Был случай, когда в годы Великой Отечественной Войны, маршал Г.К. Жуков спас от расстрела старшего лейтенанта, который был фронтовым другом моего отца. Об этом он рассказывал мне много лет назад.
Некоторые авторы в своих высказываниях заявляют, что можно было бы избежать столь огромных человеческих жертв в Великой Отечественной Войне, если бы наши полководцы не были излишне жестокими. Особенно эти слова касались маршала Г.К. Жукова. Все как в басне Крылова «Крестьянин и медведь». А что же многие забывают о массовых репрессиях в предвоенные годы, когда был уничтожен почти наполовину командный состав из талантливых и опытных командиров, а также арестованы видные ученые, инженеры и выдающиеся авиаконструкторы? Это все привело действующую армию в первые же дни войны в крайне тяжелое положение. Нехватка грамотного командного состава и преступное отставание в военной технике и авиации дало возможность фашистской Германии, оснащенной первоклассной для того времени наземной техникой и авиацией, при внезапном нападении захватить громадную территорию страны и добраться до Москвы. Положение на фронте оказалось критическим и не окажись наши командующие столь талантливыми полководцами твердыми и волевыми, при всем героизме наших бойцов и командиров мы бы не победили фашиста никогда. По воспоминаниям фронтовиков Георгия Константиновича Жукова солдаты любили и ему верили. Он был очень строгим, но справедливым. Жуков жестко наказывал бездарных командиров, кто с тупой жестокостью посылал в атаку солдат брать какую-то безымянную высоту прямо «в лоб» под пулеметным кинжальным огнем. (Кинжальный огонь – это когда с двух точек ведется перекрестный огонь, он был такой силы, что зачастую разрезал солдата пополам). Положив не одну роту солдат, такой горе командир браво рапортовал: «Безымянная высота взята!». Кстати говоря, в упоминаниях командующих не раз звучало, что единственный кто не боялся Сталина был Жуков. У них случались споры, стратегические разногласия, в которых нередко главнокомандующий вынужден был соглашаться с мнением маршала. Расскажу один случай, который я в детстве слышал от своего отца, как маршал Жуков спас от военного трибунала старшего лейтенанта, фронтового друга отца, фамилии я его не помню, но знаю, что звали его Александр.
«Александр – мой фронтовой друг, с которым мы прошли много дорог войны, обладал чудовищной медвежьей силой и редкой добротой, что зачастую весьма свойственно богатырям. Будучи ростом под два метра и широким в плечах, в его худощавой фигуре, чувствовалась какая-то затаенная взрывная сила. Свои длинные руки, он держал как-то скованно, пальцы сцепленными, и если кого-то трогал, или с кем-то здоровался - пожимал руку мягко, «по-кошачьи». Его невозможно было рассердить. Друзья, даже однажды поспорив между собой пытались вывести его из равновесия, а он, большая умница, глянул на них, встал и закурив, уходя проворчал: «А ну вас к шутам, как дети малые!». Случалось, на отдыхе, кто-нибудь из красноармейцев приносил старую подкову, или совали ему пятак, он без труда гнул подкову и сгибал пальцами пятак пополам. Но не всегда Александру нравились эти просьбы: «Я вам что, клоун в цирке? Отстаньте от меня!».
В одно осеннее утро, Александр будучи инженером связи, направлялся из штаба полка на передовую. Он шел по пересеченной местности и на открытом месте его рослую фигуру обнаружили немцы. Они тут же открыли минометный обстрел. По нему вели прицельный огонь. Сначала мины разрывались далеко впереди, но с каждым выстрелом взрывы приближались. Он бежал зигзагами и падал, мины рвались со всех сторон и с каждым разом все ближе. Укрыться было негде – кругом одно ровное поле. И тут он увидел большую воронку от авиационной бомбы, прыгнув в нее, он сразу увяз сапогами в густой глиняной жиже, скопившейся после проливных дождей. Прислонившись к сухому склону воронки, он стал прислушиваться к визгу летевших снарядов. Мины разрывались рядом в шахматном порядке. Неожиданно, прямо возле ног Александра шлепнулась мина. Она бурлила, погрузившись в жижу и шипела словно гадюка. Александр, затаив дыхание, окаменевши смотрел на свою смерть. Понимая, что капсуле достаточно задеть любой камушек или хворостинку и она взорвется. Но мина не взорвалась. Он вытер холодный пот со лба и шеи и когда коснулся ладонью затылка головы, почувствовал? что волосы встали дыбом, жесткой щеткой. Когда прибыл в расположение и зайдя в блиндаж, снял пилотку. Кто-то из офицеров его спросил: «Саша, ты где известкой запачкался?!». Он посмотрел на себя в зеркало и увидев прядь седых волос сказал: «Нет, братцы, это не известка! Меня сегодня пригласила на белый танец дама с косой!». И грустно улыбаясь добавил: «Видно понравился я ей, вот и оставила метку на память!».
