Глава 1. «Они это планировали?»
Они это планировали? Ни хрена они не планировали! Думали, возюкать будут еще лет тысячу. Тысячу лет, двадцать четыре на семь!
Починка электроники, скупка электроники, прачечные, кафетерии. Супермаркеты! Тележки, тележки, тележки… на пять футов, большие, десятифутовые с дурацкими откидывающимися решетками для сумок, куда сажают тупых детей тупые мамаши.
За-а-чем? Чтобы отдать по закладной? Уродство! Тупость! Из-за возюканья все это происходит.
Уже произошло! Прилив? Кто вообще придумал такое название? Какая-нибудь тупая сука «Би-Би-Си»?
Та-рам… та-ра-ра-рам… пам-па-пам-па-пам… – новостной блок прервался песней группы «Европа».
«Последний отчет»? Вы там издеваетесь!? Ба-а-м-с! – стукнул в панель. – Вам, что? Хорошо там? А? Бам-бамс-бамс… дерьмо двадцать четыре на семь?
***
Стрелки часов на панели «Интерепид» показывали, что он уже полчаса ждет, пока откроется отделение банка.
Какое же все дурацкое… – перевел спинку сиденья в горизонтальное положение, откинул солнцезащитный козырек. Хотя бы не смотреть на уродскую витрину, с которой улыбались ненастоящие люди ненастоящими улыбками, с совсем непохожей, на настоящих посетителей дурацкого банка, жизнью.
Идеально подстриженные, в новых костюмах, женщины с маленькими лакированными сумками. Черта с два! Большая часть придурков, которые возюкают здесь – как он. Лысоватые, одряхлевшие к сорока, с проблемными кишечниками и севшей, от сикс-пэков «Бад», печенью. Таких в голос называют «неудачники», в несвежих рубашках и стоптанных ботинках. Неудачники – почему-то, всегда косолапые.
Хватит! Что он еще мог сделать? Брать кредит за кредитом, которых с трудом хватало на покупку всякого дерьма. Дерьма в прозрачных и разноцветных пакетах. Обычных или сохраняющих температуру, с типом застежки «зип-лок». Дерьмо, которое кладут в разнофутовые тележки, катят их по полу… Возюкают! Вот, на что он тратил свою жизнь!
Вот, на что! На тележки, упаковки, банки и бутылки. Сгниют лет через триста, после того, как последний выживший говнюк, успеет внести по закладной. Идя по замусоренным улицам, обдаваемый воем сирен, оглядывающийся на жуткое граффити сатанинского толка, он, трясясь, минуя все эти ужасы, дойдет до последнего уцелевшего отделения, кое-как отсчитает купюры, протянет, наклонится перед маленьким окошком: Вот, пожалуйста…
Все, идите! – ответят изнутри.
Ни хрена они это не планировали! Заплати и сдохни! Вот и все. Возюканье в перерывах, чтобы было, чем заняться! На этом вечном тупом кладбище покойников с тележками.
ВО-ЗЮ-КА-НЬЕ! ПРЕ-КРА-ТИСЬ! ХВА-ТИТ! СТ-О-О-П!
***
Тик-тук, тик-тук… тик-тик-тик… – внутри сократилось и поплыло. Сжалось, напряглось, с трудом сделало еще один «тик-тук».
Сердце! – подумал, но заметил, что какофония «тик-тук» доносится из радио. Кажется, то переставало работать после «бамс-бамс-бамс».
Или… посмотрел на часы. Часы тикали, исправно показывая без пятнадцати девять.
Банк скоро отроется и ему… да, придется повозюкать. В последний раз.
Последний раз… последний… последний… – откинул голову на валик, посмотрел на провисшую обивку потолка, сжал веки, чувствуя бесконечную бессильную ненависть ко всему.
Тачка старая и в общем-то, дерьмо. Но, он любил ее за эти часы. Они были настоящими, со стрелками, ни с дурацким экраном, как у калькулятора. Хрен знает, от чего питалась их батарейка, но они ходили с того момента, как он сел в, уже тогда, продранное сиденье Додж «Интерепид», самого большого облома старины Ли .
Уставшее дерьмо! – погладил морщинистое виниловое покрытие вокруг часов, – Бесполезное дерьмо. Как и я. Но… внутри как-то что-то тикает, да!
Прибавил громкость, «тик-тук» прекратилось. После «Последнего отсчета», продолжилась новостная дрянь.
Все, в один голос, на что-то жаловались. Больше всех, энергокомпании. Уроды, которые сидели в офисах не ниже пятидесятого этажа, а про закладные на дом вообще не слышали. Тем более, про второй и третий залог.
Эти самые ублюдки начали жаловаться раньше всех остальных. Еще раньше производителей всякого дерьма из супермаркетов. Жаловаться, стонать, ползти в «Овал» , просить, потом требовать.
Но, нет! Нет, нет, нет… на этот раз, ничего не получите! «Овал» в такой же жопе, как и вы, ребята! О, да… Прилив! Он пришел за всеми!
Эй, вы! Кто на этом сраном пляже!? Никто не спасется!
***
Тик-тук…
Почти девять, если часы не врут. Сейчас откроется банк для лысых косолапых неудачников. А значит, надо быть бодрячком. Последнее возюканье!
Получить хоть что-то. Затариться дерьмом, которое окончательно разрушит его кишечник, обертки которого будут гнить еще лет триста. Но, на этот раз он знает, и эта мысль греет: отдавать он ничего не будет!
Ни-ко-гда! Прилив, ребята! Забудьте про возврат инвестиций.
Эй, вы! Дерьмо на пляже!?
***
Сука-бамс, сука-бамс, бамс-бамс-бамс… – лупил в панель, стараясь не попадать по часам. – Сука! Заляпал рубашку! Сука… когда-когда-когда…
Рядом с воротником увидел два «огурца». Рубашка и так была мятой. А тут… как теперь идти? В мятой, в слюнях? Забрать деньги, обнулить, без того, перезаложенный кредит? Нет! Такому деньги не дадут даже под триста процентов.
***
Вышел, кое-как открыл багажник. Смятые коробки, куски протухшей еды, которые завалились из-под дыр в заднем сиденье. Ни одного «конверта» с новой магазинно-глаженной рубашкой.
Джордж, кто бы мог подумать!?
Дерьмо! – закрывая, руку оцарапал о замок. Виктор кое-как закрепил личинку, кнопка сразу сломалась.
— Тачке двадцать лет, бро! – жадный словацкий ублюдок почему-то все время добавлял «бро». Наверно, чтобы не выглядеть чужаком в сервисе, полном черных и латиносов.
— Еще послужит, бро? – Джордж не хотел спорить, «Интерепид» нужен был этим же вечером.
— Надо чинить, бро… это есть, опасно ездить так, бро, потому есть…
— Позже? – оборвал Джордж, чтобы тот не начал зачитывать длинный список про всякие штуки, название которых он все равно не понимал. И, стоящие столько, что ему все равно никогда не купить.
— Позже?
— Да, позже. Никогда!
Позже, точнее – никогда! Но, тачка нужна была именно сегодня. Перевозить Джул от ее мамаши, самой большой стервы в этом загибающемся мире. А ему, привозить свою мать, которая вот-вот могла загнуться от таблеток и никотина. Короче, в тот вечер планов на тачку было полно. Весело провести время, вдоволь повозюкав! Да… то, что нужно!
***
Вытереть пятна! Найти салфетки! – сел за руль, вернул сиденье в горизонтальное положение. — Все это ради Джул! Только ради нее. Увезти ее! Убежать! Чтобы… чтобы ее не забрал Прилив. Никогда!
