподозрить. Теперь все будет хорошо. Только не кричи, могут услышать те не, кто в состоянии помочь. Я уверен, что нас ждет засада, вперед идти нельзя.
     Предчувствие не обмануло. Едва сошли с тропы, как до боли знакомые свистящие звуки заставили толкнуть Елену и упасть сверху, закрывая собой. Там, где они только что стояли, пронеслись стрелы.
     Стреляли спереди. До собственной смерти Борис не дошел всего с десяток шагов. Если бы не решение бежать с Еленой…
     Он вскинул лук и ответил несколькими выстрелами. Противники не видели друг друга, и Борис использовал передышку, чтобы утащить Елену глубже в чащу.
     — Бежим, — тихо бросил он.
     В своей неописуемой обуви на каблуках-гвоздях она не могла бежать. Это не для леса.
     — Сними, — прошипел Борис.
     Она повиновалась безропотно. Понимала, кто спаситель, и что ждало впереди, опоздай он хоть на минуту.
     Держась за руки, они пронеслись по траве до местечка, где можно устроить ответную засаду.
     — Сиди тихо. — Борис рукой пригнул Елену, чтобы она опустилась между корней огромного дуба, а сам с луком остался наблюдать сквозь листву и ветви.
     Через пять минут с обеих сторон послышалось движение — в таком лесу бесшумно не пройдешь. Сухие ветки, листья, чешуйки коры — все издавало звуки, пусть самые тихие, но в тишине подобные грому. Борис выстрелил влево, затем вправо. Два вскрика прозвучали почти одновременно. Левый противник упал, правый со стоном и руганью уполз обратно.
     Около щеки Бориса просвистело. Он пустил стрелу ответно. Не зря ему присвоили титул лучшего лучника: за деревьями раздался еще один вой — жуткий, будто человека медленно резали. Для стрельбы на слух результативность просто невероятная, ни одна стрела не пропала даром. Пора воспользоваться плодами.
     — Бежим.
     Борис вновь потащил Елену за собой. Лишь когда она всхлипнула, до него дошло: он по корягам и веткам бежал в сапогах, а она босиком. В пылу боя просто не подумал, было некогда.
     — Теперь идем осторожно, — приказал он, уводя Елену вправо от линии, по которой уходили от погони до сих пор.
     Мягко наступая, они выбрали новую позицию-укрытие, откуда просматривался прежний путь. По их следам осторожно двигались двое. Лучше сказать так: заметны были двое, остальные могли обходить стороной или отстать и идти сейчас где-то позади.
     — Хватит, — один из преследователей резко остановился. — Она того не стоит.
     Разглядеть говорившего было нельзя, мешала листва. На голос проводника не похоже. Борис натянул тетиву.
     Осталось три стрелы. Что, если эти двое — не последние?
     — Двоих потеряли, Тит ранен. Я дальше не пойду.
     — Мы их почти поймали!
     Борис удовлетворенно выдохнул, сместил прицел на голос, который узнал, и выпустил стрелу.
     — Ты говорил то же самое, когда нас было шес…
     — Гроб тебе в глотку и кикимору в жены! — взвопил подстреленный проводник.
     Вряд ли ранение вышло смертельным. Очередную стрелу Борис послал опять в проводника. Но тот, тертый калач, уже распластался по земле и, судя по звукам, отползал в чащу. Его напарник мудро поступил также.
     Двое убиты, двое ранены, один отказывается драться дальше. Всего шесть. Значит, где-то затаился еще один. Если не трус, то сейчас должен обходить сзади.
     — Бежим. — Борис толкнул Елену в ту сторону, откуда уползли двое, и помчался, прикрывая собой.
     Стрела ударила над закинутым за спину щитом в защищенный бармицей загривок. Мощность удара и звук сказали, что наконечник обычный, дальность большая. Но стрелок отменный. Борис не рискнул обернуться, чтобы ответить. Они с Еленой миновали еще несколько деревьев, затем сменили направление и дальше бежали, не останавливаясь.
     Темнело. Из листвы вниз заглядывала луна, становясь все ярче по мере того, как небо тускнело. Преследователи отстали, потеряли след или прекратили погоню. Борис надеялся на последнее. Трое раненых и один сомневающийся при единственном полностью боеспособном воине — расклад в пользу беглецов. Главное, чтобы не застали врасплох. Для этого нужно уйти как можно дальше.