Западную Белоруссию мы проходили с тяжелыми боями. Ближе к польской границе в одном хуторе старый крестьянин угостил нас с Сашей отличным самогоном и печеной картошкой. Хозяин оказался таким душевным, что мы оставили им с бабкой все съестное, что было у нас из сухого пайка. В их теплой и доброй избе расслабившись мы захмелели и опоздали в свою часть, которая двинулась уже в поход. Пришлось их догонять. Хозяин дал нам в дорогу трехлитровую бутыль «горючки». Мы вышли на трассу и стали ловить проезжавшие мимо грузовики. На дороге дул ледяной пронизывающий ветер, и нас с Сашей прошибло насквозь, выбив всю хмель напрочь. Колонны машин, груженные снарядами и красноармейцами, шли непрерывным потоком, до нас же никакого дела никому не было.
«Хреново Ерёма! Похоже никто не остановится! Кому мы нужны два долбодуя? Что же нам делать?» - перебивая ветер и звук проезжающих машин кричал Александр.
Тут я глянул на вещь мешок за его плечами: «Есть выход Саша, но, боюсь, что цена большая! Вытаскивай из мешка наш подарок и поднимай над головой повыше! Я уверен, сработает! Кто остановится по-братски поделимся!».
Он вытащил из вещь-мешка самогон и поднял его высоко над головой. Со стороны это выглядело очень комично: его высоченный рост и длинные по природе руки - такого «семафора» на дорогах еще никто не видел. Две грузовые машины, забитые солдатами, проехали мимо не сбавляя скорости, но бойцы, увидев нас громко загоготали и улыбаясь помахали нам руками. Следующий грузовик полный доверху снарядами, затормозил и проехав несколько метров юзом остановился. В кабине рядом с шофером, сидел капитан: «Залазьте наверх!» - скомандовал он, - а бутыль сюда давайте, наверху еще разобьете!». Отдав ему бутыль, мы забрались в кузов. Сидеть на снарядах оказалось крайне неудобно, да и держаться было не за что.
Зима в том году выдалась по Белоруссии снежная и по краям дороги лежали большие сугробы. Наш студебеккер мчался на максимальной скорости, мы, вскоре увидев нашу колонну стали барабанить по крыше кабины и кричать, но водитель промчался мимо. На одном из поворотов, он круто свернул, не сбавляя скорости и нас «сдуло с кузова» прямо на обочину. Выбираясь из грязного сугроба, Александр смеясь сказал: «Два дурня мы с тобой! Проявили халатность и в результате остались без горилки. Хорошо, что живые и «с доставкой на дом», вон – наши «подходят»!
Встреча на Эльбе с союзными войсками проходила тепло и с большим радушием. Бойцы обнимались по-братски, Александр, крепко обнял интеллигентного вида худенького американца и у того очки сползли на нос. В широко открытых глазах появилась растерянность. «Сашка, задушишь!» - крикнул я ему в ухо. Он смущенно отпустил его, похлопав по плечу, сказав: «Гуд! Гуд!»
Рядом с нами оказался переводчик, - полноватый американец высокий с приятным лицом
«Ничего, все хорошо!» - сказал он, дружески хлопнув Александра по спине и вынув фляжку, открутил пробку, которая оказалась стаканчиком и наливая ему сказал: «За нашу дружбу!».
-Нет, братишка, у нас русских, за дружбу наперстками не пьют! Федя! – крикнул Саша ординарца – Дай мою кружку!
Он взял из рук американца фляжку, и стал выливать содержимое!
-Это виски! И они очень крепкие! – сказал серьезным голосом переводчик
Рядом стоящие американцы стали предупредительно повторять: «Виски! Виски! Спирт!»
-Ну спирт, так спирт, сказал он, чокаясь с американцем, держащим в руке свой стаканчик.
