Осенний лес наполняется множеством красок. Летом все зелено, а осенью лес становится очень пёстрым, прямо, как у людей к концу жизни. Получается, что все живут вроде бы одинаково, но каждый умирает по-своему, каждая смерть исключительна и никогда не повторяется. Можно спланировать, что угодно, но бесполезно это делать по отношению к смерти. Она всегда уникальна в своей сути. Первый раз я увидел смерть, когда мне было 5 лет. Однако, начну рассказ по порядку.
Вспоминается деревянный дом, бабушка стирает постельное бельё на стиральной машине типа белка-3. Может это была какая-нибудь другая стиральная машина похожая на неё? Я уже не могу сказать с достоверностью, но помню была на ней ручная выжималка для белья из двух резиновых валиков, вращающихся на встречу друг друга. Бабуля никогда не пользовалась выжималкой, а выжимала своими сильными руками, потому что так было быстрее. Женщина она была крупная, и ей под руку даже дед боялся подпадать.
Квартира состояла из двух комнат, разделённых печкой. Она во время стирки белья заполнялась влажным воздухом потому, что воду таскали с водоколонки в вёдрах на коромысле, а грели на печи. Печь топили углём. Когда открывалась входная дверь зимой, то морозный воздух врывался в комнату белыми клубами пара, растекаясь по всей квартире волнами. Я не любил, когда шла стирка, потому, что было слишком душно, пахло мылом, и дверь старались не открывать, так как считалось, что от этого можно простыть и заболеть.
Сушили бельё на улице, на морозе. Когда его вносили в дом, то для меня это был просто праздник. Вся квартира наполнялась удивительным ароматом мороза, и каким-то ещё совершено волшебным ощущением чистоты. Однажды, я прочитал, что скафандр космонавтов после выхода в космос приобретал неустранимый специфический запах космической пустоты. Я думаю, что бельё после сушки на морозе, возможно, приобретало похожий аромат.
Вот однажды, в разгар стирки белья, бабушка вдруг задумалась. Она рассказала деду, что приснился ей страшный сон, от которого ей стало тревожно на душе. Я навострил уши. Приснился ей её брат, мой дед Иван, который проживал в г. Шира, что было сравнительно далеко от того места, где мы находились.
И снилось ей, что брат строит дом, но дом очень странный. Он обит красной материей и очень напоминает гроб. И потом, все родственники в этом новом доме собрались, но, поссорились, и он всех выгнал. Все ушли, и он там остался один. Когда она вышла из дома на крыльцо, то увидела большое заснеженное поле, ограждённое серой редкой деревянной оградкой.
Не успел дед ей, что-либо ответить, как в дверь постучались. И, когда дверь открыли, то в клубах пара появился почтальон. Он принёс срочную телеграмму. В телеграмме было написано: «Срочно выезжай брат присмерти». На следующий день начали собираться в г. Шира.
Девать меня было некуда, так как родители проживали и работали в другом городе. Детского садика не предвиделось, и они совсем не ожаждали увидеть своего дитяти. Бабуле проще всего было взять меня с собой в эту поездку.
– Да и деда Ваню увидишь в последний раз. – сказала бабуля и собрала мои вещи.
Тогда поезда толкали паровозы. Ехали мы двое суток. На станции Шира нас встретили, и мы долго шли по улицам, поднимаясь в гору. Пришли в деревянный дом, почти такой же как у нас.
Дед Ваня лежал в первой комнате на кровати, и он уже давно с неё не поднимался. Лицо его было жёлтое иссохшее с ввалившимися щеками. У него был рак желудка. Его жена, женщина пожилого возраста, Дарья занималась в Хакассии знахарством. Она лечила туберкулёз травами и отварами. Наверно делала она это достаточно успешно потому, что на столе лежала гора писем. Надо сказать, что приехали мы перед самым Новым годом. Это был 1960 год. Письма были в основном поздравительными открытками.
Баба Дарья рассказала, что за день до нашего приезда посетили деда Ваню его умершие родственники, все погибшие братья и сестры, а также его родители. Из 7 братьев и сестёр их осталось в живых трое. Ещё живым был деда Кузя, но он не приехал. Дед Ваня был среди братьев и сестер старшим.
Он уважительно разговаривал со всеми умершими родственниками. Баба Дарья со страхом рассказывала, как он поимённо обращался в разные концы комнаты, где ему виделся тот или иной родственник. Она же не видела ничего, и так как была в доме одна, то очень сильно испугалась. Но, потом дед успокоился и уснул. В день нашего приезда ему стало лучше. Он обрадовался своей сестре, моей бабушке, и погладил меня по голове. Говорить ему было тяжело. Его покормили бульоном, и он уснул.
Вечером, за окном бушевала снежная метель, играла гармошка, начиналось празднование нового года. В комнате горела только настольная лампа, при свете которой баба Дарья разбирала письма и поздравления, присланные ей от её бывших пациентов и родственников. Некоторые зачитывала в слух, где её благодарили, выздоровевшие больные. Моя бабуля лежала на кровати, наверно дремала. Мне было нечего делать, и я подошёл к деду Ване и сел у его кровати.
В неясной полутьме комнаты по стенам ходили тени от движения рук бабы Дарьи у лампы, как будто крыльями махали приведенья. Дед дышал прерывисто, что привлекло моё внимание. Вдруг кадык задёргался, и остановился. Я закричал: «Баба, баба, дедушке стало плохо!». Все сбежались, зажгли свет. Я видел, как тело деда дёргалось в агонии. Потом потушили свет, а за окном играла гармошка, и пели песни молодые голоса. Наступил Новый год.
Через много лет, мы с бабулей вспомнили эту историю. Она с мистическим трепетом рассказала мне, что приснившийся ей дом, обитый красной материей, в точности был похож на гроб, в который деду Ваню положили, а оградка вокруг дома оказалась оградкой кладбища. Она ей привиделась во сне такой, какой она была в действительности, хотя она ранее в Шира на кладбище никогда не была.
Конечно, я знаю, что бога нет, но что-то такое все-таки есть, чего мы понять не в состоянии. – говорила она мне по этому поводу. Сама она умерла от рака кишечника. Её брат, дед Кузя, умер от рака лёгкого.
Я теперь понимаю, что она имела ввиду, когда говорила, что бога нет. Она хотела сказать, что нет поповского бога, но другой Бог, настоящий, он таки есть. Ему не важно во что ты веруешь или не веруешь, ему важно: жил ли ты по справедливости, не нарушал ли великий закон добра – каждый делает другому то, что хотел бы, чтобы делали ему.