     Елена очень старалась. От успеха зависела жизнь. Обувь свою она давно потеряла, платье испачкала и в нескольких местах порвала. Ее ноги заплетались, ступни кровоточили и целиком состояли из ранок и мозолей. Смотреть было больно. Да и некогда. Хотя желание присутствовало. Подол платья Елена приподняла и держала в руках выше коленок, чтобы ткань не мешала бежать. Голые коленки и развевающиеся волосы... Так бегают дети.
     Елена походила на ребенка только чистотой лица и наивностью взора. Остальное, до колик притягательное и до помутнения сознания соблазнительное, выдавало в ней истинную женщину, которая хотела жить и любить.
     Когда деревья начали редеть, Елена совершенно выбилась из сил. Борис молча подхватил ее на руки и понес.
     Главное — не оступиться. Дремучий лес закончился, дальше шли через пролесок, наступившая темнота этому не мешала — луна давала достаточно света. Мир казался призрачным, резкие тени заставляли вздрагивать. Если кто-то нападет, Борис ничем не ответит — оружие висело за спиной и в ножнах, руки были заняты. Но за эти минуты с занятыми руками он готов был отдать жизнь.
     В конце концов силы кончились и у него. Елена расцепила обвившие его шею руки, оба вытянулись на земле. Ноги гудели. Сердце колотилось, как запертый в темницу бесноватый, и также просилось на волю.
     — Куда мы идем? — донеслось от Елены.
     Впервые услышанный голос полностью соответствовал божественному образу и разлился по душе Бориса, как мед по гортани. Больше ничего не хотелось — только вот так лежать рядом и слушать. Но Елена ждала ответа, и Борис нехотя выдавил:
     — К моему отцу, другого выхода нет.
     — У меня есть жених. Вы украли меня. Я должна вернуться.
     Совсем не эти слова хотелось услышать Борису.
     — Тебя отдали дракону, — сказал он. — Оттуда не возвращаются. После того, что я натворил, для меня обратного пути нет, а тебе придется ехать со мной хотя бы для спасения жизни. Прости, неправильно выразился. Не придется. Я ни в чем тебя не ограничиваю, ты можешь сейчас же встать и уйти. Я слова не скажу. Все, что я делал до этой минуты — спасал тебя от дракона и лесных татей. Почти спас, хотя уверен, что погоня продолжается. Разбойников осталось мало, на рожон они больше не лезут, но от цели вряд ли отступятся. Поэтому я сказал «почти». Еще мы можем нарваться на драконовых гридней. С ними-то я разберусь быстро — они примут меня за своего. Повторю еще раз: сейчас ты полностью свободна. Хочешь вернуться к своему, как ты его назвала, «жениху»? Пожалуйста, но проводить тебя не смогу, это все равно, что добровольно шагнуть в костер. Кроме людей дракона и лесных татей позади ждет болото, а дорогу через него знал только проводник. Кем он оказался, ты знаешь. Теперь хорошенько подумай над всем, что я сказал, и ответь на вопрос, от которого зависят обе наши жизни: ты поедешь со мной?
     Елена молчала, и это не предвещало ничего хорошего. Пока не прозвучало страшное, Борис вновь заговорил:
     — Возможно, ты что-то понимаешь не так. Прости, я не мастер высокого слова и говорю, что думаю, а это часто выглядит нелепо и может быть воспринято неверно. Пойми, я ничего от тебя не требую. Спрошу по-другому: ты готова помогать мне в пути, если я спасу тебя от дракона и лихих людей? Вот, теперь я выразил мысль точнее. И все равно не торопись. Прежде чем ответить, выслушай еще. Я никогда не применю к тебе силу. Я буду ждать, сколько понадобится. Мои родители спрячут нас, у тебя появятся возможности, о которых не смела мечтать. Все радости мира упадут к твоим ногам. За это прошу одно: не мешать мне спасти тебя.
     Прошло немало времени, прежде чем тихо донеслось:
     — Я согласна ехать с тобой. — Елена помолчала. — Но лишь потому, что альтернативы нет.
     Тело Бориса внезапно обмякло, и захотелось плакать. Он не знал слова «альтернатива», но смысл вполне улавливался. С трудом удалось сделать взгляд строгим:
     — Надо как можно быстрее добраться до моря.
     Они шли всю ночь. Иногда он нес Елену. Оба молчали. Главное было сказано, остальное покажет жизнь. Только бы эту жизнь сохранить.