Громко крикнув «За дружбу!» Александр осушил всю кружку и крякнув, понюхал свой: «Хороша»
Войсковая часть союзников расположилась рядом с нашей. И мы, свободно общаясь ходили друг к другу в гости. В тот же вечер, группа американцев вместе с переводчиком зашли к нам с просьбой чтобы Александр показал им свою силу. Видимо кто-то из бойцов сказал им, но услышав причину их визита, Саша недовольно заворчав стал отказываться. Нам не хотелось обижать гостей, и мы все же уговорили его: «Не хорошо в такой день друзей огорчать!»
Ну хорошо! Пускай подкову найдут!
Подкова найдена была мигом. Он ее легко разогнул словно баранку, американцы восторженно кричали и аплодировали, наши присутствующие бойцы так же не отставали. Александр, вручая подкову переводчику сказал: «Я рад всегда вас видеть! Но я не люблю всю эту показуху! Прошу вас, ни с какими затеями впредь меня не беспокоить!»
Ушли американцы и я ему сказал: «Зря ты Саша перед ними эту фляжку выбуздал! Теперь они от тебя не отстанут, это же американцы!»
-Вроде люди цивилизованные, а ведут себя как папуасы тамбу ламбу хреновы! Да, я теперь понимаю, что глупость спорол. Но знаешь, Еремей, мне не понравилось с пробки пить за дружбу. Я же сибиряк, как-то не по-нашему это все. – немного помолчав он спросил – «Ты не слыхал, долго мы здесь торчать будем?!»
- Комбат сказал через сутки в ночь выступим!
К вечеру следующего дня, прямо в блиндаж ввалились подвыпившие весело горланящие американцы с переводчиком. Они громко переговариваясь смеялись.
-Опять что-то выдумали! – проворчал Александр.
Он взял в руки полевую газету и повернувшись к ним спиной, сделал вид что читает. Но не тут-то было, они подошли вплотную и переводчик, как старый наш знакомый, поздоровавшись с присутствующими обратился к Александру:
«Извините меня дружище, я тут не виноват! Они меня сюда силком притащили.
- Чего им нужно от меня? – недовольно спросил Александр.
-Видите ли, у нас служит солдат, негр силач. До службы он в цирке выступал. У нас есть такое соревнование по сгибанию руки «армрестлинг», он чемпион в нашей армии и его еще никто не смог победить. Вот наши парни и поспорили, что вы лейтенант его победите. Завтра мы уходим в поход, впереди война и эти парни не все вернуться домой живыми. И я прошу вас если есть возможность, доставьте им эту маленькую радость, посоревнуйтесь с нашим чемпионом.
-Передайте им, при всем уважении, я предупреждал, что все это я не люблю! Он цирковой борец и я очень уважаю их, но моя гражданская профессия инженера экономиста, и в цирке я не выступал, и мое последнее слово «нет».
Он снова взял газету ушел в другой угол блиндажа, дав понять, что аудиенция закончена. Переводчик, раздосадовано перевел его категоричный отказ, и американцы огорченные стали уходить. Один из наших солдат придержал переводчика, и что-то ему шепнул, показав на меня. В это время я выходил из блиндажа. Переводчик с хитроватой улыбкой тут же подошел ко мне.
_ Лейтенант, я бы хотел, кое-о-чем поговорить с вами! И угостит если вы не против, отличными гаванскими сигарами.
Я конечно не отказался, и мы закурили.
- Вы меня хотели о чем-то спросить!?
-Да, мне только сейчас сказали, что вы с Александром давние друзья и только вы знаете, как уговорить вашего упрямого друга. Помогите, прошу, это очень важно.
- Вы поймите одно – мой друг на редкость скромный человек, и шумных больших компаний избегает, хотя доброты необыкновенной. Я помогу вам, и все гораздо проще будет, чем Вам кажется. Надо, чтобы он выпил, короче, несите свои виски, а закуску я беру на себя. Вы придете просто с нами посидеть и пообщаться. И главное ни слова о вашем цирковом борце.
Окей! – сказал американец и тут же исчез.
Я предупредил свободных от службы и самого Александра о предстоящем дружеском визите наших соседей, и мы тут же стали накрывать стол по-походному. Вскоре явились трое офицеров вместе с переводчиком, и мы пригласили их к столу. При общении они оказались не чванливыми веселыми и добродушными. Саше уделяли особое внимание, чтобы рюмка его не пустовала. После дюжины выпитых рюмок, Александр улыбнувшись сказал: «Мужики, вы мне нравитесь! А где ваш чернявый? Давайте его сюда!».