А, если все-таки заберет? Нет! Ни за что! Они – Джордж и Джул. Джи энд Джей! Они – как Ти энд Ти. Они, как…
Поковырялся в перчаточном ящике, ища салфетки. Нашел только куски заплесневевших крекеров, «Тик-Тук», его любимых, и пару дисков.
Джи энд Джей! Надо взбодриться! Вот, что мне надо! – посмотрел на часы. — Еще десять минут до открытия!
Протер диск. Черт! Да, чего там протирать… царапин больше, чем на капоте! Вставил в прорезь, ответного движения не последовало. Покрутил ключ зажигания: Ничего! Только слабый писк.
Нет, нет, нет… только не сейчас! Только не сего-дня… Пожалуйста! Только не сейчас, только не сегодня… Не-е-е-т! – бил по панели, на этот раз не разбираясь, попадая по часам. – Дерьмо словацкое! Не заменил аккумулятор! Жадный говнюк! Ви-к-то-ор! Сука, жадная!
Но, ты ему не заплатил!? Да, заплатил только часть. Все, что было в карманах… – вспомнил, как распрямлял, отсчитывал слипшиеся, в уродливый комок, купюры, а Виктор смотрел на него с хитрым прищуром. Видно, думая «ну и поезди с таким аккумулятором».
Ладно! На хрен! – напрягся, прошептал «только не сейчас». Повернул ключ еще раз. Писк сменился на хрип. — Ага! – увидел, что включен обдув и радио. Выключил, повернул опять. Хрип стал бормотанием. Крутил, крутил, крутил… крутил и шептал в самый центр панели, в тикающие стрелки: Пожалуйста! Только не сейчас! Только не сегодня!
Понял, что ничего н получится, уткнулся лбом в обод руля, оставив жирную полосу пота.
Пожалуйста… – крутанул еще раз, на всякий случай.
Что-то взвизгнуло и зарычало. Диск, торчащий в прорези, дрожа «тык-тык-тык», вплыл внутрь, раздались его любимые слова:
Хэй-хэй-хэй!
Смотри!
Как я мчусь прочь от закатного солнца!
Глава 2. «Педаль в пол»
Через стекло и наклейки с ненастоящими женщинами и мужчинами, которые, будь они такими, в дорогой опрятной одежде, с шевелюрами аккуратно причесанных волос и аккуратными сумочками, никогда бы не пришли в этот дерьмовый банка, разглядел, как кто-то задвигался.
Пришел персонал. – понял Джордж, правая нога уперлась в педаль.
Диск иногда срывался на «ум-м-я», из-за царапин. А может, из-за крошек «Тик-Тук», но основную мысль он и так помнил:
Я не умею драться.
Зато!
Я могу круто взорваться!
Педаль в пол, резина на дороге! Витрина впереди, предзакатное солнце сзади. Педаль в пол. Смотри, как я мчусь от…
Сотрудник банка, внутри, до последнего момента, не замечают. Потом не верят своим глазам, потом бросаются врассыпную.
Нет ножа!
Нет ружья!
Но!
Попробуй напади!
Тик-тук, тик-тук… часы еще работают. А двигатель?
Больше он ничего не слышит. Магнитола дожевывает «Потому, что я тротил», обрываются громким «БУМ-С», как будто внутри что-то взорвалось.
Взорвалось!? Надо что-то делать? Хватать и убегать! Тик-тук, тик-тук… он слышит только «тик-тук», не знает, что делать.
***
Он никогда не грабил банки. Он никогда не хотел. Не был на это способен. И знал это.
Господи! Он боялся повернуть на улицу, если видел, что туда, перед ним, поехала патрульная машина.
Тик-тук… что случилось? Хорошо бы сейчас послушать «Дорогу в ад», следующую на диске. Но, аккумулятор, при заглушенном двигателе, столько не выдержит.
***
Очнулся, оторвал голову от обода. Из-под капота шел дымок, но в целом, машина была в порядке, зажевало только диск.
Осмотрелся, увидел, что все еще стоит на парковке. Помятый ржавый капот уперся в улыбающихся НЕ-клиентов дерьмового банка, в который сейчас ему придется идти.
Черт, черт, черт… что я им скажу!? Как я объясню, что мне нужны деньги, которых у меня, три раза, как нет. Что мне сказать? Чт-о-о-о…
Посидел еще чуть-чуть, слушая «тик-так». Решился. Пригладил остатки волос на висках, которые с утра обычно топорщились, как будто, на голову был одет венок из куриных перьев. Салфетки не нашел, пришлось тереть «огурцы» от слюней, на рубашке, самой же рубашкой, сложив ткань пополам.
Что я им скажу? Мне нужны деньги! И все? Нет, так не пойдет. Что тогда? Надо как-то поздороваться. Что-то объяснить.
Например, так: Мне нужны деньги. Дайте, и я не буду больше возюкать!
Нет, так тоже не пойдет. Лучше так: Дайте денег, и я обещаю не возюкать. Никогда! Пожалуйста…
Нет, так тоже плохо. Нет, нет, нет… – почувствовав, что истерика близко, открыл дверь, поправил воротник, — Это в последний раз. На этот раз, в последний… Поздороваюсь и все. Пусть дальше сами говорят.
Добрый день! Я – доктор Джордж. Кратко и основательно. К тому же, кто может отказать в помощи доктору!? Но, только не в обляпанной рубашке! Ладно-ладно… – подойдя к крыльцу, стало совсем страшно, — Ладно, в последний раз…
***
Дальше, он мало, что помнил. Очнулся перед аппаратом с напитками. Тот был весь грязный, кажется, им давно не пользовались. Внутри темно, но не пусто, слабым огоньком горела прорезь для кредиток.
Нащупал в кармане стопку. Просмотрел, перелистывая. С пластиковых прямоугольников на него смотрели здания, памятники, спортивные события.
Все изображения были дурацкими.
Банковские карточки! – обрадовался. Но, следующая мысль была уже не такая ободряющая:
Я что, все-таки, ограбил банк!? Не важно, все это уже не важно. Скорее увезти Джул. Уехать, убежать, скрыться. Лишь бы… – провел первой попавшейся, с изображением города, где, судя по названию, собирались провести Олимпиаду, — Ну, давай же! – в ответ ничего не послышалось. – Давай же! – толкнул аппарат, тот ответил механическим звуком, который можно было принять за работу.
Через долгих пару секунд раздался грохот банки, скатывающейся по лонжерону, металлическая калитка бункера качнулась.
Работает! – рванул хвостик «Бад», проглотил сразу половину, не боясь, что зальет пивом рубашку. Теперь не важно!
Быстро допил все остальное, бросил банку в урну. Та отпружинила от груды, наваленного сверху, мусора, покатилась.
Проследил за ее движением по шершавому асфальту, чувствуя, как от пол-литра пива, организм начинает работать слаженней, слух обостряется, зрение – четче.
Увидел сизые кольца дыма, справа от угла дома. Старина! – догадался, побежал к машине, сел за руль, включил «драйв», надавил на газ.
Сзади раздался знакомый пинок, свидетельствующий об отказывающей коробке. Но, Джорджу тот даже нравился. Чем-то напоминало дружеское похлопывание по спине, перед началом трудной дороги.
Вырулив на проспект, немного успокоился, поколотил по магнитоле, но не смог восстановить ее работу. Поэтому, стал напевать.
Смотри, как я мчусь прочь…
Смотри-смотри, как я мчусь!
Прочь-прочь-прочь…
От закатного солнца!
Глава 3. «Чемодан и телевизор»
Она хотела жить на море или в горах!? Никогда не мог запомнить. Да и какая теперь разница! Главное, подальше!
— Джул! Дж-у-л… Джи-джей!