     Как бы хотелось, чтобы сестра Кася оказалась права. Много лет назад она сказала перед его отъездом за море:
     «Ты станешь драконом и умрешь за любовь».
     «Отлично, — улыбнулся Борис. — Для этого мне придется жить вечно».
     Наследник дракона — брат Виктор, именно поэтому отец послал к Кощею Бориса.
     «А любовь будет настоящая — та самая, из сказаний и легенд, большая и чистая?» — продолжил улыбаться Борис.
     В то время он не верил, что такое чувство существует.
     Кася хмуро кивнула и ушла к себе. Она с детства отличалась богатым воображением, а с недавних пор ее будто прорвало — пророчествовала о каждом, кого видела перед собой, и даже о тех, кого лично не знала. Конечно, ей не верили. Предсказательная дурь у нее началась после знакомства с иноземным чудиком. Красотой природа Касю не обидела, и одно время за ней волочился какой-то хмырь заезжий, подарками заваливал, витиеватые речи плел… Звали его, кажется, Ипполитом. Или Аполлинарием. Или Баллоном. Однако, Кася, не будь дура, сразу поставила условие: «До свадьбы — ни-ни». И сгинул тот Баллон несолоно хлебавши. А Касю с тех пор на всякую ерунду пробило: то, как Борису, любовь и смерть накаркает, то отцовского пса пожалеет, что, мол, болеет, хотя вид у того — дай боги каждому. Честно говоря, пес и вправду вскоре подох, но то возраст, а не сестренкино ясновидение. Скажи про любого, что тот умрет, и однажды тот действительно умрет. Чудеса ни при чем.
     При расспросах Кася на полном серьезе заявляла, что, дескать, дар предвидения ей дал тот самый Баллон, а в качестве кары за строптивость заставил всех ей не верить. Фантазерка, однако.
     А еще раньше она как-то объявила Борису:
     «Ты предашь двух правителей и приведешь врага в соседнее государство».
     «Как-как? — ухмылялся он. — Твои слова — да богам бы в уши! Врага в соседнее государство — это же здорово! Враг моего врага — мой друг!»
     У Бориса иногда возникало ощущение, что сестра хочет донести что-то важное, а над ней смеются. Ну, так что же она хотела? Как еще реагировать на такие предсказания?
     Скоро он вновь увидит Касю. «Ты станешь драконом и умрешь за любовь». Первому, конечно, не бывать, но про любовь он подтвердит — сестра оказалась права. Появление в его жизни женщины, за которую стоило умереть, перевернуло сознание. Домой Борис вернется другим человеком.
     Когда на востоке порозовело, впереди раскинулась сверкающая гладь. Далеко слева виднелась мачта, с приближением к уходившему вниз крутому берегу показалась и вся морская посудина — идеально подходившая для целей Бориса рыбачья лодка. А главное…
     Борт украшал не змей, а золотой единорог на красном фоне!
     — Боги на нашей стороне.
     Борис ускорил шаг, словно открылось второе дыхание, и сладкая ноша в руках показалась пухом.
     Лодка была большой: парус, четыре ряда весел, несколько широких поперечин для сидячих мест и огромный отсек для сетей и пойманной рыбы. Место для рыбы пустовало, а сети сушились на берегу.
     — Эй, рыбаки! — заорал Борис. — Подъем!
     Из лодки поднялись сонные головы:
     — Мы уже платили за стоянку.
     Борис вспомнил, что на нем форма драконова гридня. Шлем и щит с крылатым змеем полетели в прибрежную гальку.
     — Перед вами Борис, сын Куприяна. Если у вас сегодня задуманы дела — забудьте, также забудьте про сети и сей же миг везите меня к отцу. Обещаю, это будет самая выгодная работа в вашей жизни, на той стороне каждый получит лодку, снасти и деньги для найма команды.
     Рыбаки бросились расправлять парус и вставлять весла в уключины.
     Бориса и Елену разместили на носу, команда взялась за весла. Вода взбурлила.
     После того, как отчалили, и после мелководья лодка вышла на морской простор, на берегу показались две бородатые фигуры: прихрамывавший проводник и высокий здоровяк — видимо, тот самый лучник. Из-за большого расстояния он не стал тратить стрелу. Оба разбойника проводили взглядом уплывшую добычу. Яснее ясного, что хитрый проводник вернется к личине сельского жителя и доложит, куда надо, о похищении. В его рассказе не будет засады на тропе, злодеем окажется вероломный предатель-гридень, сбежавший на корабле соседнего государства.