Мы все вышли во двор, долго ждать не пришлось, прибыла большая шумная компания американцев вместе с рослым, молодым негром с приятной белозубой улыбкой. У него была бычья шея и могучие покатые борцовские плечи выдавали в нем силача. В отличии от него, Александр с поджарой фигурой как у кузнеца или рабочего литейщика, с длинными сухими мышцами и крупными руками, он выглядел не столь броско и эффектно. Во двор вынесли стол и два стула, поставив их, напротив. Судьями выбрали по одному с каждой стороны, с нашей судьей выбрали бойца спортсмена, и болельщики образовали круг, за спиной Александра стояли наши, а за негром – американцы. Борцы сели напротив друг друга и поставив локти на стол, сцепились руками. По сигналу судей начали борьбу давя каждый противника в большом напряжении. Время шло, но руки борцов лишь слегка колебались, оставаясь в исходном положении. Охрипшие болельщики уже теряли терпение, было похоже на то, что силы у них равны, и борьба затянулась. Но всматриваясь к борцам внимательнее я заметил, что Александр, сдерживая бешеный натиск американца, не проявляет большого рвения согнуть ему руку. Тогда как его противник выложился весь: он взмок, шея и вздутые от напряжения мышцы говорили, что он на пределе возможного. Я, не выдержав крикнул Александру: «Сашка, не дури! Вали его!»
Меня тут же поддержали наши бойцы, закричав: «Вали его!».
А он, чуть заметно улыбаясь глазами подозвал переводчика, тот тут же подошел, и нагнулся к нему поближе:
-Скажите парню я согласен на ничью! Мне не надо его чемпионства, и пусть он им останется, но, если он заартачится, я его руку сейчас придавлю.
Было видно, что переводчику неприятно слышать такое, однако он перевел его предложение.
Американец, выслушав, недовольно замотал головой, сказав: «Нет!». Он упрямо наклонился вперед и в его блестящих выпученных глазах была твердая решимость к победе. Александр, громко рявкнув, тут же согнул его руку к столу, будто припечатав. Наши бойцы громко закричали «ура!» и наперебой стали поздравлять его с победой. Американцы громко зааплодировали нашему силачу, негр борец был сильно смущен, однако улыбаясь обнял Александра и поздравил с победой. Саша по-дружески тоже крепко его обнял, под громкое браво и аплодисменты всех болельщиков.
Войну мы закончили в Берлине, фашисты капитулировали и наконец начались мирные дни. Тогда, там открыли ресторан «Славянских офицеров». Его посещали наши советские офицеры, бойцы братских народов и союзники, понимавшие русский язык. Однажды Александр мне сказал: «Еремей, наши уже многие побывали в этом ресторане! Хвалят его, им очень понравилось! Давай заглянем сегодня вечерком, слегка расслабимся!»
В тот же вечер мы пришли в ресторан. Он оказался весьма уютным, играла приятная легкая музыка и на сцену часто выходили артисты, исполняя фронтовые песни и старинные русские романсы. Публика была солидная. С левой стороны зала сидели офицеры, а с правой, гражданские, в основном немцы-антифашисты, участники подпольного сопротивления. Обе стороны разделяла красивая ковровая дорожка, во всю длину ресторана до самого выхода в вестибюль. Возле сцены на небольшую танцплощадку выходили пары и танцевали в непринужденной обстановке причем, не только военные, но и гражданские.
Рядом с нами за соседним столиком сидели наши офицеры – майор и капитан, в компании двух симпатичных девушек немок. Они часто выходили с ними танцевать, шутили, хохотали. Но вот как-то непонятно быстро наши соседи успели напиться «до поросячьего визга» и начали вести себя вызывающе: кричать и нецензурно выражаться. Часто наполняя себе рюмки, они заставляли пить и своих дам, те же, выпив смущенно пару рюмок, в последующем вежливо стали отказываться, но майор, с силой ударив по столу кулаком выругался и посадив барышню на колени, стал заливать ей водку в рот. Она замотала головой, закашляла, зафыркала и просила его: «Найн! Найн!». Обозлившись, майор стал бить ее по щекам, она громко завизжала на весь ресторан, дальше такое терпеть было невозможно, находясь в двух шагах от их стола. Я встал и подошел к ним, отдавая честь, обратился к майору:
«Товарищ майор, не позорьте мундир советского офицера! Ведите себя прилично!»
- Да как ты смеешь, лейтенант! Делать замечания старшему по званию, мне, майору, армейской разведки! Да я из тебя сейчас отбивную сделаю.