Вошел в гостиную их дома, который, вот уже, три раза, как им не принадлежал. Кому он вообще был нужен!? Он платил за него, кое-как наскребая несуществующие деньги, потому что хотел семью, большую семью. Но, потом оказалось, что Джул…
Нет, дело не в Джул! Это Прилив! Все из-за этого! Они пытались снова и снова, ничего не получалось. Что он мог сделать? Брал кредиты на лечение, восстановление, всякие дорогущие препараты. Делал то, что умел. Ничего не помогало! С Джул это случилось само по себе. Точнее, не случилось.
Все случается само по себе! Он не виноват! НЕ виноват!
— Джул, ты…
Она сидела в дальнем углу, похожая на серого зверька, попавшего в капкан. Ему очень не нравилось, что теперь Джул стала выглядеть старше его. Господи! И еще эти жидкие сухие волосы. Шея, которую она давно не распрямляет. Ей можно дать пятьдесят!
Какие-то странные водянистые глаза, – смотрят, как две точки, вечно тлеющая сигарета.
— Джул! Собирайся! Мы… – встал, переминаясь с ноги на ногу.
Она посмотрела неживыми глазами, похожими на две точки, вытянула из пачки еще одну сигарету.
— Джул. У нас есть! – достал банковские карточки. — Пожалуйста… у нас есть. – это звучало дико тупо. — У нас… нас… – не договорил, испытал тревогу такой силы, что поставил ногу на ребро, тело повело вбок. Упал, рассыпав разноцветные прямоугольники. Яркие города, люди и дурацкие спортивные события веером разлетелись по ковру с длинным жестким ворсом.
Посмотрел на Джул снизу-вверх. Даже не шелохнулась! Равномерно, как робот, тянула сигарету, смотрела и не смотрела серыми точками, в которых… больше не будет жизни. Ни ее собственной, ни чьей-то еще.
Он давно знал. Просто, решил пока в этом не признаваться. Самому себе тоже.
***
Поднялся на второй этаж, прошел спальню, выволок из-под кровати пыльный дурацкий чемодан, принялся бросать в него первые, попадающиеся под руки, вещи. Штаны, футболки, платья. Зачем ей платья!?
Получившуюся разнородную кучу придавил своими рубашками. А, зачем они!?
Топорщащиеся манжеты из «пластиковой» ткани не хотели укладываться, выпирали из кучи другой одежды, как будто, воздетые в мольбе.
Он покупал свои рубашки в супермаркете. В соседнем, с пивом, крекерами и замороженной пиццей, отделе. Те выглядели плохо, даже новые в упаковке. Зато, можно было расплатиться несуществующими деньгами сразу за все дерьмо.
Зачем я это собираю? Это больше не нужно. Всем наплевать… все равно. – мысли стучали и множились, но он продолжал укладывать все эти тряпки, пытаясь распутать разнородные клубки. Юбки Джул из тонкой ткани перекручивались с его джинсами, получались негнущиеся жгуты, а ее нижнее белье заплеталось в тугой комок с его футболками.
Все прелести семейного отдыха. – подумал он, набросав в чемодан в три раза больше, чем тот мог вместить. Поэтому, даже не пытался застегнуть на молнию. Из тумбочки, где хранил записи о клиентах, достал «кольцо всевластия» – своего верного помощника. Серый, прочный и тянущийся. Скотч, который использовали автомобилисты, чтобы на время прицепить одну расколотую часть бампера к другой.
Только не он! Наплевать на бампер! Он использовал скотч для более важных вещей.
Скреплял и связывал все, что разваливалось вокруг. На время, пойдет!? На время – значит, позднее. А позднее – значит никогда. Но, если все-таки, позднее наступит, можно подумать «только не сейчас» или «только не сегодня».
***
Перемотал чемодан, как мог. Получилось криво, еще хуже, чем с телевизором, зато наверняка. Серая лента, армированная волокнами, надежно защищала от открытия.
Было всего два недостатка. С одного бока торчали манжеты, с другого – жгуты из его джинсов, перемотанные с юбками Джул.
Отошел, посмотрел на свое творение.
Джул будет стыдить. – подумал. — Нет, хуже. Ничего не скажет. Прикурит еще одну, посмотрит серыми точками, «клюнет» закостеневшей шеей, будто, говоря «что мне с тобой время терять».
Вторя мыслям, внизу, из гостиной, отчетливо щелкнула зажигалка.
Глаза… какие теперь у нее глаза!
Подошел к зеркалу, посмотрел на себя. Обляпанная рубашка, «куриный» пух кольцом, вместо волос. Но, его глаза не изменились. Почему!? Почему Прилив не пришел за мной!?
Снизу послышался еще один щелчок.
Сколько можно… Вспомнил, что забыл главное, аптечка! Достал из кладовки белый бокс с красным крестом. Тот никак не хотел лезть в верхнее отделение. Поэтому просто вытряхнул все содержимое.
Задержавшись взглядом на тюбиках с красками «пастель», лежащими на шкафу, давно не используемыми, побросал вслед за лекарствами.
Что ты делаешь!? Она же больше не будет рисовать! Не сможет! Нет… чушь, молчи. Все поправится. Все будет хорошо. Все…
Ну и уродец же ты! – еще раз оценил чемодан. Основное отделение топорщилось кусками одежды, из дополнительного, квадратами, выделялись баночки и коробки с таблетками. К ним добавлялись вытянутые тюбики краски. Как будто сперматозоиды, плавающие среди…
Щелк! – еще один щелчок снизу.
Черт! Сколько она уже выкурила? Не важно… все это не важно. Прочь отсюда!
***
Перед тем, как выйти, окинул взглядом несуразно-большую спальню с уродливым огромным телевизором.
Когда его купил, забыл приобрести держатель, поэтому примотал его скотчем к тумбочке. Часть серой ленты наезжала на края экрана. Когда тот еще показывал, сложно было разглядеть название канала в правом верхнем углу, время и курсы валют в нижней бегущей строке.
Теперь, прежде, черный экран отливал красно-сине-зеленым, вообще ничего не показывал. Дыра от удара, наоборот, выглядела черной, как сама пустота. Под телевизором, зацепившись за скотч, болталась туфля.
Как он еще мог отреагировать? Наконец-то они сказали правду. Но, было слишком поздно.
В тот момент, он долго кричал, потом взял первое, что попалось под руку, ударил в телевизор. Смешно! Тонкий каблук неплохо послужил, превратив все это дерьмо в черноту с пятнами.
Джул тогда спустилась на первый этаж, забилась в угол, сидела, не двигаясь. А, он решил сделать единственное, что хоть как-то умел: пошел брать кредит, пока банковская система сохраняла видимость работы.
Еще? – снизу разжался очередной «щелк».
Сколько можно… потащил чемодан вниз, тот не хотел ехать на колесиках, бултыхался, пастельные тюбики гремели, перемешиваясь с упаковками лекарств. К этому добавлялось «кх-рр-кх-рр» от криво намотанного скотча.
Когда он спустился на первый этаж, в охапку с перегруженным, перемотанным уродцем, почувствовал себя злым, раздраженным и, бесконечно, уставшим.
Зачем вообще куда-то ехать? Можно лечь здесь. Слушать, как Джул щелкает зажигалкой, шелестит фольгой пачки. Со стороны соседей будут раздаваться хлопанья багажников и звуки двигателей. Окрики типа «Стив, не забудь перекрыть кран в гараже» или «Ты взял зарядное устройство для… да-вай… быстрей!».
Но, со временем, эти звуки смолкнут. Только «щелк-щелк», равномерное вдыхание дыма «всуп-всуп».
Ну и что! Наконец-то, он сможет никуда не бежать. Никому ничего не говорить, не объяснять. И что… что канализация скоро забьется, воздух станет отравленным из-за тонн гниющего мусора и трупов. Ну и что, что энергокомпании взорвутся большим фейерверком, а по улицам потечет зловонная ядовитая жидкость из всяких там реакторов или что еще там используют эти придурки…
Ну и что!?