     Ничего не изменить. Борис взял у ближайшего рыбака пропахший рыбой плащ и накинул Елене на плечи:
     — Потерпи, осталось немного.
     Он сел рядом и обнял ее, защищая от пронизывающей сырости. Она не отстранилась от его рук. Это было здорово.
     В лицо летели соленые брызги, пахло водорослями, небо затянули хмурые облака. А на душе светило солнце.
     Служба окончена. Не так он представлял себе возвращение, но есть такой «закон разведчика»: успешный никогда не добьется славы. О тех, кто жил чужой жизнью, с трудом и риском вызнавая величайшие тайны противника, легенды слагаются посмертно. Ставший известным живой разведчик — символ неудачи.
     Глядя на Елену, Борис не считал себя неудачником. Жаль, что отец подумает по-другому. Он послал Бориса войти в окружение Кощея, втереться в доверие и вызнать секрет бессмертия. Нельзя сказать, что Борис возвращается ни с чем, и дело не в Елене Прекрасной. Кое-что узнать все же удалось. А если подать правильно, то «кое-что» превратится в небывалый успех. Борис сопоставил все, что люди знали о Кощее, и секрет оказался прост, как яйцо. Непонятно, почему этот вывод не пришел в голову другим.
     Не умирать — не значит быть бессмертным. Кощей Бессмертный — бессмертный? Как бы не так. Языками чесать люди горазды, и повторяемые день за днем слухи постепенно становились правдой. А истина такова: Кощей начал править во времена Борисова прадеда. Не поспоришь, столько не живут. Признак вечной жизни? Отнюдь. Для собак люди тоже кажутся бессмертными. Когда щеночек рождается — хозяин взрослый, когда старый пес умирает — хозяин все еще взрослый. С Кощеем то же самое. Прадед слышал про молодого поджарого силача, силой захватившего власть за морем. Дед встречался со статным воином средних лет. Отец знал о мудром пожилом правителе.
     А Борис видел дряхлеющего живчика с одутловатым лицом, отменным брюшком и незарастающей плешкой, который боялся собственной тени, но при этом был весьма охоч до женского пола.
     Достаточно рассуждать здраво, чтобы понять, что к чему. Настоящий бессмертный мог бы побеждать несметные армии, сколько их ни собери. А что? Знай себе убивай врагов по одному, когда-нибудь да кончатся. Кощей этого не делал. Он вообще сторонился войн, с соседями предпочитал выгодно торговать, вот только породниться с ним желающих не находилось. Отдашь дочку за такого — он всех переживет, два государства под своей рукой объединит, а затем к соседям посватается. Кому охота, чтобы кто-то подминал под себя все, и с этим нельзя было бороться?
     Истина о бессмертии хранилась в письменах, в старые времена составленных для Кощея неким приезжим из дальних стран. Предание гласит, что писаря того казнили, чтобы не выдал тайны. С тех пор все знали, что письмена не читаются. Кощей с улыбкой наблюдал, как кто-нибудь грамотный натыкался на свитки и пытался разобрать хоть что-то. Возможно, со стороны Кощея это была проверка. Вдруг кто-то сможет? Бывая во дворце, Борис тоже видел покрытые непонятными значками пергаменты. Возникла мысль скопировать их, чтобы отцовские грамотеи расшифровали. К сожалению, Кощей не позволял кому-нибудь видеть письмена больше одного раза. Скорее всего, это действительно проверка. Вот если бы Борис занял место головы драконовых гридней, что как раз оказалось свободным… Невзирая на козни Доремира, за новой девушкой послали Бориса — значит именно Борис должен был стать следующим головой. Возможности тогда открылись бы исключительные.
Теперь сожалеть поздно.
     В лицо ударили брызги, и посторонние мысли сгинули. Елена спала в руках Бориса. Кто-то из рыбаков с извинениями, что ничего лучше предложить не могут, принес скудной еды. Движением глаз Борис приказал положить рядом и больше не беспокоить.
     Ветер раздувал парус, волны мерно подкидывали и опускали лодку. Иногда через борт хлестала вода, ее вычерпывали. Родной берег уже просматривался. Но Борис смотрел не вперед. Он любовался прожилками на тонкой шее. Нежной кожей. И цветком на плече.