Он замахнулся меня ударить, я отклонился, и он промазал, видимо из-за того, что был пьян. Нападали на меня с двух сторон, но на ногах стояли нетвердо и промахивались. Подчиняясь уставу, я ударять в ответ старших по званию не стал, и мне ничего не оставалось, как крутиться волчком, уклоняясь от ударов, не давая им сделать захват. Я знал, что армейская разведка дерется классно и с ними шутки плохи. Они очень злились, что никак не могли в меня попасть или схватить на прием. Удары сыпались с обеих сторон, и два в челюсть я все же пропустил, а от удара ногой под дых у меня закружилась голова. Я еле устоял. И тут я вдруг увидел своих противников , буквально взлетевших в воздух. Александр, подняв их за шиворот вверх, как заигравшихся щенят, спокойным басом проговорил: «Не балуйте!»
Он встряхнул их, и они крепко закрепленные ремнями, висели беспомощно дрыгая ногами. Саша понес их по ковровой дорожке под веселый смех посетителей. С двух сторон и ему громко кричали и хлопали в ладоши. Офицеры кричали: «Браво! Молодец лейтенант!». У вестибюля пожилой швейцар улыбаясь открыл Александру дверь, и он выбросил майора с капитаном прямо на военный патруль, оказавшийся в этот момент у дверей.
Нас арестовали, вместе с пьяными разведчиками. Когда мы сидели под арестом, я спросил Сашу: «Какого хрена, ты мне сразу не помог, а сидел пиво попивал и глядел как меня дубасят?»
- Не серчай, Ерема, ты так ловко от них уходил, я прямо сказать загляделся! Но когда в тебя несколько раз крепко попали, я и подоспел, ты же не упал? – он рассмеялся.
Я же, щупая на лице синяки ответил ему: «Ну и сволочь же ты!»
-Ничего, Еремка, если нас с тобой Бог даст выпустят, я знаю наше сибирское средство от синяков.
-Какое средство? Небось в другой глаз получить?
-Нет! Я серьезно!
Мы оба рассмеялись.
Просидели в подвале сутки и ближе к вечеру, нас выпустили.
Нам с Александром тогда крупно повезло: оказалось, что в тот вечер, в отведенном в ресторане специальном месте, для почетных гостей, отдыхали высокие армейские чины, в том числе и из «особого отдела». Они видели все происходившее, и им тоже не понравилось поведение наших пьяных офицеров, а главное, их очень рассмешил Александр, да и настроение у всех было праздничное – Война кончилась. Об этом мы узнали от нашего комбата, когда он вызвал нас для получения положенной взбучки. Разведчиков тоже выпустили, но мы больше не встречались.
Александру из дома пришло страшное сообщение о трагической гибели его жены. В то время в Берлине он состоял в должности начфинполка и демобилизовать его быстро не могли. Ему дали две недели отпуска, с учетом дороги, чтобы похоронить жену и пристроить детей в детский дом, так как в селе родственников у них с женой не было. Александр вернулся из дома сильно исхудавшим и потемневшим от горя. Мы, однополчане, старались выразить ему искренние соболезнования и как –то поддержать. По приезду нашего боевого товарища мы накрыли маленький скромный поминальный стол. Когда все разошлись и остались самые близкие он нам сказал: «На меня, братцы, навалилась еще одна беда! Я убил двух человек… Они оказались представителями местной власти и мне теперь светит трибунал.
«Саша, да, этого не может быть! Ты же и мухи не обидишь!»
-Может, мужики, может! Убил я двух сволочей, но это дела не меняет! Меня шлепнут!».
-Мы за тебя, Саня, повоюем! Главное опередить «особый отдел», надо доложить командующему, пока на тебя не пришло дело, а сейчас, расскажи нам поподробнее, что произошло?
- Когда я приехал в село, меня встретили добрые соседи, в основном пожилые, измученные за годы войны люди. Подруги моей Любаши были рядом, все в основном солдатки, и почти половина вдовые. Одна из них мне рассказала, как погибла моя жена:
«Нас позвали вагоны разгружать и когда вечером возвращались домой, пошли мы короткой дорогой, через пути, пробираясь под вагонами. Мы, когда под вагоном пролезали, маневровый дернул и товарняк-то двинулся, выскочить мы успели, а Любаша замешкалась, у нее сумка тяжелая зацепилась за что-то ремешком, нас в тот день продуктами отоварили за работу. Эти секунды и стоили ей жизни».