Щелк-всуп и шелестение фольги. Щелк и всуп. Щелк-всуп-шелестение… вот и семейная жизнь. Не так и плохо!
Можно заклеить окна, чтобы вонь не проникала. Запастись септиками, привезти побольше консервов и «Тик-Тук», который никогда не портится. Когда септики закончатся… наконец-то, можно будет насрать соседям на лужайку!
Щелк! – услышал очередной «щелк».
Боже, сколько она уже сегодня выкурила!?
Щелк!
Еще один! Нет, что-то не так.
Кое-как проволок чемодан через коридор, вошел в гостиную. Может быть, сейчас он скажет Джул, что они никуда не поедут, потому что…
Щелк!
Н-е-е-ет! – увидел, как сине-зеленое острое турбо-пламя разъедало серую кожу руки. На мгновение, застыл, пока оно рисовало малиновый круг. Тот быстро темнел по краям, потом не лопнул, в середине, ярким оранжевым цветком.
Рванулся, выбил зажигалку, бросил куда-то. В окно, скорее всего, послышался звон стекла.
— Джул, Джул, Джул… ладно, ладно, ладно… мы поедем, поедем, поедем! Что ты… – осмотрел предплечье, там уже было пять «цветков», — Что ты делаешь? Зачем!? За-ч-чем-м?
Она ничего не ответила, в очередной раз посмотрела глазами-точками, как будто, не понимая, что и почему он спрашивает. Взял ее за вторую, неповрежденную руку, потащил за собой.
Посадил в машину, сам пристегнул. Она даже не спросила «куда». Плохо, как плохо! Ладно, наплевать… главное, поскорее уехать. Отсюда! Бежать прочь, быстрее!
Повернул ключ. В этот раз, не раздался даже писк. Повернул еще раз, потом еще. Но, было слышно только тиканье часов: тик-тук, тик-тук.
Пожалуйста! Пожалуйста… только не сейчас! Только не сегодня!
Пошел в гараж, взял зарядное устройство, подсоединил напрямую к розетке и к клеммам аккумулятора. В каком-то фильме видел, что так делают.
Еще попробовал покрутить ключ, но – по-прежнему, ничего. Ни писка, ни малейшего скрежета. Давно он не помнил старину «Интерепид» таким тихоней.
Потыкал какие-то кнопки на устройстве, покрутил красную ручку. В ответ на поворот ключа, раздалось шипение, потом из задних труб слабо дыхнуло двумя серыми облачками.
Пожалуйста! Только не сейчас… Открутил красную ручку на полную. Стрелка на приборе качнулась, быстро дошла до края. Одновременно, в щитке гаража затрещало, отлетело несколько искр.
Понимая, что времени не так много, запрыгнул на сиденье, крутанул ключ. В этот раз, был уверен, поставил ногу на газ, чтобы поддержать двигатель во время пуска.
Педаль в пол, резина на дороге!
Смотри, как я уезжаю от закатного солнца!
В зеркало увидел с десяток облачков дыма, следом, из-под капота взвыло, Интерепид завелся!
Потому, что я – тротил!
Вышел, отсоединил клеммы, захлопнул капот. Устройство кинул внутрь гаража. То упало, рассыпалось мелкими микросхемами. Идиот! Оно же еще могло понадобиться!
Наплевать-наплевать… дурацкое!
Хотел опустить роль-ставню, но не стал. Наплевать! Мне наплевать! Когда проходил мимо электрощита, обратил внимание, что белый прямоугольник с розетками обуглился, а изнутри вырываются небольшие язычки пламени.
Наплевать… мне наплевать!
Сел в машину, включил драйв, сдал назад, вырулил на основную дорогу. Какое-то время постоял так, у обочины, где он стоял раньше, тысячи раз, прежде чем подъехать к дому, откуда неизбежно придется идти внутрь.
Гараж начал гореть.
Интересно, через сколько займется спальня? Как раз, наверху.
Наплевать! Впереди дорога, нога на педали.
Педаль в пол…
Прочь от закатного солнца!
***
Стрелка топлива дергалась, почти лежала в крайнем левом положении. Бензина почти не было. Это про него говорили «парень с вечно пустым баком».
Да, он такой! У него все всегда заканчивается. Деньги, топливо, терпение… Теперь у всех все заканчивается. Пустота!
Потыкал в магнитолу. Та, в начале, отказывалась менять пережевывание на что-то другое, потом сглотнула, раздалось растянутое «хэ-э-й… хэ-э-й».
Нам пора. – перегнулся через Джул, увидел, что огонь уже облизывает окна второго этажа.
Хэй!
Педаль в пол!
Уезжая от дома, который, вот уже три раза, как ему не принадлежал, наблюдал в зеркало, как тот горит. Внутри горят разбитый телевизор, несуразная спальня и чемодан-уродец, который так и остался валятся посреди гостиной. Поплавились манжеты дешевых рубашек, купленных по соседству с замороженной пиццей, закипела пастель в дурацких тюбиках, обуглились жгуты джинсов и платьев, скотчевая перемотка превратилась в пластиковые ошметки.
Гори, прежняя жизнь! – подмигнул часам на панели, — Я поджег свой дом. Я разбил телевизор. Я начал жить заново!
Глава 4. «Полный бак»
Не вздумай! – отдернул руку от ключа, по привычке, чуть не заглушил машину у заправочного аппарата. Выдохнул, увидел в зеркало облачка выхлопа в районе багажника, кивнул отражению. — Только не сейчас, Джордж!
— У тебя не работает. – сказал парень на кассе.
Ему показалось, издеваясь «Что, опять у тебя ничего не работает, хе-хе?».
— Что… что не работает!?
— Не работает. Не заплатил!
— Не работает? – провел карточкой еще и еще, но черная коробочка с дурацким маленьким экраном издавала «чик-чик» без последующего «пик-пик», подтверждающего оплату.
Ты не заплатил! Опять не заплатил!
Достал другую карточку, попалась с рисунком-Олимпиадой, которой уже не суждено было произойти. Все приготовления напрасны, заново отстроенный стадион зарастет грязью, накренится, со временем, сложится, как карточный домик.
«Чик-чик». Платеж принят? «Пик-пик»? Нет «пик-пик»… не сработало.
Сзади, в очереди, начали шуметь.
— Карточки не работают. – сказал кассир. — Только наличные.
— У меня не работают? – он испугался, что банк заблокировал его карточки.
— Нет, вообще не работают. Только наличные. Только! Вы слышите!?
— Нет… только не сейчас… нет, только не…
В окно, посмотрел на покатый капот «Интерепид», с годами, как будто, все больше припадающий к земле, на сизый дым из труб сзади, на длинную очередь.
Следующим стоял огромный белый пикап со стальными трубами. Видимо, раздражаясь от дыма или, просто считая, что такое дерьмо не может оказаться раньше него в очереди, оттуда вылез огромный детина, оборачивался, смотрел по сторонам, искал водителя «Интерепид».
Джордж называл таких «футболистами». Потому что, они всегда занимали верхнюю строчку в турнирной таблице сборной школы или колледжа. Ненавидел таких. И их пикапы. Еще их дурацкие кепки и толстовки, с изображениям «Капитан Америка».
— Наличных нет. – он отошел, сгреб с полки «ТВ-пачки» чипсов, взял пару самых больших «Айрон-Брю», на полгаллона каждая.
— Эй! Ты не заплатил! – сказал, то ли парень на кассе, то ли «футболист», который теперь тоже оказался внутри.
— Я… я…
Хотел трусливо побежать к машине, но подумал, что может сделать кое-что получше. Бросил на прилавок несколько карт, одну с Олимпиадой, вторую с изображением какого-то животного, которое вот-вот вымрет (теперь точно вымрет, расслабьтесь ребята), третью простую, с дурацким орнаментом и названием банка.
