У павлинов противные голоса.
Их распущенные хвосты фейерверком фальшивых глаз намекают, что эти братья индюков и потомки рептилий видят даже задом. Но вы-то знаете: павлин – глупая птица. Ведь павлин – всего лишь большая курица с прибамбасами.
И всё же у кур павлины вызывают чувство неполноценности, а павлины, в свою очередь, терпеть не могут и их, и фазанов. Может это - глубинная соматическая зависть к возможной вариабельности бедных родственников (ведь у павлина только 76 хромосом, когда у кур - 78, а у фазанов – аж 82). Но глядя на человека, у которого хромосом 46, павлины оттягиваются в компенсаторной спеси и самолюбовании. Они осознают свою неотразимость.
Павлины всегда – около ворот в заповедник моды искусственной жизни. Они – как золотая карта псевдореальности. Глаза павлиньих перьев толкуют нам эстетику. В перьях торжествует феодально оформленный купеческий оптимизм барокко. Именно так они возносят эстетику до: "много – это прекрасно", внушая, что штамп неразличимости одинаково повторенного – основа языка красоты. Павлины и говорят штампами. Их язык трясущихся говорящих перьев в инфразвуке разносит их нормативное мнение о происходящем. Мнение есть у павлинов всегда, даже когда они беззвучны.
Павлины, как и положено начальствующей птице – величавы, но страстны. Причём страсть их колышет эмоциями раньше, чем видна цель. И они прожорливы! Жрут всё, даже своих троюродных братьев – змей (о лягушках я и не говорю). Как говорится – берут от жизни всё.
Вся внутренняя сущность павлина умещается в его перьях. И павы предпочитают выбирать (именно выбирать!) любимого по его звеняще-стоячему хвосту, украшенному имитацией глаз, тупо застывших в ожидании положительного решения главного вопроса.
Интересен этот тупиковый эволюционный путь динозавров в совершенствовании разнообразной яркости прикида. Если в человеке – ВСЁ должно быть прекрасно, то ящеры чем-то (в голове?) подсчитали, что только яркость перьев возносит на эволюционный пьедестал. (Здесь какая-то скрытая связь: радуга и яркие одежды страстолюбцев анала резонируют с клоачными красавцами отряда курообразных).
И павлины рождают моду. Красные штаны и пиджаки, алмазы и стразы на платьях, татуировки, пестрые одежды, цветные волосы, раскрашенные ногти…
Так павлины учат людей пониманию прекрасного.
Если вы поинтересуетесь у знатока, какого цвета глаза павлина, вам ответят: голубые, имея ввиду глаза на хвосте, когда же вы спросите, про цвет глаз у павлина белого, ответ будет: голубые (подразумеваются глаза зрящие). Так что в наличии некая путаница между головой и оперением, которое у павлина существенней верхнего придатка.
Нельзя сказать, что павлин обязательно сторонник ислама, но он обычно сожительствует с тремя самками, доводя иной раз их число до пяти. Как реальный владелец гарема, павлин относится к миру соответственно: он напыщен и надменен. Этот экстравертивный самовлюблённый щёголь не снисходит до пенья, услаждающего жён. Он говорит редко – отрывисто и резко, возвещая о дожде или приближении противника. Крик его страшен. При виде врага павлин поворачивается к нему задом и приподнимает свой хвост. Тогда его зад оголяется и мы видим обыкновенную куриную жопку, которая в обыденности прячется под нависшими над ней фуфырящими перьями. И мы понимаем, что красота – штука обманчивая, хотя христиане считают, что павлиний хвост символизирует святых. Им распущенные перья напоминают нимб над святым ликом.
Как всякий стяжатель, лишившийся богатства и власти, павлин без гарема или хвоста выглядит грустно и угнетённо. И силовики джунглей (леопарды и другие звери) спешат пустить на мясо эту, когда-то блиставшую красоту. Перья звери выплёвывают.
И павлины кричат, чуя ЗВЕРЯ.