Детишкам твоим дали попрощаться с матерью и увезли в районный детдом. Ты их там увидишь!». Первым делом, я навестил детей, двое мальчишек, да малая, ребята меня узнали и сразу бросились ко мне. А Машенька расплакалась и закричала: «К маме хочу!». После зашел я к председателю колхоза, взял разрешение на параконку и направился в конюшню. Евсеич – конюх местный, как меня увидел прослезился. Я вручил ему разрешение, и мы пошли выбирать мне лошадей. «Уж и не знаю, Саша, что тебе выбрать из этих бедолаг! Они же еле ноги волочат!»
Я глянул на лошадей и сердце сжалось: вместо лошадей передо мной стояли живые скелеты.
«Вот, травка пошла!» - сказал Евсеич, - «я их быстро подниму! Еще пару месяцев, и ты их не узнаешь!»
Вдруг я услышал громкое ржание в другом конце конюшни за перегородкой «А там, что за кони, Евсеич!?»
- О, Сашенька! Это кони районного очень важного начальства! Орловские рысаки и держат их на особом пайке. Никому не дозволено их брать, строго настрого! Где-то раз в неделю, начальство ко мне является иногда с друзьями, и всегда «на веселе», я запрягаю им рысаков в тачанку, мне велят быть ямщиком и катаю эту оголтелую компанию по гостям, на природу, водку пить, да мясо жрать, а сам сижу на облучке и дожидаюсь до поздна. По домам пьяных развожу, да что говорить… Чтоб им пусто было». Старик закашлялся.
-Крепись, Евсеич! Война кончилась, и на этих тоже управа найдется! С фронта мужики придут, будут им шашлыки с водкой!
Откашлявшись, дед вздохнул сказал: «Эх! Была не была! Запрягу-ка я в линейку рысаков барских и проводишь ты женушку свою в путь последний по-человечески!»
-Спасибо тебе, Евсеич!
Только дед запряг коней, сзади я услышал грубый окрик: «Эй, конюх! Ты что творишь? Кто тебе коней разрешил брать?». Я обернулся и увидел двух празднично одетых выпивших мужчин, один из них был с букетом цветов и большим портфелем. Оба рослые, сытые и ухоженные, под стать своим лошадям, видно, что тоже, на «особом пайке»! Закричавший на Евсеича с виду был главным, но внешне они имели большое сходство: оба с заметно опухшими по всей видимости от излишеств лицами, толстыми губами и небольшими блестящими злобными глазками. Евсеич побледнел и начал оправдываться, но старший его тут же перебил: «Ты почему в конюшню постороннего пустил? Кто такой? – сказал он, показывая на меня коротеньким пальцем.
-Послушайте, уважаемые товарищи! Евсеич тут совершенно не причем, и я вам сейчас все объясню, прошу не кричите так на пожилого человека!
- А тебе никто слова не давал, стой и молчи! Я с тобой потом, отдельно разберусь! – сказал тот, кто был постарше. Второй, державший портфель и цветы с ухмылкой ему «поддакнул»: «А может он дезертир? Или шпион? Его арестовать надо, а там он у нас все быстро расскажет!». Главный вдруг посмотрел на меня с наигранным подозрением и вымолвил: «С нами поедешь! С тобой разобраться надо, кто ты и откуда!».
- Да никуда я не поеду, при мне все мои документы, я боевой офицер! Могу предоставить. Отпущен из своей войсковой части в Германии, на похороны жены, которая трагически погибла и для оформления детей в детдом. Железная дорога по пути перегружена и время мое ограниченно, а путь до Берлина очень далекий и я вас прошу, поймите, у меня горе большое и дайте ваших коней на два часа, проводить мою жену по-людски, как положено. Это единственное, что я смогу для нее сделать теперь…
Главный ухмыльнулся: «Ты кто такой? Мне плевать на тебя и твою жену, без разницы на чем ты повезешь ее и где закопаешь!» - повернувшись к Евсеичу скомандовал: «Конюх! Впрягай тачанку, быстро я сказал! Сегодня кучером будешь! Завтра на работу можешь не приходить, ты уволен, чтоб я твоей старой морды здесь больше не видел! Повернувшись к Александру добавил: «А, ты иди отсюда, копай яму!» Они посмотрели на меня и засмеялись.
Евсеич опустил голову, подошел к рысакам и начал распрягать.