— Считай сам, я заберу на обратном пути.
— Не… я так не могу, чувак… – затараторил парень.
Выходя, на стенде «Все для автомобилиста» (как будто, минимаркет заправки посещает еще кто-то), взял пару серых колец. Упустил это во время сборов дома, хотя скотч явно мог понадобиться куда больше, чем тюбики с краской.
— Эй! Эй, мистер! Я так не могу!
Джордж, выходя, развел руками «а я что могу». Дошел до машины, побросал все на заднее сиденье, потом какое-то время смотрел, как «стреляют» белые старомодные цифры на черном фоне. Заправка пользовалась постоплатной системой, оставалось не так много до полного бака.
Заправь сейчас, плати потом! Вот, это правильно! Так он любил. Плати потом. Потом, потом, потом… а, потом – значит позднее. А позднее – это никогда. Скоро, все это поймут. Поймут, что позднее – больше не будет и быть не может.
Чуть не прослезился, когда мигающее табло показало, что бак полон. Давно он не мог себе позволить залить под завязку.
Парень с вечно пустым баком! Точно, это он. Но, не в этот раз. Теперь все по-другому.
Он разбил телевизор, поджег дом, за который три раза подряд не расплатился, и заправил полный бак.
Начал жить заново!
Вот, только Джул. А, что Джул? Что с ней будет? – залезая в машину, увидел, что та сидит все в той же позе, ничего не поменялось ни во взгляде, ни в положении рук.
Он хотел сказать «теперь у нас полный бак», но сказал «там есть «Айрон-Брю», твой любимый». Она посмотрела серыми точками, достала из пачки еще одну сигарету.
— Джул, я… – хотел начать объяснять что-то, но не закончил. Надо было убираться подальше с заправки.
***
Но, просто так убраться не получилось. На выезде, по диагонали, между зданием минимаркета и бетонной клумбой, встал пикап «футболиста».
Водители таких машин иногда вешали что-нибудь на задний бампер. «Футболисты» моложе вешали черные резиновые яйца. Ненавидел таких! Расстреливал бы прямо на дороге! «Футболисты» постарше прикрепляли наклейки. Что-нибудь про футбол или республиканцев. Таких бы, он тоже расстреливал.
— Эй, ты что!?
Пришлось резко затормозить. Джул, как манекен, качнулась и ударилась о стекло. Натяжители давно не работали, он накидывал ремни только для того, чтобы не остановили копы.
— Плати!
— Ты, кто?
— Тот, кто не даст тебе проехать! Плати!
Стоящий рядом с покатым низким капотом, футболист казался ему еще огромней, чем в здании магазина. Хотя, вполне может, это был уже другой «футболист». Все они были похожи и все ездили на одинаковых пикапах, в стране – рекордсмену по продаже одинаковых пикапов.
— Тебе какое дело?
— Я не заплатил карточкой, и тебе нельзя!
— Да, почему же…
— Заплати! Я не заплатил карточкой и тебе нельзя! – повторил «футболист» и поставил огромный дурацкий ботинок дурацкого рыжего цвета, на бампер «Интерепид», дав понять, что никакие оправдания не подойдут и платить все равно придется.
«Хоть бы бампер отвалился, тогда… может…» – подумал Джордж, но тут ему пришла идея получше.
Он включил заднюю передачу (не самое сильное место Интерепида, прямо скажем), но тот кое-как «присел» и даже поехал назад.
— Эй, ты! Эй, ты… – закричал «футболист», но Джордж не слышал дальше. Закрыл окно, тыкнул в магнитолу. Музыки, пока что, не было, магнитола «соображала» мычанием и пережевыванием.
Здесь все дурацкое! – подбодрил себя, включил драйв, прицелился в просвет между клумбой и зданием, закрыл глаза, нажал на газ.
Педаль в пол!
Резина на дороге!
Смотри, как я мчусь…
Музыка так и не заиграла, зато раздался скрежет и стон. «Кажется, я протаранил пикап!?» – от этой мысли скрутило живот, он начал задыхаться
Он открыл глаза, только когда различил, что «Интерепид» толкнул сзади один, второй, третий раз, переключившись на третью-четвертую, повышенные.
Перед ним был облупившийся капот, все больше припадающий к земле и пустая дорога.
Смотри, как я мчусь прочь от закатного солнца! – закрыл глаза, вдавил педаль.
Когда открыл их следующий раз, все повторилось: капот, дорога. Вдавил педаль, закрыл глаза.
Так повторялось снова и снова. Ему нравилось. Капот и дорога… педаль в пол.
Вот, только… – вздрогнув, всмотрелся в зеркало заднего вида, боясь увидеть там огромный, буйвола-подобный, нос пикапа, нагоняющий его.
Нет, никого, пусто. Пустота.
***
Открыл глаза, все по-прежнему. Нога в пол и дорога.
Иногда можно было отключиться. Пусть и на всякое дерьмо. Все лучше, чем смотреть на «манекен» справа, слушать шуршание фольги, следом, – раздражающее «кх-рр-хх», от колесика и кремня. Уж лучше бы он не выкидывал зажигалку-турбо и слышал «щелк-щелк».
Стрелка топлива качнулась, перешла с двух третей на половину, поползла дальше.
Он немного сбавил газ, откинулся в кресле, таком родном, таком приятном. Пусть грязном и рваном, но… продранная кожа на боковинах даже имела свои преимущества, об топорщащиеся края можно было почесывать спину, ерзая туда-сюда.
Я заправил полный бак. Я начал жить заново.
Опять закрыл глаза и, довольно длительное время, не открывал.
***
Через несколько дней (или недель), с закрытыми глазами, ехать уже не получалось. Даже на короткие отрезки времени, нельзя было расслабиться.
Нужно было объезжать, разбросанные по дороге, наполовину свалившиеся на обочины, некоторые, перевернутые и сгоревшие, машины тех, за кем пришел Прилив.
Он объезжал и ехал дальше. Хотя, пока не знал, куда они едут.
В один из дней, понял, что машину скоро придется оставить. Дорога была переполнена остатками тех, кто не доехал.
Не доехал, куда? Он не знал. И пока не знал, что сказать Джул. Но, она и не спрашивала.
Что с ними будет? Этого он тоже не знал. И, об этом тоже не спрашивала Джул.
Зачем они вообще куда-то поехали!? Он не знал. Она не спрашивала.
Лечь перед разбитым телевизором, вдыхать сладковато-горьковатые запахи помоев с улицы, опустошать запасы.
Интересно, в супермаркете прошел бы фокус с карточками «сами потом считайте»? Скорее всего. И, он мог бы затариться. По полной! Как следует, повозюкать! В последний раз!
Взял бы столько консервов и «Тик-Тук», гору сикс-пэк «Бад», что колеса тележки перестали бы скрипеть, стонали, с трудом, проворачиваясь под такой нагрузкой. А, главное! Он бы за все это не заплатил. Взял бы, сколько нужно и ушел.
Заплачу на обратном пути! – все равно, что сказать «позднее, точнее – никогда… никогда, ха-ха».
— Туалет. – одна из немногих фраз, которую можно было дождаться от Джул.
Остановил, помог выйти, расстегнул, спустил джинсы, усадил, отвернулся. Не мог на это смотреть.
Послышался звук струи. Все-таки, посмотрел. Та сидела криво, привалившись в сторону, серые трусы из плотной ткани, как будто больничные, грязные, в разводах, висели на щиколотках.
Что будет, когда она не сможет делать это сама!? – отогнал эту мысль, пошел помогать одеться.
***
В один из дней, дорога оказалась полностью перекрыта наваленными разбившимися машинами.