     Все же Елена — богиня. Или дочь одного из богов. Как бы то ни оказалось — это неважно. Она с Борисом, и кроме этого отныне ничто не имело значения.
На востоке небо почернело, а на западе порозовело всплесками на багровых облаках. Все чаще навстречу кто-то проплывал — тоже с родным единорогом на стяге и парусе. Огромных многопарусных кораблей с недавних пор не строили, опасных волн и штормов почти не бывает, а когда боги разгневаются, величина не спасет. Оставшийся после войн единственный большой корабль оказался никому не нужным — не мог пристать к торговой пристани, а возить на него товар лодками и платить за многократную погрузку-выгрузку оказалось невыгодно. Последняя война отгремела в дедовы времена, когда два государства по обе стороны моря объединились против иноземных захватчиков. У пришлых были собственные боги. Люди дрались с людьми, боги — с богами. Строились невообразимые ныне флоты, невероятные по размеру и мощи, и люди гибли в морях тысячами, а прибрежные города разрушались, чтобы правители одной из сторон в конце концов смогли назвать себя победителями.
     К счастью, все кончилось до того, как люди и боги извели друг друга подчистую. Чужие боги замирились с местными и общим решением договорились не поддерживать людей, если те все же начнут воевать. Отныне ничто не мешало процветанию.
     Весла вновь ударили по воде — сбросить скорость и пришвартоваться. Через несколько минут раздалось:
     — Мы прибыли, господин.
     Елена удивленно открыла глаза. Измученная до полусмерти, она проспала весь день, и теперь не понимала, почему солнце снова садится.
     — Спасибо, — поблагодарил Борис рыбаков. — Приходите вечером, отец заплатит.
     — Да пребудут с тобой боги, господин.
     Борис и Елена ступили на деревянный пирс. Мимо них, тяжело дыша, шагали грузчики с мешками за плечами, мальчишки носились между ними с тележками и корзинами, кричали торговки и зазывалы. По мощеной мостовой со скрипом ползли груженые возы, сновали всадники, стражи, торговцы и гонцы. Самых богатых несли в паланкинах восьмерки рабов. Открытые двери заведений и построек выдавали их назначение не только видом, но и запахом: Борис с Еленой миновали склады, мастерские, бани, харчевни и палаточный рынок. Впереди, куда они шли, высилась городская стена, а слева, со стороны моря, часть города покрывал ил — многие годы некому было строить дамбы и выгребать воду после штормов. По разрушенным зданиям бродили козы, в стенах с провалившейся кровлей росли деревья, почти все обвил колючий плющ. Пруды загнили, увенчанные скульптурами фонтаны покосились, выбитые ставни и двери противно скрипели.
     — Эхо войны, — объяснил Борис в ответ на удивленный взгляд Елены. — Много людей погибло, мы восстанавливаемся до сих пор.
     Справа от дороги раскинулись кварталы бедноты. Деревьев не было, торчали только раскуроченные пеньки. Лепились друг к другу хибары, сколоченные из чего попало, у пустых проемов дверей в грязи играли голые дети, ближе к дороге торговали ерундой немощные старухи. Пугали жуткие рожи нищих, просивших милостыню, но калеками вовсе не выглядевших — от таких хотелось держаться подальше, чтобы не стянули кошелек или просто не зарезали ради хорошей одежды. Или не похитили для выкупа. Борис ускорил шаг.
     Могучие ворота, распахнутые настежь после войны и с тех пор ни разу не закрывавшиеся, приглашали в центральную часть города. В нос ударил запах, в котором смешались цветы, сладости и пробивавшийся сквозь них навоз. Здесь жили по-другому. В торговые ряды, построенные из белого камня, подъезжали на конях и в паланкинах солидные покупатели, вдоль дороги росли яблони и вишни, а в конце пути виднелся дворец, уходивший башнями и шпилями почти в облака. И всюду развивались кумачовые полотнища с золотым единорогом.
     Прохожие, особенно из тех, что побогаче, периодически присматривались к Борису и вдруг кланялись в пояс. У Елены впервые проснулось любопытство:
     — Почему к тебе так относятся? Кто ты?
     Борис раскинул руки:
     — Сын правителя всего этого. Пойдем быстрее, я так давно не был дома.
     — Как называется твой город?
     Борис втянул носом родные запахи и счастливо объявил:
     — Двоя.

(Продолжение следует. Или можно найти в сети))