-Стой! Обожди Евсеич! – окликнул я его. В глазах от обиды у меня потемнело и я, схватив их каждого за шкирку ударил лбами, ну, и они упали с расколотыми башками.
-Саня! Ты ж убил их! – тихо сказал побледневший Евсеич.
-Отец, дай мне полтора часа, похоронить Любашку, а потом бей тревогу, я за это время успею на попутке удрать до следующей станции.
-Гони сынок, два часа у тебя есть. Больше не могу, видишь жара какая, их и так быстро раздует и вопросы будут почему сразу не позвал на помощь!
Я сел на линейку и дернул коней. Евсеич крикнул мне вслед: «Коней, Сашка, оставь на кладбище! Я их потом сам заберу!».
Этот неординарный случай произошел, когда уже наступило мирное время, что дало возможность комбату оперативно отправить сообщение о чрезвычайном происшествии командующему Белорусским фронтом маршалу Г.К. Жукову. Жукову доложили подробнейшим образом о разыгравшейся трагедии с военнослужащим его армии и охарактеризовали Александра только с положительной стороны, указав, что он спокойный и уравновешенный, обладая редкой взрывной силой будучи в состоянии аффекта по неосторожности убил двух людей, которые спровоцировали его своим поведением. После войны ко мне приезжал в гости наш комбат и мы с ним вспомнили эту историю: « Жуков задумавшись спросил: «А это не тот случайно лейтенант, который при встрече с союзниками на Эльбе американскому силачу руку согнул?»
-Он самый, Георгий Константинович!
-Слышал о нем и уже не раз.
Лицо у маршала было серьезным, он, побарабанив пальцами по столу и с грустью в голосе сказал: «Всю войну человек прошел, и сейчас из-за двух мерзавцев мужика к стенке поставят? Да я за это расцеловать его готов! Не дам! – сказал он, жестко сжав свой кулак.
Через три дня Александра вызвали к командиру батальона. В отдельном кабинете с ним провел беседу, присланный уполномоченный из особого отдела армии. Он кратко изъяснил ему, что по ходатайству командующего и учитывая положительную характеристику, а также антисоциальную и позорную для советского гражданина деятельность убитых, особым отделом Белорусского фронта отправлено уведомление по месту вашего жительства с сообщением, что за совершенное тяжкое преступление убийство двух человек, являющимися представителями местной районной власти, Александр приговорен военным трибуналом к высшей мере – расстрелу. Присланным документом подтверждается что приговор приведен в исполнение. Вам советуют ни в коем случае не возвращаться по месту жительства, официально вас больше в живых нет, и там вас убьют, причем никто и искать не будет. Документы при демобилизации у вас сохраняются чистыми, и благодарите Г.К. сумевшего вас защитить!»
Мы с Александром решили ехать из Германии ко мне в село Ленинполь. Договорились, что по пути, я сойду на его станции и заберу детей из детского дома, а следующим скорым поездом приеду домой. Он же поедет прямо до Джамбула, там выйдет и дальше автобусом или на попутке доберется до моего села. (Дело в том, что в Таласский район железной дороги тогда не было).
Александр демобилизовался, а я ехал в отпуск, мне тогда командование предложило остаться еще на один год комендантом в небольшом немецком городке, с хорошим жалованием. Я дал согласие, так как на эти деньги имел бы возможность перебраться с семьей в город Джамбул и купить дом. За месяц моего отпуска мы с Александром планировали подыскать хороший дом на две семьи в Джамбуле или Таласе. Денег на покупку пока у нас не было, но Александр в письме обратился к сестре и родственникам в Сибирь с просьбой дать в долг денег сроком на один год для покупки дома. Сестра ответила, что, родня поможет и вышлет требуемую сумму, как понадобится. Я же, по приезду из Германии, обязался долг погасить.
В поезде в нашем вагоне ехало много фронтовиков возвращавшихся домой. Настроение у пассажиров было приподнятое, все военные и гражданские целым вагоном влившись в одну веселую компанию, угощали друг друга чем Бог послал. В вагоне играла гармошка, звенела гитара, люди веселились и распевали песни. Впереди у каждого было столько планов в мирной трудовой жизни. Время бежало быстро, наперегонки с поездом. Мы и не заметили, когда подъезжали к станции Александра. «Граждане! Скоро ваша остановка, объявила нам проводница!». Попрощавшись с Сашей, я попросил его на всякий случай в окно не высовываться, доверенность на детей у меня лежала в кармане, поезд медленно приблизился к станции, то едва ускоряясь, то останавливаясь, скрипя колесами и буферами вагонов. Проводница, девчонка, лет двадцати, стояла с флажком у открытой двери. Вдруг я почувствовал на своем плече его тяжелую руку: «Ты зачем вышел? – спросил я недовольно. Он, легко сдвинул меня в сторону сказав: «Не командуй, Еремей, не надо! Мы все неправильно делаем, так нельзя! Своих детей заберу я сам!»