Сдал назад, свернул, пытаясь объехать по второстепенной. Но, та привела его обратно, к основной, в том месте, где проехать было еще сложнее. Вернулся на второстепенную, помня, что в какой-то момент, справа, видел довольно крутой обрыв, в месте эстакады.
Доехал, нашел это место. Вытащил Джул, погладил панель и часы. Уперся спиной в багажник, руками – в задний бампер. Кажется, видел подобное в каком-то фильме.
Надавил, но плохо закреплённая личинка замка, которую не успел починить Виктор, больно врезалась в спину.
Пришлось повернуться и столкнуть «Интерепид», упершись ногой и обеими руками в бампер и багажник. Наверное, со стороны выглядело так, как будто, он дает пинок старому другу.
Но, кто смотрел со стороны!?
Пропасть оказалась не такой уж пропастью. Всего лишь оврагом в месте съезда с эстакады, в который навалилась куча строительного мусора с россыпью всевозможных упаковок, но пока не упало ни одной машины. Хотя, странно, учитывая, что здесь полотно дороги делало загогулину, довольно крутую, чтобы водитель, за которым пришел Прилив, не потерял управление именно на этом участке.
«Интерепид» закряхтел, нагнул нос, накренился. Он еще раз пнул пару раз по багажнику, и тот покатился. Проскрежетал днищем по щебенке, загрохотал, несколько пластиковых накладок отвалились, в конце – уткнулся в груду мусора, раскрыв капот в предсмертной улыбке.
Расчет не оправдался. Никакого взрыва или, хотя бы, огня. Тихая, унизительная смерть.
Я не умею драться, зато я круто взорвусь… прости, старина. – посмотрел последний раз на кусок своей бывшей машины, помог Джул подняться, опереться на его плечо.
Дальше пошли пешком. Он не считал, но кажется, прошли немного. Он и раньше не любил ходить, Джул любила. Но, у нее, с каждым шагом, получалось все хуже.
К концу одного из дней, они остановились в небольшой роще, переходящей в лес. Нашли неплохое место на возвышении и низкой травой, с деревьями по кругу. Удобно, чтобы натянуть полиэтилен и сделать небольшую открытую область для костра.
Пока он занимался приготовлениями, Джул легла в, расстеленный им, спальный мешок. Теплый, мягкий, простеганный крупными ромбами в красной непромокаемой ткани.
Прошло прилично, прежде он закончил все приготовления. Но, она лежала в том же положении.
Освещение стало красным, как будто весь мир, от которого они сбежали, горел, не только их дом. И стало тихо, очень тихо. Как бывает, только после ветреного дня.
Он сделал небольшой костер, пододвинул первую попавшуюся пару банок, поближе к пламени.
Она больше не встанет. – понял он страшную мысль. И, чтобы отвлечься, отвернулся, посмотрел вдаль, на линию горизонта, провожая предзакатное солнце.
Глава 5. «Серые точки, красные ромбы»
— Эй, парень! Ты… с пустым баком? Неудачник! Да, ты! Опять пустой!?
Он шел по небольшому городу. Вроде бы, пришел сюда, чтобы что-то найти. Но, когда вошел, то забыл, что именно хотел.
Еду, одежду, топливо!? Нет, что-то совсем другое.
Увидел тех, кого забрал Прилив. Тех, кто не успел уехать или даже разбить телевизор, тем более, поджечь дом. То, что от них осталось. Тени вместо тел, черные каракатицы, разбросанные по лужайкам, лестницам входных дверей, свисающие с бортов бассейнов на задних дворах.
И вот, появился «футболист». Раньше, он его уже преследовал. Выглядывал из-за какого-нибудь брошенного здания, борта одного из пикапов «всех американцев», выскакивал, прячась за будками банкоматов.
— Хочешь полный бак, да!? Я бы тебе отлил, но… – «футболист» стоял на лужайке, радом с одним из домов. Высокий, в толстовке «Капитан Америка», широкими плечами бывшего форварда, теперь – заслуженного члена общества с постоянным доходом, распланированными платежами по закладной и неуклонно растущим кэшбэком. — Я – с полным баком. – он ухватился за промежность, покачал здоровой пятерней то, что было за складками джинсов.
— Пошел ты! Мне не нужен полный бак. – пытался защититься Джордж. – Он больше никому не нужен! Слышишь, слышишь… – уловил в этих «слышишь, слышишь» истерично-визгливые нотки, которые так часто слышал у своей матери.
Его мать! Это она, первый раз, сказала ему про пустой бак. «Парень с постоянно пустым баком. Так говорят про таких, как ты, сынок». – кажется, в ее интонации было даже что-то вроде любви.
— Пустой бак, ты пустой… ха-ха-ха… нужен пустой бак, чтобы чувствовать себя неудачником, да!? Так, Джордж?
— Хватит! Стой! Нет. Мне не нужен…
Вздрогнул всем телом, как будто, скатился с крутой лесенки. Проснулся, смахнул липкий пот, кое-как сел.
Немного пришел в себя, поломал ветки, стараясь не трещать громко. Не хотел, чтобы Джул тоже проснулась. Хорошо бы разжечь костер до того, как она встанет. Иногда ему казалось, что в пламени костра, ее серая мертвая кожа становится почти прежней, почти живой.
Прежней! Никто не станет прежним!
Сгреб побольше листьев к центру, поставил две банки. Одну с красной крупной фасолью, вторую – с грибным супом.
Какое-то время смог не думать, ничего не представлять. Веточкой помешивал суп, сконцентрировавшись, чтобы всплески на стенках банки не пригорели черными дурацкими завитушками.
***
От запаха фасоли, может от первых лучей солнца, Джул начала ворочаться, что было неплохим знаком. Когда все было плохо, она лежала каменная, а потом вставала, как будто, кто-то нажимал кнопку в пружинном механизме, упрятанном в спине.
Фасоль забурлила, суп задымился, ни один всплеск не пригорел. Он отодвинул банки от пламени, подкинул еще веток, вытянул ноги вдоль костра.
Влажные штаны, высыхая, дымились, издавая запах пота, лесной земли и дерева. Вполне неплохое сочетание, по его меркам. К тому же, не надо стирать и гладить.
Мысль, что такая жизнь его чем-то даже привлекает, екнула «Как же, Джул!?». Как же ее мечта завести детей, чтобы они прыгали по лестницам их большого дома, который всегда был ему не по карману, трижды не по карману!?
Хоть не надо платить всем этим уродам! Вот, что по-настоящему хорошо! Закладные, потребительские кредиты, овердрафты, кредитные карточки. Все это умерло вместе с последним взрывом дорогущей хрени «Дженерал Электрик», где все это дерьмо хранилось.
Остались только консервы (но, ненадолго), лесной костер и грязные штаны. Может, изредка, сны про «футболистов».
Но, как же Джул!? Что будет с ней? – посмотрел на Джул. Она поднялась и тоже смотрела на него, прямо в глаза. Кажется, первый раз, с тех пор, как он разбил телевизор каблуком ее туфли, когда там сказали про «это». Ему показалось, что в этом взгляде есть мысль «вот из-за таких все и случилось».
— Нет, Джул, это не так… нет… – попытался успокоить ее, но быстро понял, что слов она не различает.
Прежняя Джул никогда бы так не подумала. Но, теперь Джул другая. Последние несколько недель, он всерьез боялся, что она что-то сделает с ним, пока он спит. Может, зарежет, если хватит сил, или намотает скотч на горло, воткнет какую-нибудь штуку глубоко в ухо.
Самое страшное… потом ляжет на дурацкий спальник, будет лежать с открытыми глазами. Пока в его венах, от удушения, не начнет бурлить кровь, вскипать кислородом, принося пронзительную боль, а его мозг будет гореть изнутри.
— Джул, проснулась? – спросил, лишь бы «сбить» этот ее взгляд.
Ответа не было, но он привык.
— Джул, будешь? – пододвинул банку красной крупной фасоли.
Опять никакого ответа. Мысленно помолился: Джул, скажи хоть что-то, пожалуйста… чтобы я не потерял последнюю надежду! Хоть что-то, пожалуйста...
Она посмотрел. Серые точки глаз еще больше стали похожи на точки. Взяла ложку, зачерпнула, отправила в рот. Показалось, он расслышал, как кипящий густой сироп зашипел от соприкосновения с небом.
— Ос-то-рож-н-о-о-о…
Дальше слышал только свои слова. Обычная чушь про «как можно» и «куда ты смотришь».
Когда их бесполезный поток иссяк, он понял. Теперь он точно понял: Прилив гораздо ближе, чем дома с покосившимися крышами, черные распластанные трупы и перевернутые пикапы.
Прилив прямо здесь. Он пришел за Джул. После него, будет Пустота. Тело Джул все еще работает... но, не проронить ни звука от ложки раскаленной фасоли!? Не только звука… ни единая мышца не дрогнула.
Отложила ложку, легла в жуткие красные ромбы. Скрылась-свернулась, остались только две серые точки.
— Я пойду, чтобы… – ничего не мог придумать, но понял, что должен срочно уйти, переключиться, сбросить с себя что-то, что только что «поймал». — Пойду, чтобы… наберу еще веток. Может, мы…
***
Шел столько, сколько мог. Лишь бы забыть раскаленную фасоль и каменное лицо.
Та… то, что сейчас там лежит, в этих дурацких красных ромбах, больше не Джул. Не может быть ей!
Нет! Это все еще Джул. Мы с ней – Джи-Джей и убегаем прочь от закатного солнца. И мы…
Нет! Это не Джул. Внутри нее Пустота. Пустота с оболочкой. Я хожу с чучелом Джул. Там, в красных ромбах, лежит ее чучело, с серыми точками вместо глаз.
Прилив пришел и принес Пустоту.
Вспомнил про Эмму, свою собаку в детстве. Та умерла от рака, когда ей было девять, а ему двенадцать. Он чуть с ума не сошел от горя.
Мэт, его отчим, в один из дней, сразу после ее смерти, когда он сидел на ковре в гостиной и плакал, предложил заказать чучело в мастерской Рэнди. Тот славился единственной, во всей округе, профессией таксидермиста.
Джордж убивал бы за такую профессию. Тем более, убивал бы тех, кто привозит в мастерскую Рэнди мертвых животных.
Но, Мэт не шутил со своим предложением. И, впрямь думал, что ребенку поможет чучело его умершей любимой собаки – забыть боль.
Он хорошо помнил последний день. Эмма задыхалась и чихала кровью. Не вставала, к тому времени ослабев и похудев так, что напоминала тонкий темно-коричневый жгут.
За завтраком, мать с отчимом о чем-то тихо переговаривались. Он сидел с ней, гладил, сам дрожал всем телом, когда от предсмертных спазмов, дрожала она.
Потом не выдержал, пошел наверх (ушел, как сейчас!), собирать какие-то вещи. А когда вернулся в гостиную, Эммы там уже не было. Обшарил все углы, заглянул под низкий журнальный столик, думая, что за время его отсутствия та стала такой тонкой, что могла пролезть туда. Но…
Заметив отсутствие переноски в обычном месте, понял, в чем дело. Выбежал на подъездную дорожку. Мэт сдавал назад «Врэнглер», чтобы развернуться.
Через стекло, в багажнике, в переноске, увидел Эмму. Та стояла, первый раз, за последние несколько недель. И последний.
Стояла и смотрела на него. Ее глаза не были мертвыми. Наоборот, они были очень живыми. Не то, что глаза Джул… и… она просила его о чем-то. О чем?
Чтобы он поехал с ней. Чтобы он был с ней, во время последнего укола. Слишком умная, для собаки, она знала, что все кончено. Просто ей хотелось, чтобы он был рядом.
Мэт вырулил, поравнявшись с ним, посмотрел на него, улыбнулся. Переключился на драйв, показал большой палец вверх. Через закрытое стекло было плохо слышно, но, кажется, он сказал: Все окей, малыш!
Наверное, он опять не шутил. Хотя, может и всерьез думал, что убив его собаку, сделает «окей».
Как только он позволил этому говнюку, убить свою собаку. Как!? Оставил ее в гостиной, ушел собирать какие-то дурацкие вещи.
Дурацкие, дурацкие, дурацкие… все дурацкое!
С тех пор, он больше не собирал никакие вещи. Просто кидал их, куда попало.
***
Должен я быть с Джул сейчас!?
Остановился, когда стало тяжело продираться через заросли кустарника. Сел на поваленное дерево, перевел дыхание.
Но, ее глаза совсем другие. В них нет жизни. Это больше не Джул. Это чучело.
После потери Эммы ему долго снился один и тот же кошмар.
В нем он сидит в гостиной (как тогда), на бежевом ковре с высоким ворсом. Раздается «динь-дон», самый распространенный звук гостиных всей страны, идет открывать дверь.
За порогом – курьер, улыбающийся белозубой улыбкой, выдвигая крепкую нижнюю челюсть, как будто на нем не коричневый комбинезон ФедЭкс, а трико Супермена.
— Вам посылка, мистер… э-э-э, мистер Джордж? Так я понимаю? – «челюсть» наклоняется, чтобы рассмотреть его лицо, действительно ли он, «мистер Джордж». Потом, видимо, удовлетворившись осмотром, снова улыбается, протягивает планшетную папку.
— Распишитесь здесь и здесь.
Расписывается «здесь и здесь», «челюсть» уходит, он переносится к коробке. Взрезает скотч, обычный канцелярский прозрачный, неприятно тонкий… открывает клапаны: на него, облачком, вылетает химический запах разноцветных опилок.
Он роет их вниз, вниз и вниз. Пока не натыкается на палево-коричневую спину, проводит по ней, внизу, на животе, ощупывает длинный продольный шов.
То ли от ужаса, то ли от раздражения, поднимает и бросает коробку об пол, с головы чучела падают остатки опилок.
На него сморят глаза. Круглые и блестящие. Абсолютно неживые, хотя и немного правдоподобные, с отсветом грусти и мудрости – одновременно. Похоже, Рэнди, и правда, знает свое дело.
Достает чучело, отвинчивает колесики от журнального столика, того самого, под которым он не нашел Эмму в тот день, в который…
Следующий на очереди – моток серого скотча в тонкую паутинку армированных волокон.
Приматывает колесики к ногам. Где-то получается неаккуратно, восстановленные Рэнди, когти пытаются прорвать скотч. Ну и ладно… хоть как-то держится...
Когда заканчивает с ногами и колесиками, отматывает метра полтора ленты, скрепляет две половинки, соединяя один конец в петлю, надевает ее на шею, вместо ошейника.
— Отлично придумано, сынок! – обычно, в конце сна, появляется физиономия Мэта, в дурацкой бейсболке и, с поднятым вверх, пальцем. — Ты решил эту проблемы с помощью скотча! Так, Джорджи, сынок!?
***
Обошел заросли, прошел через лес. Тот сменился на перелесок, потом – на ровную поверхность с редкими деревьями и проплешинами.
Давно он не ходил столько! После дня прощания с «Интерепид», они проходили немного, каждый день по чуть-чуть, никогда не шли через заросли или густой лес.
С каждым днем, она становилась, как чучело. – подумал и поругал себя за такие мысли.
Закрыл глаза, снова куда-то провалился. В этот раз, не в гостиную дома, а в заброшенный город. Тот самый, который видел сегодня во сне.
Из-за угла дома, выглянул «футболист». Выпирающая челюсть, толстовка с «Капитаном», широкие плечи.