У меня перехватило дыхание – «Сашка, ты с ума сбрендил!».
«Спасибо сестричка!» - сказал он ласково проводнице и спрыгнул на насыпь.
Поезд медленно двигался, а Александр закурив шел широким шагом рядом.
«Саша, твое браварство, сейчас ни к месту! Они же возможно знают, что ты жив!»
-А если так, Ерема, они и тебя не пощадят! Не боюсь я этих засранцев.
- Подожди Саша! Я с тобой, сейчас вещи прихвачу!
-Нет, дорогой! Так не пойдет, только еще нам с чемоданами ходить не хватало. Глупости это. Места мне знакомые, а тебе нет! Да и ты мешать только будешь. Я сам все аккуратнее проверну. Через два три дня Ерема приеду, жди! Бывай! – сказал он, улыбаясь своей доброй улыбкой.
Я побежал за чемоданами, чтобы сойти вместе с Сашей, но тот меня строго попросил: «Ерема, серьезно, не мешай! Я сам разберусь, езжай домой, жди, скоро буду!»
Не смог я тогда его остановить. Александр быстро зашагал в сторону товарных вагонов, направляясь к своему селу, окольными путями. Я смотрел ему вслед с тяжелыми мыслями и предчувствием. В какое-то мгновение видел в последний раз своего фронтового друга со стороны спины, высокого, широкоплечего богатыря, идущего за своими детьми.
Двое суток мы дома ждали Александра. Я ходил ночами, курил и не мог уснуть. В углу стоял его чемодан и казалось, смотрел на меня. На четвертые сутки, рано утром, я собрался в дорогу. Сальма очень переживала, но меня не отговаривала, я должен был забрать детей, чувствуя, что Саши уже нет. Мы решили с Сальмой усыновить их. Сев на скорый поезд в Джамбуле и доехав до его станции, я первым делом зашел в детдом. Там, мне сказали, что детей забрала его сестра и уехала с ними куда-то в Сибирь, я спросил воспитателей приходил ли к ним военный, они ответили, что никакого военного не видели, и адреса сестра не оставила. Я пошел в село и нашел дом Саши с заколоченными окнами и дверью. У соседей пытался узнать хоть кое-что, но люди были напуганы и смотрели на меня извиняющимся взглядом и пожимая плечами говорили: «Извините, мы ничего не знаем!». Лишь только один старичок, выглядывая через забор когда я проходил мимо шепотом обратился ко мне: «Лейтенант, поди сюда! – оглядываясь по сторонам и потирая бороду он продолжил – «ты, это, сынок, Александра не вернешь, с того света не вертаются, но головушку свою потеряешь, эти ироды, коли тебя увидят, заметут как пить дать! Уходи родной, и местной милиции на глаза не попадайся!»
- Спасибо отец! А где Евсеич, конюх живет!?
-На погосте он теперь, после беды той, его в милицию загребли и там на допросе побили шибко, а много ли старику надо? Два дня не протянул. – старик тяжело вздохнул и повернувшись ушел в дом.
Возвратившись домой я все рассказал Сальме.
«Жаль мы не знаем адрес сестры!» - сказала она, - а ты открой чемодан, там письма должны быть от родни из Сибири.
Я открыл чемодан, и Сальма начала перебирать его аккуратно уложенные вещи и вдруг расплакалась: «Не могу, ищи сам!»
Ни писем, ни даже фотографий я в чемодане не нашел и стало понятно: Саше светил трибунал, и он сжег все письма, фотографии и адрес, боясь за сестру и родственников. Это было с его стороны конечно же наивно. Найти адреса родственников, они могли бы найти без проблем.
-Нам тоже необходимо обезопаситься, его вещи я спрячу у надежных людей, а ты все фотографии с Сашей сожги!
С тяжелым чувством сжигал я тогда мои фотографии с фронтовым другом. Что говорить, время такое было.
Прим. автора:
К сожалению фамилии Александра я не помню, имя его жены изменено.