— Эй, ты! Пустой бак! – «футболист» сложил два пальца, засунул под нижнюю губу, громко свистнул, как, наверное, часто свистел на трибунах перед татчдауном , — Твоя телка с полным баком, я вижу!? Ага?
— Пошел ты!
— Да-да! С полным баком… ба-ком… опилок! А-ха-ха-ха!
— Что, что…
Он оглядывается и видит, что идет не один. За собой катит чучело Джул. К ее ногам примотаны колесики, точно, как от того журнального столика в гостиной. Неаккуратно налепленный скотч, раздается «кх-рр-хх» по асфальту.
— Эй! Дорогуша! Хочешь мой шланг? – «футболист» подхватывает за промежность, трясет содержимое. — Тебя ждет полный бак, крошка! Иди, попробуй! Наполни себя! А-ха-ха…
— Дурацкий, дурацкий… – злится Джордж, боясь сказать что-то еще. Вдруг, «футболист» припомнит поцарапанный пикап.
Старается идти равномерно, медленно, как идут, когда знают, что за ними следит хищник. Полностью не останавливается, катит чучело Джул, скотч продолжает «кх-рр-хх». Колеса, прикрученные к ногам, в некоторых местах, опасно подпрыгивают на неровностях дороги.
Неплохо вышло со скотчем. Да, сынок!?
Очнулся. Повернул, пошел обратно. Приняв, про себя, решение… Если я вернусь, а Джул лежит все так же, я все ей скажу! Все! И если она не ответит, пусть остается! Пусть. Я оставлю ей все консервы, буду даже приходить раз в неделю, проверять, как там… но, дальше я с ней – не пойду.
Н-е-ет! Хватит с меня скочта! Хватит чучел! Хватит возюкать!
***
В следующие два дня он обошел весь лес, перелесок, места с холмиками, исследовал овраги. Несколько раз пролез туда-сюда через гряду из кустарника, спутанного с молодыми деревьями. Бежал к каждой поляне, расположенной на возвышении, ожидая увидеть там потухший костер, раскиданные банки с консервами и красные ромбы, из которых – на него выглянут две злые серые точки. Все еще… такие родные, такие любимые!
За эти два дня, даже красные ромбы начали казаться не такими дурацкими.
Но, так и не нашел ее. Ни ее, ни лагеря. Не нашел дорогу, по которой они сюда дошли. Вообще не нашел никаких следов. Как будто, все этого вообще не было.
Несколько раз вспоминалась Эмма. Дрожа, из последних сил, стоя в переноске, в багажнике «Врэнглер» – лишь бы увидеть его, в последний раз. И этим последним взглядом прося, чтобы он поехал с ней. Чтобы он был с ней.
Может быть, того же хотела и Джул. Только ее глаза были безжизненными. Но, это ведь не значит, что эти глаза, от этого, меньше о чем-то просили!?
***
Два дня, следующие за несколькими днями поисков, он не помнил. Но, в конце, что-то заставило его встать из-под дерева, хотя он и не понимал, что, проглотить половину упаковки «Тик-Тук», валявшегося в кармане, запить водой из лужи.
Потом, что-то заставило его пойти. Куда – он не понимал. Для чего – тем более.
Оставалось только возюкать дальше. И он возюкал.
В один из следующих дней, вышел на дорогу. И, пройдя по ней сколько-то, увидел на обочине магазин. Один из тех, которые раньше использовали люди на пикапах подешевле и постарше, – чтобы заправиться. Заправить свои желудки плохим алкоголем и жирной едой.
Ненавидел такие магазины. Дурацкие! Но, зашел внутрь.
***
Взял несколько банок со стойки с консервами, стараясь избегать фасоли. Кое-как, пальцы не слушались, открыл три из них, сразу. Засовывал руками содержимое в рот, чередуя. Кукуруза смешивалась с половинками непонятных фруктов, сверху сдабривалось рыбной требухой.
Никогда не любил рыбные консервы! Дурацкие! К тому же, к рыбным консервам применимо «правило бургера» – то, что оказывается под упаковкой, совсем не такое, как на картинке.
Но, сейчас все это было неважно. Он понял, насколько сильно проголодался за эти… сколько!? Сколько-то дней. Сколько-то ужасных дней. Не важно.
Хватит! Заткнись! – ударил себя по виску банкой. – Хватит! Ты потерял ее! Ты потерял, потерял, потерял…
Долго плакал. С начала в голос, потом беззвучно. В какой-то момент, через пелену слез, за крутящейся стойкой с книгами и журналами, появился футболист.
— Эй, пустой бак? – огромная челюсть еле протиснулась между спортивным журналом и «Джи Кью».
— Пошел ты! – запустил туда банкой, от чего стойка с журналами грохнулась на пол, рассыпав все содержимое.
Футболист пропал. А, открывшаяся картина, показала отдел «Для автомобилиста». Помимо всякой дурацкой ерунды, на крючках белой стойки, висело кое-что, что действительно было необходимо сейчас.
По цвету, чем-то напоминало глаза Джул, за мгновение до того, как он ушел собирать ветки, а на самом деле – просто ушел.
Хорошо еще, что стойка была белой. Если бы серые кругляши смотрели на него с чего-то красного, похожего на дутые ромбы спального мешка, тогда бы не выдержал.
Взял одно кольцо, покрутил в руках. Тяжелая и добротная штука. С мелкими точечками в основе армирования.
Любимый, автомобильный! Крепкий и тянущийся. Универсальный и, ко всему, подходящий.
Например, сейчас… – плач сменился всхлипываниями, — Например, сейчас! Отмотал сразу метр полосы, туго накрутил чуть выше предплечья.
Держал долго, чувствуя, как покалывает кончики пальцев. Отрезанная от подачи крови, часть руки, постепенно умирала, сопротивляясь этому. Вены набухли, мышцы округлились, стараясь прорвать «кордон».
Этикетка обещала нагрузку в две тонны, сопротивление было бесполезным. Но, его организм, точнее, рука, об этом не знали. Поэтому, сопротивлялись.
Да, так отчаянно, что края ленты с той стороны, где давила кровь, немного вывернулись. Ни намека на разрыв, конечно, но…
Вспомнил тех, кого видел, пока они с Джул, сначала ехали, потом шли по дороге.
Почему они перестали сопротивляться!? А я нет?
Выдохнул, снял скотч, кровь потоком хлынула в освободившееся пространство. К тошноте добавилось головокружение.
Почему я не перестал сопротивляться!? Или, я никогда и не сопротивлялся?
Я никогда не умел драться. Ни нож и не дробовик. Зато, зато… зато, что!?
***
Стало чуть легче. Нашел хозяйственную сумку, подготовился. Поверх консервов, бросил два серых кольца.
На фоне красноватых этикеток «Дженерал Фуд», те очень напоминали серые точки глаз, укутанные в красные ромбы спального мешка.
Вышел из магазина, пошел в сторону, как ему казалось, основной магистрали. Вид серых точек не пропадал. И красных ромбов тоже.
А поскольку, смотреть больше было не на что – перевернутые машины, трупы, мусор, – то смотрел на свои ботинки, которые явно не годились для таких туристических мероприятий.
Часть шнурков болталась, другая – наоборот, больно глубоко врезалась. К тому же, от его косолапой походки, подошвы обтерлись с боков, напоминали две дурацкие черные мыльницы.
Сумка бряцала банками и давила плечо. Штаны настолько заскорузли от грязи и пота, что, при каждом шаге, врезались в колени.
Все дурацкое! – перевесил сумку на другое плечо, вышел на большую магистраль. Оглянулся и остановился. Увиденное отвлекло от серых глаз в красных ромбах.
Сзади, справа и слева, идя между разбросанных остовов машин и того, что из них вывалилось, шли люди.